Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2012
Даниил Чкония
БЕЗЗАЩИТНОЕ СЕРЕБРО
Нелли Морозова. Мое пристрастие к Диккенсу.
Семейная хроника / ХХ век. М.: Новый хронограф, 2011
Книга Нелли Морозовой “Мое пристрастие к Диккенсу” — событие, ибо она, эта книга, — явление не одного ряда. Удивительным образом в ней сочетаются и мемуарная составляющая, восстанавливающая ход событий, и лирический дневник, и публицистический пафос, и психологическая проза, и детективное движение острого сюжета, и кинематографическая зримость повествования. Я бы не удивился, если бы эта книга нашла свое воплощение на телевизионном или киноэкране — время, как показали события общественной жизни России на переходе из старого 2011 года в новый 2012 год, все еще остро нуждается в подобном художественно-гражданском осмыслении.
Перед нами действительно мемуарная книга. Но в ней совершенно выстроенный сюжет, имеющий свою закольцованность, а множество самостоятельных новелл, как оказывается, предстают деталями единого сюжета.
Книга начинается с событий послевоенных, когда автор, трудясь старшим редактором в системе советского кинопроизводства, повествует об обычном, но полном нервного напряжения просмотровом дне. Предстоит просмотр нового фильма, просмотр, который должен определить судьбу фильма. Кажется, все мы уже знаем о сюрреалистической системе цензуры и коллективной ответственности за политическое решение о выпуске фильма на экраны в Советском Союзе, но точность деталей в ироническом пересказе Морозовой весь этот абсурд представляет особенно зримым в своей бессмыслице. Впрочем, кому как. Ведь на карту ставились вопросы от элементарной житейской заботы о получении всеми участниками процесса квартальной премии до жизненно определяющих проблем не только сохранения или потери работы, но и элементарной человеческой свободы, а то и жизни. Точность деталей, говорим мы, но это пока еще не те детали-метафоры, которым суждено организовать сюжет книги.
Начало просмотра затягивается, возникают предположения о претензиях к фильму, на которые необходимо подготовить возражения или пояснения… Однако привычная рутина — хороша рутина, способная разрушить судьбы людей! — разрешается неожиданным и драматическим поворотом.
В пустых глазах чиновника, от которого ждут команды на начало просмотра, появляется некоторый проблеск. Своей собеседнице он предлагает ознакомиться с поступившей анонимкой:
“В бумажке говорилось, что Нелли Александровна Морозова недавно получила от министерства комнату в Москве, а между тем отец ее — ВРАГ НАРОДА, и она его никогда публично НЕ ОСУДИЛА, что муж ее — КОСМОПОЛИТ…”
Не осудила, не указала… Оказалось — указала. Это уже облегчало ситуацию, тем не менее “каждой анонимке обязаны были дать ход”. Спасибо другому начальнику, который спас ситуацию: “Вот что, к завтрашнему утру напишите новую автобиографию и — подробнее об отце, все, что припомните. Подбросьте детали”.
Вот эти “детали” и стали книгой о целой жизни. Эти “детали” и припоминает, “подбрасывает” нам автор книги, эти “детали” и составляют книгу, выстраивают судьбы Нелли Морозовой, всех членов ее семьи.
Что за событие! — мог бы воскликнуть молодой читатель по поводу истории с анонимкой и теми переживаниями, которые возникли у молодой женщины — дескать, бредовость ситуации очевидна?! Но нужно понять, что за время стояло на дворе. А чтобы понять, как раз и следует читать эту книгу.
Воспоминания о детстве, о родителях, о родственниках, об окружающих людях превращаются в портрет времени. Вера Морозова и Александр Моррисон, родители автора книги, познакомились в 1922 году, в комсомольской ячейке Челябинска. Их семейная жизнь начиналась в драматических обстоятельствах: у мужа, по мнению медиков, оказался туберкулез в неизлечимой форме, и молодой жене пришлось, оставив маленькую дочку родителям, забыв обо всем, в том числе о своих профессиональных интересах скульптора, два года заниматься здоровьем мужа. И она победила! Это был ее первый подвиг во имя их необыкновенной любви! Жизнь была посвящена стряпне, диете, прогулкам, процедурам, но то, что совершила эта женщина, именно врач определил словом “чудо”, когда убедился, что болезнь отступила.
После работы в разных городах Александра Моррисона перевели в тихий южный Таганрог в 1931 году. Он был “переброшен поднимать” (“бедный русский язык!” — иронизирует автор) газету “Таганрогская правда”. Судя по всему, “поднять” газету удалось. Но “переброшенный” не ограничивал свои интересы редакционной жизнью. Надеюсь, в сегодняшнем Таганроге не забыты его усилия по спасению документов, материалов, рукописей и созданию дома-музея Чехова. А восстановление замечательного драмтеатра?! И стремление привлечь в него талантливых актеров!.. Родители Нелли, их дом стали центром культурной жизни тогдашнего города. Кто-то дружил с ними, кто-то удивлялся их нестандартному для ответственных работников образу жизни, поведению, облику. С другой стороны, журналист, театрал — он, скульптор — она, вполне возможно, воспринимались в качестве людей богемы. Но то, как жили эти красивые люди, как умели отдавать свою энергию тому, что принято называть общественной жизнью, как умели проявлять доброту и душевную щедрость по отношению к конкретному человеку в конкретных обстоятельствах, не могло не привлекать к ним людей самых разных. И свидетелем этой яркой жизни была маленькая дочь своих необыкновенных родителей, купавшаяся в атмосфере домашнего — пусть совсем небогатого — уюта, семейного счастья, в атмосфере любви. В атмосфере, которая сформировала ее человеческие качества.
И здесь — в контрасте со многими событиями будущей жизни — все еще полный счастливых ощущений 1935 год.
Отмена продуктовых карточек, появление гастрономических радостей, получение новой просторной квартиры, чеховский юбилей, в праздновании которого ее
отец — одна из самых заметных фигур, даже в присутствии сестры Чехова Марии Павловны, его вдовы Ольги Книппер-Чеховой. В этих юбилейных празднествах свое место было и у Веры Морозовой: перед домом-музеем устанавливался бюст писателя, созданный ею. Их семья оказалась в центре событий, праздник писателя, праздник города стал праздником семьи.
Кто бы мог подумать, что на этом взлете и повернется жизнь к страшному разлому?!
Александра переводят в Ростов-на-Дону начальником Комитета по делам искусств Азово-Черноморского края, куда он должен был отправиться поначалу без жены и дочери. И там последовал арест по нелепому обвинению. Тучи над страной сгущались.
Возможно, маленькая Нелли еще не все понимала, возможно, от этого понимания ее пока что оберегали взрослые, потому что для них все это оказалось не столь неожиданным.
Сколько замечательных страниц своей мужественной маме посвятила Нелли Александровна! Ей, теперь уже быстро взрослеющей, пришлось познать все превратности жизни при том режиме, оправдателей которого в России слишком много и сегодня. А чувства ее близких и ее самой должны были пройти испытания на прочность — и прошли их, о чем и написана эта книга мемуаров.
Люди — разные, и ведут они себя по-разному в различных обстоятельствах. На обложку книги вынесены несколько цитат из отзывов о ней. Вот что говорит известный критик и литературовед Бенедикт Сарнов: “Великий мизантроп М. М. Зощенко однажды сказал: “Так называемые хорошие люди хороши только в хорошее время. В плохие времена они плохие. А в ужасные времена они ужасны””. Книга Нелли Морозовой “Мое пристрастие к Диккенсу” с художественной силой (а художественная сила — это всегда сила правды) убеждает нас в том, что и в самые ужасные времена были люди, сумевшие оставаться людьми. Добрыми, великодушными, готовыми положить “душу за други своя”.
Действительно, эта разность человеческого поведения отражена в книге со всей прямотой. Трусость, ложь, доносительство, предательство… Но и — достоинство, доброта, честность, благородство, мужество!
Вот вчерашние знакомцы переходят на другую сторону улицы при встрече с Верой Морозовой, поскольку им стало известно об аресте ее мужа. Рабский страх, готовность к предательству проявляются на каждом шагу. Однако из рассказа самой Веры Георгиевны о старике Туркине читатель узнает, как вел себя этот человек: он снимал шляпу, низко кланялся и кричал на всю улицу: “ Здравствуйте, Вера Георгиевна. Ну, как там наши в тюрьме?” И ее комментарий: “Неплохой мальчик сидел за одной партой с Антоном Павловичем Чеховым!”
Что же касается семьи Морозовых, то, видимо, некий ген благородства, доброты и мужества свойствен всем представителям этого клана. Новеллы о невероятных приключениях братьев Веры Георгиевны — остросюжетный детектив, закрученный самой жизнью, — подтверждают предположение об особенных свойствах людей этого дома. Истории Валентина и Леонида заслуживают отдельного повествования.
Чего стоит рассказ Валентина, брата Веры Морозовой и дяди автора.
В 1928 году он отправился покорять Москву. Его приветил двоюродный брат, еще один из молодых Морозовых, веривших в святые идеалы революции (как же на удивление быстро и драматично, а порой и трагически расстались они со своими иллюзиями!), зазвал на службу в НКВД: бороться с врагами революции с одновременным получением благ — комнатенки и пайка. Вскоре молодому сотруднику оказали доверие, вооружили и определили в личную охрану. Едва ли не всех вождей революции довелось “водить” ему. И как он рассказывал матери потом: был вооруженный в четырех шагах от супостата, мог покончить с ним. На что мать отвечала: “Я бы тебя благословила”.
Поселили его однажды на конспиративную квартиру, напротив японского посольства. Помимо хозяина комнаты (именно комнаты, поскольку она была частью коммунальной квартиры, где жили непричастные к ведомству соседи, — сущий бред!), в нее приходили и другие топтуны. Все они представлялись студентами рабфака и очень скоро стали вызывать подозрение бдительных соседей: приходят-уходят, а то по ночам уезжают и приезжают на автомобилях. Бедные “разведчики” слали рапорты о дикой ситуации: конспиративная квартира, а комната в коммуналке. А соседи строчили доносы о странных студентах. В итоге служба НКВД арестовала своих сотрудников и впаяла им лагерные сроки “за раскрытие конспиративной квартиры”. Вот он — советский “сюр”!
Отсидев срок, Валентин появился в Москве, и тут же — информация о его появлении пришла мгновенно — был приглашен в ведомство. Знаем, что вины настоящей за тобой нет, предлагаем вернуться в систему. Конечно, — согласился он и немедленно смылся из Москвы. Понимал уже, что к чему! Рванул в Таганрог, к сестре с мужем. Когда мужа сестры (Александра Моррисона) арестовали, дернул в Ташкент, работал в газете, писал авантюрный роман. Но и оттуда со временем пришлось делать ноги. Оказался в Уфе — у матери с братом.
Кольцо сжимается. По городу идет новая волна арестов. Вдруг выясняется, что вот-вот в Уфе окажутся и сестра с дочерью — в качестве ссыльных. Угроза нависает над всей семьей. И тут Валентину приходит в голову, как сыграть на опережение. Оказывается, в Москве рядом с Красной площадью есть дом со слуховым окном, откуда с помощью винтовки с оптическим прицелом можно застрелить Сталина, когда тот будет принимать парад. Правда, эта мысль пришла в голову не ему, а его брату Леониду, ворошиловскому стрелку, работнику Осоавиахима, который даже пытался ее осуществить, да, на беду, винтовки с оптическим прицелом из Осоавиахима изъяли. Но раз такая мысль пришла в голову его брату, то она может прийти в голову и ему самому, автору авантюрого романа. И значит, она может прийти любому. И автор авантюрного романа решается на отчаянную авантюру: переполошив местный НКВД, добивается того, что его отправляют в Москву к самому Ежову (никому другому он раскрыть коварный план не может)! Чтобы обезопасить семью и себя самого, сует голову прямо в пекло. И его план удается!.. Местные органы не трогают ни его, ни кого-либо из семьи, Валентина берут в газету на штатную работу.
Но жизнь сюжет этим не завершила. Не прошло года, как расстреляли самого Ежова. Недавняя авантюра грозит чем-то уже совсем чудовищным: получается, что Валентин самолично передал план покушения на вождя врагу из врагов! Что делать? И Валентин решился разыграть спектакль по новой, теперь уже перед Берия. В свете изменившихся обстоятельств надо было довести до сведения главного борца с врагами (и опять только его, никого другого!): я раскрыл точку возможной атаки Ежову, не зная, что он враг, на носу первомайская демонстрация, кто-то может воспользоваться этой “посказкой”… И снова — получилось! Прошел по лезвию и победил. Ну, не “сюр” ли! Воистину “комедия де Сартра”, как позже выразится, желая выглядеть умным и образованным, один из киношных начальников, изображенный автором книги (так расслышал начальник чьи-то слова о масках комедии дель арте, а совпал разговор с очередным периодом антисартровской кампании).
Книга Нелли Морозовой полна примеров трагикомических явлений тогдашней жизни, от которой, похоже, мы все еще не так далеки.
Недавно довелось стать свидетелем телевизионного интервью: яркая женщина в расцвете сил и красоты, умная, образованная, самодостаточная, с прекрасной речью, как и должно главному редактору уважаемой газеты, размышляла о том, почему обновленное издание отказалось от слогана “газета для интеллигенции”. Понятно, что слоган отталкивает от издания какую-то часть потенциальных подписчиков. Но объяснение прозвучало как знаковое для нашего времени: причина отказа от слогана в том, что размыто восприятие слова “интеллигент”. Слово это и впрямь полисемичное, разные люди вкладывают в него разное содержание, но все чаще вымывается из нашей жизни специфически русское понимание его. На Западе его подменяют словом “интеллектуал”, в немецком языке “интеллигентный” значит “умный”, для многих русскоязычных означает “образованный”. Все это верно, но, однако же, мы привыкли слышать в нем сочетание ума, образованности, культуры, но прежде все-
го — наличие совестливости! Человек может быть умен и образован, но он — не добр, или вовсе негодяй, о какой же интеллигентности вести речь?!
Именно это разночтение, по мнению многих, представляет понятие неопределенным, не воспринимаемым однозначно, что, дескать, делает его и не вполне употребимым. В таком случае из нашего обихода должно уйти слово “поэзия”. Оно ведь также многозначно. И даже в самом прямом смысле: конкретные стихи для одного читателя — поэзия, а для другого — стихотворный текст, лишенный поэзии. Тем не менее есть определенный слой людей, которые достаточно верно и при достаточном взаимопонимании трактуют и употребляют слова “поэзия”, “интеллигент”. И редактор упомянутого издания, без сомнения, находится в том же ряду.
Книга Нелли Морозовой возвращает нас к такому многозначному во всей его полноте понятию. Книга написана о настоящих интеллигентах. О людях, которые в различных обстоятельствах своей жизни, проявляют и ум, и доброту, и достоинство, и мужество, но всегда и прежде всего — совестливость. У интеллигентного человека, избавленного от всякого высокомерия, есть еще одно качество — способность находить общий язык с людьми разного культурного уровня. И убеждать человека прежде всего — поступками. Подобным даром особенно владела Вера Морозова. И в книге немало эпизодов, которые подтверждают это. И вот еще одно проявление соответствующих человеческих качеств: пока жизнь семьи складывалась относительно благополучно, Вера Георгиевна помогала, как могла, разным людям. Но наступили тяжелые времена: муж репрессирован, сама она на волоске от ареста, работы нет. С благодарностью приходится иногда принимать самую малую помощь сочувствующих людей. И даже в таких обстоятельствах Вера Георгиевна умудряется с кем-то, кому еще тяжелей, поделиться. Как замечает автор книги, ее дочь: “Так мы жили: принимали подаяние и подавали сами”.
В книге много иллюстративного материала, переворачивающего душу. Как, каким чудом сохранились записки, которые передавала своему мужу в тюрьму жена врага народа? И ответы на обратной стороне тетрадной осьмушки? Письмо дочери отцу, которое передать не разрешили, но которое было прочитано вслух тюремной очереди?
Эта книга о многом. В том числе — о прозрении, о людях, к которым прозрение пришло не задним числом, не с одобрения власти, а в противостоянии времени, его абсурдности и жестокости.
Книга о том, как, по выражению автора, “ортодоксальная идея” изживалась “спасительной ересью”!
Эта книга о становлении личности ее автора. Ее интересно читать и нужно постигать, потому что написана книга умным и благородным человеком. Но она написана еще и очень талантливым, литературно одаренным человеком.
Раз уж мы говорили о поэзии, нельзя не сказать о ее полновесном присутствии в книге Нелли Морозовой, о жизни слова в ее книге. Образное, метафоричное, точное в нюансах и деталях, оно “держит” даже самые трагические страницы на высоком литературном уровне. Замечательные, полные истинно поэтического взгляда на мир картины города детства: улицы, дома, деревья, море, рыбацкие лодки… Об этом можно рассуждать отдельно, рассуждать о способности выпускницы сценарного факультета писать зримо, ярко.
Вот передышка после долгого хождения по башкирскому лесу в поисках спасающих от голода ягод: “…наполнив лукошки, мы делали привал у речки Сюнь (Прозрачная). Она оправдывала это название. На глубоком дне были видны все камушки. Каждая рыбешка выдавала себя беззащитным серебром. Лесные берега повторялись в очищенном, сокровенно своем виде”.
Мне представляется, что книга Нелли Морозовой — это река, отражающая беззащитное серебро ее души в очищенном, сокровенном виде.