Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2012
САХАР
Оглянусь на зеркало украдкой.
Кровь стучит в седеющий висок.
Жизнь моя была совсем не сладкой,
Отчего же сахар так высок?
Помню сорок первый год проклятый,
За стеною рвущийся фугас.
Все, что нам недодано когда-то,
Обернулось нынче против нас.
Знали ли мы, дети Ленинграда,
Сухари глодая на обед,
Что рука костлявая блокады
Нас достанет через столько лет?
Снова сон, с которым нету слада,—
Дымные лучи наискосок.
В пламени Бадаевского склада
Догорает сахарный песок.
Позабыть удастся мне едва ли
“Юнкерс”, уходящий в облака,
И базар, где землю продавали,
Сладкую от этого песка.
ПРОЩАНИЕ С ТРАМВАЕМ
Прощай, трамвай, прошла твоя пора.
Ты вровень стал с ненужными вещами.
Тебе вчера лишь оды посвящали,
А нынче выгоняют со двора.
Прощай, трамвай, не надо лишних слов.
Ты в прошлое ушел. Не на тебе ли
Сквозь питерские черные метели
Летел навстречу смерти Гумилев?
На рубеже изменчивых времен
Не ты ли вызывал в сердцах стесненных
Церквей, большевиками разоренных,
Из детства возвращенный перезвон?
В блокадные лихие времена,
Будя людей неугомонным звоном,
Внушал ты горожанам истощенным, —
Мы победим, и кончится война.
Прощай, трамвай, тебе уж не звенеть
По площадям и набережным старым.
Тебя автобус не заменит впредь,
Бензиновым чадящий перегаром.
Забуду ли мальчишеских времен
Былой азарт? По островам зеленым
Ты двигался к футбольным стадионам,
Обвешанный людьми со всех сторон.
В далекие студенческие дни
Ты неизменно доставлял нас к цели,
Через дожди, туманы и метели
Светили разноцветные огни.
Теперь к поре не возвратишься той,
Когда во тьму мы вглядывались зорко,
Где шла зеленоглазая “семерка”
И желтоглазый шел “двадцать шестой”.
Прощай, трамвай, ты устарел давно.
С тобою завтра встретимся едва ли.
Те парки, где трамваи ночевали,
Распроданы теперь под казино.
Прощай, трамвай, скорее уезжай.
Твой звон я не услышу спозаранку.
Ты вытеснен сегодня за Гражданку,
За Купчино, за Охту, за Можай.
Прощай трамвай, судьба твоя темна.
Мы оба — уходящие натуры,
Два персонажа той литературы,
Которая сегодня не нужна.
МАЙАМИ
Если вас одолела усталость
И не ждать вам везения впредь,
Приезжайте в Майами под старость,
Чтобы кости на солнце погреть.
Приезжайте скорее в Майами
На остаток отпущенных дней,
Где шагают деревья баньяно
На извилистых ножках корней.
Там напитки внутри и навынос,
Дышат влагой морской вечера,
И крутые красотки латинос
Будут вас ублажать до утра.
Пусть ваш век ненадолго продлится,
Чтобы видеть вокруг без помех
Загорелые юные лица,
Чьи-то песенки слышать и смех.
И, любуясь сияющим летом,
Под слабеющим греясь лучом,
Вы поймете, что счастье не в этом,
И неясно, наверное, в чем.
ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА МУЖЧИНЫ
Рожденные под зодиаком,
По виду мы неразличимы.
Фламандский мастер Ян Ван Даком —
“Четыре возраста мужчины”.
И обликами, и повадкой
Как не похожи люди эти:
Дитя с игрушечной лошадкой,
Усатый юноша в берете,
Который с лютней в Лету канет.
Его сменяет в ходе цикла
Мужчина с темными щеками,
На глобус опустивший циркуль.
И, в тьму грядущую уставясь,
Заканчивает век короткий
Худой седоволосый старец,—
В руке — молитвенные четки.
Весьма серьезные причины
Для грусти, овладевшей мною,
Четыре возраста мужчины,
Три из которых — за спиною.
Я вглядываюсь в эти лица.
На сердце боль и в мыслях робость:
Давно и мне пора молиться,
Забыв про лютню и про глобус.
* * *
И в наши годы, и в иные лета,
Какая бы ни длилась полоса,
Политика — не тема для поэта, —
Слышны ему иные голоса.
История спешит расставить точки.
Торопятся империи на слом.
Но гневные недолговечны строчки,
Пропитанные горечью и злом.
И не об этом пишутся поэмы,
Отображая жизни торжество.
Лишь две на свете существуют темы:
Любовь и Смерть, и больше ничего.
И вечны, как Медина или Мекка,
Сближая отдаленные края,
Все так же не смолкают век от века
Серебряные трели соловья.
Обрушатся великих храмов стены,
И города обуглятся в огне.
А эти две неубиенных темы
Вернутся, как зеленка по весне.
Десяток лет или столетье минет.
Утихнут страсти, и умолкнет бой.
Любовь и Смерть, две вечных героини,
Поэзию уводят за собой.
* * *
Тот церковнославянский косный, —
Битый палкою Тредиаковский,
Ломоносов или Капнист,
Невозвратно теперь забытый,
Что писать не давал пииту,
Понапрасну марая лист.
Начиналось все с перевода, —
Год из года, год из года,
Итальянский, немецкий, френч.
Слава Вам, Василий Андреич,
Слава Вам, Александр Сергеич,
Что России открыли речь.
Все заемное, — что ни троньте, —
Шиллер, Байрон, и Пиндемонти,
И Вергилий, и Ювенал.
И другие потом поэты
За чужие брались сюжеты,
Забывая оригинал.
Перелетные, пойте, музы.
Съели рифмы свои французы,
И любая иная масть.
Но поэзии нет предела:
Европейская захирела,
А российская — началась.
* * *
Был твой век и вышел весь.
Не смотри уныло.
Позабудем то, что есть,
Вспомним то, что было.
Новый век летит, трубя
Межпланетной птицей.
Ты в нем чувствуешь себя,
Словно за границей.
Прошлогодний нынче снег
Все твои таланты.
Мы попали в этот век,
Словно эмигранты.
Трудно с нынешним лицом
В прошлое глядеться.
Почему перед концом
Вспоминаешь детство?
Не огни далеких стран,
Добрых без опаски,
Не Индийский океан
И не остров Пасхи,
Не штормов девятый вал,
Где нельзя сдаваться,
Не битком набитый зал,
Теплый от оваций.
А лишь надпись, из окна
Видную в метели,
Что опасна сторона
Эта при обстреле.
Сбылся дней твоих подсчет
В зиму ту и лето,
Без мобильников еще
И без Интернета.
Словно листья, что ни год,
Вянут фотоснимки.
Не подглядывай вперед, —
Впереди — поминки.
Ты подвинулся на край
В шумном мире оном.
Отпоет тебя трамвай
Поминальным звоном.
Над тобой в глухой ночи,
По дороге к Богу,
Репродуктор прокричит
Давнюю тревогу,
Будто кто тебя позвал
К тем местам поближе,
Где когда-то умирал
И случайно выжил.