Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2011
Пошла писать губерния
Пудож; поэзия Восточной Карелии. Вып. 1-й. 2010. – 32 с.
Более скромной книжонки в руках не держал: формат – с ладонь девичью, страниц – сами видите. Поскольку знания мои о граде Пудоже начинались и заканчивались небезызвестным камнем, прежде чем читать стихи, открыл БЭС. “ПУДОЖ, г. (с 1785), райцентр в Карел. АССР на р. Водла. Лесная пром-сть. Изв. с 14 в.”. И все о Пудоже на том. И даже о камне – ни слова! Открыл книжку; там аннотация: “Стихи местных авторов и профессиональных литераторов, объединенные географией”. И, как в БСЭ, — ни слова боле. Читаю “местных и профессиональных”: “На скупо растворенный фиолет / ночной тиши / сыпнуло белым снегом, / и свет земли соединился с небом, / придав всему единый белый цвет” (Владимир Бердников). Таков, стало быть, пудожский вид из окна. Читаю дальше: “На черном севере страны / семь кулаков сидят кружком, / и поснимали зипуны, / и все присыпаны снежком” (Владимир Леонович) – а это, значит, история пудожской “лесной пром-сти”, которую (историю) развивает М. Дудин: “Мне снятся под Пудожем в хмурых лесах/ могильные ямы ГУЛага”. Какие ужасные сновидения! Но не все столь мрачно; кроме сталинских могильных ям , “голубых голубятин встают маяки / с голубиными яркими вспышками. / По субботам сидят у дверей мужики, / а по будням – старухи с детишками” (Лев Левинсон). Ну и ладно.
Никитский клуб. Цикл публичных дискуссий “Россия в глобальном контексте”. Выпуск 49. “Есть имена, и есть такие даты…”. М., 2010. – 76 с.
Прежде чем говорить о данной брошюре, несколько слов о Никитском клубе, обязанном своим названием району московских Никитских улиц, а факту своего существования – Московской межбанковской валютной бирже. Члены клуба – сплошь известные стране москвичи, участники дискуссий – тоже народ столичный, крайне редко разбавленный провинциалами. Клуб заявил о себе в 2000 году; с тех пор провел почти полсотни интересных дискуссий, в основном на темы научно-экономические и управленческие, и в прошлом году отметил свой десятилетний юбилей, с чем его и поздравляем.
Рецензируемое издание заседания клуба – дань столетию со дня рождения
А. Т. Твардовского, и, право, оно (издание) достойно внимания как любителей русской поэзии, так и тех, кого волнует настоящее и будущее России. Участники “стола” не только цитируют “Теркина” и “За далью даль”, не только поминают добрым словом твардовско-оттепельный “Новый мир”, но даже спорят друг с другом (а что занятнее того: кто кого?). Вот пример. Е. Арензон, литературовед, кроме прочего, сказал, что из трех больших поэтов – Твардовский, Бродский, Вознесенский — ближе всех ему последний, и попенял Твардовскому: не печатал он-де в своем “Новом мире” Вознесенского, равно как и других молодых поэтов-шестидесятников. А литературовед-твардовсковед А. Турков на это ответил: “По-моему, то, что говорил Евгений Рувимович (Арензон. – Б. Д.), — очень неправильно. ‹…› К вопросу о его (Твардовского. – Б. Д.) отношении к молодым. Сказать, что он не воспринимал молодых, огульно нельзя…” Кто победил в этом споре? Никто, разумеется. Зато некто, прочитавший брошюру, обретет некое новое знание.
К. Ваншенкин. Вернувшийся: Стихи о войне и не только. – М.: Спутник, 2010. – 368 с.
К. Ваншенкин, быть может, последний из славного племени поэтов, рожденных войной, таких, как М. Коган, М. Кульчицкий, И. Уткин, С. Гудзенко; а также: Б. Слуцкий, С. Орлов, С. Наровчатов, Г. Суворов, А. Межиров, М. Дудин, Б. Окуджава,
М. Луконин, Г. Гоппе, М. Карим, К. Кулиев, Д. Самойлов… (простите, кого не назвал). Их нет уже в живых, и, верно, потому К. Ваншенкин открывает книгу словами: “Шел по лугам и по лесам, / По танкам бил из пушечки. / Теперь он спит. Теперь он сам, / Как орден на подушечке”. Сборник “Вернувшийся” составлен из стихов, прежде в книгах поэта не печатавшихся. Он имеет подзаголовок “Лирика” — лирика военная, любовная, гражданская, философская и – без эпитета. Пример первой – выше, а вот последняя: “Нынче иная печаль / Вдруг увлажняет нам веки, / Ведь это слово “прощай” / Обозначает └навеки“”. Дабы у читателя не возникло соображение, будто автор – в скорби беспросветной, вот образчик лирики, пожалуй что, любовной: “Отвернулась к стене, / Но идея другая: / Не забыться во сне, / А себя предлагая”. Как молодо и современно, однако!.. А вот и того круче (стихотворение называется “Гарем. 1919”): “На узбечку — / Уздечку. // Полтавчанку — / В тачанку. // Башкирку – за шкирку. // Рижанку – на лежанку. // А что нет крема / Для гарема, / Так тут
вина — / Гражданская война”. Лихо!.. Знать бы только теперь, в каком краю, в каком мире, в какой галактике пребывают поэт, сказавший когда-то: “Вот уж окна зажглись, / Я шагаю с работы устало, / Я люблю тебя, жизнь, / И хочу, чтобы лучше ты стала…”
Современный роман: русский и зарубежный (сборник статей). Краснодар: ZARLIT, 2010. — 226 с.
“Если современная литература лишь наваждение, тотальная ирония и плод затянувшихся игр безумных сознаний, то наша профессия постепенно умирает”, — пишет А. В. Татаринов (доктор филологических наук, профессор, завкафедрой зарубежной литературы Кубанского госуниверситета) во вступительной статье “Роман как явление литературы”. Читаешь книгу статью за статьей, и становится ясно, что эта почти заупокойная фраза – лишь печальная дань пестрой и невнятной нынешней “изящной словесности”, но – профессия филолог утверждает себя на страницах сборника пусть спорно в частностях, зато бесспорно по сути дела. Вообще, хотя “Современный роман” — издание научное, и, стало быть, лексика и стилистика его сообразны, и, значит, читать его не всегда “душе услада”, сборник этот вполне демократичен: доценты с кандидатами, а также с магистратами – все в куче. Тем он и интересен. Кроме того, интересен он своевольностью суждений авторов при вполне аргументированном толковании прочитанных ими романов. А прочитали они немало – одно перечисление писателей-романистов и их произведений, давших пищу для размышлений кубанским филологам, съело бы эту рецензию с потрохами.
Д. Шраер-Петров. Невские стихи / Давид Шраер-Петров. Под общ. ред.
М. Д. Шраера. – СПб.: Островитянин, 2011. – 64 с.
В аннотации к сборнику сказано, что стихи, его составившие, были написаны в 1984 —1985 годах, и их издание приурочено к 75-летию автора. “Ну вот. Еще один юбилейный подарок, якобы духовный, а на самом деле тщеславный довесок к еде и питию”, — скептически подумал я. И — кажется! — ошибся. Книжку открывает стихотворение “Анна Ахматова в Комарово”. Начинается оно с многоточия. Нет в нем ни одного знака препинания. Все строчки, кроме имен собственных и топонимов, набраны со строчной. Так – от первой до последней строки… “Черт подери!”, — воскликнул я, нетерпимый к подобным модернам; но — прочитал и узнал — нет, не
ландшафт — нечто свое, близкое, почти забытое: “…око / распахнутое / радужным шагам / от Комарово до самих Пенатов / и от пернатых валунов / и мелей…” Я вспомнил радугу над заливом – давным-давно. Читаю дальше, и… Вся — книжка от первой до последней страницы – ни запятой, ни прописной, и все начала стихов — с многоточий, и – неважно, с чего начинать, чем заканчивать. Читаю и спрашиваю себя: это стихи, или ересь? Вот что это: “(Цыганский табор в Озерках)… пьяница прищурился на лик / цыганенок ли / жиденок ли / перевив / сосновых корневищ / кнутовище…”? Возможно, Лена Шварц воскликнула бы: “Чудо!”. Я же — все, не могу читать, устал. Увы, на беду свою, не ошибся. Или – просто не мое?..
М. Родионов. Демоны слов на краю Аравии (Общество и стихотворство Хадрамаута). СПб.: Наука, 2009. 169 с.
Несмотря на небольшой объем, “Демоны слов…” — емкая историко-лингвистическая монография о почти неизвестной большинству россиян стране Йемен, а точнее, о совсем неизвестной Хадрамауте – древней земле на юге Аравийского полуострова, земле, где “редкий человек ‹…› не сочиняет стихи или хотя бы не читает их вслух по любому поводу и без повода”, земле, изучению поэзии которой, как вековой, так и современной, автор посвятил более четверти века и которую изучает до сих пор, открывая, к примеру, такие перлы: “Эмир мне хвалить велел следы от становища. / Ну что ж, господина власть сильней моего пера. / Прикажет: “Пора тебе лихих объезжать коней!” — / Смогу ли ослушаться? Вздохну и скажу: “Пора!” (Абу-Нувас: 762 – 813) или “Предо мной века из вечности встанут, / Пройдут и погибнут, и канут, и канут. / Видел я, сколь многих они возвышают, / обещают сперва, а после обманут. / А в каких делах я усердствовал рьяно, / осмотрюсь потом – и ничтожными станут. / Наша жизнь на ощупь нежна, как гадюка, / но уста ее яд точить не устанут” (Абу-л-Атахия: 748 — 825). Читая книгу М. Родионова, сознаешь скромное предназначение культуры – охранять и преумножать высокое.
А. Родионов. Несуразное: сборник стихотворений и эпиграмм. Пенза: Родионов, 2009. – 200 с.
Открывает “Несуразное” стих: “Вы не подумайте, что дядя пьяный: / У нас так много под ногами ям. / А где же долговые ямы? / Готов одну я вырыть сам / И сдать ее внаем банкирам. / Им тяжко в кризис, бедным-сирым…” А закрывает: “Чем проще, тем понятней для народа. / Я атеист и пофигист – колода — / Все сущее вокруг меня, и я – колун. / Лишь Аввакумушка бы пожалел меня, сказав: “Горюн!”, / Ведь в рай небесный нет мне хода…” Такие вот под стать заглавию шутки… Цитировать еще что-либо из этого сборника – куражиться над читателем. Сказать по совести, и вовсе не стал бы писать об этой книге, если бы не заполонили все и вся ей подобные – вот уж воистину “пошла писать губерния”; а к тому, если бы не случайное совпадение, показавшееся мне символичным: книги однофамильцев Родионовых случились в “Неве” почти одновременно, и – разверзлась пропасть бездонная. И от “Несуразного”, созданного Родионовым А., захотелось бежать куда угодно, хоть в доселе неведомую Хадрамауту, открытую Родионовым М.
А. Бершетский. “…ЦИД”. Белгород: ООО “ГиК”, 2010. – 342 с.
История в двух словах такова: некто Цуканов Николай Васильевич, профессор, создал чудо ноу-хау – дистанционного киллера (ДК), с помощью которого он уничтожил массу народа: случайных прохожих, свою нелюбимую жену, а еще — дочь, мужа и отца своей будущей любовницы, а кроме – много-много арабов из Газы и этих противных-препротивных американцев, а также… Всех убиенных не перечислить, да и ни к чему. Первостатейно – все было содеяно по воле и повелению Господа за-ради спасения горнего и сущего, и завершилось, разумеется, хеппи-эндом: “Очистилась вода, и очистился воздух. Пустыни начали покрываться лесами. Прекратились таяние льдов и затопление суши. Угроза исчезновения жизни на планете миновала”. Словом, да здравствует Томас Роберт Мальтус! Ура!.. Поведана же эта “божественная история” стилем, ей подобающим: каждую из двадцати четырех глав и эпилог
“… ЦИДа” предваряет эпиграфы из Библии и Корана, а также Хайяма, Ницше, Шопенгауэра, Камю, Фрейда и Ларошфуко. Эпиграфы на славу, в каждом – пульсация мудрой печали и высокой скорби, но… этот дерзновенный триллер даже они не спасают. Одно утешение: издана книга тиражом почти подарочным —50 экземпляров. Хоть тут немного повезло.
В. Морозова. ДеДство: Стихи. – СПб., 2009. – 224 с.
Об авторе в книге ни слова: кто, что, откуда – ничего не известно. Лишь фотография на обложке – молодая женщина с девочкой, пожалуй что, трехлетней на руках. Кто эта женщина? Кто эта девочка? И почему не “Детство”, а “ДеДство”? Вот и компьютер всполошился, красной волной подчеркнул: нет такого слова в русском языке, не знаю я его! Ладно, читаем: “Я ударю по заре / в черный колокол, / звон расстелется окрест — / словно волоком. // И взовьется вороньем, / размелькается / синелесый окоем — / им не нравится. ‹…› И раскачивает высь / во все стороны / по-над кладбищем ботвы / крестик ворона”. Весь сборник, конечно же, игра словами (а что за поэзия есть без этой игры?), но играет ими В. Морозова не без разумения: “Разберитесь, чья кровь на рябинах? / Кто в рассветную блеклую стынь / сеет золото в блеклую глину / и ломает сухую полынь?” Завершают книгу каламбуры, которые, как кажется, в уме не видят пользы и потому кое-кому не по душе. Но — вот как они выглядят в “ДеДстве”: “Попала телка-телка / в котел-котел-котел”; “В кровати плоти-плоти / тепло-тепло-тепло”; “А взять мне денег-денег / негде-негде-негде”; “На дыбе-дыбе-дыбе / я жду беды-беды”. Прочитав сборник, читатель поймет, что
В. Морозова – поэт молодой, возможно, весьма и что назван он “ДеДство” потому, что речь в нем идет о родне, о родстве, о корнях автора. И все вопросы сняты.
Grafo: 1, ноябрь, 2010. Ежемесячный литературный журнал Союза писателей Санкт-Петербурга и Литературной студии Музея-усадьбы Г. Р. Державина. – 64 с.
Во вступительном “Слове редактора” есть такое признание: “… журнал с таким названием несколько лет назад уже выходил. ‹…› Но когда в нашей Литературной студии предложили его возродить, название вызвало бурную полемику. Ведь за “графо” сразу добавляется вторая часть слова – └ман“”.
А далее следует пространная цитата из “Продолжительных уроков” Ю. Трифонова, где известный писатель как бы дает индульгенцию новому-старому журналу: “Не знаю, как другие, но я многое в своей работе нашел бессознательно, на ощупь, путем долгого графоманского опыта”. И чуть ниже: “Говоря о графомании, я имею в виду графоманский опыт одаренных людей”. Жаль, не нарек он одаренных графоманов по имени, да и бездарных тоже не назвал. Наверное, не хотел никого обидеть; известно ведь, что Лев Толстой не питал нежных чувств к Уильяму Шекспиру, а нынче он сам в опале: читающих “Войну и мир” можно заносить в Красную Книгу. Исходя из трифоновских признаний, ничего не остается, как пожелать авторам нового
“Grafo” — поэтам и прозаикам, равно как и его редактору, всем до единого снискать лавры талантов и добрую славу хотя бы среди своих немногочисленных (тираж журнала – 100 экземпляров) читателей.
Публикация подготовлена Борисом Давыдовым