Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2011
ДОМ ЗИНГЕРА
Марина Друбецкая, Ольга Шумяцкая. Продавцы теней: Роман. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011. — 512 с.
Революция, о которой так долго говорили большевики, не свершилась. И государь в феврале не отрекся от престола, и войну выиграли, а большевистскую свору уничтожили еще в 17 году, Ленина и Троцкого расстреляли. Но это в недалеком прошлом, а ныне, в 20-е годы, монархическая Россия процветает: думское правительство активно строит дороги на глухом российском континенте, принят грандиозный план электрификации страны, активно развивается новая отрасль — киноиндустрия. И конкурируют владельцы крупных кинофабрик, в крымском урочище Артек частный предприниматель строит русский Холливуд, “Новый Парадиз”, известный булочник Филиппов инвестирует средства в развитие провинциальной кинохроники, к пятилетию “со дня избежания большевистской катастрофы” государство финансирует крупный проект — фильму “Защита Зимнего”, профилактическая государственная мера, чтобы напугать сочувствующих большевикам. “Народишко-то может прийти в себя и опять взяться за бунт. Ну так ему надо показать, чем бы кончилось дело тогда, в октябре 17-го, — снять на пленку этакую молотьбу средневековую. А то и с Босхом. Чтоб прямо на улицах головы отрывали и ели…. А то у нас, знаете, много увлекающихся среди интеллигенции”. А аполитичная творческая интеллигенция одержима грандиозными замыслами. Еще пользуются популярностью мелодрамы с завлекательными названиями: “Печальные грезы любви” “Белая шахиня — убийца мавра”, “Поцелуй тигра”. Но уже рождается большое киноискусство: световые эффекты, ракурсы, монтаж, массовые сцены, совмещение кадров, музыкальные дуэты с фильмой, натурные съемки, игра с масштабами, мультипликация… Авторы, киноисторики и киносценаристы, работают с хорошо знакомым им материалом, и изобразительные опыты, страстные творческие искания их героев превращаются в увлекательнейшее повествование. И трансформируется реальность, и создаются новые миры — нелогичных связей и причудливых соединений, жестокие и мрачные, жизнерадостные и искрящееся. И материализуются — порой страшно и неожиданно — заложенные в фильмы идеи. Авторы, киноисторики, киносценаристы затеяли с читателем лукавую игру в угадайку. Реальные разработки крупнейших отечественных кинематографистов осуществляют вымышленные персонажи. Вымышленные ли? Предстоит догадаться, кто из известнейших режиссеров скрывается за образами злого и циничного гения Сергея Эйсбара, добросердечного созидателя Александра Ожогина, юной темпераментной футурессы Ленни Оффеншталь, способной видеть в обычном необычное. Порой аллюзии весьма прозрачны, как, например, образ вдовы Великого Драматурга, стареющей актрисы Нины Зарецкой или выразительная фигура мадам Мирилиз, преподающей в своей московской студии основы античного танца девочкам-босоножкам. В этом многонаселенном романе в эпизодах блеснут то Маяковский, то Хлебников — под своей фамилией, но с другой судьбой, не той, что была уготована им в реальности. То, неназванными, но явственно обозначенными промелькнут Есенин, Волошин или странный тихий человек, что пишет сказки о блистающем мире людей, преодолевающих земное притяжение или бегущих по волнам. Насыщенность персонажами придает объемность суматошному, кипучему миру богемы 20-х годов в стране, избежавшей социальных катаклизмов. Затейливо переплетаются жизнь и киноистории, любовные страсти и творческие искания, преступления и предательства, самоубийства и покушения, киношные интриги, художественные провокации и новейшие политические технологии. В причудливом симбиозе сосуществуют известные нам исторические реалии и вымышленный, альтернативный вариант развития России. По стилистике книга выполнена вполне в духе авантюрных романов 20-х годов: динамичное, напряженное действо, неизбежная лукавинка. А чтобы уж соблюсти законы времени и места, авторы щедро добавляют элементы мелодрамы: и вот уж в финале зло повержено, а добро вознаграждено. Впрочем, проблема гения и злодейства за рамки мелодрамы выходит, оставаясь вечной во все времена. Роман яркий и необычный на “поле современной русской словесности”: за внешней легкостью, игривостью, изяществом — глубокое, профессиональное знание Истории Кино, только такое свободное владение материалом и позволяет вовлекать читателя в умные игры, в том числе напомнить ему, что же это такое — настоящее киноискусство.
Жан Кокто. Портреты-воспоминания: 1900–1914. Пер. с фр. Л. В. Дмитренко, коммент. Д. Я. Калугина. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2010. — 248 с., ил.
Французский писатель, художник, театральный деятель Жан Кокто (1889–1963) вспоминает о детстве и юности. О доме деда, двухэтажном особняке на улице Лабрюйер, полном дивных предметов: дед собирал автографы министров, флорентийские медали, греческие бюсты, кипрские вазы, маски Антиноя, рисунки Энгра, скрипки Страдивари и картины Делакруа. И если мать Кокто хорошо помнила соседей по дому Россини, приводивших ее, маленькую девочку, в трепет, то маленький Жан с неизменным любопытством и удовольствием наблюдал за Сарасате, постоянном участнике музыкальных вечеров, проводившихся в доме деда. В памяти Кокто сохранились исключительные места и исключительные люди, люди “большого формата”. За внешней беззаботностью этих людей пряталась драма, за легкомыслием — великое чудо, талант. Он рано увлекся театром — дети ставили спектакли во дворе дедовского особняка, он вспоминает театры и театрики Парижа, которые потеряли французы, вспоминает удивительную, будоражащую атмосферу парижского цирка и Ледового дворца. Дворца, где знаменитые парижские кокотки и полусодержанки демонстрировали свои достоинства на скользком льду, красовались за столиками ресторана, — спустя всего два десятилетия они останутся только воспоминанием, эта прослойка исчезнет из повседневной жизни Парижа. Жан Кокто с симпатией вспоминает изысканных женщин эпохи модерна, парижские моды, легкомысленные, но чуждые непристойностей аксессуары эпохи — эпохи, в которой он вырос. Кумирами молодежи были гениальный трагик Эдуар де Макс и Сара Бернар, “эффектная, как празднично убранный венецианский дворец”. Жан Кокто лично был знаком со многими корифеями парижской сцены, со многими знаменитыми французскими литераторами. Сара Бернар, Мистингетт, Муне-Сюлли, Эдуар де Макс, Айседора Дункан, Эдмон Ростан, Жюль Леметр, Анна де Ноай. Имена одних прочно вошли в историю мировой культуры ХХ века, имена других покрыты патиной времени. Очерки были написаны в 1935 году, первоначально опубликованы в газете “Фигаро” и в том же году изданы отдельной книгой с рисунками автора. “Рисуя по памяти, я стараюсь, чтобы перо художника и перо писателя двигались в одном ритме. Непростая работа. Когда я в раздумье, когда от тех, о ком я пишу, остался только туман, тогда стараюсь передать образ линией, соответствующей воспоминанию. Слово бессильно, у рисунка чуть больше власти”. Терзаясь сомнением — как пробиваться сквозь все искажающий туман к правде, разумно дозируя большое и малое, Жан Кокто воссоздает не только выразительные портреты знаменитостей и кумиров начала ХХ века, но и атмосферу Парижа, очарование Парижа эпохи, которую он сравнивал с “напряженным великолепным спектаклем”, действующим лицом которого был он сам. Воссоздает в слове и в рисунке.
Накамура Кэнноскэ. Словарь персонажей произведений Ф. М. Достоевского. Пер с яп. А. Н. Мещерякова. СПб.: Гиперион, 2011. — 400 с.
Накамура Кэнноскэ – признанный во всем мире исследователь русской литературы и культуры. Ранее на русском языке выпущены были две его работы: “Чувство жизни и смерти у Достоевского” (СПб., 1997) и — под его редакцией — “Дневники святого Николая Японского” в 5-ти томах (СПб., 2004). Именно Накамура Кэнноскэ обнаружил в русском архиве считавшиеся утерянными дневники Николая Японского, прожившего в Японии с 1861 по 1912 год и за свои заслуги в деле распространения православия в Японии канонизированного православной церковью. И все таки в международном литературном сообществе Накамура Кэнноскэ известен прежде всего как автор многочисленных научных и научно-популярных работ, посвященных Ф. М. Достоевскому. Представляя настоящую книгу, переводчик А. Н. Мещеряков так объясняет притягательность произведений Ф. Достоевского для японского читателя: “Вероятно, его произведения оказались созвучны японской душе. Переживание Достоевским вечных экзистенциальных проблем находит глубокий отклик в японском сердце. Тончайшие и зачастую болезненные эмоции героев Достоевского хорошо понятны человеку, воспитанному в традициях японской культуры, которой свойственна повышенная интровертность”. И так характеризует книгу, перевод которой осуществил: “…впервые в мировой науке подвергнуты анализу все основные персонажи всех без исключения художественных произведений писателя, что позволяет говорить о настоящей энциклопедичности этого труда. Но это не только добротный и подробный справочник, который помогает нам ориентироваться в литературном мире Достоевского. Автор разобрал “по косточкам” все художественные произведения Достоевского, дал характеристику всем основным персонажам. Мало того — в книге также обозначены свежие научные подходы к выявлению множества связей между личностно-жизненным опытом писателя и его литературой. Становится понятнее, что его творчество является вымыслом (fiction) лишь до определенной степени — герои Достоевского суть проекции тех комплексов и переживаний, которые испытывал в действительности сам писатель… Кроме того, чрезвычайный интерес представляет собой и то, как японский исследователь читает русского писателя. …В таком ракурсе давно знакомые персонажи обретают новые измерения, их речи звучат по-другому, а сам Достоевский выступает в качестве творца, над которым не властно время — оно лишь покрывает его книги благородной патиной”. Сам Накамура Кэнноскэ считает, что, только рассматривая в совокупности все произведения Достоевского — зрелые и незрелые, шедевры и периферийные, популярные и непопулярные, можно понять, какие проблемы интересовали писателя, что двигало его пером. В соответствующих главах он дает краткое изложение сюжета, воедино собирает разбросанные по тексту фактические сведения относительно основных персонажей Достоевского: возраст, профессиональные занятия, семейные обстоятельства, психологические и физиологические особенности. Прописывает, в каких отношениях состоят между собой персонажи. Порядок глав обусловлен в основном хронологией произведений Достоевского (от “Бедных людей” — до “Братьев Карамазовых”), однако здесь есть и исключения. И дает свой анализ героям Достоевского, тем самым далеко выходя за рамки того, что обычно понимают под “словарем персонажей”. В послесловии японский исследователь обозначает задачи, которые он ставил перед собой, подводит некоторые итоги своей работы. “С помощью анализа персонажей я попытался проникнуть во внутренний мир Достоевского, понять, как Достоевский видел человека. …Давая свои интерпретации тем или иным героям, мне хотелось дать представление о творчестве Достоевского как в его целостности, так и в его вариативности. Касаясь каждого “дерева”, я исследовал “почву” каждого из них. Мне хотелось уяснить, как и какой “лес” эти деревья образуют. …Какими же предстанут жизненные проблемы писателя, иначе говоря — “человек по-Достоевскому” если мы посмотрим на его творчество в целом. …Человек — существо чувствительное и тонкое, он испытывает несчастья и страдания. Жить — дело неспокойное и невеселое, в нем всегда есть место для беспричинной враждебности и злобы. Избавление от печалей и чувства одиночества, восстановление гармонии с миром, переход к радости, то есть преображение того, что называл Достоевский “мертвой жизнью”, к “жизни живой”, составляет центральную проблематику писателя. …Человек испытывает постоянное чувство беспокойства и страха, он раздражителен и недобр — и он же мечтает избавиться от этого. Вот это и есть основные темы Достоевского. …Литература Достоевского — это не то, что называют “воспитательной” литературой. Это литература, которая самым непосредственным образом связана с существованием каждого отдельного человека, имеющая в основе своей повсеместную конкретику человеческого бытия — беспокойство и страдание. В этом и состоит “современность” Достоевского. …Проблема страдания и умиротворения — центральная для всего творчества Достоевского. В начальный период она принимала, коротко говоря, форму психологического одиночества, временами реализуемую в лирических откровениях. Иными словами, эта проблема рассматривается как внутренняя проблема индивида. …В средний и поздний период эта проблема приобретает многомерность, обусловленную как опытом ссылки, так и другим разнообразным жизненным опытом писателя. Во второй половине XIX века Россия столкнулась со множеством новых проблем. …личный опыт Достоевского налагался на эти проблемы, что придавало его письму глубину и размах. Герои позднего периода несут на себе груз всех этих проблем. Поэтому им и посвящено больше половины этой книги”. В конце книги помещены “Хронология жизни Ф. М. Достоевского”; указатель имен и произведений; библиография работ Накамура Кэнноскэ.
Николай Стариков. Хаос и революции — оружие доллара. СПб.: Питер, 2011. — 336 с.: ил.
Даже далекий от политики человек понимает, что в мире происходит что-то неладное. Ну, хотя бы потому, что постсоветские “здравницы” Средиземноморья стали просто опасны: войны, революции, беспорядки. “Революционная волна” и хаос грозят поглотить целые континенты. А тут еще курсы валют колеблются, кризисы сотрясают экономику. Из хаотичной мозаики новостей цельная картина не складывается, вопросы остаются. Например, кому и зачем понадобилось “революции” в Алжире, Тунисе, Египте, Ливии? В странах, лояльных Западу, а порой и просто с проамериканскими режимами? Кто кого убивает в Сирии? И почему так неуловимы сомалийские пираты? В принципе те, кто хорошо учился в советской школе, прочно усвоили: за экономическими кризисами всегда следуют войны. Первая мировая, Вторая… Книга Н. Старикова хороша тем, что выявляет невидимые нити, связывающие в единое целое, казалось бы, разрозненные звенья международной политики. Казалось бы, какое отношение имеют межнациональные столкновения в далеком киргизском Оше к газовому скандалу в Белоруссии? Оказывается, имеют: газовый скандал не более чем спектакль, в очередной раз разыгранный по просьбе Кремля Лукашенко, вернейшим другом России и патриотом Единой страны. Россия всегда начинает “ссориться” с Лукашенко, когда нужно устоять под давлением США и мирового закулисья. В мире вообще нет ничего случайного, а есть сигналы, которые дают друг другу страны. Политика — это знаки, иногда таким знаком является убийство, иногда слова, а иногда — террористические акты: подрыв “Невского экспресса”, взрыв на станции метро “Лубянка”, в Домодедове. Автор обозначает ряд сигналов, поданных российской власти за последние годы, а также — кем и почему они были поданы, как российская власть держит удар, как отвечает на него, где упреждает, а где терпит поражение. Но интерпретации отдельных эпизодов не вносили бы ясность в хаотичную картину современного мира, если бы автор, устанавливая связи между событиями, не обрисовал бы четко сегодняшнюю геополитическую ситуацию, которая строится на взаимодействии и столкновениях интересов четырех мировых центров силы: англосаксонский мир (США и Великобритания), Европа, Китай, Россия. Свои цели и интересы у каждого. Первая и Вторая мировые войны сделали доллар мировой валютой, и для удержания сегодняшнего статус-кво нужна новая война. Попытки США развязать войну для придания устойчивости своей финансовой системе — стравить между собой Южную и Северную Корею, Индию и Пакистан, Иран и Израиль — потерпели поражение: дураков нет, никто не хочет ради спасения доллара начинать новую мировую войну. Когда война не получается, дестабилизировать мировую экономику следует другим путем — путем хаоса и революций. Взорвать страны, перекроить границы, привести к власти экстремистов и фанатиков, которые под лозунгами освобождения и справедливости втянут свои народы в войну ради чужих интересов. Местом приложения действий англосаксов становятся населенные мусульманами страны арабского мира. Есть и такой расчет: поток беженцев, помноженный на массу эмигрантов-мусульман, уже обосновавшихся в Европе, вынудит европейцев забыть о самостоятельной политике, и на фоне дестабилизации единственным твердым активом останется зеленый американский доллар; пострадают и экономические интересы Китая, активно укрепляющегося в Африке, под вопросом окажутся экономические интересы России. А Россия сегодня, в результате “реформ” 90-х годов — на геополитическом поле объективно самый слабый из игроков. Но у нее есть и свои преимущества, и даже золотые акции, в том числе та, что никакая из противоборствующих сторон не может добиться своих целей без помощи России, Но преимущества не вечны. Как противоядие от возможного хаоса в России (а его автор видит в попытках развязать в нашей стране межнациональную рознь, в целенаправленных убийствах правозащитников, в провоцировании мусульман, в формировании ненависти населения страны к ее руководству, — смотрите, кому выгодно), Н. Стариков предлагает заглянуть в нашу историю. Проводит параллели с днем сегодняшним и февралем 1917 года, с днем сегодняшним и событиями 90-х века ХХ. И даже дальше: предательство русской элиты — убийство Павла I — ввергло Россию в почти пятнадцать лет беспрерывной войны с Наполеоном. И предостерегает элиту нынешнюю, больше интересующуюся маркой швейцарских часов на руке собеседника, чем историей своей страны: не будет суверенной России — и все сегодняшние олигархи станут не более чем удобрением для чужой финансовой системы. Возвращение “Русского медведя” в большую экономику и политику не всем по нраву, и в будущем миропорядке ей отводится роль страны с нерентабельным населением. Только суверенная Россия способна отстаивать интересы своих граждан. Всех — и миллионера, и простого гражданина. В “текущем моменте” книга разобраться помогает. И внушает оптимизм, хотя бы потому, что автор приводит немало примеров, как умело идет сегодня российский корабль между Сциллой и Харибдой международной политики. И предупреждает: осторожнее, “Викиликс”, информационный удар будет нанесен по руководству нашей страны накануне выборов, подготовка осуществлена.
Андрей Россомахин, Денис Хрусталёв. Вызов императора Павла, или Первый миф XIX столетия. Науч. ред. Б. А. Кац. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2011. — 266 с., ил.
Вплоть до ХХ века официальной причиной смерти Павла считался апоплексиче-
ский удар. До конца XIX века невозможны были не только публикации на тему заговора, даже сами материалы уничтожались. Вместе с цареубийством табу было наложено и на эту историю — историю с вызовом на поединок, который русский император в канун нового, XIX века бросил всем монархам Европы. “Император России, видя, что державы Европы не могут прийти к согласию, и желая прекратить войну, которая бушует уже 11 лет, намеревается предложить место, куда пригласить всех других властителей, чтобы сразиться с ними на турнире, имея при себе в качестве оруженосцев и герольдов самых просвещенных министров и самых искусных государей”. Упоминания об этой истории изымались из мемуаров, из российских библиотек либо исчезали подшивки иностранных газет, либо из газет вырезались крамольные страницы, ибо именно в иностранной прессе развернулась шумиха по поводу скандального вызова. Этот уникальный сюжет двести с лишним лет оставался в истории нелепым анекдотом и еще не разу не становился предметом детального изучения, хотя развивался он буквально на открытой сцене публичных изданий. Так был ли Павел безумцем? В этой книге впервые так полно, так детально рассматривается беспрецедентный демарш русского императора, впервые прослеживается вызванный этим демаршем резонанс в английской прессе, впервые собраны и воспроизведены английские антипавловские сатирические гравюры, дан подробный комментарий. В результате то, что воспринималось современниками и потомками как признак сума-
сшествия, неожиданно предстает как тонкая игра “русского Гамлета”, игра, оборвавшаяся в ходе дворцового переворота. Надо отдать должное авторам, разбираясь в многослойном и многостороннем розыгрыше, затеянном Павлом I, они сумели превратить научное исследование в увлекательное, почти беллетристическое повествование с элементами хорошего детектива. В этом повествовании много составляющих. Например, международный фон, на котором раскручивалось действо: распад антинаполеоновской коалиции, сближение Павла с Наполеоном, новый континентальный альянс, Северная морская лига, куда, помимо России, вошли Швеция, Дания, Пруссия, блокирование английской торговли на севере Европы. Британский кабинет в бешенстве. Яблоко раздора для России и Англии — Мальта. Англия, отбив у Наполеона остров, отказалась возвращать его России, то есть Павлу, принявшему двумя годами ранее регалии Великого магистра. Есть и другая составляющая — литературная: образ русского Гамлета, активно навязываемый Павлу во время его за-
граничного турне в 1781–1782 годах, вновь стал актуальным, да и он сам разыгрывал шекспировский сюжет в жизни. “Некоторые думают, что Павел только притворяется безумным, как Гамлет…” — британская пресса изначально отмечала гамлетовские аллюзии в истории с вызовом. Гамлетовскую тему усиливало и то, что в этой мис-тификации со многими действующими лицами незавидной оказалась и роль дат-
ского посланника Розенкранца, высланного Павлом из России. Литературный контекст присутствует и в том, как, когда, при каких условиях идея о рыцарском поединке возникла у Павла. В водовороте странных событий оказался и один из самых востребованных авторов того времени, обладавший всеевропейской известностью, Август Коцебу, — это впоследствии историки будут пренебрежительно отзываться о его сочинениях, придумав производное от его имени для низкопробной драматургии — “коцебятина”. Реконструируя события прошлого, авторы обнаружили и особые шифры и коды, которыми пользовался Павел I, в неожиданном свете представший на страницах этой книги. В информационной войне, развернувшейся между Англией и Россией на рубеже XVIII и XIX столетий, как и положено во всякой войне, у каждой из сторон были промежуточные победы и поражения. Предполагаемое безумие Павла сулило англичанам многое, и в первую очередь смену власти в России, другого самодержца, а с тем — и новый вектор российской политики. Эту карту следовало разыгрывать, что в Англии охотно и делали, невзирая на то, что собственный монарх Георг III уже долгое время был умственно недееспособен. (Этой картой воспользовались в свое время и российские заговорщики во главе с графом Паленом — международное общественное мнение было подготовлено к перевороту в России.) А английские карикатуристы активно разрабатывали сюжет дуэли с диким Северным Медведем, в образе медведя изображалась и Россия, в образе медведя представал и сам Павел. С конца XVIII века, констатируют авторы, и на протяжении уже двух с лишним столетий “медвежья” метафора транслируется Западом на всех без исключения российских правителей: императоров, генсеков, президентов; главным идеологическим “зарядом” этой метафоры по сей день являются дикость, некультурность, коварство, неадекватность, агрессивность и милитаризм как России, так и персонифицирующего ее лидера. Помимо захватывающего, временами драматического, временами комического повествования об одном из этапов многовековой международной информационной войны (часть 1 —“Русский Гамлет”), в этой книге есть и сугубо научные, сугубо искусствоведческие разработки (часть 2 — “Русский медведь”). В приложениях представлен анализ десяти вариантов публиковавшегося в европейской прессе “дуэльного вызова” императора Павла, дан хронологический указатель антипавловских карикатур, изображающих павловскую Россию в образе Русского Медведя. В книге впервые предложена сводка всех выявленных карикатур на Павла I, даны их репродукции, а английские офорты с “Русским Медведем” подробно аннотированы. Книга содержит 80 иллюстраций, часть из которых публикуется впервые.
Вильям Урбан. Тевтонский орден. Пер с англ. П. Румянцева. М.: АСТ: Астрель, 2011. — 413 с. — (Коллекция исторических романов)
В России Тевтонский орден, орден немцев, представлявший немецкую нацию Священной Римской империи, прежде всего ассоциируется с немецкими псами-рыцарями, германской экспансией на восток, Ледовым побоищем и нацистами, провозгласившими себя наследниками ордена. Негативные ассоциации у нас в значительной степени связаны с фильмом Сергея Эйзенштейна, пропагандистским по своей сути — 1938 год. Крестовые походы в Прибалтике — тема малоизученная, хотя, утверждает автор уникального исследования, почти сорок лет посвятивший изучению крестовых походов, именно в Пруссии и Литве происходили события, определившие на века судьбы стран и народов. Это первое изыскание по военной истории Тевтонского ордена и первый объемный труд созданный за последнее столетие во всем мире по этой теме. Автор устраняет фактические ошибки и неточности, накопленные за века, разрушает устойчивые стереотипы, что существуют и в научном мире, и среди далеких от науки обывателей, дает новые истолкования событий крестовых походов в Пруссии и Ливонии. На фоне истории континента представлена трехсотлетняя история ордена: от его основания до упадка. Война в Святой земле — и Трансильванский эксперимент (защита Венгрии от язычников), крестовые походы в Ливонии — и захват Пруссии, территориальные столкновения с Польшей — и крещение Литвы, битва при Танненберге (более известная у нас как битва при Грюнвальде) — и конец ордена в Прибалтике. Таковы вехи истории ордена, летопись его побед и поражений. Книга изобилует деталями, подробностями. Тщательно проанализированы все военные операции ордена, все политические, дипломатические хитросплетения той сложной эпохи, в которых принимал участие и орден, религиозные противостояния и этнические взаимоотношения. Автор проливает свет на длинные и запутанные истории, в которых современники разбирались еще с большим трудом, чем нынешние ученые историки. Бесконечные битвы, интриги, союзы и измены, в которых было замешано большое количество участников. В текст помещены географические карты, где обозначены земли, населенные в XII–XVI веках ныне позабытыми племенами: Самландия, Погезания, Судавия, Помереллия, Самогития. Автор красочно живописует обычаи и нравы канувших в лету языческих народов. Пруссы, ливы, летты, эсты… И обозначает, какие военные, экономические, стратегические интересы были у каждой из противоборствующих сторон. Территориальные претензии к ордену существовали у Польши. Интриговали литовские великие князья, никак не желающие креститься. В рамках крестовых походов проходили столкновения не только с язычниками, но и с православными русскими князьями, и с татарами-мусульманами. Автор дает яркие портреты тех, кто делал историю: короли, государи, князья — польские, чешские, богемские, литовские. И в одном ряду с ними великие магистры ордена. Наглядно показана роль личности в истории, способность одного человека изменить ход событий. В орден шли искатели земель и славы. Рыцари и их собратья не были святыми, но никто из них не был и воплощением дьявола. В них отражались все качества благородного сословия той эпохи. Люди, принимавшие крест, имели на то самые различные причины, и чаще всего мирские мотивы были смешаны с идеализмом и религиозным энтузиазмом. Они искренне верили, что защищают христианство, что их святая цель — покончить с набегами на христианские земли язычников, продававших пленников в рабство или приносивших их в жертву своим богам, и уничтожить язычество. Крестоносцы были жестоки, но не более чем их противники: в этих войнах никто не просил пощады, и никто ее не давал. Современному человеку трудно понять многое в Средневековье, считает автор. “Самое важное, пожалуй, что нужно понять прежде всего: далеко не всегда можно найти аналог современным этическим понятиям во внутреннем, духовном мире средневекового крестоносца. То есть, конечно, до известных пределов можно, но только учитывая контекст его существования”. Воссоздавая контекст, в котором существовали и действовали крестоносцы, автор постоянно заглядывает за узкие пределы Прибалтики и рассматривает глобальные события, которые в то время потрясали Европу. “В первую очередь стоит позаботиться о том, чтобы историки описывали крестовые походы не как проявление лишь эгоистического желания захватить земли невинных людей, но как выражение множества локальных и глобальных событий. Не следует упускать из виду взаимодействие различных религий, экспансию народов, династий и торговли, великих личностей, а также географию, прошлые отношения и взаимодействие народов, их желание славы, мести и добычи, случайности жизни и смерти для главных и кажущихся менее значимыми политических фигур”. Тевтонский орден начинался как госпитальный в 1190 году в Святой земле. Тевтонские рыцари, обосновавшиеся с начала XIII века в отвоеванной ими Пруссии, в Центральной Европе были сильны и уважаемы. Но в XVI веке история поставила новые условия, и орден не смог адекватно ответить на них, в 1525 году он распался на три части. Две из них — в Пруссии и в Литве — исчезли в XVI веке. Третья выжила, в итоге найдя свою маленькую, но полезную нишу в обширном строении современной католической церкви. Что осталось от орденского наследия? Свидетельства их былой мощи — внушительные замки и крепости — в значительной мере превратились в руины. Восстановленные, они становятся притягательными туристическими объектами. А от орденского политического наследия остались яркие исторические символы. Литовцы и поляки помнят злодеяния, приписываемые крестоносцам, а немцы — свои славные победы. А что Россия? Ледовое побоище — лишь один из эпизодов долговременного конфликта Новгорода с западными соседями, и в битве сошлись православное войско и католическая армия, которую представляли отнюдь не только тевтонцы. “Момент опасный, но трудно представить себе крестоносцев, навсегда поработивших русскую культуру, православную церковь и русскую знать. Если это не оказалось не под силу Золотой Орде, способен ли был на это Запад?” Восстанавливая репутацию ордена, изрядно пострадавшую как в Средние века, так и в Новое время, автор предлагает более беспристрастно изучать историю — это освобождает от призраков национализма и измышлений политики.
Михаил Васильевич Ломоносов. Переписка. 1737–1745. Составление, подготовка текста и примечания Г. Г. Мартынова; под ред. Б. А. Градовой. М.: Ломоносовъ, 2010. — 512 с., ил.
Полный свод переписки Михаила Васильевича Ломоносова (1711–1765) — первого русского ученого-естествоиспытателя мирового значения, поэта, заложившего основы современного русского литературного языка, филолога, историка и просветителя. Официальные, деловые и частные письма и записки Ломоносова и к Ломоносову собраны здесь с исключительно возможной на сегодняшний день полнотой. “Совсем не просто составить книгу, посвященную очень далекому от нас сейчас XVIII веку, причем сделать это так, чтобы она в равной степени была интересна и специалистам, и широкому кругу читателей”, — признается в предисловии к книге ее составитель. Непросто потому, что архив Ломоносова дошел до нас с большими лакунами, особенно в части переписки. Непросто потому, что в случае Ломоносова было сложно отделить письма частного характера от того, что обычно принято называть служебными бумагами. И все-таки составитель выражает надежду, что при подготовке к печати собрания ученой корреспонденции Михаила Васильевича Ломоносова удалось соблюсти баланс частного и общезначимого. В книгу вошел 161 документ 1737–1765 годов на русском, латинском, немецком и французском языках. Они разделены на 4 отдела, согласно основным периодам биографии Ломоносова, и даются на языке оригинала в сопровождении заново отредактированных или вновь сделанных переводов. Ряд писем публикуется впервые, — новых собраний переписки Ломоносова не появлялось более 50 лет, в течение которых случались, разумеется, и новые находки. В конце каждого письма — необходимые комментарии, в которых подробно раскрыты обстоятельства появления писем, сообщается, о ком и о чем идет речь, даны сведения, необходимые для реального и историко-культурного понимания текста. Объяснены события истории, термины и понятия, редкие и устаревшие слова… В приложении среди прочих справочных материалов, помещен и краткий биографический словарь корреспондентов Ломоносова. А среди корреспондентов были и крупнейший математик XVIII века Леонард Эйлер, и государственный канцлер Михаил Воронцов, и всемогущий фаворит императрицы Елизаветы Петровны Иван Шувалов, на протяжении долгих лет покровительствующий Ломоносову, и историк Василий Татищев и многие другие. Корреспонденция первого русского ученого мирового значения представляет огромную научную, историческую и общекультурную ценность. Впервые часть переписки Ломоносова была опубликована в 1784 году. Серьезные попытки собрать корреспонденцию Ломоносова предпринимались с 1865 года. Однако к настоящему времени имеются всего два давних издания на эту тему — 1948 и 1957 годов, давно ставшие библиографической редкостью. Настоящее издание незаменимо для изучения истории науки и жизни русского и европейского общества XVIII века, оно позволяет и всесторонне осветить жизненный и творческий путь Ломоносова, воссоздать впечатляющую картину его масштабной деятельности. Книга, посвященная очень далекому от нас сейчас XVIII веку, в равной степени интересна и специалистам, и широкому кругу читателей, перед которыми предстают эпоха со всеми ее противоречиями и яркая личность, этой эпохой порожденная: идеи и деяния, искания и свершения, препятствия и преодоления.
Быт пушкинского Петербурга: опыт энциклопедического словаря. В 2-х т. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2011. Т. 1 — 304 с., ил.
Т. 2. — 416 с., ил.
Замысел этой книги родился в ходе работы над “Пушкинской энциклопедией”, которая с 2009 года ведется в Институте русской литературы РАН (Пушкинский Дом). При подготовке полного свода сведений о жизни Пушкина, обо всех без исключения его произведениях, о бытовом и литературном окружении поэта, о его предшественниках и современниках, обо всем, что так или иначе связано с поэтом, естественно, накапливался материал. В том числе об особенностях жизненного уклада людей пушкинского круга, о занятиях и увлечениях петербуржцев, моде, винах, карточных играх, почте, средствах передвижения, гостиницах и ресторанах. И постепенно вырисовывалась конфигурация книги, в которой был бы представлен быт Петербурга пушкинской эпохи — как фон, как контекст биографии поэта. Своего рода путеводитель по столице пушкинской поры. Помещенные в двухтомник статьи и заметки разнообразны по объему и по характеру: краткие справки и лаконичные обозрения, приближающиеся порой к статистическим таблицам, культурологиче-
ские очерки, историко-литературные этюды, написанные в достаточно свободной манере. В конечном итоге жанр и стиль словарных статей диктовала сама тема. Одно дело — писать о чиновничьей иерархии, придворной администрации, другое — о литературных обществах и о великосветских салонах. Воссоздавая образ жизни петербуржцев (чиновников, военных, литераторов, врачей, светских дам), передавая атмосферу официальных торжеств и домашних праздников, великосвет-
ских балов и народных гуляний, авторы статей порой прибегают к чисто литературным приемам изложения. Широко используются мемуары, путевые записки, письма, дневники, часто привлекаются художественные произведения Пушкина и его современников, как знаменитых, так и полузабытых авторов. Редколлегия и не стремилась строго упорядочить материал — в данном случае она сочла более важным сохранить многоголосье прошлой жизни, представить читателям живые свидетельства далекой, но столь притягательной для нас эпохи. Книга не охватывает, разумеется, все сферы жизни Петербурга и его обитателей. Редколлегия объясняет это тем, что многие явления, интересующие нас сегодня, крайне трудно восстановить по имеющимся историческим и мемуарным сведениям. Не всегда удается правильно оценить и реальное значение тех или иных бытовых реалий в жизни поэта и его современников. Отбор диктовался как наличием реального исторического материала, так и репрезентативностью описываемых явлений, их местом в общей картине культурно-бытовой жизни столицы. Безусловное предпочтение отдавалось тем фактам, событиям и явлениям, которые так или иначе связаны с Пушкиным (Пушкина много не бывает) и его окружением. Соответственно, акцент делается на дворянском быте — быте той социальной среды, к которой принадлежал Пушкин. Статьи расположены в алфавитном порядке, и даже из перечисления расположенных рядом статей понятно, какой разнообразный, разновеликий материал собран в этой книге: “Бал — Балет — Бани — Банки”; “Кладбища” и “Клубы”; “Иезуиты” и “Извозчики”; “Маскарад” и “Масоны”. И если “Долги и кредит” — явления, хорошо понятные нашему современнику, то такие реалии прошлого, как врачебная управа, воспитательный дом, будочник, квартальный надзиратель, уже принадлежат истории. Предварительные тиражи этого энциклопедического словаря уже появлялись в 2003 и 2005 годах. И оказались востребованными. Все статьи в словаре именные. В конце каждой статьи — библиография. В редакционную коллегию вошли А. А. Конечный,
Е. О. Ларионова, О. С. Муравьева, Д. И. Раскин, И. С. Чистова. Редактор О. Э. Карпеева.
Публикация подготовлена
Еленой ЗИНОВЬЕВОЙ
Редакция благодарит за предоставленные книги
Санкт-Петербургский Дом книги (Дом Зингера)
(Санкт-Петербург, Невский пр., 28,
(т. 448-23-55, www.spbdk.ru)