Рассказ
Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2011
Антон Ратников
Антон Александрович Ратников родился в 1984 году в Ленинграде. В семнадцать лет начал писать рассказы. Работает журналистом.
настоящий ковбой
Когда пары закончились, Гена ткнул меня в бок. Болезненное ощущение.
— Хочешь повеселиться? — спросил он. Его глаза горели нездоровым огнем. Щеки полыхали. Ноздри раздувались, как у дракона, собирающегося выдохнуть огонь. Я почувствовал: добром это дело не кончится. Конечно, я ответил утвердительно.
— Тогда, — сказал Гена, — есть идея. Но нет денег.
Так было всегда. Гена генерировал идеи, я доставал деньги.
— Это не проблема, — сказал я, — в известных пределах.
Гена потер ладони.
— Есть две чиксы. Ничего такие. По крайней мере, одна из них. Зовут Лена. Или Таня, не помню.
Я поднял бровь. Меня всегда удивляла Генина непосредственность.
— Познакомился с ними в библиотеке, — продолжил он.
— Ты ходишь в библиотеку?
— Так клуб называется. На Пороховых.
Я постарался представить интерьеры клуба, но сдался. Это было выше моих сил.
— Короче, они ждут нас. Вернее, меня. Вернее, меня и еще одного красавца. Ну ты понял, да? Таню… или Лену… я беру себе. Она прекрасна, как ангел. А вторая, кажется, Катерина.
— Или Даша? – спросил я лишь для того, чтобы его поддразнить.
— …Или Даша. Ее можешь оставить себе.
— Спасибо. Ты добрый.
— Стараюсь.
Деньги у меня действительно были. Как раз утром я снял в банкомате семь тысяч, чтобы заплатить за жилье. Я просрочил платеж на две недели. Хозяин звонил каждый день и интеллигентно требовал деньги. В последний раз он назвал меня “шелудивым псом” и пригрозил сломать коленную чашечку. Явил замашки гангстера средней руки, этот солдафон с волосатыми руками, который сдавал мне комнатушку в коммунальной квартире.
Мы зашли в магазин, купили коньяк, лимоны и отправились к девочкам.
— Возьмем такси? – задорно спросил меня Гена, подмигнул и запрыгнул в трамвай.
Я вошел за ним. Отсчитал положенные рубли кондуктору. Он дал мне талончик, повернулся к Гене.
— Ваш билет? – спросил он.
Гена стоял к нему спиной и смотрел в окно. Кондуктор повторил вопрос громче. Потом еще громче.
— Эй! – наконец он потряс Гену за плечо.
Гена повернулся.
— Да?
— Ваш билет!
— На балет?
Гена смотрел на кондуктора, улыбаясь так, что, я уверен, каждый второй кондуктор дал бы ему в челюсть. Но этот, видимо, был из спокойных.
— Ваш билет, — упрямо повторил он.
Кондуктор не знал, что Гена никогда ни за что не платил. Даже в столовой он каким-то образом умудрялся получать дармовой суп. Я не знаю, как у него это получалось.
Гена завел свою вечную пластинку:
— Я бедный студент. Из другого города. Денег нет и в ближайшей перспективе не будет. Сжальтесь!
Кондуктор и бровью не повел.
— Вон дверь, — сказал он, показав нужное направление, — я, знаешь, сам был студентом, но за проезд платил.
Кондуктор ушел. Гена направился к двери.
— Видимо, он плохо учился, раз смог устроиться лишь в трамвайный парк, — шепнул он мне.
Я знал, что Гена будет делать дальше: перейдет в другой вагон. Там, если повезет, будет более сговорчивый кондуктор. Если нет – Гена вернется сюда и проедет еще остановку. Потом вновь поменяет дислокацию. Рано или поздно кондукторам надоест охотиться за ним, и они оставят его в покое. А если нет, Гене придется идти пешком.
Гене повезло: в другом вагоне работала сердобольная женщина лет пятидесяти. Почему-то Гена всегда производил на таких хорошее впечатление. Они жалели его. Вообще-то я мог перейти к нему, но решил проехаться в одиночестве. Откровенно говоря, терпеть Гену долго – это нелегко. Наверное, и поэтому родители отправили его учиться в другой город. Как, впрочем, и меня.
На нужной остановке он подал знак, и мы сошли.
Слева от нас ржавела громада теплоэлектростанции. Ее устремленная в небо труба походила на космическую ракету. Справа жались друг к другу сталинские дома. Рядом с ТЭЦ они не производили монолитного впечатления и смотрелись сиротливо. Мы пошли в глубь двора. Здесь друг за другом стояли однообразные пятиэтажки. Кругом была грязь. Детская площадка разобрана. Набитая под завязку помойка. Мы все шли и шли.
— Ты уверен, что не заблудился? – спросил я.
— Все с порядке.
Действительно минут через пять мы пришли к совсем уж старенькому дому. Кажется, он был построен в начале двадцатого века.
— Что это за хибара? — спросил я.
— Хибара? Брось! Это дворец!
Мы поднялись на нужный этаж. Слева от двери, обитой дерматином, с десяток звонков. Гена нажал нужную кнопку.
Дверь открылась. Из проема показалось милое круглое лицо, светлые волосы, губы, накрашенные светло-коричневой помадой.
— Гена! Привет!
Она показалась мне симпатичной, но… не особо. Гена обнял ее.
— Ждали?
— Конечно!
— А твоя подружка?
— И она.
— Это, кстати, Антон.
— Очень приятно, — сказал я, понимая, что, пожалуй, это звучит слишком официально.
— Главное, его имя не рифмуй, — сказал Гена и засмеялся.
— Кто бы говорил… крокодил, — сказал девушка (я все еще не знал, как ее зовут) и стрельнула глазами. После этого мои симпатии были на ее стороне. Гена тоже засмеялся.
— А это… — начал он, показывая на девушку и делая очень важную паузу.
— Ксюша, — сказала девушка.
— Кстати, — шепнул Гена, — напомни, как зовут твою подругу.
— Света.
— А-а-а… ну я же говорил…
Коридор был длинный и очень узкий. На стенах висели велосипеды, тазы, на антресолях громоздились ящики. Головой я задевал бельевые веревки. Коричневые стены нагоняли тоску.
— Ты здесь живешь? – спросил Гена.
— Вообще-то нет. Здесь комната у Светы. Я живу через дорогу. Но у меня родители. Ко мне нельзя.
Ксюша открыла какую-то дверь.
— П-прошу.
Мы вошли в светлую и просторную комнату, резко контрастирующую с захламленным коридором. Мебели в ней было очень мало. Шкаф, стол, стул, небольшой письменный столик, диван. Стеллаж с книгами отгораживал небольшой закуток, где стояла кровать.
“Два спальных места, — подумал я, — хорошо”.
На подоконнике сидела девушка. Черная юбка средней длины, черная блузка. И волосы у нее были черные. Вообще она напоминала небольшую встревоженную ворону. Я замер, стараясь ее внимательно рассмотреть, но при этом не выдать себя. Черт, я был разочарован. Фигурка у нее была еще ничего. Обыкновенная женская фигура: грудь, бедра, ноги – все на месте, все нужной формы. Но вот лицо у нее было… некрасивое. Во-первых, слишком большой нос. Он смотрелся совершенно неуместно. Казалось, его приделал туда неумелый скульптор, забывший о масштабах. Еще у нее было много угрей. Слишком много. Так много их бывает только у мальчиков в пятнадцать лет. Если с носом еще можно было смириться, то угревая сыпь, конечно, все портила. Я сильно расстроился. Я разозлился на Гену и хотел уйти. Хотел сказать “извините” и уйти. Но я взял себя в руки. Нельзя так обижать людей. Даже если у них проблема с кожей.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — сказал девушка. Наверное, она хотела показаться загадочной и таинственной. Она сидела на подоконнике в вечерних сумерках, держа руки на груди, и смотрела на меня очень внимательно, не моргая.
Я почувствовал себя неловко. До меня дошло, что она, наверное, тоже меня оценивает. Смотрит на лицо, руки, грудь… на что там вообще смотрят женщины? Я почувствовал себя товаром на рынке. Неприятное ощущение. Хотя… какая разница.
Нас ждал скромный ужин. На столе — овощной салат, консервы, пачка печенья. Я достал лимон и бутылку коньяка (у Гены была еще одна, но мы оставили ее про запас). Света аккуратно слезла с подоконника и прошла к столу. Села. Мы сели тоже. Ксюша без умолку болтала, и мы только успевали выпивать. Сначала мы сидели на диване вместе с Геной. Потом я поменялся местами с Ксюшей и оказался рядом со Светой. К тому времени мы почти приговорили первую бутылку. И теперь мне нужно было что-то говорить.
Я выдохнул.
— Работаешь, учишься?
— Работаю.
— Где?
— В магазине одежды.
— Продавец?
— Типа, да.
— И как, хорошая работа?
— Ничего так.
— А я учусь.
— Молодец.
— Хочу стать журналистом.
— Да?
— Ну.
— Будешь в ящике работать?
— Нет. Хочу писать.
— Зачем?
— Ну… чтобы люди читали.
— Разве это журналистика? Все журналисты работают в телевизоре.
— На самом деле не только в телевизоре.
— Правда?
— Ну ладно. Давно знаешь Ксюшу?
— Да, подруги со школы.
— Не разлей вода?
— Вроде того.
— Как с Геной познакомились?
— В клубе.
— Ходили туда вдвоем?
— Да.
— Разве вдвоем интересно?
— С нами знакомятся!
— А-а-а. И как тебе Гена?
— Не знаю. Шебутной какой-то.
— Да уж. Гена такой.
— Не люблю шебутных.
— Тебе повезло, я не шебутной.
— Да, вроде бы не шебутной.
— Значит, я могу тебе понравиться?
— Ты?
— Я.
— Ну не знаю. У тебя щеки не симметричные.
— Что?
— Щеки не симметричные. Они должны быть симметричные.
— Да. Не знал.
— Ну… извини.
— Не извиняйся.
— Ты здесь ни при чем.
— Знаю, но все равно как-то неловко себя чувствую.
— Не хотела тебе обидеть.
— Да ничего. Никогда не думал о своих щеках так.
— Не все это замечают.
— Ну а если бы не щеки? Что тогда?
— Если бы не щеки, ты был бы нормальным.
— Нормальным?
— Ну да.
— И мог бы вызвать симпатию?
— Ты и так вызываешь… симпатию.
— Ты же сказала, я тебе не нравлюсь.
— Я такого не говорила. Я сказала, что у тебя щеки не симметричные. Но все равно ты так… ничего.
— Нормальный?
— Да. Нормальный.
Мы долго так разговаривали. Это была игра. Мы ходили вокруг да около. Несколько раз случайно касались друг друга. С каждым разом прикосновения становились все настойчивее. В конце концов я положил руку ей на колено. Она была не против. Гена принес вторую бутылку. Он уже был пьян. Я разлил по стаканам. “А она ничего”, — подумал я. Наверное, это действовал коньяк. А может, я привык. Мне подумалось, что я даже выполняю некоторую гуманитарную миссию. Наверняка у нее очень мало было парней. Может, вообще не было. Нужно дать ей возможность почувствовать любовь. Мне казалось, что я как Прометей, несущий людям огонь. “В конце концов, — думал я, — не так уж и много у нее прыщей”.
Я решил, что переспать с ней – это не такая уж и плохая идея. Прекрасная идея, если подумать. Просто великолепная.
Коньяк кончился. Ксюша и Гена выключили свет и, обнимаясь, ушли в закуток.
— Ну вот мы и одни, — сказал я.
— Да, — сказала Света.
“Сейчас”, — подумал я и притянул ее к себе. Она была мягкой, как тряпичная кукла. Я поцеловал ее. Рот у нее был очень горячий. Она ответила на поцелуй, хотя как—то вяло. Я полез к ней под юбку. Вдруг она остановила меня. Я отстранился.
— Что такое?
— Нет, — сказала она, — нельзя.
— Что нельзя?
— Нельзя.
— Почему?
— Нельзя, и все.
— У тебя эти дни, что ли, так я…
— Нет, не дни. Просто нельзя.
— Я что-то сделал не так?
— Нет. Ты ни при чем.
Я отсел. Вот дерьмо. Вечно так. Ох уж эти женщины!
— Ну ладно, — сказал я, — велика важность.
Я поднялся и подошел к окну. Достал сигарету. Закурил. Мне было немного обидно. Она сидела одна в темноте. Я чувствовал, как она смотрит на меня. Стоял у окна и курил. Теперь уж я старался показаться загадочным. Я курил и смотрел вперед. Из окна угадывались очертания парка через дорогу. Деревья, деревья, деревья. В ночи ничего особенного было не разглядеть. Я прислушался. В углу комнаты раздавалось воинственное пыхтение.
Я докурил.
— Наверное, я пойду, — сказал я.
— Не надо.
— Да нет. Пойду.
— Подожди, — сказал она, — не уходи.
Она встала, подошла ко мне, поцеловала. Нежно и деликатно. Я думал, это поцелуй на прощание, и стоял, как истукан. Но поцелуй не прекращался, он становился более призывным, страстным, огненным. Я завелся. Посмотрел вниз. Она расстегивала пуговицы на блузке. Все было как во сне. В приятном сне. Я лишь успел подумать о том, есть ли у меня с собой презервативы.
Потом мы лежали на диване. Там было чертовски мало места, и мне пришлось лечь в какой-то невообразимой позе. Я курил и стряхивал пепел в тарелку с остатками салата. Я чувствовал себя ковбоем, вставшим на постой в салуне где-нибудь в Вайоминге.
— Было здорово, — сказал я. Я не врал. Мне действительно очень понравилось. “Какая она нежная, – думал я, — просто высший класс! Никогда не думал, что такое может случиться со мной. Может быть, это судьба? Может, мы теперь будем вместе? А что? Я не прочь. У меня такого раньше никогда не было”.
Я думал о том, как здорово наконец иметь постоянную девушку. Я витал в облаках.
— Разложи диван, — сказала она, — мы замерзнем.
Я встал и начал ковыряться с механизмами. Голый, согнувшийся в три погибели, я выглядел, наверное, очень комично.
Потом мы легли. Я постарался ее обнять. Но она отвернулась. “Может, это было у нее в первый раз?” — подумал я и уснул.
С утра я проснулся от того, что меня толкали в бок.
— Эй! Вставай!
Это была Света. Она надела домашний халат и причесалась.
— Что случилось?
— Пора!
— Пора? Что пора?
— Уходить.
— Почему? Сегодня же воскресенье.
— В том-то и дело.
Я приподнялся.
— А где Гена?
— Ушел.
— Без меня?
— Сказал, не хочет тебя будить.
— Ладно… А что за спешка?
— Уже десять. Скоро придет Костя.
— Костя? Кто такой Костя?
— Мой парень.
Она сказала это так, словно речь шла о разносчике пиццы.
Я не мог поверить.
— Твоя парень? У тебя есть парень?
— Ну да.
— Не может быть!
— Почему? – она нависла надо мной, и руки у нее были сложены на груди.
— А-а-а… Ну, я просто думал…
— Что ты думал?
— Что у тебя нет парня.
— Почему? Почему это у меня нет парня?
Она завелась.
— Брось, — сказал я, — у кого-то есть парень. У кого-то нет. Все нормально. У тебя какие-то проблемы, что ли?
— У меня нет проблем. А у тебя они будут, если ты не уйдешь до тех пор, пока не придет Костя.
Я натянул штаны.
— Может, бросишь его к чертовой матери?
— Я люблю его.
— Серьезно?
— Да.
— А зачем ты тогда… ну…
— Спала с тобой?
— Да.
— Хочешь знать?
— Да.
Она усмехнулась. Она больше не казалась мне милой и нежной.
— Мне было тебя жалко.
— Что?
— Мне было тебя жалко. Ты стоял там у окна весь такой жалкий, побитый. Как щенок. Я решила помочь тебе. Это была помощь, понимаешь?
Мне захотелось ее ударить. Я вскочил.
— Помощь? Ты что, спасатель Малибу, чтобы мне помогать?
Она замерла, а потом вдруг ударила меня в плечо. Довольно ощутимо, надо сказать. Я ойкнул. Я этого не ожидал. Ситуация перестала мне нравиться.
— Знаешь что, дорогой? – сказала она. — Пошел-ка ты отсюда, пока не получил! Я тебя предупредила! Я ведь и без Кости тебе ребра посчитаю!
Я сделал несколько шагов назад. Сумасшедшая. Еще, не ровен час, действительно треснет чем-нибудь по башке.
— Ладно… ухожу.
Я пошел в коридор. Чувствовал я себя неважно. Меня подташнивало. Еще и проклятые веревки над головой!
Зашнуровав ботинки, я вышел из дома. Меня никто не вышел провожать, и я оставил дверь открытой. Потом я позвонил Гене на мобильный.
— Где ты, сукин сын?
— В общаге. Сплю.
— Почему ты не забрал меня?!
— Ты спишь, как ребенок. Пускаешь слюни. Вся подушка была мокрая.
Я разозлился.
— Пошел ты! Придурок!
— Ты что, обиделся? В чем дело? Ты же получил, что хотел. Разве не так? Я слышал, как вы там развлекались, ребятки!
Гена засмеялся. Волна злости прошла. “А что, – подумал я, — мне действительно удалось получить то, за чем я туда шел. Я — настоящий ковбой. Можно ведь и так сказать. Может, я и не американский ковбой, но канадский – это уж точно”.
— Ну да, — сказал я, — получил.
— Классно было?
— Неплохо.
— Ну тогда все. Остынь. Давай ко мне в общагу. Тут есть кофе.
— Ладно, — сказал я, — скоро буду.
Я пошел к трамвайной остановке. Светило солнце. Настроение было хорошее. Я был молод.