Рассказ
Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2011
Анатолий Бимаев
Анатолий Владимирович Бимаев родился в 1987 году в Красноярском крае. По образованию юрист. Ныне — аспирант Хакасского государственного университета. Публиковался в региональных журналах, в альманахе “Порог”. Участник IX форума молодых писателей в Липках. Живет в г. Абакане.
История одной картины
Издалека озеро казалось матово-серым, но вблизи оно было прозрачным, и можно было разглядеть, как илистое дно резко уходит на глубину. Высокое небо и осенний лес вдоль прибрежной кромки воды отражались в зеркальной поверхности озера. Весь берег был устлан золотисто-багровыми листьями. В камышах у пристани темная лодка покачивалась на волнах.
На берегу рядом с пристанью над камышами стояла их хижина. Ее белые ставни проглядывались сквозь желтые кроны деревьев. Вокруг все выглядело опрятным и чистым, на крыше лежали мокрые листья, а воздух был влажным после дождя, и рыбак, который сидел на веранде, хорошо это чувствовал.
— Сделай мне завтрак, — сказал он жене. — Я сегодня пойду на рыбалку.
— Только скажи, что ты хочешь? — спросила она. — Я могу зажарить рыбу и подать ее с молодым картофелем и укропом.
— Нет, приготовь мне лучше ухи. Жареная пища тяжела для желудка.
— Это все глупости, что тебе нельзя есть жареную пищу.
Рыбак промолчал, закурив папиросу. За окном в камышах шуршал ветер, тень от деревьев пятнами ложилась на землю и озеро у причала. Жена встала напротив стола, достала из выдвижного ящика нож для разделки рыбы, затем положила нож на клеенку. Она была очень расстроена тем, что ее мужа снова мучают боли, и в глубине души во всем винила себя.
— Послушайся лучше меня. Сколько лет я убиралась за тобой и кухарила обеды и ужины. Неужели я была тебе неважной хозяйкой?
— Я помню то время, когда твое дыхание было парным молоком, — сказал рыбак, вспоминая тот запах. — Не бери в голову, ты у меня славная женка.
— Тогда почему ты ведешь себя со мной грубо?
— Я вовсе не груб с тобой.
— Нет, ты ведешь себя со мной грубо.
Она достала из тазика рыбу. Та вытянулась в ее руках мокрой тряпкой.
— Признайся, ведь дело совсем не в желудке. Ты просто вздумал сегодня капризничать. Если рыба приготовлена вкусно, не имеет значения, больной у тебя желудок или здоровый.
— Возможно, ты и права, — ответил рыбак.
— И откуда твоему желудку случилось вдруг заболеть? Наверно ты опять все преувеличиваешь. Вы, мужчины, все одинаковы — стоит только чему-то у вас заболеть.
Рыбак опять промолчал. Закончив с рыбой, она ушла с ней на кухню. Он курил на веранде, наблюдая, как в камышах шуршит ветер. Озеро и камыши были прежними, как и любовь, которую он хранил всю жизнь к одной только женщине.
Он полюбил ее, потому что в молодости она была веселой и застенчивой девушкой, которая долгое время вела себя недоступно. Когда это случилось у них впервые на берегу, все стало проще и сложней одновременно. Теперь он чувствовал некую нить между ними и оставался спокойным, а она больше не сомневалась в своих чувствах к нему.
Она больше не сомневалась в своих чувствах и любила его очень сильно, потому что он не давал ей повода для разочарований. Сначала она полюбила его спокойный характер и то, что он никогда на нее не кричал и был ласков в постели, а потом смогла полюбить остальное. Однажды она заметила, как он возвращается с рыбалки грязный и мокрый и что он нехорошо пахнет рыбой, но прошло совсем немного времени, и она полюбила и этот запах, который был стойким и прочным. Ей всегда нравилось, что он целиком принадлежал одной только ей и что до нее у него не было других женщин. Ей доставляло удовольствие подчиняться, но иногда она любила держать себя с ним недоступной и непокорной. Это было одновременно просто и сложно, и сейчас ей было приятно готовить завтрак, пока он сидел на веранде.
А он сидел на веранде и видел темную лодку у пристани среди камышей. Лодка покачивалась на волнах. В камышах по-прежнему шуршал ветер.
— Интересно, о чем думает этот старик? — послышался мужской голос из-за плотных штор, которыми рыбак занавесил другое окно.
— Не знаю, быть может, он думает о старости, — сказал женский голос.
— Этот старик получился хорошо. Посмотри на его глаза и ладони.
— И вправду он получился неплохо, — сказала она и вдруг добавила: — Но мне не нравится эта картина.
Рыбак вздохнул, загасив папиросу, напоследок выпустив изо рта струйку сизого дыма. Недавно он завесил окно плотной шторой и теперь расстроился, узнав, что мужчине и женщине в комнате была видна эта веранда. Оказалось, этот способ никуда не годился, и сейчас ему нужен был новый способ, более удачный, потому что он не любил выставлять свою жизнь напоказ.
— То есть как это не нравится? — переспросил мужчина.
— Что в ней особенного? В конце концов, эта картина просто ужасна.
— Как ты можешь так говорить?
— Дорогой, умоляю тебя, давай избавимся от этой картины, — сказала она, как женщина, которая привыкла добиваться всего различными штучками.
— Не говори ерунды, — ответил мужчина.
Рыбаку на веранде было слышно каждое слово; он представлял, как было бы хорошо оказаться сейчас в лодке на озере.
— Все с меня довольно, — сказала она. — Я от тебя ухожу.
— Нет, ты никуда не уйдешь.
— Уйду, и ты это знаешь. Не прикасайся ко мне, слышишь?
— Да постой же ты, говорю.
— Отцепи от меня свои грязные руки.
— И не подумаю.
Послышался резкий удар пощечины, потом неуютная тишина, в которой она все-таки заплакала.
— Я лишь сказала, что мне не нравится эта картина.
Рыбак поднялся и подошел к занавескам, откуда слышались голоса. Он отдернул штору и увидел просторную комнату. Мужчина и женщина стояли напротив друг друга и не решались подойти, словно их разделяла невидимая стена. Ее ладони закрывали лицо, она плакала.
— Что с тобой такое? — говорила она. — Считаешь, что ты самый умный?
— Ну все, успокойся.
— Нравится портить мне настроение?
— Нет, конечно же, нет.
— Видишь, что ты наделал? — она провела по щеке ладонью и заметила на своих пальцах мокрую тушь. — Ты все испортил.
— Больше ничего нет, успокойся. Видишь, ничего нет.
— Не подходи ко мне.
— Дай я тебя обниму, — сказал мужчина.
— Нет, я же сказала, не подходи ко мне. Я от тебя ухожу.
— Не совершай глупость. Останься. Так будет хуже.
— По-другому я не могу.
— Ничего ведь и не случилось.
— Это только ты так считаешь, что ничего не случилось, — сказала она. — Вечно у тебя никогда ничего не случается.
Они стояли напротив друг друга, когда рыбак отошел от окна и, отворив дверь кладовки, зашел внутрь. Внутри было прохладно и пыльно, небольшое окно под потолком едва пропускало солнечный свет. На проволоке жирными ломтями висело копченое мясо. Он нашел доски возле дальней стены. Надев перчатки, чтобы не занозить руки, он сносил их на веранду. Все инструменты лежали на полках среди коробок, и он вернулся за ними.
Он подошел к окну, заглянув в комнату. Мужчина находился один. Пока рыбак заколачивал окно досками, тот сидел спиной к рыбаку. Большой город жил своей жизнью в оконных рамах, выходивших на улицу.
— Чем ты здесь занимался? — спросила жена. Она зашла на веранду, когда он закончил. На ее лбу блестела испарина. — Я слышала шум.
— Вот посмотри. Теперь нам никто не будет мешать.
— Давно бы так. А то ни днем, ни ночью никакого покоя.
— Хорошо я это придумал, — он чуть слышно кивнул головой.
Рыбак был доволен тем, что сделал хорошее дело, и теперь ему было по-особенному радостно видеть, как искрится сквозь камыши водная рябь. Жена поставила перед ним тарелку горячей ухи, и ему было приятно вдыхать запах душистой похлебки и знать, что впереди его ждет любимое дело.
— А это еще что такое? — вдруг спросила жена. — Вот здесь, на полу?
— Видать, не заметил, — ответил рыбак.
— Видать, не заметил, — повторила она. — Не умеешь делать дела, тогда не берись. Вот приходится после тебя убираться.
— Вкусная уха, наваристая, — похвалил он.
— Уха наваристая, зато пол грязный, — сказала жена.
Она вытряхнула содержимое совка в ведро с мусором и поставила его на прежнее место. Рядом она поставила веник. Рыбак взглянул на жену и нашел ее успокоившейся, но затем вспомнил, что порой она только казалась такой, в то время как на самом деле была им недовольна. Иногда она забывала многие вещи и не говорила ему о них после. Но случалось и так, что по прошествии времени она высказывалась за те слова и поступки, о которых он сам никогда бы не вспомнил. И сейчас он решил присмотреться к ней повнимательней, и ему показалось, что она затаила на него что-то в самой душе.
— Не сердись на меня, — сказал он. — Я не умею делать дела аккуратно.
— Ничего страшного. Жена уберет.
Рыбак подошел к ней, когда она принялась вытирать стол полотенцем, и, обняв ее, он почувствовал, как внутри нее что-то разжалось.
— Чай будешь сейчас, или налить тебе в термос?
— Налей в термос. Я выпью после.
— Не задерживайся сегодня допоздна.
— Хорошо, не задержусь, — ответил рыбак.
Но когда наступил поздний вечер, он все оставался в лодке на озере. Над ним светила луна, застелившая серебряную дорожку на темной воде, которая обрывалась неподалеку от лодки, не приближаясь и не отдаляясь, даже когда рыбак брался за весла. Вдалеке озеро уходило в сторону, теряясь за лесистым берегом, глубоко вдававшимся в тело воды.
Он решил задержаться, потому что на озере сегодня было спокойно. Ему это нравилось, и он повернул в сторону дома лишь в полночь. Опустив весла, он погреб спиною вперед сильными, уверенными толчками. Миновав отмель, он увидел, как перед ним разлилось большое, круглое озеро. Отсюда хорошо была видна пристань на другом берегу, она поблескивала при луне, но ему не удалось разглядеть, чтобы в их хижине горела лучина.
Сойдя на берег, он прошел вверх по тропинке. Что-то заскреблось в нем и камнем ухнуло под толщу холодной воды, когда в воздухе он почувствовал горелый запах. Потом он увидел черные контуры пепелища. Слушая ледяное падение того, что скреблось в нем, он прошелся вокруг пепелища. Скользнув мокрым, скользким комком, оно вдруг опустилось на дно, подняв из-под себя вязкую грязь. Вслед за холодом его обдало жаром, на сердце словно капнули черных чернил, и ноги под ним подломились.