Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2011
ПОШЛА ПИСАТЬ ГУБЕРНИЯ
В. Чайковская. Тышлер: непослушный возраст. М.: Молодая гвардия, 2010. – 330 с.
Книга вышла под эгидой малой серии ЖЗЛ, что — само по себе — рекомендация качества, существенно облегчающая задачу представления “Тышлера”: можно обойтись без рукоплесканий. Книга, как следует из заглавия, посвящена художнику “удивительного таланта, до сих пор не занявшего подобающего места в отечественной и мировой культуре”. А “подобающее место” художника Александра Тышлера, которого всю жизнь все звали просто Саша, по внятно аргументированному многими примерами мнению автора, — рядом с Марком Шагалом. В. Чайковская заканчивает книгу картиной виртуальной встречи двух российских художников-евреев словами, не лишенными гулкой патетики: “Тропинка вьется по тенистому саду, а они оживленно беседуют. О чем? О России, неприветливой и притягательной России, о живописи, о евреях, о революции, о Рембрандте и, конечно, о женщинах, о женщинах…” И тут надо сказать, что любовные истории Тышлера, поведанные автором книги с архаичным, почти диковинным для наших дней и потому весьма похвальным тактом, оставляют читателю богатое поле для выводов и мнений. И стало быть, мы можем выразить бесспорное суждение: хорошо написанная книга автора из далекой Москвы (глядя с берегов Мойки) не только интересна, ибо открывает почти забытое, а большинству наших сограждан и вовсе не известное имя, но и более чем не бесполезна.
Д. Глазов. Медовый спас: стихи безумия страстей и
жертвенной любви поэмы. Кипр; М.; Кемерово: Примула, 2011. — 654 с.
Эта книга из тех, что заявляют о своей состоятельности не внутренним содержанием, но — сногсшибательным антуражем. Ах, как зримо, круто и зело сильна она своим окружением — представлением, оформлением, но прежде всего — биографией автора! “С 1972 года стихи и прозу писал в стол ‹…›. После перестройки — президент и ген. директор горномашиностроительных и углеэкспортных компаний, в том числе с 1992 года за рубежом, где выполнял и др. работы”. Очень милы эти “др. работы”, да? Впрочем… Как ни впечатляют штрихи биографии, все ж таки не идут они ни в какое сравнение с обложкой, все четыре цветные страницы которой украшены совершенно замечательными, сочными, спелыми, чистыми-чистыми обнаженными женскими телами, позаимствованными для вящей наглядности “безумия страстей и жертвенной любви” из “Бани” известной художницы З. Серебряковой, в девичестве Лансере. Ну и, наконец, чтобы представление о книге обрело необратимый характер, посмотрите на число страниц. Впечатляет? Но и это — не все! В конце кни-
ги — жизнь автора в натуре: от пятиклассника Димы до пенсионера Дмитрия Глазова в дверном окне иномарки. Посмотришь этот фотоальбом и вкупе со всем вышесказанным таким добрым чувством проникнешься и к автору, и к его манускрипту, что почтительно положишь том туда, где взял его в руки, и станешь любоваться им на расстоянии, вспоминая есенинское: “большое…”. И все.
В. Фролов. Предательство. Любовь. Разведка. — М.: Спутник, 2011. — 126 с.
“Вы будете заливисто смеяться над историей нашего разведчика”, — обещает автор. Тем самым он сразу дает понять читателю: я — смехач, книга моя — шутейная, и все, что в ней написано, — пародия, каприз ума и прихоть души. Далее перед нами предстает жизнь и судьба Патрика Донована — полковника российской разведки Евгения Патрикеева, творящего сногсшибательные чудеса. Вот пример: “На шее Патрика мегатонным грузом повисла задача узнать о новой секретной разработке американских военных: истребителе Х–21”. Потерпев при решении этой задачи серию неудач, зайдя однажды в “Бейби тойз”, чтобы купить подарок сыну, “Патрик заинтересовался игрушками, посмотрел инструкции, уточнил пару моментов у продавца и… ‹…› На следующий день ‹…› доложил в центр о вооружении, оснащении и иных тактико-технических особенностях истребителя (ВВС) США Х–21”. Очень смешно. Но куда веселее, что автор — профессор кафедры истории государства и права Санкт-Петербургского университета МВД России. Это воистину замечательно! Ведь если есть у нас такие профессора-пародисты, да еще в милицейских, пардон, полицейских вузах, можно жить спокойно — мир, порядок и, что всего дороже, благорасположение полиции нам обеспечены. Правда, есть некоторое беспокойство: если и Патрик, и все его геройства, любови и стихи (стихов у Патрикеева много, только лучше бы было без них) — плод живейшей фантазии В. В. Фролова, может, и профессорство — чистой воды мистификация. Чем черт не шутит?..
О. Гришина. Пепельная среда. — СПб.: Любавич, 2010. — 52 с.
Как много можно узнать о человеке, прочитав всего несколько слов: “Ольга Гришина — поэт и переводчик. Родилась под (здесь и далее курсив мой. — Б. Д.) Москвой, работала под Петербургом, живет под Брюсселем (Лёвен)”. Есть что-то веское и емкое в словах “поэт и переводчик” и что-то глубоко провинциальное в трижды произнесенном “под”. Как бы — столицы столицами, а я — сама по себе. Вот и сти-
хи — о том же: “В полушалке лиловом качается ночь над Невой. / Только разве уснешь, если горечь томится на нёбе, / А за крашеной дверью скребет и свистит половой, / Вожделеющий к телу, горящему в синем ознобе”. Как густо! Как цветасто! И страстно-то как! А эпиграф к стиху, из которого взята цитата! — “Бедная Александрина…”, Булат Окуджава, “Путешествие дилетантов”. Хорошо, что не бедный Йорик: бедная Александрина — это сущая находка. И таких лапидарных, якобы без претензий эпиграфов в книге несколько, и по-русски, и — не, и цитировать их одно удовольствие: “Come away, Melinda”, “Пернатым легче…”, “…тень моего Сильвестра…” — два-три слова, а сколько смысла! И стихи, хоть и длиннее эпиграфов (иначе — что за стихи!?), а тоже — и кратки, и афористичны: “Уходя — уходи: золотые слова — / Так, не страсти — страстишки. / На дороге — луна, на пороге — сова / Да сосновые шишки”. Стихотворение, из которого взята цитата, называется “OTTIGNIES”, и читателю для полного проникновение в суть остается лишь узнать, как это по-русски. Я не скажу.
К. Раутиан. Как образовывался русский характер
и как он повлиял на историю России. — СПб.:
Нестор-История, 2011. — 52 с.
Прочитав брошюру (а иначе — как втиснуть в 50 страниц такое громкое название), подумал: “Конец истории” Ф. Фукуямы (я имею в виду не содержание, а заглавие его книги) — совсем не про нас, живущих сегодня в России. Для нас, сегодняшних, она, российская История, вернее, Историография, только-только раскрывается. На ее российских историографических “долинах и взгорьях” лбы сшибаются, копья ломаются, снаряды рвутся, пулеметы трещат. Потому что в ней, нашей Истории, все мы зело сведущи, все до единого правы, трактуя ее. Равно как и неправы все до одного. И потому — что ценно! — История наша такая ярая и ядреная, что любого мертвеца мигом поставит на ноги, ибо не терпит она мирной, пространной о себе письменной или устной беседы, даже споры научные ей не к лицу — только бой, когда речь заходит о ней, нашей великой, только вечный бой и никакого покоя. Вот и брошюра К. Раутиан: “Настоящая работа написана не историком, но достаточно образованным человеком для таких же, как и он, любознательных лиц”. “Неисторик” пишет: “Какими же главными поразительно прекрасными свойствами обладает русский человек? Свободолюбие, доброта и отзывчивость к любому человеку и народу, заботливость и терпение, патриотизм и душевность, смелость и мужество в борьбе за свободу, благородство, самоотверженность”. Как здорово! Что ни слово — на стены кремлевские! Тут, и верно, ни убавить, ни прибавить!.. Почему же тогда, скажите на милость, мутнеет разум мой от этих лучезарных слов? И почему их “Святая Правда” так баламутит его, что ему даже ответ искать не хочется?.. Ох уж эта история государства Российского, отданная на откуп разномастным политологам- и публицистам-неисторикам.
А. Рыжиков. Впереди — прошлое. — СПб.: Фонд русской поэзии; Реноме, 2011. — 280 с.
“Впереди — прошлое” открывается шутливо-альбомным стишком широко известного ленинградско-московского барда А. Городницкого, школьного друга автора книги. Стишок написан в феврале 2009 года — к 75-летию А. Рыжикова. В нем, среди прочего, есть такой как бы толерантный совет: “Если годы позади, / И болезни мучат, / Ты в писатели пойди, — / Пусть тебя научат”. Возможно, не будь столь мудрой директивы, не было бы и никакого “Впереди — прошлого”, хотя, скорее всего, книга писалась задолго до юбилейного года и вовсе не по указке знаменитости. Свидетельством тому масса деталей “детства, отрочества и юности” мемуариста, которые не вспомнишь по принуждению, деталей, не оставляющих сомнения в их достоверности. Есть в этой книге одна диковинка: в отличие от сонма (за редчайшим исключением) мемуаров, издаваемых нынче, она отнюдь не памятник ее создателю; вовсе не автор — главный ее герой, но — люди и город, определившие его жизнь и судьбу. Есть в этой книге и потаенная печаль, которой проникнется каждый, умеющий чувствовать слово, — печаль разлуки: в 1994 году Анатолий Рыжиков покинул наш город, и еще одним живым Человеком в Ленинграде–Петербурге стало меньше.
В. Гандельсман. Ладейный эндшпиль. Книга новых стихотворений. — СПб.: Пушкинский фонд, 2010. — 64 с.
Писать о Владимире Гандельсмане легко и просто, потому что: во-первых, печатается много, и, стало быть, как поэт, достаточно известен; во-вторых, поэзия его, можно сказать, нетривиальна, о чем ниже; в-третьих, биография его под стать поэзии его, о чем — сейчас. Как поведал “Яндекс”, поэт “работал инженером, сторожем, кочегаром, гидом, грузчиком в салоне красоты на Невском проспекте”. Право, зеркало эпохи! Сугубо: “грузчиком в салоне красоты…”. Еще штрих: “С 1989 года — в США. Преподавал в колледже, работал сторожем (опять!)”. И еще черточка: “Печатается как поэт с 1991года”. Верно, надо было покинуть Ленинград, чтоб потом стать
завсегдатаем московских журналов (“Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь”) и петербургской “Звезды”, покинуть его, чтобы в 1994 году во всеуслышание сказать о родном городе: “Этот город теней / во дворах нездоровых, / этот город готовых / к вымиранью людей”. И ведь правду сказал; так оно тогда и было. Прочитав эти строки, мне вспомнилась А. А. Ахматова, написавшая в 1920-м: “В кругу кровавом день и
ночь / Долит жестокая истома. / Никто нам не хотел помочь / За то, что мы остались дома…” А в “Ладейном эндшпиле” — внятная перекличка с А. С. Пушкиным. В. Гандельсман: “Выйдешь к реке — небосвод воспален / где-то над Биржей, где длится ладейный / эндшпиль ростральных колонн. // Можно сказать, что на стогнах / тишь и чернехонько в окнах”. А. С. Пушкин, “Воспоминание”: “Когда для смертного умолкнет шумный день / И на немые стогны града / Полупрозрачная наляжет ночи тень…” Благодаря таким ассоциациям писать о Гандельсмане действительно и просто, и легко.
Е. Стеценко. Просчет барона Геккерна. — Краснодар: Советская Кубань, 2011. — 480 с.; Пушкинские красавицы. — Краснодар: Советская Кубань, 2011. — 400 с.
Две вышеназванные книги пришли в “Неву” в одном конверте. Каждая — с одним и тем же автографом: “Редакции журнала “Нева” от автора. Е. Стеценко. 12. 07. 2011”. Обе книги, как видно из заглавий, — достойная всяческого почтения попытка внести свою лепту в отечественную пушкиниану. К тому: подзаголовок первой книги — “Анализ известных фактов, связанных с гибелью А. С. Пушкина”; второй — “Современная авторская версия расшифровки донжуанского списка Пушкина”. Не откликнуться на такой подарок было бы, честно говоря, не по-петербургски, а не объединить отклик в одной рецензии — неплодотворно и как-то неоперативно. Чтобы не утруждать читателя пересказом этих объемных трудов — без малого 900 страниц вкупе! — приведу цитату, завершающую первую книгу, “Просчет…”, цитату, которая, будь она “Советской Кубанью” чуть-чуть отредактированной, вполне сгодилась бы и для второй. Шикарная цитата! Истинно — перл! Вот она: “И в итоге: если поднять для экспертного анализа все творчество традиционных пушкинистов, изданное десятилетиями для массового читателя, в сравнении получится: Дантес такой благородный, сенатор, преуспевающий дипломат, а Пушкин… Алчный, искушенный развратник, словом, мстительный негодяй, посмевший вызвать на дуэль любимца всего Петербурга…” Когда-то М. В. Ломоносов сказал провидчески, на века, хрестоматийную фразу: “Могущество России будет прирастать Сибирью”. Действительно, где бы мы были сегодня без тамошних нефти и газа? Да и были бы где-нибудь вообще?.. Почитав Стеценко, подумал: неужели российская культура будет прирастать творцами и экспертами, подобными автору “Советской Кубани”? Упаси нас бог от таких, как он, нетрадиционных пушкинистов, ибо, если они возобладают над традиционными, никакая Сибирь Россию уже не спасет.
В. И. Гусев, Ж. А. Голенко. Проблемы стиля современной русской литературы. Монография. — Издательство Литературного института им. А. М. Горького, 2011. — 230 с.
Чтобы понять, сколь значительна, глубока и серьезна эта монография, следует во весь рост представить ее авторов. В. И. Гусев (из Интернета): “Председатель Правления Московской (ныне городской) организации Союза писателей России (с 1990 г. по настоящее время), главный редактор журнала “Московский вестник” (с 1990 г.). Академик академий качества, литературы, Всемирной академии наук комплексной безопасности, член многих редсоветов и редколлегий, ученых советов ИМЛИ и
Литинститута, секретарь Правления Союза писателей России, секретарь Исполкома Международного сообщества писательских союзов, член экспертного совета ВАК России, генерал-майор Великого братства казачьих войск России и зарубежья. Кавалер орденов “Знак Почета” (1986) и Почета (2007), многочисленных орденов и медалей ведомственных и общественных организаций. Лауреат премий: Москвы (2001), им. Тютчева, им. Шолохова, им. Симонова, им. Кедрина, “Золотое перо Московии”, им. Суворова и многих других. Автор более 50 книг и около 1500 публикаций в периодике”. Ж. А. Голенко (ученица В. Гусева): “Литературный критик, публицист. Исследователь современной “молодежной” литературы. Член СП. Лауреат премии журнала “Московский вестник” (2003). Лауреат Седьмой Артеады народов России (2004) за оригинальные статьи о литературе и искусстве, опубликованные в журналах “Новый мир” и “Литературная учеба”. Лауреат премии “Эврика” (2006) за сборник статей о литературе и искусстве “Умирающий лебедь”. Безусловно, генерал-майор Великого братства казачьих войск абы что не напишет и своей ученице сие не позволит. Так оно, безусловно, и случилось.
Д. Бука. Карманный гарем. — Минск: И. П. Логинов, 2011. — 192 с.
Об авторе этой книги стихов — ни полслова из биографии: ни кто, ни что, ни где, ни когда. Зато сказано, что “автор исследует глубины человеческой души, обнажая самые страстные и сокровенные ее влечения”. Какой другой критик от столь громких признаний впал бы в раж язвительного сарказма, и — что уж там! — не без основания. Мы же заглянем за зеленый переплет с золотым теснением и большеглазой красавицей в чалме и обнаружим, что честен автор и искренен в этой самоподаче, что действительно — исследует! “Три центра управляют человеком — / Проверен мой расчет, держу пари! / Французом, эфиопом и узбеком / Три центра управляют — раз, два, три… (далее мы узнаем, что “раз, два, три” — это сердце, мозг и желудок, у автора — бурдюк) // Но мне, видать, четвертый центр нужен — / В отсутствии тебя ни ем, ни сплю, / И только в безрассудстве съел на ужин / Цветную фотокарточку твою”. Смелый эксперимент, не правда ли? Но! Сколь ни экстравагантен этот опыт, он оказывается естественным и небезобразным, ибо едва ли не весь сборник Д. Буки полон подобными. Вот, пожалуйста: “…куплю тебе за взятки / из золота руно. / И будут пятки падки / топтать, когда темно, / души моей остатки / и… заодно”. Все верно: уж коли гарем, то гарем, хоть бы и карманный. И вообще, к чести автора, надо сказать: он верен Ближнему и Среднему Востоку, в каждом стихе то тише, то громче звучат персидские напевы. Различимы они и в акростихах, составивших едва ли не треть его нарядно сделанной (опять же — Восток обязывает) книги. Скажем:
“И кто тебе сказал, что я спиваюсь, / Гашиш курю, морально разлагаюсь? / Ругаешь зря. Ты — мой наркотик с детства! / А нет тебя — ищу другие средства”. Что тут за ИГРА — неважно, а важно — ну, чем ни Амир Хосров Дехлеви?!.”
М. Шамсутдинова. Дань за 12 лет (книга выпущена на средства автора). — 114 с.
В отличие от автора “… Гарема”, из аннотации к книге “Дань…” о Марине Шамсутдиновой мы узнаем все, что нам надо: она — поэт, окончила Литинститут (мастерская С. Куняева; он здесь еще проявит себя), она — член СП России, член Московской организации СП, член Русского литературного клуба. Настоящий сборник ее стихов состоит из пяти разделов, каждый из которых достоин цитаты. Первый раздел называется “Город бессмертных”, и зычным эхом веет в нем (не приведи господь!) далеким Октябрем: “Труп страны заровняли суглинком, / А приказчик и ключник при деле. / Собирали добро по крупинкам — / Разбазарили за три недели”. Второй раздел — “Верните женщину в любовь…” — под стать названию, пронзителен и горек: “Я не люблю мужчин, которых я люблю. / Они чуть-чуть подлей, чем остальные. / Мне врут, а я их, в сущности, терплю — / На грошик дела, да слова пустые”. Зато в третьем разделе, в стихотворении, давшем ему название — “Евразийка”, есть утешительные строчки — героиня М. Шамсутдиновой все сдюжит и нигде не пропадет: “Я — Евразийка, всем гожусь в невесты. / В скелете тонком моим генам тесно. / Меня прабабки круто замесили. / На пересылках кочевой России”. А вот и еще один раздел, четвертый, и имя ему — “Курицы принцессы”. Кто ж они такие, эти “принцессы курицы”? А вот: “Как хорошо! Я гражданин страны, / Что может многого еще добиться! / Здесь пьяницы снимают так штаны, / Что видно — там у них другие лица!” Возможно, представив, какие “там у них другие лица”, С. Куняев сказанул о своей ученице: “В XIV веке ее бы сожгли на костре, да и сейчас не поздно”. Эва как!.. Наверное, учитель отпустил шуточку, но до чего ж дерзновенно. Наконец, пятый раздел… Нет, после такой коннотации С. Куняева цитировать что-либо еще — смикшировать с
явью неутоленную тоску Торквемады.
И. Знаменская. Портрет куста: Стихотворения. СПб.:
Геликон Плюс, СПб.: 2011. — 144 с.
На с. 110–111 есть стихотворение “Пустыня”, состоящее из двух частей. В первой части — такие строки: “Пустыня, Господи… Пустынен парк и сад, / Твой дивный сад, не понятый как надо! / Душа пустынна и глядит назад, / Ища опору для пустого взгляда: // Нет никого. / Есть только Божий мир…” А во второй: “Сад пуст и полон. Пуст и полон мир. / Семья почти полна, но — так пуста… / Вся эта новь зачитана до дыр, / От розы до тернового листа: // Живем, как можем, не умея жить, / Поем погромче, не умея петь, / Душа болит — считаем: просит пить, / А ей по жизни суждено болеть!” Не знаю, какую сентенцию произнести после таких слов, ничего не хочу придумывать, все слова, кажется, неуместны. Но будучи якобы Зоилом, спрашиваю себя: не много ли пустоты, вернее, пустынности в этих пронзительных строчках? И тотчас порываюсь вырезать эту свою реплику, ибо знаю: любая цитата, даже самая яркая и сочная, даже такая — душе “по жизни суждено болеть” — не полна. Эта книга Ирины Знаменской — не для лапидарной рецензии: каким высоким эпитетом “Портрет куста” ни обзови, все мало. Стихи из этого сборника можно цитировать и цитировать, можно только лишь из одних цитат, без каких-либо комментариев, составить захватывающую дух рецензию, но — вот беда! — этот прием не по правилам “губернской” нашей игры. Зато по правилам — кроме автора, можно давать слово сторонним. На четвертой странице обложки — послесловие М. Кудимовой, поэтессы и публицистки, живущей в Москве. Так вот, она говорит, что Ирина Знаменская — “один из лучших поэтов поколения”. Как ни корежит меня от столь “московских” слов, а крыть нечем. Быть может, быть может…
И. Панин. Мертвая вода: Стихи. — М.: Вест-Консалтинг, 2011. — 96 с.
“Панин — настоящий поэт. Так мне кажется. А кому так не кажется, тот мало что понимает в литературе”. Эти слова принадлежат Дмитрию Быкову, много пишу-
щему и много говорящему, притом, как ни странно, безусловно талантливому поэту-прозаику-журналисту. Пойди поспорь с таким! А и не будем. И вовсе не из страха попасть в “ничего не понимающие”, а токмо истины для. Глянем, каков он — настоящий поэт, тем паче что тот же необъятный (в метафорическом смысле) Д. Быков в своем предисловии называет И. Панина: а) интересным, б) увлекательным, в) формулирующим четко и остроумно, г) не слишком довольным собой, что “в нашей сегодняшней поэзии большая редкость, почти экзотика”. Что ж, стало быть, нас ждет чудесный променад по ум и душу захватывающей книге. Вперед! “Метким оком промчать по разрухе — / всюду предков ненужные духи; / и не чаю за грани прорваться я… / Шум, возня. Интернет-резервация”. Все верно, Д. Быков: сказано и четко, и остроумно, особенно, по поводу духов предков; литературно сказано, не поспоришь. Идем-гуляем дальше: “Обдолбавшись, лежит дурак, / наблюдая стереосон… Победит когда-то “Спартак”, — / Но пока “Зенит” — чемпион”. И тут сермяга: футбол — наше все, а не Пушкин и кто там еще, иже с ним. Едем дальше: “Едем дальше, вон березки пошли, / за стакан держусь, унылый сатир. / Я не буду ни грустить, ни пошлить, / просто жду, когда откроют сортир”. А и то правда: когда поэт, обладающий экзотическим чувством неудовлетворенности самим собой, без пошлости и грусти ждет открытия сортира, он, безусловно, и интересен, и увлекателен. На том бы и поставить точку, однако: “И вроде отменно здоров, / не время хандрить. / Без сахара — чистая — кровь, / не вяжет артрит. / Но, словно преступник, иду / на смерть поглазеть / и выблевать чью-то беду, / забившись в клозет”. Вот ведь как: хоть “сортир” и “клозет” — что два сапога пара, но как по-разному звучат.