Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2011
Феликс Лурье
Феликс Моисеевич Лурье родился в 1931 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский горный институт, к. т. н. Прозаик, публицист. Лауреат литературной премии “Северная Пальмира”. Живет в Санкт-Петербурге.
Медичи на службе Ренессанса
Памяти моей жены и друга Елены Константиновны Крандиевской
Это несомненно Золотой век, вернувший свет свободным искусствам.
Марселио Фичино
В появлении произведения искусства участвует не только мастер-творец, но и богатый, обладающий вкусом заказчик. Деньги, власть, таланты, энергию можно употребить на праздные пирушки и шумные игрища, на бессмысленные баталии и развращающую роскошь, на содержание любовниц и шутов. Флорентийские пополаны2 Медичи свои несметные богатства и разносторонние таланты три столетия отдавали итальянской культуре, ее развитию и процветанию. Были и другие, менее щедрые, дальновидные, богатые, их меценатство исчисляется десятилетиями, были вовсе небогатые, они делали небольшие вклады, Медичи затмили всех. Ремесла, торговля и банковские операции дали Флоренции экономическое процветание, свободолюбие горожан избавило ее от гнета феодалов и церковников, стараниями Медичи она сделалась гигантским музеем, единственным и неповторимым.
Благополучие семейства Медичи сложилось в XIII–XIV веках благодаря успешной торговле снадобьями, хорошо организованным лазаретам и умелым банков-
ским операциям с заработанными деньгами. Фамилия Медичи (медицина) указывает на возможную профессию отдаленных предков, их родовой герб украшают круглые выпуклые предметы — специалисты по геральдике полагают, что перед нами изображение лекарственных пилюль, но существуют и другие предположения. Известен Гуччо Медичи, гонфалоньер 1299 года3 , его саркофаг стоял у стены баптистерия Сан Джованни Баттиста (ныне в Опера дель Дуомо — музее собора и баптистерия). Заметными личностями в жизни города были Аламанно Медичи, поднявший в 1343 году восстание против герцога Готье де Бриенна, и его сын Сальвестро (1331–1388), гонфалоньер справедливости 1378 года, поддержанный на выборах младшими цехами. Деловые люди давно понимали, что сочетание предпринимательства с политической деятельностью или чиновничьей службой способствует скорейшему обогащению. Восставшими чомпи4 Сальвестро был “произведен в рыцари народа” (cavalieri del popolo) и за особые заслуги пожалован пожизненно суммами “с дохода от лавок на Старом мосту” (понте Веккьо). Более двух месяцев мятежники держали город в своих руках. “Жирный народ”5 посулами и подкупом вождей сдерживал взбунтовавшихся, пока не подошли войска во главе с английским кондотьером Джоном Хоквидом (Джованни Акуто), беспощадно расправившимся с наивными, обманутыми людьми, чем заслужил превосходную фреску на стене левого нефа Санта Мария дель Фьоре. Паоло Уччелло изобразил его в пышном одеянии, гордо сидящим на коне.
Умелыми действиями при подавлении восстания чомпи, отчасти им же инициированного, Сальвестро завоевал репутацию проворного политика. Его племянник Джованни деи Биччи (1360–1429), талантливый финансист, в 1397 году основал банкирский дом Медичи, вскоре разросшийся в европейскую финансовую империю. “Хроника” Боноккорсо Питти (1354–1430) сообщает, что Джованни производил операции с деньгами флорентийской казны, такое выгодное дело удавалось немногим. Хранителями казны магистрат назначал поочередно двух монахов разных орденов, и они не допускали никаких отступлений от установленного порядка. Ловкий Джованни сумел к тому же получить полномочия на сбор платежей в ватикан-
скую казну, вкладов от послов, священнослужителей и паломников, а также ведение финансовых дел антипапы Иоанна XXIII (Бальдасаре Косса) и папы Мартина V (Оддоне Колонна, понтификат 1417–1431), что позволило банкиру, ничем не рискуя, преумножить свои богатства.
Соблазнительно заключение сделки с каким-нибудь монархом, но суверены нередко предпочитали оставаться вечными должниками, тогда выручившие их банкиры нищали. Так, богатейшие флорентийские семьи Барди, Перуцци и Аччайуоли ссудили английскому королю Эдуарду III 1 365 000 флоринов (чуть меньше пятилетнего бюджета коммуны), а тот объявил государственное банкротство. Разорились не только крупные заимодатели (Аччайуоли и Перуцци — в 1343 году, Барди — в 1346 году), но и многие мелкие финансисты, давшие деньги под эту операцию. Джованни умел вовремя ссудить крупную сумму и получить ее обратно с хорошим процентом. Банку Медичи возвращали всегда — его владельцы, пользуясь сообщениями надежных агентов, тщательно анализировали целесообразность заключения сделок. Ходили слухи, будто Джованни деи Биччи умел повести дело так, что его конкуренты разорялись из-за невозвращенных ссуд. За 1397–1420 годы он получил чистый доход 114 000 флоринов, его прибыль на капитал порой превосходила 30 %. В 1420 году ведение всех банковских дел он передал в руки старшего сына. В 1427 году эта ветвь Медичи входила в тройку богатейших фамилий Флоренции и вскоре опередили всех.
Изрядно разбогатев, Джованни в 1419 году дал деньги на строительство и реконструкцию церкви Сан Лоренцо и пригласил выполнить эту работу самого выдающегося флорентийского зодчего — Филиппо Брунеллески. Большинство флорентий-
ских церквей находилось под патронатом цехов, банков, муниципалитета, знатных семейств. Начиная с Джованни деи Биччи базилике Сан Лоренцо покровительствовали все Медичи, повелевавшие Флоренцией. Джованни деи Биччи и его потомки были талантливыми политиками, но в историю вошли как меценаты. Джованни Ручеллаи, размышляя о меценатстве, говорил, что занимаются им по трем причинам: почитание Бога, прославление родного города и стремление запечатлеть свое имя в веках. Джованни деи Биччи и его потомки, занимаясь меценатством, желали угодить Богу, прославить Флоренцию и обессмертить себя.
Джованни деи Биччи имел двух сыновей: Козимо (1389–1464) и Лоренцо (1395–1440). По совету отца они посещали занятия гуманиста Роберто деи Росси, друга Колуччио Салутати. Учитель постоянно держал их подле себя, вел беседы, обучал латыни, анализировал написанное классиками, во время прогулок объяснял достоинства архитектуры и убранства храмов. Козимо всю жизнь совершенствовал почерпнутое у Роберто, самостоятельно овладел греческим, читал древних в подлинниках, у них учился находить верные решения. Приведем извлечение из пред-
смертного напутствия Джованни деи Биччи своим сыновьям: “Если вы хотите жить спокойно, то в делах государственных принимайте лишь то участие, на какое дает вам право закон и согласие сограждан. Тогда вам не будут грозить ни зависть, ни опасность, ибо ненависть в людях возбуждает не то, что человеку дается трудом, а то, что он присваивает. И в управлении республикой вы всегда будете иметь большую долю, чем те, кто, стремясь завладеть чужим, теряет и свое, да к тому же еще, прежде чем потерять все, живет в беспрестанных тревогах”. Один из самых уважаемых людей, гонфалоньер справедливости, неоднократно выполнявший важные дипломатические поручения Синьории, близко стоявший к власти Джованни деи Биччи знал, о чем говорил. “Никогда не давайте прямых советов, — наставлял он сыновей, — выражайте свои взгляды осторожно, никогда не впадайте в гордыню, избегайте сутяжничества и политических споров, всегда оставайтесь в тени”. Именно мессер Джованни выдвинул клан Медичи в число ведущих флорентийских фамилий и подготовил потомкам фундамент их неоценимого вклада в мировую культуру.
Еще в начале XIV века Флоренция утратила внутреннее спокойствие: соперничество кланов, кровавые столкновения гвельфов6 с гибеллинами7 , гвельфов между собой. Мир и согласие оставили город. Коммуна тонула в водоворотах страстей, требовался кормчий, способный возвратить городу спокойствие, сохранив республиканскую форму правления и первенство среди городов Тосканы.
В конце XIV века во Флоренции установилось олигархическое правление, возглавлявшееся богатейшим флорентийским кланом Альбицци и продолжавшееся с 1387-го по 1434 год. Уставшие от распрей флорентийцы ожидали от олигархов умиротворения, но оно не наступило. Постоянно подчеркивая свою аполитичность, расчетливый Джованни деи Биччи незаметно оказался самым влиятельным вождем антиолигархической оппозиции. В 1427 году по его настоянию Синьория ввела прогрессивный налог. Доходы у богатых сильно поубавились. Джованни деи Биччи первым заплатил налог, исчисленный по-новому и составивший огромную сумму. Среди горожан его популярность достигла слепого поклонения. Благополучие и политическое могущество Альбицци пошатнулось. Олигархи провели в Синьории декрет об инакомыслии, но это лишь незначительно отсрочило их падение.
Никого из правившего клана Альбицци в роли вождя флорентийцы видеть не желали. После кончины Джованни деи Биччи среди пополанов отыскался лишь один человек — его сын Козимо Медичи. Основной соперник преуспевающего пополана Ринальдо дельи Альбицци (ум. 1452) решил физически уничтожить противника. Обвинив главу клана Медичи в измене, участии во всех заговорах от восстания чомпи до 1433 года, он добился его ареста. Большинство членов Синьории составляли сторонники Альбицци. 7 сентября 1433 года Козимо заточили в Сторожевой башне палаццо Веккьо. Деньги помогли избежать казни, но в ссылку отправиться пришлось. Через год он вернулся триумфатором и без кровопролития получил власть. Горожане понимали, что отдают себя в руки мудрого гибкого политика. Даже недруги были этому рады, на город сошло умиротворение. Альбицци бежали, их сторонников выслали. От потомственных пополанов Медичи горожане ожидали возвращения к демократическим традициям, отчасти это и произошло.
Много лет спустя, вспоминая о возвращении из ссылки, Козимо писал: “В октябре месяце [1434 года] шестого числа в обеденное время мы приехали на виллу в Карреджи и застали там много людей. Синьоры прислали сказать нам, чтобы мы не въезжали в город, пока они не известят нас об этом. На закате они пригласили нас, и мы отправились в большом сопровождении. Но так как избранная нами дорога была запружена мужчинами и женщинами, Лоренцо и я с одним слугой и жезлоносцем коммуны направились вдоль стен. Обойдя сзади Серви, а затем Санта Репарата (Санта Мария дель Фьоре. — Ф. Л.) и палаццо Подеста (Барджелло. — Ф. Л.), мы вышли на площадь Синьории, никем не увиденные, поскольку все ожидали нас у нашего дома на виа Ларга (палаццо Медичи–Риккарди. — Ф. Л.)”.
Козимо твердо знал, что, “вооруженный наукой, стоит десятка обыкновенных”, что облачиться в одежды, не подобающие положению, или рядиться, как “алтарь в праздничный день”, есть “грех гордыни или падения” (Петрарка). Меру эту он чувствовал всегда и соблюдал во всем. С юных лет приученный к скромности, со всеми одинаково приветливый, этот маленький худощавый человек с землистого цвета лицом и задумчивым взглядом не выпячивал себя, не заслонял других, не позволял себе роскошествовать, благоразумие и сдержанность никогда не покидали его. Методично, умом и выдающимися чертами характера завоевывал он авторитет, приобретал сторонников и благосклонность сограждан.
Постепенно, выжидая благоприятных обстоятельств, Козимо добился учреждения Коллегии десяти аккопиаторов8 , состоявшей из абсолютно преданных ему единомышленников, избираемых пожизненно. Сохранив все республиканские учреждения, он с помощью коллегии повелевал Флоренцией, ставя (избирая) на важные должности послушных ему людей. Козимо не стеснял и даже поощрял деятельность граждан, если она не ущемляла его интересов и приносила пользу Флоренции. Оставаясь частным лицом, он постоянно пекся о благополучии горожан. Его главнейшим качеством было умение услышать важнейшие запросы людей и учесть их в своих действиях. Флорентийцы прозвали его Опекуном Республики. Козимо умел повелевать, не проявляя внешних признаков власти, стремился устранить причины недовольства, но не недовольных. Не запятнав себя кровавыми преступлениями, какие совершили Висконти, Малатеста, Сфорца, Борджа, другие итальянские тираны, Козимо скрытно, бесшумно всегда добивался своего. Он зорко следил за тем, чтобы никто из флорентийцев не возвысился до его уровня, не превратился в сильного соперника, серьезного конкурента, опасного врага. Завуалированная тирания Опекуна Республики устраивала большинство горожан. Они видели, что все поступки Козимо способствовали исчезновению внутригородских распрей и продолжительному миру с внешними врагами. Он сумел энергию политических страстей, взрывающую внутреннее спокойствие города, мешающую его развитию, заменить энергией созидания, любовью к городу, интересом к искусству.
Папа Пий II (Энней Сильвестро Пикколомини, понтификат 1458–1464), современник Опекуна Республики, писал: “Козимо был главным арбитром в вопросах войны и мира, распоряжался законами, был не столько гражданином, сколько господином своего города. Обсуждения вопросов политики проводил в своем доме, в магистрат избирались лишь те, кого он предлагал. Он был господином во всем, кроме имени и титула”. Обстановка, сложившаяся во Флоренции к 1434 году, требовала разрядки, мягкая разумная тирания Козимо Медичи оказалась благом для горожан, для всей Италии. Смена господства кланов прошла бескровно. Козимо лишь изредка занимал официальные должности, и не наивысшие. Но далеко за пределами Флоренции знали, что серьезные дела нужно решить только с ним. В 1458 году новеллист и общественный деятель Франко Саккетти писал: “Город управлялся превосходно, все бедствия и возникавшие разногласия преодолевались”.
У большинства прямых потомков Козимо Медичи жизнь сложилась иначе. Взгляните на генеалогический список правителей Флоренции. Более всего он напоминает синодик по мученикам и убиенным. Его сын и внук скончались, истерзанные болезнями. Другого внука (Джулиано) убили заговорщики во время богослужения. Старший сын Лоренцо Великолепного утонул, третий его сын умер тридцати семи лет, его вдова — двадцати четырех. Внук Лоренцо Великолепного умер в двадцать семь лет, в том же году скончалась его жена, дожившая до восемнадцати лет… Другого внука отравили, а правнука зарезали. Скорбная картина… Оба папы из рода Медичи (Лев Х и Клемент VII) дожили до сорока шести и пятидесяти шести лет. Средний возраст правителя составил тридцать восемь лет. В младшей ветви Медичи также не все сложилось благополучно.
ПРАВИТЕЛИ ФЛОРЕНЦИИ:
СТАРШАЯ ВЕТВЬ МЕДИЧИ
1434–1464 Козимо Старший (1389–1464), его жена — Контессина де Барди (ум. 1470)
1464–1469 Пьетро I Подагрик (1416–1469), сын Козимо Старшего. Жена Пьетро — Лукреция ди Франческа Торнабуони (1425–1482)
1469–1492 Лоренцо Великолепный (1449–1492), сын Пьетро I. Жена Лоренцо — Клариче ди Орсини ди Монтеротондо (1453–1488)
1492–1494 Пьетро II Неудачник (1471–1503), сын Лоренцо Великолепного, изгнан из Флоренции, утонул. Жена Пьетро — Альфонсина Орсини (1472–1520)
1494–1512 Медичи в изгнании
1512–1513 Джованни (1475–1521), сын Лоренцо Великолепного, захватил город с помощью войск “Священной лиги”, до избрания папой (Лев Х, понтификат 1513–1521) был синьором Флоренции, успел лишь начать реставрацию Медичи
1513–1516 Джулиано I, герцог Немурский (1479–1516), сын Лоренцо Великолепного. Жена Джулиано — Берта Савойская (1498–1524), давшая ему титул герцога Немурского
1516–1519 Лоренцо II, герцог Урбинский (1492–1519), сын Пьетро II. Титул получил из рук Льва Х за победу в войне с герцогством Урбинским. Жена Лоренцо — Маддалена де ла Тур д’Овернь, герцогиня Бульонская (1501–1519)
1519–1523 Джулио (1478–1534), внебрачный сын Джулиано (1453–1478), брата Лоренцо Великолепного, впоследствии Папа Клемент VII (понтификат 1523–1534)
1523–1527 Ипполито (1511–1535), кардинал, внебрачный сын Джулиано I, с 1529 года архиепископ Авиньонский, затем Монреальский, отравлен.
1527–1530 Медичи в изгнании
1530–1537 Алессандро (1510–1537), внебрачный сын Лоренцо II, герцога Урбинского, поэтому не унаследовал титул отца; с 1532 года “герцог Флорентийской республики”. Возвратился во Флоренцию с войсками испанцев и Папы Клемента VII. Сводная сестра Алессандро герцогиня Урбинская Екатерина (1519–1589), королева Франции, мать Франциска II (1543–1560), Карла IX (1550–1574) и Генриха III (1551–1589). Жена Алессандро — Маргарита Австрийская (1522–1586), внебрачная дочь императора Карла V. Внебрачный сын Алессандро — Джулиано (1532–1600)
МЛАДШАЯ ВЕТВЬ МЕДИЧИ
1537–1574 Козимо I (1519–1574), правнук Лоренцо (1395–1440), младшего брата Козимо Старшего, в 1569 году получил от папы титул Великого герцога Тосканского. Все последующие Медичи-правители имели этот титул. Жена Козимо — Элеонора Толедская (1522–1562), дочь Педро Альвасаре де Толедо, вице-короля Неаполя; через восемь лет после ее кончины женился на донне Камилле (1547–1590), дочери Антонио Мартелли
1574–1587 Франческо I (1541–1587), сын Козимо I, с 1564 года — регент при своем отце. Жена Франческо — Иоанна Австрийская, дочь Фердинанда I, императора Священной Римской империи; после ее кончины — Бьянка Капелло, ее сын Антонио Медичи. Дочь Франческо — Мария (1573–1643), королева Франции, мать Людовика XIII (1601–1643)
1587–1609 Фердинанд I (1549–1609), cын Козимо I. Жена Фердинанда — Кристина Лотарингская (1565–1637)
1609–1621 Козимо II (1590–1621), сын Фердинанда I. Жена Козимо — Мария Маддалена, эрцгерцогиня Австрийская (1589–1631)
1621–1670 Фердинанд II (1610–1670), сын Козимо II. Жена Фердинанда — Виттория делла Ровера, принцесса Урбинская (1622–1694)
1670–1723 Козимо III (1642–1723), сын Фердинанда II. Жена Козимо — Маргарита Луиза, герцогиня Орлеанская (1645–1721)
1723–1737 Джан Гастоне (1671–1737), сын Козимо III. На нем мужская линия герцогов Медичи пресеклась. Жена Джан Гастоне — Анна Мария Франциска (1672–1741), принцесса Саксен-Лауэнбургская
1737–1743 Анна Мария Лодовика (1667–1743), сестра Джан-Гастоне — курфюрстина Палатинская, наследница всего состояния правившей ветви Медичи, после кончины брата сохранила влияние на власть во Флоренции. Ее муж — Иоганн Вильгельм (1668–1716), курфюрст и пфальцграф Рейнский (нем. Pfalz — дворец; фр. Palatine — титул владельца пфальцграфства)
ГЕРЦОГИ ЛОТАРИНГСКИЕ:
1738–1765 Франц Штефан (Франциск Стефан, при рождении Франсуа Этьен) Лотарингский (1708–1765), сын Леопольда Жозефа, герцога Лотарингского, муж австрийской императрицы Марии Терезии (1717–1780); в 1745–1765 под именем Франц I император Священной Римской империи
1765–1790 Леопольд I (1747–1792), младший сын Франциска Стефана, император Священной Римской империи (1790–1792). Жена Леопольда — Мария Луиза (1745–1792), дочь Карла III Испанского
1790–1799 Фердинанд III (1769–1824), сын Леопольда I. Жена Фердинанда — принцесса Луиза Бурбон-Сицилийская (1773–802), после ее кончины — Мария (1796–965), принцесса Саксонская
1799–1814 Флоренция под властью Наполеона и его семьи
1814–1824 Фердинанд III, вторично
1824–1849, 1849–1859 Леопольд II (1797–870), сын Фердинанда III. Изгнан
Козимо больше других прославил клан Медичи. Как выдающийся политик и финансист, он умел с помощью налогов устранять конкурентов и политических врагов, прекращать невыгодные ему войны, создавая оттоки денег из воюющих государств, и таким образом превращать капитал в военную силу. То, что захвачено с помощью оружия, требуется оружием удерживать. Это куда дороже, чем подкуп или приобретение союзника за деньги. Флоренция не всегда имела собственную армию, она пользовалась наемниками, отстаивала интересы города с помощью флоринов, но не крови флорентийцев. Успехами внешней и внутренней политики Козимо внушил согражданам такое доверие, что беспрепятственно распоряжался магистратом и городской казной. Он охотно одалживал согражданам и нередко принимал на себя чужие долги, давал ссуды под разные проценты в зависимости от просителя, ввел понятие “дешевого кредита” для нуждавшихся, что добавило ему популярности. Его финансовые интересы распространялись на страны Западной Европы. Умелые банковские сделки приносили огромные доходы.
Козимо многократно увеличил богатства, оставленные отцом. Он твердой рукой управлял своей финансовой империей, требовал от служивших в ней регулярных отчетов, проверял документы, давал распоряжения. В составленных им инструкциях служащим “запрещалось содержать любовниц и принимать подарки”. Обогащаясь, Медичи обогащали Флоренцию, свою родину, нежно любимую, о ней они никогда не забывали. “Флоренция превыше всего!” — это был лозунг всех флорентийцев, это был лозунг Медичи, их цель, их национальная идея. Среди флорентийцев она жива и сегодня.
“Козимо был самым знаменитым и прославленным из всех граждан, не занимавшихся военным делом, притом не только из граждан Флоренции, но и всех известных городов”. В этих словах Макиавелли вовсе нет преувеличения. Впервые слава невоенного человека затмила славу ратника. Такого не случалось со времен Октавиана Августа. Позже слава художника возвысилась над славой полководца.
Разбогатевшая в XIII–XIV веках Флоренция стремительно разрасталась. Появились просторные площади, фасады, огромные плоскости стен потребовали украшений. Цехи и банки соперничали в первенстве финансирования крупных общественных заказов. От них не отставали частные лица, движимые честолюбием, но и желанием украсить родной город. Победившие получали от коммуны привилегии, нарушившие обязательства лишались муниципальной поддержки.
В итальянских государствах-городах встречалось немало разносторонне одаренных личностей, удачливых торговцев, банкиров, политиков, выдающихся меценатов. Дух покровительства и любви к искусству царил над Апеннинами. Современниками первых правителей из Медичи были: в Риме — папы Евгений IV, Николай V, Пий II; в Милане — Висконти и Сфорца; в Ферраре — д’Эсте; в Римини — Малатеста, в Урбино — Монтефельтро. Все они покровительствовали искусству, но никто из них не возвысился до Медичи. Флорентийские правители были умнее, взыскательнее, талантливее, образованнее, энергичнее, дальновиднее, лучше всех понимали пользу знаний и пожертвований на науку и искусство. Кто сегодня с уверенностью скажет, на какие деньги братья Третьяковы приобретали полотна лучших русских художников, откуда Сабашниковы черпали средства на превосходные издания,
П. П. Вейнер на лучший искусствоведческий журнал, как С. И. Мамонтову удавалось содержать частную оперу, где пел молодой Шаляпин? Об их основных профессиях и источниках доходов давно забыли, помнят лишь, как много эти люди дали русской культуре. Благодарные итальянцы о Медичи знают все.
Биографы Козимо посчитали главные траты из личных средств за период его правления с 1434-го по 1464 год: на монастырь Сан Марко — 40 000 флоринов, на Сан Лоренцо — 70 000, на Санта Кроче — 8000, на Флорентийское аббатство — 70 000, на палаццо Медичи–Риккарди — более 60 000, на виллу Кареджи — 15 000, на библиотеку для монастыря Сан Марко — 20 000. Здесь не учтены огромные суммы, уходившие на содержание поэтов, философов, музыкантов, художников и помощь нуждавшимся горожанам. Кроме того, 664 000 флоринов было потрачено на городские постройки. Козимо финансировал строительство дворца в Милане, итальянского колледжа в Париже, лазарета для паломников и церкви Святого Духа в Иерусалиме. И это не все, известно, что Опекун Республики постоянно передавал многим храмам значительные средства на ремонт, убранство, пополнение библиотек. Суммы приведенных здесь расходов существенно превосходят поступления в городскую казну Флоренции за три года, повторяем: многое здесь не учтено. Никто столько на городские нужды, строительство и украшение города, на содержание нуждающихся, развитие искусств и наук не давал. Разумеется, часть этих денег и так принадлежала флорентийцам. “Знаменитый Козимо, — писал Донато Аччайуоли, — строит и частные дома, и церковные здания, и монастыри, как в самом городе, так и в контадо (предместье, пригород. — Ф. Л.), расходуя столько денег, что они кажутся равными расходам древних королей или императоров”.
Один из ближайших друзей правителя города, величайший скульптор Кватроченто Донателло побуждал его приобретать лучшие творения итальянских ваятелей, заказывать талантливым живописцам фрески и алтарные доски. Строительство храмов, дворцов и общественных зданий, их украшение Козимо поручал таким титанам Возрождения, как Филиппо Брунеллески (1377–1446), Бартоломео ди Микелоццо (1396–1475), Донателло (1386–1466), Лоренцо Гиберти (1375–1455), Лука делла Роббиа (1399–1482), фра Беато Анджелико (1395–1450), Паоло Уччелло (1397–1475), фра Филиппо Липпи (1406–1469), Беноццо Гоццоли (1420–1497) и др.
Немногие люди искусства одарены способностью создавать шедевры. Сквозь возводимые посредственностями преграды гению пробиться нелегко, часто он нуждается в помощи, поддержке, покровительстве. Так было и есть, всегда посредственностей несоизмеримо больше, они циничнее, воинственнее, агрессивнее гения, легче объединяются, поддерживают друг друга и превращаются в ощутимую силу. “Непризнанный гений”, кто он? Тот, по чьим случайно сохранившимся работам удается узнать, что наши отдаленные предки не заметили современного им гения. Так сложились обстоятельства: оттеснили, затоптали… Попробуйте среди флорентийских художников XIV–XVII веков отыскать нечто подобное. Внимательный взгляд Козимо не пропустил ни одного таланта. Он раньше других понял, что современные ему художники создают новое искусство и за ними будущее. Но всех из них превзойдут, вернее, почти никто превзойден не будет. Такое понимание посещает не каждого, не так просто распознать новое, имеющее будущее, сделать выбор из огромного числа художников. Благодаря этому пониманию, природному вкусу и чутью Козимо давал работу выдающимся мастерам Ренессанса, ни разу не совершил ошибку, пригласив бездарность, посредственность, ремесленника. Он не навязывал своих пристрастий, предоставляя мастеру полную свободу, и таким образом поддерживал искусство Ренессанса, укреплял его фундамент, пестовал пробивавшиеся ростки, содействовал созданию будущего итальянской и мировой культуры. Козимо Медичи стремился превратить покровительство людям науки, литературы и искусства в политику, в традицию и преуспел в этом.
Заказы, финансируемые Козимо и другими Медичи, следует отнести к двум группам: работы, выполненные для Медичи и становившиеся их собственностью, и работы, выполненные для религиозных и общественных учреждений, поступавшие в собственность города и церкви. Первую группу заказов можно рассматривать как коллекционирование, вложение средств, вторую — как меценатство, дарения, по-
жертвования; вторая группа требовала бoльших затрат, чем первая. В дальнейшем первая группа слилась со второй. Но это произошло в XVIII веке.
Если у коллекционера полюбопытствовать, откуда у него картина, гравюра или книга, то в лучшем случае он удивится бестактному вопросу и уклонится от ответа. Совсем негоже интересоваться суммой, за которую она приобретена. Коллекционирование, как и кладоискательство, овеяно тайнами и легендами. Никто не вправе справляться о происхождении предмета собирательства и его цене — это табу. С его нарушителями постараются впредь не встречаться. Манипуляции с произведениями искусства, попавшими в руки коллекционеров, ведутся скрытно. Часто коллекции содержат своих владельцев. Не только сегодня, но и в XV веке помещение денег в произведения искусств (род коллекционирования), если приобретатель не заблуждается в выборе, — дело весьма прибыльное: произведения искусства растут в цене быстрее, чем деньги, помещенные в банк или производство. Медичи коллекционировали из трепетной любви к искусству, собирательство не рассматривалось ими как выгодное предприятие с целью извлечения прибыли. Их прибылью оказалась память благодарных потомков.
Кто-то из старых друзей обратил внимание Опекуна Республики на антики, найденные при возведении фундаментов во время строительных работ, и посоветовал заняться их коллекционированием, а для начала приобрести оставшееся после кончины одного из авторитетнейших итальянских гуманистов Никколо Никколи (1364–1437) собрание произведений античного искусства. Эта покупка послужила основой богатейшего собрания Медичи. По завещанию Никколо и решению его душеприказчиков Козимо получил в счет погашения долгов покойного более восьмисот манускриптов древних авторов. Позже семейство Медичи приобрело библиотеки папы Николая V, Поджо Браччолини, Лоренцо и Веспасиано да Бистиччи, Джорджо Антонио Веспуччи и др. До конца жизни Козимо покупал книги для личной и монастырских библиотек. Благодаря его стараниям книгохранилище монастыря Сан Марко превратилось в одно из ценнейших.
Веспасиано да Бистиччи (1421–1498), вспоминая о Никколо Никколи, утверждал, что современники “бесконечно превозносили его жизнь и нравы”, что он “сделал больше, чем Платон и Аристотель, ибо в их завещаниях упоминается только имущество, оставленное сыновьям и другим лицам, о книгах же ничего не говорится”. Разумеется, слова Бистиччи свидетельствуют лишь о понимании флорентийцами непреходящей ценности книг, и только. “Козимо и Лоренцо (Медичи. — Ф. Л.), — продолжает Бистиччи, — зная его нрав, щедро ему помогали. Так как он издержал на книги все, что мог, то у него не оставалось средств даже на скромное, сообразно его положению, житье; ввиду этого Козимо и брат его Лоренцо дали своему банку указание выдавать Никколо деньги всякий раз, когда он их потребует, и относить все расходы на их счет. Затем они сказали Никколо, что пусть он ни в чем себе не отказывает и посылает в банк за тем, что пожелает. Никколо прибег к их помощи под давлением нужды — при других обстоятельствах он не сделал бы этого. Таким образом он был обеспечен до конца жизни. Медичи проявляли большое великодушие, оказывая ему поддержку. Когда в 1420 году Козимо бежал от чумы в Верону, он взял с собой Никколо и Карло Марсуппини и оплатил за них все расходы”.
Крупные библиотеки были большой редкостью. В конце XV века в книгохранилище Ватикана насчитывалось чуть более тысячи томов. Часть превосходной библиотеки Петрарки приобрел Салутати, его собрание достигало шестисот томов. В мастерской Бистиччи до пятидесяти переписчиков постоянно трудились над копиями старинных манускриптов, заказываемых Козимо Медичи для своих библиотек. Властителя Флоренции не превзошел никто, его книжные собрания насчитывали несколько тысяч переплетов. Отчасти благодаря ему коллекции произведений искусства и библиотеки сделались признаками богатства, непременной принадлежностью жилища образованного человека, модой, обязательно соблюдаемой состоятельным человеком эпохи Ренессанса. Главная заслуга библиофила Козимо заключается в том, что именно он воплотил благородную мечту Салутати о создании “книжного дома для всех”. Книги из личной библиотеки, переданные в базилику Сан Лоренцо, Козимо распорядился давать желающим во временное пользование. Так возникла Лауренциана, первая в Европе общедоступная библиотека. После появления типографии Гутенберга и его последователей рукописные кодексы продолжали изготавливать. Печатной книге не сразу удалось их вытеснить. Библиотеки притягивают людей науки, мыслителей, и не только их. Вплоть до конца XVI века ни один европейский город по богатству библиотек и их числу не мог состязаться с Флоренцией. При формировании библиотек Козимо помогал Марселио Фичинно.
Выдающийся философ-неоплатоник, один из столпов Ренессанса, воспитатель Лоренцо Великолепного — Марсилио Фичино (1433–1499), будучи сыном домашнего врача Медичи Диотифечи д’Аньоло (Фичино — уменьшительная форма от имени Диотифечи), жил “на хлебах” Козимо в подаренных ему городском доме и именьице Академия на холме Монте Веккьо (Старая гора) близ Кареджи. Мечтая превратить Флоренцию в новые Афины, Козимо в 1460 году учредил во главе с Марсилио Фичино Платоновскую академию, одно из важнейших звеньев Ренессанса, современники называли ее “Платонической семьей” (Platonica familia). В 1492 году мессер Марсилио писал, что мысль о создании академии возникла у Козимо в 1439 году под впечатлением бесед с византийским философом и богословом Плифоном о “платоновских таинствах” во время Вселенского собора. Члены академии собирались на одной из загородных медичийских вилл или в тенистом саду, созданном Микелоццо по повелению Опекуна Республики на территории монастыря Сан Марко. В нем Козимо разместил свое собрание древнеримской и греческой скульптуры, фрагментов архитектурных украшений, рельефов и других антиков.
Доминиканский монастырь Сан Марко, основанный в XII веке, с 1436 года находился под патронатом клана Медичи, не жалевшего средств на его содержание. Бартоломео ди Микелоццо, любимец Козимо, руководил реставрацией, реконструкцией и расширением его зданий. В 1438–1446 годах великий фра Беато Анджелико с помощниками покрыл фресками его стены. За монастырской оградой среди священных древностей читались лекции, устраивались диспуты, обсуждались произведения философов и поэтов, формировались основы стратегии Ренессанса, его гуманистической морали. Уже во второй половине XIV века предшественники “Платонической семьи” — современники Петрарки, видевшие живопись Чимабуэ и Джотто, понимали, что флорентийские художники “возродили искусства увядшие и почти погибшие” (хронист Филиппо Виллани). На собраниях Академии царила свобода мысли. Козимо Медичи содержал и поощрял к деятельности два поколения философов и поэтов. Одно лишь учреждение Академии, сформировавшее благоприятное для него общественное мнение, обессмертило его имя. Гуманисты тянулись к Козимо, уважали и любили его. Он умел дать деньги, не вызывая стыда, унижения, досады, считал своим долгом, обязанностью содержать философов, художников, поэтов. Для гуманистов Козимо был полноправным членом их содружества, и они искренне прославляли его. После кончины Опекуна Республики при библиотеке монастыря Сан Марко возник “филиал” Платоновской академии — Академия Марчана, ее посещал настоятель монастыря Джироламо Савонарола. Когда в 1494 году флорентийцы изгнали Медичи и конфисковали их имущество, фра Джироламо выкупил библиотеку для монастыря. Она насчитывала 1232 манускрипта. В Ватиканской библиотеке книг было меньше.
“Ни в одном государстве, управляемом монархом или же самим народом, не было в его время человека, более выдающегося своим разумом: вот почему среди стольких превратностей судьбы, в городе столь неспокойном, с населением столь переменчивого нрава, сумел он в течение тридцати лет оставаться у кормила власти. Величайшая предусмотрительность позволила ему заранее предвидеть опасности и либо не дать им разрастись, либо подготовиться к ним, что, даже и разрастясь, они ему не вредили” (Макиавелли).
Джованни Ручеллаи, современник Козимо, писал в 1457 году: “У людей нашего времени, начиная с 1400 года, имеется больше оснований быть довольными, чем прежде, со времени основания Флоренции”.
Козимо, прозванный впоследствии Старшим, скончался на вилле Кареджи 1 августа 1464 года. Флоренция скорбела. Горожане понимали, кто оставил их. Люди культуры, лишившиеся его могучей поддержки, особенно горестно переживали эту смерть. Его похоронили в старой крипте близ алтаря базилики Сан Лоренцо, на могильной плите “по указу правительства” в марте 1465 года начертали: “Padre della patria” (Отец отечества). Годом позже рядом с всесильным правителем погребли останки его друга, беспечного ваятеля Донателло, сына чесальщика, чомпи.
Второй сын Козимо, Пьетро, пришедший к власти после кончины отца, был умен, превосходно образован, но тяжко болен, отчего получил прозвище — Подагрик. Дом он мог покидать только на носилках, болезнь развила в нем мелочность и скупость. Началась борьба за свержение клана Медичи, длившаяся более двух лет, в нее были втянуты Милан, Урбино, Рим… Лишь живучий авторитет отца, всесторонне продуманные действия Пьетро, постоянная поддержка старшего сына и доверие флорентийцев помогли ему удержать власть. Он продолжал поощрять науки и искусства. Сохранились письма к нему художников, нежно любивших его за отзывчивость, понимание и тончайший вкус. Пьетро первый оценил майолики Луки делла Роббиа и всячески покровительствовал ему, дружил с Антонио Поллайоло. Он знал, кому дать заказ, и ни разу не ошибся в выборе исполнителя. Кто лучше Гоццоли мог создать фреску “Шествие волхвов”? Он давал деньги на завершение начатого отцом, коллекционировал медали, приобретал книги, на городские нужды жертвовал несоизмеримо меньшие суммы, чем отец. Через пять лет его погребли рядом со старшим братом Джованни в Старой сакристии базилики Сан Лоренцо.
Второго флорентийского правителя из Медичи сменил его старший сын Лоренцо. Несмотря на молодость и претензии на власть знатных флорентийских фамилий, он быстро приобрел популярность и любовь горожан.
Третий правитель Флоренции с юных лет привлекался дедом к посильному участию в политической жизни города, что позволило ему приобрести знания и опыт, пригодившиеся в 1464–1469 годах, когда Пьетро Подагрик оказался прикованным к постели. Юному Лоренцо приходилось вместо отца представительствовать на важных приемах, выполнять ответственные дипломатические поручения. Успех неизменно ему сопутствовал. В день похорон Пьетро Подагрика сторонники клана Медичи устроили шумную манифестацию в поддержку Лоренцо. Двадцать лет спустя он писал: “Я согласился неохотно, мне казалось, что эта обязанность не подобает моим летам, тягостна и опасна. Я принял ее на себя единственно для того, чтобы обеспечить безопасность моих друзей и сохранить наше состояние, потому что во Флоренции нелегко жить богатому человеку, если он не обладает властью”. Не будем размышлять над искренностью его слов. Власть над городом он принял и делал все, чтобы ее не потерять. Тираны всеми силами держатся за власть — только она гарантирует им безопасность и сохранность имущества.
Так сложились обстоятельства, что управление банками, основанными Джованни деи Биччи, Лоренцо поручил не лучшим знатокам этого дела. Своим представителем в Брюгге он назначил Томмазо Портинари, прославившегося совсем на другом поприще. Это он заказал Гуго ван дер Гусу триптих “Поклонение волхвов” (триптих Портинари), гордость Уффици, один из немногих экспонируемых в галерее неитальянских шедевров. Написанный в 1475 году в Брюгге и установленный во флорентийском госпитале Санта Мария Нуова, он произвел на итальянских художников ошеломляющее впечатление. Избрание папой Сикста IV (Франческо делла Ровери), давнего врага Медичи, внешнеполитические просчеты молодого Лоренцо и неудачные экономические решения привели к потере рынков, спаду производства и росту государственного долга. Из 62 крупных финансовых предприятий, действовавших во Флоренции в 1442 году, к 1470 году сохранилось вдвое меньше. Повинен в этом не только Лоренцо, но и Пьетро Подагрик. Однако вплоть до начала XVI века Медичи оставались крупнейшими банкирами Западной Европы.
В 1474 году могущественное флорентийское семейство Пацци вытеснило из стен Ватикана банк Медичи и заняло его место. Вскоре Лоренцо пришлось закрыть свои филиалы в Милане и Брюгге, но этим неприятности его семейства не прекратились. В 1478 году основатель Ватиканской библиотеки, страстный собиратель античной скульптуры папа Сикст IV, пизанский архиепископ Франческо Сальвиати и клан Пацци подготовили покушение на Лоренцо и Джулиано Медичи. 26 апреля Бернардо Бандини (Бернардо ди Банди Барончелли) зарезал младшего из братьев, Джулиано, стоявшего во время литургии в центральном нефе собора Санта Мария дель Фьоре. Раненный в шею Лоренцо сумел спастись, укрывшись в новой ризнице храма; среди защищавших его был поэт-гуманист Анджело Полициано. Он, не задумываясь о собственной жизни, устремился в гущу заговорщиков. Защищая Лоренцо, погиб его друг Франческо Нори. Одновременно часть заговорщиков во главе с архиепископом Сальвиати пыталась захватить Синьорию, но гонфалоньер справедливости Чезаре Петруччи, арестовав нерасторопного пизанца, разрушил их планы. По городу разнесся тревожный звук набата, над смотровой башней палаццо Веккьо взвилось большое знамя Флоренции (Гонфалон справедливости). Народ устремился в центр, среди сбежавшихся почти все оказались сторонниками Медичи.
Как развивалась бы европейская культура в случае удачи заговорщиков?.. Подстрекаемые призывами Лоренцо, произносимыми хриплым голосом и видом окровавленной тряпки, прикрывавшей рану, горожане толпами гонялись за заговорщиками. Пойманных тотчас убивали на месте или вешали в оконных проемах палаццо Веккьо голыми, на священнослужителях оставили рясы. Бежавшего в Турцию Бандини через год возвратили во Флоренцию; Лоренцо распорядился повесить его на крюке, вбитом в стену Барджелло9 . Таким его запечатлел на своем рисунке юный Леонардо. Умерших ранее выкапывали из могил, тащили по мостовым и бросали в Арно. Зловещее описание заговора Пацци можно прочитать у Макиавелли в “Истории Флоренции”. Очевидец случившегося красок не пожалел. Вслед за неудавшимся заговором раздосадованный Сикст IV отлучил Лоренцо и его сторонников от церкви и начал против Флоренции войну, длившуюся два с половиной года. Не примешивалось ли к вражде Ватикана с Флоренцией стремление папы завладеть коллекциями властителя города?
Заговор и страшные сцены убийств, ему сопутствовавшие, оказали на чудом уцелевшего Лоренцо сильнейшее влияние. Власть при нем превратилась в неограниченную, нарочито показную. Он не последовал примеру своего мудрого деда и уничтожил многие республиканские учреждения, его тирания отдавала цинизмом. Флорентийцы сделались другими, они утратили суровость и мужество, гордость и свободолюбие, смелость и чувство собственного достоинства. Всюду царили тревожное спокойствие и противоестественная тишина, нарушаемая врывавшимися в нее празднествами, турнирами, развлечениями для народа, изредка вспоминавшего о своих правах и прежних свободах. От улыбок и взглядов веяло холодом, откровенничать опасались. Лоренцо не видел столь далеко, как Козимо Старший. Он обладал разносторонними способностями и выдающимся умом, умел рассудком одолевать страсть, умел найти выход из любого положения, делаться обаятельным и искренним, пустить пыль в глаза, умел очаровать, но и быть коварным, вероломным, мог обидеть, обмануть, предать. Наряду с необыкновенным расцветом наук и искусств, подготовленным прежними временами, Флоренция погружалась в трясину равнодушия, отсутствия гражданской и религиозной нравственности. Лоренцо дважды провел реформу учреждений городского самоуправления, превратившую его фактиче-
ски в полновластного суверена. Франческо Гвиччардини называл властителя Флоренции “любезным тираном”, умевшим приспособиться к непрерывно меняющимся обстоятельствам. Другой политик, Аламано Ринуччини, писал в 1479 году: “Пока город жил, подчиняясь своим законам, он славился более других городов Этрурии богатством, властью, достойным образом жизни. Сегодня прихоть немногих не-
честных граждан получила силу закона. Власть перестала гарантировать их соблюдение, насилие взяло верх, наглые люди присвоили себе то, что являлось достоянием всех граждан… Я помню отчасти из рассказов стариков, а отчасти из истории, как заботились наши предки о сохранении свободы, как велико было стремление к поддержанию равенства среди граждан”. С древнейших времен на флорентийских знаменах вышивали гордое слово “Свобода”. Горожане ей поклонялись, она символизировала один из главных их принципов. При Лоренцо флорентийцы утратили свободу.
Козимо принес клану Медичи богатство и авторитет, проложил дорогу, по которой следует идти, Лоренцо, прозванный Magnifico (Великолепным), придал ему блеск. Он держал пышный королевский двор, выставлял напоказ несметные богатства, демонстрировал неограниченную власть. Блистательный внук многое воспринял от деда: жертвовал значительные средства на строительство и украшение храмов и общественных зданий (но несравнимо меньшие, чем Козимо Старший), продолжал содержать Платоновскую академию, объединив в ней лучших поэтов и философов, участвовал в ее заседаниях, читал на них свои стихи и переводы, выступал на диспутах. В садах Сан Марко Магнифико устроил школу для юных скульпторов. Микеланджело получил в ней первые уроки ваяния10 . Лоренцо не жалел денег на дорогостоящие поиски сочинений древних. Нанятый им византийский ученый Иоанн Ласкарис (впоследствии профессор Римского университета) в 1492 году приобрел для Лоренцо в бывших греческих владениях более двухсот рукописей. Итальянские и греческие купцы и путешественники охотно везли манускрипты из Константинополя во Флоренцию: Лоренцо платил больше других. Он окружил себя самыми выдающимися зодчими, живописцами и ваятелями, обеспечивая их заказами, собрал богатейшую коллекцию современных ему произведений искусства. В отличие от деда, не вмешивавшегося в творчество художников, он оказал существенное влияние на развитие флорентийского искусства и даже пытался создавать нечто свое. Так, например, им был разработан план оформления главного фасада собора. Не только Козимо Старший и Лоренцо Великолепный, практически все их потомки поддерживали авангард Ренессанса, выбирая талантливейших, не каждому дано сделать верный выбор.
Трудно ранжировать вклад Козимо и Лоренцо в развитие итальянского искусства. Наверное, их заслуги приблизительно одинаковы, но мы отдаем предпочтение Козимо Старшему, и не одни мы. Внук не обладал прозорливостью деда, “политиче-
ское искусство Лоренцо не имело власти над будущим” (П. П. Муратов). Гуманисты из окружения Лоренцо Великолепного хотели видеть в нем “второго Козимо”. Тонкий политик, талантливый историк и публицист Франческо Гвиччардини ставил деда много выше внука. Мессер Франческо был почти современником Лоренцо, обладал умом незаурядного аналитика, умел заглянуть в скрытые глубины свершившегося. Приведем характеристики, данные Франческо Гвиччардини Козимо Старшему и Лоренцо Великолепному.
“Современники называли его (Козимо. — Ф. Л.) очень мудрым человеком, он был чрезвычайно богат, больше, чем какое-либо другое частное лицо в его эпоху; ему была свойственна необыкновенная щедрость, особенно в строительстве, где он проявил себя не как простой гражданин, а по-королевски. Он построил не только собственный дом во Флоренции, церковь Сан Лоренцо, бадию во Фьезоле, монастырь Сан Марко, виллу Кареджи, но и многое за пределами города, даже в Иерусалиме. Его постройки отличались не только пышностью и огромными затратами, но и высоким вкусом. За неограниченную власть — ведь он почти 30 лет был правителем города, — за богатство и великодушие он приобрел наивысшую репутацию, какой со времен Рима и до наших дней никогда не имел ни один гражданин как частное лицо”. Упомянутые здесь постройки сохранились, употребить в отношении них сомнительное определение “пышность” вряд ли справедливо.
“Он (Лоренцо. — Ф. Л.) соединял в своих руках такую власть, что можно сказать, Флоренция в его время не была свободной, хотя там в изобилии процветало все, что может быть славным в городе, который называется свободным, а на самом деле тиранически управляется одним гражданином… Невозможно было найти тирана лучше и приятнее: его талантам и доброте обязаны были своим появлением бесконечные блага… Но по сравнению с многочисленными постройками Козимо Старшего позволительно заявить — Лоренцо Великолепный не соорудил ровно ничего”.
Сопоставляя таланты и поступки деда и внука, Гвиччардини пишет о Козимо как об идеале правителя-гуманиста, Лоренцо Великолепному он в этом отказал. Внук лишь продолжатель начатого дедом.
О Лоренцо сохранилось больше эмоциональных свидетельств, о Козимо — бухгалтерских. П. П. Муратов писал о Лоренцо Магнифико: “И самая слава его — это не столько слава покровителя Микеланджело, сколько хозяина виллы Кастелло, стены которой украшены “Весной” и “Венерой”, представляющими полный расцвет Сандро Боттичелли”. Здесь упомянуты две лучшие картины гениального Боттичелли, заказанные ему Лоренцо (возможно, его кузеном Лоренцо ди Пьер Франческо). А если бы он не сделал этого заказа, других заказов? Художник не мог приступить к большой работе, не имея договора с частным лицом, цехом, банком. Никакую фреску без договора он даже не начинал. Роль заказчика в работе художника неоценима, без заказчика нет работы. По меньшей мере половина выдающихся художников XV–XVI веков (среди них ни одной посредственности) выполняли работы, финансируемые Медичи, картины другой половины мастеров они приобретали для своих коллекций.
Здесь уместно привести пример, иллюстрирующий самоограничение флорентийского тирана. Среди людей искусства отменными навыками славился кузнец Никколо Гроссо, прозванный Капарра (задаток). Он не приступал к работе, пока не получал задатка. Это прозвище ему дал Магнифико. Джорджо Вазари пишет: “Рассказывают также, что Лоренцо деи Медичи, чтобы показать мастерство Капарры, решил заказать ему кованые изделия для посылки их в виде подарков за рубеж. Он отправился самолично в его мастерскую, где обнаружил случайно, что тот что-то делает для бедных людей, от которых уже получил часть оплаты в виде задатка. Когда же Лоренцо стал просить, Капарра наотрез отказался обещать ему, что он его обслужит, прежде чем обслужит тех, говоря, что они пришли к нему в мастерскую раньше и что деньги их стоят столько же, сколько и деньги Лоренцо”.
Лоренцо Великолепный скончался в Кареджи 8 апреля 1492 года, в той же комнате, где двадцатью восьмью годами раньше почил его дед. Власть над Флоренцией наследовал Пьетро II, бездарный сын выдающегося тирана, имевший лишь одно желание повелевать. “Характер у него — тиранический и надменный” (Гвиччардини). Финансовые дела при нем пришли в полный упадок, банкирский дом Медичи развалился. В тревожное для города время он увлекался турнирами и требовал, чтобы его изображали непременно в рыцарских доспехах, был груб, жесток, подозрителен и жаден. Художники относились к нему с брезгливым презрением. За два года его праздного правления число сторонников Медичи, “приверженцев Шаров” (“Шарами” Медичи называли из-за пилюль, изображенных на их гербе), сильно поубавилось. Первыми Пьетро покинули наиболее достойные горожане, раньше других обнаружившие вредоносность его попыток властвовать. В городе воцарилась поглупевшая и обнаглевшая тирания. В 1494 году войска Карла VIII Французского двинулись на Апеннины. Перепуганный Пьетро бросился в лагерь противника, 30 октября без ведома Синьории он в подтверждение нейтралитета передал французам пограничные крепости и порты. Флорентийцы расценили это как измену и отправили сына Лоренцо в изгнание, дав ему прозвище Неудачник.
Ни в этот раз, ни при иных внешних и внутренних драматических событиях, какими бы они ни были, исключение составляет лишь эпидемия чумы, художественная жизнь Флоренции не только ни на минуту не замирала или хотя бы приостанавливалась, наоборот, с нарастающей интенсивностью продолжалась. Искусство и обыденная жизнь образовали столь прочный сплав, что никакие катаклизмы разрушить его не могли. Во время изгнания Медичи Микеланджело изваял “Давида”. Боттичелли, Перуджино, Леонардо, Лоренцо ди Креди, Антонио Сангалло, фра Бартоломео, Андреа дель Сарто создавали бессмертные шедевры.
В XV веке ни в Риме, ни в Венеции, ни в других городах Апеннин не было таких выдающихся правителей, как во Флоренции. Медичи, во всяком случае первые из стоявших у власти, не могли себя упрекнуть в упущенных возможностях создания благоприятной атмосферы для развития искусств. Пьетро Медичи, оказавшийся недостойным своих предшественников, был тотчас лишен власти.
Из восемнадцати лет отсутствия Медичи флорентийцы четыре года испытывали сильнейшее влияние Джироламо Савонаролы (1452–1498). Он пришел во Флоренцию в 1481 году и поселился в монастыре Сан Марко. Образованный, талантливый, аскетичный доминиканец быстро завоевал популярность и авторитет горожан. В 1491 году его избрали настоятелем монастыря и пригласили проповедником в кафедральном соборе Санта Мария дель Фьоре. С высоты епископской кафедры он страстно обличал циничную тиранию Медичи, а когда их изгнали, сформулировал и добился принятия законов, установивших республиканскую форму правления. Фра Джироламо настоял на отмене многих постановлений, принятых при Лоренцо Великолепном, создании Большого совета и других республиканских учреждений. Первое время их функционирование давало сбои. “В правительстве был сильный разлад, все магистраты избирались в Большом совете, а он поначалу отдавал предпочтение людям из народа, гражданам добропорядочным и тем, которые не вмешивались в дела государственные, а не людям с большим весом и опытом. Затем постепенно поняли, что и в правительстве должны быть благоразумные и толковые граждане, угасла ненависть к большинству тех, кто в прошлом имел в городе власть, и выборы главных магистратов, в первую очередь гонфалоньера справедливости и Комиссии десяти, стали проводиться более разумно” (Франческо Гвиччардини).
Создав стройную систему демократических учреждений, Савонарола принялся за поправление нравов мирян и священнослужителей, за восстановление добродетелей. Боттичелли, Микеланджело, Филиппино Липпи, Лоренцо ди Креди, другие художники и поэты, многие члены Платоновской академии не пропускали его обжигающих, страстных проповедей. В творчестве Боттичелли, и не его одного, легко обнаруживается влияние неистового доминиканца. Призывы Савонаролы к борьбе за чистоту веры и христианской морали достигли стен Ватикана. Коварный и мстительный Александр VI — второй папа из испанского семейства Борджа, враг нравственности и плотских ограничений, клеветой и угрозами расколол флорентийцев. Многие сторонники фра Джироламо неожиданно сделались его врагами. Монах предлагал то, в чем они, уставшие от реформ, вовсе не нуждались. Он раздражал их требованиями жизни лишь по его сценарию, празднеств с гимнами и чтением церковных текстов, а они привыкли к скабрезным песням и непристойностям. Не пожелав разглядеть реальные условия флорентийской жизни, Савонарола не заметил, как своими руками приготовил поленницу для собственного костра. Александр VI требовал отправки взбунтовавшегося монаха в Рим, там его ожидали составитель ядов Себастьяно Пинцон и палач Микеле Корелла, испанцы, следовавшие за папой неотступно.
Горожане решили, что им не нужны неприятности с Ватиканом из-за выдумок неугомонного монаха, но передать его в руки папы отказались. Бывшего кумира безжалостно истязали, требуя признаний в несодеянном. Пытали и выносили приговор те, кто, благодаря законодательным стараниям Савонаролы, обрели над ним власть. Не получив доказательств в виновности, его и двух ближайших сподвижников повесили, трупы сожгли, чтобы “души их окончательно были разлучены с их телами”, и бросили в Арно.
Слухи и небылицы кружили вокруг Савонаролы задолго до его казни. Их авторы — главным образом церковники — ядовитыми красками нарисовали портрет снедаемого честолюбием полуграмотного неряшливого монаха, недалекого ума, враждебного искусству. Сохранилась масса документов, из коих складывается представление об ином Савонароле, умном, глубоком, честном, бескорыстном. Некоторые законы, предложенные им, действовали до середины XIX века. Он любил искусство, дружил с художниками, предостерегал их от жажды наслаждений и разнузданности в изо-
бражении библейских сюжетов, жил в окружении фресок фра Анджелико и уж во всяком случае не жег произведений искусств, что ему настойчиво приписывали, что до сих пор встречается в текстах, казалось бы, солидных исследований.
Неправедный суд и гибель Савонаролы разрядили внутриполитическую обстановку, принесли успокоение горожанам. Своими действиями он опередил время и поплатился за это и за фанатизм, сжигавший его изнутри. Среди собравшихся
23 мая 1498 года увидеть казнь Савонаролы на площади Синьории в густой ликующей толпе бывших его почитателей, вытянув шею, стоял его младший современник Никколо Макиавелли (1469–1527). Будучи противником тирании Медичи, но и Савонаролы, он прозябал в юридической конторе отца и не пытался поступать на государственную службу. Казнь монаха-республиканца открыла ему дорогу. Вскоре Никколо утвердили в должности второго канцлера республики. Легкость избрания Макиавелли объясняется тем, что первые лица администрации Синьории были его коллегами по корпорации, образованной гуманистами.
В сентябре 1502 года во Флоренции вместо главы Синьории, сменяемого каждые два месяца, избрали пожизненного гонфалоньера справедливости. Им стал Пьеро Содерини (1450–1513). Макиавелли сделался ближайшим советником мягкого нерешительного гонфалоньера справедливости, пытался оказать возможную помощь. Неспособный правильно оценить происходящее, впавший в отчаяние от известия о появлении на Апеннинах испанцев, растерявшийся Содерини не мог спасти республику, но искусство при нем процветало. Прежний порядок в городе восстановил сын Лоренцо Великолепного, папский легат, кардинал Джованни Медичи. 16 сентября 1512 года он в сопровождении отряда испанцев вступил во Флоренцию и вслед за избранием в 1513 году папой (Лев X) назначил своего младшего брата Джулиано, мягчайшего покровителя всех искусств, ее правителем. С реставрацией Медичи муниципальные учреждения навсегда покинули гуманисты. Джованни и Джулиано Медичи, воспитанные самыми выдающимися гуманистами, завоевав власть, тотчас сделались их противниками: они знали, что гуманисты враждебны тирании. Разрыв Медичи с гуманистами ускорил потерю Флоренцией ведущего положения среди итальянских городов-государств.
Тотчас после реставрации Медичи Макиавелли оказался в палаццо Барджелло, вкусил пытки и плеть; от гибели его спасла амнистия по случаю избрания кардинала Джованни Медичи, второго сына Лоренцо Великолепного, папой Львом Х. Для энергичного, деятельного Никколо, испытавшего триумфы побед, радость удач, безделье было невыносимо. За годы службы он не разбогател, подступила нужда, пришлось покинуть Флоренцию. Чтобы приглушить навалившиеся невзгоды, отогнать мрачные мысли, Никколо занялся сочинительством. Мог ли он предположить, что его книги переведут на многие языки и будут изучать через пятьсот лет? Идеи Макиавелли оказали сильнейшее влияние на развитие исторической науки, формирование государственных систем. Именно книги обессмертили его имя. В 1520 году ему поручили написать “Историю Флоренции”. Многие брались за историю родного города. Обычно этот почетный труд поручался ушедшему с поста первого канцлера. Среди них были талантливейшие — Салутати и Бруни. Кто сегодня держал в руках их книги? Желая дать пример идеального правителя, Макиавелли не поскупился на краски при описании жизни и деяний Козимо Старшего и его внука. Так предполагал он хоть чему-нибудь научить современных ему и грядущих политиков. Отказавшись от общепринятой латыни, этот последний свой труд он изложил по-итальянски. Никколо оказался превосходным стилистом, одним из создателей литературного итальянского языка. Отступила нужда, его часто видели во Флоренции, он посещал сад Ручеллаи, где собирались гуманисты, читал свои тексты, участвовал в обсуждении трудов коллег.
Между первым и вторым изгнаниями в течение пятнадцати лет Флоренцией правили четыре повелителя из рода Медичи, умные, образованные, любившие живопись, поэзию, музыку, много сил отдававшие своим увлечениям, но не политике. Последний из них, Ипполито, мягкий, воспитанный, не мог и не умел повелевать. Иной раз правитель правит не оттого, что ему хочется, а оттого, что этого требуют семья, клан, окружение, он оказывается рабом обстоятельств и не в силах следовать своим желаниям.
Зимой 1525 года возникла опасность захвата и разграбления Флоренции войсками испанского короля Карла I (с 1519 года императора Священной Римской империи Карла V). Позабыв об обидах и убеждениях, Макиавелли устремился спасать родину. Он бросился к папе, его ближайшим советникам, Медичи; изнемогая от унижений, заискивал, льстил, писал послания, вместе с Микеланджело строил оборонительные сооружения, готов был служить любому, кто бы он ни был, но отстоять независимость любимой Флоренции. Никколо понимал, что, спасая Флоренцию, он спасает Медичи — пусть Медичи, но не испанцы. Его обвиняли в беспринципности, продажности, двурушничестве, а он до самозабвения любил свою родину, больше семьи, больше родителей, больше самого себя, и служить он желал Флоренции, только ей.
В 1525 году войска императора Карла V нанесли поражение французам в битве при Павии, заняли Милан и двинулись на юг, 15 марта 1527 года император и папа подписали мирный договор, по которому Карл V обязался вывести свои войска с полуострова. Солдаты, долго не получавшие жалованья, отказались повиноваться военачальникам, 5 мая сорок тысяч разъяренных испанцев и немцев захватили Рим и подвергли его варварскому разграблению. Флорентийцы, опасаясь нашествия неуправляемой вооруженной толпы и понимая, что республиканская форма правления может спасти город, 17 мая изгнали мягкого неумелого Ипполито Медичи. Во время штурма паллацо Веккьо сторонники Медичи сбросили на разъяренную толпу скамью из зала Совета пятисот. Пострадал микеланджеловский “Давид”. От левой руки, держащей пращу, откололось три куска. Вазари и Франческо Совиати подобрали осколки и отнесли в дом Буонарроти, где они пролежали почти два десятилетия. После напоминаний Вазари Козимо I распорядился “прикрепить медными штырями каждый обломок на свое место”. Как ни старались реставраторы, стыки хорошо видны.
Во Флоренции воцарилось беспокойное время. Макиавелли включили в комиссию по обороне, и бывший второй канцлер подал прошение на замещение прежней должности. Его знали по службе в Синьории, знали, как пострадал он от Медичи, столько сделал для родной Флоренции, сколько мог сделать, столько желал сделать, — вдруг в опасное для родины время вспомнят о его энергии, опыте, знаниях? Он, умевший предугадать, просчитать все ходы, так ошибся в очевидном. Голосование по претендентам на должности назначили на 23 мая 1527 года. Ровно через 29 лет после казни Савонаролы на заседании Большого совета кандидатура Макиавелли была цинично обругана и провалена. Месяц спустя его не стало, потом посыпались почести: похороны в базилике Санта Кроче, портреты, монументы, над гробницей воздвигли памятник с эпитафией: “Имя его выше всяких похвал”.
Весь трехлетний период республиканского правления не утихала борьба за власть между группировками. 12 августа 1530 года стараниями папы Клемента VII (Джулио Медичи) и его союзников по “Священной лиге” во главе с императором Священной Римской империи Карлом V после десятимесячной осады города Медичи возвратились во Флоренцию, но править ею папа повелел не кардиналу Ипполито (возможно, вспомнили слова Козимо Старшего: “с молитвенником в руках не управляют”), а его троюродному племяннику Алессандро, внебрачному сыну герцога Урбинского Лоренцо. Настоящим отцом нового повелителя современники называли Клемента VII. Если это так, то предпочтение Алессандро прежнему властителю и другим претендентам на власть становится более понятным. Ни преданности, ни любви к новому тирану флорентийцы не питали. В 1532 году Клемент VII сделал его “герцогом Флорентийской республики”, отменил должность гонфалоньера справедливости и провозгласил Тоскану герцогством. Для увеличения числа союзников Алессандро в 1533 году выдал сводную сестру Екатерину замуж за наследника французского престола Генриха Орлеанского, в 1536 году женился на Маргарите Австрийской, внебрачной дочери императора Священной Римской империи всемогущего Карла V. Делам государственным талантливый хитрец и интриган, прирожденный политик Алессандро предпочитал праздность и развлечения. Его действия не лишены дальновидности, но уж очень непопулярными они были. Обиженный кардинал Ипполито писал на него доносы и, живя в Риме с 1529 года, отдавал их Клементу VII. Через год после кончины папы Ипполито нашли мертвым. Поговаривали, что его отравили подосланные “герцогом Флорентийской республики” убийцы.
Злопамятный Алессандро не забыл, что Микеланджело в 1530 году руководил обороной Флоренции, и скульптор опасался мести за противодействие Медичи. Поговаривали, что от руки убийцы великого ваятеля спасло заступничество Клемента VII. Незадолго до смерти папа вызвал его в Рим и вынудил приступить к росписи алтарной стены Сикстинской капеллы. До его кончины Микеланджело успел сделать эскиз фрески. Новый папа Павел III, искренне любивший Микеланджело, в первые же дни понтификата распорядился оштукатурить стену и возвести леса. На этих лесах Микеланджело провел восемь мучительных лет. Во Флоренцию он не возвратился.
Правление “душевно убогого, выродившегося” Алессандро вызывало раздражение у многих. Знатные флорентийские семьи не скрывали недовольства поведением Алессандро, лишившегося поддержки Ватикана. “Герцог Флорентийской республики” был зарезан 6 января 1537 года своим доверенным лицом и родственником Лоренцо (Лоренцино) деи Пьеро Франческо Медичи (1514–1548), за маленький рост прозванного Лорензаччо. В тот злосчастный день герцог Алессандро кольчугу не надел. Историки не пришли к единому мнению о мотивах убийства. Вероятнее всего, не обошлось без хорошо продуманной интриги, в которой, судя по всему, ведущую роль сыграл Франческо Гвиччардини (1483–1540).
С первых дней второй медичейской реставрации Гвиччардини, опытный дипломат и администратор, помогал властям восстановить старый порядок, стремясь при этом избежать кровопролития и грабежей. “Меня удовлетворяет всякое правление, — писал он своим друзьям, — лишь бы оно обеспечивало власть и величие Медичи. Многие из нас отныне зависят от них в такой мере, что было бы безумием, если бы мы не сумели воспользоваться этим счастьем”.
Действия молодого Алессандро вскоре разочаровали Франческо, новый правитель приблизил его к себе и вежливо внимал советам опытного политика, но поступал по-своему, часто наоборот, он не симпатизировал надоедливому старцу, раздражавшему нравоучениями. Происходя из старинной флорентийской семьи, мессер Франческо получил превосходное образование, природа одарила его выдающимися способностями и стремлением к знаниям, заслуженно занимаемые высокие должности позволяли приобрести бесценный опыт государственной службы. Он рассчитывал на получение ответственной, почетной и доходной должности. “Правление требуется такое, — писал Гвиччардини, — чтобы чины и выгоды распределялись между друзьями, а тем, кто не сочувствует, хватит того, что их не будут теснить несправедливо”. Он всей душой стремился служить Медичи из выгоды и по убеждениям — ничего лучшего для себя он не видел. Гвиччардини видел промахи в правлении Алессандро и его чиновников, но ничего сделать не мог. Зрело разочарование, пришло убеждение, что жизнь его при герцоге Алессандро не сложится, не приблизится к желаемой. В папской администрации, в других итальянских государствах он никому не был нужен. Его, человека действия, вынуждали к прозябанию. И он невольно начал озираться по сторонам.
Взгляд опытного политика, виртуоза интриги, творца тончайших стратегических комбинаций, младшего друга и отчасти единомышленника Никколо Макиавелли остановился на юном Козимо из младшей ветви Медичи. Его отец Джованни делла Банде Нере (1498–1526), правнук Лоренцо, младшего брата Козимо Старшего, кондотьер, прозванный Непобедимым, предводитель “Черных отрядов” (ит. Bande Nere), был давним соратником Франческо Гвиччардини по военным и политическим баталиям, прославился непоколебимой свирепостью и беспринципностью. Он служил тем, кто в данный момент больше платил, — Милану, Флоренции, Франции, Ватикану, погиб на поле сражения. Франческо знал Козимо с рождения, он решил, что восемнадцатилетний юноша, сирота, неопытный в делах политических, наверняка прислушается к советам умудренного старца, водившего дружбу с его покойным отцом. Никаких прав у Козимо на власть нет, а если он ее получит из рук Гвиччардини, проникнется же он к нему благодарностью, прислушается, возвысит. И Гвиччардини приступил к объединению недовольных правлением Алессандро. Их оказалось предостаточно. Тихими подталкиваниями, тончайшими намеками мессер Франческо вербовал союзников. Неоценимую помощь оказал Джироламо дельи Альбицци, родственник матери Козимо Марии Сальвиати, внучки Лоренцо Великолепного. Умнейший Гвиччардини продумал стратегию перехода власти в другие руки и условия этого перехода, продумал все до мельчайших деталей. С убийцей, вероятно, Козимо договаривался сам. Наверное, Лоренцино были обещаны награды, впрочем, неисполненные, гарантии беспрепятственного бегства и спокойного проживания вне Флоренции. Через одиннадцать лет после гибели Алессандро Козимо подослал в Венецию убийц. Они среди бела дня в центре города на площади хладнокровно умертвили Лоренцино, легкомысленно шантажировавшего нового правителя Флоренции. Это была не месть: чтобы отомстить, так долго не ждут. Когда один из приближенных Козимо соблазнил его дочь и бежал из Флоренции, за ним тотчас бросились в погоню и, поймав, лишили жизни без промедлений.
Задача усложнялась возможными претензиями Франции на Флорентийское герцогство. Король Франциск I видел жену своего сына Генриха Орлеанского Екатерину Медичи наследницей флорентийской правившей династии. В Париже могли появиться внуки Лоренцо II и герцогини Бульонской, рожденные Екатериной от дофина Франции и имевшие право на герцогство Флорентийское больше, чем незаконнорожденный Алессандро и Козимо, отдалившийся от прямых наследников на шесть поколений. В борьбу за владычество над Флоренцией могла вступить и Испания во главе с тестем убитого Алессандро Карлом I (он же Карл V, могущественный император Священной Римской империи). По условиям секретного договора, подписанного Карлом V и Алессандро, в случае смерти последнего все тосканские крепости переходили в руки испанцев, владычество над Флоренцией в нем деликатно умалчивалось. Гвиччардини удалось избежать притязаний Франции и Испании, удалось получить от Козимо многие заверения и обещания.
Вслед за гибелью герцога Алессандро флорентийцы принялись обсуждать дальнейшую судьбу города. Робкие голоса за восстановление республики заглушили толпы сторонников тирании Медичи. Кардинал Чибо (Инноченцио Чибо Маласпина) склонялся в сторону малолетнего Джулиано (1532–1600), побочного сына Алессандро, единственного жившего во Флоренции законного претендента на герцогство, но Гвиччардини сделал так, чтобы победил Козимо Медичи. Через три дня после убийства Алессандро 9 января 1537 года он “был избран высшим правителем города и принадлежавших ему земель”.
Перед голосованием Козимо согласился на все предложенные ему условия: отказаться от титула герцога, принять конституционные ограничения тиранической формы правления, возвратить всех эмигрантов, не передавать испанцам тосканские крепости. Статьи секретного соглашения с Карлом V могли служить мотивом гибели Алессандро, но даже косвенных подтверждений испанской версии убийства герцога не обнаружено. Козимо раздавал любые обещания, согласился даже взять в жены одну из пяти дочерей Гвиччардини, обещал все, что от него требовали и не требовали. Но самые здравые умы, самые хитрые и предусмотрительные, неизменно впадают в ошибку, полагая, что их ставленник не отступит от обещанного. Трудно отыскать хоть один пример удачно свершившегося заговора и последовавшего за ним выполнения предварительно поставленных и принятых условий. Победивший избранник заговорщиков не желает видеть тех, кто привел его к власти, не желает быть им обязанным, признавать их заслуги, вознаграждать прошлых соратников, ищет повод для избавления от них: хорошо, когда избавление обходится без кровопролития.
Придя к власти, Козимо тотчас нарушил почти все охотно данные им обещания. Восемнадцатилетний правитель Тосканы оказался изворотливее своих умудренных опытом наставников, циничная хитрость взяла верх. Он совершил неожиданный для всех поступок — превратился в ревностного союзника давнего непримиримого врага Флоренции Карла I Испанского. Император отклонил его сватовство к своей дочери, вдове Алессандро Марии Австрийской, но этот сюжет никак не повлиял на установившееся доброе отношение императора к новому флорентийскому тирану. Сама по себе отпала масса проблем и с ними необходимость выполнения вынужденных обязательств, данных надоедливому Гвиччардини и его соратникам. 2 августа 1538 года в битве при Монтемурло Козимо разгромил войска изгнанников-республиканцев, вторгшихся в Тоскану. В 1539 году он женился на дочери вице-короля Неаполя Элеоноре Толедской, и его дом превратился в испанский островок среди ренессансной Флоренции: этикет, одежда, еда — все было испанское, даже имена сыновей.
Освоив разветвленную систему управления городом с помощью канцелярий и комиссий, располагавшихся в палаццо Веккьо, Козимо, почувствовав себя полновластным правителем, превратил жизнь Гвиччардини во Флоренции в пытку. Кому нужны отыгранные карты, свидетели унижений, справедливые упреки, даже безмолвные… Искушенный политик, оцененный Львом Х, Клементом VII и даже Макиавелли, историк, философ, мемуарист, обманутый и посрамленный мальчишкой, отправился доживать свой век на фамильной вилле в Арчетри. Как и Макиавелли, он безмерно тосковал вне Флоренции, много писал, не находя в этом занятии утешения. Все виделось ему в черном свете, разочарование затмило, погребло все, что было хорошего. Франческо родился в богатом доме на берегу Арно рядом с недостроенным палаццо Питти, счастливо прожил детство, увлекся науками, сложилась легкая блистательная карьера, служил суверенам, папы прислушивались к его советам, вокруг толпились просители, его умом и энергией восхищались, неизменно согревали надежды, радовала необходимость в его услугах. И вдруг все так нелепо разлетелось, он в изгнании и от невозможности действовать взялся за перо.
Современники и потом, через столетия, отзывались о Гвиччардини недоброжелательно, среди них Монтень и Стендаль. В 1847 году французский историк, философ и поэт Эдгар Кине (1803–1875) писал о нем: “Когда будет Италия, она золотыми буквами начертает имя этого чудовищного гения на позорном столбе”. Упрекали его за недоброжелательные отзывы обо всех и обо всем, за перемены во взглядах, за беспринципность в выборе власти, которой служил. Не осознавая того, он сам себя заклеймил, в его воспоминаниях можно прочитать: “Не думаю, что в мире есть вещь хуже легкомыслия, потому что легкомысленные люди — орудия, способные встать на любую сторону, какой бы она ни была коварной, опасной и гибельной. Поэтому берегитесь их как огня”. Почти безвыездно Гвиччардини с семьей прожил на вилле около трех лет и тихо скончался, всеми брошенный и позабытый. Поговаривали, что его отравили. Кому нужен озлобленный, язвительный свидетель?..
Козимо I, с 1569 года великий герцог Тосканский, правил Флоренцией с 1537-го по 1574 год, “ловкий политик, бессовестный тиран”, суровый и непоколебимый, с лицом свирепого кондотьера, отобразившим профессию отца. Современникам он казался счастливейшим государем. В 1562 году дочь Козимо Лукрецию, заподозренную в измене, отравил муж, Альфонсо II д’Эсте, герцог Феррарский. Другую дочь Изабеллу за подобное прегрешение задушил муж, дон Паоло Джордано I Орсини, герцог Браччиано. Старшая дочь Мария семнадцати лет от роду умерла от малярии. В 1562 году сын Козимо I, дон Гарсиа, в пылу спора заколол своего брата кардинала Джованни. Разгневанный отец собственноручно лишил сына-убийцу жизни. Их мать Элеонора Толедская скончалась от горя, ее похоронили одновременно с сыновьями. Их прах покоится в Новой крипте под капеллой Принцев базилики Сант
Лоренцо. Младший из сыновей герцога Пьетро в припадке ярости задушил свою жену.
Было ли у Козимо I время покровительствовать искусствам? Оказывается, было. После победы над Сиеной и ее присоединения к Флоренции наметился новый подъем в искусстве. Побуждаемый “безмерной страстью к украшению Флоренции” (Ригуччо Галуцци) и честолюбивым стремлением увековечить себя, Козимо I раздавал художникам крупные заказы. Появились конные статуи, парадные портреты, произошла закладка новых зданий и реконструкция старых. Стены и плафоны дворцовых залов украсили пышными батальными сценами, на фасадах появились фрески и сграффито11 . Великий герцог Тосканский не без основания требовал, чтобы его изображали в шлеме и латах, чтобы выражение лица его внушало страх и уважение.
“Герцог был необычно большого роста, — пишет Винченцо Федели, — очень крепкого и сильного сложения. Его обращение вежливое, он может быть и жестоким, когда захочет. В занятиях и физических упражнениях он неутомим и испытывает удовольствие от отдыха, требующего ловкости, силы и проворства, не имеет соперников в поднятии тяжестей, владении оружием, турнирах или играх в мяч… В этом, как в рыбной ловле и плавании, он забывает о своем положении и звании, обращается со всеми дружески, желая при этом, чтобы и к нему относились на равных, без обычных знаков внимания… Вне отдыха и развлечений он требовал почтения и полного повиновения, к тем, кто ему был подвластен, он проявлял подобающую строгость, в городе говорили: “Он был герцогом или не герцогом, когда того желал”, то есть разделял свое поведение на привычное и княжеское… Этот правитель был быстрого и цепкого ума, хорошо разбирался во многих делах. У него была исключительная память, он помнил все: приход, расход, войска и оружие в любом месте. Этот правитель был мастером во всех профессиях и получал удовольствие во всяком учении. Наибольшее удовольствие он получал от скульптуры и живописи, постоянно приглашал людей обоих искусств создавать редкостные и замечательные вещи… Он восхищался драгоценностями, статуями и древними медалями и обладал неслыханным числом редкостей. У него была история его времени, написанная по-латыни и на тосканском наречии, и он заплатил нескольким замечательным людям, чтобы они написали комментарии к его жизни на двух языках. Так благодаря живописи и скульптуре, гравюре и нетленной бумаге он обрел вечность и славу после своей смерти, как он был удачлив и счастлив в этой жизни”.
Козимо I властвовал на излете Ренессанса, его ближайшим советником был Джорджо Вазари (1511–1574), безгранично преданный поклонник и ученик Микеланджело, крупный архитектор и живописец. Но все достижения Вазари (ит. vasaio горшечник) на ниве искусства меркнут в сравнении с его выдающимся талантом литератора, историка искусств, искусствоведа. Он не был бы приближенным Козимо I, его советником и даже другом, будь герцог равнодушен к искусству. Вазари первый начал рассматривать три изящных искусства “как дочерей одного отца — рисунка”. Он уговорил герцога учредить Академию рисунка (Accademia di Belle Arti), первое в Европе такого рода объединение. В ее состав вошли лучшие флорентийские художники. Академия устраивала собрания и выставки. Для этого зал капитула ордена серветов (служителей Девы Марии), находившийся в базилике Сантиссима Аннунциата (Благовещение Пресвятой Девы), перестроили под капеллу Святого Луки, покровителя искусств, и посвятили Святой Троице, символизирующей единство трех искусств. В склепе под капеллой погребены многие величайшие художники Ренессанса. Проник в капеллу можно через дворик Мертвых, вход в него открыт лишь во время впуска на редкие богослужения. О них нигде не объявляют. Мне удалось случайно побывать в этой капелле. Попробуйте и вы, не пожалеете.
Образование Академии рисунка радостно поддерживал Микеланджело. По настоянию Вазари Козимо I не раз посылал ему лестные приглашения вернуться на родину, но скульптор неизменно отклонял просьбы герцога, хотя в одном из ответов он писал: “Дай Бог, чтобы я ни в чем не мог отказать вам”.
Козимо I поручил Вазари разработать проект здания Магистратов — Уффици (ит. uffizi — канцелярии). Его закладка состоялась 23 марта 1560 года, первоначально в нем предполагалось разместить казначейство, трибуналы, комиссии и другие правительственные учреждения нового государства Великого герцогства Тосканского, образованного Козимо I. Семейство Козимо I в 1550 году переселилось на левый берег Арно в палаццо Питти. Чтобы герцог мог совершать путь из палаццо Веккьо через Уффици в Питти, минуя уличную толпу или во избежание угрозы нападения, Вазари построил от палаццо Веккьо до палаццо Питти крытую галерею, названную коридором Вазари. Палаццо Веккьо соединяется галереей с северным торцом здания Уффици. От его восточного фасада начинается собственно коридор. Он проходит вдоль Арно до понте Веккьо, по нему в Ольтрарно и далее к палаццо Питти. В Ольтрарно на берегу реки вплотную к понте Веккьо возвышается построенная не позднее XII века башня Манелли, мешавшая строительству коридора Вазари. Владельцы башни воспротивились ее сносу. Не помогли угрозы сурового Козимо I, и зодчему пришлось ее обойти. Взгляните, когда будете во Флоренции, на памятник бессилия тирана перед правом владельца на собственность.
Проектируя здание Уффици, зодчий создал планировку помещений высшего правительственного учреждения с учетом их функционального назначения. В начале 1560 года безжалостно снесли старый Монетный двор. Находившуюся рядом церковь XI века Сан Пьетро Скьераджо, где в XII–XIII веков заседали приоры, частично разобрали и включили в состав Уффици; сегодня в ней размещается архив трибуналов. Строительство завершилось лишь в 1580 году. К тому времени минуло шесть лет, как не стало заказчика и зодчего, почивших в один год. Работы заканчивали Альфонсо Париджи и Бернардо Буонталенти, не внесшие существенных изменений в первоначальный проект. Бесчисленные комнаты заселили канцеляриями, трибуналами, комиссиями, казначейством…
Архитектурные решения, предложенные Вазари, вызывают восхищение. Вплотную к средневековому готическому палаццо Веккьо возвели ренессансное сооружение. Спустя столетия они не диссонируют: архитектура имеет свойство со временем мирить непримиримое, разностильные здания перестают соперничать, сживаются и образуют единый ансамбль. Два параллельных корпуса длиной 142 метра с расстоянием друг от друга 18 метров и поперечная галерея образуют внутренний двор (пьяццале Уффици), соединивший площадь Синьории с набережной Арно. Дворовые фасады здания украшены статуями величайших флорентийцев.
Первым из Уффици начал вытеснять чиновников старший сын Козимо I, великий герцог Тосканский Франческо I. Он приказал застеклить восточную лоджию верхнего этажа, и в образовавшемся коридоре в 1581 году разместили “галерею статуй”. Буонталенти пристроил к галерее несколько комнат для развески в них живописи и возвел восьмигранную “Трибуну”, пронзившую все три этажа восточного корпуса, в ней расставили старинную скульптуру, а по стенам устроили шпалерную (сплошную) развеску картин. Франческо I был страстным поклонником искусств. Размещая художественные сокровища в лучшем здании в центре города, герцог стремился сообщить согражданам и всей Европе, что искусство остается главнейшим символом Флоренции, напомнить всему миру о ее былом величии. Начиная с XVI века Флоренция не могла гордиться шерстяниками, шелкоделами, финансистами, не осуществляла грандиозных проектов (Уффици — исключение). Франческо I и последующие правители превосходно понимали, что высокое положение Флоренция не утратит лишь благодаря имеющимся у нее художественным сокровищам клана Медичи. Величие нуждается в подтверждении, в постоянной поддержке.
Постепенно искусство вытеснило бюрократию из Уффици, но лишь в 1775 году галерею открыли для беспрепятственного посещения публикой. Основа экспозиции музея состояла из личных коллекций семьи Медичи, ее пополнение продолжалось и после открытия музея. В 1860 году заботы о галерее перешли к государству. История собрания произведений искусства, сосредоточенных в Уффици, — пример музея, возникшего из частных коллекций членов правящей династии. Это ее отчасти роднит с Эрмитажем, где ядро картинной галереи — личные коллекции русских императоров. Галерея Уффици входит если не в пятерку, то уж бесспорно в десятку величайших музеев мира. Ее собрание итальянской живописи не имеет равных. Ни один путешественник, посетивший Флоренцию, не может миновать Уффици. Чтобы, кроме одного лишь оглушительного восторга от увиденного, ничего не пропустить и сохранить впечатления хотя бы о самом главном, необходимо на посещение галереи потратить не менее шести часов. Прийти на пьяццале Уффици лучше в семь тридцать утра и встать в очередь среди первого десятка страждущих. (Нигде во Флоренции нет очередей, кроме этой.)
Пуск объявлен на восемь пятнадцать, но в залы галереи попадают около восьми тридцати. Можно занять очередь и позже, но тогда придется дольше томиться в ожидании, оказаться в набитых людьми залах и сполна вкусить духоты. Ранние посетители хотя бы часть пути пройдут без хаотичной толпы и организованных экскурсантов с крикливыми гидами. Главное, не забыть взять фотоаппарат: из окон галереи, соединяющей корпуса, из окон залов, с террасы кафетерия можно сделать снимки купола Санта Мария дель Фьоре, панорамы центра города, Ольтрарно, палаццо Веккьо, Арно с мостами. Если повезет с погодой, то снимки будут превосходными. Разумеется, в залах фотографировать запрещено. Не забудьте осмотреть коридо-
ры — бывшие лоджии третьего этажа, они великолепны. О сокровищах, хранящихся в Уффици, следует читать в книгах, они есть. Повторим лишь, что такого собрания итальянской живописи, как в Уффици, нет нигде, даже в прославленных музеях Ватикана. Во второй половине XIX века при секуляризации церковного имущества многое из храмов попало в Уффици, а в Ватикан — нет. Тогда же из галереи скульптуру передали в Барджелло, а антики в Археологический музей, оставив в Уффици живопись и графику.
Сегодня здание Уффици целиком занято крупнейшей в мире художественной галереей, в коридоре Вазари экспонируется собрание портретов. Многое хранящееся в Уффици приобретено на средства, отпущенные Козимо I. При нем произошел всплеск популярности городской скульптуры, ее творцами были лучшие ваятели. Площадь Синьории превратилась в музей скульптуры. Качество отливки достигло совершенства, ею с наступлением мирного времени занимались утратившие работу пушечные мастера. Герцог стремился украсить город снаружи и изнутри. На площадях появились фонтаны, монументы и колонны в честь побед флорентийцев в войнах, на многих фасадах закрепили доски с изображениями герба Флоренции. Популярности великого герцога Тосканского могли позавидовать почти все Медичи, правившие Флоренцией. Он щедро помогал нуждавшимся, поддерживал монаше-
ские братства, постоянно заботившиеся о них.
За десять лет до кончины Козимо I назначил регентом старшего сына Франческо. Так постепенно он передал ему власть над Тосканой. Второго из оставшихся в живых сыновей, Фердинанда, он сделал кардиналом. От брака с Иоанной Австрийской Франческо имел шесть дочерей, наследника она не родила. Задолго до кончины жены герцог завел любовницу Бьянку Капелло. Он построил для нее дворец в Ольтрарно, приобрел и подарил ей поместье Пратолино. Об увлечениях Франческо знала вся Флоренция. Вскоре после кончины Иоанны он женился на Бьянке, родившей ему до замужества двух сыновей-бастардов. Поскольку брак был морганатический, то эти два сына не могли наследовать престол. Поэтому после смерти Франческо власть над Флоренцией перешла к кардиналу Фердинанду, тотчас отказавшемуся от карьеры священнослужителя.
В XVI веке Флоренция утратила ведущее положение в экономике, и центр художественной жизни переместился в Рим, Венецию, Парму, Болонью. Но какую бы книгу по истории итальянского искусства мы ни открыли, она оказывается в основном посвященной истории флорентийского искусства. Столица Тосканы продолжала играть заметную роль в культурной и политической жизни Европы, не утратили авторитета герцоги Медичи. Могущественные династии, правившие в соседних государствах, стремились породниться с ними.
Эпоха титанов Ренессанса уходила в прошлое. Медичи все меньше делали заказы современным художникам, все больше приобретали работы мастеров XIV–ХVI веков, настали иные времена, возникли иные обстоятельства. Превосходные коллекции живописи собрали Козимо I, Антонио Медичи, пасынок герцога Франческо I, герцог Фердинанд I — тонкий знаток искусств, владел ценнейшей коллекцией античной и современной скульптуры. Рим XVI века более всего напоминал гигантскую площадку археологических раскопок. В 1576 году молодой кардинал Фердинанд Медичи приобрел в Вечном городе виллу, расположенную на холме Тринита деи Монти, и, поселившись в ней, принялся скупать лучшие коллекции антиков и ценнейшие статуи из раскопок. Кардинал Леопольдо Медичи (1617–1675), сын
Козимо II, неистовый коллекционер, образованнейший человек, тратил все свои средства на приобретение произведений искусства, побуждал других Медичи не упускать случая, когда попадался редчайший шедевр. Коллекционеры знают, что упущенный предмет собирательства второй раз не встречается, а деньги можно и одолжить. Не отставал от Леопольдо его старший брат, кардинал Карло Медичи (1611–1663). Много средств и времени отдавал искусству герцог Козимо III, любимый племянник кардинала Леопольдо, унаследовавший его коллекцию.
Первые Медичи поддерживали искусство Ренессанса, верно служили ему. Их потомки, приобретая произведения искусств, косвенно работали на Ренессанс, сохраняя творения старых мастеров. Последние Медичи понимали, что наследие художников эпохи Ренессанса придает им вес и при умелом его использовании дает право на участие в политической жизни континента. Поэтому поздние правители Флоренции стремились удержать за великим городом уже не принадлежавшую ему роль столицы искусств. Для этого требовались постоянный приток художественных сокровищ и возбуждаемый к ним интерес. Медичи не жалели средств на приобретения. При составлении брачных контрактов герцоги-женихи нередко настаивали на включении в приданое невест произведений искусств. Они заранее узнавали, чем располагают родители невест. Так во Флоренции появилось значительное число картин французских, немецких и других живописцев, включая итальянских из Венеции, Рима, Болоньи, Урбино, Сиены. Начиная с Козимо I, все великие герцоги Тосканские превратили искусство Ренессанса в политический вес правившей династии, в главное отличие Флоренции от других городов мира. В отношении числа и достоинств произведений искусств, принадлежавших Флоренции, она не утратила и не утратит первенства.
В 1737 году скончался последний великий герцог Тосканский Джан Гастоне Медичи и не оставил наследника. Десять представителей старшей ветви Медичи правили Флоренцией около ста лет, семь представителей младшей ветви Медичи правили Флоренцией более двухсот лет. Главенство над Флоренцией постепенно перешло к их родственнику — герцогу Франциску Стефану Лотарингскому. Все несметные богатства династии и недолгую власть унаследовала Анна Мария Лодовика Медичи (1667–1743), курфюрстина Палатинская, родная сестра Джан Гастоне. Между ней и новым правителем Флоренции 31 октября 1737 года была подписана конвенция, чаще ее называют “Семейным соглашением”. Стороны договорились, что при вступлении в силу соглашения Анна Мария Медичи признает легитимность Лотарингской династии. Приведем извлечение из третьей главы конвенции:
“Настоящим Светлейшая Курфюрстина уступает, вручает и передает во владение Его Королевского Высочества и его наследников Великих Герцогов всю мебель, предметы обстановки и редкости из наследства его брата Светлейшего Великого Герцога, в том числе Галереи, Картины, Статуи, Библиотеки, Драгоценности и иные ценные вещи, равно как и Священные Реликвии, кои Его Королевское Высочество обязуется хранить ради украшения государства, общественной пользы и привлечения любопытства иноземцев при строгом соблюдении условия, по которому ничто из этого достояния не может быть вывезено за пределы Столицы Великого Герцогства”.
Во владении правителей Лотарингского дома унаследованные ими коллекции находились до 1859 года и продолжали пополняться; за пределы Тосканы ничего не вывозилось. Лишь однажды флорентийским сокровищам был причинен ущерб: Наполеон распорядился отправить во Францию полотна из палаццо Питти, в 1815 году возвратить удалось не все. С исчезновением Великого герцогства Тосканского Флоренция стала собственником художественных сокровищ Медичи и благодаря этому остается одним из самых выдающихся городов мира. Сегодня богатства Медичи размещаются главным образом в музеях Уффици, Питти, Барджелло, в Галерее Академии, Музее серебра, Археологическом музее, палаццо Веккьо и Медичи–Риккарди, в базилике Сан Лоренцо и других флорентийских храмах.
Джорджо Вазари во второй половине XVI века писал о помощи, оказанной Лоренцо Великолепным художникам, поэтам и философам: “И если этому поистине великому примеру Лоренцо будут подражать князья и другие высокочтимые особы, то это принесет им честь и славу на веки вечные, ибо кто помогает и покровительствует талантам прекрасным и редкостным, от коих мир получает столько красоты, чести, удобства и пользы, тот заслуживает того, чтобы жить в человеческой памяти со славой вечно”.
Эти слова замечательного искусствоведа в равной мере относятся к деду Лоренцо, почти ко всему правившему клану Медичи. Величайших итальянских мастеров, живших в XIV–XVI веках, мы называем титанами Возрождения, благодаря им возникла культура, продемонстрировавшая мощь человеческого гения. К этой плеяде титанов Ренессанса мы обязаны отнести Козимо Старшего и Лоренцо Великолепного. Они разглядели новое, удобрили почву, взрастили и поддержали великое искусство Ренессанса. Теперь уж и не представить итальянского Ренессанса без преданного ему служения семейства Медичи.
Примечания
1 Глава из подготовленной к печати книги “Флоренция — город гениев. Нетуристический путеводитель”. См. также первую публикацию из этой книги в “Неве”, № 7 за 2011.
2 Пополаны — торгово-ремесленные слои городского населения XII–XV вв.
3 Гонфалоньер (ит. знаменосец) с середины XIII в. возглавлял ополчение в итальянских городах. В 1289 г. во Флоренции учредили выборную должность гонфалоньера справедливости (правосудия, юстиции) — главы городского самоуправления. Упразднена в 1532 г.
4 Чомпи (compo — чесальщики шерсти) — наемные рабочие, не состоявшие в цехе. Восстание длилось с 22 июня по 31 августа 1378 г.
5 “Жирный народ” (popolo grosso) — богатые горожане итальянской коммуны.
6 Гвельфы — политическая партия в Италии XII–XV вв., противившаяся господству императоров Св. Римской империи на Апеннинах.
7 Гибеллины — сторонники императора Священной Римской империи, противники гвельфов.
8 Аккопиаторы — должностные лица во Флоренции, занимавшиеся перепиской и хранением выборных списков и надзором за выборами. Назначались Синьорией или Балией. Синьория — орган городского самоуправления. Балия — чрезвычайная комиссия, организованная господствующей партией и обладающая особыми полномочиями. Аккопиаторы определяли кандидатов на выборные должности, поэтому ключевые фигуры, официально управлявшие Флоренцией, всегда оказывались сторонниками Козимо Медичи.
9 Барджелло — здание в центре Флоренции, в 1341 г. в нем разместился начальник полиции — барджелло (блюститель порядка), отсюда название, ныне это здание занимает Национальный музей Барджелло.
10 См.: “Нева”. 2011. № 7. С. 141.
11 Сграффито, граффито (выцарапывание) — способ отделки фасадов зданий путем процарапывания рисунка до нижнего слоя штукатурки, отличающегося по цвету от тонкого верхнего слоя.