Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2011
Иосиф Гольдфайн
Иосиф Иудович Гольдфайн родился в 1945 году в Москве. Окончил мехмат МГУ. Работал в институтах Академии наук СССР — ИПУ и ВНИИСИ. Печатался в журналах “Нева”, “Знамя”, “Звезда”, “Вопросы литературы” и в научно-популярных “Знание—сила”, “Химия и жизнь” и др., а также в изданиях издательского дома “Первое сентября”. Живет в Москве.
Что тревожило И. С. Тургенева
В рассказе И. С. Тургенева “Певцы” подробно описан один из персонажей — Моргач. В молодости он был крепостным кучером. Но после ряда приключений он оказался отпущенным на волю, постепенно разбогател и стал жить припеваючи. Однако, как отмечает И.С. Тургенев, “несмотря на мое старание выведать пообстоятельнее прошедшее этого человека, в жизни его остались для меня — и, вероятно, для многих других — темные пятна…” Однако богатый жизненный опыт помог этому человеку стать тем, кем он стал: “это человек опытный, себе на уме, не злой и не добрый, а более расчетливый; это тертый калач, который знает людей и умеет ими пользоваться”.
Поневоле вспоминается Печорин, который выше всего ценил “знание людей” и умение этим знанием воспользоваться. В своем дневнике он подробно описывает двух человек — Грушницкого и доктора Вернера. Причем о Грушницком он пишет: “Он не знает людей и их слабых струн”. А о докторе Вернере: “Он изучал все живые струны сердца человеческого… но никогда не умел он воспользоваться своим знанием”. По этим замечаниям можно понять, какое умение Печорин ценил выше других. Но именно таким умением обладал Моргач.
Любопытно, что для описания Моргача были использованы те же слова, что и в “Дневнике Печорина”: “знает людей” — “не знает людей”, “умеет пользоваться” — “не умел воспользоваться”. Просматривается у Моргача и другое свойство Печорина — отсутствие у окружающих точных знаний об его прошлом. Впрочем, можно заметить одно отличие: Печорин предпочитал быть слушателем, а не рассказчиком, а Моргач “был болтлив, как старая женщина”. Но это только кажущееся отличие, поскольку он “никогда не проговаривается, а всякого другого заставит высказаться”. Действительно, разговорчивость Моргача была специфической — он при этом умело выпытывал информацию у собеседников. А ведь Печорин предпочитал быть слушателем, потому что при этом “нельзя проговориться” и в то же время “можно узнать нужную тайну”. Как мы видим, “информационная политика” у Печорина и у Моргача была одна и та же: поменьше конкретной информации о себе, по возможности больше узнать о других. Однако если Печорин пассивно ждал, пока собеседник проговорится, то Моргач своей разговорчивостью мог повернуть разговор в нужное для него русло, задавать наводящие вопросы и т. д.
Но создается впечатление, что у И. С. Тургенева вызывал тревогу не столько сам Моргач, сколько его сын, “который, воспитанный таким отцом, вероятно, пойдет далеко. “А Моргачонок в отца вышел”, — уже и теперь говорят о нем… старики… и все понимают, что это значит”. В самом деле, вроде бы все понятно. Но тем не менее если задуматься, то можно задать два вопроса: что понятно? и кому понятно? Определенно можно сказать одно: старикам, которые знали Моргача с юных лет, действительно все должно было быть понятно. Но что понятно автору “Записок охотника” и что должно быть понятно читателю? Что сын Моргача, “вероятно, пойдет далеко” — это всем понятно и не нуждается в разъяснениях. Но, скорее всего, И. С. Тургенев опасался, что этот мальчик, когда вырастет, не только пойдет далеко, но и будет весьма опасным для окружающих. И правда, Моргач, как Печорин, “знал людей и умел ими пользоваться”. Похоже, что таким же будет и его сын. И вполне возможно, что он станет таким же опасным для окружающих, как Печорин. О том, насколько мог быть опасен Печорин, мы уже писали1. Поэтому ограничимся напоминанием, что Печорин неоднократно был причиной несчастья тех, кто имел с ним дело. Так что сам факт, что М. Ю. Лермонтов при описании Печорина и И. С. Тургенев при описании Моргача использовали одинаковые выражения, должен настораживать.
Действительно, если предположить, а такое предположение вполне естественно, что Моргачу было что скрывать в своем прошлом, то слова “Моргачонок в отца вышел” приобретают мрачный оттенок: для достижения успеха он будет применять те же средства, что и отец. Но есть и существенная разница: свой жизненный путь он начнет не крепостным кучером, а сыном влиятельного и далеко не бедного (хотя бы в масштабах уезда) человека. И что весьма существенно, отец может многому его научить. И у него есть много шансов выйти далеко за пределы своего уезда. Но И. С. Тургенев указывает на еще одно внушающее тревогу обстоятельство — он не зря употребляет выражение “воспитанный таким отцом”. Воспитание не сводится к обучению. Особая опасность заключается в том, что такой отец может передать сыну свои жизненные установки. Например, что обманывать людей — дело похвальное, что обман в случае успеха может свидетельствовать о незаурядном уме и т. д. В “Пошехонской старине” М. Е. Салтыкова-Щедрина рассказ о гнусном обмане сопровождается комментарием: “На то и живут на свете дураки, что бы их учить!” И на таком примере в семействе Затрапезных воспитывались дети. Вспомним также наставления, которые дал на прощание отец Чичикову: “Больше всего береги и копи копейку… Все сделаешь и все прошибешь копейкой”. Но если отец Чичикова “был сведущ только в совете копить копейку, а сам накопил ее немного”, то Моргач был в денежных делах успешен. Так что, в отличие от старшего Чичикова, он мог воспитывать сына собственным примером и давать дельные советы. А будучи небедным, он, наверное, сможет помочь своему сыну и деньгами. Но если Моргач, как Печорин, умел замечать чужие слабости и умел ими пользоваться, то он в какой-то степени мог передать и это умение сыну. Моргачонок может стать опасным для окружающих уже в юном возрасте. Чтобы лучше понять, чем такой человек может быть опасен, можно перечитать “Героя нашего времени”, особо обращая внимание на то, как Печорин манипулировал людьми, которые имели несчастье привлечь его внимание.
Все это, конечно, предположения, но они не беспочвенны. И если заметить, что у автора “Записок охотника” вызывал тревогу сын Моргача, то, перечитывая рассказ в очередной раз, можно заподозрить, что его тревожили и другие дети. Речь идет о детях целовальника Николая Ивановича. Этот целовальник, как и Моргач, умеет накапливать информацию об окружающих его людях. Более того, он кое-когда использует свое знание на пользу обществу. Хотя делает он это не “из любви к справедливости, из усердия к ближним — нет! Он просто старается предупредить все то, что может как-нибудь нарушить его спокойствие”. Это замечание автора “Записок охотника” как-то настораживает. Хотя при первом чтении оно не бросается в глаза. Далее следует совсем ненастораживающее замечание, скорее наоборот: “… дети Николая Ивановича… пошли в родителей: весело глядеть на умные личики этих здоровых ребят”.
Однако если литературное произведение перечитывают много раз, то, переиначив известные слова А. П. Чехова, можно сказать: “Если мы знаем, что в последнем акте будет выстрел, то ружье становится заметным уже при чтении первого акта”. Если И. С. Тургенев опасался, что сын Моргача станет человеком, опасным для общества, то возможно, что его беспокоило и кем станут дети целовальника. Тем более что росли они в нездоровой обстановке кабака. Это соображение может показаться надуманным. Хотя бы потому, что при первом чтении рассказа такое беспокойство заметить нельзя. Но обратим внимание на конец рассказа. Поздно вечером один деревенский мальчик долго зовет другого. Наконец тот откликается: “Чего-о-о-о-о?”— “Иди сюда… тебя тятя высечь хочет”. Понятно, что второй мальчик сразу же исчез, и первый вновь долго и безуспешно его звал. Поневоле возникает вопрос: неужели первому мальчику было непонятно, какая будет реакция на его слова? Или он специально предупредил второго, можно сказать, сообщил, что его ждет дома, и звал только для вида? Но в любом случае очень странно выглядит “тятя”, который поручил мальчику вызвать другого, по-видимому брата, на экзекуцию.
Итак, в коротком рассказе три эпизода, связанные с детьми. И вырисовывается тягостная картина. И. С. Тургенев понимает, что век дворянства проходит, что в
верхних слоях общества должны появиться новые люди, что у сына Моргача есть реальный шанс стать влиятельным человеком далеко не уездного уровня, и писателя это тревожит. Есть шанс также у детей целовальника, но и в этом случае у писателя есть основания для беспокойства. Что же касается других детей из этой деревни, то на них надежды мало — так можно понять странный эпизод с двумя мальчиками, которым заканчивается рассказ.
Конечно, наши рассуждения о начале и конце рассказа могут быть досужим домыслом. В рассказе не заметно определенного отношения к семье целовальника и к мальчикам с их, мягко говоря, странным диалогом. Но тревога относительно сына Моргача, человека, непонятно каким образом получившего деньги и влияние, видна в рассказе И. С. Тургенева “невооруженным взглядом”.
* * *
Хочется отметить, что тема, затронутая в рассказе И. С. Тургенева “Певцы”, в наше время становится сверхактуальной. Значительное число людей непонятно каким образом приобрели громадные деньги и влияние. У них подрастают дети. И с помощью денег и влияния родителей эти дети могут далеко пойти. А родители могут их научить многому из того, что делает человека особенно опасным для окружающих. И похоже, что И. С. Тургенева тревожило именно это: чему такие люди могут научить своих детей.
Но анализ того, что происходило в XIX веке, может дать пищу для размышлений. Любопытный пример: мичманы П. Губонин и Д. Эйлер в составе экипажа крейсера “Варяг” участвовали в бою при Чемульпо. Причем раненный в этом бою Губонин был внуком крупного железнодорожного магната, а Эйлер — потомком великого ученого. В наши дни эта информация звучала бы примерно так: в дальних морях совершил геройский подвиг российский корабль, и среди моряков-героев были лейтенанты Дерипаска и Капица. Лейтенант Дерипаска — в наши дни даже звучит как-то странно, если речь идет не об однофамильце, а о прямом потомке олигарха. А у другого крупного финансиста той эпохи барона Гинзбурга уже не внук, а воспитанный в Петербурге сын почувствовал вкус к “звону шпор и гусарским ментикам”. Он “поступает юнкером в “образцовый” кавалерийский эскадрон, производится в офицеры, участвует в турецкой войне”. Со временем он стал крупным дельцом уже европейского уровня. Видный военный дипломат генерал-лейтенант граф А. А. Игнатьев в своих известных мемуарах отмечает: “Интересно было видеть, с какой неподдельной гордостью этот… банкир являлся на приемы в русское посольство со своим боевым орденом в петлице”2. И если, как теперь пишут, граф А. А. Игнатьев был не только дипломатом, но и разведчиком3, то не исключено, что контактировавший с ним барон Гинзбург-младший служил Российской империи и после выхода в отставку.
Как мы видим, потомки крупных дельцов могли иметь систему ценностей, далекую от чисто меркантильных интересов. И если немногих из них привлекал звон шпор, то по “ученой части” пошли многие. Например, потомки купца первой гильдии П. К. Боткина — знаменитые врачи. Так что если не сын, то внук Моргача вполне мог стать ценным членом общества. Многое зависело от среды, в которой они оказались бы.
К сожалению, мы мало что можем сказать о среде, где учатся дети современных “Моргачей”. Но еще в 1974 году появилось стихотворение Е. Евтушенко “Дитя-злодей”4, где речь шла именно об этом — о молодом человеке, который “далеко пойдет”. И Е. Евтушенко тоже пишет о своем герое как об угрозе для общества и отмечает его характерную особенность: он учится в престижном гуманитарном вузе. В наши дни герой стихотворения Е. Евтушенко еще не стар и, скорее всего, влиятельный член нашего общества. Вопрос: где учатся его дети?
Здесь мы видим принципиальное отличие между нашим временем и временем И. С. Тургенева. И даже с тем временем, когда писал свое стихотворение Е. Евтушенко. Сын Моргача не мог учиться в престижном учебном заведении — они были зарезервированы для дворян. А наиболее престижные — для аристократов. Выгодно жениться он мог, но не в дворянской среде. Так что у него было мало шансов стать крупным чиновником или видным государственным деятелем. Герой Е. Евтушенко учился в престижном вузе, но гуманитарного профиля. По слухам — а объективных исследований или нет, или они нам не известны, — при поступлении туда большое значение имел блат. Но таких вузов было не много. И герой Е. Евтушенко был нечастым явлением. Опять же, по слухам, при поступлении в престижные вузы техниче-
ского и естественнонаучного профиля блат тоже играл какую-то роль, но значительно меньшую. И объяснение этой разницы вполне очевидно. Так что эти слухи представляются правдоподобными. И в таком случае у провинциальных хищников в то время было мало шансов пристроить своего отпрыска в сильно престижный вуз. Тот же Е. Евтушенко в “Балладе о браконьерстве” обращается к хищнику из глубинки: “В инязе и на физмате —Твои, уже взрослые, дети”. В ведущих университетах в то время не было физматов (в МГУ, например, были отдельно мехмат и физфак). Дети “Хозяина Печоры” учились в каком-то провинциальном университете или пединституте.
В наше время ситуация изменилась в далеко не лучшую сторону. Возможность с помощью денег получить диплом престижного вуза значительно увеличилась. В значительной степени потому, что теперь по-другому оценивается престижность вуза. И еще более серьезное отличие нашего времени. И. С. Тургенев многого не мог узнать про Моргача. В наше время, наоборот, на виду люди, про которых многое известно, и это их не смущает. Сравнительно недавно появилось множество возможностей для нечестного во всех смыслах обогащения. И большое число людей этой возможностью воспользовалось. С другой стороны, в наше время деньги родителей могут сыграть значительно большую роль в судьбе детей. И эти люди могут просто купить для своих детей путь наверх. Можно умиляться тому, что внук П. И. Губонина стал доблестным морским офицером. Но не следует забывать, что П. И. Губонин и другие железнодорожные магнаты того времени построили сеть железных дорог. Себя не забывали, но дороги строили. Так что вполне возможно, что он не учил своих детей беспределу в делах. А И. С. Тургенева тревожило именно воспитание, которое Моргач мог дать своему сыну. Так что, понимая тревогу автора “Записок охотника”, следует, наверное, отдавать себе отчет в том, что в наше время оснований для подобной тревоги значительно больше.
Но современники И. С. Тургенева писали и о более опасных для общества явлениях, чем дети Моргача. Ф. М. Достоевский в “Записках из подполья” и Н. С. Лесков в “Инженерах-бессребрениках” дали впечатляющую картину привилегированного учебного заведения, где фактически готовились будущие взяточники. У Ф. М. Достоевского все описывается кратко и как бы намеком — некая школа, готовившая к “специальной службе”. У Н. С. Лескова точное название — “инженерное училище”. У Ф. М. Достоевского школьники “в шестнадцать лет уже толковали о теплых местечках”. У Н. С. Лескова прямо говорится о коррумпированности тогдашнего инженерного ведомства и что “инженерные юнкера весело и беззастенчиво говорили, что они “иначе не понимают, как быть инженером — это значит купаться в золоте””. Ф. М. Достоевский знал это училище очень хорошо, поскольку сам его закончил. И он отметил существенное обстоятельство: “…много тут было… от дурного примера, беспрерывно окружавшего их детство и отрочество”. Другими словами, молодые люди приходили в училище, получив соответствующие установки уже в семье. У многих и отцы служили по инженерному, провиантскому и т. п. ведомствам. У того же Ф. М. Достоевского отец служил довольно долго по военно-медицинскому ведомству, в то время тоже сильно коррумпированному. Однако пример самого
Ф. М. Достоевского и многих других достойных людей, окончивших это училище, показывает, что и здесь дело было небезнадежно. Хотя в наши дни можно представить себе сверхпрестижное учебное заведение где-то в Европе или Америке, куда преуспевающие казнокрады из разных стран (и из России тоже), разных религий и разных цветов кожи посылают своих отпрысков. А потом эти отпрыски возвращаются домой на теплые места, обеспеченные для них родителями. Все это много опасней, чем то, что тревожило писателей XIX века.
* * *
Похоже, что в наши дни большое число Моргачат готовится занять свое место в жизни. Кто-то из них учится в престижном вузе, кто-то окончил и приступил к работе. Чем они опасны, почему И. С. Тургенев так явно высказал свою тревогу? Он что, не видел более опасных явлений, чем сын дельца из глубинки, возможно, даже нечистого на руку? И здесь надо еще раз вернуться к тому, с чего мы начали — к аналогиям между Моргачом и Печориным. Они хорошо разбирались в людях, умели собирать о них информацию и находить к ним индивидуальный подход. В отличие от Моргачонка, герой “Записок из подполья” учился в закрытом учебном заведении. Учителя ничему дурному там не учили. В разного рода сомнительных делах выпускники этого училища поначалу были самоучками. А Моргачонок мог учиться у своего отца. Большого ума не требуется, чтобы дать взятку, если чиновник хочет ее взять. Моргач благодаря знанию людей и их слабых мест мог втянуть в авантюру и того, кто к авантюрам не склонен. Как это могло происходить, нам отчетливо показали М. Ю. Лермонтов на примере Печорина и Н. В. Гоголь на примере Чичикова. Печорин, зная страсть Азамата к лошадям, толкнул пятнадцатилетнего мальчишку на преступление. Это и называется — индивидуальный подход. Невозможно представить, как еще можно было заставить сына князя совершить то, что и по общечеловеческим представлениям, и по законам гор является гнусным преступлением. А Печорин смог это понять. Так же Чичиков не сразу, но сумел, заговорив о казенных подрядах, заставить Коробочку сделать то, что она делать не хотела: продать мертвые души. “Крепкого хозяйственника” Н. П. Коробочку не интересовала сомнительная сделка на небольшую сумму с мертвыми душами, но ее очень интересовали казенные подряды. Судя по аналогиям с Печориным, Моргач таким умением обладал. И он мог передать это умение сыну. Так что если И. С. Тургенев не скрывал своей тревоги, то, значит, на это были серьезные причины. Но похоже, что в наши дни для подобной тревоги есть больше оснований, чем во времена И. С. Тургенева.
Примечания
1 Гольдфаин И. Три литературные модели // Звезда. 1995. № 11. С. 212–217.
2 Игнатьев А. Пятьдесят лет в строю. Т. 1. ГИХЛ, 1955, с. 397 (кн. 3, гл. 3).
3 Очерки истории российской Внешней разведки, т. 1. М.: Международные отношения, 1999, с. 159.
4 “Крокодил”, 1974, № 27.