Опубликовано в журнале Нева, номер 5, 2011
Дом Зингера
Четыре шага от войны: Сборник. СПб.: Лимбус Пресс, ООО “Издательство К. Тублина”, 2010. – 360 с.
Произведения современных писателей, посвященные Великой Отечественной войне. Четыре шага – это четыре поколения писателей. От тех, кто родился в первую послевоенную десятилетку, до тех, кому сейчас нет еще и тридцати. Сергей Коровин, Владимир Шаров и Леонид Могилёв принадлежат к первому послевоенному поколению. Максим Кантор, Игорь Сахновский, Илья Бояшов, Олег Ермаков и Павел Крусанов появились на свет спустя почти двадцать лет после Победы. В третье послевоенное десятилетие родились Александр Терехов, Александр Карасёв и Герман Садулаев. Наталья Курчатова и Вадим Левенталь – в четвертое. Ни один из авторов не видел той войны своими глазами, их жизнь началась уже после Победы. Но – и это принципиальная позиция редакции при отборе текстов – “пепел Великой войны стучит в их сердца”, и для каждого война оказывается важной темой – темой, которая властно притягивает к себе творческую мысль. При всем многообразии и многоликости представленных в сборнике произведений истоки их общие. Это “военная проза” прошедших суровыми тропами войны – и воспоминания, субъективные, а потому и неожиданные, отцов и дедов. Мемуары, “разоблачительные” публикации последних десятилетий – отсюда “враги народа”, происки НКВД, власовцы и многое, о чем энное количество лет назад упоминать было как-то не принято. И, конечно, сама наша современная действительность, дающая повод для горько-ироничных сюжетов о ветеранах войны в перевернутом, ставшим для них чужим мире. Разнообразие и противоречивость судеб человеческих на войне, необъяснимые счастливые случайности, благодаря которым люди остались жить, отображены в произведениях Сергея Коровина, Игоря Сахновского. Александра Терехова. Из романов Павла Крусанова и Ильи Бояшова выбраны отрывки боевых действий, у последнего они приправлены мистикой (роман “Танкист, или “Белый тигр”). О блокадниках Ленинграда рассказывает в своей повести “Доля ангелов” Вадим Левенталь: о их быте в нечеловеческих условиях, о самоотверженности, о любви и предательстве, о сомнениях и шпиономании, о стараниях выжить и “простоте, что хуже воровства”, что ввергает бескорыстного хранителя печатного слова в руки НКВД. Владимир Шаров повествует о драматической судьбе сына врага народа, в годы военные и послевоенные. В высшей степени актуальны фрагменты из романа Михаила Кантора “Красный свет”: соратник и друа Гитлера Эрнст Ханфштангль раскрывает внутренний мир самого страшного диктатора XX века и проводит параллели между ним и уважаемыми политиками демократического мира. С 1945-го по 1995 год от военных действий погибло людей больше, чем в обеих мировых войнах. Многое из намеченного Гитлером воплотили в жизнь его прямые противники: фактическое расчленение Чехословакии, создание Косова, раскол славян на украинцев и русских. И все-таки наиболее сильное впечатление оставляют произведения, основанные на современном нам материале, на личных наблюдениях, на личном опыте авторов, продуманные и прочувствованные рассказы о ветеранах. А каково внукам ветеранов, внукам, воспитанным на безусловном преклонении перед подвигами дедов во время Великой Отечественной, узнать, что любимый дед был власовцем или что выдающийся дедушка-милиционер в войну на самом деле служил рядовым надзирателем и этапировал политических заключенных по Оби? (Александр Карасёв. “Предатель”, “Два капитана”). А каково им, настоящим героям великих дней, живется, когда отменен коммунизм, обесценены их идеалы, представления о жизни? И бредет по улицам Ленинграда старушка, воображающая себе девочкой блокадного времени. На всех машинах написано что-то непонятное. Привычные русские вывески заменены на непонятные иностранные. А в аптеках “сотрудники оккупантов” не выдают бесплатное лекарство по рецептам. И мечтает она: “А как оно будет, когда Красная армия освободит город?! Вот будет праздник! Потому что мы победим, обязательно! Снова красные знамена вывесят, в парках будут оркестры играть, и паек увеличат, и лекарства привезут! Надо только дожить, вытерпеть!” (Герман Садулаев. “Блокада”). И готов к сопротивлению ветеран, получивший в подарок от случайного, зашедшего на новогодний праздник гостя из Литвы, полноправный орден Красной Звезды, правдоподобно выполненный из жести, а внутри германская свастика. И надпись о пятидесятилетии освобождения Литвы”. Но слаба старческая рука, и трофейный парабеллум гость у него отбирает. “Так фашисты проникли в город. Боевое оружие потеряно”. Последний бой проигран, и старик кончает жизнь самоубийством. Трагически оканчивается и встреча на полустанке запутавшихся во временах двух эшелонов: военного и совершающего бизнес-круиз. И проверяющий документы капитан Старыгин стреляет в того, кто протягивает ему паспорт с вложенной в него валютой, немецкими марками: “фашистский десант захватил станцию”. (Леонид Могилёв. “Последний бой на дальних рубежах”, “Исчезающий эшелон”). И все-таки они еще сильны, наши ветераны: и когда один из таких ветеранов отогнал башмаком владельца “бенца”, вздумавшего вымыть свою машину в озере, где ловят рыбу и купаются, его племянник окончательно поверил, что дядька был солдатом и переходил вброд огненные реки. Ветеранскую тему в современной литературе можно рассматривать как знаковую, как поиски смыслов в переменившемся мире, как поиски истинных ценностей в жизни, в судьбе человека. Они и мы: эти параллели прочерчены в рассказе Наталии Курчатовой “Поход”: два среза — подростки, отправившиеся в поход по местам боевой славы на Ораниенбаумский плацдарм и погибающие в разборках между собой, и защитники плацдарма, нашедшие скорую смерть под пулями врага. Тема войны в современной литературе во множестве ее аспектов свидетельствует: нет, мы еще не промотали наследство отцов, мы гордимся им, мы нуждаемся в нем, мы поверяем им свое время.
Леонид Теракопян. Между исповедью и проповедью. Очерки о писателях стран СНГ и Балтии. М.: Культурная революция, 2010. – 320 с.
Леонид Арамович Теракопян, известный литературный критик, переводчик, автор многих книг и статей долгие годы, во времена советские и постсоветские, проработал заместителем главного редактора журнала “Дружба народов”. Любовно отыскивал настоящую литературу, улавливал свежее слово и мысли в произведениях авторов известных и начинающих, стоял у истоков подлинных литературных открытий. Тревогой о сохранении общего, межнационального духовного богатства пронизана эта книга. Ретроспективный взгляд в прошлое умудренного опытом прожитых лет служителя литературы позволяет увидеть нашу бывшую многонациональную литературу во всем ее многообразии: в каждой литературе имелись свои приоритеты и настроения, отображались национальные характеры и национальные колориты жизни, у каждого писателя были своя идея, свой мир. Но в непрерывном состязании исторических прав и правд существовало и нечто общее: глубокое осмысление прошлого и настоящего, восхождение к смыслу бытия и предназначению личности вообще, неистребимая жажда справедливости и человечности. И вера в интернационализм, в равенство людей, в социальную справедливость.
Литературно-критические очерки, посвященные “возмутителям спокойствия”, которые присутствовали в каждой литературе, сочетаются в этой книге с личными впечатлениями от общения с писателями, рассказами об их часто трагических судьбах в советской и постсоветской действительности. Строки из писем, эхо встреч и бесед, отголоски событий, навеянные то поездками, то редакционной, журнальной повседневностью. На страницах книги нашли свое место все крупные имена литературы советского ареала, советских республик и автономий. Знаток многонациональных советских литератур с горечью констатирует, что с распадом единого поля литературного притяжения на изолированные фрагменты мельчают и скудеют все народы, рвутся духовные корни, нарушается естественный кровоток культуры, что обрекает народы на отчуждение, безразличие к совместно нажитому культурному богатству. Многоцветная разноязыкая литература превращается в заброшенный, зарастающий бурьяном сад. Автор не обольщается “прелестями социализма”, в том числе развитого. Практически за каждой публикацией советских времен скрывались свои подтексты, свои “невидимые миру слезы” авторов и редакторов. “Вышестоящие инстанции” выискивали в предложенных к печати рукописях политическую безответственность, идеализацию досоветского прошлого, диверсию, выпад, подрыв интернационализма. В 80-е годы было трудно написать что-нибудь о недостатках “реального социализма” и не попасть под огонь: очернительство, злопыхательство, покушение на устои. Трудный путь к читателю проделали такие произведения, как “Дом на набережной” Ю. Трифонова, “Каратели” А. Адамовича, “После бури” С. Залыгина. Цензура свирепствовала не только в Москве, но и в республиках, может быть, еще жестче. Новые времена внесли свои корретивы. В 90-е стало невозможно сказать что-нибудь позитивное уже о социализме. Система ярлыков срабатывала автоматически: тоталитаризм, ретроградство, тоска по светлому “прошлому”. Но главное, гнет идеологический сменился гнетом коммерческим: литература не футбол, зачем ее спонсировать. “Как же надо не любить свою страну, чтобы наводнять ее детектвами, эротикой, дамским рукоделием, оккультизмом, гороскопами, качать деньги”. Да и бывшей публике самой читающей бывшей страны настоящая литература стала не по карману. Вместе с потерей привычки к серьезному чтению произошло и размывание эстетических критериев. Как человек, чья сознательная деятельность протекала в две столь отличные друг от друга эпохи, Л.Теракопян хочет разобраться, что в прошлом опыте было положительное, что отрицательное. А ведь было, когда по вечерам “все соседи – абхазцы, грузины, русские, армяне — ходили друг к другу в гости, вместе пили вино и отмечали всякие праздники”. А теперь: “Однако Грузия и Армения неделями живут без тепла и света. Однако таджики стреляют в таджиков. Однако Россия и Украина ведут тяжбу из-за флота. Жизнь без социализма. Воспоминания о бывшей самой читающей стране, о бывшей бесплатной медицине, о бывшем бесплатном образовании, о бывших космических триумфах. Жизнь без социализма. Зато при безработице, при нищих, при заказных убийствах, финансовых аферах. Кризис науки, падение производства, толпы беженцев. Зато уже не в области балета, а по числу бирж и банков нынче впереди планеты всей”. Нет, Л. Теракопян не сосредотачивается на негативе. Наряду с очерками о былом богатстве советской литературы, о признанных, широко известных мастерах прозы он размышляет и о тенденциях современного художественного поиска. О не коммерческой литературе, не имеющей ничего общего с вымышленными историями про Рублевку и благородных бандитов, о настоящих писателях, дебютирующих в последние годы, о современной литературной жизни Татарстана и Башкирии, о чеченской литературе, развивающейся в драматической ситуации “после бури”. В феврале этого года Леонида Арамовича Теракопяна, человека, влюбленного в литературу и верящего в ее высокое предназначение, не стало. Прислушаемся к его заветам. “Но как бы то ни было, именно в ее (литературы) руках остаются ключи к человеку, к постижению уроков истории, самой национальной судьбы. И без этих ключей мы обречены на блуждание в потемках и подмену идеалов”. “Культура не просто школьный – сдал и забыл — предмет, а еще и то, что делает население народом, толпу – обществом. Тем более в нашей пестрой, унаследовавшей от истории россыпь обид и претензий, податливой к националистическому кликушеству стране. Сейчас пусть робкие, вразвалочку, враскачку, но проблески отрезвления. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Утешение не ахти какое, однако же подталкивающее к действию. Время собирать камни, наверстывать упущенное”.
Александр Беззубцев-Кондаков, Илья Дроканов. Надо ли России бояться Китая? СПб.: Питер, 2011. – 240 с.
Мир меняется. И в этом новом мире все большую роль начинает играть Китай. Все громче звучат угрожающие голоса, предсказывая России полное исчезновение под “тьмой с Востока”. Все случится мирно, почти незаметно: на российских улицах, в кафе и магазинах зазвучит китайская речь, появятся вывески на китайском, в киосках будут лежать китайские газеты. Базы НАТО у наших границ покажутся детскими игрушками в сравнении с глобальной экспансией Китая, надвигающейся подобно лавине. И расхожий анекдот о “китайско-финской границе” станет суровой реальностью. Излагая такие печальные прогнозы, авторы напоминают, что во времена позднего СССР в нашем обществе существовало два примитивных мнения о Западе – “ужасы капитализма” и “капиталистический рай”. Ошибочны оказались оба. За последние два десятилетия Европа стала ближе, доступнее, и сегодня россияне видят западную цивилизацию такой, какая она есть – без страхов и “розовых очков”. До Поднебесной же нам по-прежнему далеко “как до небес”. И вновь мы имеем дело с двумя стереотипами, которые воздействуют на массовое сознание. Нас то прельщают “китайским экономическим чудом”, призывают учиться у китайцев, во всем следовать их мудрому примеру, то рассказывают об агрессивных и воинственных жителях Поднебесной, которые если уж не захватят Россию в ходе грядущей войны, то, скорее всего, постепенно ассимилируют русских. Но надо ли России бояться Китая, а если и бояться, то чего? Чтобы дать представление о том, что собой представляет сегодня загадочное Срединное государство и чего следует ждать от “сильного и непредсказуемого Китая”, авторы обращаются к суждениям отечественных и зарубежных экспертов и аналитиков, приводят выдержки из книг, статей и материалов электронных СМИ, делают свои выводы. В поле зрения – экономика Китая, его политическая культура и политические идеи, вооруженные силы, финансы, торговля и современные торговые войны, геополитические расклады и международная дипломатия, китайский менталитет и философия, китайские стратагемы, феномен миграции граждан КНР. И оказывается, что в “сильном” Китае много “домашних проблем”, в экономике, в социальной сфере, с коррупцией. У Китая есть свои горячие точки, подогреваемые ростом национальных противоречий: Тибет, Синьцзян-Уйгурский автономный район. И восторги по поводу быстрого роста китайской экономики несколько преувеличены: при значительном росте ВВП сохраняется очень низкий доход на душу населения, никуда не делись безработица, бедность, идет нещадная эксплуатация людского труда, сохраняется тяжелое положение крестьянства, не развита социальная сфера. Во многом рост экономики обусловлен переводом “грязных технологий” из Европы поближе к дешевой рабочей силе, бесстыдным клонированием зарубежных технологий – китайский контрафакт обнаружен даже в Пентагоне. На сегодняшний день найдется мало иностранных специалистов, которые могли бы оценить реальный уровень готовности китайских войск. И хотя китайская армия – не “бумажный тигр”, но оценивать ее возможности нужно трезво: это не тот тигр, что готовится к прыжку. В традиционной китайской культуре нет морального запрета на применение хитрости для достижения своих целей, наоборот, подобная находчивость поощряется, и издавна в Китае высшим проявлением военного искусства считается одоление врага без применения оружия, бескровное покорение чужих территорий. Призрак китайского врага циркулирует только на территории бывшего СССР, больше всего его боятся Россия и Казахстан, но, по мнению китайских военных специалистов, Китай сейчас окружен в основном враждебными странами, связанными с США. Дружелюбие китайцев основано на прагматизме: Россию они воспринимают как стратегический тыл. В геополитических играх наших дней Китай предпочитает сохранять самостоятельность. Он не принял идею о создании большой двойки G2, США — Китай. Оценки событий в мире сближают скорее Россию и Китай, чем Китай и США. Как озлобленную реакцию США на политику и экономику Пекина трактуют авторы вооруженный мятеж в Тибете и даже карт-бланш со стороны США, выданный Саакашвили на агрессию против Южной Осетии во время Олимпиады в Китае. И если соперничество США и Китая уже сегодня во многом определяет конфигурацию международной политики, то в дальнейшем оно будет только усиливаться. Анализ феномена миграции граждан КНР, проделанный авторами, несколько сглаживает наши страхи по поводу ползучей экспансии китайцев в Россию, прежде всего на Дальний Восток и в Приморье, где сокращается наше население, растет китайское, повышается зависимость от китайских товаров. Но трансграничная миграция рабочей силы стала неотъемлемой чертой современности. В США крупная община китайцев насчитывает 13 миллионов человек. По официальной статистике, в России работает 30 тысяч китайцев, неофициально их количество оценивается от 200 тысяч до полумиллиона. Пока степень нашей “китаизации” много меньше, чем в США. Китайцы не расценивают эмиграцию как измену Родине. Даже потомки тех, кто покинул свою родину в XIX веке, в душе остаются чистокровными китайцами, в отличие от европейцев, китайцы готовы служить своему Отечеству и умереть за него. Отметая обвинения в “фашизме” и “расизме”, авторы указывают на такое уникальное генетическое качество китайского народа, как способность полностью доминировать при смешанных браках: от любого кровосмешения иностранца с китайцем рождается китаец. Быть может, поэтому Китай единственная страна в мире, где древность непосредственно смыкается с современностью, его история не знает перерывов, как бесконечная линия тянется из глубины столетий и устремлена в будущее. Считается, что через многочисленные влиятельные диаспоры Пекин проводит за рубежом ту самую “хитроумную политику”, которая подчиняет политических соперников его воле. Возможно. Но так ли притягательна для китайцев Россия? Они не покупают у нас недвижимость, не создают чайна-тауны, предпочитают отдыхать у себя на родине. Их отпугивает неблагоприятный экономический и суровый природный климат нашей страны. Есть уголки попривлекательнее: Юго-Восточная Азия, Индия, Австралия, США. Страху, что китайцы ассимилируют русских и по-хозяйски обоснуются на Дальнем Востоке, уже больше столетия. И в середине XIX века, и в начале XX у России был положительный опыт удержания дальневосточных земель: переселенческая политика генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Муравьева-Апостола, председателя Совета министров П. Столыпина. И сегодня в России на пути “китаизации” наших городов встают барьеры в виде конкретных действий официальных властей, примеры приводятся. В ХХ веке Россия и Китай прошли в своих отношениях этапы “великой дружбы” и “великой враждебности”, начиная с 1990-х годов вступили в период “великой настороженности”. В книге рассмотрены основные вехи российско-китайских отношений, начиная от XVII века, от первых государственных контактов времен Алексея Михайловича. Да, страх России перед Китаем возник не сегодня, и исчезнет он не завтра. Но не надо запугивать себя угрозами массового “пришествия китайцев” в Россию, считают авторы. Есть другие угрозы, реальные: экологически опасные производства Китая, ибо вложения в защиту окружающей среды китайцы считают непозволительной роскошью; варварское истребление лесов, как на своей, так – увы! – и на нашей территории; бесконтрольный водозабор из рек Или и Черный Иртыш. Приближаясь к экологической катастрофе, Поднебесная может увлечь за собой и Россию. Не так страшны чайна-тауны, как китайские машины, у которых во время аварии могут не сработать подушки безопасности, или детские игрушки, содержащие токсические вещества. И “если мы посмотрим правде в лицо, то поймем, что “желтая угроза” экспансии Дальнего Востока – это зеркальное отражение нашей российской демографической проблемы. Нет необходимости ставить заслон на пути китайцев, нужно повышать рождаемость, поддерживать молодые русские семьи, помогать молодоженам решать жилищную проблему, стимулировать появление многодетных семей”. А “китайская модель” для российской экономики вряд ли приемлема: кто захочет жить без пенсий? И если что и брать, считают авторы, то из позитивного китайского опыта: осторожность и постепенность, с которой китайское руководство подошло к видоизменению своей политико-экономической системы.
Александр Никонов. История отмороженных в контексте глобального потепления. М.: ЭНАС; СПб.: Питер, 2010. – 400 с.: ил. – (Точка зрения).
Ученые неоднократно пытались проследить воздействие климата и географии на историю человечества, на судьбы цивилизаций, на характер народов, их мораль и культуру. Но только в последнее десятилетие была завершена масштабная реконструкция климата последних 10 тысяч лет и стало возможным наложить график климатических колебаний на человеческую историю. Что и сделал автор, журналист и писатель, изложивший своеобразную тоску зрения на извечные темы – климат и погоду. Практически все исторические и научно-естественные данные, приведенные в книге, многолетние научные исследования, наблюдения, материалы предоставлены Лабораторией глобальных проблем энергетики и ее руководителем — климатологом, доктором технических наук, профессором Владимиром Клименко. Он является полноправным соавтором этой работы. Вывод, к которому пришли исследователи, выглядит так: “Куда бы на глобусе мы ни посмотрели, на какую бы эпоху ни обратили свой взор, везде прослеживается следующая закономерность: времена похолоданий – это время величайших научных и культурных прорывов, время создания великих империй. А эпоха потеплений – распад империй, культурный застой. Это правило срабатывает практически без исключений. Можно вспомнить, что распад советской империи пришелся на эпоху глобального потепления…” А еще в начале благостного в погодном отношении ХХ века развалилась Цинская империя (от Китая отделились части Восточного Туркестана и Монголия), в середине века за ней последовала Британская, в конце столетия – Югославская микроимперия, СССР, того и гляди, затрещат США. А вот 3100 лет до нашей эры на заселенной планете вдруг одновременно и совершенно независимо друг от друга, словно три факела, вспыхнули величайшие цивилизации: египетская, месопотамская и индо-хараппская. Последнюю открыли только в 20-е годы ХХ столетия, просуществовала она 1500 лет, дольше чем Рим. И взлет всех трех цивилизаций в точности приходится на эпоху глобального похолодания: необходимость выживания в экстремальных условиях требовала усложнения социальной структуры, дефицит ресурсов заставлял людей выкручиваться, работать мозгами, искать неординарные решения. На холодную эпоху пришелся триумфальный взлет Рима. Малый ледниковый период, который начался в XIV веке и закончился в середине XIX века, для России обернулся тем, чем и должен был обернуться в соответствии с предложенной автором теорией – строительством Российской империи. Из 15 известных историкам великих переселений народов все 15 были вызваны локальным ухудшением климата: 13 — глобальным похолоданием, 2 – глобальным потеплением. В борьбе за выживание, за ресурсы сильнее всегда оказывались те, кто находился в данный момент в наиболее трудных климатических условиях. “Кому хуже, тот побеждает”. Автор дает масштабную картину того, как колебания климата драматическим образом влияли на историю. Китай, Индия, Европа, Малая Азия, Россия… Кошмары китайской погоды, менявшие границы государств. Замерзающий зимой Тибр, снежный покров на италийских полях, лежавший по сорок дней в году. Овидий Назон, сосланный Октавианом Августом на золотые пески современных румынских курортов, вопрошал: “Что ж? Рассказывать ли мне, как, скованные морозом, // застывают ручьи и из озера вырубают хрупкие воды?” Климатические ужасы средневековой Европы, породившие крестовые походы, людоедство, охоту на ведьм… Заложником непогоды, многолетних заморозков стал самый многообещающий, просвещенный русский царь – Борис Годунов. И не Петр I значительно извел своими реформами население России: причины резкого сокращения населения кроются в климатических условиях того времени. И главной бедой России являются отнюдь не дураки и дороги, а низкие температуры, неравномерное распределение осадков, весенние половодья и осенние ливни, глинистые почвы, разъедающие все дорожные покрытия. Великие просторы и холод помешали России пойти по цивилизованному пути. Не-мало едких замечаний отпускает автор по поводу влияния климата на “загадочную русскую душу”. На конкретных примерах А. Никонов показывает, как много значат в истории человечества изменения общепланетарной температуры на полградуса. Мировая климатическая картина осложняется еще и тем, что разные области земного шара испытывают порой не только разнонаправленные, но и несинхронные климатические воздействия. Времена климатических улучшений (потеплений) для Европы и почти всего мира – это времена ухудшений (засух) для Ближнего Востока, Малой Азии, Иранского нагорья. И как пример — военно-климатические качели, победы и поражения в войнах Рим—Византия, Парфия —Персия. Не все так мрачно: похолодание породило век индийской математики, астрономии, медицины, литературы. Все без исключения мировые религии – манихейство, брахманизм, индуизм, буддизм, зороастризм, конфуцианство, христианство, ислам – возникли и получили распространение в эпохи ухудшения климатической обстановки, связаные либо с похолоданием, либо с иссушением климата. На эпохи похолоданий приходится изобретение железа, изобретение денег, зарождение философских учений и основ современной нравственности. Человечество искало и находило адекватный ответ на климатические вызовы. Автор подробно рассказывает, что же влияет на климат планеты: солнечная радиация, колебания солнечной активности, извержения вулканов, уровень развития экономики, площадь полярных шапок… И даже общее поголовье овец на планете: овцы, как и все крупные млекопитающие, пукают метаном, который сильнее, чем углекислый газ, способствует нагреванию планеты. И бросает язвительный журналист камни в Киотский протокол и в сторонников теории глобального потепления, что раскручивается по тем же схемам, что и другие “пугалки”, под которые вбирают гранты и гранты отрабатывают: проблема-2000 – сбой в компьютерных системах, озоновая дыра, атипичная пневмония, СПИД. Быть может, в основе того климатического благоденствия, которое мы так долго имели, лежит вулканическое спокойствие ХХ века. Вулканические выбросы ведут к переохлаждению планеты, после каждого большого извержения температура на несколько лет падает. Примеры? В 1600 году в Южной Америке на территории Перу взорвался вулкан Уайнапутина – в Московском государстве снег выпадал летом на протяжении нескольких годов. В древности извержение вулкана на острове Санторин резко ухудшило климат на северном побережье Африки, что и стало причиной бегства евреев из Египта. Вулканы просыпаются. И, считает автор, мир скорее сползает к какому-то суперледниковому периоду, чем к глобальному потеплению: мы живем в самом конце короткого теплового периода, за которым должно последовать обвальное падение температуры. Возможно, для России это не самая плохая перспектива: потеплеет и будет больше влаги. Но напрячься человечеству придется.
Ольга Добиаш-Рождественская. Крестом и мечом: Приключения Ричарда I Львиное Сердце / Под ред. Б. С. Кагановича. М.: Издательство ЛКИ, 2010. – 104 с. (Академия фундаментальных исследований: история).
Ольга Антоновна Добиаш-Рождественская (1874–1939) – выдающийся русский и советский историк-медиевист и палеограф, член-корреспондент АН СССР. Высшее историческое образование она получила на Высших женских курсах, училась у профессора И. М. Гревса. Объектом ее научных изысканий и преподавательской деятельности было западноевропейское Средневековье. Ее работы по истории Западной Европы в Средние века, по истории крестовых походов, паломничества основаны на скрупулезном исследовании источников и отличаются литературным блеском, изумительным по яркости и богатству красок языком. Таковой является и это замечательное “по интриге”, композиции и стилю произведение. Автор дает отменную психологическую характеристику рыцаря-бродяги, короля-авантюриста Ричарда Львиное Сердце на фоне его бурной эпохи. Ричард I Плантагенет (1157—1199), принц Аквитанский, после смерти отца в 1189 году стал королем значительной территории современной Франции и “Острова океанов” Англии. Большую часть жизни он провел вне Англии, пробыв на “Острове океанов” в общей сложности несколько недель. Не однажды он поднимал мятежи против своего отца, едва став королем, отправился в третий крестовый поход (1189 —1192). Он захватил остров Кипр, на котором латиняне властвовали следующие 400 лет, он отвоевал для крестоносцев Яффу и Акру, Торон и соединяющую их полосу. Он был одним из самых ярких участников непрекращающихся сражений европейцев с калифом Египта Саладином за Иерусалим и Святой крест Христа. Иерусалимское королевство было создано в 1099 году участниками первого крестового похода, но его основные военные силы, иоанниты и тамплиеры, не смогли противостоять натиску мусульман, усилившемуся с середины XII века. В 1187 году Салах-ад-дин, Саладин, захватил Иерусалим, отбить который крестоносцы так уже и не сумели, несмотря на помощь энтузиастов третьего крестового похода и подвиги Ричарда Львиное Сердце. Последний оплот крестоносцев в Палестине, Акра, пал в 1291 году. Тревожные известия из Европы заставили Ричарда I покинуть Сирию. Во время войны с Францией он погиб. Драматическая фигура блестящего авантюриста и бесстрашного скитальца по суше и морям, его жизнь, полная головокружительных успехов и роковых неудач, остались в истории и песне. Само его прозвище, данное ему при жизни, – Львиное Сердце волновало как воображение его современников с Востока и Запада, так и воображение последующих поколений историков, писателей, романтиков. Интерес к нему не утрачен и сегодня. Каким же был Ричард Львиное Сердце на самом деле, какова его роль в истории, в чем сложный смысл его жизни и деяний, какими личными мотивами руководствовались его “друзья”-соперники, идеологи и участники крестового похода на Восток, в горячее Средиземноморье, и пытается разобраться О. Добиаш-Рождественская.
Владлен Измозик, Наталия Леблина. Петербург советский: “новый человек” в старом пространстве. 1920—1930-е годы (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). СПб.: Крига, 2010. – 248 с. 6 ил.
Абсурдная на первый взгляд идея: преобразовать “облик Александровского столпа в соответствии” с “потребностями революционного времени” – неосуществленная попытка в 1924 —1925 годах установить на Александровской колонне фигуру В. И. Ленина. А вообще, что было бы предпочтительнее: чтобы на Дворцовую площадь с вершины столпа взирал на нас Ленин в тоге или красноармеец в ампире? “Монументальная ленинская пропаганда” в действии. Зрелище новоиспеченных “шедевров” ужасало, ошеломляло воспитанных на классике горожан, заставляло шарахаться. Памятник Софье Перовской – “могучая львица с громадной прической, с могучими формами лица и шеи”. “Освобожденный труд”, мускулистый обнаженный атлет – 10-метровая гипсовая фигура на Каменном острове, настолько непристойная, что ее некоторые места пришлось прикрыть гипсовым фартуком. У каждого из памятников, утверждают авторы книги, “существует своя архитектурная история, свой собственный “гений места”. Однако, кроме несомненной эстетической ценности и художественной значимости, все они содержат некую неочевидную социальную информацию о прошлом. Советская эпоха оставила на этих памятниках свой след, на первый взгляд не везде проявляющийся, и породила свои тайны, которые можно слегка приоткрыть с помощью изучения острых проблем повседневной жизни. По сути, мы предлагаем читателю познакомиться с неким опытом микроисторического исследования”. И петербургские историки рассказывают. Об осквернении святынь Александро-Невской лавры и формировании новых советских ритуалов: о снятии облачений с мощей в целях разоблачения “религиозного дурмана” (и, конечно же, в целях изъятия церковных ценностей), о суицидах в нарождающемся советском обществе, о внедрении практики “трупосжигания”, крематориях. О формировании нового облика Марсова поля, о коллективных и индивидуальных захоронениях на нем, о том, какие факты скрыты за риторикой патетичных надписей, и о проблемах городского хозяйства, связанных с мемориалом. О проститутках с Сенной площади и их социальной реабилитации – попытках товарища Маркус, жены Кирова, организовать для них профилакторий. О гостинице “Астория”, и об утопической идее организации фаланстера – одной из многих утопических большевистских идей, и о грандиозной мистификации, связанной с концепцией коллективизации быта при социализме. О знаменитом “кировском” доме на Каменноостровском проспекте, о быте советской элиты и политических репрессиях, жертвами которых стали жители этого дома. Несмотря на объемный корпус документов по советскому периоду в петербургских архивах, эпоха, о которой рассказывают авторы, — 20 – 30-е годы ХХ века, все еще остается малоисследованной. В применении к памятникам зодчества использована методика обыденности: судьбы известных петербургских памятников и архитектурно-ландшафтных комплексов рассматриваются в тесной связи с различными аспектами частной и общественной жизни обитателей Петрограда—Ленинграда 1920—1930-х годов. Ведь именно люди выдвигали идеи, воспринимали или отторгали их, порой приводили в жизнь. К судьбе каждого из этих памятников причастны в большинстве случаев и ныне забытые “сильные мира сего”, так называемые новые люди, влиявшие на ход истории города на Неве, на существование его жителей. О хитросплетениях их судеб, о личных связях и человеческих слабостях также рассказывает эта книга. И о непростых судьбах петербургской интеллигенции в советской России, о трагедии Русской православной церкви, о рождении новых обрядов, о попытках новых властей “новыми методами” справиться с такими язвами большого города, как нищенство, бездомность, проституция, об экспериментах в сфере быта и жилья. И, наконец, о трагедии “большого террора” в Петрограде, переименованном уже в Ленинград. Микроисторическое исследование, посвященное истории взаимоотношений “новых” советских людей и пространства старой, имперской столицы, стирает барьеры между гражданской историей и краеведением, а глобальные события и явления прошлого находят свое отражение в обыденном человеческом существовании. Работа выполнена на обширном документальном материале, в первую очередь на данных петербургских архивов. В книге представлены редкие фотографии из городских и частных архивов: “шедевры” монументальной скульптуры, вскрытие серебряной раки Александра Невского, сценки нэпманского разгула в гостинице “Европа” в 20-е годы.
Алла Краско. Петербургское купечество: страницы семейных историй. М.; СПб.: Центрполиграф, МиМ-Дельта, 2010. – 440 с.: ил.
Одна из немногих купеческих фамилий Петербурга, после 17 года не исчезнувшая из памяти горожан. — Елисеевы, фамилия для нашего города знаковая и хорошо знакомая горожанам старшего поколения. Более ста лет, с 1813-го по 1917 год, купцы Елисеевы торговали винами и продовольственными товарами широкого ассортимента в Петербурге, Москве, Киеве. В год 200-летия Петербурга на Невском проспекте был открыт роскошный фирменный магазин Торгового товарищества “Братья Елисеевы”, до сих пор петербуржцы называют его “Елисеевский”. Купить в нем что-либо, причем не только до революции, но и в советское время, когда в здании работал “Гастроном № 1”, означало купить нечто очень качественное. Елисеевым и посвящена первая глава книги. Но имена большинства замечательных представителей купеческого сословия, много работавших во славу Отечества и Петербурга, оказались к настоящему времени забытыми. А. В. Краско, старейший научный сотрудник Института генеалогических исследований РНБ, поставила перед собой задачу рассказать об одиннадцати наиболее богатых и влиятельных купеческих семействах Санкт-Петербурга XIX и XX веков, связанных друг с другом родством. Это Елисеевы, Целибеевы, Полежаевы, Тарасовы, Овсянниковы, Смуровы, Растеряевы, Дурдины, Леляновы, Новинские, Аверины. Среди них были торговцы зерном, мукой, древесиной, строительными материалами, кожами, ювелирными изделиями, винами. Пивовары, меховщики, суконщики. Они держали лавки в Гостином дворе, вели активную внутреннюю, российскую торговлю и внешнюю, с заграницей. На протяжении ряда веков русское купечество сохраняло некоторые присущие ему особые черты. Например, отличалось особой набожностью, что неудивительно, многие исповедовали старообрядство. А в сознании православного человека издавна бытовала идея искупления за богатство, которое всегда связано с грехом. В русском фольклоре это нашло свое яркое отражение в пословицах и поговорках. “Пусти душу в ад – будешь богат”, “Лишнее не бери, карман не дери, душу не губи”. Подразумевалось, что Бог дал богатство в пользование и потребует за него отчета. Такое мировоззрение на практике породило самые разнообразные формы купеческой благотворительности и меценатства во имя идеи покаяния и общественного служения для “устроения души”. Русские купцы, заработавшие к концу XIX – началу XX века крупные состояния – “по Божьему благословению” или удаче, тратили огромные деньги на поддержку образования, особенно детей – выходцев из своего сословия, собирали художественные коллекции, материально поддерживали актеров, музыкантов, литераторов, открывали богоугодные заведения. Стремясь увековечить память о предках, о безвременно умерших родственниках, близких людях, финансировали строительство церквей. По их заказам возводились доходные дома и особняки “модной архитектуры”, и поныне украшающие улицы нашего города. И по сей день сохранились скверы, обустроенные по воле купцов: Овсянниковский сад на Малой Охте, Измайловский сад, где с 1997 года работает Молодежный театр. За свою деятельность купцы и предприниматели получали знаки отличия, медали, ордена, чины. Автор считает, что причины “провала” исторической памяти, в результате чего имена абсолютного большинства купцов оказались забытыми, не только в социально-политических катаклизмах, отсчетом которых для России стал 1917 год. Были и другие: чаще всего купеческим промыслом занималось 2–3 поколения одной семьи, купеческие дети, особенно начиная с середины XIX века, получили право поступать в высшие учебные заведения, становились врачами, юристами, педагогами, лицами “свободных профессий”, офицерами, их имена уходили из торговой сферы. Над своей книгой А. Краско работала в надежде вернуть из забвения имена хотя бы тех из них, чья деятельность была преимущественно связана с Петербургом. На основании глубоких архивных изысканий она впервые прослеживает судьбы незаурядных людей, их вклад в благотворительность и меценатство, рассказывает не только об “отцах семейства”, но и о судьбах их родственников, проживших свой век не менее интересно и содержательно. Детальное исследование коммерческой деятельности не входило в планы автора – оно требует иного подхода и других источников информации, а А. Краско интересовали в первую очередь люди. В этой книге впервые воедино собраны сведения о больших, когда-то известных семействах. Книга снабжена родословными схемами упомянутых семейств. Издание содержит множество старинных малоизвестных фотографий, в большинстве своем публикуемых впервые. Ветви многих родов либо пресеклись, либо их представители оказались за границей, а возможно, потомки петербургских купцов живут в нашем городе и ныне. Кому-то эта книга поможет обнаружить свои родовые корни.
Публикация подготовлена
Еленой ЗИНОВЬЕВОЙ
Редакция благодарит за предоставленные книги
Санкт-Петербургский Дом книги (Дом Зингера)
(Санкт-Петербург, Невский пр., 28, т. 448-23-55, www.spbdk.ru)