Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2013
Архимандрит Августин (Никитин)
Архимандрит Августин (в миру — Дмитрий Евгениевич Никитин) родился в 1946 году в Ленинграде. В 1969 году окончил физический факультет Ленинградского университета. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году им же рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Ленинградскую духовную академию (1975), с этого времени — преподаватель, с 1978 года — доцент Санкт-Петербургской духовной академии.
Великая княгиня Анна Павловна (1795–1865) — королева Нидерландов
В истории русско-голландских связей имя нидерландской королевы Анны Павловны занимает особое место. Шестая дочь императора Павла I и императрицы Марии Федоровны, она была сестрой будущего монарха Александра I. Юная княжна получила блестящее образование. Помимо языков (французский, немецкий и русский), она изучала живопись и музыку, основы математики и естественных наук.
Когда Александр взошел на российский престол (1801 год), влиятельная княжна стала желанной невестой для ряда европейских дворов. Ей шел всего пятнадцатый год, когда Наполеон, решив развестись с императрицей Жозефиной (Богарне), поручил своему послу при русском дворе Коленкуру просить руки Анны Павловны.
Это было в ноябре 1809 года, когда русско-французские отношения еще не были омрачены наполеоновской агрессией. И вполне возможно, что Анна Павловна могла отправиться в Париж, как это сделала дочь киевского князя Анна Ярославна, в 1049 году вышедшая замуж за французского короля Генриха I. Но император Александр I дал Наполеону уклончивый и неопределенный ответ, сославшись на завещание Павла I, в силу которого распоряжаться судьбой дочерей было всецело предоставлено императрице Марии Федоровне (до замужества Софья Доротея Вюртембергская)1.
После того, как сватовство Наполеона к старшей сестре Анны — Екатерине Павловне — провалилось, он вдруг посватался за Анну. Желание «узурпатора» взять в жены пятнадцатилетнюю девушку поразило как громом и императора Александра I, и мать Анны Марию Федоровну. Что делать? Отказать императору Франции? Или обречь невинную девочку на жертву? Именно как жертву воспринимала этот возможный брак Мария Федоровна. Она писала сыну императору: «Если у нее не будет в первый год ребенка, ей придется много претерпеть. Либо он разведется с нею, либо он захочет иметь детей ценою ее чести и добродетели. Все это заставляет меня содрогаться! Интересы государства с одной стороны, счастье моего ребенка — с другой… Согласиться — значит погубить мою дочь, но одному Богу известно, удастся ли даже этой ценою избегнуть бедствий для нашего государства. Положение поистине ужасное! Неужели я, ее мать, буду виной ее несчастья!» Мария Федоровна с волнением спрашивала сына, может ли Россия сопротивляться Франции или все же придется пожертвовать младшей дочерью. Царь был откровенен с матерью: сил бороться с Бонапартом у России нет. Но Бог тогда был милостив — если не к России, то к Анне. Сватовство с помощью проволочек удалось отклонить. За Наполеона пошла дочь австрийского императора восемнадцатилетняя Луиза, которая действительно стала династической жертвой2.
В последующие годы Европа испытала сильные потрясения; как писал поэт:
Довольно битвы мчался гром,
Тупился меч окровавленный,
И смерть погибельным крылом
Шумела грозно над вселенной!3
Так начинается стихотворение А. С. Пушкина, посвященное наследному принцу Оранскому Вильгельму (Виллему), который в декабре 1815 года приехал в Санкт-Петербург для бракосочетания с великой княжной Анной Павловной.
В те годы и в Нидерландах предполагаемая женитьба принца Вильгельма Оранского на английской принцессе Шарлотте тоже не состоялась по соображениям политического и личного порядка. Романовы и Оранские вступили в контакт, и после успешных переговоров Анна Павловна была сосватана за Вильгельма. К этому времени у Вильгельма за плечами был большой жизненный опыт. Он учился в военной академии в Берлине, был на английской военной службе, во время войны в Испании был адъютантом Веллингтона.
После разгрома наполеоновских войск Бонапарт в 1814 году был свергнут с престола и сослан на остров Эльбу.
Утихло все. Не мчится гром,
Не блещет меч окровавленный,
И брань погибельным крылом
Не мчится грозно над Вселенной.
Но
в 1815 году Наполеон снова вернулся во Францию и, объединив вокруг себя остатки
старой гвардии, вновь стал угрожать Европе. Герцог Веллингтон, принявший под
свое командование объединенную англо-голландско-ганноверско-брауншвейгскую
армию, 18 июня
Свершилось… взорами царей
Европы твердый мир основан;
Оковы свергнувший злодей
Могущей бранью снова скован.
В сражении при Ватерлоо (бельгийская провинция Брабант, в пятнадцати километрах к юго-востоку от Брюсселя) кронпринц Вильгельм командовал нидерландской армией, сражаясь бок о бок с армией Веллингтона.
Хвала, о юноша герой!
С героем дивным Альбиона
Он верных вел в последний бой
И мстил за лилии Бурбона.
В бою кронпринц Вильгельм проявил незаурядную храбрость, был ранен, что и дало повод Пушкину написать такие строки:
Пред ним мятежных гром гремел,
Текли во след щиты кровавы;
Грозой он в бранной мгле летел
И разливал блистанье славы.
Решениe о династическом браке было принято на встрече Александра и Виллема на самом поле Ватерлоо, на ферме Белл-Альянс, где и отличился в бою «юный лягушонок» Виллем — так называли ее военачальника из-за зеленого цвета мундиров голландской армии.
Обручение великой княжны Анны Павловны с наследным принцем Оранским Вильгельмом состоялось 28 января 1816 года, а 9 февраля того же года в церкви Зимнего дворца было совершено их бракосочетание. Подробное описание этого события содержится в «Камер-фурьерском церемониальном журнале» за 1816 год. 9 февраля, с утра до полудня, во дворце шли приготовления к предстоящему торжеству.
1816 года февраля месяца 9 дня. В среду и в день торжества бракосочетания Ея императорского Высочества государыни Великой княжны Анны Павловны с Его королевским Высочеством крон-принцем Нидерландским Вильгельмом в Зимнем Его императорского Величества дворце происходило следующее:
Поутру в 8 часов в библиотеке государыни императрицы Марии Феодоровны началась и отправлена утреня. И в 8 же часов утра пятью пушечными выстрелами из Санкт-Петербургской крепости дано знать всему городу, что сего числа имеет быть брачное торжество Ея императорского Высочества государыни Великой княжны Анны Павловны с Его королевским Высочеством кронпринцем Нидерландским.
А до того в Белой галерее для бракосочетания по обряду исповедания Его королевского Высочества крон-принца Нидерландского приготовлен был пред статс-дамскою комнатою амвон, на одну ступень, покрытый большим малиновым бархатом, обшитым по краям в 2 ряда золотым гасом и такими ж бахромою и по углам, к стороне статс-дамской, по две с каждой, а к другой противу оной с каждой стороны большими кистьми, и с оной же стороны на амвоне близ самого края положены были для коленопреклонения две малино-бархатные подушки, обшитые таким же золотым гасом4.
Наконец «в половине 1-го часа пополудни» началось торжественное шествие во дворцовую церковь. Новобрачные проследовали сюда в сопровождении высоких особ: это были члены императорской фамилии, члены Государственного совета и члены дипломатического корпуса.
При Высочайшем вшествии в церковь встретили их императорских Величеств в облачении Святейшего Синода члены и знатное духовенство, где их императорские Величества и их императорские Высочества, остановясь, соизволили прикладываться ко кресту, поднесенному Высокопреосвященным Амвросием, митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским, и были притом им же окроплены святою водою5.
Кронпринц Вильгельм принадлежал к Реформатской церкви, но это не стало препятствием к его женитьбе на православной княжне. Было решено совершить чин бракосочетания по православному обряду, а затем и по реформатскому. Вот как проходила православная часть торжественной церемонии: «Началось установленным обрядом Восточной церкви и отправлялось императорским духовником Павлом Криницким с придворным духовенством бракосочетание… Потом о благополучно совершившемся бракосочетании Высокопреосвященным Амвросием, митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским, с членами Святейшего Синода и придворным духовенством отправлен благодарственный молебен Всевышнему с коленопреклонением и, при пении └Тебе, Бога, хвалим”, по сделанному от дворца из ракеты сигналу, началась с Санкт-Петербургской крепости пальба из пушек и учинено оной 101 выстрел»6.
Для совершения чина бракосочетания по реформатскому обряду в Зимний дворец был приглашен протестантский пастор: «В половине 2-го часа [участники торжества] изволили шествовать в Белую галерею, где Высоко бракосочетавшимся бракосочетание ж началось по обряду исповедания Его королевского Высочества кронпринца Нидерландского, которое и отправил абат Ласосе»7.
«Абат Ласосе» — это, вероятно тот самый пастор, о котором упоминал в своих записках А. И. Тургенев. Находясь в 1826 году в Саксонии во время празднования юбилея Реформации, он записал в дневнике: «Этот день напомнил мне и мой вечер в 1817 году, когда я сближал пасторов протестантских и реформатских, и поэт Пушкин угощал их у меня пуншем и ужином… — Буссе, Ласозе, Муральта»8.
По окончании бракосочетания гости проследовали в Большой Мраморный зал, где был накрыт свадебный стол: «В продолжении всего стола на хорах в том зале играла вокальная и инструментальная музыка с хором придворных певчих, при питии за здравие с учинением играния на трубах и литаврах произведена была с крепости пушечная пальба»9.
Сообщение «Камер-фурьерского журнала» о церемониальных торжествах завершает следующая запись: «С сего числа о благополучно совершившемся бракосочетании Ея императорского Высочества государыни Великой княгини Анны Павловны по всем церквам отправлялись благодарственные молебствия, и после оных во весь день продолжался колокольный звон, каковый также и в следующие два дня быть имеет, а ввечеру весь город был иллюминован, равномерно имеет же оное быть и в другие за сим первые два дня»10.
Вот что писала по этому случаю газета «Северная почта»: 11 февраля 1816 года: «Члены Святейшего Синода, члены Государственного Совета, чужестранные министры, знатнейшие обоего пола особы, также гвардии штаб и обер-офицеры и прочих полков штаб-офицеры приносили поздравления их высочествам новобрачным, государыне великой княгине Анне Павловне и кронпринцу Нидерландскому Вильгельму… Во весь тот день продолжался при всех церквах колокольный звон, а ввечеру весь город был иллюминован»11.
Празднование по поводу заключения династического союза носило не только светский, но и церковный характер. В сообщении от 21 февраля, поступившем из Ярославля, читатели Петербурга могли прочесть такие строки: «Вчера в здешнем Спасском монастыре, в присутствии Преосвященного Антония, архиепископа Ярославского и Ростовского, и при великом собрании дворянства и купечества, читан был высочайший указ об обручении ея императорского высочества, государыни великой княжны Анны Павловны с его королевским высочеством кронпринцем Нидерландским Вильгельмом. После сего Преосвященный отправлял благодарственное Господу Богу молебствие и совершил Божественную литургию. Во весь тот день продолжался колокольный звон»12.
А еще через неделю, 27 февраля, в том же ярославском Спасском монастыре был оглашен манифест о бракосочетании наследника нидерландского престола. «По прочтении Манифеста Преосвященный с духовенством отправлял благодарственно Господу Богу молебствие с коленопреклонением, — сообщалось в └Северной почте”, — равным образом молебствие отправляемо было и во всех других церквах. Во весь тот день и в последующие два продолжался колокольный звон»13. Церковные празднества были и в других русских городах: так, например, сходное сообщение было получено из Владимира, где, по окончании церковных торжеств, «город был иллюминирован»14.
Каждый из супругов сохранял принадлежность к своему вероисповеданию, и великая княгиня, будучи православной, как и прежде, соблюдала церковные установления. Из официальных сообщений того времени: «Их императорские Величества и их императорские Высочества и государыни великие княгини Мария Павловна, Екатерина Павловна и Анна Павловна, в минувшую субботу, истекшего февраля 26 числа, по долгу христианскому, изволили приобщиться Святых Христовых Тайн в придворном соборе»15.
В том же 1816 году великая княгиня Анна Павловна с принцем Вильгельмом посетила Троице-Сергиеву лавру. Высокопоставленной чете было преподнесено историческое описание лавры, которое инспектор Московской духовной академии архимандрит Гермоген перевел на французский язык16.
До 10 июня 1816 года новобрачные прожили в Санкт-Петербурге и Павловске, ведя «рассеянный образ жизни» — в увеселениях и празднествах. Незадолго до отъезда молодой четы из России в их честь было дано роскошное костюмированное представление. Это празднество, устроенное 6 июня в Павловске, в розовом павильоне, должно было символизировать укрепление русско-голландских отношений. Вот как это выглядело в тот день: «Хоры русских и фламандцев попеременно, в национальном вкусе каждого народа, изображали обоюдную радость в дружественном соединении их»17. Кроме того были «произведены общие танцы, между коими составлялись попеременно разные пленительные группы и картины».
Именно на этом празднике и прозвучали стихи Пушкина, посвященные Вильгельму Оранскому. Об обстоятельствах, при которых было написано стихотворение «К принцу Оранскому», сообщал известный литератор Виктор Павлович Гаевский (1826–1888), автор ряда статей, посвященных Пушкину. «Накануне торжества, — пишет В. П. Гаевский, — императрица Мария Федоровна поручила Нелединскому-Мелецкому написать стихи, но устаревший поэт, не надеясь на свои силы, поехал в Лицей, передал это поручение Пушкину, которому и дал главную мысль, а через час или два уехал из Лицея уже со стихами»18.
Его текла младая кровь,
На нем сияет язва чести:
Венчай, венчай его, любовь!
Достойный был он воин мести19, —
так заканчивается стихотворение А. С. Пушкина, положенное на музыку и исполненное в Павловске перед розовым павильоном: «Группы поселян обоего пола той же нации производили пляски, игры и, соединясь, воспели хор, коим выражалась их любовь к храброму принцу, предмету сего праздника. После сего хора петы были куплеты в честь великих успехов его при знаменитой одержанной победе»20. А Пушкин получил в награду от императрицы Марии золотые часы, сохранившиеся до конца его жизни.
К свадьбе Анна Павловна получила от брата — Александра I — приданое в размере одного миллиона рублей. 10 июня 1816 года великокняжеская чета отбыла из Петербурга в Голландию. Вот что сообщала об этом «Северная почта»: «В прошедшую субботу 10 числа Ее императорское высочество, великая княгиня Анна Павловна, с Его королевским Высочеством, супругом своим, изволила предпринять отсюда путь в 10 часов утра, заехав пред тем в Казанский собор для принесения мольбы ко Всевышнему о благополучном путешествии»21.
В тот же день в императорскую Академию художеств был доставлен прощальный подарок Анны Павловны: «тщательно отделанный рисунок с Рафаэлевой картины, представляющей Святое Семейство в натуральную величину, нарисованный с искусством, могущим сделать честь самим художникам»22. К картине было приложено письмо с обращением к членам императорской Академии художеств. «Почтеннейшее собрание! — писала великая княгиня. — Желая изъявить мое уважение к вам и к художествам, составляющим предмет ваших занятий, я прошу вас в знак оного принять слабый плод моих трудов. Весьма приятно мне будет, если сей опыт упражнения, к моему удовольствию содействовавшего, послужит вам воспоминанием тех чувствований, с каковыми я пребываю вам доброжелательною. Анна»23.
Этот дар не был случайным, и в данном случае великая княгиня следовала уже установившейся традиции. Один из таких «вкладов» от царствовавшей династии поступил в Академию художеств еще в 1796 году, когда ее президентом был граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1741–1817). По этому поводу другой граф, Дмитрий Иванович Хвостов, написал строки под таким заглавием: «Стихи на случай собрания императорской Академии Художеств сего июля 2 дня, ощастливленнаго присланными опытами трудов их императорских высочеств благоверных государынь и великих княжен».
Не отличаясь особыми достоинствами, эти строки, однако, представляют исторический интерес, тем более что, по свидетельству самого автора, они «написаны карандашом без приуготовления во время самого собрания». Вот что было начертано «Двора ее императорского величества камер-юнкером Дмитрием Ивановичем Хвостовым»:
С восторгом, Пушкин, зри: наук свободных хор
Тобой руководим свет новый получает,
И славою себя бессмертною венчает;
Всех сердце тронуто, и восхищен всех взор;
Россия царствует, в ней царствуют науки;
В сей храм дарят труды Екатерины внуки.
Это было в конце XVIII века, а через два десятилетия, в 1816 году, по получении великокняжеского дара, как «свидетельства благоволения Ея императорского высочества к Академии», было постановлено: «Письмо Ея высочества хранить вместе с прочими письмами императорской фамилии; присланный же рисунок поставить в конференц-залу в приличествующее место; а Ее императорскому высочеству, в изъявление, сколько чувств своея благодарности, столько же и справедливого уважения к самой работе, поднесть диплом на звание Почетного Любителя»24.
Тем временем экипаж с новобрачными следовал в Голландию. «К удовольствию читателей наших, мы сообщаем здесь некоторые подробности проезда до Нарвы их высочеств великой княгини Анны Павловны и супруга ея, — писала └Северная почта”. — В Чирковицах духовенство с крестами пред церковью встретило их высочества…; на следующий день их высочества выехали из Нарвы, сопровождаемые благословениями и добрыми желаниями всех жителей, при колокольном звоне»25. Мария Федоровна долго провожала Анну по Нарвской дороге.
О дальнейшем пути Анны Павловны на свою новую родину сообщалось в той же «Северной почте», но уже в разделе «Иностранной хроники». «В минувшую пятницу 23 числа (августа месяца) ввечеру Его высочество наследный принц наш прибыл с супругою своею в вожделенном здравии в замок Лоо, где находится ныне вся королевская фамилия, — таковы были новости из Голландии. — В будущий понедельник назначен въезд их высочеств в здешнюю столицу. Великая княгиня любезными качествами своими привлекает к себе сердца всех, и король наш (Вильгельм I. — Авт.) чувствует себя щастливым в щастии своего сына»26.
4 сентября того же 1816 года последовал торжественный въезд принца Вильгельма с супругой в Гаагу. «Изъявлений радости здешних жителей при сем случае описать невозможно», — уведомляла читателей «Северная почта», добавляя при этом, что праздник был отменен из-за плохой погоды27.
Но через неделю, 11 сентября, торжество «имело быть» в Гааге, о чем российские читатели смогли узнать в конце того же месяца: «Дано было от здешнего города великолепное празднество для королевской, в честь четы, фамилии, а на другой день были разные увеселения для народа»28. Обосновавшись на своей новой родине, молодая княгиня ревностно принялась за изучение голландского языка, местной истории, традиций, быстро заслужив любовь и преданность своих подданных.
Женитьба Виллема была одобрена Штатами — парламентом Нидерландов. В принятом ими решении с нескрываемым прагматизмом отмечалось, чем выгоден голландцам этот брак. Во-первых, связь «с могущественной Россией желательна для Нидерландов, ибо другие нации теперь не смогут посягнуть на благополучие и независимость Нидерландов… Кроме того, это └приведет к увеличению успехов и благополучия нидерландской коммерции”»29.
Голландия понравилась Анне. Лето молодые жили под Утрехтом, а зимой перебирались в Брюссель — вторую столицу Нидерландов. Там Анна сверкала на балах и в ложе театра. Довольно скоро стало ясно, что супруги — очень разные люди. Чопорная, строгая, исполненная имперского духа, она оказалась в демократической стране и оставалась чужой для голландцев. Как-то раз на церемонии начался страшный ливень, все побежали в укрытие или стояли под зонтами. И только Анна под дождем — она не могла допустить, чтобы зонт над ней держал просто лакей, а придворных поблизости не было. Муж тоже был прост, неприхотлив, как солдат, и мог жить в простом крестьянском доме, увлекаться порой простыми поселянками… А Анна хотела, чтобы все было как в Петербурге.
Поселившись в окрестностях Утрехта в усадьбе Сустдейк, она начала строить дворец — копию Павловска — и такой же, как там, парк. Когда ныне идешь по залам дворца или по аллеям парка, то ощущение дежа вю не покидает тебя и кажется, что гений строителей Павловска — Камерона и Бренна — переселился сюда вместе с бывшей русской принцессой.
По стенам висели портреты русских государей, Анна садилась за стол, украшенный уральским малахитом, ела из тарелок Петербургского фарфорового завода с видами родного города на Неве. По тенистым дорожкам парка, мимо пруда, как некогда ее мать в Павловске, она вела уже своих детей к укрытым зеленью павильонам или ферме30…
Оказавшись на далекой чужбине, Анна Павловна поддерживала тесную связь с семьей. Два раза в неделю она писала матери, регулярно посвящала братьев в свои радости, печали и заботы. В ту пору выражались необычайно цветисто. Поэтому многое может быть опущено без ущерба для содержания. В письмах Николаю, например, есть целые пассажи в таком духе: «Дорогой, бесценный и любезный брат, с тяжелым сердцем берусь сегодня за перо, чтобы поведать тебе, с кем я так давно в разлуке, о том, что у меня на сердце…» — и так далее и тому подобное. Переписка с родными в России была для нее одним из немногих развлечений. Это были единственные люди, с кем она могла говорить на равных и кому она могла довериться.
В 1828 году Анна была потрясена смертью матери, императрицы Марии Федоровны, с которой сохранилась тесная связь. В письме к Николаю она писала: «Какая потеря, какая бездна открывается перед нами всеми; дорогой брат и друг, совершенно правильно говоришь, что для нас начинается новая жизнь и для меня — в особенности. Мама всегда была моим убежищем, моей поддержкой. Теперь все кончено, поэтому я чувствую себя одинокой в целой вселенной».
Рождались дети, они вырастали, были голландцами и, став взрослыми, отходили от матери, которая была с ними холодна и церемонна. Ее связь с Россией никогда не прерывалась. С детства Анна дружила с братом Николаем, который, став императором, переписывался с ней и даже — в ответ на ее жалобы на измены мужа — выговаривал Виллему.
Анна часто была одинока. Муж фактически переселился к армии в Тильбург и жил там с какой-то трактирщицей. Вместе с тем одиночество Анны — следствие ее характера, совсем нелегкого для окружающих. Сохранилось русское Евангелие, принадлежавшее королеве, и многие годы на его полях она делала пометки по-русски — видно, чтобы не смогли прочитать слуги. Тоска и печаль — основные чувства Анны Павловны, державшей в руках карандаш31.
Анна Павловна продолжала сохранять верность православию, хотя ее будущие дети должны были принять веру Голландской реформатской церкви. Вскоре после переезда великой княгини в Голландию, в Гааге было начато устройство домового православного храма. Русский путешественник А. Зилов посетил эту церковь во время своего пребывания в Голландии в 1837 году. «Мы отправились в придворную церковь Оранской принцессы, — вспоминал А. Зилов. — С каким благоговейным умилением я простоял эту обедню! С лишком 5 месяцев, как я не слыхал православного напева. Каждый стих, каждый возглас доходили до сердца! Церковь небольшая, освещена сверху и отделана просто под белый мрамор»32.
Русские православные христиане, бывавшие в эти годы в Голландии, считали своим долгом посетить домовую церковь Анны Павловны. К их числу принадлежит Н. А. Корсаков, посетивший Гаагу в 1839 году; автор упоминает об этом храме в своих записках. «В следующее утро, — писал он, — пошли мы помолиться Богу и посмотреть нашу церковь, для чего и обратились с просьбой к священнику, весьма любезному человеку; он одет был в гражданское платье; церковь невелика, снабжена хорошей ризницей, и более половины оной — трудов нынешней королевы Нидерландской. Над местом, где она становится, висит лавровый венок, поднесенный голландцами супругу ее за главноначальствование над армией во время войны с Бельгией (1830 год. — Авт.)»33.
В том же 1839 году в Гааге побывал знаменитый русский поэт В. А. Жуковский. Его дневниковые записи отличаются краткостью, но, тем не менее, они ценны тем, что содержат сообщение о домовой церкви княгини Анны Павловны. В. А. Жуковский провел в Гааге предпасхальную седмицу, постоянно бывая в храме за богослужениями: «Великий Понедельник. 20 марта (1 апреля). Пребывание в Гааге. Обедня. Обед у короля34. Вечерня. Вечер у великой княгини… 23 марта (4 апреля). Великий Четверг. Причащение. Вечерня и 12 Евангелий… 26 марта (7 апреля). Светлое Воскресение. Разговение у Анны Павловны»35.
Вернувшись в Россию, В.А. Жуковский продолжал поддерживать переписку с великой княгиней Анной Павловной. В одном из писем, отправленных к нему из Гааги 21 ноября (3 декабря) 1839 года Анна Павловна благодарила поэта «за доставление стихов, Вами сочиненных в полях Бородинских, за стихи, внушенные любовью к отечественной славе». «Эти стихи, — продолжала княгиня, — глубоко отзываются в моей душе, коей чувствования к родине неизменны; благодарю Бога за счастие быть русской и помнить дни незабвенной и неизгладимой славы»36.
Летом того же 1839 года Гаагу посетил еще один русский путешественник — князь Алексей Мещерский. Его рассказ о местном православном храме представляет большой интерес, поскольку содержит любопытные сведения, ускользнувшие от внимания его предшественников.
«Наступал день святых апостолов Петра и Павла. Как не быть у обедни? — пишет князь Алексей. — Все дело было в том, чтобы познакомиться со священником, через которого можно было иметь вход в придворную церковь. Я заходил к нему два раза, и все не заставал; наконец попросил хозяина дома предуведомить его о желании соотечественника повидаться с ним. В 7 часов вечера он встретил меня на пороге: радость сверкала в его глазах, и русское приветствие, как пуля, вылетело у него из груди. Я протянул руку, чтобы принять благословение, а он уже висел у меня на шее. └Вы себе представить не можете, как я сир!” — сказал он с чувством. └Вот восемь месяцев, как я живу здесь, и все одинок. Иностранные языки мне знакомы, но употреблять их для меня трудно: принужден теперь брать уроки французского. Моя жена хорошо говорит по-немецки, что дает ей возможность понимать голландский язык, и она мне прислуживается переводом”».
Я не почел за нужное выводить его из приятного заблуждения; но хорош толмач! — подумал я, судя по своему положению: с самого дня моего приезда в Голландию, я со своим немецким языком совершенный немец. Священник получает 15 000 рублей в год, на наши деньги, и при строгой экономии должен проживать 10, откладывая только пять, для составления себе небольшого капитала. Здесь все дорого, и его расходы не удивительны: зимою, чтобы содержать теплоту в комнатах, ему надобно употребить каменного угля почти на пять или на шесть рублей в день. Торф, на котором готовят кушанье, также не дешев: его нужно для обеда на 80 копеек.
Долго он говорил со мною, рассказывая подробно о пребывании цесаревича в Голландии и о своем удовольствии проводить не малое время в обществе стольких русских. На другой день поутру, в 9 часов, я пошел в дворцовую церковь. Великой княгини не было: она оставалась на даче. Три человека пели обедню очень хорошо, а предстоящих — я был один. Церковь, отделанная с большим вкусом, отличается простотою и изысканной точностью в соблюдении всех правил. Тихое и приятное пение много прибавляло к важности служения, которое отправлялось с примерным благоговением»37.
Тот же русский путешественник сообщает о другом очаге православия в Голландии; речь идет об Амстердаме. «Мне хотелось взглянуть на греческую церковь: перед отъездом я пошел туда, — пишет князь Алексей. — Священник грек встретил меня радушно и повел во храм, устроенный в такой малой комнате, что в алтаре принуждены были престол приставить к стене. Неудобство невыразимое! Видно, что способов нет тому помочь; но, как бы то ни было, а нельзя не пожелать усердно, чтобы этот главный недостаток был исправлен. Тут я видел Евангелие, присланное императором Петром Великим в эту церковь»38.
25 августа 1830 года, под влиянием Июльской революции во Франции, началась бельгийская революция, которая привела к отделению Бельгии от Голландии и образованию бельгийского государства. Когда вспыхнуло восстание бельгийцев, Николай был готов бросить на помощь сестре армию, но помешало Польское восстание, и Бельгия отделилась от Нидерландов.
Лондонская конференция послов пяти великих держав (Великобритании, Франции, Австрии, Пруссии и России) специальными протоколами в декабре 1830-го — январе 1831 года санкционировала создание Бельгийского государства. Великобритания закрепила свои позиции в новом государстве продвижением на вакантный бельгийский престол родственника английской королевы принца Леопольда Саксен-Кобургского, протестанта по вероисповеданию, который воцарился в Бельгии под именем Леопольда I. «За последовавшим в 1830 году восстанием бельгийского народа, Бельгия отделилась от Голландии и избрала себе короля. По этому случаю учреждены были народные празднества, продолжающиеся ежегодно в октябре целую неделю»39, — писал отечественный публицист Н. И. Тарасенко-Отрешков.
В те дни нидерландский король Вильгельм I делал все возможное, чтобы предотвратить разделение страны на два государства. Во время революции 1830 года Анна Павловна обратилась к митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету (Дроздову) с просьбой, чтобы насельники Троице-Сергиевой лавры молились о ней и о ее супруге. Митрополит Филарет удовлетворил просьбу Анны Павловны, поскольку считал, что разделение страны не принесет счастья ее населению. «Вы знаете нынешние обстоятельства Голландии, защищающей права свои справедливо и благородно против насилия Англии и Франции за мятежную Бельгию»40, — писал митрополит из Петербурга в Троице-Сергиеву лавру.
Но при этом митрополит Филарет проявил благоразумие и не допустил вовлечения Церкви в сугубо политические дела другой страны. Поскольку, исполняя просьбу Анны Павловны и митрополита Филарета, «лавра поусердствовала через меру», то владыка был вынужден отправить насельникам письмо, в котором призывал их к умеренности в этом вопросе. «Молебное пение, по желанию великой княгини Анны Павловны, — писал я, — совершить однажды, — разъяснял митрополит Филарет свою позицию. — Не надобно по лености делать меньше, нежели требуют; но не надобно делать и больше по произволу. В келии можно молиться сколько угодно; для церкви есть порядок более строгий. Как могут спросить: └Зачем не молятся?”, так могут спросить: └Зачем молятся?”. Может быть, я вам сказывал, что в 1821 году я просил у покойного государя позволения по всей России совершить панихиду по убиенном (турками. — Авт.) патриархе Григории, но не позволено. Прекратите то, что не предписано»41.
В конце концов королю Вильгельму I пришлось примириться с утратой Бельгии, и в 1840 году он отрекся от престола в пользу своего сына Вильгельма II, женатого на княгине Анне Павловне, ставшей королевой Нидерландской. Когда в 1840 году Виллем был коронован в Амстердаме, она отдала все свои бриллианты, чтобы сделать мужу путную корону, и потом все время поддерживала в нем дух честолюбия и королевской чести.
По словам биографа великой княгини, «благородство ее души особенно ярко проявилось в событиях 1830 года и позднейших, имевших следствием отложение Бельгии. Для всех воинов, раненных в борьбе за старинные права Нидерландов, она основала на свой собственный счет госпиталь и инвалидный дом, который часто посещала. Сделавшись с 25 сентября (7 октября) 1840 года королевой, Анна Павловна была украшением и опорой престола. Она основала в своем королевстве до пятьдесят приютов для бедных детей и поддерживала их образцовое состояние из собственных средств»42.
В 1843 году в Голландии и Бельгии побывал известный российский литератор Николай Иванович Греч. В своих заметках он уделил внимание событиям 1830 года; его рассказ о причинах отделения Бельгии весьма интересен, хотя и несколько субъективен. — ведь Греч был лютеранином, и его симпатии были на стороне протестантской Голландии.
Это отделение было для Бельгии чрезвычайно бедственно: промышленость и торговля ее остановились; многие богатые негоцианты переселились в Голландию; важные фабрики прекратили свои действия, и если бы правительство не догадалось оживить деятельность страны железными дорогами, бедствия ее были бы еще значительнее. «└Но нет сомнения, сказал один молодой немец, вмешавшийся в нашу беседу, что многие бельгийцы желали этой перемены”. └ Да кто? — возразил Г. фан-дер-Берген: — Негодяи, пьяницы начали бунт в Брюсселе; к ним присоединилась чернь; адвокаты и другие беспокойные люди этим воспользовались, чтобы возвыситься за общий счет, а правительство, облагодетельствовавшее Бельгию, не могло вообразить возможность отпадения и потому не употребило в начале всех своих средств: впоследствии уже было поздно».
Предлоги недовольных были нелепы. Главным поводом к неудовольствию было требование Нидерландского правительства, чтобы дела в палатах Генеральных Штатов производились на голландском языке. Бельгийцы хотели разглагольствовать по-французски. Как бельгийские книгопродавцы без зазрения совести перепечатывали французские книги, так и они хотели пользоваться готовыми фразами говорунов в Парижской палате депутатов. Между тем, только в малой части южной Бельгии господствует французский язык. Во всех прочих ее областях говорят языком фламандским, который очень близок к голландскому.
К отделению Бельгии содействовало и католическое духовенство: оно имело в Голландии все права, но разделяло их с другими; этого ему было мало. Оно хотело присвоить себе исключительно воспитание юношества. Все эти предлоги тщеславия и своекорыстия произвели несчастный переворот, привели к бедствию и разорению Бельгии. Выиграли только некоторые смельчаки и интриганы, которые умели наловить себе рыбы в грязном омуте. Адвокаты и маклеры сделались министрами, актеры выскочили в генералы.
Теперь две главные партии Бельгии находятся между собою в раздоре: духовенство поддерживает требования папы и иезуитов; партия движения ему противится. Кто бы ни одержал победу, страна ничего не выиграет. Голландия, лишившись Бельгии, не потеряла почти ничего. Торговля и промышленность ее еще выиграли. Правда, что несметный долг обременяет и обессиливает ее, но обладание Бельгией не пособило бы этому горю. Голландцы мужественно и неутомимо сопротивлялись усилиям Бельгии, но поступали так только по внушению национальной чести и обязанности. Иные виды в этот расчет отнюдь не входили.
Теперь сношения между Голландией и Бельгией установились, как кажется, на прочном основании. Дела коммерческие, ученые и семейственные происходят между подданными двух государств беспрепятственно и ко взаимному удовольствию. Бельгийцы втайне вздыхают о своей глупости, а явно стараются показать, что они счастливы и довольны. Голландцы, сохранив честь свою, обеспечив свои вещественные выгоды, на них не сердятся. Но искреннего, единодушного согласия между сими двумя нациями никогда не будет: в них сталкиваются и отражаются две противоположные стихии: это вода и огонь, масса и воздух43.
В записках Н. И. Греча содержится примечательный эпизод. Путешествуя по Бельгии, он, в один из дней, отправился в дилижансе из Брюсселя в Гент. Его спутником в этой поездке оказался «седой человек высокого роста, воинственного вида». «Гляжу, в петлице у него лента с цветами Владимирского, Аннинского ордена, парижской медали, — пишет Николай Иванович. — Я заговорил с ним по-русски. Он с удовольствием отвечал мне, не чисто, но довольно хорошо и понятно. Оказалось, что это был полковник Ротиерс, долго служивший в России, преимущественно на Кавказе, и вышедший в отставку в 1822 году. Мы тотчас познакомились и разговорились: тридцать пять минут пути до Мехельна, куда ехал полковник, показались мне тремя. Он расспрашивал меня о разных почтенных особах, с которыми был знаком в России, и сердечно радовался, слыша о них доброе. О почивших вспоминал с искренним сожалением. «Я родом голландец, — сказал он мне, — живу в Брюсселе потому, что у меня тут есть дом, но несколько раз ежегодно езжу в Гаагу, чтобы поклониться королеве Анне Павловне. Она моя государыня, и когда я гляжу на нее, мне кажется, что я еще в русском мундире»44.
И наконец, тот же Н. И. Греч упоминает о своем визите в королевский дворец, находящийся в Амстердаме. «В 1808 году, по превращении Голландии в королевство, здание сие сделалось дворцом Лудовика Наполеона, — сообщает Николай Иванович. — И ныне пребывает в нем королевская фамилия, когда посещает Амстердам»45. Перечислив наиболее ценные произведения искусства королевского собрания, Н. И. Греч особо отметил одну скульптуру: «В одной комнате, на половине короля, стоит изящный мраморный бюст Ея Величества королевы Нидерландской Анны Павловны, чтимой и любимой всею Голландией за христианские и царские ее добродетели, — пишет отечественный литератор. — Дщери нашего императорского дома составляют повсюду и счастие семейств своих, и благоденствие подвластных им народов. Веймар, Виртемберг, Нидерланды с восторгом повторят и подтвердят слова мои»46.
Будучи протестантом, Н. И. Греч не присутствовал за богослужением в православной дворцовой церкви в Гааге. В его записках нет упоминания об этом очаге православия в Голландии. Однако российский автор составил интересное описание голландской столицы, — какой она была в эпоху Анны Павловны.
После обеда выехали мы в Гаагу… Приближаясь к Гааге, видели мы влево прекрасное гульбище, Королевскую рощу (het Bosch), наполненную веселящимся народом, но веселящимся по-голландски, т. е. чинно, тихо, благопристойно… В Гааге ожидало меня большое удовольствие: свидание с бывшим моим учеником (в Петровской школе)47 и искренним приятелем, Карлом Ивановичем Шульцом. (Действительный статский советник К. И. Шульц служит с 1816 года секретарем при Ея Величестве королеве Нидерландской. Супруга его, дочь всеми уважаемаго великобританского консула в Кронштадте, Г. Букера)48.
…Гаага была вначале загородным охотничьим дворцом графов голландских, что означается и именем ее: s’ Gravеn Наgе, т. е. Графская роща. Вокруг замка выстроились частные дома; произошло местечко, сделавшееся резиденцией штатгалтеров Голландии, но на степень города возведено оно не прежде царствования Людовика Бонапарте. Значительность свою получает Гаага от пребывания в ней двора, от присутствия многих знатных и богатых фамилий, дипломатического корпуса, верховных правительственных мест и гарнизона. Жителей в ней до пятидесяти пяти тысяч. Город построен хорошо: улицы прямые и довольно широкие; дома шире и больше, нежели в иных голландских городах… Прекрасны тенистые аллеи и усаженные густыми деревьями площади. Важнейшее здание, или, лучше сказать, скопище зданий, есть Бинненгоф, то есть внутренний двор, обнесенный разнородными домами, и хранящий некоторые воспоминания исторические. В одном из сих зданий, носящем следы старинной архитектуры, живали графы голландские; в другом, новейшем, собираются поныне Генеральные Штаты. Здесь же помещаются некоторые присутственные места…
Подле самого Бинненгофа находится большой четвероугольный пруд Вейвер (Vijver, le Vivier); посреди его островок, покрытый зеленью; по пруду плавают лебеди. Приятная картина среди шумного города! Но и тут воспоминания мрачных средних веков: четыре камня на берегу пруда, в аллее, означают то место, где ставили виселицу для казни преступников49.
Дворец королевский, в улице Nordeindе, здание небольшое, постройки красивой, но очень скромной. Дворец принца Оранскаго отличается от частных домов только своей величиной. Если архитектура не поражает вас наружностью зданий, зато во внутренности их найдете вы пищу и удовлетворение любви к изящному. В бывшем дворце оранской фамилии, называемом домом принца Морица, подле самого Бинненгофа, помещается богатая картинная галерея, в которой я провел два часа с большим наслаждением. Упомяну о важнейших ее сокровищах. «Богоявление» — небольшая картина, превосходнейшая работа Рембрандта. Св. Симеон держит на руках Предвечного Младенца, от которого истекает свет…
Нижний ярус этого здания занят кабинетом редкостей китайских, японских, ост-индских, и вещей, принадлежавших знаменитым людям. Всего любопытнее достопамятности японские: известно, что голландцы, одни из всех европейских народов, имеют издавна позволение посещать Японию. В числе исторических достопамятностей отличаются: одежда Вильгельма Оранского, бывшая на нем в тот день, когда он был умерщвлен в Дельфте: серый кожаный колет, обрызганный кровью и избитый пулями; подле колета лежит пистолет, которым совершено злодеяние, и две бедственные пули! Любопытна огромная игрушка, сделанная по желанию, изъявленному Петром Великим. В большом шкапу, разделенном на шесть частей, за стеклами, представлена с удивительной точностью внутренность голландских комнат, кухни, хлева, овчарни и проч. Домашняя утварь, мебели, фигуры людей и животных, одежда, — все сделано с невероятной точностью. Говорят, что мастер трудился над моделью двадцать лет; но цена за эту игрушку показалась бережливому царю слишком великой, и игрушка осталась в стране игрушек50.
…Став нидерландской королевой, Анна Павловна по-прежнему старалась не терять духовных связей с Россией. По ее просьбе в голландских архивах были отобраны материалы, касавшиеся русско-голландских связей — это были копии с донесений голландских резидентов, посещавших Россию с 1615-го по 1780 годы51. Значительная часть этих написанных на старинном голландском языке документов была снабжена переводами и в 1843 году была отправлена в Петербург. Перевод этих документов на русский язык был поручен секретарю русского посольства в Гааге Беку.
В 1861 году эта бесценная коллекция поступила в Императорскую академию наук, а в начале 1877 года документы были переданы в Императорское русское историческое общество. Их решено было издать, причем это дело было поручено тому же Беку, который за истекшие тридцать пять лет дослужился до чина тайного советника. Так в научный оборот были введены материалы по истории русско-голландских отношений, в том числе и церковных.
17 марта 1849 года король Вильгельм II, супруг Анны Павловны, скончался. Только после его смерти выяснилось, в какое расстройство он привел семейный бюджет. В бытность свою королем Вильгельм II сорил деньгами направо и налево. Не считаясь с расходами, он собрал внушительную коллекцию живописи, построил дорогие замки. В своих письмах на родину Анна Павловна часто выражала озабоченность финансовым положением дома Оранских. 1 октября 1849 года вдовствовавшая королева написала об этом своему брату — императору Николаю I (унаследовал российский престол после смерти брата — Александра I, скончавшегося в 1825 году).
Милый брат, дорогой и любезный друг, ты, конечно, понимаешь, что только обстоятельства крайней необходимости вынуждают меня нарушить наше общее горе и говорить с тобой о вещах материального свойства. Я подумала, милый друг, что, поскольку речь идет о чести семьи и о памяти нашего дорогого Вильгельма, которого ты так любил, я должна обратиться к твоему сердцу и воззвать к твоей доброте.
Тебе известно о наследстве Вильгельма. В задачу комиссии, созданной для изучения и рассмотрения этого вопроса, входило собрать необходимые данные и оценить имущество и наличные активы, равно как и сосчитать долги. Последние, как оказалось, составляют четыре с половиной миллиона гульденов. Для их уплаты нам нужно будет продать всю землю и недвижимость в этой стране, поэтому я обращаюсь к тебе, любимый брат и друг, с просьбой, чтобы ты в этот роковой час согласился купить собранные Вильгельмом картины, к которым ты так привязан и которые уже отданы тебе в залог. Если ты выполнишь мою просьбу, мои дети будут спасены. Ты также спасешь честь семьи52.
Николай I согласился и купил коллекцию за 137 823 гульдена. (Теперь это бесценное собрание картин, среди которых многие принадлежат кисти Рембрандта, — предмет гордости Санкт-Петербургского Эрмитажа.) На свои личные сбережения Анна Павловна приобрела дворец в Сустдейке: «Чтобы этот знак национальной благодарности, подаренный нашему Вильгельму по случаю битвы при Ватерлоо, не попал в руки Бог знает кого»53.
В 1849 году Вильгельма II на королевском престоле сменил его сын — Вильгельм III (1817–1890). Королева Нидерландская Анна Павловна с этого времени особенно остро стала ощущать тоску по родине, что усугублялось также семейными неурядицами.
Большой интерес представляют письма Анны Павловны, где говорится об ее отношениях с невесткой Софьей. С самого начала две женщины не поладили. Против воли матери Вильгельм III неожиданно женился на своей родственнице Софье Вюртембергской. Слишком многое в Софье напоминало Анне Павловне ее собственную сестру Екатерину. Когда Софья и Вильгельм еще только вступали в совместную жизнь, Анна пишет: «С самого начала, по своему обыкновению, я держалась искренне и просто. По-моему, для молодоженов они слишком холодны друг с другом. Со мной Софья очень мила и учтива. Однако удивительно, насколько она выглядит старше и взрослее моего сына, который против нее настоящий мальчишка. Наверняка она не питает к нему никаких теплых чувств, но, движимая честолюбием, оказывает ему внимание в предвкушении блестящего будущего».
А также: «Голландия кажется ей маленькой и убогой, а народ — скучным. Состояние ее здоровья вызывает серьезные опасения. Здешний климат дурно на нее влияет»54.
Обуреваемая ностальгией, Анна Павловна летом 1853 года приехала в Россию. Будучи православной, она вместе со своей свитой посетила Троице-Сергиеву лавру. Вечером 19 июля она присутствовала в Троицком соборе за молебном Пресвятой Троице и преподобному Сергию Радонежскому; на следующий день, 20 июля, молилась за Божественной литургией. «Обедня была торжественная, — отмечал один из участников богослужения. — Королева стала за правым клиросом, а не на месте, для нее приготовленном. Богослужение не было поспешное»55
После богослужения Анна Павловна осмотрела монастырскую ризницу, лаврские храмы и Московскую духовную академию, расположенную на территории монастыря. В лавре состоялась встреча нидерландской королевы с митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым). «Когда пришел о. наместник, владыка стал говорить о голландцах, о их богослужебной литературе, — сообщалось в записках очевидца этой встречи, — владыка, между прочим, сказал, что любопытно бы знать, какое на них впечатление производит наше богослужение»56.
В свите королевы находились голландцы; один из них — камергер — беседовал с ректором Академии и с духовенством. Епископ Леонид, присутствовавший при этой встрече, отмечал, что ему довелось побеседовать с камергером Анны Павловны: во время обеда «я говорил более с камергером, разумеется о лавре и о его путешествии, — писал владыка. — Он говорил мне, что наши обряды tres imposants, что это путешествие чрезвычайно приятно, потому что Западная Европа и Восточная Европа или Россия — это как будто два мира: все здесь отлично… Он говорил, что о митрополите нашем часто говорят у королевы и уважают его, как замечательного человека, что к королеве присылаются все замечательные русские книги, и она много читает»57.
В беседе с митрополитом Анна Павловна сообщила, что в ее придворной церкви в Гааге служил священник Александровский; она интересовалась судьбой его детей, спрашивала, где они учатся (ранее она посылала по этому поводу записку митрополиту Филарету)58. Она сказала также, что всегда и на чужой стороне помнила и любила Россию, и что если не приезжала сюда в течение двадцати восьми лет, то виной были ее несчастья. «Вы знаете, — говорила она владыке, — мои обстоятельства: наша страна (Нидерланды — Авт.) была разорвана надвое, и я не могла оставить в несчастии тех, с кем жила прежде в счастии: это было бы недостойно русской великой княгини»59.
Стремясь избежать обсуждения политических вопросов, митрополит Филарет отвечал королеве Анне Павловне: «Мы не смеем входить в причины удерживания Вас от путешествия в Россию, но теперь должны быть благодарны Вам за то, что вспомнили Россию»60. Поблагодарив владыку Филарета за сочувствие, Анна Павловна сказала: «Я обязана вашему духовенству, что оно молится за меня и напоминает обо мне народу, которому без этого я была бы вовсе чужда, он совсем не знал меня»61.
Перед отъездом нидерландской королевы из лавры был отслужен краткий напутственный молебен. Митрополит Филарет, облаченный в мантию, провожал Анну Павловну с крестом и святой водой. Перед тем как сесть в открытую карету, она поблагодарила владыку за прием, взяла у него благословение и приложилась ко кресту62.
Связи Троице-Сергиевой лавры с Голландией не прерывались и в последующие годы. 6 сентября 1855 года обитель преподобного Сергия посетил император Александр II со свитой, а на следующий день члены царской фамилии присутствовали на литургии, после чего митрополит Филарет «поднес государю императору для препровождения в севастопольскую армию древнюю походную икону Видения Богоматери преп. Сергию»63. За этим богослужением присутствовали принцессы Нидерландские Луиза и Мария. А 14 сентября следующего, 1856 года, Троице-Сергиеву лавру посетил принц Нидерландский Фридрих64.
В 1855 году Анна поссорилась со своим старшим сыном, ставшим королем Виллемом III, и решила вернуться в Россию. Получив известие о приезде тетушки, Александр вошел к жене, императрице Марии Александровне, со словами: «Вот, милая моя, черепица нам сваливается на голову — едет тетушка!» Фрейлина Тютчева записала: королева «имеет репутацию особы столь же неуживчивой и трудной в общежитии, сколь хорошей патриотки, и мысль иметь ее навсегда при себе, кажется, не очень улыбается их величествам».
Анна приехала в Гатчину в ноябре 1855 года и снова увидела пейзаж любимого парка, мостики, озера. Но вернуть прошлое было уже невозможно. Придворные с удивлением вслушивались в ее речь. Как писал Владимир Соллогуб, королева говорила «чисто карамзинским слогом начала (XIX) столетия», и ее почти не понимали. Утомительны и старомодны для окружающих казались ее манеры. «Королева… — писала Тютчева, — говорила массу любезностей и делала бесконечные реверансы: из одного ее реверанса можно было выкроить десяток наших. Королева Анна — очень почтенная женщина, полная старых придворных традиций и преданности этикету и еще не отправила приличия ко всем чертям, как принято в наше время. Наши молодые великие князья и княгини покатываются от смеха и делают забавные ужимки за спиной своей тетушки».
Анна побывала в Москве и, помолившись в ее соборах, уехала назад, в Голландию, давно ставшую ее домом. Она была последней дочерью Павла и Марии, еще жившей на свете, и довольно скоро поняла, что здесь, в новой России, она никому не нужна со своими старомодными привычками и карамзинским слогом65.
Семейные нелады с невесткой по-прежнему досаждали вдовствовавшей королеве-матери. В 1859 году Анна Павловна пишет: «Возле моего сына — опасный человек — его коварная супруга, которую Бог дал ему в наказание. Характерным примером ее поведения может служить то обстоятельство, что, сделавшись королевой, она больше не целует мне руку». И далее: «Не знаю, как долго еще смогу противостоять хитроумным козням королевы Софьи, которая по характеру своему недостойна трона, в то время как мой сын позволяет ей собою помыкать. Нужно ее одернуть и поставить на место, чтобы она не думала, будто все будет сходить ей с рук и впредь»66.
Несмотря на долголетнее отсутствие в России, Анну Павловну хорошо знали в русских церковных кругах. Об этом свидетельствует, например, название одной проповеди, сказанной в Исаакиевском соборе 7 января 1861 года: «Слово в день св. Иоанна Крестителя Господня и день рождения благоверной государыни Анны Павловны, королевы Нидерландской»67.
Осенью 1862 года торжественно праздновалось 1000-летие России; с большим размахом юбилей отмечался в Великом Новгороде. 8 сентября, для участия в торжествах, сюда прибыл митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Исидор со свитой. Ранее в Новгород прибыл великий князь Николай Николаевич и другие члены императорской династии. 4 сентября они посетили церковь святого блаженного Николая Кочанова, а на следующий день присутствовали за Божественной литургией, которую совершил местный священник с соборным диаконом и митрополичьими певчими, присланными сюда владыкой Исидором. К раке блаженного Николая была пожертвована серебряная лампада, под которой на фарфоровом позолоченном яйце был изображен святой мученик Никанор. Яйцо это в 1838 году было получено великой княжной Александрой Петровной в день рождения от королевы Нидерландской Анны Павловны68. (Великая княгиня Александра Петровна (1838–1900), дочь принца Петра Ольденбургского, была замужем за великим князем Николаем Николаевичем Старшим; основала Покровскую общину сестер милосердия в Санкт-Петербурге. С 1881 года жила в Киеве, где основала Покровский женский монастырь и приняла иночество с именем Анастасия.)
После кончины своего супруга (1849 год) Анна Павловна переселилась из Амстердама в Гельдерн, а затем переехала в Гаагу. В 1864 году она принимала в Голландии своего племянника — российского императора Александра II69.
Великая княгиня Анна Павловна скончалась в 1865 году; по словам ее биографа, «скорбь о кончине Анны Павловны в Нидерландах глубока и повсеместна, во многих городах жители добровольно носили траур; король Нидерландский Вильгельм III (второй сын Анны Павловны) и другие дети возвестили о кончине своей матери трогательным посланием. Погребение Анны Павловны состоялось не в фамильном склепе Оранской династии в Дельфте, а в православной церкви святой Екатерины в Амстердаме, сооруженной императором Николаем I»70.
Великая княгиня Анна Павловна заботилась о развитии русско-голландских духовных связей. Еще до ее приезда в Голландию (1816 год), в русской дипломатической миссии в Гааге состоял Петр Александрович Корсаков (1790–1844). Во время пребывания в этой стране (1807–1810) он основательно изучил голландский язык и литературу. Его прекрасные переводы стихотворений голландских поэтов, а также составленная им антология голландской поэзии являются его главной заслугой перед русской литературой. В 1838 году в Петербурге вышел в свет очерк П. А. Корсакова под названием: «Голландская литература»71. «Княгиня Анна Павловна, принцесса Оранская, почтила мой первый └Очерк голландской литературы”, что налагает на меня священную обязанность продолжить мои опыты»72, — писал П. А. Корсаков вскоре после появления своего сочинения. Вскоре были изданы еще две его монографии, посвященные выдающимся голландским поэтам Иакову Катсу и Иосту фан ден Фонделю73.
В 1843 году отечественный литератор Н. И. Греч поклонился праху Фонделя в амстердамской Старой церкви (Oude kerk): «Погребен в этой церкви знаменитый голландский поэт фон-Фондель, скончавшийся в 1679 году»74, — отмечал он в своих записках.
В рецензии, посвященной еще одной монографии П. А. Корсакова, — «Опыт нидерландской антологии» (СПб., 1844), — напечатанной в год его кончины, также подчеркивалось участие великой княгини в развитии творчества русского литератора. «Государыня королева Нидерландская, Анна Павловна, дозволила ему украсить своим высоким именем отдельно напечатанный └Очерк голландской литературы”, — писал автор отзыва. — Ее Величество в самых лестных для него выражениях изволила письменно пригласить Петра Александровича продолжить свои труды и умножать их новыми цветами богатой нидерландской поэзии, пересаженными на нашу русскую почву»75.
В составленной П. А. Корсаковым антологии особый интерес представляет перевод стихотворения голландского поэта М. Р. Фейта, который был современником русского поэта Г. Р. Державина. Им обоим принадлежат оды под одинаковым названием «Бог». Вот начальные строки оды М. Р. Фейта и Г. Р. Державина:
О, Ты! всех жребиев решитель.
Миров бесчисленных властитель.
Загадка ангелам, чертог
Неисследимый, бесконечный;
Родник, пучина жизни вечной —
Иегова! Несказанный Бог!
М. Р. Фейт76
О, Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц — в трех Лицах Божества.
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины.
Кого никто постичь не мог,
Кто все Собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет.
Кого мы называем: Бог!
Г. Р. Державин77
Вполне понятно, что сам П. А. Корсаков был поражен удивительным сходством обоих стихотворений. Вот что он писал по этому поводу: «Если в этой оде встретится некоторое сходство с одой Державина, переводчик не виноват: он переводил почти из стиха в стих, из слова в слово. Доказательство налицо — оригинал. Кто же кому подражал? Ни Рейнфис Фейт Державину, ни Державин Рейнфису Фейту: ни тот, ни другой не знали языка своего соперника; но оба были великие поэты, проникнутые величием своего предмета; оба они напитаны были величием своего предмета; оба они напитаны были красотами Священного Писания и благоговели перед ним, как и все истинно-гениальные люди»78.
…В год кончины Гаврилы Романовича Державина (1816) на страницах «Северной почты» был опубликован некролог, содержавший такие строки: «Он (Державин) писал оды духовные, героические, философские, анакреонтические… Он возвышает дух наш, и каждую минуту дает чувствовать благородство своего духа»79, Гаврила Романович скончался 8 июля 1816 года (ст. ст.), — через месяц после того, как в Павловске прозвучали стихи А. С. Пушкина, посвященные Вильгельму Оранскому. Имена этих и других выдающихся деятелей русской и голландской культуры составляют славную плеяду современников Анны Павловны, королевы Нидерландской.
* * *
После
кончины Анны Павловны ее домовая церковь в Гааге по-прежнему оставалась
островком православия в инославном окружении. По-прежнему этот храм посещали
путешественники из России и оставляли о нем свои письменные свидетельства. Еще
одно описание православной церкви в Гааге принадлежит Л. Шмеллингу, который
осенью
Очаг Православия, возгоревшийся в голландской столице, не затухал и в следующем, ХХ столетии. Правда, приход в Гааге был малочисленный, слабый, жизнь в нем едва-едва теплилась. О тяжелой ситуации, сложившейся там, вспоминал митрополит Евлогий (Георгиевский, 1868—1946), возглавивший в эмиграции так называемый Парижский Экзархат константинопольской церкви. «Настоятелем нашей церкви в Гааге был долгие годы о. Алексей Розанов, священник семинарского образования, не очень ревновавший о своем приходе, — свидетельствовал владыка. — Церковь, устроенная в доме батюшки, со входом через его гостиную, привлекала преимущественно его друзей и знакомых, а богомольцы со стороны идти в квартиру батюшки иногда и не отваживались. Приход, и без того малочисленный, захирел. После смерти о. Розанова я назначил в Гаагу иеромонаха о. Дионисия, горячего, энергичного молодого человека, окончившего Богословский институт»81. О том, как началось возрождение гаагского прихода, владыка Евлогий рассказывает в своей книге «Путь моей жизни».
О. Дионисий, молодой пастырь, энергичный, ревностный, был глубоко потрясен картиной духовной запущенности и омертвения, когда в праздник Вознесения Господня в церковь пришли только… три человека! Для возрождения прихода он решил во что бы то ни стало устроить особый храм, отделив церковь от квартиры настоятеля. Необходимость проходить через квартиру священника весьма стесняла (как это потом выяснилось) верующих людей и вообще не способствовала привлечению их к церковной жизни. Для этого надо было перестроить домик консьержа у входа в церковный сад. Впоследствии, в конце 1937 года, отец Дионисий свой план осуществил. Поначалу денег не было. Отец Дионисий принялся усердно собирать пожертвования; на его призыв живо откликнулись не только русские (их было мало, и они бедны), но и наши голландские друзья-протестанты, старокатолики… Нашелся очень хороший русский архитектор, из голландцев, живших в России; он сделал удобный и красивый план приспособления домика под храм. И вот 12 декабря 1937 года назначено было его освящение.
Я приехал на торжество вместе с живущим в Бельгии архиепископом Александром. Мы были встречены с большой радостью. На торжество явились не только прихожане, но инославные — наши голландские друзья. Чин освящения прошел и торжественно и умилительно. Один образованный голландец, д-р Гендрикс, оказался таким любителем православного богослужения, что несколько лет подряд на Страстную неделю и на Пасху ездил в Москву, чтобы наслаждаться там нашим богослужением. «В моей жизни было два замечательных, радостных момента, которых я не забуду до смерти: пасхальное богослужение в Москве и освящение храма в Гааге», — сказал он82.
…В январе 1995 года исполнилось 200 лет со дня рождения великой княгини Анны Павловны, а в марте — 130 лет со дня ее кончины. Весной 1995 года в музее-заповеднике «Павловск» открылась выставка, посвященная королеве Нидерландов. На открытии выставки в Павловском дворце присутствовал генеральный консул Голландии в Петербурге господин В. Вилдетур, сказавший несколько слов благодарности в адрес администрации и научного отдела музея, подготовивших эту экспозицию. На ней были представлены более тридцати произведений искусства — живопись, графика, миниатюра, книги, предметы мебели той эпохи.
Здесь можно было увидеть и экспонаты из собрания Королевского Дома Оранских из Гааги. Это две изящные миниатюры из слоновой кости: одна двойная с портретами Анны Павловны и Вильгельма Оранского и другая с портретом сестры Анны, великой княжны Екатерины Павловны. Тринадцать черно-белых гравюр из Национального музея «Дворец Хет Лоо» дали представление о разных периодах жизни Анны Павловны в Голландии; на двух гравюрах были изображены похоронные процессии Вильгельма Оранского, умершего в 1849 году, и королевы Анны, скончавшейся в 1865 году. Выставка в Павловске была открыта до 10 мая, а затем она отправилась в Голландию83.
Имя Анны Павловны не было забыто и за границей. В конце 1980-х годов канадский историк Джекмен опубликовал материалы переписки между Анной Павловной и ее братьями, — царями Александром I и Николаем I, и великими князьями Константином и Михаилом в период 1817–1855 годов. Эти тексты проливают свет на интереснейший эпизод в истории русско-голландских отношений. А для Голландии великая княгиня Анна — Anna Palona, любимая королева. Ее имя носит площадь и одна из улиц Гааги. В честь нее был назван один из городков на севере страны.
2 Анисимов Евгений. Королева Анна Павловна // Дело. № 39. 7.11.2006. С. 14.
3 Пушкин А. С. Принцу Оранскому. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 1. Стихотворения 1813–1824 гг. М., 1974. С. 412.
4 Камер-фурьерский церемониальный журнал государыни императрицы Марии Феодоровны 1816 года. Январь–июнь. Пг., 1915. С. 225–226.
5 Там же. С. 231.
6 Там же. С. 233.
7 Там же. С. 234.
8 Тургенев А. И. Хроника русского. Дневники 1825–1826 гг. М.;Л., 1964. С. 434.
9 Камер-фурьерский церемониальный журнал государыни императрицы Марии Феодоровны 1816 года. Январь–июнь. Пг., 1915. С. 239.
10 Там же. С. 240.
11 «Северная почта» (далее — СП). № 14. 16 февраля 1816 года.
12 СП. № 20. 8 марта 1816 года.
13 СП. № 22. 15 марта 1816 года (сообщение из Ярославля от 2 марта).
14 СП. № 25. 25 марта 1816 года.
15 СП. № 18. 1 марта 1816 года.
16 Смирнов С. История Московской Духовной Академии до ее преобразования (1814–1870). М., 1879. С. 364.
17 СП. № 50. 21 июня 1816 года.
18 Гаевский В. П. Пушкин в Лицее и лицейские его стихотворения // Современник. 1863. № 8. Отд. I. Т. 97. С. 372.
19 Пушкин А. С. Указ, соч. Т. 1. С. 413.
20 СП. № 50. 21 июня 1816 года.
21 СП. № 48. 14 июня 1816 года.
22 СП. № 57. 15 июля 1816 года.
23 Там же.
24 Там же.
25 СП. № 49. 17 июня 1816 года.
26 СП. № 72. 6 сентября 1816 года.
27 СП. № 75. 16 сентября 1816 года.
28 СП. № 78. 27 сентября 1816 года.
29 Анисимов Евгений. Указ. соч. С. 14.
30 Там же.
31 Там же.
32 Зилов А. Дневник русского путешественника по Европе. М., 1843. С. 204.
33 Корсаков Н. А. Рассказ о путешествии по Германии, Голландии, Англии и Франции в 1839 году. М., 1844. С. 33–34.
34 Король Нидерландский Вильгельм I (1772–1843). — Прим. авт.
35 Дневники В. А. Жуковского. СПб., 1903. С. 473–474.
36 Русский архив. 1895. № 8. С. 447.
37 Мещерский Алексей. Записки русского путешественника. М., 1842. С. 134–136.
38 Там же. С. 80–81.
39 Тарасенко-Отрешков Н. И. Записки в поездку во Францию, Италию, Бельгию и Голландию. СПб., 1871. С. 462.
40 Митрополит Филарет в его письмах к архимандриту Антонию // Русский архив. 1877. № 9–12. Кн. 3. С. 319.
41 Там же. С. 319. Письмо от 27 января 1833 года к архимандриту Антонию.
42 Русский биографический словарь. Т. 2. СПб., 1900. С. 189.
43 Греч Н. И. Парижские письма с заметками о Дании, Германии, Голландии и Бельгии. СПб., 1847. С. 136–137.
44 Там же. С. 182–183.
45 Там же. С. 77.
46 Там же. С. 76–77.
47 Петровская школа — Петришуле при лютеранском храме Петрикирхе в Санкт-Петербурге, где Н. И. Греч в молодые годы был преподавателем. — Прим. авт.
48 Там же. С. 118.
49 Там же. С. 119–120.
50 Там же. С. 121–124.
51 Впервые на эти документы обратил внимание отечественный исследователь А. Н. Тургенев во время своего пребывания в Голландии. — Прим. авт.
52 Русская княжна — королева Нидерландов // За рубежом. № 30. 1991. С. 18–19.
53 Там же. С. 19.
54 Там же. С. 19.
55 Королева Нидерландская Анна Павловна у Троицы-Сергия. (Из записок преосвященного Леонида) // Русский архив. № 9. 1905. С. 135.
56 Там же. C. 136.
57 Там же. C. 138.
58 Там же. C. 137.
59 Там же. C. 137.
60 Там же. C. 137.
61 Там же. C. 137.
62 Там же. C. 139.
63 Смирнов С. Указ, соч. C. 372.
64 Там же. C. 373.
65 Анисимов Евгений. Королева Анна Павловна // Дело. № 39. 7.11.2006. С. 14.
66 Русская княжна — королева Нидерландов // За рубежом. № 30. 1991. С. 19.
67 Странник. Проповедник — архимандрит Иосиф. 1864. Январь. Отд. 2. С. 51–55.
68 Валдайский И., свящ. Церковь святого блаженного Николая Кочанова в Новгороде. Новгород, 1865. С. 24-25.
69 Русский биографический словарь. Т. 2. С. 189.
70 Там же. С. 189.
71 Корсаков П. А. Голландская литература / Библиотека для чтения. Т. XXVII. СПб., 1838.
72 Корсаков П. А. Иаков Катс, мыслитель и муж совета. СПб., 1839. С. 120.
73 Русский биографический словарь: «Кнаппе-Кюхель». СПб., 1903. С. 273.
74 Греч Н. И. Парижские письма с заметками о Дании, Германии, Голландии и Бельгии. СПб., 1847. С. 79.
75 Маяк. 1844. Т. 16. Отд. 4. С. 68.
76 Корсаков П. А. Опыт нидерландской антологии. СПб., 1844. С. 14–15.
77 Цит. по: Ильин В. Н. Арфа царя Давида в русской поэзии. Брюссель, 1960. С. 28.
78 Корсаков П. А. Указ. соч. С. 14–15.
79 Северная почта. № 62. 2 августа 1816 года.
80 Шмеллинг Л. Русские православные церкви за границей // Зодчий. 1900. № 7. С. 93.
81 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. М. 1994. С. 399.
82 Там же. С. 428.
83 Менчикова Л. Русская княжна — королева Голландии // Царскосельская газета (г. Пушкин). № 34. 25 марта 1995 года.