Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2013
Справедливость — это равенство, и ‹…› постыднее творить несправедливость, чем терпеть ее.
Сократ
The
liberal regime is a regime of producers and consumers, not of citizens.
Ronald Beiner
Возможности языка отражать субъективный взгляд человека на мир поистине неисчерпаемы, и выбор нужного слова среди лексических синонимов является чрезвычайно важной частью общения. Например, в зависимости от того употребите ли вы в одном и том же контексте слово любовь или шуры-муры, предательство или коллаборационизм, лояльный или равнодушный, безмятежный или бесчувственный, очарование или демонизм, ваша фраза будет восприниматься по-разному.
Язык — вещь совершенная, в нем нет абсолютных синонимов. Дополнительные значения, оценочного, стилистического, грамматического, лексико-семантического и даже общественно-политического характера, которые включены в семантическое значение слова, осложняют процесс его употребления в речи, но, с другой стороны, значительно расширяют возможности говорящего.
В английском языке, например, существительные ignorance и unintelligence часто заменяют друг друга. Однако в «Нортенгерском аббатстве» Джейн Остин тщательно их разграничивает. В романе приводится рассуждение о том, что женщине не следует стыдиться своего невежества. Наоборот, ей стоит использовать его в качестве преимущества, ибо, проявив невежество, легче начать общение. «Обладать хорошей осведомленностью — значит ущемлять тщеславие окружающих, — пишет Остин, — чего разумный человек всегда должен избегать, в особенности женщина, имеющая несчастье быть сколько-нибудь образованной и вынужденная поелику возможно скрывать этот недостаток».Невежество (ignorance) может быть не только естественным, но и преднамеренным, социально обусловленным, выступая в качестве тщательно спланированной неосведомленности (unintelligence). Молодой девушке, которая вступает в общество, по мнению Остин, следует помнить об этом.
Таким образом, чтобы выразить свою мысль точно и в соответствии с ситуацией общения, отправителю речи необходимо принимать во внимание многие факторы. Дополнительные свойства лексем позволяют расставлять приоритеты, делать акценты на наиболее важной информации, направляя беседу в нужное русло. Иногда, например, намеренно сделанная «ошибка» способна передать гораздо больше смысловых оттенков, чем нейтральный лексический вариант обозначения.
Особую группу в русском языке образуют заимствованные слова, которые вошли в него относительно недавно. Эстрадное искусство, традиционно воспринимаемое как искусство малых форм, в 90-х годах превратилось в шоу-бизнес, хотя в английском языке в качестве эквивалента к этому словосочетанию существует variety (art), значение которого, правда, не подразумевает извлечение прибыли. Популярная на Западе политкорректность сменила правила поведения советских граждан и цензуру, а существительное толерантность все чаще заменяет в речи традиционную терпимость.
Безусловно, необдуманное использование заимствованных слов приводит к стилистическим ошибкам и может вызвать только улыбку. С другой стороны, внедрение в лексический состав языка нового слова, дублирующего традиционную лексему, обусловливает их смысловое разграничение.
Например, значение заимствованного существительного толерантность и традиционного терпимость одно и то же. Однако в последнее время не только в России, но и в других странах толерантность все чаще начинает приобретать негативную окраску, обозначая навязанное сверху требование вести себя в соответствии с либеральными установками, которые заставляют проявлять терпимость по отношению к тому, что терпеть невозможно.
Слово толерантность произошло от английского существительного tolerance в значении «устойчивость», «переносимость», которое, в свою очередь, происходит от латинского tolerantia, обозначающего терпение, терпеливость, выносливость. Аналогичные значения в древнегреческом языке имеет и слово phoretos, которое образовано от глагола phoreo — «нести». Таким образом, между значениями существительного толерантность и глагола нести (выносить) прослеживается устойчивая связь, которая в современной западной интерпретации приближается к бесконечности.
Другое дело в русском языке. Такие фразеологические сочетания, как терпение лопнуло, передел моего терпения, не испытывай моего терпения, указывают на существование некой критической точки в значении слова, переход за которую будет сопровождаться нежелательными для человека последствиями. Разница в этимологии и способности образовывать устойчивые связи с другими единицами языка приводит к расхождению в восприятии синонимичных по сути лексем.
Прилагательного терпимый в Этимологическом словаре нет, однако можно предположить, что через глагол терпеть оно связано со словом терпкий, которое имеет значение «оставляющий вяжущее ощущение во рту, оскомину». Таким образом, очевидно, что терпимым в русском языке называют нечто достаточно неприятное. Стоит упомянуть и о том, что оскомина происходит от слова «оскома», имеющего тот же корень, что и глагол «скомить», то есть «болеть, ныть, щемить». Отсюда фразеологическое сочетание набить оскомину, которое употребляется по отношению к тому, что опротивело в высшей степени. Кстати, в переводе на английский набить оскомину (to set smb’s teeth on edge)имеет то же значение.
В английском языке оскомина ассоциируется даже со словом nausea (тошнота), в то время как прилагательное tolerable (терпимый) означает удовлетворительный, довольно хороший, сносный, приличный, приемлемый, то есть соотносится со словами, в которых нет ничего предосудительного. Есть, правда, некоторая усредненность, которая в отношении, например, способностей человека часто граничит с посредственностью.
С другой стороны, о явных противоречиях в значении слова толерантность свидетельствуют не только факты языка. Что бы ни говорили, наш мир развивается не в соответствии с общественным мнением, а по законам физики. Согласно третьему закону Ньютона, всякое действие вызывает равное ему по силе противодействие. И этот закон отменить невозможно никакими реформами и проповедями толерантного отношения, не вступив в противоречие с самой природой мироздания.
Следовательно, мысль о том, что не стоит проверять терпение других людей, потому что когда-нибудь оно закончится, не возникла на пустом месте. Наличие в разных языках пословиц, описывающих один и тот же сценарий развития событий в случае недопустимого поведения, свидетельствует о том, что здравый смысл не приемлет никакого лукавства. Русские пословицы Сколько веревочке ни виться, а конец будет; Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить означают следующее: сколько бы человеку ни удавалось избегать наказания, кара его все равно настигнет.
Приведенная выше пословица о кувшине существует во многих языках: the pitcher goes so often to the well that it is broken at last (англ.); tant va la cruche а l’eau qu’а la fin elle se casse (фр.); addig jбr a korsу a kъtra, mнg el nem tцrik (венг.); su testisi su yolunda kirilir (турецк.); tanto va el cбntaro a la fuente, que al final se rompe (исп.); tantas vezes vai o cвntaro а fonte que lб deixa a asa (порт.). Пословицы отражают систему традиционных представлений и, как правило, имеют вид наставлений, цель которых состоит в регулировании поведения человека в природной и социальной среде. На основе этих представлений в общественном сознании вырабатывается система императивов, которые существуют для того, чтобы предотвратить нежелательное развитие событий. Например, в русском языке пословице о кувшине соответствует фраза: не лезь на рожон.
В Западной Европе о толерантности заговорили в XVIII веке, в России это слово появилось веком позже. Затем, исчезнув из русского языка почти на пятьдесят лет, оно вновь стало востребованным в начале 1990-х годов. Однако либерально-позитивный смысл толерантности 90-х годов сменился скепсисом в начале XXI века.
Стоит отметить еще одно несоответствие в процессе утверждения этого понятия. В Декларации принципов толерантности, которая была утверждена ЮНЕСКО в 1995 году, говорится о правах человека на свободу самовыражения, но не об ответственности за содеянное. Присутствующее в тексте противоречие позволяет трактовать изложенные в декларации положения с самых разных позиций.
Так, в работе «Пределы толерантности: независимо-либеральная перспектива» автор ставит перед собой цель: исследовать понятие толерантности и предложить совершенное и основанное на либеральных взглядах представление о ее пределах. В качестве итогового вывода предлагается следующее утверждение: «Пределом толерантности должна быть нетолерантность, выражаемая всегда и во всем и тем же самым способом согласно принципам взаимности и пропорциональности, то есть нельзя быть толерантным по отношению к любому проявлению нетолерантности»1.
Предложенное — довольно казуистическое — решение вопроса о пределе толерантности на самом деле полностью соответствует изложенным в декларации 1995 года принципам, утверждающим «признание универсальных прав и основных свобод человека». В частности, в них говорится о том, что «ни при каких обстоятельствах толерантность не может служить оправданием посягательств на эти основные ценности». Вот такая сказка про белого бычка получается: делать из храма варьете — можно2; поведение же тех, кто этому противтся, должно рассматриваться как нетолерантное, а потому не заслуживающее снисхождения.
Очевидно, что при таком подходе соблюдение Гражданского и Уголовного кодексов, ограничивающих перечень «универсальных прав и основных свобод человека», становится строго обязательным. В противном случае коллапс общественной жизни неизбежен. Особенно в том случае, если понимаемая таким образом свобода не подчиняется элементарным требованиям соблюдения морали и общественного порядка.
Хотя при любом подходе всегда можно себе оставить права, а другим — обязанности подчиняться процессу их реализации. В полной мере мы это наблюдали в лихие 90-е, когда в погоне за прибылью под лозунгами обретения новых ценностей права большинства граждан попирались самым грубым образом. Неслучайно Рональд Бейнер в книге «Что случилось с либерализмом?» настаивает на том, что современный либерализм не считает нужным следовать провозглашенным некогда принципам: «либерализм не меньше, чем социализм, феодализм или любой другой общественный строй, является глобальной системой, то есть образом жизни, который исключает другие образы жизни»3.
Любые искусственные теории, какую бы благую цель они ни преследовали, на практике могут повлечь за собой гораздо худшие последствия, чем естественное развитие событий. Уверенность в собственной непогрешимости часто приводит к действиям, которые осуществляются спонтанно, без предварительного анализа всех возможных их составляющих. В народе данный принцип обозначен достаточно метко: «Главное — прокукарекать, а там хоть не рассветай». Особенно опасным подобное положение дел становится в наше время, когда даже небольшой конфликт может привести к затяжной войне или спровоцировать глобальную катастрофу.
У либерального варианта нетерпимости есть свои корни. Чтобы понять истоки современного либерализма, обратимся к «Диалогам» Платона, в которых идет речь о добре и зле, справедливости и терпении, свободе и воздержании.
Мысль Калликла о том, что «один разумный сильнее многих тысяч безрассудных, и ему надлежит править, а им повиноваться, и властитель должен стоять выше своих подвластных», как нельзя лучше объясняет причины любого эгоизма и своеволия. Пытаясь вразумить своего оппонента, Сократ говорит о том, что каждый, кроме власти над другими, должен властвовать и над самим собой — «быть хозяином своих наслаждений и желаний». Однако это замечание вызывает насмешку Калликла:
Калликл. Ах ты, простак! Да ведь ты зовешь воздержными глупцов!
Сократ. Как это? Всякий признает, что глупцы тут ни при чем.
Калликл. Еще как при чем, Сократ! Может ли в самом деле быть счастлив человек, если он раб и кому-то повинуется? Нет! Что такое прекрасное и справедливое по природе, я скажу тебе сейчас со всей откровенностью: кто хочет прожить жизнь правильно, должен давать полнейшую волю своим желаниям, а не подавлять их, и как бы ни были они необузданны, должен найти в себе способность им служить (вот на что ему и мужество, и разум!), должен исполнять любое свое желание»4 (выделено мною. — О. Г.).
Желание разрушить советский строй и обрести свободу для многих «реформаторов» в России 90-х годов воплотилось в выстраивание своего собственного варианта благополучия. О том, что это благополучие основывалось на нищете и бесправии других, в те годы мало кто думал. Сложившийся за десятилетия общинный уклад жизни разрушался в угоду отдельных индивидуумов, которые считали для себя возможным игнорировать традиционные ценности. Фраза Калликла о том, что эти «другие» слабы и потому недостойны свободы («один разумный сильнее многих тысяч безрассудных, и ему надлежит править, а им повиноваться»), для многих в те годы служила оправданием.
Но на каждого сильного всегда найдется еще более сильный. Безусловно, в присутствии диктатора мечты о счастье и вся послеперестроечная «мощь» так называемых «сильных» в осуществлении своего собственного варианта благополучия оказались бы пустыми обывательскими иллюзиями.
С другой стороны, объявив себя «сильным» и «разумным», поневоле начинаешь смотреть на других сверху вниз, уверовав в собственную непогрешимость. А что остается всем прочим — тем, которые не смогли в свое время поймать за хвост птицу счастья, или чьи моральные принципы оказались не столь шаткими? Вспоминать о Советском Союзе, когда проявление подобной несдержанности каралось самым жестоким образом?
Дальнейшее накопление капитала наиболее передовой и «свободолюбивой» частью российских граждан проходило в соответствии с ироническим замечанием Сократа: «Cкажи мне, если кто страдает чесоткой и испытывает зуд, а чесаться может сколько угодно и на самом деле только и делает, что чешется, он живет счастливо?» Ответ Калликла свидетельствует о том, что привычка, какой бы она ни была, — вещь достаточно серьезная. «Я утверждаю, — говорит он, — что и тот, кто чешется, ведет приятную жизнь»5 .
Нам постоянно навязывают мысль о том, что толерантность — это добро и путь к всеобщему счастью. Но добро трактуется как «намеренное, бескорыстное и искреннее стремление к осуществлению блага, полезного деяния, например, помощи ближнему». Что касается толерантности, то особого выбора нам не дают, как не давали его в 90-е годы. Если человек не хочет быть толерантным, то ему придется смириться и замолчать. Следовательно, толерантность достигается вопреки природе, путем насилия человека над самим собой, своими принципами и убеждениями. Не это ли мы наблюдали в Советском Союзе?
Что хуже, когда тебя ломает государство или когда ты сам ломаешь себя в угоду неким мифическим ценностям, — трудно сказать. Тем более что ломать себя приходится не тем, кто эти ценности в угоду себе проповедует. С другой стороны, толерантность, как правило, позиционируется как активное социальное поведение, к которому человек приходит добровольно и сознательно. Но так ли добровольно в наше время соблюдение этого требования и в какой мере оно может быть сознательным, если противоречит основополагающим физическим, психологическим и социальным принципам развития?
Может быть, нам стоит перестать изобретать велосипед в сфере регулирования норм общественной жизни и обратиться к традиционному здравому смыслу, который предоставляет гораздо более убедительные доводы в пользу достойного поведения. Не рой другому яму, сам в нее попадешь; Не поступай по отношению к другим так, как ты не хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе; На чужом несчастье своего счастья не построишь.
Эти истины никто и никогда не отменял, да и их мудрость основана не на амбициях и желаниях отдельных личностей, а на воплощении совсем других ценностей. Ибо, как говорил Сократ, «удовольствие и страдание прекращаются одновременно, а благо и зло — нет, потому что они иной природы», к которой политика не имеет никакого отношения.
_______________________
1 «The limit of tolerance should be intolerance according to the principles of reciprocity and proportionality i. e. that intolerance should not be tolerated, at all times, and in a proportionate manner» (Nehushtan Yossi, The Limits of Tolerance: A Substantive-Liberal Perspective. Интернет-ресурс: http://www.trinitinture.com/documents/nehushtan.pdf).
2 Представим, например, что было бы, если бы верующие с проповедями и молитвами начали посещать гей-клубы, окропляя их посетителей святой водой.
3 «Liberalism, no less than socialism,
feudalism, or any other social order, is a global dispensation — that is, a way
of life that excludes other ways of life» (Beiner
Ronald, What’s the Matter with Liberalism? Berkeley: University of California
Press, 1992). Интернет—версия:
http://publishing.cdlib.org/ucpressebooks/view?docId=ft4w10063f;brand=ucpress
4 Горгий / Платон. Сочинения в 4 т. Т. 1. Под общ. ред. А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса. СПб.: Изд-во СПбГУ; Изд-во Олега Абышко. 2006. С. 324–326.
5 Там же. С. 330.