Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2012
Ольга Ведёхина
БЕЗВРЕМЕНЬЕ
Безвременье. Ни осень, ни весна.
Бесснежие. Бесцветие. Безлистье.
Дрожит от ветра голая копна
костистых веток. Вспарывает глиссер
безледную, но ледяную гладь
рябой Невы в гранитном капюшоне.
И руки из карманов вынимать
не хочется… И свищет кто-то в кронах:
скелеты подготовив к Halloween,
текут ветра сквозь остовы деревьев.
Тумана манна — белый влажный дым
похож на души скинувших отрепья
кленовых, тополиных мертвецов…
И кажется: никто здесь не готов
принять нокдаун жизни благодарно.
Но время, как и ткань вселенной, тварно,
и вот пока усыпана земля
уликами простой победы тленья,
пока трещат сосновые поленья
в зубах каминов, за щекой в печах,
пока чернильный шарик темноты
все белое замазывать стремится
и ночь растет, толстеет, злится, длится
до солнечной бессильной немоты,
мы к снежному становимся готовы,
мы белого равно спасенья ждем,
и мрачные бессветные оковы
взорвать пушистой миной — декабрем —
вполне созрели. Так падений ад
скрывает возрожденья снегопад.
ПОРОГ
Ночь. Звон
лунной струны.
Не видны
ямы дорог.
Торжество монохрома.
Только порог
не спит — ждет,
когда придет
каждый жилец
многоэтажного дома.
И скворец,
чемодан на юг собирая,
клюнет, целуя, скворечник свой
в знак прощанья.
А дождется ль его порог
деревянный, птичий, простой —
этой осенью в мире никто не знает.
КУХОННОЕ
Александриты виноградин в тарелке белого стекла,
Эспрессо-пена в тонкой чашке, восточный ветер у стола,
Окно — безвольная игрушка в руках шальных воздушных масс,
Нож, отдыхающий от масла, приправ съестной иконостас,
Супрематизм квадратов хлеба, барокко глянцевых конфет,
Манящий дверцей приоткрытой пиало-мисочный буфет,
Где царство круглощеких ликов ждет воплощения в блинах,
Кумач упругих помидоров, прольющих кровь в моих руках,
В букетах вечножелтых лилий на синих блюдцах острый сыр.
Поспешный щебет воробьиный — “спасибо” за короткий пир
В холодной зале мокрых листьев. И вечный зов тугих небес,
И наш ответ губами слова… Счастливых дней желанный пресс.
НОС
Зачем он сбежал, дурашка?
Прижатый к стене доской,
пришпиленный к ней навечно…
Горячий был, молодой,
хотел погулять беспечно,
желал намахаться шашкой…
Свободы, “куда ж нам плыть”,
и прочего вольтерьянства…
Висит вот — простой, как сныть,
весь день наблюдает пьянство,
погоды непостоянство, людское хамство,
слушает спор клаксонов и тормоза,
а если в погожий день стрекоза
присесть на ноздрю решит —
это просто кошмар, пытка — “shit!”
(голова профессора Доуэля его поймет).
И так он живет,
принимая туристов со всего земного глобуса,
а мечта у него одна: хоть когда-нибудь,
хоть разок
окунуть себя в мякоть батистовых гладиолусов.
ВЕТЕР В СОЛНЕЧНОМ
Пряди. Бесконечные пряди и локоны —
я смотрю на дюны из кокона.
Сколько волн разгляжу сквозь кудри?..
Зеркальная кожа воды припудрена
искрящейся солнечной пылью.
Через ветер к заливу с трудом приплыли,
налегая на воздух то щекой, то плечом, то улыбкой —
стоим, и даже песок на зубах не скрипит, а мурлычет скрипкой.
Путь наш к волнам пролегает по птичьим ариям.
Мы в лесу — городские парии.
Припадаем сердцами к хвое,
а дыхание не успокоить,
захлебнувшись зеленым воздухом,
у доягодного черничника, по слезам травы, аки посуху,
мы идем на дно,
но
утонуть нам не суждено —
и шоссе нас выносит обратно
туда, где светлеет квадратом
окно
к брызгам и пене, трубочкам бурых волн,
кайтам, висящим в небе, как НЛО,
к полым сухим соломинкам, что устилают берег
(в то, что нырнешь в ледяную
золотую
воду, еще не верю).
Ветер —
это папа, чьи непослушные дети-
волны шалят, а он их шлепками
подгоняет к песчаной маме-
земле.
И ты в этом громком море
с тычками барашков споришь,
и счастья фанфарные звуки
выплескивают из тебя руки.
Скучая…
Листаю минуты, листаю часы,
Как отрывной календарь,
И хочется выдернуть несколько цифр
Из бороды старика
по имени Время, но он вратарь
великий — не пропускает голов.
Суров…
Сметаю минуты, сметаю часы,
Как листья осенних лип,
Но стре2лок тугой журавлиный всхлип
Обманчив — на их костылях
Бредут, ковыляют далёко века,
А жизни тают, как след молока
На юных губах.
Но страх
Легкомыслием бит —
Такой у людей гамбит…
Ласкаю минуты, ласкаю часы —
Как плюшевый плед мой взгляд.
Попробую утро вернуть назад —
Тот миг, когда звезды уходят спать,
А солнце на стол горизонта кладет
В брусничной манишке грудь,
И можно плечи и бедра сомкнуть,
И друг на друга не надо дуть —
Прохладно и так…
И песня будильника далека,
И улыбаются облака,
И ветер в листве кувыркаться рад,
И крыши принимают парад
Ласточек ли, стрижей…
И знаешь, что впереди тропинки часов и дней.