Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2012
Семен Исаев
Семен
Олегович Исаев родился в 1989 году в г. Новополоцке Витебской
обл. (Республика Беларусь). С 2007 года живет в Минске, студент БНТУ,
инженер-строитель. Автор сборника стихов «Демонстрация силы».
Джунгли
Во
мне сидит один изъян…
Во
мне их обитает тыща!
Как
стая хищных обезьян,
Объединяет
коих пища:
Они
едят моих богов,
На
пальмы нагоняя жухлость,
И
этих жутких очагов
Полно
в моих духовных джунглях,
Где
я ращу богов меж пальм,
А
обезьяны, паразиты,
Кровавят
желчную эмаль,
Вгрызаясь
в нежные ланиты.
Бог
Состраданье слезы льет,
Бог
Солидарность молча сносит,
Бог
Совесть обезьян грызет,
Бог
Справедливость гадов косит!
Но,
как последний паразит,
Во
мне сидит один излишек:
Я
не могу вообразить,
Какие
джунгли без мартышек!
Новогодняя песня
Христос
родился как завет
Намылиться
и смилиться,
Но
миновало грязных лет
2011.
И,
как чумазый обормот,
Не
хочешь умываться ты,
Зато
грядет последний год —
2012-й.
Заговорит
он по душам
Палящим
очищением,
Чтоб
стало горячо ушам
Твоим просить прощения.
Еще — а коли хош еще
В
грязище поваляться ты,
Бывай
же за глаза прощен
2013-м.
Катитесь,
слезы и года,
В
былую преисподнюю:
Ты
будешь плакать иногда
Под
песню новогоднюю.
Бытовуха
Мама
не любит смеха,
Звонкого
смеха дочки:
Звон
отдается эхом
В
глухонемые ночки.
Мама
засохла вовсе,
Видя
в себе старушку,
Только
жалеет после
Промокашку-подушку!
Папа не любит слезы.
Хлесткий
отцовский голос
Сыну
несет угрозы
Типа
«упавший волос»
И
«полоса на коже».
Папе
нужна не розга —
Папе
скорей поможет
Липосакция мозга!
Взрослая
жизнь обрюзгла,
Тучно
укрыты солнца.
В
комнате, типа шлюза,
Детям
сидеть придется.
Чтобы
сберечь повадки
Чисто-простого
духа,
Дети
играют в прятки
С бытовухой!
Она
Она всегда любила ночи
И
танцевала в темноте,
И
танцевала, между прочим,
Раскрепощенно в тесноте.
Ее
лицо сияло счастьем
И
в жилах пробуждало кровь,
И
в танцах каждый был участен,
Кто
с ней делил бессонный кров.
Но
на соседей пала дрема,
Как
раздражительный дурман.
Так
выгнали ее из дома
В
забытый утренний туман.
Она
как будто приуныла
В
тоскливо-белой густоте…
Она
по-прежнему любила
И
танцевала в пустоте!
Она
вращалась вдохновенно
В
пустынном обществе утра
И
с божьей помощью, наверно,
Прогнала
дымку со двора.
И
день настал, и двор на солнце
Налился
красками сполна,
И
светом солнечных эмоций
Она
была ослеплена.
Она
увидела незримо
Прозрачно-золотистый
свет
И
многим проходящим мимо
Затанцевала
в добрый след.
Ее
сперва не замечали,
Весь
день пренебрегали ей,
Но
на исходе осерчали
И
стали к вечеру наглей.
Они
танцорку обступили,
Сплоченные в ее беде,
Они
руками обхватили
И
повели ее к воде.
За
что — она не понимала,
Когда
ступала за обрыв,
И
в легкой грусти утопала,
Глаза
счастливые закрыв.
Ей
небо отворило очи —
Так
воссияла вновь она!
И
люди полюбили ночи
И
дали имя ей: Луна.
Лицо
Мой взгляд летит, как стрекоза
На чудеса Гипербореи,
Ведь никогда мои глаза
В глаза друг другу не смотрели.
Мой слух поет, как соловей,
Того улавливая песни,
Кто уши мне на голове
По обе стороны развесил.
Мой нюх вгрызается, как пес,
В нюансы мира благовоний,
Ведь неспроста на ноздри нос
Перегородкою раздвоен.
Один мой рот, как человек,
Ведет пустые разговоры,
Но, к счастью, даже речи бег
Сродни мычанию коровы.
Мое огромное лицо,
Все — ото лба до подбородка,
Как обручальное кольцо,
Для музы — верная находка.
И хоть мои черты лица
Мне самому немного мнимы,
Но веселят они чтеца
Вполне, как уличные мимы.
Сквозняк
Я ничего не замечаю
И ничего не ощущаю,
Я тупо занят мелочами,
Совсем ненужными вещами.
Но вдруг я слышу чей-то храп,
И мне уже бежать пора б,
Но убегающему рок
Бросает под ноги ухаб.
Я просыпаюсь на паркете
До предназначенного срока,
Скользящий ветер на рассвете
Мне почему-то не приветен.
Открыта форточка слегка,
И по маршруту сквозняка
Бегут мурашки от окна
По мне до скважины замка.
И я окошко закрываю,
Но прямо в шею задувает,
И я в ознобе негодую,
Ведь так недолго и продует.
Моя кровать пушиста вся,
И я кручусь и так и сяк,
Но не кончается возня,
И
продолжается сквозняк.
Я
достаю баллончик пены
И
все заделываю стыки —
Теперь
мы с улицей раздельны,
Но
ветерок шумит в затылке.
Я
в герметичной заперти
Стою
один, но позади
Как
будто у меня гостит
Какой-то
скверный… троглодит!
Я
замираю от испуга,
Когда
в лицо сопит зверюга,
И
со словами «уга-уга!»
«Оно»
меня швыряет в угол,
Крушит
и мебель заодно.
А
я — до форточки ползком…
Ура!
В открытое окно
Уносит
зверя сквозняком.
Уже
приятная погода
Ко
мне врывается в покои,
И
обретенная свобода
Колышет
рваные обои.
Смерть и бессмертие
Лежит
покойничек в постели,
Как
будто сам он так решил.
Лежит
разбойничек, подстрелен,
И
не успел он рассмотреть
Лица
убийцы. Или, скажем,
Лежит
в могиле пара тел,
Но
трупам не обняться даже.
И
все лежат, и это — смерть.
Стоит
старуха, и коса
Ей
что-то вроде посоха.
Стоит
барбос, глаза у пса
Горят
костьми на вертеле,
Пылают
краснотой. А вот
Застыла
тень философа,
А
сверху — черный небосвод.
И
так стоит бессмертие.