Допетербургские страницы мифологии Петербурга
Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2012
Наум Синдаловский
Наум Александрович Синдаловский родился в 1935 году в Ленинграде. Исследователь петербургского городского фольклора. Автор более двадцати книг по истории Петербурга (“Легенды и мифы Санкт-Петербурга” (СПб., 1994), “История Санкт-Петербурга в преданиях и легендах” (СПб., 1997), “От дома к дому… От легенды к легенде. Путеводитель” (СПб., 2001) и других. Постоянный автор “Невы”. Лауреат премии журнала “Нева” (2009). Живет в Санкт-Петербурге.
От Петра до Петра,
или
фольклор по обе стороны окна в Европу
Допетербургские страницы мифологии Петербурга
1
1703 год стал для России поворотным не только потому, что страна обрела новую столицу, но и потому, что Петр благодаря своей могучей воле сумел развернуть неповоротливый полусонный евроазиатский материк русского государства в сторону Западной Европы. Россия неохотно проснулась, открыла глаза, заглянула в прорубленное Петром “окно в Европу” и с удивлением обнаружила, что корни ее цивилизации уходят в глубину европейской истории. Оставалось только к этим корням прикоснуться и стать наконец Европой не только в географическом смысле. Петербургу в этом нелегком историческом процессе европеизации страны отводилась роль связующего звена. В пословичной форме эта мысль была сформулирована в 2006 году участниками международного конкурса проектов реконструкции город-
ской территории у гостиницы “Прибалтийская” с говорящим названием “Площадь Европы”: “Петербург — самый европейский город России и самый русский город Европы”.
Впервые метафору “Окно в Европу” попытался сформулировать Пушкин. В октябре 1833 года, находясь в имении Болдино, в знаменитую болдинскую осень, менее чем за месяц он сочинил поэму “Медный всадник”. При жизни поэта она опубликована не была, за исключением одного отрывка. Полностью поэма с пушкинским подзаголовком “Петербургская повесть”, появилась в печати только в 1837 году в журнале “Современник”. Можно сказать, что именно тогда широкой читающей публике стали известны две строки, сразу же ставшие крылатыми:
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно.
Пушкин сопровождает эти стихи собственным комментарием: “Альгаротти где-то сказал: Петербург — это окно, через которое Россия смотрит в Европу”. Действительно, итальянский публицист и писатель Франческо Альгаротти в 1739 году посетил Петербург, после чего опубликовал книгу “Письма из России”. Там-то и были те строки, на которые ссылается Пушкин. В буквальном переводе с итальянского они звучат несколько иначе, не столь поэтично: “Город — большое окнище, из которого Россия смотрит в Европу”. Но сути это, конечно, не меняет, тем более что такой взгляд на Петербург в принципе уже существовал. В одном из писем Вольтер ссылался на лорда Балтимора, который будто бы говорил, что “Петербург — это глаз России, которым она смотрит на цивилизованные страны, и если этот глаз закрыть, она опять впадет в полное варварство”. Известна эта мысль и фольклору. Правда, в фольклоре она приписывается самому Петру I. Один из ирландских потомков М. И. Кутузова М. П. Голенищев-Кутузов-Толстой, ныне живущий за границей, вспоминает, что в их семье существовала легенда о том, что Петр, закладывая первый камень в основание Петербурга, будто бы произнес: “Именую сей град Санкт-Петербургом и чрез него желаю открыть для России первое окно в Европу”.
Чтобы понять подлинную цену этого события для всей русской культуры, достаточно сослаться на мнение одного из крупнейших современных исследователей феномена петербургской культуры М. С. Кагана, который в свой монографии “Град Петров в истории русской культуры” доказывает, что в истории России было две “культурные революции сверху”: принятие христианства и основание Петербурга. “В обоих случаях, — утверждает далее Каган, — обширное государство разворачивалось волей его правителей лицом к Европе: первый раз — к господствующей там христианской религии, второй раз — к светской культуре Просвещения”. С одной стороны, из этого следует, что Петр I ошибся, говоря о Петербурге как о первом окне в Европу. С другой стороны, мы хорошо знаем, что Петр умел там, где это надо, совершать политически правильные ошибки. Он и место знаменитой Невской битвы сознательно указал много ближе к Петербургу, чтобы еще теснее связать новую столицу с именем ее небесного покровителя — легендарного полководца Древней Руси Александра Невского.
Интересно, что легенда о Петре I всплыла в памяти современного ирландского подданного в связи с другим событием русской истории — переименованием Санкт-Петербурга в Петроград. На следующий день после опубликования указа о переименовании, рассказывает Голенищев-Кутузов-Толстой, Николай II будто бы спросил князя Волконского: “Скажите, князь, что вы думаете о моем недавнем решении?” — “Вашему величеству виднее, — ответил Волконский, — но боюсь, что вы, возможно, затворили то самое окно в Европу, что ваш предок некогда открыл”.
Яркий и выразительный образ прорубленного окна в Европу прослеживается и в богатой петербургской фразеологии: “Окно в Европу прорубили и при Полтаве победили”; и в анекдотах: на экскурсии в Домике Петра I. Один из экскурсантов, глядя в окошко: “Это и есть окно, которое Петр прорубил в Европу?”; и в современных частушках:
Сумел на севере Петруша
Окно в Европу прорубить.
Но вот беда, что сильно дует:
Забыл, как видно, утеплить.
Прорубив окно в Европу
По велению Петра,
Дуют в уши, дуют в ж…
Европейские ветра.
Выражение “Прорубить окно в Европу” постепенно приобретало расширительный смысл. Оно стало означать получение неожиданно широких возможностей для расширения кругозора, или, как образно сказал в одной из своих статей Илья Эренбург, “окно в Европу стало окном в жизнь”. Понимается это выражение в еще более широком смысле, например, для России “окно в Европу” — это приобщение к современной цивилизации. Особенно хорошо чувствуют эту метафору дети. Вот цитата из школьного сочинения: “Петр I прорубил окно в Европу, и с тех пор начали строить избы с окнами”.
Процесс этот, как нам хорошо известно, оказался далеко не простым. Вот уже три столетия каждое поколение пытается понять значение 1703 года для русской культуры. “Как вы думаете, отчего окно в Европу прорубили давно, а культура из Европы так и не пришла?” — “Потому что культурные люди в окна лазать не привыкли”. Правда, фольклор тут же старается успокоить. “Я вам прорубил окно в Европу”, —сказал Петр. “Зачем? В него же нельзя выйти?!” — “Зато можно смотреть”.
Попытки закрыть окно в Европу начали предпринимать большевики едва ли не сразу после октябрьского переворота. Окончательно завершился этот процесс при Сталине. Антиподом “окна в Европу” стал пресловутый сталинский “железный занавес”, опущенный в просвете между Советским Союзом и Западной Европой. В сталинских лагерях были известны стихи, написанные будто бы от его имени:
Что Петр сварганил начерно,
Я починил и переправил.
В Европу он пробил окно,
А я в него решетку вставил.
И даже после смерти великого кормчего его верные последователи не теряли надежды на полную изоляцию России от мира. По утверждению фольклора, для этого надо было не так много: “Петр Романов пробил окно в Европу, а Григорий Романов закрыл его… дамбой”. Заметьте, что эта мысль была сформулирована не где-нибудь, а в городе, где некогда это “окно” появилось.
Но наступили другие времена, и значение пробитого Петром единственного окна в Европу еще более возросло и расширилось. В начале 1990-х годов на многотысячных митингах на Дворцовой площади звучали лозунги в поддержку требования Литвы о самоопределении: “Петербуржцы, не дадим захлопнуться литовской форточке в Европу”. Тут же рождались новые анекдоты: “Какой самый популярный вид самоубийства?” — “Выброситься в окно… в Европу”.
Метафора становилась все более и более универсальной. “А все-таки хорошо, что Петр I прорубил окно в Европу”. — “Главное, чтобы никто не начал рубить окно в Африку”. — “?” — “Сквозняком может Курилы выдуть”. Думается, что этот процесс будет продолжаться. Но главное уже произошло. Мы стали понимать свое место в истории, преодолев груз непомерных претензий и амбиций, полученных в наследство от советской власти: “Здесь нам природой суждено в Европу прорубить ок-
но!” — сказал Петр I. “Майн херц, — осторожно проговорил Меншиков, — на два окна занавесочек не хватит”.
Надо сказать, что значение Петербурга в истории современной России уже давно переросло смысл, некогда заложенный в знаменитую метафору. Сегодня это далеко не только окно, через которое Россия 300 лет заглядывала в Европу. В 2004 году Папа Римский Иоанн Павел II на встрече с группой депутатов Ззаконодательного собрания Петербурга заявил, что “Петербург — это ворота, ведущие в великую стра-
ну — Российскую Федерацию”. Вполне возможно, что найденное папой удачное сравнение “ворота в Россию” очень скоро превратится в новую метафору, ничуть не менее сильную и значительную, чем “окно в Европу”.
2
Мистическая связь Петербурга с общей для всей Европы колыбелью цивилизации — античным Римом началась задолго до основания Петербурга. Напомним краткую хронологию событий. Петр I родился 30 мая 1672 года, в день поминовения малоизвестного византийского монаха IV века, причисленного к лику святых, Исаакия Далматского. Это был четырнадцатый ребенок в семье многодетного русского царя Алексея Михайловича, но первый от его второй жены — царицы Натальи Кирилловны. Мальчика надо было крестить. Однако через два дня начинался один из четырех важнейших в православной религии великих постов — летний многодневный Петров пост, который не только ограничивал прием некоторых видов пищи, но и запрещал участие в светских увеселениях. Это обстоятельство заставило богобоязненного отца отложить крестины и полагавшийся по этому случаю торжественный царский пир до разговения. Крещен был царевич только через месяц, 29 июня, в Петров день — день поминовения святого апостола Петра, — и наречен был Петром.
Имена обоих святых Петр почитал всю жизнь. Не случайно одной из первых церквей, заложенных им в Петербурге, была деревянная Исаакиевская церковь. Других церквей, посвященных Исаакию Далматскому, нигде в России, кроме Петербурга, кажется, нет. Культ Исаакия Далматского наследниками Петра и в дальнейшем старательно поддерживался. Едва Исаакиевская церковь ветшала или ее вид переставал соответствовать столичным амбициям, как ее сносили и воздвигали новую, еще более величественную и торжественную. Существующий ныне Исаакиевский собор четвертый по счету.
Но имя своего небесного покровителя апостола Петра царь Петр Алексеевич чтил особенно. Идея назвать какую-нибудь русскую крепость его именем завладела им еще в ранней юности. По замыслу Петра она должна была стать ключевой, открывающей России выход к морю. Это полностью соответствовало роли и значению апостола Петра в христианской мифологии, где он слыл ключарем, хранителем ключей от небесного царства, врученных ему самим Иисусом Христом. За шесть лет до основания Петербурга такую крепость Петр собирался воздвигнуть в устье Дона в случае успеха Азовского похода.
Как известно, успех Азовского похода оказался более чем сомнительным. В 1711 году, после драматически неудачного Прутского похода, когда армия Петра была окружена превосходящими силами турок и он сам едва не попал в плен, Петр был вынужден подписать мирный договор с Турцией. В результате Россия возвращала ей ранее завоеванный Азов и обязывалась срыть крепость в Таганроге. Выйти в Европу через Азовское и Черное моря не удалось.
Только через шесть лет Петр предпринимает еще одну отчаянную попытку овладеть морем, на этот раз Балтийским. В 1700 году он объявляет войну могущественной в то время Швеции, согласно мирному договору 1617 года владевшей в то время Балтикой. Война, известная в истории как Северная, продлится долго и закончится только в 1721 году. Но уже первые успехи России в этой войне позволили Петру
16 мая 1703 года основать на небольшом Заячьем островке в устье Невы крепость, названную им в честь своего небесного покровителя Санкт-Петербургом. Крепость. Никакого города не было еще и в помине. А чуть более чем через месяц, 29 июня, в очередной, знаменательный для Петра I Петров день, в центре крепости Петр закладывает собор во имя святых апостолов Христовых Петра и Павла. Согласно евангельским преданиям, апостолы Петр и Павел были казнены в Риме одновременно, и потому христианская традиция предписывает почитать их вместе. С возведением собора Петра и Павла крепость стали называть Петропавловской, а ее старое название Санкт-Петербург, что в буквальном переводе означает “город святого Петра”, перешло на собственно город, к тому времени стихийно возникший под крепостными стенами. Устойчивое мнение, что Санкт-Петербург назван в честь императора Петра I, не более чем заблуждение, легенда, возникшая в эпоху богоборческого социализма и оказавшаяся исключительно лестной для патриотического слуха современного петербуржца.
Дань, отданная Петром апостолу Петру, жившему в Римской империи за 1700 лет до основания Петербурга в его названии, оказалась не единственной. Память о святом апостоле вот уже на протяжении более трех столетий сохраняется не только в названии города и его старейшего собора, но и в главном символе Санкт-Петербур-
га — его городском гербе. Но все по порядку.
Первоначальное имя одного из двенадцати апостолов Петра — Симон. Вместе со своим братом Андреем он рыбачил на Галилейском море, когда их увидел Христос и позвал за собой, прибавив: “Я сделаю, что вы будете ловцами человеков”. И в момент призвания нарек Симона Петром, что в переводе означает “камень”. В Евангелии от Матфея приводятся слова Иисуса: “Ты Петр, и на сем камне я создам церковь мою”. Судьба Петра складывалась непросто. Согласно евангельским преданиям, он трижды отрекался от своего Учителя, но каждый раз каялся, и каждый раз Иисус его прощал. Так или иначе, в памяти последующих поколений Петр так и остался любимым учеником Христа. Это мистическим образом роднит его судьбу с судьбой Петербурга, который трижды отрекался от своего имени и, несмотря на это, оставался любимым городом всех россиян.
После смерти и последующего воскресения Иисуса Христа Петр проповедовал христианство на Востоке. Крестил новообращенных, исцелял больных, помогал немощным, совершал чудеса. Однажды и сам стал объектом чуда. Петр был арестован и брошен в темницу, откуда его чудесным образом вывел ангел. Эта евангельская легенда пережила тысячелетия, дожила до наших дней и трансформировалась в петербургскую легенду об ангелах Литовского замка.
Литовским замком петербуржцы называли построенное в 1787 году на углу Крюкова канала и Офицерской (ныне Декабристов) улицы необычное для Петербурга здание, фасады которого украшали семь романтических башен. Одновременно с “Литовским” у него было и другое название: “Семибашенный замок”. В начале XIX века в нем был расквартирован так называемый Литовский мушкетерский полк, а с 1823 года мрачные сырые помещения замка использовались в качестве следственной тюрьмы, которая просуществовала без малого целое столетие, вплоть до 1917 года. В связи со своим новым статусом замок приобрел в народе еще несколько названий: “Петербургская Бастилия”, “Каменный мешок”, “Дядин дом”, “Дядина дача”. Сохранился опубликованный в свое время в журнале “Сатирикон” анекдот: “Извозчик! К Литовскому замку” — “И обратно?” — “Можно и обратно”. — “Ждать-то долго?” — “Шесть месяцев”.
Крышу тюремной церкви и одну из башен замка украшали фигуры ангелов с крестами в руках — этакие странные символы тюремного заведения. Эти ангелы довольно часто фигурируют в частушках того времени:
Как пойдешь по Офицерской,
Там высокий серый дом.
По бокам четыре башни
И два ангела с крестом.
Над домом вечного покоя
Стоят два ангела с крестом,
И часовые для дозора
Внизу с заряженным ружьем.
Полголовы мэне обреют
И повезут в казенный дом.
Там по углам четыре башни
И по два ангела с крестом.
Один из ангелов, согласно местным преданиям, по ночам обходил тюремные камеры. Арестанты будто бы не раз слышали его звонкие шаги и видели блестящие крылья. Знали, если он постучит в камеру кому-то из смертников, того в эту же ночь казнят. Два раза в году, на Пасху и на Рождество, ангел являлся заключенным во сне, приносил вести от родных и благословлял. Когда заключенные впервые под охраной входили в ворота тюрьмы и обращали взоры на крышу замка, им казалось, что ангел едва выдерживает тяжесть креста, и все долгие дни и ночи заключения им верилось, что “настанет день, когда ангел уронит крест, и все выйдут на свободу”.
Так и случилось. В марте 1917 года толпы опьяненных запахом свободы революционных петроградцев подожгли, а затем и разрушили Литовский замок, предварительно выпустив всех заключенных на свободу. Развалины замка простояли до
1930-х годов, затем руины разобрали и на их месте построили жилые дома для рабочих Адмиралтейского завода, а Тюремному переулку присвоили имя С. М. Матвеева, рабочего этого завода, погибшего в 1918 году.
Но вернемся на две тысячи лет назад. Однажды во время посещения Рима Петр был схвачен и приговорен к распятию на кресте. Если верить христианскому
фольклору, собор Святого Петра в Риме стоит над предполагаемой могилой святого апостола. Святой Петр является небесным покровителем не только Санкт-Петербурга, но и вечного города Рима. В обоих городах церкви, посвященные ему, считаются главными.
А теперь о петербургском гербе. Впервые о городской геральдике в России заговорили в 1692 году. Именно этим годом датирован известный историкам документ о первом гербе, присвоенном городу Ярославлю. Однако сочинительством гербов в то время никто специально не занимался, и гербом русского города вплоть до 1730 года считался знаменный герб полка, расквартированного в нем.
Согласно Знаменному гербовнику, по которому оружейная палата централизованно изготовляла знамена и рассылала их в воинские подразделения, на знамени Санкт-Петербургского полка было изображено золотое пылающее сердце под золотой короной и серебряной княжеской мантией. Пылающее сердце было заимствовано из личного герба первого губернатора Санкт-Петербурга — светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова. К знамени был придан девиз: “Тебе дан ключ”. Вне всякого сомнения, этот символический знак можно считать первым гербом Петербурга. О том, что Петербург должен был стать ключевым, открывающим путь к морю, мы уже говорили.
Между тем в 1722 году Петр I основал Герольдмейстерскую контору, в обязанности которой входило составление городских гербов. Герольдмейстером назначили С. А. Колычева. В помощники ему Петр прислал итальянца — графа Франциска Санти, который и стал автором громадного большинства русских городских гербов.
Герб Санкт-Петербурга был официально утвержден в 1730 году. Вот его описание: “Скипетр желтый, под ним герб государственный, около него два якоря серебряные: один морской, другой четырехлопастный (морская кошка), поле красное, сверху корона имперская”. Через полтора столетия для столицы устанавливается новый, несколько измененный герб: поле червленое (смесь сурика с киноварью), на щите — скипетр, два перекрещивающихся якоря, причем морская кошка не четырех-, а трехлопастная, щит герба обрамлен золотыми дубовыми листьями, скрепленными Андреевской лентой”.
С 1917 года этот герб утратил свое значение. И не только потому, что большевики после революции отменили все старые государственные символы, но и потому, что Петербург вскоре перестал быть столицей государства. О геральдике, якобы напоминавшей о дворянстве и самодержавии, старались вообще не упоминать.
В 1960-х годах, в пору пресловутой “хрущевской оттепели”, разбудившей осторожные надежды советского человека на возрождение вековых традиций, появляется острый интерес к городской геральдике как одной из любопытнейших страниц отечественной истории. Постепенно большинству старых городов удалось либо вернуть старинную символику, либо создать новые гербы. К сожалению, у Ленинграда герба никогда не было. Но стихийные попытки создать новый символ города, напоминающий традиционный герб, никогда не прекращались. В большинстве случаев подобием герба служило изображение адмиралтейского кораблика или перекрещивающихся якорей на вольно трактованном геральдическом щите. Чаще всего такие псевдогеральдические знаки изображались на бумажных упаковках кондитерских, канцелярских и других промышленных товаров. Они и сегодня служат убедительным доказательством мифотворчества того времени.
С возвращением в 1991 году Ленинграду его исторического имени сам собой отпал и вопрос о новом гербе, поскольку у города по имени Санкт-Петербург он всегда был. Исторический герб вернулся одновременно с родовым именем самого города.
Нам осталось только напомнить о символике петербургского исторического герба. Точнее, о его главных элементах — двух скрещенных якорях, обращенных лапами вверх. У этого символа давняя предыстория. Во-первых, в петровское время в городской иконографии широко использовался образ столпа с двумя обязательными деталями: перекрещивающимися ключом и мечом. Так изображали совместный символ апостолов Петра и Павла. И, во-вторых, герб Петербурга, по замыслу его создателей, в точности соответствует гербу Ватикана, на котором изображены два мифических ключа, обращенных бородками вверх. Это символы ключей от небесного царства, — один от рая, другой от ада. Мы уже говорили, что Санкт-Петербург — это город святого Петра, а именно этот апостол в евангельской мифологии считается хранителем этих библейских ключей. И, наконец, по мнению большинства исследователей, характерный рисунок якорей должен напоминать вензель основателя Петербурга Петра I, состоящий из двух перекрещивающихся латинских литер “P”, что означает по-латыни Petro Primo, или по-русски Петр Первый.
В заключение сюжета о тысячелетних мифологических связях святого апостола Петра, русского императора Петра I и города святого Петра — Санкт-Петербурга напомним малоизвестное пророчество великого святителя Митрофана Воронежского, будто бы сделанное им в 1682 году десятилетнему Петру Алексеевичу, когда царевичу не могло прийти в голову даже мысли о новой столице на балтийском побережье. Митрофан сказал юному Петру: “Ты воздвигнешь великий город в честь святого апостола Петра. Это будет новая столица. Бог благословляет тебя на это”. Заподозрить Митрофана Воронежского в незнании истории раннего христианства невозможно.
3
Согласно старинной евангельской традиции, считается, что за Иисусом Христом первым пошел Андрей, а уж затем он привел к нему своего брата Петра. Вот почему вместе обоих братьев принято называть первоверховными апостолами, а отдельно Андрея — Андреем Первозванным.
По жребию, брошенному двенадцатью учениками Христа после смерти Учителя, Андрею досталась для проповеди христианства языческая Скифия, то есть все земли, которые, по представлению древних римлян, лежали к северу от Причерноморья, на территориях будущего русского государства.
Если верить фольклору, именно тогда, в I веке христианской эры, среди аборигенов приневского края родилась легенда о появлении здесь, на топких берегах Не-
вы, в далеком будущем столичного города. Вот как об этом рассказывается в анонимном произведении XVIII века “О зачатии и здании царствующего града Санкт-Петербурга”:
“По вознесении Господнем на небеса, апостол Христов святый Андрей Первозванный на пустых Киевских горах, где ныне град Киев, водрузил святый крест и предвозвестил о здании града Киева и о благочестии, а по пришествии в великий Славенск (Новгород), от великого Славенска святый апостол, следуя к стране Санктпетербургской, отшед около 60 верст <…> водрузил жезл свой в Друзино (Грузи-
но. — Н. С.). <…> От Друзина святый апостол Христов Андрей Первозванный имел шествие рекою Волховом и озером Невом и рекою Невою сквозь места царствующего града Санктпетербурга в Варяжское море, и в шествие оные места, где царствующий град Санктпетербург, не без благословения его апостольского, были. Ибо <…> издревле на оных местах многажды видимо было света сияние”.
Согласно некоторым легендам, апостол Андрей добрался до самого Валаама и там, на берегу озера, якобы водрузил еще один крест — каменный — и истребил капища местных богов Велеса и Перуна, обратив в христианство языческих жрецов.
Этот мистический сюжет через много веков получил неожиданное продолжение. Местные легенды утверждают, что в год начала Северной войны, а это всего лишь за три года до основания Петербурга, “чудесный свет, издревле игравший над островами невской дельты, необыкновенно усилился”.
Петр хорошо понимал, что роль одного из двенадцати апостолов, якобы благословившего место будущего города, велика. Если верить петербургскому городскому фольклору, Петр Великий обнаруживает мощи святого Андрея Первозванного. Вот как об этом рассказывает уже цитированный нами апокриф “О зачатии и здании царствующего града Санкт-Петербурга”:
“По прибытии на остров Люистранд и по освящении воды и по прочтении молитвы на основание града и по окроплении святою водою, взяв заступ, [царь] начал копать ров. Тогда орел с великим шумом парения крыл от высоты опустился и парил над оным островом. Царское величество, отошед мало, вырезал три дерна и изволил принесть ко означенному месту. В то время зачатого рва выкопано было земли около двух аршин глубины и в нем был поставлен четвероугольный ящик, высеченный из камня, и по окроплении того ящика святою водою изволил поставить в тот ящик ковчег золотой, в нем мощи святого апостола Андрея Первозванного, и покрыть каменною накрышкою, на которой вырезано было: “По воплощении Иисус Христове 1703 маия 16 основан царствующий град Санкт-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем, самодержцем Всероссий-
ским”. И изволил на накрышку онаго ящика полагать реченные три дерна с глаголом: “Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. Основан царствующий град Санкт-Петербург””.
Но мы забежали вперед. Вернемся в I век нашей эры. Согласно христианской традиции, “муж сильный святой Андрей” мученически кончил свою жизнь в греческом городе Патры. Он был распят на кресте, имевшем форму буквы “Х”. Впоследствии крест этот стали называть андреевским.
Андреевский крест лег в основу одного из самых известных символов России — Андреевского военно-морского флага. О русском флаге как обязательном атрибуте всякого спущенного на воду судна Петр задумывался едва ли не с первых дней создания флота. Каким должен быть этот морской знак принадлежности к определенному государству? Какого цвета? И какой формы? Известно, что с 1699 года, за четыре года до основания Петербурга, им стал Андреевский флаг — диагональный небесно-голубой крест на фоне прямоугольного ослепительно-белого полотнища. Как известно, символ русского военно-морского флота представляет собой точную копию государственного флага Шотландии. Если верить фольклору, его предложил использовать для России ближайший сподвижник Петра Яков Брюс, по происхождению шотландец и выходец из этой страны.
Между тем существует любопытная петербургская легенда о происхождении знаменитого флага. Будто бы однажды Петр размышлял о флаге, находясь в собственном домике на Петербургской стороне. Размашисто шагал по покою, от окна к двери… от двери к окну. Неожиданно остановился и выглянул в окошко. А там на земле распласталась темная тень от оконных переплетов. Петр вздрогнул, почувствовав в этом какое-то знамение. Тень от окна напоминала андреевский крест.
Одновременно с Андреевским флагом Петр учреждает первый российский наградной знак — орден Святого Андрея Первозванного. До этого на Руси орденов в современном понимании этого слова не было. Первым кавалером ордена стал генерал-фельдмаршал Федор Головин. Петр I стал шестым кавалером ордена Андрея Первозванного. Он вместе с Александром Даниловичем Меншиковым был награжден им в 1703 году за взятие двух шведских боевых кораблей в устье Невы. Через сто лет император Павел I придал ордену династические черты. При нем вышло постановление, согласно которому орденом Святого Андрея Первозванного награждались все без исключения младенцы мужского пола — великие князья.
К ордену придавалась лента небесно-голубого цвета, которую в особо торжественных случаях кавалеры ордена носили на перевязи через плечо. Кстати, отсюда, по одной из легенд, восходит распространенный обычай перевязывать новорожденных младенцев мужского пола голубой лентой.
После революции орден Святого Андрея Первозванного был упразднен. Долгое время он сохранялся домом Романовых в эмиграции как династическая награда. Восстановлен в новой России указом президента Ельцина в 1998 году.
Одновременно с введением ордена Петр задумал построить и церковь, посвященную Андрею Первозванному. Церковь предполагалось возвести на Васильевском острове, вблизи здания Двенадцати коллегий. Напомним, что в то время Петром владела идея превратить Стрелку Васильевского острова в административный центр Петербурга. Здесь должны были сосредоточиться все главные административные, торговые, культурные и культовые сооружения. Однако идея эта вскоре приказала долго жить, а затем умер и сам основатель Петербурга. Андреевскую церковь заложили только в 1728 году несколько западнее от предполагаемого Петром места, на углу Большого проспекта Васильевского острова и 6-й линии. В 1732 году церковь освятили во имя святого апостола. Она предназначалась для “торжества и праздников кавалеров Ордена Святого Андрея Первозванного”.
В 1764 году от удара молнии церковь сгорела дотла. Тогда же Екатерина II приказала на месте сгоревшей церкви строить новый каменный собор. В 1780 году собор, построенный по проекту архитектора А. Ф. Виста, был освящен. Как и прежняя церковь, он был сделан Орденским. Над его входом поместили барельефное изображение орденского знака святого Андрея Первозванного.
Одна из легенд Андреевского собора связана с несчастной судьбой несостоявшейся императрицы, невесты императора Петра II Екатерины Алексеевны Долгорукой. По чудовищному стечению обстоятельств молодой император умер буквально накануне объявленной на 19 января 1730 года свадьбы. Екатерина пережила своего жениха на шестнадцать лет и скончалась в 1746 году, ни на один день не нарушая траура по умершему жениху. До сих пор неизвестно место ее захоронения, однако легенда утверждает, что оно находится в ограде современного Андреевского собора.
А теперь вернемся к Андрею Первозванному. 5 мая 2004 года было принято постановление правительства Санкт-Петербурга об установке памятника Андрею Первозванному, святому апостолу, первым, если, конечно, верить фольклору, предвосхитившим появление стольного города Санкт-Петербурга чуть ли не за два тысячелетия до его основания. По предложению автора памятника Альберта Чаркина монумент должен стоять в парке Городов-героев, который раскинулся вблизи площади Победы, между Московским и Пулковским шоссе. По преданию, именно здесь проходил миссионерский путь Андрея Первозванного. Памятник давно готов и ожидает своей участи в мастерской скульптора.
4
В 395 году нашей эры тысячелетняя Римская империя, подчинившая себе практически все Средиземноморье, распалась на две самостоятельные части — Западную и Восточную. Восточная с центром в Константинополе под названием Византия включала в себя Балканский полуостров, Малую Азию и Юго-Восточное Средиземноморье. После разделения церквей в 1054 году на католическую и православную Византийская империя стала признанным центром православия. Византия просуществовала ни много ни мало более тысячи лет и пала только в 1453 году под натиском турок. На ее землях возникла могущественная Османская империя. Столицей нового государственного образования стал Константинополь, переименованный турками в Стамбул. К тому времени Россия уже целых пять столетий была православным государ-
ством, давно считала Москву третьим Римом и не желала признавать право мусульман на владение “вторым Римом” — Константинополем.
В 1782 году в письме к австрийскому императору Иосифу Екатерина II сформулировала созревший в России план так называемого Греческого проекта. Согласно этому плану, турки должны быть изгнаны из Константинополя, городу возвращен православный статус, а на освобожденных от “мусульман — врагов христианства” территориях, некогда оккупированных ими и расположенных между Австрией и Россией, должно быть образовано новое буферное государство в составе Молдавии, Валахии и Бессарабии.
Серьезность намерений Екатерины подтверждалась некоторыми фактами внутридинастического характера. Известно, что первым императором Восточной Рим-
ской империи был Константин I Великий. Это будто бы соответствовало давнему православному пророчеству. И последним, погибшим при штурме Константинополя турками в 1453 году, был Константин XI. По твердому убеждению Екатерины, первым императором восстановленной православной Византии также должен стать Константин. Вот почему своего второго внука, сына Павла Петровича, она назвала Константином. Под таким именем он должен был взойти на византийский престол. На всякий случай и старшего внука она назвала одновременно в честь двух прославленных полководцев — греческого Александра Македонского и русского Александра Невского. Как и Константин, Александр Невский был выбран далеко не случайно. Он является родоначальником московских князей, а Москва, как мы помним, считается “третьим Римом”.
С тех пор имена Константин и Александр станут едва ли не самыми распространенными в монаршей семье Романовых: Константин Павлович, Константин Николаевич, Константин Константинович, Александр I Павлович, Александр II Николаевич, Александр III Александрович. Так что Греческий проект был рассчитан надолго.
И действительно, борьба с Турцией будет длительной, а реализация пресловутого Греческого проекта потребует от России немало сил. На протяжении целого столетия она постоянно вела войны с Турцией за господство на Черном море. Только с 1735-го по 1878 год их было шесть. И это не считая Азовских походов Петра I. Великая Османская империя прекратит свое существование только в результате Первой мировой войны, хотя Стамбул от мусульман так и не будет освобожден. Да и ирония судьбы по отношению к России окажется безжалостной. К тому времени в семье Романовых уже не будет ни одного Константина и ни одного Александра, а сама Россия свергнет монархию и надолго окажется под властью большевиков.
Но мы забежали вперед. Хотя театр военных действий русско-турецких войн находился далеко от Петербурга, на юге, память о них вот уже более трех столетий не стирается со страниц каменной летописи северной столицы. О тех далеких войнах напоминают такие мемориальные сооружения, как Чесменская колонна, Башня-руина и Турецкая баня в Екатерининском парке Царского Села, Чесменский обелиск в Гатчинском парке и Чесменский дворец в самом Петербурге.
Чесменская колонна была установлена в 1774–1778 годах по проекту архитектора Антонио Ринальди в честь побед русского флота в Чесменской бухте Эгейского моря. Этот оригинальный 14-метровый триумфальный мраморный обелиск, увенчанный символом победы — бронзовым орлом, ломающим когтями турецкий полумесяц, установлен посреди Большого пруда Царскосельского парка на пирамидальном основании, погруженном в воду. На стволе колонны укреплены три пары корабельных носов — ростр, которые подчеркивают морской характер знаменитой битвы. Иногда Чесменскую колонну называют “Ростральной”.
Во время Великой Отечественной войны колонна сильно пострадала. Были утрачены бронзовые барельефы, изображавшие отдельные эпизоды Чесменского сражения, и мраморная доска с памятной надписью. Согласно местным легендам, фашисты стремились уничтожить и саму колонну. Говорят, они набрасывали на нее стальные тросы и с помощью танков пытались стащить с пьедестала.
Одно из самых эффектных и живописных сооружений Екатерининского парка —Башня-руина — имитирует старинные развалины древнего замка. Башня возведена по проекту архитектора Ю. М. Фельтена в “память войны, объявленной турками России”, как об этом высечено на замковом камне арочных ворот башни. Все сооружение выложено из кирпича, частично оштукатуренного. На поверхности штукатурки выбиты искусственные трещины, имитирующие естественные повреждения кладки. В Царском Селе живет старинная легенда о том, что императрица Екатерина II держала здесь взаперти пленных турецких офицеров.
“Турецкая баня”, построенная на берегу Большого пруда в 1850—1852 годах по проекту архитектора И. А. Монигетти, также посвящена победам в русско-турецкой войне. Она напоминает о войне 1828—1829 годов. “Турецкая баня” представляет собой сооружение с высоким минаретом. По преданию, она является точной копией павильона в одном из султанских парков в Константинополе. Его внутреннее убранство — диваны, ковры и прочие предметы — было привезено из Турции. На стенах изображены виды окрестностей Константинополя.
О Константинополе должен был постоянно напоминать и основанный по велению императрицы на окраине Царского Села новый город, названный Софией. Центр города решен в виде обширной площади с собором посередине. Собор возведен по проекту Джакомо Кваренги и назван так в честь константинопольского Софийского собора. Окончательный, утвержденный и реализованный проект собора решен в классическом стиле. Однако есть документальные свидетельства, что в первоначально задуманном виде он должен был походить на константинопольский.
Чесменский обелиск в Гатчинском парке, согласно старинной легенде, был установлен по указанию владельца Гатчины Григория Орлова в честь его брата Алексея Орлова-Чесменского, который, будучи командующим русским флотом, наголову разбил считавшуюся непобедимой турецкую эскадру в знаменитой Чесменской битве. Чуть более чем 13-метровый мраморный обелиск считается старейшим парковым сооружением в Гатчине. Обелиск исполнен из нескольких сортов мрамора и установлен на берегу Белого озера. Предположительно автором его является Антонио Ринальди.
И наконец, комплекс Чесменского дворца в Петербурге, состоящий из собственно дворцового здания и отдельно стоящей Чесменской церкви, был возведен в 1774—1780 годах по проекту архитектора Ю. М. Фельтена. Согласно преданию, он построен на том месте, где гонец от графа Алексея Орлова с долгожданной вестью о великой победе русского флота над турецким под Чесмой 26 июня 1770 года, не застав государыню в Зимнем дворце, нагнал ее по дороге в Царское Село. Едва выслушав донесение, императрица приказала в честь этого исторического события на месте, где ее догнал посланец, заложить дворец.
Дворец задумывался как путевой, для отдыха императрицы при поездках в Царское Село. В качестве архитектурного образца был использован средневековый английский замок Лонгфорд. Чесменский дворец вполне соответствовал господствовавшей в то время в архитектуре моде на английскую готику. Он был замком в полном смысле слова. По углам располагались башни с бойницами. Перед воротами находились заполненные водой рвы с нависшими над ними подъемными мостами. Выстроенная невдалеке от дворца церковь также выдержана в стиле английской готики.
Чесменский дворец расположен в районе, известном с давних пор как “Лягушачье болото”, или “Кикерикексен” по-фински. Поэтому дворец в народе называли “Лягушачьим” или “Кикерики”. А весь район в обиходной речи петербуржцев известен как “Чесма”.
В 1830–1836 годах архитектор А. Е. Штауберт перестроил дворец для размещения в нем богадельни. В 1919 году во дворце разместился так называемый Первый концентрационный лагерь для принудительных работ, который в народе окрестили “Чесменка”. Однако существует легенда, что никаких — ни добровольных, ни принудительных — работ здесь не было. Сюда просто свозили арестованных с Гороховой, где в то время размещалась пресловутая ЧК, и расстреливали в Чесменском соборе. Хоронили будто бы тут же, на военном кладбище.
С 1922 года в Чесменском дворце располагалась сельскохозяйственная трудовая колония, а затем дворец был передан Авиационному институту. Своеобразная и несколько неожиданная память об Алексее Орлове, славным победам которого некогда был посвящен дворец, до сих пор живет среди студентов этого вуза. Они утверждают, что во дворце и сегодня можно неожиданно столкнуться с призраком княжны Таракановой с ребенком на руках — жертвы коварного графа, когда-то предавшего несчастную женщину и ставшего причиной ее гибели в стенах Петропавловской крепости.
Но, пожалуй, самым значительным успехом в многолетней борьбе России против Турции стало освобождение от турецкого ига Болгарии. Память об этом событии в Петербурге сохранилась. Как известно, в 1762 году солдаты Измайловского полка первыми присягнули на верность новой императрице Екатерине II. Екатерина никогда не забывала об этом обстоятельстве. Картины с изображением того, как она явилась в Измайловский полк, в течение всего ее царствования висели в личных покоях императрицы. В царствование Екатерины II на территории между набережной Фонтанки и Обводным каналом для измайловцев строится солдатская слобода с одинаковыми полковыми домами, манежем, офицерскими квартирами и прочими необходимыми строениями. В центре слободы в 1828–1835 годах по проекту архитектора В. П. Стасова возводится белокаменный с голубым звездным куполом полковой Троицкий собор.
По одному из преданий, Троицкий собор построен на месте деревянной часовенки, в которой сто лет назад тайно обвенчались Петр I и Марта Скавронская, будущая императрица Екатерина I. Белокаменный, с белоснежными колоннами объем собора венчают синие купола, цвет которых, если верить одной из полковых легенд, был выбран по цвету мундиров измайловцев. Иногда в народе этот собор называют “Болгарским”. Будто бы он выстроен на средства, собранные по всем городам и селам Болгарии в благодарность за участие измайловцев в освобождении братского славянского народа от турецкого ига.
В 1938 году собор был закрыт. Согласно одной из довоенных легенд, его собирались переоборудовать в крематорий. Только начавшаяся Великая Отечественная война будто бы помешала реализации этого безумного плана. Здание церкви сохранилось. Но использовалось в качестве складского помещения. Только в 1990 году оно было передано Русской православной церкви.
А теперь о нитях, протянувшихся из современного Петербурга к Древнему Риму и раннему христианству. Как известно, небесно-голубой купол Измайловского собора украшает россыпь звезд, эскиз которых, по преданию, набросал лично император Николай I. Первоначально звезды были шестиконечными. В седой древности шестиконечная звезда считалась оберегом, защитой от злых духов. В знаковой системе раннего христианства шестиконечной звездой стали изображать Вифлеемскую звезду, символизирующую Рождество Христово. Ее нижнее острие обозначало сатану, а верхнее — Бога, победившего дьявола. В библейские времена шестиконечная звезда стала звездой Давида, символом Израиля, но христианской церковью не отвергалась и продолжала считаться Вифлеемской. В советское время, в пору расцвета дремучего государственного антисемитизма, шестиконечные звезды с купола Измайловского собора были убраны и заменены пятиконечными. Тем самым была разрушена связь времен. Купол собора ассоциировался всего лишь со звездным небом. В настоящее время историческая справедливость восстановлена. Шестиконечные звезды возвращены на свои места. И это, кстати, не дает покоя современным доморощенным антисемитам. Случившийся в 2006 году пожар Измайловского собора они напрямую попытались связать с этими ненавистными шестиконечными звездами, якобы ставшими виновниками беды.
До января 1930 года перед Троицким собором стоял величественный памятник Славы, возведенный в честь побед российского оружия во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Памятник, построенный по проекту архитектора Д. И. Гримма, представлял собой колонну, сложенную из шести рядов пушечных стволов, отбитых в ту войну у турок. Вокруг колонны на отдельных гранитных пьедесталах стояли артиллерийские орудия, также захваченные у неприятеля. И всего этого мемориального ансамбля в один прекрасный день вдруг не стало. Городская легенда его исчезновение связывает то ли с предстоящим, то ли с уже состоявшимся государственным визитом народного комиссара обороны К. Е. Ворошилова в дружественную Турцию. Во время подготовки визита турецкая сторона, как утверждает легенда, сочла оскорбительным существование в далеком Ленинграде столь выразительного напоминания о своем, еще сравнительно недавнем в то время, поражении. И судьба памятника Славы была решена. Он исчез в плавильных печах одного из металлургических заводов. В 2004 году памятник Славы был восстановлен.
5
Через полтора тысячелетия после северного миссионерского путешествия Андрея Первозванного появление на самом краю Ойкумены великого государя и его новой столицы якобы предсказал знаменитый французский астролог, поэт, врач и алхимик Мишель Нострадамус.
Нострадамус служил лейб-медиком шведского короля Карла IX, но особую известность получил после опубликования в 1555 году книги “Столетия”, в рифмованных четверостишиях (катренах) которой содержатся “предсказания” грядущих мировых событий. Предсказания Нострадамуса не обошли и Россию. Хотя надо оговориться, что во времена Нострадамуса нашу страну в Европе Россией еще не называли, представления о ней европейцев были весьма смутными, а народы, населявшие огромные территории на востоке, именовали “северными варварами”, которых просто-напросто побаивались. В этом контексте представляется исключительно важным, что, несмотря ни на что, будущим событиям в будущей России в “Столетиях” уделено значительное внимание.
Первое упоминание о России у Нострадамуса связано с именем Ивана Грозного. Причем уже тогда, если верить, конечно, и самому Нострадамусу, и его современным толкователям, Россия ждала появления на политической арене Петра Великого:
Весь Север великого ждет человека,
Он правит наукой, трудом и войной.
Затем идут строки о деяниях этого великого человека:
Усилиями Аквилона дерзкого
И будет к океану дверь прорублена,
На острове же царство будет прибыльным,
Но Лондон задрожит, увидев парус их.
Современные толкователи Нострадамуса склонны видеть в этом известном катрене предсказание строительства сильного флота и возникновения новой столицы (“нового царства”) на пустынных островах дельты Невы (“на острове”). Впоследствии этим и в самом деле всерьез будет обеспокоена “владычица морей” Британия. И образ “прорубленной двери” уж очень напоминает известное “окно в Европу”, прорубленное Петром.
Предсказал Нострадамус и Северную войну, объявленную Петром I Швеции, войну за выход России к морю:
Люди восточные, ведомые лунной силой,
В 1700 году совершат великие походы,
Почти покорив угол Аквилона.
“Аквилон” — это поэтический термин, обозначающий страну северного ветра. В представлении средневекового человека “Аквилон” может обозначать как Швецию, так и Россию. Как известно, именно эти страны в 1700 году начали “великие походы” за обладание Балтикой.
Еще один, 56-й катрен “Столетий” посвящен эпохе Александра II и гибели императора, которая случилась в Петербурге в марте 1881 года:
Еще до свары пал великий, казни предан.
Оплакана его безвременная гибель.
В крови плывет рожденный совершенным.
Окрашен берег у реки кровавой краской.
Кое-что в этих стихах Нострадамуса непонятно. Скажем, что такое: “Еще до свары пал великий, казни предан”? То, что Александр II был великим императором, никто ни в России, ни в Европе не сомневался, но о какой “сваре” говорится в предсказании? Возможно, так Нострадамус мог называть революцию, которая произошла в России всего лишь спустя три с лишним десятилетия после злодейского покушения на императора.
В очередной раз в России вспомнили о пророчествах Нострадамуса в 1917 году. Толковали и перетолковывали его стихи:
Рабы станут петь песни, гимны и требовать,
Чтобы выпустить из тюрем
заключенных туда принцами и господами.
В будущем безголовыми идиотами
Их будут считать в божественных проповедях.
Как известно, в августе 1991 года советская власть окончательно пала. И тогда современные знатоки Нострадамуса заговорили о том, что еще в 1555 году в из-
вестном письме к Генриху именно он предсказал приход советской власти в октябре 1917 года и ее падение в 1991 году: “И в месяце октябре произойдет так, что случится новое великое перемещение, такое, что подумают было, что махина Земли потеряла свое природное направление и погрузилась в вечные потемки. До этого в весеннее время и после этого будут исключительные перемены и смены власти, великие землетрясения, с разрастанием новой Вавилонии, презренной дщери, приращенной мерзостью первого холокоста, и продержится она лишь 73 года и 7 месяцев”.
Поражает точность предвидения. Несмотря на то, что большевистский переворот произошел в октябре 1917 года, юридически новая власть установилась только
19 января 1918 года, после разгона Учредительного собрания. И продержалась она до 19 августа 1991 года, когда произошел так называемый августовский путч. Между этими двумя датами протекло ровно 73 года и 7 месяцев. Даже если считать, что конец советской власти наступил после подавления этого путча, 21 августа, то ошибка Нострадамуса окажется настолько ничтожной, что ею можно пренебречь.
Заметим, что в своем предсказании Нострадамус, говоря о “весеннем времени” и “исключительных переменах и смене власти”, не обошел вниманием Февральскую революцию 1917 года. Что же касается “новой Вавилонии, презренной дщери, приращенной мерзостью первого холокоста”, то здесь явно речь идет о Советском Союзе с его новыми территориями — западными областями Украины и Белоруссии и прибалтийскими странами, оккупированными Сталиным в полном соответствии с печально знаменитым пактом Молотова–Риббентропа. Не вызывал разночтений у просвещенных и богобоязненных современников Нострадамуса и страшный образ “новой Вавилонии”, ассоциирующийся с одноименным древним государством в Месопотамии, дважды упомянутым в Апокалипсисе как “Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям людским”, и городом, который “яростным вином блуда своего напоил все народы”.
Отдельно следует сказать об упоминаемом в предсказании “холокосте”. Современное значение этого слова, понимаемое как массовое уничтожение евреев немецкими фашистами во время Второй мировой войны, появилось только в 1942 году, когда мир узнал о чудовищных преступлениях нацистов. До этого, в том числе и во времена Нострадамуса, холокост понимался в его традиционном ветхозаветном значении — как всесожжение, то есть полное сожжение жертвы во время ритуала жертвоприношения. Поэтому Нострадамус мог говорить о холокосте только как о приношении в жертву некой политической идее огромного количества людей, или в широком смысле как о катастрофе.
Впрочем, говоря о Нострадамусе и его пророчествах, надо не забывать об одном немаловажном обстоятельстве. Практически все его предсказания становились понятными не задолго и даже не накануне тех или иных якобы предсказанных им событий, а только после того, как они совершались.
Нострадамус не был одинок в своих астрологических интересах к восточному соседу. Примерно в ту же эпоху, в 1595 году, некий “славный физик и математик” Иоанн Латоциний в своей книге “О переменах государства”, за 126 лет до принятия Петром Великим императорского титула и наименования России империей, написал: “Известно есть, что зело храбрый принц придет от норда во Европе и в 1700 году начнет войну и по воле Божией глубоким своим умом и поспешностию и ведением получит места, лежащие за зюйд и вест, под власть свою и напоследок наречется император”. Напомним, что Северная война началась в 1700-м и закончилась в 1721 году подписанием мирного договора со Швецией, в результате которого Россия возвратила себе все прибалтийские земли, принадлежавшие ей ранее. Россия вышла к морю и стала империей. Именно тогда Петр I был назван Великим, наречен Отцом Отечества, и ему был присвоен титул императора.
6
Религиозные войны, захлестнувшие средневековую Европу, в XIII веке докатились до Древней Руси. Желание католической Европы обратить православную Русь в свою веру было столь велико, что Папа Иннокентий IV послал великому князю Александру Ярославичу письмо с предложением переменить веру. Александр ответил отказом: “Вашей веры не приемлем и знать не хотим”. Мирные предложения папы чередовались с попытками подчинить Русь с помощью воинской силы. Воспользовавшись раздробленностью враждовавших друг с другом многочисленных русских княжеств, а также тем, что с востока на Русь надвигались, сметая все на своем пути, монгольские орды, решили “перекрестить” православных русских рыцари-крестоносцы. В
1240 году шведский король послал на Русь войско под командованием своего зятя Эрика ярла Биргера. Шведы должны были захватить Новгород. Навстречу им вышел русский отряд под водительством новгородского князя Александра Ярославича. Битва произошла 15 июля 1240 года вблизи впадения в Неву реки Ижоры. В результате кровопролитного сражения шведы были разгромлены. Фольклорная традиция придает этой победе столь высокое значение, что в летописных источниках на протяжении столетий статус предводителя шведских войск несколько раз меняется в пользу его повышения. Если в ранних источниках это был просто “князь”, то в более поздних — ярл Биргер, а затем и сам шведский король. Не случайно одним из самых значительных эпизодов большинства преданий об этой битве считается ранение, полученное шведским полководцем от копья самого Александра Ярославича. За эту блестящую победу князь Александр получил прозвище Невский.
Несмотря на очевидность того исторического факта, что знаменитая битва произошла при впадении реки Ижоры в Неву, позднее предание переносит его гораздо ниже по течению Невы, к устью Черной речки, ныне Монастырки — туда, где Петру угодно было основать Александро-Невскую лавру. Умышленная ошибка Петра Великого? Скорее всего, да. Возведение монастыря на предполагаемом месте Невской битвы должно было продемонстрировать всему миру непрерывность исторической борьбы России за выход к морю. В качестве аргументации этой “умышленной ошибки” петербургские историки и бытописатели приводят местную легенду о том, что еще русские “старые купцы, которые со шведами торговали”, называли Черную речку “Викторы”, переиначивая на русский лад еще более древнее финское или шведское имя. По другой легенде, вдоль Черной речки стояла “деревня Вихтула, которую первоначально описыватели местности Петербурга, по слуху, с чего-то назвали Викторы, приурочивая к ней место боя Александра Невского с Биргером”. Уже потом, при Петре Великом, этому “Викторы” придали его высокое латинское значение — “Победа”.
Одна из многочисленных легенд утверждает, будто “Александров храм”, как называли в то время лавру, построен на особом месте. Здесь перед сражением со шведами старейшина Ижорской земли, воин, легендарный Пелконен, в крещении Филипп Пелгусий, увидел во сне святых Бориса и Глеба, которые будто бы сказали ему, что “спешат на помощь своему сроднику”, то есть Александру. Во время самой битвы, согласно другой старинной легенде, произошло немало необъяснимых с точки зрения обыкновенной логики “чудес”, которые представляют собой своеобразное отражение в народной фантазии конкретной исторической реальности. Так, если верить летописям, Александр со своей дружиной бил шведов на левом берегу Ижоры. Но после битвы множество перебитых врагов, к удивлению, было обнаружено на противоположном, правом берегу реки, куда и не ступали русские воины. По мнению летописца, это не могло произойти без вмешательства высших небесных сил, стоявших на стороне русских.
Но и подлинное место Невской битвы забыто не было. Первое документальное упоминание о мемориальном храме, возведенном при впадении реки Ижоры в Неву, на месте исторической битвы, и посвященном князю Александру Невскому, относятся к 1576 году, хотя сохранились и более давние легенды о том, что на этом месте и раньше существовала церковь. Так или иначе, но после того, как эти земли были вновь отвоеваны у шведов, деревянная церковь в Усть-Ижоре была восстановлена, а в конце XVIII века заменена на каменную. Затем церковь несколько раз обновлялась и перестраивалась, пока в результате очередной перестройки 1875–1876 годов не приобрела современный вид. В 1930-х годах храм был закрыт и только в 1988 году вновь передан верующим.
В 2003 году в Усть-Ижоре был установлен памятник Александру Невскому работы петербургского скульптора В. Г. Козенюка.
Князь Александр Ярославич родился в 1221 году. Через год на Руси случилось страшное землетрясение. Современники увидели в этих событиях два предзнаменования: во-первых, на Русь обрушатся страшные бедствия, и, во-вторых, новорожденный князь будет успешно с ними бороться. Страшные бедствия и в самом деле следовали один за другим. С востока на Русь, сметая все на своем пути, неслись несметные полчища татаро-монгольских кочевников, а с запада католическая церковь, не оставляя тайную надежду на обращение православных русичей в католическую веру, посылала на Русь один за другим отряды воинственных крестоносцев.
В значительной степени образ Александра Невского, княжившего в Новгороде с 1236-го по 1251 год, а затем, с 1252 года — во Владимире, сложился в представлении многих поколений русского общества в связи с победой в Невской битве. Перед сражением со шведами будто бы была сказана Александром и знаменитая фраза, ставшая со временем крылатой: “Не в силе Бог, а в правде”. Есть, правда, мнение, что она придумана в 1938 году создателем кинофильма “Александр Невский” Сергеем Эйзенштейном. Но вот среди монахов староладожской Георгиевской церкви до сих пор живет легенда о том, как юный князь Александр Ярославич, которому в то время едва исполнилось 20 лет, перед встречей со шведами заехал в Старую Ладогу, чтобы пополнить дружину воинами и помолиться перед битвой за благополучный ее исход. Молился в церкви, стоя вблизи фрески греческого письма, изображавшей святого Георгия Победоносца. На фреске Георгий выглядел юным и не очень могучим подростком, чем-то напоминавшим молодого князя Александра. Это сходство не ускользнуло от внимания одного монаха, и он обратился к Александру: “Можно ли победить шведов, находясь в такой малой силе да еще и с такой малочисленной дружиной?” Тогда-то будто бы и ответил ему Александр: “Не в силе Бог, а в правде”.
Через два года, в 1242 году, попытку покорить Русь предприняли рыцари Тевтонского ордена. На этот раз битва Александра с немецкими захватчиками произошла на Чудском озере, в так называемом Ледовом побоище. Вот как оценивает это событие современная частушка:
Псы на Русь когда-то лезли,
Взял их Невский в оборот.
Он решил, что их полезней
Под чудской отправить лед.
Князь Александр Невский скончался 14 ноября 1263 года в возрасте 42 лет по пути из Золотой Орды, откуда он возвращался на родину. Смерть его окутана тайной и до сих пор порождает немало легенд. По одной из них, он был отравлен своими дружинниками, некоторые из них видели в Александре изменника, сотрудничавшего с татаро-монголами. Не будем забывать, что Александр за свою сравнительно короткую жизнь четыре раза ездил в Орду, что в глазах многих выглядело более чем странно. По другой легенде, Александр был отравлен ордынцами, видевшими в нем некую опасность для себя. Сохранилась легенда, будто Батый сказал прибывшему к нему Александру: “Пройди сквозь огонь и поклонись моему идолу”. И Александр ответил: “Нет, я христианин и не могу кланяться всякой твари”. На это татарский хан будто бы с усмешкой ответил: “Ты настоящий князь”. И выдал ему очередной ярлык на княжение. Александр уехал. А по дороге скончался. Яд был медленнодействующим, потому и кончина князя выглядела естественной, как от болезни. Предчувствуя скорую смерть, Александр принял постриг с именем Алексия. Между прочим, долгое время на иконах Александра изображали в монашеской одежде, и только Петр приказал писать князя в воинских доспехах.
Первоначально Александр был погребен в церкви Рождественского монастыря во Владимире. Во время похорон митрополит подошел к гробу, чтобы положить разрешительную молитву. Как утверждает легенда, пальцы князя разжались, приняли молитву и снова сжались. В 1380 году, через 117 лет после кончины князя, его мощи были вскрыты и найдены нетленными.
В 1547 году Александр Невский был канонизирован Русской православной церковью, а в начале XVIII века Петр I возвел его в чин небесного покровителя Санкт-Петербурга. Петра не покидала убежденность в политической необходимости объ-
единения во времени и пространстве двух событий — победы Александра Невского и основания новой столицы. В представлении Петра Александр Невский был святой, ничуть не менее значительный для Петербурга, чем, скажем, Георгий Победоносец для Москвы. И если святой Александр уступал святому Георгию в возрасте, то обладал при этом неоспоримым преимуществом. Он был реальной исторической личностью, что приобретало неоценимое значение в борьбе с противниками петровских реформ.
В августе 1724 года, за полгода до кончины Петра, мощи святого Александра
Невского были вновь вскрыты. При этом, как утверждает городской фольклор, произошло чудо, о котором долго говорили в Петербурге. Вот что записал 11 сентября 1885 года в своем дневнике первый американский консул в Петербурге
Дж.-К. Адамс: “Когда была вскрыта могила Александра Невского, вспыхнуло пламя и уничтожило гроб. Вследствие этого был изготовлен великолепный серебряный саркофаг, в который были положены его кости, с этого времени лица, прикоснувшиеся к нему, исцеляются”. С большой помпой саркофаг был перенесен из Владимира в Санкт-Петербург. По значению это событие приравнивалось современниками к заключению мира со Швецией. Караван, на котором саркофаг доставили в Петербург, царь с ближайшими сановниками встретил у Шлиссельбурга и, согласно преданиям, сам стал у руля галеры. При этом бывшие с ним сановные приближенные сели за весла.
Воинствующий атеизм послереволюционных лет породил легенду о том, что на самом деле никаких мощей в Александро-Невской лавре не было. Будто останки Александра Невского (если только они вообще сохранились в каком-либо виде, наставительно добавляет легенда) сгорели во Владимире во время пожара. Вместо мощей Петру I привезли несколько обгорелых костей, которые, согласно легендам, пришлось “реставрировать”, чтобы представить царю в “надлежащем виде”. По другой, столь же маловероятной легенде, в Колпине, куда Петр специально выехал для встречи мощей, он велел вскрыть раку. Рака оказалась пустой. Тогда царь “приказал набрать разных костей, что валялись на берегу”. Кости сложили в раку, вновь погрузили на корабль и повезли в Петербург, где их встречали духовенство, войска и народ.
Во избежание толков и пересудов Петр будто бы запер гробницу на ключ. Легенда эта включает фрагмент старинного предания, бытовавшего среди раскольников, которые считали Петра Антихристом, а Петербург — городом Антихриста, городом, проклятым Богом. По преданию, Петр дважды привозил мощи святого Александра в Петербург, и всякий раз они не хотели лежать в городе дьявола и уходили на старое место, во Владимир. Когда их привезли в третий раз, царь самолично запер раку на ключ, а ключ бросил в воду. Правда, как утверждает фольклор, не обошлось без события, о котором с мистическим страхом не один год говорили петербуржцы. Когда Петр в торжественной тишине запирал раку с мощами на ключ, то услышал позади себя негромкий голос: “Зачем это все? Только на триста лет”. Царь резко обернулся и успел заметить удаляющуюся фигуру в черном.
Впоследствии императрица Елизавета Петровна приказала соорудить для мощей Александра Невского специальный серебряный саркофаг, или раку. Эту гробницу весом в 90 пудов изготовили мастера Сестрорецкого оружейного завода. 170 лет она простояла в Александро-Невской лавре. Слева от нее находилась икона Владимирской Богоматери, которая, по преданию, принадлежала самому Александру Невскому. По свидетельству современников, еще при Елизавете Петровне в Петербурге сложился обычай класть на раку монетку “в залог того, о чем просят святого”. Еще одна традиция стала общероссийской. Ежегодно 30 августа по старому стилю от Казанского собора к Александро-Невской лавре совершался крестный ход в память перенесения мощей святого князя. В нем принимали участие все кавалеры ордена Александра Невского, учрежденного Петром в 1725 году.
В 1922 году раку изъяли из Александро-Невской лавры и передали в Эрмитаж, а сами мощи святого Александра Невского — в Музей истории религии и атеизма, располагавшийся в то время в Казанском соборе. Только в 1989 году мощи были возвращены в Троицкий собор Александро-Невской лавры. Споры о возвращении серебряной раки продолжаются до сих пор. Руководство Эрмитажа почему-то считает, что рака, как высокохудожественное произведение искусства, должна находиться в музее, а не на своем историческом месте.
7
В начале XVII века Швеция предприняла очередную попытку овладеть приневскими землями. Во главе шведского войска стоял знаменитый полководец — граф Якоб Понтус Делагарди, слывший “вечным победителем русских”. О нем напоминает гора Понтус в районе Кавголова, у подножия которой шведский полководец будто бы разбил лагерь. По воспоминаниям Дмитрия Сергеевича Лихачева, на этой горе мальчишки “находили шведские монеты, пуговицы, лезвия ножей”.
О последней попытке шведов одолеть русских рассказывает одна из легенд, вошедшая в труды многих историков. Согласно этой легенде, в 1611 году Делагарди сделал привал на левом берегу Невы, в двенадцати верстах от Шлиссельбурга, в роще, которую аборигены этого края считали священной. Место это называлось “урочище Красные сосны”. Во сне Делагарди увидел, как на его шее выросла сосна. С великим трудом и только с помощью злого духа он освободился от нее. В ужасе проснувшись и истолковав случившееся как предвестие близкой и насильственной смерти, Делагарди приказал поднять войско по тревоге и навсегда покинул это место. Больше на Руси он не появлялся.
Многочисленные следы шведского присутствия в Приневье переплетаются в фольклоре с метами, оставленными древними новгородцами — давними хозяевами этих земель. Многие предания связаны со старинной Шлиссельбургской крепостью. По некоторым легендам, она была основана шведами, хотя на самом деле возводилась новгородцами еще в 1323 году и называлась тогда Орешком. Исследование деревьев, использованных при строительстве, показало, что спилены они еще в XVI веке, когда остров принадлежал русским.
В Шлиссельбурге ежегодно 8 июля праздновался день Казанской иконы Божией Матери. Чудотворный образ находился в тамошнем храме и был знаменит своей древностью и замечательной судьбой. Эта православная святыня вместе с другой иконой — образом святого Иоанна Крестителя — была обнаружена вскоре после завоевания крепости русскими войсками. Она находилась в стене бывшей там шведской кирки, которая была возведена на месте православной церкви, построенной во время пребывания в Орешке новгородского архиепископа Василия. По преданиям, обе иконы были заложены в стену русскими во время уже известного нам похода Делагарди в 1611 году. Икону обнаружили благодаря чудесному свечению, исходившему от стены, в которой она была замурована.
Там же, в Шлиссельбургской крепости, утверждает одно из преданий, есть башня, называемая флажной: на ней поднимался флаг крепости, а в подвалах этой башни находился подземный ход протяженностью 12 верст. Из него можно было выйти в прибрежную липовую рощу, к остаткам древних пещер. Народная молва относит устройство этого потайного хода к временам новгородцев. Согласно бытующей в Шлиссельбурге легенде, есть в крепости и другой подземный ход, он проложен под руслом Невы. Там же находилась и камера, в которой, как утверждает предание, “утонула несчастная княжна Тараканова, а в Петропавловской крепости погибла какая-то другая женщина”.
Старинными легендами и преданиями овеян Красный замок в Румболовском парке города Всеволожска. Говорят, что замок был построен неким шведом для того, чтобы войска могли в нем отдохнуть перед последним броском к острову Орехову и к крепости Ниеншанц, а в случае отступления и укрыться здесь от неприятеля. Правда, другие легенды рассказывают иное. Будто бы Красный замок когда-то был придорожной лютеранской киркой, где воины Делагарди молились перед походом на Орехов.
Древней легендой отмечено и место Фарфорового завода, основанного повелением императрицы Елизаветы Петровны в 1756 году. При Петре здесь было небольшое поселение невских рыбаков и стоял деревянный храм, позднее перестроенный в каменную церковь. В этой церкви был старинный колокол весом около тридцати пудов. “По рассказам, колокол был найден в земле при постройке каменной церкви, на месте которой в старину стояла шведская кирка, — пишет М. И. Пыляев в книге “Забытое прошлое окрестностей Петербурга”. — По другим преданиям, колокол “для созывания рабочих” висел на башне конторы кирпичных заводов, устроенных Петром I. Контора находилась на другом берегу Невы…”
На Неве, за Александро-Невской лаврой в свое время находилась дача светлейшего князя Потемкина, пожалованная ему Екатериной II. В лесу, окружавшем дачу, было два озера, от которых место это и получило название Озерки. Одно из этих озер — в районе нынешнего Глухоозерного переулка — так и называлось: Глухое. По преданию, в нем шведы затопили при отступлении свои медные пушки.
В Суйде, в имении графа Ф. М. Апраксина, пожалованном ему Петром I после освобождения края от шведов, появился пруд, выкопанный будто бы пленными неприятельскими солдатами. Очертания пруда имеют форму натянутого лука. По местному преданию, такая необычная форма его берегам была придана сознательно, чтобы “лук” был направлен в сторону Швеции.
Заметные остатки шведских укреплений сохранились в Павловске. Там при
слиянии реки Славянки с ручьем Тызвой и сегодня возвышаются редкие в этих местах холмы, на одном из которых при Павле I, в 1795–1797 годах, архитектор Винченцо Бренна построил романтический средневековый замок Бип — крепость, название которой в народе превратили в аббревиатуру и расшифровывали то как “Бастион Императора Павла”, то как “Большая Игрушка Павла”. Говорят, что по-
строена она здесь не случайно. Если верить преданию, под этими холмами погребены развалины фортификационных сооружений шведского генерала Крониорта, над которым именно здесь одержал победу генерал-адмирал граф Апраксин. Легенда это или исторический факт, до сих пор неизвестно. Мнения историков по этому поводу разнятся. Но на въездных воротах крепости Бип в свое время была укреплена памятная доска с героическим мемориальным текстом: “Вал сей остаток укрепления, сделанного шведским генералом Крониортом в 1702 году, когда он, будучи разбит окольничим Апраксиным, ретировался через сей пост к Дудоровой горе”.
До сих пор мы говорили о конкретных, реальных, зримых следах шведского присутствия в Приневье. Но есть и другие, невидимые меты их пребывания. Так, например, одна из легенд рассказывает о том, что в 1300 году во время основания в устье Охты шведской крепости Ландскроны солдаты убили деревенского колдуна и принесли в жертву дьяволу несколько местных карелок. “Едва святотатство свершилось, — утверждает легенда, — по ночному лесу разнесся ужасающий хохот и внезапно поднявшимся вихрем с корнем опрокинуло огромную ель”.
Долгое время точное место этого страшного происшествия оставалось неизвестным. Просто местные крестьяне из поколения в поколение передавали, что шведы когда-то “осквернили древнее капище” и место, где оно находилось, стало проклятым, хотя повторимся, никто не знал, где оно находится. Время от времени интерес к давней легенде неожиданно обострялся. Так, в самом начале XIX века при рытье Обводного канала вблизи Волкова кладбища строители вдруг отказались работать, ссылаясь на “нехорошие слухи” об этих местах. Говорят, генерал-лейтенант Герард, руководивший строительством, только силой сумел заставить рабочих возобновить работу, примерно и публично наказав одних и сослав на каторгу других.
А еще через сто лет на участке Обводного канала от Борового моста до устья реки Волковки вообще стали происходить странные и необъяснимые явления. Все мосты на этом участке канала стали излюбленными точками притяжения городских самоубийц. Они кончали счеты с жизнью, бросаясь в воду по преимуществу именно с этих мостовых пролетов. По городу поползли слухи, что это проснулся дух Обводного канала, который будет требовать жертвы каждые три года. И действительно, по статистике, большинство самоубийств случались в год, который оканчивается на цифру три или кратен трем. Напомним, что в языческом арсенале старинных фин-
ских поверий цифра три самая мистическая. По преданиям потомков древних финно-угорских племен, в районе Обводного канала в давние, незапамятные времена находились два лабиринта, или “узелки”, как их называли финны. В их верованиях “узелки” связывают богов с миром живых и миром мертвых.
Между тем самоубийства происходили с поразительной регулярностью, и их количество росло от года к году. А в 1923 году в районе современного автовокзала на Обводном канале строители наткнулись под землей на странные, испещренные непонятными надписями гранитные плиты, расположенные в виде круга. Возможно, это и были следы древнего капища, оскверненного некогда шведскими солдатами.
Но вернемся к последовательности нашего повествования. Многие эпизоды давнего русско-шведского противостояния нашли своеобразное отражение в устном народном творчестве, превратившись в незабываемые героические и романтиче-
ские легенды. Вот некоторые из них.
На окраине современного города Кировска чуть ли не сто лет стоял памятник Петру I, сооруженный в XIX веке четырьмя братьями: Николаем, Михаилом, Афанасием и Никитой Кирилловыми по завещанию их отца, мастерового Спиридона, в молодости лично знавшего Петра I. К сожалению, памятник не сохранился. В Великую Отечественную войну, во время ожесточенных боев на Невском пятачке он был разрушен. Среди местных жителей бытует предание о причинах появления памятника. Согласно ему, в 1702 году, направляясь с войском к Нотебургу, как называли шведы древний Орешек, Петр решил лично разведать обстановку и для этого вознамерился залезть с подзорной трубой на самую высокую сосну. Но один из солдат Преображенского полка опередил царя и сам полез на сосну. Откуда-то грянул вы-
стрел — и солдат замертво упал на землю. По случаю чудесного спасения жизни государя и заложили будто бы памятник.
Невдалеке от знаменитых Путиловских ломок, плитняк из которых широко использовался при строительстве Петербурга, в конце XIX века еще стояла так называемая красная сосна. Согласно местному преданию, под этой сосной Петр Великий провел последнюю ночь перед “взятием Нотебурга, а Россия, — как напыщенно писал журнал “Живописная Россия”, — последнюю ночь перед своим возвращением к новой жизни”.
Шведский гарнизон Нотебурга капитулировал 12 октября 1702 года. Этому предшествовали десятидневная осада и жестокая артиллерийская бомбардировка крепости.
Вот легенда, записанная в наши дни известной собирательницей фольклора
Н. А. Криничной:
“Долго и безуспешно осаждали русские войска крепость Орешек. Царь Петр упо-
треблял все способы, чтобы поскорей овладеть твердыней. <…> Порешили усилить канонаду, направляя орудия преимущественно в один пункт, чтобы разбить стены и потом в образовавшуюся брешь направить штурмующие колонны.
Несколько дней стреляли беспрерывно. Наконец с батарей донесли, что стена разрушена. Русские возликовали и, так как дело было к вечеру, решили на следующее утро напасть на крепость.
Рано утром Петр с другими военачальниками поднялся на холм взглянуть на бреши и был поражен, увидев, что разбитые стены стоят как ни в чем не бывало, даже чуть новее стали.
Разгневался царь ужасно и хотел было всех пленных шведов предать лютой казни, но тут один из них выступил вперед и вызвался объяснить, в чем дело.
— Ваше величество, — сказал он, — русские войска уже не раз разрушали стены крепости, но мои соотечественники каждый раз пускались на хитрость. За ночь они сшивали рогожи, красили их под цвет камня и закрывали ими проломы в стене. Издали казалось, будто и впрямь новая стена возведена…
— Хорошо же, — возразил Петр, — мы перехитрим шведов.
Он приказал пленных отвести в место, где они содержались, а войскам наделать побольше чучел из соломы, одеть их в солдатскую форму и разместить на плотах. Управлять плотами назначил несколько человек охотников.
Незадолго до полудня плоты двинулись по Неве к крепости. Шведы открыли адский огонь. Несколько плотов было разбито калеными ядрами, но уцелевшие подвигались все вперед и вперед. Ужас охватил мужественный гарнизон при виде надвигавшихся на них русских солдат, бесстрашно идущих под градом свинца.
Плоты приблизились, обезумевшие от страха шведы поспешили вынести ключи и сдаться на полную волю царя. В то время как городские власти изъявляли русскому государю покорность, на крепостной башне пробило полдень. Петр снял шляпу и перекрестился.
В память взятия Орешка с того самого дня и до сих пор ровно в полдень производится торжественный звон колоколов”.
Есть и другое, еще более героическое предание о штурме этой крепости. Оно гласит, что через несколько часов после начала штурма даже “решительный и бескомпромиссный Петр” засомневался в целесообразности продолжения боя. Солдаты гибли во множестве, а успеха это никакого не приносило. Петр послал гонца к командующему Голицыну с требованием прекратить осаду крепости. Согласно преданию, в ответ на это Михаил Михайлович Голицын будто бы сказал: “Передай государю, что отныне я принадлежу Господу”. И не только не прекратил штурм, но, как рассказывают легенды, велел оттолкнуть от берега лодки, чтобы солдаты по слабости или малодушию не могли ими воспользоваться.
В легендах и преданиях сохранились и другие свидетельства героизма русских воинов. В одном из исторических преданий рассказывается об одноруком коменданте Нишлотской крепости Кузьмине, который в ответ на требование шведов сдать крепость будто бы ответил: “Рад бы отворить ворота, но у меня одна рука, да и в той шпага”.
Важнейшим событием Северной войны в преддверии основания Петербурга стало взятие шведской крепости Ниеншанц.
История крепости на левом берегу реки Охты при впадении ее в Неву началась в те стародавние времена, когда на древнем торговом пути “из варяг в греки” новгородцы построили сторожевой пост, вокруг которого возникло поселение под названием Канец. По некоторым финским легендам, на месте этого поселения, которое финны именовали Хированиеми, в дофинские времена находилось языческое капище древних славян. Это будто бы подтверждалось топонимом Хированиеми, “сходным по звучанию с названием древнеславянских культовых мест — Хореев, известных в Европе”.
В 1300 году, как об этом свидетельствует Софийская летопись, сторожевой пост Канец захватили шведы и переименовали в Ландскрону. В 1301 году сын Александра Невского Андрей отвоевал его у шведов, но через два с половиной столетия шведы вновь возвратили себе этот важный стратегический пост. Теперь они возвели здесь портовый город Ниен и крепость для его защиты — Ниеншанц. К началу XVIII века крепость представляла собой пятиугольное укрепление с бастионами и равелинами, орудия которых контролировали всю панораму обоих невских берегов.
Как мы знаем, в ночь на 1 мая 1703 года русские войска овладели Ниеншанцем. По одной из легенд, взятию крепости способствовал не то русский лазутчик, вошедший в доверие к шведам, не то некий швед, предавший своих соотечественников. Во всяком случае, ворота крепости, едва к ним подошли русские солдаты, неожиданно распахнулись настежь. Может быть, именно это внезапное появление петровских войск внутри крепости породило другую легенду, согласно которой шведы не успели спасти несметные “сокровища Ниена”. Будто бы сразу после начала осады они начали рыть подземный ход, чтобы либо вывезти драгоценности за пределы крепости, либо спрятать их в подземелье до лучших времен. Однако “вмешались пресловутые петербургские грунты”, и сундуки с золотом затопило невской водой. Добраться до них шведы уже не успевали и поэтому смогли только “искусно замаскировать следы подземных работ”.
Некогда на развалинах поверженного Ниеншанца рос древний дуб, который
Петр I будто бы лично посадил на братской могиле воинов, погибших при взятии крепости. Ограда вокруг него была сделана из пушек, извлеченных со дна реки Охты. Легенда эта документального подтверждения не находит. Однако в старом Петербурге ей настолько верили, что к 200-летию города была даже выпущена юбилейная почтовая открытка с изображением мемориального дуба и надписью: “Дуб Петра Великого, посаженный в 1704 году на Мал. Охте”. Насколько нам известно, это единственное изображение старого дуба. Правда, многие утверждают, что петровский дуб давно погиб, а на его месте находится дуб более позднего происхождения. Еще говорят, что и надмогильного холма вообще будто бы никогда не было. Так ли это, автор не знает. Пусть дуб на территории исчезнувшей крепости Ниеншанц будет еще одной легендой нашего города.
По другой легенде, Петр на месте разрушенного Ниеншанца посадил четыре мачтовых дерева — “в знак выхода России к четырем морям”.
По законам военного времени начала XVIII века судьба завоеванной неприятельской крепости решалась просто. Ее должны были либо укрепить и заселить воин-
ским гарнизоном победителей, либо разрушить и снести с лица земли. Если верить фольклору, через пару дней после взятия Ниеншанца Петр приказал сровнять его с землей, будто бы сказав при этом: “Чтобы шведского духа тут не было”. Отказался даже использовать строительный материал для возведения новой крепости.
Новую крепость для защиты отвоеванных земель Петр решил строить на новом месте. До основания северной столицы оставалось менее двух недель.