Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2010
Тамерлан Тадтаев
Тамерлан Тадтаев родился в 1966 году в Цхинвале. Служил в рядах Вооруженных cил СССР. Участник грузино-осетинской войны. Награжден медалью “Защитник Отечества”. Публиковался в журналах “Дарьял”, “Вайнах”, на интернет-сайтах. Участник форума молодых кавказских писателей (Нальчик, 2008). Лауреат “Русской премии” и премии журнала “Нева” (2008).
ВЕТЕР СВОБОДЫ
плечи мне стягивали лямки десантного ранца.
Я снял тяжкий груз со спины, когда
в развалины Цхинвала вошли российские войска
и почувствовал себя так легко,
что подобрал вместе с кусками черного асфальта
тяжелые осколки разорвавшихся надежд
и набил ими карманы.
Теперь ветру свободы
нелегко будет оторвать меня от земли
и шваркнуть об стенку.
ХУДОЖНИК
Окончил художественное училище.
Нарисуй меня, — обрадовалась она.
Я разучился рисовать.
Зато из пулемета умею “рисовать” портреты вождей.
И Ленина можешь?
Могу и Маркса. Хочешь?
Подумаю… А сейчас над чем работаешь?
Ныне безработный. Война закончилась.
Понимаешь?
* * *
сердце, пляшущее под музыку войны.
Мирные картины, мелькающие за окном автобуса,
не радуют меня.
Глаза по привычке выбирают места для засады,
а лес на том зеленом холме – неплохое укрытие от авиации.
Успею добежать? Эх, поле слишком широкое, достанут.
Уже достали…
ЛИАХВА
Сколько бронзовых тел ты закалила
своей целебной водой;
скольких охладила навечно.
Знала про войну
и давала нам всякие знаки.
Но мы беспечно продолжали загорать
на твоих каменистых берегах, пахнущих рыбой.
Лиахва.
Как и всякий старик,
мечтаю вернуться в свое детство.
Даже знаю, как это сделать.
Надо нырнуть и остаться на дне,
пока течением не унесешь мое дыхание
в пору золотого лета…
ОТЕЦ
Годы накинули на него измятый ярлык старости,
и смерть, прицениваясь, чуть не сорвала его.
Напуганный близостью черной покупательницы,
он слабым голосом попросил навестить его.
Я дал слово, что завтра же приду,
и, пока старик намыливал впалые щеки, убыл в город.
Утром дела завертелись,
и до больницы так и не добрался, хотя знал: отец ждет меня…
Детство, садик…
Всех уже увели родители,
сам, заплаканный, жду, когда же за мной придет папа…
РОДИНА
бьет себя в грудь, вопя,
мол, всегда готов —
публично разбить свой череп,
пусть узколобый, но все же,
о стенку, за которой
начинается поле чудес.
* * *
неподвижно сидели на искусственных скалах.
Свободу их сеткой огородили в зоопарке.
Узнав во мне горца,
орел, уже в годах, сказал: не думай, что ты свободней меня,
хоть и радуешься новым штанам.
Посмотри-ка, мои не хуже.
Да все мы в матрице, сказал орел помоложе.
А один, совсем уже старый,
пытался взлететь, и над ним посмеялись…
МНОГИМ…
я не по вкусу!
Слишком солон от слез,
что пролиты на могилах друзей,
* * *
и касаюсь рукой.
Ты нравишься мне, говорю ему,
хоть и сбросило листву.
Тонкими ветвями штрихуешь
белое, как ватман, небо…
Прости, на моем месте
ты поступило бы так же.
И, поплевав на руки,
берусь за топор.
Редакция Евгения Брайчука