Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2011
Игорь Шумейко
Игорь Николаевич Шумейко родился в 1957 году. Историк, публицист. По образованию кибернетик. Работал в Министерстве внешней торговли. Автор стихов, рассказов, очерков, опубликованных в 1980-х годах в журнале “Юность”, в “Литературной газете”. В 1994 году издан роман “Вартимей-очевидец”, радиопостановка по которому шла в 1995 году на “Радио России”. В XXI веке его рассказы, путевые очерки, эссе опубликованы в “Независимой”, “Литературной” и “Новой” газетах, “Комсомольской правде”, в журналах “Новая неделя”, “Роман-газета”, “Моя Москва”.
таков дальний…
Приближения и шифры (вроде предисловия)
В возрасте суровых жизненных ревизий, когда понимаешь, что большая часть отложенного “на послезавтра, на ту неделю, на следующее лето, на будущий год…” отложена уже на… всегда, начал я готовить это путешествие на Дальний Восток. Возвращение на “малую родину”, которую покинул в 1970 году тринадцатилетним отроком. Отец тогда решительно развернул линию жизни, отказавшись от крупного хозяйственного поста ради внедрения некоторых своих изобретений, и мы переехали в Ленинградскую область. В Ивангороде, на самой границе с Эстонией, располагался технический полигон Ленинградского НИИ, в рамках которого, пригласив положенную кучу “соавторов”, отец и довел свои идеи до всесоюзного внедрения, и в 1977-м мы переехали в Москву.
Я родился в 1957 году в Находке, Приморского края, самом бурно растущем тогда городе страны, за 15 лет ставшим вторым по грузообороту (после Одессы) портом СССР. Мои два брата-близнеца родились в 1961 году в Токио (из наших дальневосточных лет пять пришлось на Японию). Первые друзья, яркие картины детства… и абсолютная уверенность: я непременно еще побываю там, “На Даль-
нем”, — как говорят коренные его обитатели. Но годы, десятилетия проходили, друзья-родственники к нам заезжали, отец был там пару раз, пролетом в командировки в ту же Японию, а я, как царь Салтан, “доселе не собрался”.
Может, это издержки журналистики, писательства — с годами привыкаешь смотреть на окружающее “технологично”, как на материал будущих статьей, книг. К тому же я (начиная, наверное, с кампании борьбы в “лихие 90-е” против засилья импортных водок, действительно очень вредивших экономике и здоровью страны) плотно освоил психологически комфортную нишу “радетеля”, “надёжи”, скорого помощника, эдакого Айболита с докторским чемоданчиком—ноутбуком. Некоторые публикации и рекламные кампании позволили бы мне вполне комфортно посетить тот же Дальний Восток, но… я боялся сбить впечатление ролью сытого вояжера… Роль “голодного журналиста” стала как-то привычнее. Приглашение Валентина Григорьевича Распутина на фестиваль “Сияние России” в Иркутске и
далее — командировка от Университета путей сообщения (МИИТ) по сбору материалов о железных дорогах наконец-то привели меня на мою родину… Сорок лет
спустя — полный получается “Моисеев срок”. Или – два “александр-дюмовских”…
Шифры
История нашего освоения Дальнего Востока – это еще и зашифрованная современная ситуация, со всеми нынешними “российско-китайскими “дискурсами”. “Станет ли Россия частью…?”, “Что будет с…?”…
Предельно кратко: в отношениях Россия — Китай никогда не было “задачи с двумя вращающимися телами”. Всегда присутствовало “третье тело”. Как, например, астрономы рассчитывают орбиты во взаимодействиях Солнца, Земли и Луны, так и геополитикам надо исследовать и прогнозировать движение — в системе трех тел. А уж кто там “Солнце”, кто “Земля”, кто – кто? — распределят, соревнуясь, госпожа История с госпожой Пропагандой. Пока что все 370 лет (период наших контактов) эти маски постоянно менялись.
Первым “третьим телом” была Маньчжурия. Удивительное совпадение:
1644 год — первая экспедиция России на Амур (Пояркова), и 1644 год — маньчжуры захватили Китай, создав династию Цин. Первые удачные походы (Хабарова) и первый провал, поражение на Корчеевской луке 1658 года. Нерчинский договор (1689), историческое письмо китайского императора Каньси Петру Первому подводят итог этому периоду.
Далее “третьим телом” стала, назову ее: “НАТО XIX века”. То бишь — Англия и Франция, успешно проведшие опиумные войны. Они громят китайские армию-флот, врываются в Янцзы и Хуанхэ, захватывают столицы. И проводят, в их современных терминах: операцию “Чай в обмен на опиум”. Богдыхан вынужден бессильно наблюдать, как натовцы ставят по стране опиумные курильни и вывозят чай (а также шелк и фарфор). Потому богдыхан и так рад новому появлению России на Амуре, на Тихом океане: в его глазах этой “третьей силой” являемся мы.
Сегодня наши нагнетатели паники сообщают: на некоторых китайских картах Дальний Восток (Приамурье и Приморье) закрашены как китайские. Да, они такими были, пока в 1840 —1850 годах Невельской и Муравьев вновь, как и Поярков с Хабаровым, начали прибирать пустующий край к рукам. Явочным порядком, мирно. Айгунским договором 1858 года и Пекинским 1860-го Китай передает их России, и… важнейший геополитический факт: НЕ после какой-либо (проигранной) войны. Не силой, но своей… нужностью — Россия получает Приамурье, Приморье. Правители тысячелетнего Китая рассчитывают, что конфигурация из трех тел будет устойчивой, и…
…И эти расчеты конфуцианских мудрецов блестяще оправдываются в XX веке. Новым “третьим телом” становится Япония, неутомимо громящая, кромсающая Китай начиная с 1894 года. И Россия, даже проиграв русско-японскую, даже учинив у себя Гражданскую, остается на берегу Тихого океана и… успевая таки прийти на помощь — уже не богдыханову, а Маоцзэдунову Китаю.
Правда, то, что мы получили своей нужностью — можем потерять своей ненужностью, рассеянной никчемностью.
Естественные границы
Что траектории движения народов, блуждания орд, военных походов, географических экспедиций, направления колонизаций и деколонизаций определяются взаимодействием векторов субъективных воль, устремлений и объективных экономико-географических факторов, это — всем понятная истина, общее место. Вопрос о соотношении долей субъективного желания и объективного закона всегда оставляет много места национальному характеру, темпераменту. И, похоже, наши соотечественники — из числа тех, кому особенно тяжело отдавать “законную долю” — объективному закону…
Американский политолог Николас Спайкмен: “География есть самый фундаментальный фактор во внешней политике государств, потому что он наиболее постоянен. Министры приходят и уходят, умирают даже диктаторы, но цепи гор остаются непоколебимыми…” Часто повторяют, что, например, с кардинала Ришелье французская политика стала более разумной, свелась к борьбе за “естественные границы” (limites naturelles): Пиринеи, Альпы, Рейн.
Из двух главных функций границ государства:
1. Обеспечение идентичности.
2. Оборона.
Естественные границы государства успешнее выполняют — обе.
Горный хребет, большая река, море, тем более океан — это и лучшие оборонительные рубежи, но это и лучшие рубежи внутренней сплоченности, экономической, психологической взаимосвязанности.
Пока всё сказанное — “таблица умножения”, что могла бы, как в школьных тетрадках, быть вынесена на обложку этого журнала. Каждое государство, нация стремиться достичь естественных границ. Недостигшие уязвимы даже и во внутриполитическом аспекте. Потому-то США столь удачно прошли испытания двух веков, гражданской и мировых войн, что две границы у них были, лучше не придумаешь — океаны. Потому, кстати, и третья, Мексиканская столь беспокоит их. Кажется, страны просто несравнимы по мощи, никак не соперники, ан нет, американская геополитическая мысль (и предвыборные речи кандидатов), обежав весь мир, “сферу жизненных интересов”, постоянно возвращается к этой третьей границе…
И такую, подобную двум американским, океаническую границу, после трех веков величайших усилий и геройства, но порой и крайнего правительственного идиотизма — тихоокеанскую, мы все же получили и отстояли.
Естественные границы государства бывают морские и сухопутные, причем если сухопутные естественные границы (горные цепи) только разделяют, то морские могут и соединять, являясь каналом торговых, дипломатических связей. Для великих держав эта двухфункциональность границ обязательна — пока что в мире не было еще ни одной великой нации, не имевшей морской естественной границы. Ну а влиянию географии на характер нации уже уделены сотни томов. Русская широта, безоглядность, экстенсивность развития и т. д. (Гоголь: “…здесь ли не родиться великой мысли, когда ты сама без конца”).
У великой нации и “естественные границы” тоже должны быть из разряда самовеличайших. Для Киевской Руси сначала лесной пояс не стал преградой, и русичи прорвавшись к бассейну Оки и Верхней Волги — стали зваться “залешанами”, началась эпоха Владимирской Руси. Потом были обнаружены и преодолены — Волга, Урал, Иртыш, Обь, Енисей, Лена… и Тихий океан был преодолен создателями “Русской Америки”.
И о другой ипостаси: о границах Объективных Законов (для россиян, на большее не замахиваемся). Преодоление стольких естественных, объективных преград, похоже, породило и общее недоверие к естественным ограничениям, к закономерностям вообще. Талантливые ученики могут на лету хватать “немецкие науки”, поражая учителей-иностранцев, но в другой… в “русской” части русской души будут вместе с тем сохранять ощущение, что “ежели будет на то воля монаршая”, или
“если партия прикажет”.…
“Успешно-досрочно” построили социализм в России, наперекор Марксу —
раньше, чем в Германии. В Монголии и вовсе “минуя фазу капитализма”. Причем в признании этой нашей преодолительной особенности сходились и крайние нелюбители России и текущего российского правительства (“эти неучи даже и не знают, что нельзя…”), и поклонники (“они смогут преодолеть…”).
Но, объективно говоря, самую глобальную, естественнонаучную, самую “физическую” границу — преодолели россияне. Речь идет о земной гравитации, иначе говоря — о законе “всемирного тяготения”, и Королеве, Гагарине.
Русское движение “встречь солнцу” дает картину подобного же героического преодоления физических, географических границ, но вместе с тем дает и примеры нескольких поражений, хотя бы периодически напоминающих русским, что эти границы — существуют вообще! Что выражения типа “их отвага и упорство не имели границ…” — остаются все же лишь фигурами речи, а “Усердие все превозмогает” — лишь девизом на медали, выбитой в честь строителя Николаевской железной дороги Клейнмихеля… Что есть все же и объективные границы, полагаемые объективными законами, нашей воле.
Мотивы “Великих географических открытий”
Первое, на что падает взгляд: Парадокс Мотивов. Что? — стало причиной экстраординарных движений, государственных усилий в “Великий шестнадцатый век”, как его называл Маркс? Примерно в то же время, когда Россия пошла на Урал и в Сибирь — Испания и Португалия столь же мощно раздвинули границы знаемого мира. В XVII веке к этому движению подключились Голландия и Англия, Франция… а Россия дошла уже и до Тихого океана. Что же послужило — Первым импульсом, первопричиной?! Потому и “Парадокс”, что наше сознание, подсознание с въевшейся темой “Борьбы за существование”, “социальным дарвинизмом” подсказывает: Новые средства существования, жизненные, продовольственные ресурсы — что ж тут “парадоксального”?! Как там у Николай Алексеича Некрасова: “В мире есть Царь, этот Царь беспощаден. Голод — названье ему”.
Возразить сложно, вспомнив принесенный Великими открытиями спасавший от голодной смерти картофель. И… “спасительницу” уже времен Хрущева — кукурузу. И миллионы людей, распахивающие новые площади Америки и Сибири, — вроде расширение пищевой базы. Но это некая аберрация, забегание следствий поперед причин! Европейские экспедиции снаряжались, если вспоминать совсем уж точно: за пряностями. Горизонт мира раздвинула: жажда имбиря и корицы. Перца и кориандра. Гвоздики и мускатного ореха. Индия и Острова пряностей (Молуккские) были единственной целью. Васко да Гама, потеряв два из четырех кораблей, на своем, вернувшемся — весьма разбогател. Подсчитано: 700 % дохода… И экспедиция Магеллана, уже без него, окупила расходы на одном оставшемся из пяти кораблей.
Но… пряности утоляют, во всяком случае: НЕ голод. Их место (всплывает зрительный образ): скляночки на столе, меж солонкой и салфетницей… НЕ утоление голода, даже наоборот: возбуждение аппетита (то есть чувства голода) — главная функция пряностей. Европа со своими винами, оливковым маслом, луком-чесноком, уксусом, травами, фруктами… была “на устойчивом самообеспечении”. Заморские пряности, это некая “избыточность”, потянулись за которыми от достигнутого другого рода “избытка”, (как раз — победы над “Голодом”).
И вычисленная историками доходность торговли с Индией, Китаем и Островами пряностей (700—800 % дохода) косвенно говорит об “избыточности”. Ведь имей кто-то 700 % — на повседневных, “базовых” товарах, от которых зависит Голод/неГолод, у него бы через три года собрались бы все деньги Европы, и Экономика исчезла бы как таковая…
Некое взросление (или даже — “дряхление”, как называют эту стадию истории поклонники бурной варварско-языческой юности человечества) повлекло страсть ко всяким “специям”, возбудителям… аппетита. Пока скажем здесь только о возбудителях чувства голода, но где-то за географическими далями той эпохи замаячит и “шпанская мушка”, а там и препараты из носорожьих рогов… так что Великие географические открытия и жажду странствий возбудила погоня за возбудителями…
Некая инвариантность: первый мотив русского марша в Сибирь так же хорошо известен и чем-то подобен западному мотиву. Пушнина. Ведь и русско-европей-
ские леса давали практически все необходимые меха (не считая овчины и шкур одомашненных животных): медведя, зайца, белки, бобра, лисы, рыси, хорька, куницы… даже горностая для королевских мантий. Но… в Сибири водился — Соболь.
Я, часто прогуливаясь с семьей в зоопарке, с совершенно особым чувством удивления, благодарности, умиления даже, надолго останавливаюсь у клетки этого гибкого, подвижного красавца, оплатившего своей блестящей, в атласных переливах шкуркой — российское освоение Сибири… Самая лучшая, темная шкурка (на языке меховщиков: “головка”, самая дорогая в мире), была у Баргузинского Соболя. И получается: сибирский нефтегаз, байкальская тайга, все сегодняшние ГЭС, целлюлоза, алюминиевые гиганты и завтрашняя (если припомнить рисуемые политоло-
гами картины мира и будущих важнейших ресурсов) четверть мировой пресной воды, Байкал… всё оказалось “довеском”, дополнением, сюрпризом — для нас, потомков удалых охотников за Соболем.
Нет. Картина нашей исторической памяти никогда не будет полной, а мы так и останемся инертными, неблагодарными обывателями, пока не поставим — Памятник Соболю. Зверок — геополитик.
Соболь водился и в Западной Сибири, но казаки, охотники, еще не исчерпав этого источника, двинулись дальше, за лучшим. А отчего ж это мех Баргузинского Соболя лучше? Зависимость тут простая, монументально-справедливая, как законы мироздания: чем дальше на Восток, тем климат суровей, зимы холодней, вот Мать-Природа и позаботилась приодеть своих детей. И не только приодеть, а дать вообще запас жизненной энергии. В книге “Промысловые звери наших водоемов” Каверзнева попался интересный факт: “По Московской таможенной оценке 1674 года: Фунт бобровой струи сибирского бобра стоил — 4,5 руб, украинского — 1,5 руб”.…
Другое дело, что главными потребителями мехов были китайцы, жители Среднего Востока (само слово “шуба” происходит от “Джуба”, города в Месопотамии), но о причудах Вкуса, погнавших, например, европейцев открывать мир в погоне за корицей и мускатным орехом уже сказано.
Н. И. Никитин в книге “Освоение Сибири в XVII веке” фиксирует: обычные шкурки соболя стоили 1—2 руб, лучшие 20 —30 руб, но… это, повторю, был не обычный товар, а скорее уже — Произведение Искусства, и некоторые шкурки соболя доходили в цене до… 400, 500 и до 550 (рекорд) тогдашних рублей! Сравнение с Произведением Искусства: во-первых, есть знатоки, класс потребителей, отличавших двухрублевые от двадцатирублевых, и от тех запредельных, во-вторых, 550 тогдашних рублей – сравнимо со стоимостью нынешних, сотбисораскрученных Пикассо, Матисса, Ван Гога.
В 1640 —1650-е годы вывоз достигал 145 000 собольих шкурок. Царская казна … в соболях, чернобурых лисах, горностаях оценивалась в 600 000 руб, это 33 % тогдашних государственных доходов России. Историки, достаточно внимательные к фактуре нашей жизни отмечали, что страна поднялась после Смутного времени во многом благодаря этому новому источнику невиданного богатства.
Казаки шли облагать ясаком коренные племена. Следом – русские охотники, “своеужинники”, “складники”, собравшиеся в артели, делившие добычу всегда и строго поровну. Они отдавали натурой – “десятинный сбор”. Шкурки раскладывались по 40 штук — старинная русская мера (“сорок сороков”): “лутчие к лутчим, середние к середним, худые к худым”. Таможенные целовальники переписывали меха, выдавали “отписи”, остающиеся шкурки клеймились. Как отмечено у
П. Н. Павлова, в 1620 —1690 годах: ? меха давал — ясак, ? — десятинный сбор.
Истощение не заставило ждать. Коренные племена стреляли соболя из лука, русские охотники пришли с новыми орудиями: “кулёмы” (давящие капканы), “обмёты” (сети), и добыча возросла в разы.
К концу XVII века был введен запрет на промысел соболя, а знаменитая “Златокипящая Мангазея” успела уже взлететь и впасть в запустение. В 1670-е годы половина пришедших в Сибирь возвращалась домой.
Но… и это, пожалуй, главный исторический результат — русская жизнь после “соболиной лихорадки” не прервалась. Медленно повышались в цене “несоболиная пушнина”, рыба, морской зверь, “заморенный зуб” (моржовый клык). Переселенцы охотно верстались на военную службу, шли в купцы, хлебопашцы… а эта “пашенная” стезя сказалась и на географии дальнейшего нашего продвижения по Сибири – Дальнему Востоку, обусловила своеобразный географический феномен, на который почему-то обращают так мало внимания. Я же считаю важным уделить этому феномену целую главу. Следующую.
Наша “Географически-Пушная Теорема”
Это сегодня политики называют Сибирь — “главным геополитическим призом в истории человечества” (некоторые, впрочем, добавляя “после открытия Америки”), а в тот исследуемый период сибирским “главным призом” была соболья шкурка, пушнина вообще, меха, “мягкое золото”, “рухлядь” — в терминологии тогдашних грамот. Характер, физические, коммерческие свойства этого главного приза сказались даже и на географии освоения Сибири.
И самый беглый взгляд на карту Сибири вам откроет простую истину: четыре главные сибирские реки — Иртыш, Обь, Енисей, Лена — протекали поперек нашего движения на Восток, и только одна вдоль — Амур. Эти четыре назвать “преградами, препятствиями” — несколько поверхностно, правильнее: чаще водная преграда, чем водный путь. Теперь вопрос: на какой широте, севернее или южнее преодолевать эти преграды? Полоса выбора: 2000 километров, от Северного Ледовитого до линии степей, вотчины кочевников.
Из общих соображений кажется, что лучше бы — южнее. Ведь Северный Ледовитый океан служить хоть какой-то коммуникацией начинает только сегодня, в век атомных ледоколов. Значит, остающийся сухопутный вариант лучше бы проложить южнее: Тобольск — Красноярск — Иркутск — Чита — Благовещенск — Хабаровск…
Да и вообще, что значит “лучше бы”?! — ведь именно так и прошел Транссиб, позвоночник Сибири… Но весь фокус в том, что линия первого продвижения в Сибирь отнюдь не совпадала с трактом XIX века, а проходила гораздо, гораздо севернее. Напомним ее вехи:
Переход Урала — конец XVI столетия. В 1587 году основан Тобольск, в 1604-м — Томск, в 1618-м — Якутск, в 1638-м — Охотск.
То есть… Камчатки, Аляски, даже… Калифорнии достигли на 250 (!) лет раньше, чем вышли на эту опорную ось нынешней России: Урал — Владивосток.
Как этот нонсенс связан с пушниной? Прямо и просто. Высочайшая удельная стоимость вывозимого товара, лучшие собольи шкурки много-много превосходили цену золота своего веса. Четверть, треть российского бюджета могли привезти — и 250 лет привозили! — несколько отрядов с вьючными лошадьми — по той северной охотничьей тропе Охотск —Якутск.
Потом рост острогов, городов, водворение воевод, чиновников обозначил главный дефицит — хлеб. “Пашенные крестьяне” были самыми желанными в потоке переселенцев. Условия “царские” (в прямом и переносном смысле): сдавай казне десятину урожая и делай что хочешь. Воеводы, конечно, обманывали крестьян, крестьяне в ответ сокращали запашку, переходили в добытчики, приставали к казацким партиям… но одного Закона не было возможности обмануть, обойти ни тем, ни другим — Природного. Климат, вегетационный период, почва. Урожаи на линии первой сибирской волны колонизации были ничтожны. И от достигнутой линии Томск — Охотск и началось движение на юг.
Географическое “Дано” стратегической задачи России
Иртыш, Обь, Енисей пересекались землепроходцами в едином порыве, в схожих условиях. Следующая на очереди великих рек, Лена, хоть и была причислена к “поперечным”, являет собой несколько иной, очень интересный случай. Географическая наука делит Лену на три части по точкам принятии крупнейших притоков. Похоже на три брака в жизни Лены, тем более что притоки как на подбор мужчины: Витим, Алдан, Вилюй. Чему-то уподоблять последнее впадение “в объятия” моря Лаптевых (Харитона и Дмитрия) не стану, ибо “геополитическая задача” диктует другое разбиение, на две части:
1) До Якутска Лена идет на север, северо-восток, восток… словно вступая с русским казаком-землепроходцем в некую игру: “Вам на восток? — Подвезу”. И подвозит на восток, “незаметно” уклоняясь и на север. Доверившийся Лене оказывается в итоге первой части путешествия на 1000 километров восточнее, но и на 900 – севернее.
2) После Якутска “игры кончены”. Лена, врезавшись в Верхоянский хребет, резко поворачивает, сначала даже 200 километров на Запад, а потом — строго-строго на север.
Кажется, причинная связь была именно такая: в районе этого резкого поворота Лены казаки и сделали остановку (“Дальше, красавица, нам не по пути”), поставили Якутский острог.…
Два гигантских горных хребта определяющие это течение жизни Лены, оказались важны для землепроходцев почти так же, как ранее Урал (и один из них — столь же богатый полезными ископаемыми): Становой и Верхоянский (некоторые части этих горных систем имеют и отдельные названия). Становой (тот, что, возможно, богаче и Урала, об этом будет еще речь) отделяет Лену от Амура. Верхоянский (и его отроги: Сунтар-Хаята и Джугджур) — от Тихого океана. Их и пришлось преодолевать казакам в последнем рывке. Прошедшие (порою проползшие) Верхоянский — Джугджур основали на берегу: Охотск, и далее Петропавловск-Камчатский, и совсем уж далее — Новоархангельск (Аляска). А прошедшие сквозь Становой увидели совсем иную землю — реку Амур.
Восток или юг?
Куда дальше из Якутска? Дорога на восток, через Верхоянский хребет и Джугджур и по сей день немного изменилась в смысле транспортных возможностей, а вот юг, Приамурье, и стало объектом главных метаморфоз Российского государства. Василий Данилович Поярков в 1643 году с отрядом 130 человек прошел по Лене, притокам, одолел Становой хребет, спустился к Амуру, потом по Амуру к Охот-
скому морю и, свершив малое “кругосветное путешествие”, вернулся в Якутск с юго-востока. С оставшимися 33 казаками.
Поярков выяснил также, что из устья Амура можно попасть в южные моря. Так впервые было получено представление о существовании пролива (Татарского), отделяющего Сахалин от материка, заслоненное потом на два века ошибками Лаперуза и Крузенштерна.
Хабаров
С 1632 года жил в районе верхнего течения реки Лена, где занимался скупкой пушнины, открыл соляные источники в устье Куты, построил соляную варницу. Завел земледелие и распахал 60 десятин, построил мельницу. В 1648 году Хабаров обращается к воеводе Дмитрию Францбекову с прошением о направлении отряда в даурские земли, получил отряд казаков, оружие — в кредит. В 1649—1653 годах Хабаров прошел с отрядами от Якутска до Амура. Одержал победы над даурскими и дючерскими князьями, принял левобережье в русское подданство, составил “Чертеж реке Амуру” — первая европейская карта.
Справка, лучше всего оценивающая вектор усилий Хабарова: в Якутске фунт хлеба стоил 15 коп, а в амурском Албазине рожь и овес продавались 9 коп/пуд
(40 фунтов), пшеница 12 коп/пуд.
Великий сибирский провал
Московский дворянин Дмитрий Зиновьев, присланный из Москвы для награждения Xабарова, в августе 1653 года, близ устья реки Зеи вступил с оным в конфликт, развивавшийся по знакомому, “архетипичному” сценарию:
— Я прислан… “всю Даурскую землю досмотреть и тебя, Xабарова, ведать…” — Ты сперва покажи государев на то указ! — Вор, бунтовщик!
Зиновьев хватает Хабарова за бороду, производит “розыск” и едет с ним в Москву, оставляя на Амуре начальником — Онуфрия Степанова. Это “кадровое решение Зиновьева” и стало шагом к провалу.
Далее — пунктир. Хабаров планировал спокойно владеть левобережьем Амура, за горизонтом китайского политического интереса. Онуфрий же Степанов перешел Амур… снял гарнизоны острожков и поднялся по Сунгари в глубь Маньчжурии за Хинганский хребет. Собрал против себя китайцев, маньчжур, и даже корейцев (первое свидание с этой нацией), явил чудеса отваги, но был разбит на Корчеевой луке и погиб. Напугать, однако, китайскую империю Цин — напугал. Заставил мобилизовать усилия на север, и в итоге по Нерчинскому договору 1689 года Россия потеряла и левобережье Амура.
Великий Шелковый путь в Шерстяную страну
В чем обман “политических карт”? Много недель упорного их разглядывания набралось у меня со школьных лет. На одних могучая Российская империя была закрашена тускло-зеленым, оливковым цветом: великая полоса, от Балтики, Черного моря тянущаяся к Тихому океану. Иногда на врезках прилагалась и карта Аляски, “Русской Америки”. Иногда цвет закрашивания вместо оливкового был розовый, верно. для хроматической преемственности с будущим СССР. В чем же коварство и обман этого величественного рисунка? Речь здесь о картах Российской империи (важная деталь) до 1860 года, до Пекинского договора, без Приамурья и Приморья.
Нам говорили, и совершенно справедливо, что Россия не была колониальной империей, вроде Испании, Португалии, Британии. Подкреплялось это зримым образом: вот она, единая, связная, как живое тело, страна, половина Евразии. Сравните с рисунком той же Португальской или Голландской колониальных империй: там клочок, сям клочок, тут прибрежная полоска, тут точка города…
Тот обман единства и связности российского государственного тела и раскрывался беспристрастными физическими картами, на которых пунктиров госграниц, как правило, нет (они же порой так подвижны, временны!), зато есть границы вечные, есть оттенки синего-голубого — глубины озер, морей, океанов, есть и незыблемые узоры коричневого цвета — горы.
Вся восточная часть страны, выход к океану через Охотское море, Камчатка, Аляска были отрезаны от России: те самые горы, встретив которые река Лена поворачивала под прямым углом. За Верхоянским хребтом на студеном берегу и маячил одинокий Охотск. И уже далее, за Охотским морем, внушительно выглядевший Петропавловск-Камчатский, а там и мечта ансамбля “Любэ” — Аляска. Вся связь с Россией — по горной тропинке. Послать вьюками порох вывезти шкурки — можно.
Как строили флот? Понятно, лес — местный, инструмент, гвозди, компасы, парусину все тащили на себе. А вот канаты приходилось в Якутске разрезать, а якоря — распиливать, из-за чего они сильно теряли в прочности, потому что “дорога” на Охотск через Верхоянский хребет, Джугджур была — “санно-вьючной” тропой. 1261 километр (цифру привожу исходя из прокладываемой там в наши дни трассы), до Охотска доходило то, что можно навьючить на лошадок.
Далее. Главной мировой точкой сбыта мехов был, как известно Кантон (ныне Гонконг), южный Китай. И вслед за китобоями к русской Камчатке и Аляске пришли активные британские перекупщики с предложениями (пока) продавать меха на месте. 80 —90 % дохода доставалось британцам. Альтернативный, русский путь доставки русских аляскинских мехов: через Охотск, той же тропой до Якутска и далее караванами до Кяхты — центра русско-китайской торговли. Цена в Кяхте, далеко вынесенном на север форпосте китайской торговли, существенно ниже, чем в Гонконге. Говоря в современной терминологии: CIF-Кяхта был много ниже CIF-Кантон. Но самое восхитительное — сроки. Тогдашний русский маршрут доставки русского меха в Китай занимал… два года. Цифра и сама-то по себе позорная и оскорбительная, хуже какого-нибудь русофобского, “декюстриновского” пасквиля, но еще ведь и меха в той дороге очень портились…
А ведь надвигалась Крымская война, и нашим тихоокеанским крепостям, разоряемым пока озорниками – американскими китобоями, предстояло встретить англо-французский военный флот. В общем, ту нашу ситуацию ничем, кроме нашего же выражения, не опишешь: Дальний Восток держался на соплях.
Вот в чем иллюзорность “единого государственного тела России” на внушительно-лживых политических картах. И вот за что кузен семи главных декабристов (считая и Муравьевых-Апостолов) Николай Николаевич Муравьев — в свое время получил титул “Графа Амурского”.
Амур. Второе пришествие
Амур, единственная из великих рек, лежащая не поперек, а вдоль пути на восток, уже видел русские корабли, Пояркова, Хабарова, Степанова за 200 лет до Муравьева-Амурского, но потом случилось всё, что случилось.
Только Приамурье, Приморский край давали настоящий выход к Тихому океану, но чьи они были до 1858—1860 годов (Айгунского и Пекинского трактатов соответственно)? Ответить “китайские” означает очень упростить и даже исказить исторический сюжет. Южнее Амура жили маньчжуры, в 1644 году захватившие Китай, дав династию Цин. Собственно приамурская Маньчжурия для Китая была примерно как Монголия для Руси XIII века, то есть родовая территория пришедших завоевателей.
Северное Приамурье маньчжуры забрали у России из-за опасений, вызванных лихими рейдами Степанова. То был период изучения, нащупывания друг друга. Выяснились военно-стратегические данности. Китайский император Каньси — Петру Первому: “Россия — государство холодное и дальнее, если бы я послал свои войска, то все померзли бы, и хотя бы чем-либо завладел, то какая в том прибыль? А наша сторона жаркая, и если императорское величество пошлет против меня свои войска, то могут напрасно помереть, потому что к жару непривычны, и хотя бы и завладели чем-нибудь — невелика прибыль, потому что в обоих государствах земли множество” (1720).
Кроме того, выяснилось, что это два очень перспективных торговых партнера. Растущий в Китае чай стал нашим национальным напитком. А о том, как трудно было пробиться в партнеры к Китаю, как тысячелетиями Европа искала хоть один товар, нужный Китаю, и не находила такого и расплачивалась только золотом, об этом писали еще со времен Тацита.
Россия вновь получила Приамурье по Айгунскому договору 1858 года и Приморье — по Пекинскому договору 1860-го, практически в том же состоянии, что и во времена Хабарова, НЕ после какой-нибудь проигранной китайцами войны. Китай был заинтересован в появлении России на Тихом океане: “наркокоролева” Виктория бомбила Пекин, вела вторую опиумную войну (“Чай в обмен на опиум”)…
Первым шагом освоения Приамурья стали военные экспедиции (сплавы) по Амуру генерал-губернатора Муравьева. Доставляли военное снаряжение и продовольствие.
В Шилкинском заводе была подготовлена флотилия: 75 барж, 4 плотов, плашкоутов и лодок, флагман — пароход “Аргунь”, построенный на пожертвования купца Е. А. Кузнецова из Иркутска.
“…На второй день 3 часа пополудни вступили в воды Амура… Муравьев, зачерпнув в стакан воды амурской, поздравил всех… Торжественна была минута, после двухвекового промежутка русские на Амуре!
К концу 1855 года в низовьях Амура было пять русских поселений. Флотилия Муравьева пришла спасать наше дальневосточное побережье, в самый, как у нас водится, последний момент. Вскоре к Петропавловску-Камчатскому подошли соединенные эскадры Великобритании и Франции. Муравьев увидел ключ к россий-
скому Дальнему Востоку — Амур и, как в последнее лекарство, вцепился в спасительное открытие Невельского: Сахалин – все же остров, и (как следствие) Амур имеет судоходное устье. Англо-французский флот в августе 1854 года подошел к Петропавловску. Обстреляв береговые укрепления, неприятель спустил на берег 700 человек из судовых команд и двинулся в атаку.
Войны. Императоры
Первой войной, прогремевшей на Дальнем Востоке, испытавшей в том числе качество и прочность наших тихоокеанских приобретений, была Крымская война 1853—1856 годов.
Следы нашей готовности к Крымской войне (парадокс!) видны в популярных и поныне толках об Аляске. Что ее вроде бы не продали американцам, а сдали на 99 лет в аренду. Даже политики “козыряют”: потребуем вернуть арендованную Аляску!
Нет – увы! — Аляска продана, “вчистую”, НО… откуда ж эти многолетние толки об аренде?! “Русско-американская компания” увидела, что Единственным шансом сохранить Русскую Аляску и была эта “фиктивная ее аренда” на три года, как придет англо-французский флот — показать бумажку. Частная собственность!
Тридцать лет Николай с Нессельроде занимались Польшей, Венгрией, Священным союзом, успешно собирая против России общеевропейскую коалицию. На фоне сей бурной дипломатической “работы” армия за 30 лет просто уникальный случай в истории: абсолютный ноль изменений! По вооружению и тактике просто: “фотография” нашей победоносной армии 1812 года.
Союзники, бывшие в 1812 году (точка сравнения, прямо как памятный в справочниках “уровень 1913 года”) практически равными нам по вооружению, совершили за эти 40 лет скачок по трем главным направлениям: Нарезные ружья, Нарезная артиллерия, Паровый флот. Но что самое парадоксальное, даже и три этих революционных новшества еще не гарантировали поражения России, будь у нас… Железнодорожный транспорт.
Железных дорог тогда было две: Петербург — Царское Село, Петербург — Москва. Мало того, что почти миллионную армию нам приходилось держать разбросанной по побережьям. Но даже когда выяснялось, что где-то угроза миновала (или где-то возникла гораздо сильнейшая), и освободившиеся части отправляли в Крым, они шли туда по 5—8 месяцев, страдая от болезней, с боезапасом — тем, что на себе.
Это была Первая Транспортная Война: “Первая Логистическая”. Есть один вопрос, увы — подходящий для всяких телевикторин, заключения пари (как находящийся на периферии сознания).
Когда была построена первая железная дорога в Крыму? И кем?
Ответ: в 1855 году. Высадившимися англичанами. От Балаклавы (их порт снабжения) – до окраин Севастополя. Сыграла решающую роль в битве за Севастополь.
Сначала маневренный период: в Крыму мы проиграли три сражения, но одно все ж выиграли (памятное при Балаклаве!). За их скорострельные нарезные ружья, пушки мы расплачивались кровью по некоему установившемуся повышенному коэффициенту потерь, но то еще была война, похожая на предыдущие, с какими-то шансами. Осада Севастополя, первый период: с ядрами против снарядов нарезной артиллерии, тоже расплата по повышенному коэффициенту, но и это еще привычная война: вылазки, отбитие штурмов. Артиллерийские дуэли, подвоз снарядов/ядер, замена выбывших орудий и расчетов. У нас: на волах, по грунтовым проселкам, дважды в год, весной и осенью просто выключавшимся от раскисания. У англичан (в Крыму!): по железной дороге. Но далее…
5—8 августа под огнем 800 орудий мы теряли ежедневно 900—1000 человек.
24 августа (сухая справка): “6-я усиленная бомбардировка заставила умолкнуть артиллерию Малахова кургана и 2-го бастиона…” Еще несколько примеров русского героизма, и далее была предъявлена Новая, бесконтактная (с нашей стороны!) война. Бомбардировка вырывает из наших рядов уже 2—3 тысячи в день, и главное: при отсутствии какой-либо возможности нанесения ответных потерь, примерно как у сербов и НАТО в 1999 году. Поэтому князь Горчаков и оставляет Севастополь (южную, осажденную его часть).
Вот — “Первая Логистическая война”! Соревнование транспортных потоков, тонно-километров…
На Тихом океане можно отыскать и единственного монарха, поддержавшего (посильным) делом, — нашего Николая Первого. Не знаю, смеяться или плакать вы будете, но этим единственным монархом оказался… король Гавайских островов Камехамеха Третий!
Конечно, вождей островных племен Таити, Фиджи, Папуа, Гавайев именовали “королями” с некой долей иронии, но… как сказал один известный политик, примерно через сто лет после описываемых событий: “Других королей у меня для вас нет!”
Далее даже тень возможного снобизма покинет читателя: в письме марта 1854 года король Камехамеха Третий предупредил нашего губернатора, что располагает достоверными сведениями о возможном нападении летом на Петропавловск англичан и французов. При тогдашнем уровне транспорта-связи это была действительно очень ценная информация!
Военный губернатор Камчатки генерал-майор В. С. Завойко начал готовиться. Письмо с аналогичным предупреждением от генерального консула России в США пришло на Камчатку позже.
16 пушек и 350 солдат (амурский сплав Муравьева) оказалось достаточно для выигрыша, но… В мае 1855 года англо-французский флот пришел вновь, в удвоенном составе… Но Петропавловск был пуст. Все имущество, оставшиеся пушки, люди были погружены на суда и вывезены… Куда? И в очередной раз прошу взглянуть на карту. Велик Тихий океан, а отступать — некуда! Русская Аляска прикрыта бумажкой, договором о псевдоаренде, весь азиатский берег — ледяная пустыня. Эвакуированные люди погибнут и без английских десантов. Разве вот — на Гавайские острова… в залив Пёрл-Харбор… к единственному “союзнику” Камехамехе Третьему?!
И опять сказалось открытие Невельского: устье Амура! Отрицаемое учеными как факт еще несколько лет тому назад, оно и приняло суда с эвакуированным гарнизоном Петропавловска.
“Второй Логистической” правомерно назвать русско-японскую войну. В уравнениях сумм весов выбрасываемых снарядов — обе части выросли неимоверно, и теперь ситуацию могла спасти только железная дорога. Граф Витте и успел построить ее за пять месяцев до того, как “шайка Безобразова” толкнула Россию в войну. 1 июля 1903 года запустив Транссиб, еще без “Кругобайкалки”, переправляя поезда через Байкал (а зимой пуская рельсы по байкальскому льду — фото, так поразившее юного Владимира Набокова), в тот же день в режиме “проверки пропускной способности” начали переброску войск на Дальний Восток. Армейский корпус,
30 000 человек перевозили за один месяц. Без спасительной нити Транссиба Владивосток, как и Порт-Артур, превратился бы в Севастополь 50-летней давности. Великая заслуга Витте: Россия осталась на Дальнем Востоке. Проведите блиц-опрос: из 100 человек, знающих про кличку Витте Граф Полу-Сахалинский, сколько будет в курсе, что еще в мае военный совет просил Николая заключить мир, а 16 июля
1905 года с боями (стоившими японцам 70 убитых) был сдан весь Сахалин? Так что Витте, заключив 5 сентября Портсмутский мир, фактически отвоевал пол-Сахалина. Черная неблагодарность.
Сегодня…
…Некий установившийся в Москве “Коэффициент Комфортной Жизни” оценивает регионы в виде дроби. Числитель — конвертируемые природные богатства. Знаменатель — проблемы этого региона, население, трудности снабжения, отношения с геополитическими соседями… Интерес к любому региону прямо пропорционален величине этого ККЖ, а идеальная территория России выглядела бы в пределе напоминающей очертаниями Республику Чили: столь же вытянутая от месторождений, вдоль трасс нефте/газопроводов, мимо “дотационных регионов” — к границам стран-покупателей… То есть хотя бы понимают: без сибирского нефтегаза многие успешные политики, политологи, аналитики, маркетологи оказались бы в той же Молдавии с лопатами и метлами в руках.
Но… территории всегда тянуться к побережьям и гипотетическое отпадение Дальнего Востока запустило бы процесс некой “географической гангрены”, последовательного отслоения регионов до Урала… С этой угрозой в подтексте я и завершаю книгу “Таков Дальний”. В завершение еще несколько доводов:
Восточная Азия—Европа — это главный транспортный маршрут современности и обозримого будущего. Стоимость товарооборота в 2000 году – $237,9 млрд. Сейчас “на маршруте” работают преимущественно суда, шествующие через Индийский океан и Суэцкий канал, оставляя наш “хартлендовский” Транссиб где-то с 5 % объема перевозок. Первая идея: проложить еще километров 400 —600 нашей, российской колеи, от Бреста до европейских терминалов и… заняться же наконец делом!
Товары
Однажды отборочная группа футбольного чемпионата свела сборную России с командой Фарерских островов, и наш телекомментатор накануне матча прошелся по улицам, дал краткую зарисовку фарерской жизни. Несколько каменных скал, населенных рыбаками, насквозь продуваемые атлантическими ветрами. Климат, условия жизни действительно очень тяжелые. Но мне запомнился ответ в телекамеру одного аборигена, видимо, уже давно привыкшего к сочувствиям случайно заезжих корреспондентов в адрес “мужественных фарерцев”: “Да не надо нас жалеть. Вы просто покупайте больше рыбы!!”
Вспомнив простоту и правду той формулировки, попробовал и я свои дальневосточные чувства и сочувствия целеустремить подобным образом:
1) Рыба и морепродукты. Подсчитано: северная часть Тихого океана — самая богатая часть Мирового океана, по разнообразию, количеству, суммарной массе “гидробионтов”.
2) Соя — один из богатейших белком (в среднем 38—42 %) продуктов. В Амурской области и Еврейской АО (почти 80 % российского объема) выращивается только генетически НЕмодифицированная соя.
3) Агар-агар, растительная замена желатина: показательный пример того, что “замена” не всегда означает “эрзац”. Хозяйки и медики с разных сторон подойдут к огромным преимуществам агар-агара.
4) Женьшень, элеутерококк, целебные травы.
5) Полезные ископаемые. На Дальнем Востоке сосредоточено: 81 % общероссийских запасов и почти 100 % добычи алмазов, 92 % запасов и 100 % добычи олова, около 40 % запасов и более 55 % добычи золота, около 23 % запасов и 64 % добычи вольфрама, а также 63 % добычи свинца при запасах 20 % и 12 % добычи угля при запасах 14 %. Кроме того, добываются цинк (9 %), серебро (16 %), платина, нерудное сырье.
Самый молодой регион, стопроцентный “советский проект”, комсомольские стройки, люди, уехавшие за 10 000 километров от двухтысячелетних проблем Старой (Ветхой) Европы, “пятый пункт” здесь был удаленней от общественного внимания, чем и… пятьдесят пятый. Эту особенность Дальний Восток сохраняет и по сей день, не обнаруживая в себе национализма — хоть на самую мелкую заварушку, хоть для привлечения политического внимания.
Притом что внимания ему очень не хватает.