Рассказы
Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2011
Максим Епифановский
Максим Станиславович Епифановский родился в Ленинграде в 1975 году. Окончил СПбГМУ им. академика И. П. Павлова. Работает в фармацевтической компании. Живет в Санкт-Петербурге.
Честный пионер
рассказы
Марки
В шестом классе отец достал для меня абонемент в бассейн. Плавать я любил, но прыгать в воду с тумбочки вниз головой, как это делали все ребята, не умел. Страх сковывал мое тело, и я неуклюже плюхался животом об воду. Надо мной все насмехались. Кроме Юры. Весь в веснушках, круглолицый, он ненавидел бассейн. Посещал его из-за мамы, работавшей тренером в спортивной группе. После плавания мы шли за пломбиром, обсуждая нашу горькую участь.
В наш класс пришла мода на филателию. Ребята собирали все марки подряд, без определенной тематики. Я посчитал это банальным. Мой отец работал в аэропорту, и я выбрал авиапочту. Коллекция набралась приличная — тридцать марок, но без шедевров. Все марки новые, гашеные. Юра, узнав про мое увлечение, принес из дома шесть марок. Я обалдел. Марки довоенные, негашеные, с идеальной зубцовкой. Они принадлежали дедушке, но Юрка согласился их продать. Честно, по номиналу. Посчитали десять рублей. Таких денег я в руках сроду не держал. Юрка пожал плечами. Он ничего не коллекционировал. Его интересовали только деньги.
Приближалось лето, а значит, и последнее занятие, после которого мы с Юркой больше не увидимся: он уезжал на все лето в деревню. Надо было что-то срочно придумывать.
У метро мужики перекидывали три карты: угадаешь, где красная масть, — деньги твои. Я решил попытать счастье. Проиграл сэкономленные на завтраках деньги, да еще и ручные часы у них оставил. Дома наврал про хулиганов, окруживших меня в подъезде.
Я поднял на ноги всех друзей в школе и дворе. Узнал, кому что нужно. Менялся, тащил из дома, покупал-продавал, брал в долг.
К воскресенью нужная сумма лежала в кармане. В последний день тренер устроила показательное занятие. Всеобщая демонстрация наших успехов. Я пришел с папой, Юрка — с дедушкой.
В раздевалке Юрка сообщил мне грустную новость. Дед заметил пропажу. После скандала пришлось вернуть припрятанные марки.
Мои надежды на пополнение коллекции рухнули. Я встал на тумбочку и на глазах у всех идеально вошел в воду.
Дамба
Суббота. Осталось только отсидеть географию, и можно будет отдохнуть от школы. Долгожданная футбольная битва между “Ашками” и “Бэшками” назначена на пять часов. Успею сбегать домой пообедать и переодеться.
Прозвенел звонок на урок, но в класс вместо старика географа вошла завуч. Она вела у нас физику. Как всегда строгая, с накрученными смолянистыми волосами. Ее появление не сулило ничего хорошего. С физикой у меня не лады, да и “поведение” тоже хромает.
Завуч поведала о грядущих выборах народных депутатов. На учеников нашего класса возложена огромная ответственность. После уроков нам следует оповестить жителей ближайших домов о грядущем событии. Футбольный матч сорвался.
Мы с Леней решили обходить квартиры вместе. Мы вообще все делали вместе. Так веселее. Дружили с первого класса. Учительница посадила нас за одну парту: мальчиков в классе оказалось больше, чем девочек. Леня первым в классе удостоился “пятерки” в дневник. Я — вторым. После начальной школы нас рассадили. Леня остался отличником, а я скатился в троечники. Но оценки не мешали нашей дружбе. Иногда вместо уроков мы отправлялись в Гавань, чтобы оторваться на игровых автоматах. Бывало, от нечего делать гадили в лифтах. Если родители Лени доставали билеты, то шли в театр.
После скомканной географии я пообедал дома и отправился к Лене.
— Жаль, футбол накрылся, — посетовал я. — Мы бы этих “Бэшек” уделали.
— Зато мне не надо пиликать на скрипке, — радостно воскликнул Леня. — Смотри, что я придумал.
Леня развернул лист ватмана. Под призывом “Спасем Ленинград!” красовался Финский залив на фоне кирпичной стены.
— Что это?
— Глупо просто так ходить по квартирам. Нам нужны деньги на Гавань? Будем рассказывать о выборах, а также собирать деньги на строительство дамбы.
— Леня, нам не поверят!
— В этой стране пионерам верят!
Я немного трусил. Нам открывали двери, внимательно выслушивали. Вначале мы бегло говорили о выборах, а затем разворачивали ватман и нагло врали о сборе пожертвований в несуществующий фонд. Леня держал плакат, а я — полиэтиленовый пакетик.
Леня оказался абсолютно прав! Мой пакетик потихоньку заполнялся монетами и даже разноцветными купюрами. Только однажды подозрительный старикан в наглухо застегнутой рубашке и отпаренных брюках спросил номер нашей школы. Мы сказали правду. Он не дал ни копейки и захлопнул дверь. Желание дальше ходить по квартирам улетучилось. Вряд ли нас вычислят, но все же…
Я предложил Лене избавиться от ватмана, пообещав у себя спрятать деньги до поездки в Гавань.
Выборы прошли. Футбольный матч состоялся — “Бэшки” разгромлены. Я оформил хет-трик.
Вот только деньги в картонной коробке не давали мне покоя. Я знал всю сумму до копейки, но ежедневно пересчитывал деньги. Каждую купюру по хрусту и надрывам угадывал с закрытыми глазами. В конце концов придумал для Лени слезную историю. Мой старший брат нашел и присвоил наши деньги. Леня поверил — в Гавани каждый играл на свои.
Через два года Леня с родителями эмигрировал в Израиль. Мы интенсивно переписывались. Леня присылал цветные фотографии с европейских гастролей его оркестра. Мы мечтали увидеться, и однажды Леня приехал в Питер повидать родственников и друзей.
Сидя на кухне, вспоминали школьные годы. Леня сильно вытянулся, возмужал. Хорошо одетый, пахнущий одеколоном, он рассказывал о красивой захватывающей жизни. Жил я бедновато, хотя и получал повышенную стипендию в университете. Вытащив мятые бумажки из потрепанного кошелька, положил их на стол перед Леней. Попросил взять деньги и ни о чем меня не расспрашивать.
Книга
Осень. Еще утром солнце горело над городом, а к обеду тучи застелили небо. Хлынул дождь.
Желание дальше идти пешком улетучилось. Я запрыгнул в автобус. Отвоевав место на задней площадке, уставился в окно.
Вдруг меня дернули за рукав. Оглянулся — передо мной стоял мой бывший тренер по легкой атлетике. Мы не виделись пять лет.
Геннадий Иванович не изменился — все те же глаза с морщинками в уголках, спортивная куртка со сломанной молнией. Геннадий Иванович так и работал с молодежью в спортивной школе, а я похвастался учебой в Медицинском. Беседовали недолго — я выскочил из автобуса на ближайшей остановке.
Встал под навес около урны. Закурил.
Дождь усилился. Улицы опустели. Лишь автомобили с исступленно бегающими по стеклу дворниками ползли по асфальту.
Олимпийского чемпиона из меня получилось — пик спортивной карьеры пришелся на районные соревнования. Дистанцию тысяча метров я одолел последним. Несколько кругов продержался в середине группы, но силы стремительно таяли. Дыхалка не выдержала предложенного темпа — на последнем повороте меня обошел какой-то клоп. Тренер подбодрил, сказав, что я выполнил юношеский норматив…
Давно бы бросил беготню по кругу, но футбол, баскетбол после обязаловки заставляли посещать тренировки. К тому же я перестал болтаться на турнике, “как сосиска”, и мог постоять за себя.
Осознал: ничего в жизни не дается просто так.
Отец подарил мне книгу “Марафон. Как стать чемпионом”. Не на день рождения, не на Новый год. Толстое издание: история легкой атлетики, планирование аэробной нагрузки, подготовка к соревнованиям, методики восстановления — все подробно расписано для достижения результатов. Мне б такую два года назад…
Я решил показать книгу тренеру. Геннадий Иванович заинтересовался, попросил дать почитать.
На следующей тренировке после кросса тренер подозвал меня. Геннадий Иванович похвалил книгу, сказав, что она бесценна. И тогда я предложил ему купить эту книгу. Это — подарок отца, но ведь тренеру она нужнее. Цена указана на обратной стороне. Геннадий Иванович ошарашенно посмотрел на меня и протянул мятый рубль.
После тренировки очень хотелось пить. Я заглянул в гастроном. Опустошив две бутылки пепси-колы, почувствовал облегчение. Поплелся домой.
С полки на меня уставилась щель, образовавшаяся между книгами. Я забил ее справочником по биологии. Отец не спрашивал о книге — все обошлось.
Дождь не прекращался. Я бросил сигарету в урну и, подняв ворот, нырнул в стихию. До дома где-то километр. Добегу…
Кусок масла
Монетки редко бренчали в кармане, а пломбир в вафельном стаканчике хотелось купить каждый раз, когда я возвращался домой из школы. Доходило до того, что я с жалостливым видом просил у прохожих две копейки позвонить. При убедительной актерской игре после десятка доверчивых взрослых можно отправляться за пломбиром.
У моего школьного товарища Борьки Светлова всегда водились деньги. Конечно, говорил я себе, единственный ребенок в семье, родители в разводе — чтобы завоевать расположение любимого сыночка, оба бесконечно щедры.
Ниже меня на голову, худющий, в дурацких очках, Борька искал дружбы со мной и частенько угощал меня мороженым.
Как-то мы сидели в кафе-мороженице, наслаждались белоснежным пломбиром с розовым сиропом и листали анкеты. В то время в нашем классе царила следующая мода: покупаешь общую тетрадь в сорок восемь листов, сочиняешь пикантные вопросы и пускаешь ее по классу. Мальчишки с ума сходили, листая тетради с ответами признанных красавиц нашего класса. В моей числились ответы самых симпатичных девчонок.
— Смотри-ка, — Борька ткнул пальцем в очередную анкету. — Ирка-отличница хотела бы сходить с тобой в мороженицу. Можешь прямо сюда и пригласить!
— С удовольствием. Но мои предки не балуют меня деньгами. Так бы давно… Не могу же я в кафе двухкопеечными монетами расплачиваться!
— Я лично не знаю ни одного парня, кому бы родители давали много денег. Кроме Вадика, конечно.
Борька открыл тайну своего ежедневного богатства. Дело оказалось совсем не в его щедрых родителях. Борька воровал в магазинах.
— Идеальный вариант — тащить масло, — посоветовал он. — В молочном оно уже расфасованное лежит в корзине. Выбираешь кусок побольше — и в карман. Или под мышку. Лучше в карман. Из-под мышки может выпасть! Я постоянно так делаю. Денежки твои!
— И тебя ни разу не поймали? — восхитился я.
— Как видишь, — улыбнулся Борька, выскабливая из вазочки сироп. — Вкусно. Давай еще? Я угощаю.
* * *
Неделю я прожил в мучительных раздумьях. Даже сходил за молоком на место предполагаемого преступления. Молочный, в который я ходил еще с родителями после садика.
И вот наступил этот день. Мне велено купить дорогого вологодского масла. Мама дала целых три рубля! В магазин я направился дальней дорогой: магазин еще закрыт на обед. Под ногами хрустел снег. Я мял в руках зеленоватую купюру. Молочный все ближе и ближе. Страх и соблазн разрывали меня на части.
Я переступил порог магазина с оттопыренным карманом и встал перед тележкой. Огляделся — в переполненном магазине никто не обращал на меня никакого внимания. Люди взвешивали сметану, нюхали сыр, внимательно перебирали куриные яйца. Я взял увесистый кусок масла. Обычным карандашом на обертке выведено: два девяносто. Я еще раз подумал о красавице-отличнице, ее анкете и сунул масло в карман куртки. Не помню, как прошмыгнул мимо кассы… Лишь на улице пришел в себя. Страх сменился ликованием: все получилось! И так просто!
Дома выложил на стол кусок масла и припасенную мелочь. Сидя в своей комнате, принялся рассуждать, что еще можно таскать из магазинов. Перебрал все продукты из молочного, булочной и ближайшего гастронома. Лучше масла ничего не нашел. Компактный и весьма дорогостоящий кусок животного жира.
“Надо будет больше есть масла”, — решил я и отправился на кухню за бутербродом.
В кафе я первый раз в жизни ощутил, какое удовольствие испытывает человек, имеющий в кармане деньги. Я поразил Ирку предложением заказывать мороженое, конфеты и газировку в любых количествах. Проводив ее до дома, на обратном пути смеялся, вспоминая свою нерешительность. Теперь я был героем!
* * *
Запасы масла в доме стремительно таяли. Вскоре меня опять отправили в магазин. Я схватил деньги и помчался в молочный. “Теперь, пожалуй, приглашу ее в кино”, — крутилось в голове.
Меня не смутил почти пустой торговый зал. Известным путем я подошел к корзине, в которой валялись уже взвешенные куски масла, и запустил один из них, самый крупный, в карман. Обернувшись, увидел летящую ко мне кассиршу. Я оторопел. Кассирша кинулась к моему карману и выудила злосчастный кусок масла. Ее глаза переполнились гневом. Она потащила меня в подсобку. Я оказался в плохо освещенной комнатенке. За столом важно сидела разукрашенная толстая тетка в белом халате. Положив перед ней улику, кассирша обрисовала в красках мое злодеяние и скрылась за дверью.
Тетка, вопреки моим ожиданиям, не стала кричать. Она поинтересовалась, как я докатился до воровства и где живу. Я пролепетал, что живу неподалеку, мама заболела. Клялся, что своровал впервые, случайно сунул масло в карман. Понадеялся: она пожурит и отпустит. Тетка понимающе кивала, но сказала, что придется сообщить в школу. Я юлил и не называл ни своего имени, ни номер школы. Тогда тетка пригрозила милицией и сняла телефонную трубку. Надежда выбраться с наименьшей оглаской из этого кошмара потерпела крах. Я выпалил: “Пятьсот первая школа, седьмой „бэ“, Боря Светлов”.
Тетка все записала и отпустила. Дома я соврал, что дорогое масло закончилось.
На следующий день наша классная руководительница вместо урока химии устроила пионерское собрание. Пионервожатая, обычно улыбчивая и жизнерадостная, растерянно сидела за партой. Перед всем классом стоял зареванный, ничего не понимающий Борька. Классная поведала о недостойном поступке пионера Светлова, припомнила плохие отметки за последнюю четверть и предложила исключить его из пионерии.
Тридцать лет назад не быть пионером означало лишь одно: ты изгой. В пионеры выбирали голосованием, в несколько заходов. Вначале — лучшие из лучших, потом средненьких, последними — оставшихся двоечников и хулиганов. Меня выбрали одним из первых, Борьку — в числе последних. Он не пользовался авторитетом. Пионером стал даже Вадим Зарин. Большинство не хотело чтобы он носил пионерский галстук. Его откровенно не любили. Вадим был единственным в классе обладателем джинсов и японской магнитолы, а после занятий частенько дымил “Мальборо”. Его волевым решением протащила в пионеры наша классная.
И вот теперь из-за меня Борьке грозило исключение из пионеров. Вопрос поставили на голосование. Поднялся лес рук. Я сорвался с места и выскочил из класса.
* * *
Борька вполз в класс без алого галстука. Потерянный, занял свое место. Все смотрели на него молча, с осуждением. Вадим Зарин отсел от него. Целый урок я не находил себе места. После звонка схватил Борьку и потащил к пионервожатой. Виолетта была для нас как мама: всегда приходила на помощь. У нее я все выпалил. Про воровство самого Борьки — ни слова. Виолетта внимательно выслушала, пожурила и взяла с меня слово больше так не поступать. Она пообещала все уладить.
— Вот только больше галстуков нет. Боря, тебе придется купить новый, — грустно сказала Виолетта.
Я посмотрел на Борьку и развязал свой галстук.
Классная заявила: произошло ужасное недоразумение, в милиции напутали, воровал мальчик из другой школы. Борис Светлов же — честный пионер. Вскоре все забылось, но Борька больше никогда не угощал меня мороженым.
Машинка
Каждое лето я проводил на даче. Прозрачный сосновый бор, полный крепких моховиков и ненавистной черники, подпирал крошечный поселок с одного бока, а с другого окаймляла мелководная речушка с глазастыми карасями. Именно здесь мы и слонялись три месяца напролет. Мы — это сплоченная годами банда головорезов. В то лето мне исполнилось почти двенадцать, и я — старший. Младшему Андрюхе — всего семь, поэтому иногда приходилось копаться в песочнице. Рыли окопы и устраивали блиндаж. Благо щедрые строители насыпали море песка.
Вся ответственность лежала на мне. Купались, не предупредив, заплутали в лесу или без спросу отправились в соседний поселок за мороженым — наказание следовало незамедлительно: сбор ведра ягод. Если совсем не повезет — домашний арест и зубрежка английского. Но не это омрачало беззаботные летние деньки. Иногда владельцы сдавали дачи, и тогда сплоченность нашей банды оказывалась под угрозой. Родители в приказном тоне сообщали о необходимости подружиться с объявившимся новичком, уделять внимание и вовлекать во все наши затеи. Прошлое лето нам пришлось избегать препротивной ябеды с рыжими волосами. К сожалению, и это лето не стало исключением.
Круглолицый Гоша оказался еще одной плаксой, с которым нам предстояло мучиться все каникулы. Мы, как могли, избегали общения с новичком. А после того, как Гоша выиграл в дачном конкурсе рисунков, он стал моим врагом номер один. Все годы до этого олимп занимал я.
Однажды вечером кто-то уехал в город, кого-то заставили помогать по дому, и я остался один с Андрюхой. Мы сидели в песочнице: Андрюшка лепил куличи, играл в солдатиков, а я скучно поддакивал ему и не знал, как убить время. Неожиданно появился Гоша. В руке он сжимал машинку. Я обрадовался: ведь теперь мог оставить Андрюшку на толстяка и придумать себе занятие поинтереснее. Пойти на речку или по грибы. Но моделька спортивного автомобиля мешала встать и уйти. “Иностранная”, — мелькнуло в голове. Новая машинка понравилась и Андрюшке. Они весело играли в песочнице, а перед моими глазами маячило проклятое красное пятно! План похищения созрел почти мгновенно. Я вырыл неглубокую ямку и стал дожидаться удобного момента. Вскоре появилась Гошина бабушка, подозвала внука. Настало время действовать. Я вырвал у Андрюшки модельку, кинул в яму и быстро сровнял песок. Гоша крикнул, что поест и вернется играть. Бабушка увела его домой. Все складывалось как нельзя лучше. Я предложил Андрюшке насыпать сверху большую гору. Глаза его заблестели — он все понял и принялся активно помогать.
Пока Гоша ужинал, в песочнице вырос целый город: дома с витражами из битого стекла, улицы, заполненные пластмассовыми пешеходами, на краю города одиноко торчала тюрьма с милицией, а в центре возвышалась несуразно огромная гора песка. Андрюшке я пообещал, что потом перепрячем машинку и будем играть вместе.
Вернувшись, Гоша принялся искать любимую машинку. Мы в недоумении развели руки — видимо, так разыгрались, что не заметили и случайно засыпали модельку песком. Даже бросились помогать Гоше в поисках. Переглядываясь, шарили руками в песке, но тщетно. Весь город превратился в руины, а машинка так и не нашлась.
Гоша расплакался и, закрыв лицо ладошками, убежал домой. Андрюшка предложил вернуть машинку. Я принялся ковырять совком песок, размышляя над ситуацией. Вернуть всегда можно, сказал я. Давай подождем.
Вскоре перед нами выросла Гошина мама. Она держала за руку сына и весьма шустро двигалась в нашем направлении. Внутри меня что-то сжалось. Я понял, что дважды сделал глупость: когда решил украсть и когда не послушал Андрюшку. Он был самым младшим, но оказался прав: Гошу следовало окликнуть и вернуть машинку. Теперь же попахивало скандалом и неприятным разговором с моим отцом. Перспектива провести целую неделю “под замком” ужаснула. Прятаться — некуда, бежать — бессмысленно. Я был потрясен. На меня надвигалась грозовая туча, молнии уже сверкали. Расплата неизбежна.
Гошина мама разговаривала вполне дружелюбно. В голосе даже слышались нотки сожаления. Эту машинку Гоше подарил папа на день рождения. И вот теперь столь дорогой подарок затерялся в бескрайних песках. На прощание мама слезно просила отыскать засыпанный автомобиль.
Я остался сухим после грозы. Молча запустил руки в песок и вытащил причину позора.
— Мы пошутили, — простодушно произнес Андрюшка.
— Мой любимый цвет вообще зеленый, — добавил я и отдал модельку.
— Давайте опять построим город! — предложил Гоша, прижимая к груди вновь обретенную игрушку.
Переливной календарик
Зарегистрировавшись “В контакте”, заполнил страницу с личными данными и отправился на поиск друзей и старинных знакомых. Обнаружил десяток страниц бывших одноклассников — всех пригласил в “друзья”. Первым откликнулся Руслан Ермолаев.
“Привет! Сколько лет, сколько зим. Ты почти не изменился”, — написал я.
“А вот тебя не узнать! Очки, усы отрастил”
“Сколько времени прошло… Смотрю на твои фотки, и не верится… Неужели это тот Руслан, у которого я в шестом классе спер переливной календарик „Ну, погоди!“?”
Руслан отписал, что не помнит такого случая…
В конце восьмидесятых у школьников средних классов пользовались популярностью переливные календарики. Обменивались ими редко, как правило, играли. Технология игры проста: календарик клали так, чтобы уголок оказывался за краем подоконника. При ударе согнутым указательным пальцем календарик подлетает, должен обязательно коснуться оконного стекла и приземлиться обратно на подоконник. Приземлился на оборотную сторону — забираешь и бьешь календарик соперника. Очередность ударов определялась жеребьевкой. У каждого календарика определенная ценность. Особой популярностью пользовались образцы пятилетней давности с сюжетами из рисованных мультфильмов. Календарики из книжного на текущий год никому не нужны — в лучшем случае в игре шли два к одному.
У меня подобралась хорошая коллекция. Я преуспел в игре и поднял на уши всю родню: повзрослевшие двоюродные братья и сестры из Ленинграда и Москвы пересылали мне редкие переливные календарики. Больше других любил календарик с Винни-Пухом. Но вот “Ну, погоди!” достать никто не мог. В нашей школе единственным обладателем такого календарика десятилетней давности оказался Руслан. Он никогда не играл на него, не обменивал и отказывался продать. При этом с гордостью демонстрировал всем окружающим.
Я пребывал в отчаянии. Несчастный волк с улыбающимся зайцем не давали мне покоя. Моей коллекции требовался этот бриллиант — я пошел на кражу.
День выбран — вторник. Руслан ни на минуту не расставался со своей драгоценностью, но во вторник второй урок — физкультура. Школьный пиджак останется в раздевалке. Из дома я принес старый поношенный кед и засунул под батарею между этажами на лестнице.
Перед уроком я зашел в раздевалку и заметил, где переодевался Руслан. У меня освобождение от физкультуры, но сидеть в зале я обязан. В середине урока, пока одноклассники карабкались по канату и прыгали через “козла”, я незаметно прошмыгнул в раздевалку и стащил календарик. Засунув его в кед под батареей, вернулся в зал. Смотрел на пыхтящего Руслана и злорадствовал.
Физкультура закончилась. Я пошел на следующий урок. Занял место за партой и стал ждать появления Руслана. Он влетел в класс со звонком. Весь урок Руслан с безумными глазами перебирал пачку календариков и осматривал окружающих. Я боялся, что законы элементарной логики подскажут ему, в ком искать возможного вора. Однако захлестнувшие эмоции не позволили Руслану заподозрить меня. На переменках он беспомощно метался между играющими, надеясь увидеть свою “прелесть”.
После уроков я попросил своего друга Юрку подождать меня в вестибюле. Мы дружили с первого класса, жили рядом и всегда возвращались домой вместе. Я поднялся по лестнице. Тайник никем не обнаружен — кед лежал на месте. По дороге домой не удержался и показал Юрке календарик.
— Откуда он у тебя?
— Мне подарил брат. Только это секрет.
— Такой же украли у Ермолаева, — произнес Юрка, внимательно рассматривая календарик.
— Знаю, — ответил я и понял, что сделал непоправимую ошибку. — Но это не тот календарик.
— Точно, у Руслана другой год.
При этих словах у меня отлегло от души.
Весь вечер любовался новым приобретением для моей коллекции. Я пребывал в благостном состоянии духа, любуясь сменяющимися картинками на календарике. Даже откровенность, допущенная в болтовне с другом, забылась.
Утром следующего дня ко мне в школе подошел Руслан и потребовал вернуть “Ну, погоди!”. Ко всему прочему, в качестве компенсации он настаивал на покупке моего любимого календарика с Винни-Пухом за номинальную стоимость. Отпираться было бессмысленно. Признав вину и побоявшись огласки, я беспрекословно согласился на все условия. Весь день я избегал общения с Юркой, но после занятий все же подошел к нему.
— Я поступил гадко с Русланом. Вчера мне показалось, что совершил ошибку, похваставшись “Ну, погоди!”. Сейчас так не считаю. Даже благодарен тебе. Справедливое наказание. Жаль только, что теперь у меня нет друга.
Я развернулся и пошел домой один.
Через неделю история забылась. Сумасшедшее течение школьной жизни унесло нас к новым событиям и эмоциям. Мы с Юркой помирились. А еще через месяц грустный Руслан сообщил, что “Ну, погоди!” больше нет. Младшая сестренка баловалась и случайно сломала календарик…
Пришло предложение от Юрия Круглова о зачислении меня в друзья. Я нажал “Отклонить заявку”.