Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2012
ДОМ ЗИНГЕРА
Равиль Бухараев. Письма в другую комнату: зерцало молчания. СПб.:
Алетейя, 2011. — 224 с.: ил. — (Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы).
Многие не без оснований почитают Равиля Раисовича Бухараева (1951–2012) как самого крупного поэта современного татарского мира, значительного русского поэта и просветителя. “Русский писатель с татарской душой” (так позиционировал он себя сам в одном из интервью) переехал в Лондон в 1990 году — его пригласили читать лекции по истории и культуре Татарстана, потом предложили работу на радио, и с 1992 года по май 2009-го он являлся штатным сотрудником Русской службы Би-би-си. Он печатался с 1969 года, был членом многих писательских организаций, отечественных и зарубежных, неоднократно отмечался литературными премиями, писал стихи на русском, татарском, английском и венгерском языках. В Англии одновременно переводил и издавал материалы по истории, религии и культуре своего народа. Ему принадлежит не менее десятка книг по политэкономии, политике, политологии, истории религии, — обратиться к этим темам его побудили занятия журналистикой. Поэт, прозаик, переводчик, драматург. Ведя активную общественную и профессиональную жизнь, он пришел к убеждению, что большие события происходят в душе человека, а не снаружи. Жизни души посвящена и книга “Письма в другую комнату: зерцало молчания”. Свои письма — о непостижимой красоте мира, о его незримом единстве и взаимосвязи прошлого и настоящего, о любви и притяжении судеб — поэт пишет жене, которая живет в одном доме с ним: жанр писем помогает сохранить каждому из супругов внутреннюю свободу, гармонию в отношениях. Плавный, изящный полет мысли вольно переносит поэта из южных лондонских предместий в Карловы Вары, из богемских шумящих лесов — в пустыни, где Аллах напоминает о себе колодцами и родниками, из Таиланда — на Алтай или в родную Татарию, в татарские луга, к отеческим чистым лесам и заветным озерам. Воспоминания приводят поэта то в пустынный Авиньон, где мистраль выдул всех туристов, то в подмосковное Кусково, блистающее листопадом и парковыми водами, то в Синай, к храму Святой Екатерины, охраняемому от разора и запустенья Законом свободы — свитком с отпечатком ладони Пророка, дарованным монастырю святым Мухаммедом. И снова Карловы Вары, где бытуют зримые тени Бетховена, Батюшкова, Гоголя, Гёте, Моцарта. И снова лондонские южные предместья, где в местных названиях так явственно аукается настоящее с прошлым, в котором было место и седобородому Камилю Писарро, бродившему среди лесов с мольбертом. И Шекспиру, о котором известно менее чем о каком-нибудь бедняге Уильяме Колине, вынужденном в 1333 году раскошелиться на три пенса, поскольку его свинья имела неслыханную дерзость забрести в овсовые посевы местного лорда. Тонко прописанные картины природы (чуден Божий мир!) сменяются размышлениями о путях-судьбах Гёте и Казановы, подробным рассказом о почти неизвестном в России кипрско-турецком поэте Османе Тюркае, о культурном феномене космической поэзии человека, которому выпала доля быть мостом между Востоком и Западом. В этой книге одновременно сосуществуют прошлое, настоящее и будущее. Жизнь в ее движении и природном покое, неостановимые мгновения, которые так хочется остановить. Любовь как долгая дорога друг к другу; отталкивание и притяжение мужчины и женщины; бренность человека и вечность природы; исторические ассоциации; поэзия; сокровенные смыслы всех великих и малых движений; Бог и абсолютная неделимость Божия Бытия. Для Бухараева, входившего в ахмадийскую мусульманскую общину (не признаваемую большинством мусульман мира)? Бог — это Бог-Единство, Аллах, для которого не бывает чужого. Религия, как ее понимает поэт, это ислам с улыбкой, без принуждения, ислам под девизом “Любовь — ко всем, ненависть — ни к кому”. В книге писем, где поэт делится с читателем и любимой своим видением мира, каждая глава завершается сюжетным рассказом, своего рода нравственной притчей. В книгу включены и суры из Корана, и стихи жены поэта Лидии Григорьевой. И все вместе это образует удивительный по красоте текст, который Валентин Курбатов охарактеризовал так: “Это пограничье языка, каково оно было у Набокова, Бродского, это постоянное слышание, это прустовское внимание к себе, к самомалейшей подробности жизни, это неумолимое преследование души, это постоянное изумление тому, что ты есть, что мир создан для тебя — только пойми и полюби, и он откроется. И слово бежит, бежит, торопится — не то музыка, не то паутина Арахны, постоянно └происходящее“, которое хочется хоть на мгновение остановить, чтобы разглядеть до донышка. Это уже и не речь, а драгоценный исламский узор, слепящая каллиграфия, орнамент, опоясывающий мир…”
Ян Котт. Шекспир — наш современник / Пер. с польского В. Климовского. СПб.: Балтийские сезоны, 2011. — 352 с.
Книга авторитетнейшего шекспироведа Яна Котта (1914–2001). На русский язык переводится впервые, хотя, выпущенная в свет в 1965 году, была переведена на многие европейские языки и оказала большое влияние на европейский театр, главным образом на Питера Брука, Тадеуша Кантора, Ежи Гротовского. “Шекспир-современник” возник из театрального опыта, из “польского” Шекспира, постановки которого Я. Котт, театральный критик и рецензент, видел в первую очередь на польской сцене. “Шекспир как мир или жизнь. Каждая эпоха находит в нем то, что ищет и хочет увидеть. Читатель середины ХХ века читает └Ричарда III“ или смотрит, как его играют на сцене, сквозь собственный опыт. Не может читать и смотреть иначе”, — пишет Я. Котт. И если шекспировский Гамлет изучал Монтеня, то польский Гамлет середины ХХ века испытывал влияние идей польских поэтов-романтиков и Ницше, и в образе Гамлета на польской сцене находила отражение польская история борьбы за освобождение. В середине ХХ века Шекспир был прочитан Яном Коттом через экзистенциальные испытания XX, через опыт войны, гибели, террора. Я. Котт имел дело с текстами Шекспира и их сценическим воплощением, он сопоставлял шекспировский театр с театром гротеска Беккета, размышлял над соотношением трагедии и гротеска в драматургии, анализировал различные интерпретации пьес Шекспира на европейских подмостках. И от современности, от середины века ХХ обращался к веку XVIII и XIX, к тому, как понимали и ставили Шекспира во времена оные, и к началу века ХХ века, когда совершился переворот в шекспироведении и впервые драматурга стали прочитывать через его собственный театр. Страны и времена во взаимоотношениях с Шекспиром. Сопрягая пьесы Шекспира со своим опытом, со своим временем, исследователь не мог не обратиться и к эпохе Шекспира, не мог не задуматься о том, каким же на самом деле был реальный мир Шекспира — идеи, ренессансные надежды, жестокий опыт повседневности. И постигая пьесы Шекспира, везде обнаруживает образ феодальной истории в интерпретации великого драматурга — неизменный и постоянный Великий Механизм, обеспечивающий смену власти: большая лестница, по которой непрерывно шагает череда королей и каждая ступенька, каждый шаг вверх отмечены убийством, вероломством, предательством. Подняться, чтобы пасть. Образ самой истории выступает поверх индивидуальных черт королей и узурпаторов из драматических “Хроник” Шекспира, его трагедий и даже комедий. Невозможно изучать Шекспира и не задаваться вопросами: слышал ли Шекспир о Леонардо, случайно ли дал Просперо Миланское герцогство, где Леонардо да Винчи провел долгие годы на службе у Лодовико Иль Моро? Остров в “Буре” — феерия или утопия? И какое он имеет отношение к экспедиции 1609 года, высланной графом Саутгемптоном для освоения Виржинии, первой английской колонии на побережье Северной Америки? И как эротика и сексуальность эпохи Возрождения, эротика и метафизика переодеваний запечатлелась в “Сонетах” и комедиях? Среди пьес, которые рассматривает Я. Котт, есть те сверхшедевры, к которым неизменно обращается каждое поколение, выбирая своего Гамлета, своего Макбета, своего Отелло. И те, что редко ставятся на сцене, трудны в истолковании: “Троил и Крессида”, “Кориолан”. Но в любом случае герои многолики, их невозможно втиснуть в одну формулу. И спор о существовании нравственных устоев в жестоком и бессмысленном мире, о враждующих между собой во всех великих трагедиях Шекспира морали и разумности, начатый великим драматургом четыре века назад, продолжается. За полвека в шекспироведении появилось много новых наработок, но толкования и интерпретации Я. Кота значения не утрачивают. В приложениях помещена хронологическая таблица: “Шекспир и мир”.
Андрей Буровский, Сергей Якуцени. Политическая экология. Монография. Санкт-Петербург: АуроИнфо: Изд-во Союза писателей Санкт-Петербурга, 2011. — 410 с.
Едва возникнув, род homo, ни мало не задумываясь о последствиях, начал разрушать окружающую его среду. Он не обладал никакими сдерживающими инстинктами и никакой понятийной базой в отношении сбережения ресурсов. Бродячий охотник истреблял мамонтовую фауну и мир растительный, бросал, где попало, объедки, загаживал свои пещеры и стойбища, по необходимости перебираясь в другие места: биосфера была большая, а человек — маленьким, малочисленным видом, способным испоганить только собственное жилище и его самые ближайшие окрестности. (Не с тех ли времен сохранилась у нас привычка мусорить, где живешь?) Человек-охотник вел первые биосферные войны: за территорию и за возможность истребить и съесть (не в переносном смысле слова) противника. Двойная польза: на человека охотились, ловили и съедали, а территорию сожранного рода или племени захватывали. Именно человек-охотник стал причиной первых грандиозных экологических катастроф. С появлением аграрных обществ, с переходом к земледелию началось массированное, интенсивное изменение человеком ландшафтной оболочки Земли, причем изменения, намного более щадящие биосферу, чем массовые охоты. Пришлось новоявленным крестьянам озаботиться и о своем жилище, и о территории: потребовалась не одна эпидемия, чтобы перестать швырять объедки около дома и научиться закапывать кухонные отходы, а кто не хотел изменяться — вымирали. Рассматривая экологическую историю развития человечества с древнейших времен до нового и новейшего времени, странствуя по континентам от эпохи к эпохе, авторы развеивают устоявшиеся мифы об экологическом благополучии первобытного общества и наследующих ему ранних систем Бронзового, Железного и индустриального века. С грустью приходится констатировать: деятельность человека, конкуренция человеческих сообществ за оптимальное место обитания, борьба за природные ресурсы, технологические революции непрерывно вели к деградации биоресурсов. Биосфера земли давно уже не существует как самостоятельная сущность. Все ландшафты прямо или косвенно созданы человеком. И хотя о сохранении гибнущего на глазах биоразнообразия задумались еще в конце XIX века, по-настоящему остро проблема встала с 1960-х годов: человечество исчерпало дешевые ресурсы, загрязнение стало реальной угрозой для самых цивилизованных стран. На улицах европейских городов полицейские несли службу в масках, детям не рекомендовалось покидать дома, вода европейских рек была признана непригодной не только для питья, но даже для стирки белья. Рейн, древняя колыбель германских племен, превратился в сточную канаву. Развитые страны Европы платили страшную экологическую цену за экономическое процветание, как пришлось заплатить за “экономическое чудо” и Японии, и Корее, и США, и Китаю. Перенос экологических проблем в третьи страны в конце XX — начале XXI века — решение проблемы, найденное просвещенным Западом, обернулся социальной и биосферной катастрофой для стран третьего мира. С середины XX века экология превратилась в политическую проблему, экологическая дипломатия покинула периферию, экологические проблемы обсуждаются на самых высоких уровнях, под эгидой ООН созданы многочисленные международные организации, принимаются всевозможные документы, носящие, как правило, рекомендательный характер. Существенного прорыва в природоохранной деятельности не видно. И ведутся войны, с точки зрения авторов, биосферно-экономические войны на истребление. “Было время, когда экономика определяла войны — и было время политической экономики. Настало время, когда экология определяет войны — и настало время политической экологии. Это книга не об экологических концепциях и идеях. Эта книга не о порче природы. Это книга о том, как государства сталкиваются с экологическими проблемами, как они понимают эти проблемы и какие они принимают решения. И, самое важное, к чему эти решения приводят”. В книге три части. В первой представлен понятийный, онтологический аппарат политической экологии, новой отрасли знания, предметом которой является теория связи биосферных ресурсов и политики, а также история взаимодействия человека и природы от первобытных времен до новейших. Во второй части этого необычного исследования экология выступает уже как политическая проблема, явленная в революциях, войнах, в международной дипломатии и экономике ХХ — начала ХХI веков. Третья часть посвящена России, чьи биосферные ресурсы — неизбежный источник повышенного корыстного интереса всего остального человечества и, в первую очередь, его экономически развитой части. Россия обладает самыми уникальными и самыми большими в мире биосферными богатствами, уже поэтому против нее ведется биосферная война. Пока только холодная. Книга насыщена интереснейшими фактами и неожиданным их осмыслением, даются ссылки на малоизвестные источники. Приведены мартирологи истребленных животных, от древности до наших дней. Подробно рассмотрена деятельность организаций международных и отечественных — Российской империи, СССР, России. Дана критическая оценка экологическому состоянию России накануне Первой мировой войны, величайшему парадоксу первого этапа власти большевиков (1917–1929): война с собственным народом — и передовые экологические решения, вынужденные, но весьма эффективные меры. Свою экологическую цену имела индустриализация, а биоресурсные авантюры Хрущева (гигантские ГЭС, целина и убийство Великороссии), и Брежнева (трагедия Байкала), привели к биосферным катаклизмам 1953–1991 годов. Проанализированы — критически — всевозможные мифы: от всеобщих, таких, как глобальное потепление или озоновые дыры, до сугубо российских — идея поворота сибирских рек, угроза истребления всех российских лесов. Книга уже вызвала полемику в научном сообществе. Слишком необычны ракурсы, выбранные авторами для взгляда на прошлое и настоящее человечества. Но книга эта, как отмечает в предисловии академик РАЕН Г. Рожков, дает широкую аналитическую платформу для осознания и прогнозирования истинного смысла изменения социальных укладов, определяющих функционирование наций и деятельности государств. А что Россия? Сумеет ли она защитить свои богатства? Не надорвется ли? Как это не парадоксально, но Россия располагает самыми передовыми экологическими идеями — учением Вернадского, его учеников и последователей. Сумеет ли она ими воспользоваться?
Роман Почекаев. Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб.: ЕВРАЗИЯ, 2012. — 464 с.: ил.
Изучение истории Золотой Орды (хотя само название Золотая Орда — анахронизм, поскольку так только в сочинениях XVI века так стали называть Улус Джучи, принадлежавший первенцу Чингисхана, которому Чингис выделил самые обширные области своих владений) насчитывает уже несколько веков. Исследованы многие аспекты существования этого государства, однако за пределами внимания исследователей нередко оставались личности: ордынские ханы и влиятельные государственные деятели. Книга включает семнадцать очерков о двадцати ханах и правителях Золотой Орды и охватывает период от ее основания в XIII веке до падения на рубеже XV–XVI веков. Этот отрезок времени вместил в себя становление Золотой Орды и ее превращение в независимое государство, утверждение на международной арене, апогей ее могущества, многолетнюю золотоордынскую смуту — “великую замятню”, попытки восстановления Золотой Орды и ее распад. И на каждом этапе свою роль сыграли честолюбивые ордынские ханы, правители, временщики, военачальники. Имена знакомые: Батый, Мамай, Едигей, Токтамыш, Ахмат и прочно забытые. Их богатые событиями биографии позволяют пролить свет на разные “темные места” истории не только Золотой Орды, но и современных ей государств, развенчать многие мифы, сложившиеся в отечественной и зарубежной историографии (восточной и западноевропейской). Автор сопоставляет русские летописи, западные хроники и средневековые восточные сочинения, фольклор и жития, обращается к официальным документам, данным нумизматики и археологии, к исследованиям по истории Золотой Орды — от самых ранних (первая половина XIX века) до новейших. И не только восстанавливает бурные события веков минувших, но и приходит к нетривиальным выводам. Так ли зазорно было ли для Руси подчинение “царям” ордынским? С падением в 1204 году Византийской империи, правитель которой в русской государственной традиции именовался “царем” и считался вышестоящим монархом по отношению к русским князьям Рюриковичам, в международной иерархии возникла лакуна. Подчинение Руси Золотой Орде позволило заполнить эту лакуну: новым “царем”, “кесарем” для русских князей стал золотоордынский монарх. Это признание в известной мере позволило русским князьям смириться с потерей независимости в результате монгольских походов 1237–1242 годов. В соответствии с новой идеологией русские земли подчинялись, платили дань и принимали инвеституру не из рук диких кочевников-“сыроядцев”, а от законных “царей” — вышестоящих в международной иерархии монархов. Западноевропейские государи также признавали высокое положение ханов Золотой Орды, именуя их императорами. Мы привыкли рассматривать Орду очень узко: исключительно во взаимоотношениях с русскими князьями, с “игом”. Но столь известное в отечественной истории понятие “ордынское иго на Руси” наиболее оправданно можно применить, пожалуй, только к эпохе Узбекхана (1313–1341). Ни один золотоордынский монарх — ни до него, ни после — не вмешивался так часто и так решительно в дела “русского улуса”, не назначал князей по своему усмотрению, не казнил их в таком количестве и не направлял так часто свои войска на Русь. Но, по приказу Узбекхана, в течение короткого времени было уничтожено и сто двадцать чингизиидов, и еще больше менее знатных ордынских сановников, которым покровительствовали его предшественники, и главным являлась не борьба за торжество ислама, “истинной веры”, в которую отказывались переходить представители разных конфессий, а сведение счетов с реальными и потенциальными недругами. Для большинства ханов Русь была источником доходов и человеческих ресурсов, а также перевалочным путем на торговом пути с Европой. Находившаяся на периферии внешнеполитических устремлений ханов, она подчас изрядно досаждала правителям Орды бесконечными внутренними сварами и междоусобицами, заставлявшими русских удельных князей искать арбитров среди золотоордынских ханов. Обидно, но так, склочничали сами князья. Но внутренняя жизнь Орды была еще более бурной: ханы имели много жен, много детей, а значит и претендентов на трон. В борьбе за трон братья вырезали братьев, племянники и дядья помогали уйти на тот свет друг другу — душили, травили, резали. Иногда и отец становился помехой на пути к власти. Мятежи и перевороты в Сарае, столице Золотой Орды, привели к великой замятне, длившейся не одно десятилетие. Русские князья, воспользовавшись междоусобицами в Золотой Орде, в конце концов перестали фактически признавать суверенитет ханов. Взаимоотношения Руси и Орды, судьбоносные для Руси события автор рассматривает в широком международном контексте. Жизнь ханов и правителей Орды протекала в бесконечных войнах: набеги, походы, битвы. Они вели сложные и насыщенные военно-дипломатические игры. На протяжении длительного времени золотоордынские правители находили союзников в Египте, неизменно враждовали с Ираном, вторгались в Закавказье. Значительную роль в ордынско-крымском конфликте играли генуэзцы и венецианцы. Подчас союзниками ордынцев становились византийцы. Свои интересы имела Орда на территории современной Молдавии и на Балканах, порой ставленники Орды занимали троны балканских королей. История Орды неразрывно связана со Средней Азией и Китаем, где располагались владения Большой Орды и главного хана. Важными игроками на просторах Евразии были ордынцы, русские князья, Польша, Литва, Венгрия. Заключались скоротечные союзы, носившие отнюдь не национальный, не этнический характер. Также скоропалительны были предательства. Вчерашние враги становились союзниками и наоборот. Мир бурлил. И в этом плавильном котле вызревало новое государство, и совсем не случайно восточные народы, башкиры и казахи, узбеки и туркмены в полной мере признали русских государей наследниками Золотой Орды, когда-то объединившей под своей властью огромные территории Евразии. И уж никак взаимоотношения Руси и Орды не вписываются в прокрустово ложе “монголо-татарского” ига, — реальный мир прошлого был много сложнее, как и взаимоотношения народов, его населявших. И в другом свете предстает история России, в том числе Поволжья и Мордвы, Сибири и Средней Азии — как единая, нераздельная история народов, населяющих просторы значительной части Евразии. Общее прошлое. Общее будущее?
Французы в России: 1812 год по воспоминаниям современников-иностранцев: в 3 ч. В 2 кн. М.: Государственная публичная библиотека России, 2012. — 1312 с.
Первое издание этой книги увидело свет в 1912 году, — она была выпущена к столетнему юбилею Отечественной войны. Подготовленный крупнейшими историками того времени, специалистами по западноевропейской истории А. М. Васютинским, А. К. Дживелеговым и С. П. Мельгуновым, этот масштабный труд и сегодня остается наиболее полным собранием мемуаров иностранцев о войне 1812 года. В сборданике представлены мемуары более восьмидесяти авторов. Хронологически материал охватывает полгода — от переправы Великой армии через Неман в июне 1812 го до времени, когда французы покинули территорию России в декабре: Книга 1. Части 1–2. Неман. Смоленск. Бородино. Вступление в Москву. — Пожар Москвы. Начало отступления. На старую Смоленскую дорогу. Книга 2. Часть 3. Отступление. Смоленск. Красный. Березина. Вильно. Через Неман обратно. Составители сборника включили в книгу яркие, увлекательные воспоминания, как в бытовом, так и в историческом контексте. Издание, состоящее из двух томов, снабжено богатым научно-справочным аппаратом и обширными комментариями.
Оксана Захарова. Бальная эпоха первой половины XIX века. Героям 1812 года посвящается. М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2012. — 271 с.
Отрывки из воспоминаний современников, из дневников воссоздают атмосферу волшебную атмосферу балов, где важна была каждая деталь: соответствующие полу и возрасту каждого участника манеры поведения и костюмы, убранство залов, последовательность танцев, умение танцевать и очаровывать. На балах вершились судьбы народа, создавалось общественное мнение, завязывались любовные романы. На страницах этой книги являются русские императоры и императрицы, “очаровательные франты минувших лет” и законодательницы бальной моды, вельможи, генералы и дипломаты. В неожиданном свете предстают фигуры, казалось бы, одиозные, такие, как граф Аракчеев или забытые потомками, но почитаемые современниками, такие, как московский генерал-губернатор светлейшего князя Д. В. Голицын. Для большинства аристократов танцевальный вечер был не просто развлечением, а регламентированным ритуалом, связанным с ответственностью не только за себя, но и за свою семью, за свой род, за своих друзей, за свое сословие. “Ритуал приобщал людей к определенной социальной группе, он выражал содержание определенных принципов нравственности… Но ключевым понятием, формировавшим мироощущение (большей части российского дворянства), было понятие чести. Честь — нравственная ответственность перед памятью предков и последующими поколениями”. Картины светской жизни Москвы и Петербурга начала XIX столетия сменяются картинами пышных балов Парижа времен консульств и империи, когда вся Европа “превратилась в какой-то элегантный салон, в котором то сражаются, то проходят в придворных полонезах”, а один из “приятных кавалеров” Парижа, генерал-лейтенант А. И. Чернышев получал в парижских гостиных важную информацию, которую отправлял в Петербург. Сопоставляются два бала в Вильно, данные в 1812 году: один в честь Александра I, во время которого русский император получил весть, что французы перешли Неман и их аванпосты находятся всего в десяти милях от Вильно. И другой, спустя два месяца устроенный Наполеоном. Блестящими балами встречали победителей Наполеона в Москве и Петербурге, при европейских дворах в Париже, Вене, Брюсселе. Помимо вальса, кадрили, мазурки “фаворитами” в танцевальных залах стали русская пляска, венгерка, краковяк, па-де казак. И долго петербургский двор задавал тон европейским дворам как самый пышный, блестящий и светский. Автор сопоставляет балы российские и зарубежные, радушные, почти семейные балы Москвы и рафинированные петербургские, придворные и частные, столичные и провинциальные. Хронологически повествование заканчивается описанием светской жизни в Тбилиси в 40–50-е годы в бытность наместника Кавказского края М. С. Воронцова, имевшей свои особенности. Так, общество с пониманием относилось к проказам молодежи в перерывах между военными экспедициями, из которых возвращались далеко не все. Рассказывая о бальной эпохе первой половины XIX века, автор не обходит вниманием и другие развлечения, в которых принимали участие и аристократы: кулачные бои, выезды на санках, петушиные бои, гулянья, маскарады. Особого внимания заслуживают приложения: программы балов первой половины XIX века; выдержки из книги 1829 года “Правила светского обхождения о вежливости” (“Начальников дарят только одного рода подарками: корзинами, в которых носится дичь”); “Язык цветов” — книга Д. П. Ознобишина, изданная в Петербурге в 1830 году; Нотный альбом с редкими нотами: полонезы О. А. Козловского, написанные для императриц Марии Федоровны и Елизаветы Алексеевны, двадцать четыре мазурки М. Шимановской, ноты из музыкального альбома, изданного А. Верстовским, комментарии к нотам. И поистине уникальные рисунки графа Якова Петровича де Бальмена (1813–1845), офицера, погибшего на Кавказе. Тело его найдено не было, на месте гибели оказалась лишь сумка с альбомом рисунков, изображающих эпизоды войны на Кавказе. Но именно бальные зарисовки являются наиболее удачными среди его рисунков, по мнению Е. Опочинина, “они полны правды и настоящего, живого, искреннего юмора. У них художник, без преувеличения, второй Федотов”.
Публикация подготовлена
Еленой ЗИНОВЬЕВОЙ
Редакция благодарит за предоставленные книги
Санкт-Петербургский Дом книги (Дом Зингера)
(Санкт-Петербург, Невский пр., 28,
т. 448-23-55, www.spbdk.ru)