Тая Ларина

Тая Ларина родилась в 1987 году в Москве. В 2009 году окончила Литературный институт имени Горького. Член Союза писателей России. Финалист нескольких конкурсов, лауреат молодежной премии «Триумф» (2009). Публиковалась в «Литературной газете», в журналах «Юность», «Новая юность», «Введенская сторона», «Луч», «Литературный факел», «Ликбез», «Лексикон» (США), «LiteraruS» (Финляндия), «45-я параллель», «Флорида» (США), «Кольцо А» и др. Автор книги «Просо» (2007).

 

Вверх

Теперь все время приходится быть высоко:

Ходить на каблуках, распрямив плечи.

А раньше, помню, было совсем легко

Высыпать на пол цветные карандаши, лечь

И весь вечер рисовать разных смешных кошек,

Разглядывать мир почти, что из-под дивана,

Устраивать себе домик, ну понарошку,

Такой, из подушек. Сейчас это было бы очень странно.

Сейчас нужно знать английский и улыбаться

Всем, кому хочется строить глупые рожи:

А вдруг эти люди тебе пригодятся?

И эта, с кислым лицом, пригодится тоже.

Только когда ты лежишь на ковре в детской,

А над тобой проплывают разные тени,

Можно почувствовать, остро и очень резко:

Это взрослые придумывают привидений,

Сочиняют всякие сложные игры,

Потом, совсем как девчонки, плачут,

А на самом деле есть только эти тигры,

Нарисованные на обоях, и в небе такой желтый мячик,

А все их дразнилки, считалки, водилки — ничего не значат,

Совсем ничего не значат.

 

 

Кино

А вот теперь представь, дорогой, что тебе семнадцать,

ты родился девочкой (всякое в жизни бывает),

тебе хочется петь, танцевать, смеяться,

у тебя есть душа, и эта душа летает.

На улице май (чудеса ведь случаются в мае),

ты идешь через парк, сквозь кружева сирени.

Что-то должно произойти (ты же точно знаешь),

сегодня (ремарка: двенадцать часов, воскресенье).

Ты идешь мимо детской площадки (взлетают качели),

мимо клумбы (порхают огромные пестрые бабочки),

ты отчетливо слышишь пение виолончели,

и шум городской непрерывный тебе до лампочки.

А навстречу тебе, растворяясь в солнечном свете,

идет человек и держит в руках мороженое

(даже если ты не захочешь его встретить —

невозможен побег, никуда не свернуть, так положено).

И вот наконец он замирает рядом, опускает взгляд

(чем бы поинтересоваться?) —

«прекрасная нынче погода…»

Как тысячу лет назад

(никакой импровизации!),

ты отвечаешь — «да» —

и влюбляешься в этого урода.

 

 

Фото

«Здесь она еще маленькая и злая,

переверните страницу».

 

Смотрит в упор с обложки.

Фотосессия в Ницце…

«Еще бы — такие ножки

по головам пройдутся, уж мы-то знаем».

 

На следующей ей опять девять:

разодранные коленки,

стоит у бетонной стенки,

играет в расстрел. Шалость.

«Другие дети как дети,

а эта… На переменке

однажды ушла из школы

и больше не возвращалась».

 

На этой ей восемнадцать —

Джинсы, дурацкая стрижка.

Девочкам нравится кем-то еще казаться.

Эта решила, что будет теперь мальчишкой.

 

Дальше ей стало скучно:

шпильки, разрез, помада,

красилась на всякий случай,

даже когда не надо.

Там, где не надо, снималась,

общалась с тем, с кем не нужно.

Бывало, дома одна напивалась,

по списку обзванивала и посылала

тупых подружек.

«Быть поводом для скандала —

тоже талант нужен».

 

На этой уже устала,

в обнимку лежит с мужем.

Тогда ей стало казаться,

что жизнь ее слишком кружит

и нужно бы отдышаться,

спрятаться от тревоги.

 

Двенадцать.

Стоит на дороге

в луже, глядит в небо,

разглядывает ангелов-невидимок,

прикармливает их хлебом.

 

Когда она думает — где бы остаться,

ведь остальное возьмут и отнимут —

всегда выбирает этот снимок,

самый нелепый.

 

 

Человек

Теория шести рукопожатий до неприятия доводит самых близких.

Вдруг через руку друга ты коснешься какой-нибудь совсем чужой руки?

А то, что жизнь вся состоит из риска солгать и самому себе поверить,

Иных доводит до стеклянной двери, до мягких стен, до узенькой реки,

Где видишь в отражении другого, готового предать и рассмеяться,

А после снова оказаться рядом: нет ничего страшней таких измен.

И ты мотаешься от Рая и до Ада, и ты пытаешься все сделать так, как надо:

Не предавать, не врать… Но вот досада — сам чувствуешь, все это ложь и тлен.

Попытки стать чуть лучше и чуть проще, во всей красе и благородной мощи

С лихвою покрывает ссора с тещей, и твой корабль дает сильнейший крен.

С пробоиной на самом ровном месте, сидишь и понимаешь: дело чести

Кому-нибудь помочь, и только это спасет тебя, а заодно планету,

Погрязшую во всех семи грехах. И помогаешь. Чувствуешь героем

Себя три дня, но снова мысли роем — мы добрыми делами трассу строим

В пучину гордости, так человек устроен: сплошное самомнение и прах.

Идешь, и видишь в каждом отраженье своих обид, забывчивости, лени,

И чувствуешь большое удивленье, заметив чей-нибудь счастливый вид.

А человек идет тебе навстречу, у человека наступает вечер,

Его ждут дома: там жена и дети. Все новости написаны в газете.

Все истины хранятся в Букваре. А правда в том, что лето на дворе,

И вряд ли кто поспорить может с этим. И человек счастливей всех на свете.

 

 

Просто

Мне кажется,

что жизнь моя катится колесом,

пятится бешеной каракатицей,

в горле встает — ни дать ни взять —

снежный ком,

на ерунду тратится:

купить-продать.

А я не могу сохранить даже чека,

не то что какого-нибудь человека,

настоящего, с живой душой,

такого, который скажет,

что все будет хорошо,

и все будет хорошо.

Разве нужно что-то еще?

 

 

 

Афродита

А потом она выходит из ванны, словно Афродита из морской пены,

и выключает свет над этой своей вселенной.

Босыми ступнями ощущает шероховатость паркета,

каждой клеточкой тела чувствует, что только лишь в тело одета.

Замирает перед зеркалом в коридоре,

видит там, в отражении, темное черное море:

кружится голова и шумит в ушах,

где-то на линии шва выход нашла душа —

рвутся легко тонкие нити.

Нечего делать в Москве Афродите.

 

 

Про вранье

Врут все, давно и по любому поводу.

Хоть это грех, печали сильной нет.

Текут слова по вьющемуся проводу,

Плескаются на полосах газет.

Нам ложь родней,

Мы свыклись с ней,

В киоске «Правду» купишь.

Но ты врешь всех страшней —

Ты врешь, что любишь.

 

И вроде эта мысль — как в сердце острый нож…

Но знаешь, я люблю, когда ты врешь.