Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2013
Елена Леонидовна Шостак — автор сборников стихов «Светом вечерним» (СПб., 2008), «Весеннее солнце у входа» (СПб.: Русь, 2006), «Мы идем от лужи к луже» (СПб.: Русь, 2006). Стихи в журналах «Звезда», «Новый берег». Детские стихи — в монографии Ольги Машталь «Программа развития способностей ребенка» (СПб.: НиТ, 2007).
* * *
Вдруг очутиться в Озерках
С продрогшей розою в руках,
По светофору перейти,
Прийти к тебе, сказать: «Прости».
«Прости, что долго я не шла,
За это время прожила
Я сотни жизней, может быть,
Но не смогла тебя забыть».
Теперь ты женщина и мать,
Но мне приятно обнимать
Твой по-девичьи тонкий стан
И проходить по тем местам,
Где отзвучал наш юный шаг.
Пусть в нашей жизни будет так, —
Пусть будет так, как суждено.
Ты помахала мне в окно
Из кухни дома-корабля,
И закружилася Земля.
* * *
И в вечности умеря шаг:
Уже не нужно торопиться…
Там тимофеевка на спицы
Накручивается. Итак…
Мы пропустили весь январь,
Все праздники его и даты.
Вечерних фонарей янтарь
Венеты увезли куда-то.
Там будут строить из него
Волшебные дворцы и храмы.
А мы? Расклеим скоро рамы
И впустим ночи волшебство.
Какой-то новый слух открытый.
А в чутком ухе, как в дупле,
Останется, как лист забытый,
Как звук, не отданный метле,
Какой-то чуть заметный шорох,
Почти забытая зимой
Ночная бабочка на шторах
С прозрачной радужной каймой.
* * *
Февраль, и оттепель, и сыро,
И влажный воздух тяжелит.
В снегу капель пробила дыры.
А сердце? Чуточку болит.
Февраль, наверное, особый,
И что с ним делать, с февралем, —
Он весь: от певческого зоба
До рук, что наскоро, углем,
Спеша, подчеркивая вены,
Нарисовала я вчера, —
Он чуден. Необыкновенный!
Он начинается с утра,
И даже — с ночи. Сердце сжалось,
А сверху шапкой снеговой
Упало то, что залежалось,
Как две руки за головой.
Увы, сердечники глотают
И корвалол, и коринфар,
А под ногами — тает, тает
И отражает вспышки фар.
И весь асфальт покрыт ветрянкой
Бегущих тормозных огней,
И тополь, с гордою осанкой,
Слуги старинного верней.
* * *
И. Г.
Вослед безумью моему
Все конницы пускаю.
Я счастлива и потому
Так много допускаю.
Я допускаю в жизни то,
Что не допустит каждый;
И в мокром стареньком пальто
Явлюсь к тебе однажды.
И ветра дерзкого порыв
В лицо ударит снова;
Мое безумье — как обрыв
Над хмурой зыбью слова.
Над этой зыбью ветер строг,
Деревья тянут длани.
И я хочу — к тебе дорог,
К тебе — хочу желаний.
* * *
Ты будешь юной, очень юной,
Улыбчивой и непростой.
Я на тебя июнем дуну,
Цветастой праздничной верстой.
Увидишь выводок шмелиный,
Шутя посмотришь на стрижей
И, руки перепачкав глиной,
Построишь десять этажей.
А может быть, на гладь морскую,
Задумчивая, поглядишь.
Я по тебе всегда тоскую,
Когда ты тихая сидишь.
* * *
За окнами темно, темно.
Тебе ли плечи золотит
Во тьме горящее окно?
Тебе ли тополь шелестит?
Тебя ли полночь приведет
К моим дверям, к моим дверям?
Мой уличный фонарь найдет:
Ночным я верю фонарям.
Их свет по-прежнему не строг,
Они отчаянно-желты,
Они на мой ночной порог
Легли. как лисие хвосты.
Легли, как чудо из чудес;
Легли, как сказочная кладь.
Пока не убежали в лес,
Возьми рукою их погладь.
* * *
Мне сродни сентябри.
Может, лето не жалую?
Сколько хочешь — смотри.
Зачарую, избалую.
Во все очи гляди:
На меня ли, на тополи.
И черту проведи,
Как дороженьку во поле.
И пока — не пестро,
Листья в ноги не бросились, —
Ты постой у метро
И подумай об осени.
Эта осень — твоя,
От куста огнепалого;
У нее есть края,
Как у килика малого.
Поднеси, отхлебни,
В две руки, как задумано.
Эти первые дни —
Словно «Бабочки» Шумана.
* * *
Ветер с солнцем вперемешку,
Я люблю твою усмешку —
На обветренных губах,
Глянец солнечный — на лбах.
Ветер с солнцем вперемешку,
Мы с тобой не будем мешкать,
Схватим дивный эпизод.
Неостывший час, как зод,
Мы с тобою слепим, скрутим,
Будем жить междуминутьем,
Междучасьем пролетим, —
Ветер, милый побратим.
Смейся-смейся над делами,
Листья стали зеркалами,
Все колеблется в окне.
Ну какое дело мне
До мороки, до заботы.
Милый ветер из субботы,
Ветер праздничный, цветной,
Двор открытый, проходной,
Три-четыре старых лужи
И бессонница к тому же,
Та, что душу бередит:
На скамейке посидит,
Мирно птицам булку скрошит, —
Ветер ей виски ерошит, —
Ветер солнечный, незлой,
С незапахнутой полой.
* * *
Романтика — стоит в дверях
И разговаривает строго.
Романтика — в морях, в морях,
А море — где-то у порога.
Неважно, что это: листва
Иль рокот царственного Понта, —
Романтика — жива, жива
Под крышей старенького зонта.
В песке — сандали у нее,
Дыра — на стареньком носочке.
Романтика — твердит свое
И никогда не ставит точки.
* * *
Тридцать градусов выше нуля,
И недвижно стоят тополя.
От жары все притихло кругом.
Только дети и сердце — бегом.
Этот бег не унять, не унять,
Эти плечи мне нужно обнять,
Обхватить и в объятиях сжать,
Значит, сердцу бежать и бежать.
Что же, сердце, беги и беги!
Ты упрямее детской ноги.
Во дворе — голоса ребятни,
И не делится лето на дни.
Лето — цельный аршин и кусок;
Тянет лето балетный носок.
Тихо пух тополиный лежит.
И секундная стрелка дрожит, —
Не проходит черты круговой.
В это лето — уйду с головой.
Летний зной, летний зной, летний зной.
Станет меньше печалью одной.
* * *
Сирень, ты похожа на плечи
Девчонки, играющей пьесу.
С сиренью становится легче,
С сиренью рождается «если».
С листа и чуть-чуть завираясь,
Срывая, как звуки, соцветья,
Сирени играют, стараясь,
Сирени играют в столетья.
Сирени дожди обрывают,
Как детские пальчики, просто.
Их солнечный луч нагревает,
Сиреням — костюм не по росту.
Он загодя куплен, как платье,
Как платье, — шутя и на вырост.
Сирени стирают, как ластик,
Печаль, из которой ты вырос.