Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2011
* * *
Святые будут загорать в раю,
Все остальные — греться в преисподней…
Как ни ломаю голову свою,
Не понимаю логики Господней.
Искал, бывало, истину в вине
И находил расщелину в законе,
Но нету крови Авеля на мне,
И нет овцы его в моем загоне.
Выходит, я хотя и не святой,
Но вместе с тем, пожалуй, и не грешный,
Не медный грош, но и не золотой,
Не яркий свет, но и не мрак кромешный.
А если так, — в день Страшного суда
Меня напрасно призывать к ответу:
Куда меня — туда или сюда? —
А середины, как известно, нету…
* * *
Кто-то счастлив — свой бизнес обделав,
За собою не видя вины,
В Куршевеле выгуливать девок
На виду у недужной страны…
Кто-то счастлив — непойманным вором
В обрамленье прикормленных звезд
Упиваться стенаньем “Авроры”,
Обращенной в татарский помост…
Мне ж иное даровано счастье —
Чувство кровной причастности к вам,
Кто велением Божьим причастен
К возвышающим душу словам,
Кто смеется над властью и златом,
Кто с бомжами на “ты” во дворе,
Кто ночами не спит не за плату,
А за то, что горит на костре.
* * *
Людское сердце — не простой насос,
Чье назначенье — кровь гонять по венам.
Оно умеет говорить всерьез
О самом главном, самом сокровенном.
А между тем стучится в дверь пора,—
От ноу-хау никуда не деться, —
Изобретут благие доктора
Без всяких приводов искусственное сердце.
“Люблю всем сердцем” — как тогда сказать?
“Я сердцем чувствовала” — как тогда ответить?
Искусственное сердце — благодать
(Сомнительная, хочется заметить).
Не скажет сердце среди дня: “Ложись!” —
И среди ночи болью не разбудит.
Да, чья-то безопасней станет жизнь,
И все же в ней сердечности убудет…
Ну ладно б — сердце. Каждый новый век
Между открытьями сжимает промежуток.
Что — вслед за сердцем? Может, интеллект
Искусственный? А тут уж не до шуток.
* * *
Эти пробки на дорогах,
Эти свалки — до небес…
Неужели вслед за Богом
Неотступно ходит бес?
Нет, пожалуй, за прогрессом
Не всегда плетется мразь.
В связи с этим интересна
Наша сотовая связь.
* * *
Ну что еще теперь сверлит вдали?
Перестройка скончалась… Да здравствует новая стройка!
Только рыночный пряник не слаще, чем плановый кнут.
Заблудилась в снегах горемычная русская тройка,
Ни вперед, ни назад, плотно волки коней стерегут…
За какие грехи нам печальная кроличья участь —
Или мало на свете других недоразвитых стран?—
Своим опытом горьким весь мир уму-разуму учит
Наш, такой непрактичный, такой простоватый Иван.
Вот уже скоро век, как своею неторной дорогой
Он бредет наугад, весь от пота и крови промок,
И в сравнении с этой крутою российской Голгофой
Древний холм палестинский — не более чем бугорок.
* * *
Всю — от Москвы до самых до окраин —
Разворовали взятка и откат.
Не то чтоб раньше на Руси не крали,
Но кто б подумал двадцать лет назад,
Что станет главной времени приметой
Извечная российская напасть,
Что на уме у русского поэта
Срифмуются два слова — “власть” и “красть”…
* * *
Памяти Булата Окуджавы
Погрузнели друзья, поседели,
Научились Мамону служить…
А ведь было — на кухне сидели,
Зарекались неправедно жить.
Магнитола сипела. Нас — трое
Вольнодумьем сведенных ребят.
На любовь свое сердце настроив,
Звал гостей хлебосольный Булат.
Шла молва: не сладка его доля,
Но все шутит на собственный счет:
“Соловью не поется в неволе,
А Булату — наоборот…”
Самоучка по части вокала,
На стандартной гитаре бренча,
Тихо пел…Чтоб страна услыхала,
Вовсе незачем громко кричать.
Ведь поэзия — штука такая:
Чем суровей обходятся с ней,
Чем плотнее ей рот затыкают,
Тем ее, как ни странно, слышней.
* * *
Позади остывшие пенаты.
Улетают вдаль до лучших дней
Стаи незимующих пернатых —
Серых уток, белых лебедей.
Что же там, за полем и за лесом,
В тех краях, куда их путь лежит?
Почему с особым интересом
Наблюдаю птичьи вояжи?
Потому что не был за границей,
Только отчий свой и знаю дом.
Хотя теперь глазами вольной птицы
Поглядеть бы, как там, “за бугром”.
Да едва ли сбудется желанье,
Горстка соток — весь мой шар земной:
Слишком мало “зелени” в кармане,
Много — листопадов за спиной.