Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2011
Андрей Красильников
Андрей Иванович Красильников родился в 1945 году в Вильнюсе. Окончил Институт советской торговли, экономист. Живет в Санкт-Петербурге.
ЭЛЕГИЯ
Невой, как вечностью, изранишься,
и кажется, разведены мосты на годы,
буксиры, ввинченные в воду,
в волну войдут, как в бытиё,
а мы в него входили сердцем…
Огни сигнальные и эта ночь без звезд
учили нас любви и в легкой дымке слез…
ПРОГУЛКА
Завернем в Петербург от родного болота,
обжигаясь о легкое пламя барокко…
Станет память светлее и время короче,
обрываясь в разгул многоточий,
как грачи, прилетели стихи.
Отраженья исхоженных улиц,
остывая, плывут по воде.
Летний сад под зеленою тульей,
как гусар на службе патрульной,
караулит мраморных дев!
* * *
Побои творчества — за деньги,
опухший город, как младенец,
расплакался в закат.
Окна доверчивая память,
Душа повиснет за холстами
натурщицей любви.
От скуки — яблоки, художник,
а наяву,
не ветви — боль
вознесена судьбою в службу,
но за ухмылкой жизни нужно:
служить ступеням, поцелуям,
служить трамвайному кольцу,
служить затрепанности улиц,
гранитному лицу.
Служить любой пивною кружкой,
служить дорогой в Озерки,
служить и набожной старухой,
цветком над серебром могил.
* * *
Когда, любимая, желанья разжигаешь, —
тебя не удержать,
когда ты, бедрами качнув,
за яблоком уходишь к вазе.
Когда в тебе рождаются объятья
и руки надо мной кружат,
губами я волос твоих касаюсь,
а кажется, – касается душа.
Когда ты возвращаешься домой,
я мысленно пою твою походку,
проделывая прошлый путь —
от покаянья до признанья.
К стеклу виском горячим прислоняясь,
край занавеси теребя…
Знакомо мне! Иль я я не твой?
Вдохну и выдохну тебя.
* * *
Но помним скорость поцелуя.
под вечер выползают облака,
туда, где грязными глазами,
как у путан, глядит плакат,
напутствуя… а нам к перрону,
в волнах прощального вокала
плывем с шампанским и пирожным,
уж дикторша заворковала…
Мы расстаемся настороженно,
ты нехотя заволновалась,
обидно забираешь руку,
увозишь голос — дивный груз…
О, спрячься за спину, разлука,
и в форму отливайся, грусть.
* * *
Ты дочь моя или иллюзия,
рожденная химерой осени,
что прячется в шелках да в бусах
за серой дымкой папиросной?
При нашей сволочи с подонками
тебе не спрятаться от боли
за васильками, за иконками,
ни в захолустье и ни в Боге.
Но как бы ни было мучительно,
гляди в себя легко дыша…
Спасет, как ласточка стремительная,
не крест под платьем, а душа!
* * *
Самой эффектной подменой жизни.
Храни, кино, свой светлый выбор,
ты живописец наших дней,
и женщину, которую не выпросить
ни у судьбы, ни у людей.
Храни, кино, нас от бессилья,
зови в любовь, во тьму пророчь…
Избавь на время от насилья,
Собой заполни эту ночь.
Храни наш дух, — не нашу похоть,
что в западню зрачка плюет…
Как солнце плоское восходит, —
экран восходит для нее.
Храни, кино, нас от обманов,
верни душе, что занимало.
Пусть два часа твоих кошмаров,
но жизнь ее не отнимай!
* * *
…Притягивает стих, как незнакомка.
Куранты скажут из Кремля,
что дышим мы с тобой из страха,
а ты — о времени со смехом,
в нем воздух пятым был углом…
Кругом борьба
и мнимой силы след,
плененный локон свыкся под гребенкой,
в мотив искусных игр
пропала линия плеча.
И где еще перо летает,
забыв о бронзовом крыле,
там простодушные баркасы
оставлены на берегу,
а на мостах,
уставши напрягаться,
ночами вьется бойкое дыханье,
и над горячечным лицом
та прядь шальная в завитках,
отяжелевшая под утро.
Плесни же славой в промежуток строк,
подруга вечная, без грусти…
Ты властна, ты,
так будь со мной вольна,
когда твой тесный сапожок
упруг у края ветреного русла.
Поминальное
А. Вознесенский
Поэту не в чем соболезновать,
а вознесенному тем более,
ты принят во вселенной с болью,
а миф изгоя — для балета.
Стих — лучший на себя донос,
но ты не будешь есть баланду,
гонимый собственным талантом,
ты до апостола дорос.
Прочь от любимого лица,
от родины с ее мытарствами,
ты сам отныне стал метафорой
в произведении Творца.