Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2010
Архимандрит Августин (Никитин)
Архимандрит Августин (в миру —Дмитрий Евгениевич Никитин) родился в 1946 году в Ленинграде. В 1969 году окончил физический факультет Ленинградского университета. Трудился преподавателем в Доме культуры им. Шелгунова. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году им же рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Ленинградскую Духовную академию (1975), с этого времени — преподаватель, с 1978 года — доцент Санкт-Петербургской Духовной академии.
“ТРИ ТЫСЯЧИ МЕЖ НАМИ
ДОЛГИХ ЛИ”1
Эта строчка из сборника старинной корейской поэзии понятна каждому жителю Страны утренней свежести. Образное название Кореи — “страна в три тысячи ли”: это расстояние, равное протяженности Корейского полуострова с севера на юг. Но уже более полувека страна расколота по 38-й параллели.
…В бинокль со стороны пограничной демилитаризованной зоны (в 60 км к северу от Сеула) просматриваются десятки северокорейских солдат в черной форме, под руководством офицера роющих укрепления на границе. Сержант в фуражке с красной звездой, сидящий на обложенном мешками с песком посту, то и дело поворачивает крупнокалиберный пулемет по направлению к нам. Огромный флаг КНДР на железной башне. Чуть подальше в горах — 30-метровая бронзовая статуя Ким Ир Сена, специально построенная так, чтобы было видно издалека. Мы на 38-й параллели…
Как это было
Еще во время Каирской конференции в ноябре 1943 года Рузвельт, Черчилль и Чан Кайши договорились о предоставлении Кореи независимости. Эти договоренности были ратифицированы на Ялтинской конференции в феврале 1945 года. На ней же было принято решение о разделе Кореи после освобождения на четыре зоны влияния: английскую, американскую, советскую и китайскую. На Потсдамской конференции в июле 1945 года было принято дополнительное решение о разделе Кореи на зоны американского и советского влияния по 38-й параллели. 10 августа того же года советские войска вошли в северную часть Кореи. Американцы высадились 8 сентября, но встретили на своем пути гораздо больше проблем. Генерал Ходж не признал прав временного правительства, прибывшего из Шанхая, и тут же столкнулся с недовольством корейцев в отношении раздела страны. В декабре 1945 года Англия, СССР и США создали совместную советско-американскую комиссию для формирования временного правительства, которое должно было находиться у власти в Корее в течение пяти лет под наблюдением государств — членов комиссии до полного достижения Кореей независимости. Это решение было первоначально отвергнуто обеими частями страны, когда вдруг вопреки ожиданиям 3 января северная, советская часть выразила свое согласие.
8 февраля в Северной Корее, в Пхеньяне был учрежден временный народный комитет под руководством Ким Ир Сена — бывшего командира корейских партизан в Маньчжурии, в 1941–1945 годах находившегося в эмиграции в СССР. В марте комитет провел земельную реформу, конфисковав у владельцев землю безо всякой компенсации и раздав ее народу.
Работа совместной комиссии завершилась в мае 1946 года. Именно с этого времени Корея практически разделена на два государства. В Северной Корее в 1947 году прошли выборы депутатов Народного собрания и его президиума. Американцы предложили Советскому Союзу сформировать корейское правительство на основе всеобщих выборов. СССР ответил отказом, и тогда этот вопрос был поднят в ООН в сентябре того же года. ООН выступила за проведение всеобщих выборов в обеих частях Кореи для формирования единого правительства. Северная Корея отказалась выполнять решение ООН.
В Южной же Корее выборы прошли 10 мая 1948 года. Конституционная ассамблея начала работать 31 мая, а 10 июля была принята новая конституция. Ли Сын Ман стал первым президентом Корейской Республики, официально основанной 15 августа. 9 сентября Северная Корея объявила о создании Корейской Народной Демократической Республики во главе с Ким Ир Сеном2 .
Такое длинное предисловие необходимо для тех читателей, кто родился уже после Второй мировой войны (как и автор этой статьи) и не имел свободы выбора — доступа к объективной информации, а также для нового поколения, которое “выбирает пепси”. Сокрытие правды — это ложь. Но Большая Ложь советского агитпропа — корейская война 1950–1953 годов.
…Экономическая и политическая ситуация на юге Кореи ухудшалась. Правящая партия потерпела поражение на выборах в 1950 году. Северная Корея сочла ситуацию благоприятной для атаки и 25 июня 1950 года внезапно напала на Южную Корею.
А вот как преподносилось это простодушным советским гражданам. Можно поднять пожелтевшие подшивки “Правды” за 1950 год, пролистать “Блокнот агитатора” и прочие “фелькишер беобахтер’ы”. Но проще заглянуть во второе издание Большой Советской энциклопедии (БСЭ), в 22-й том, — на букву “К”. Он вышел в 1953 году и отражает “свежую” официальную позицию “партии и правительства” по “корейскому вопросу”. Мало того, что законно избранный народом президент Ли Сын Ман именуется там не иначе как “предателем корейского народа”, а члены его правительства — “фашистской кликой”. Этот эмоциональный перехлест вполне понятен. Но как оправдать в глазах читателей коммунистическую агрессию Севера против Юга? А вот как.
“Летом 1950 года американские империалисты перешли от подготовки агрессии к прямым актам агрессии, — читаем в БСЭ. — 25 июня лисынмановские войска численностью до 10 дивизий, заранее сосредоточенные у 38-й параллели, по приказу командующего американскими войсками на Дальнем Востоке генерала Макартура напали на Северную Корею. С 27 июня американская авиация и военно-морской флот начали варварские бомбардировки мирных городов и сел КНДР. В Южной Корее стали высаживаться крупные силы американских сухопутных войск”3 .
Как говаривал когда-то Геббельс, “чем чудовищнее ложь, тем быстрее в нее поверят”. Сталин и его клика поняли это гораздо раньше гитлеровского министра пропаганды. Сталин был не дурак, и подготовка к агрессии против Южной Кореи была начата за несколько лет до 1950 года. Советские ветераны вспоминают, что еще в 1946–1947 годах в Чите (Забайкальский военный округ) началась массовая подготовка военных переводчиков корейского языка. Если мы хотим дружить, то достаточно иметь нескольких толмачей при штабе. А если такой переводчик в каждом полку, значит, готовимся “удушить в объятиях”.
Большая Ложь была предназначена для внутреннего употребления, на данный “текущий момент”. Но, может быть, с десятилетиями “Министерство Правды” изменило позицию? Отнюдь нет. Если БСЭ — это “краткий курс”, то Советская Историческая энциклопедия — его “расширительное толкование”. В ее 7-м томе (М., 1965) читаем: “Ослепленные ненавистью к демократическому строю на Севере, стремясь вооруженным путем уничтожить оплот революционных сил, южнокорейские власти при прямой поддержке США спровоцировали корейскую войну”4. Автор статьи осторожничает: уже не “начали войну”, а лишь “спровоцировали”. Но “генеральная линия” все та же.
Прошло еще почти 10 лет, и в 3-м издании БСЭ (М., 1973) — все те же “перепевы”: “25 июня 1950 года южнокорейская военщина развязала военные действия против КНДР. США тотчас же вмешались во внутренний корейский конфликт”5. Правда, агрессивный тон слегка смягчился: уже не “американские империалисты” “играли первую скрипку” (БСЭ, 1953), а “южнокорейская военщина”. Но Ложь от этого не перестала быть Большой.
Большая Ложь дотащилась аж до 1990 года — периода “полураспада” “первого в мире социалистического государства”. В ежегоднике БСЭ (М., 1990) черным по белому белое выдается за черное: “В 1950 году Соединенные Штаты и южнокорейские реакционные силы развязали агрессию против КНДР, вставшей на путь строительства социализма”6.
Куда там геббельсовской пропаганде против сусловской! Старшее поколение совграждан хорошо помнит, как по четвергам в совучреждениях проводился “единый политдень”. Геббельс до этого не додумался, а Суслов додумался…
Армия Ким Ир Сена быстро продвигалась к югу, не встречая на своем пути особого сопротивления. Совет Безопасности ООН по инициативе США объявил Северную Корею агрессором. А вот как это было преподано тогдашней советской пропагандой: “Чтобы “оправдать” начатую против КНДР агрессивную войну, представители американо-английского блока приняли 25 июня 1950 года в Совете Безопасности (в отсутствие делегата Советского Союза и законного представителя Китая) заранее подготовленную государственным департаментом США позорную резолюцию, обвинявшую правительство КНДР в агрессии против Южной Кореи”7.
Почему отсутствовали советский и китайский представители, стыдливо умалчивается. Психологически это легко объяснимо: “Знает кошка, чье мясо съела”. Зачем играть роль “козла отпущения”, когда “броня крепка и танки наши быстры”? Не сегодня-завтра вся Корея будет нашей, и грош цена будет той резолюции.
Но Сталин не учел того, что мировое общественное мнение было против коммунистической агрессии. И это невозможно было скрыть даже от населения “соцлагеря”. Поэтому, как бы сквозь зубы, нехотя, дается дозированная информация: “27 июня, уже после того как американские империалисты вступили в войну против корейского народа, — в ООН была принята резолюция, одобрившая интервенцию США против КНДР. 7 июля 1950 года правительство США протащило в Совете Безопасности еще одну незаконную резолюцию, которая рекомендовала странам-членам ООН послать свои войска для войны против КНДР под началом американского главнокомандующего и под флагом ООН”8.
А это уже было серьезно. Воинский контингент ООН составили боевые части, направленные в Корею из 16 стран. Даже такие заклятые враги, как греки и турки, плечом к плечу сражались против “северных”. Более того, своих солдат в Корею отправила и Югославия, так что коммунисты сражались там против коммунистов. В БСЭ этот факт стыдливо замалчивается. В издании 1953 года упоминались “Англия, Франция, Канада, Турция, Греция, Япония и некоторые другие страны”9. В издании БСЭ 1973 года еще короче: “В интервенции, осуществлявшейся под вывеской └войск ООН“, приняли участи и некоторые другие страны”.
Но Сталин, Ким и Мао плевать хотели на ООН, их представители даже не стучали там ботинком по столу. А между тем северокорейские коммунисты делали свое дело, и к сентябрю 1950 года они оккупировали почти всю Южную Корею. Лишь портовый Пусан на юге страны остался последним бастионом антикоммунизма.
Пропагандистские трюки были отработаны Сталиным еще в начале советско-финской войны 1939–1940 годов. Оказывается, это агрессивная финская военщина развязала войну против миролюбивой Страны Советов… В 1950 году — тот же трюк, но уже на Дальнем Востоке: “В результате внезапности нападения лисынмановским войскам 25 июня 1950 года удалось временно вторгнуться на территорию Северной Кореи, за 38-ю параллель… Отбив нападение захватчиков, корейская Народная армия во главе с верховным главнокомандующим Ким Ир Сеном перешла в контрнаступление и к середине сентября 1950 года освободила почти всю Южную Корею”10.
В эти критические дни наконец подоспела помощь союзников: 15 сентября 1950 года воинский контингент ООН (95 % этого контингента составляли американские войска) под командованием генерала Макартура высадился в районе Инчхона. (Инчхон — это, по существу, морской пригород Сеула; нынче туда всего за час можно доехать на метрополитеновской “надземке”.)
28 сентября войска Дугласа Макартура освободили Сеул и стали быстро продвигаться на север, отрезав от тылов южную группировку “северных”. В подаче БСЭ это было так: “15 и 16 сентября 1950 года, стянув к берегам Кореи почти все вооруженные силы, находившиеся в бассейне Тихого океана, американские империалисты высадили в районе Инчхона 50-тысячный американский морской десант, которому в результате 2-недельных кровопролитных боев удалось захватить Сеул. Вслед за этим интервенты, значительно увеличив свои силы, захватили всю Южную Корею и, игнорируя предупреждение Китайской Народной Республики, перешли 38-ю параллель, захватили Пхеньян и устремились к китайской границе”11.
Понятно, что с многомиллионным Китаем решился бы воевать только сумасшедший. Но Сталин и Мао использовали это как предлог для расширения военных действий. И когда победа уже казалась совсем близка, Китай послал своих добровольцев на помощь Северной Корее. Макартур вынужден был отступить. “На помощь КНДР выступили китайские добровольцы, — читаем в БСЭ. — 25 ноября 1950 года корейская Народная армия и китайские добровольцы перешли в контрнаступление, 7 декабря освободили Пхеньян, разгромили американо-английские и лисынмановские войска в Северной Корее и отбросили их к 38-й параллели”12.
Им бы здесь и остановиться, но аппетит приходит во время еды. За спиной Ким Ир Сена стояли два монстра: в послевоенном Советском Союзе боевой техники было “как грязи”, и она безостановочным потоком пошла в Корею (благо что есть общая граница). А Китай — бездонный резервуар, поставщик живой силы и донорской крови для “добровольцев”. Сеул был снова сдан в январе 1951 года, но затем снова освобожден в марте, и войска ООН смогли снова выдвинуться на север. Война приобрела затяжной характер…
А теперь немного статистики. На страницах БСЭ читаем: “Свыше половины вооруженных сил, участвовавших в корейской войне, были американскими (американские сухопутные силы составили 50,3 %, военно-морские — 85,9 %, военно-воздушные — 93,4 %. — Арх. А.). КНДР при поддержке СССР, КНР (откуда в Корею прибыли отряды народных добровольцев) и других социалистических стран, а также прогрессивных сил всего мира дала отпор агрессорам”13.
Как видно из приведенных цифр, американские ВВС господствовали в воздухе. И тогда в Корею были отправлены “сталинские соколы”. Это была жуткая тайна, из разряда тех, что в 1930-е годы будущие немецкие асы обучались в авиационной школе под Подольском. Советские летчики носили корейскую форму, и с ними общался узкий круг посвященных. (Подольский опыт пригодился.) Сталин боялся прямого столкновения с Соединенными Штатами и возможного ядерного удара. Да, мы уже взорвали атомную бомбу, но это было неуклюжее чудовище на железной вышке, без средств доставки. А американцы уже доставили на самолетах два “изделия” в Японию, еще в августе 45-го…
Советским летчикам был дан приказ: если в бою с американцами самолет подобьют над вражеской территорией, живыми в плен не сдаваться и покончить с собой из табельного оружия. (“Пауэрсов” из наших не сделаешь!) А как узнать — чья власть внизу? Бывало так, что стрелялись по ошибке (на всякий случай!), а потом получали посмертно “закрытого Героя”…
Больше других усердствовали “особисты”: по их требованию советские летчики должны были вести радиопереговоры в воздухе на… корейском языке. А как же иначе? Враг подслушивает! Но воздушный бой скоротечен, и вопрос жизни и смерти решают доли секунды. Тут и на обычном русском “согласовывать вопросы” некогда, и выручала ненормативная лексика. К чести советского командующего ВВС в Северной Корее, он послал особистов по определенному “азимуту”, и наши соколы забили эфир трехэтажными идиомами. Да такими заковыристыми, что шифровальщики при штабе “южных” не спали сутки напролет в поисках ключа к данным радиоперехватов. За голову хватались даже природные носители русского языка — пожилые эмигранты, которые подрабатывали на мониторинге в прифронтовой зоне.
Но в воздушном бою потери неизбежны, и вот советский ас приземляется на парашюте в расположении “своих”, — как правило, китайских добровольцев. Но они не знают и не имеют права знать, что перед ними — воин-интернационалист “с деликатной миссией из неназванной страны”. Если “с лица” не азиат, значит, “американский агрессор”. И вот он уже проходит “первичную обработку”, а после “фильтрации” его, полуживого, доставляют в штабную землянку на первый допрос. А потом, сидя под замком (“чего ж я не сокол, чего ж не летаю?”), он ждет, пока шифровка уйдет наверх, “куда надо”.
Но “голь на выдумки хитра”, и вскоре наши летчики нацепили на комбинезоны “малый иконостас” — значки с изображением Сталина, Мао и Кима. И теперь, приземляясь, они еще в воздухе кричали “группе захвата”: “Ким хо! Мао хо! Сталин хо!” (по-китайски “хо” — “хорошо”).
Война в Корее могла продолжаться неопределенно долго, если бы не два важных события. В начале 1953 года герой Второй мировой войны Дуайт Эйзенхауэр выставил свою кандидатуру для избрания на пост президента США. Одним из его предвыборных обещаний было положить конец войне в Корее, которая к этому времени стала весьма непопулярной из-за больших потерь “простых американских парней”. А в марте 1953-го на ближней даче в Кунцеве, под Москвой, “откинулся хозяин” – организатор и вдохновитель северокорейской агрессии.
По инерции вялотекущая война еще продолжалась, но вскоре советский представитель в ООН предложил заключить перемирие. 27 июля 1953 года оно было подписано в Паньмыньчжоне, и в тот же день были прекращены военные действия. Граница между государствами проходила все по той же 38-й параллели, была образована демилитаризованная зона шириной 4 км (1,2 тыс. кв. км)14.
Кровавая бойня, начавшаяся в результате сговора “банды трех”, стоила жизни сотням тысяч, а то и миллионам простых солдат. Но в интерпретации советских историков все выглядело с точностью до наоборот: “С 25 июня 1950 г. по 27 июля 1953 г. в течение 37 месяцев трудящимся КНДР, поднявшимся на Отечественную освободительную войну с оружием в руках, пришлось отстаивать свои революционные завоевания”15. А Ким Ир Сен, в феврале 1953 года присвоивший себе звание маршала КНДР16, настолько вошел во вкус, что не хотел прекращать войну, несмотря на команду из Москвы. И тогда Маленкову пришлось отправлять в Пхеньян телеграмму Киму, “сорвавшемуся с поводка”: дескать, лишим военной помощи, запчастей и т. д. И только тогда “горячо любимому вождю” пришлось сбавить обороты…
DMZ — Демилитаризованная зона
…Туристы, приезжающие в Южную Корею, знакомятся со страной, посещая ее дворцы, пагоды и средневековые крепости. Но один маршрут “эксклюзивный”: речь идет о поездке в “DMZ” — “Демилитаризованную зону”.
Скоростное шоссе проложено вдоль берега Хангана, который неторопливо катит свои воды в Желтое море. Мы еще только выезжаем из Сеула на северо-запад, но речной берег уже опутан колючей проволокой. Здесь и обычная “колючка”, и спираль. Наверное, на противоположном берегу закрепились “северные”? Отнюдь нет, это тоже южнокорейский берег. Более того, мост, переброшенный через Ханган, ведет к международному аэропорту Инчхон, главным воздушным воротам страны. Зачем же устраивать “зону” в пригороде Сеула?
Это отнюдь не послевоенный психоз (“кругом враги!”), а печальная реальность. Здесь “шалят” подводные лодки с севера, груженные диверсантами. Вот и приходится всю ночь подсвечивать прожекторами проволочные заграждения с подвешенными на них колокольчиками. (Представим себе трассу Москва — Шереметьево-2, обнесенную “техническими заграждениями”: блок-посты, надолбы, мешки с песком, спираль Бруно, конвойные овчарки. И, несмотря на все “заградотряды”, — “Норд-Ост”, ОМОН, спецназ…) Но американским солдатам трасса Сеул — DMZ привычна: “Мы из штата Аризона, — слева зона, справа зона”.
А тем временем трасса под названием “шоссе Свободы” ведет нас к тому месту, где река Имжин впадает в Ханган. Здесь устроена обзорная башня, с которой открывается прекрасный вид на зеленый утес, словно плывущий по водной глади. Вспоминается левитановский пейзаж “Над вечным покоем”. Только вместо деревянной церковки утес увенчивает бетонная вышка, а берег опутан тройными рядами колючей проволоки. Ведь мы в 14 км от Желтого моря, на 38-й параллели…
Автомобилисты, прибывающие сюда на экскурсию, оставляют свои машины на платной стоянке, в 1,2 км от холма. А к обзорной башне их доставляет “шаттл-бас” — челночный автобус. При слиянии Имжина с Ханганом ширина русла более 3 км. Но в подзорные трубы, установленные на площадке (их больше 20), можно хорошо разглядеть бастион “северных”. Там устроена образцово-показательная деревня — витрина коммунистического режима.
Общеизвестно, что фигурки, изображающие крестьян, — это переодетые солдаты из войск особого назначения. “Пейзане” имитируют трудовой энтузиазм, и невольно на память приходят строки из репертуара лагерной самодеятельности Беломорканала: “Ударники! Скоро заслужите вы к любимой семье возвращенье. // Идите вперед и деритесь, как львы, за сдачу сооружений!”
Из магнитных глоток динамиков, направленных на южный берег, несется какой-то “марш коммунистических бригад”, а потом бодрый голос рапортует об очередных достижениях народного хозяйства. И при виде широкой водной глади снова вспоминаются строки:
Слушай, Волга-река!
Если рядом с зэка
Днем и ночью на стройке чекисты,
Это значит: крепка у народа рука,
И всегда впереди — коммунисты!
В 1953 году между Севером и Югом было заключено всего лишь перемирие, и пропагандистская война продолжается. “Перекуем мечи на орала” — это не для 38-й параллели. Мечи — в ножнах, а насчет орала… С южного берега на северный через мощные динамики-“орала” идет ответное вещание, и в воздухе царит сплошная какофония.
А тем временем “шаттлы” деловито доставляют на обзорную площадку все новые группы туристов. Впрочем, это не совсем туристы. В основном это пожилые корейцы, одержимые ностальгией. Когда-то, полстолетия назад, они бежали на юг от коммунистов и теперь приехали хоть краешком глаза узреть частичку родной земли. Своих внуков, чтобы те не вертелись под ногами, они пристраивают к видеоавтоматам, где за полдоллара дети смотрят мультяшки. А сами приникают к окулярам подзорных труб и долго-долго смотрят на север… По обеим сторонам от 38-й параллели живет около 10 миллионов корейцев, которые больше полувека не могут увидеться со своими родственниками.
Мы с коллегой из России сидим в башенном холле, обсуждая увиденное. И вдруг перед нами останавливается пожилая кореянка и молча кланяется в пояс. В таких случаях раньше следовал расхожий журналистский штамп: “И мы невольно испытали законное чувство гордости за первое в мире социалистическое государство, чьими посланцами мы здесь являемся”. И т. д. и т. п. Но бабулька-то приняла нас за американцев-освободителей! Так за что же нам испытывать гордость? “За Родину, за Сталина”? Или за южнокорейский “Боинг-747”, сбитый в 1982 году над Сахалином? Или за заигрывание ВВП с КЧИ (Ким Чен Иром)? И мы смущенно склоняемся в ответном поклоне…
На обзорной площадке есть небольшая пагода — “Дом свободы”, и здание музея “38-й параллели”. Там представлена хроника послевоенных провокаций “северокорейской военщины”. Вот самые свежие даты: 15.06.1999 г. и 29.06.2002 г. северокорейские катера-сторожевики вторгались в территориальные воды Южной Кореи и были прогнаны восвояси.
В соседнем зале представлены образцы продукции народного хозяйства КНДР: одежда, косметика, игрушки, ножовки, напильники… Для жителей Юга пояснений не требуется: каменный век… А рядом — небольшой супермаркет, где продаются конкурентоспособные товары: социалистическая водка с корнем женьшеня, настойка с заспиртованной змейкой. “Хоть похоже на Россию, ну а все же — не Россия…”
Частники-автомобилисты свой обзор погранзоны на этом заканчивают. Но если загодя в Сеуле записаться на экскурсию в DMZ, то на 38-й параллели можно увидеть еще много интересного. Проедем еще немного вверх по течению Имжина. Перед нами “мост Свободы”, переброшенный через реку. В конце корейской войны (июнь 1953 года) по нему прошло более 13 тысяч беженцев, спасавшихся от коммунистического режима. При въезде на мост — смешанная охрана: три южнокорейских солдата и офицер-американец. При съезде на северный берег — усиленный контроль: блок-посты, столбы с проволочными заграждениями. Там, в “районе особого внимания”, — выход из тоннеля. Он был обнаружен в октябре 1978 года вблизи деревушки Панмунчжон, расположенной в DMZ. Это жуткое тесное сооружение, продолбленное в горе, длиной в целый километр. С потолка стекает вода, дотронувшись до стены, чувствуешь могильный холод: северокорейские рабочие долбили его со стороны КНДР по ночам несколько лет.
Отсюда до Сеула всего 44 км — час броска для кимченировских танков и бронетранспортеров. По своим размерам тоннель похож на два других, по которым северокорейская бронетехника просочилась в окрестности Сеула в 1950 году. (Это еще раз к вопросу о том, кто агрессор.) Третий тоннель был прорыт на глубине 73 м; его пропускная способность велика: за час через тоннель можно “прокачать” 30-тысячный механизированный корпус “интернационалистов” с полевыми орудиями и танками…
На обратном пути из DMZ можно заехать в Инчхон — “красную Нормандию”, где американцы открыли “второй фронт”. В 1957 году здесь на вершине горы был воздвигнут памятник генералу Дугласу Макартуру, под чьим командованием войска ООН высадились на побережье 15 сентября 1950 года, отражая коммунистическую агрессию. Портовый Инчхон мог бы стать прекрасным курортом, но до сих пор его побережье опутано колючей проволокой: Пхеньян не дремлет, и от него можно ожидать чего угодно. Неподалеку от памятника Макартуру — еще один монумент — в честь столетия установления дипломатических отношений между Кореей и США (1882–1982).
Исламская умма на американском Итэвоне
Северная Корея — последний “заповедник” времен “холодной войны”. И для того, чтобы тамошний “чернобыль” не дал “выброса”, американцам приходится держать в Южной Корее мощную военную группировку. Присутствие американцев в Сеуле видно невооруженным глазом: в районе Итэвон полно “джи-ай”, переодетых в гражданское. Они громко разговаривают на улице; они — основные покупатели на “американском рынке”, который находится неподалеку от штаба американской 8-й армии и огромной военной базы.
На улицах, примыкающих к базе, полно корейских полицейских патрулей и патрулей американской военной полиции. Сотни маленьких баров, где веселятся американские военные, напоминают картинки из фильмов о Сайгоне. Здесь удивительная атмосфера: это не Корея, но и не Соединенные Штаты. Многие заведения открыты и после двух часов ночи. В большинство заведений корейцев пускают только в компании с иностранцем. Правда, для корейских девушек делается исключение. Многие бары нанимают красивых кореянок, чтобы те развлекали иностранцев беседой на английском языке. Не следует думать, что все они проститутки, однако если “джи-ай” предложит одной из них выпить, то он уже не отделается скромной суммой. В последние годы здесь появились и русские “гейши” с Дальнего Востока: “Блондин, дай сигарету!” Но в целом по-прежнему атмосфера здесь “штатная”.
В некоторых барах персонал в ковбойских шляпах и сапогах. В крупных барах вечером — джазовые концерты, фильмы на английском. На Итэвоне есть “Moon club” — заведение в южноамериканском стиле, где корейцы и американцы танцуют сальсу (или, скорее, думают, что их танцевальные па — именно сальса).
В начале 1990-х годов неподалеку от военной базы открылся Военно-исторический музей (метро Samgakchi). Он относится к числу крупнейших военно-исторических музеев мира и дает хорошее представление не только о корейской войне 1950–1953 годов, которой он в основном посвящен, но и о военной истории Кореи вообще. Очень интересна большая площадка военной техники, на которой есть даже “летающая крепость” — бомбардировщик В-52 (кто знает — оценит).
А вот на отдельной площадке до боли знакомый “МиГ”. Неужели трофейный? Да, в какой-то степени. В 1983 году его угнал из Северной Кореи пилот-перебежчик, за что и был приговорен заочно к смертной казни. С тех пор бытует шутка: какой самый быстрый в мире сверхзвуковой самолет?
— Советский. Один “МиГ”, и вы в Сеуле…
Над входом в здание музея можно прочесть девиз: “Свобода не дается даром” (“Freedom is not free”).
По неподтвержденной информации, спецназ США усиленно разыскивает туннели, прорытые со стороны Северной Кореи, чтобы предотвратить засылку диверсантов на свои военные базы. Всего пока за разное время таких туннелей обнаружено три. Всего же, как предполагают, в Сеуле “коридоров смерти” около двадцати(!), и именно через них в случае войны по приказу Ким Чен Ира хлынет поток обученных спецназовцев-смертников на американские объекты. В тот час будет задействован и “воздушный коридор”, и северокорейские десантники-парашютисты еще пропоют напоследок: “Лица желтые над городом кружатся…”
Но простодушные янки должны теперь учитывать и “исламский фактор”. В районе Итэвона, на холме, узкие крутые улочки лепятся вокруг недавно построенной мечети. Здесь тоже много дискотек и ночных клубов. И много мусульман, облаченных в длинные галабии, с рыжими, крашенными хной бородами. Считается, что это иностранные рабочие — выходцы из Пакистана, Бангладеш и других бедных мусульманских стран. Это абсолютно закрытая община-умма: внедрить туда своего человека южнокорейские и американские спецслужбы не могут: у такого на “фэйсе” будет написано, что “казачок засланный”. А с перевербованным двойником-подставой разговор короткий. Для вахаббитов не важно, на какой он работает режим: “мы просто рэжем”.
Снарядить огромный грузовик со взрывчаткой и шахидом за рулем — плевое дело. В час “Х” он может ворваться на американскую базу, и куда там десятку охранников с их рациями и пистолетами-хлопушками!
Экскурсия по-сеульски
Одна из достопримечательностей южнокорейской столицы — парк пагод Тхапколь. Его украшает десятиярусная ступа, возведенная в 1465 году. Этот шедевр — единственное, что сохранилось от старинного буддийского храма Вонгакса. Храм был сооружен при короле Седжо и принадлежал ордену Чогйе до тех пор, пока буддизм не перестал быть официальной религией страны. В ХVI веке храм был разрушен, и лишь черепаха, установленная на памятной стеле, напоминает о том, что здесь стоял Вонгакса.
В 1897 году по инициативе одного англичанина, служившего при дворе короля, здесь был разбит парк в европейском стиле, первый в Корее, в котором для услаждения слуха придворных играли музыканты. Парк был открыт для публики в 1913 году, “при японцах”. Он стал символом сопротивления, после того как в восьмигранном павильоне 1 марта 1919 года 33 корейских ученых-патриота обнародовали составленную ими декларацию о независимости…
…Выхожу на станции метро с необычным названием “Chongno 3-ga”. На подходе к парку — скопление народа и полицейских. В толпе колышутся стяги, плакаты. Все лозунги написаны, естественно, по-корейски, на хангыле. Даже если и знаешь алфавит, то вряд ли можно понять, чего требуют демонстранты. Но вот промелькнула надпись по-английски: “Остановить войну!”. На момент, когда пишутся эти строки, особых войн, слава Богу, нет, если не считать “холодную войну” на 38-й параллели. (Южнокорейская молодежь, призываемая в армию, до сих пор так и говорит: “Иду на войну”.)
Разобраться в политической ориентации митингующих помогает их “пастырь”: на нем черная безрукавка со “светлым образом” Карла Маркса. У “подпасков” на майках портрет Че Гевары. Значит, леваки; по возрасту — студенты.
Полицейские со щитами берут толпу в оцепление. По российским меркам, случайным прохожим надо “делать ноги”: сейчас будут метелить дубинками, а потом — сапогами. Где прорвут оцепление и куда хлынет обезумевшая толпа, сминая на ходу все живое, — предугадать нельзя. А потом омоновцы будут хватать всех без разбора и бросать в “воронки”.
Однако прохожие не бегут врассыпную, спасаясь от “пули-дуры” и натыкаясь на “штык-молодец”. Приглядываюсь к экипировке стражей порядка: у них нет при себе не то что табельного оружия, но даже и дубинок. В руках одни только щиты да каски. Не те нынче времена; ведь у Южной Кореи был свой “новочеркасск”, и власти обрели хороший урок на будущее.
В августе 1980 года в стране произошел военный переворот, и к власти пришел генерал Чон Ду Хван, руководивший кровавой расправой с манифестантами в Кванджу в мае 1980 года (как минимум, 200 убитых). Его режим прославился нарушением прав человека, финансовыми и политическими скандалами вокруг правительства. В результате престиж самого Чон Ду Хвана упал настолько, что он даже не осмелился выдвинуть свою кандидатуру на выборах 1987 года. В качестве своего преемника Чон Ду Хван представил члена правящей партии Ро Дэ У, который впервые пришел к власти в результате всеобщего голосования. Ро также был военным, но, несмотря на достаточно авторитарный режим в стране, он не смог противостоять движению Кореи к демократии. Этому послужило и проведение в Сеуле в 1988 году Олимпийских игр, которые позволили Корее выйти на международную арену. И после этого применять “черемуху” и саперные лопатки стало как-то не к месту.
…А тем временем “социально озабоченные” разбушевались. Их выкрики все громче, они “заводят” толпу. На языке революционной пропаганды это называется “порывом масс”, а у медиков — свой термин: “взаимоиндуцированный реактивный психоз”. На импровизированные подмостки забирается очередной “харизматик” (тот, что с Марксом на груди) и, вынув листок, зачитывает “апрельские тезисы”. Бороденка у него как у Троцкого, но сжатый кулак он выбрасывает по-тельмановски (не путать с Гдляном), — дескать, “рот-фронт!”, что в вольном переводе значит: “Но пасаран!”
Полицейские, такие же молоденькие, как и студенты, строятся поротно и по-взводно. Звучит отрывистая команда, и все как один поворачивают кепки козырьком назад. Очередной приказ, и на головах у всех черные блестящие каски. Лица закрывают решеткой-намордником, а туловище — щитами. Теперь они ждут команду “К бою!” и готовы выполнить любой приказ родины.
А команды почему-то нет. Лишь слышны переговоры по рации — это офицеры согласовывают свои действия. Репортеры повисли на заборе и щелкают затворами “леек”: фотографии должны срочно пойти в вечерний выпуск газет. Местный гэбист в штатском, взобравшись на раздвижную стремянку, ведет оперативную съемку. Но вот у него что-то заклинило, и он спускается на асфальт. Стремянка свободна, забираюсь на нее и делаю несколько снимков сверху. Теперь наложим это на российскую специфику. Что теперь будет? Засветят пленку? Разобьют “мыльницу”? Задержат на срок до 48 часов для “выяснения личности”?
А ни-че-го! Оперативник снова лезет на стремянку, даже не удостоив взглядом “большеносого”, как называют здесь европейских “чурок”. Впрочем, для корейцев все они — американцы, союзники. Значит, он принял меня за “смежника”.
Демонстрантов — человек 100–150, примерно столько же и полицейских. “Копы” пытаются сжать непокорных в кольцо, но у них это плохо получается. Противники лезут стенка на стенку, и тут, по российским понятиям, в ход должны пойти “демократизаторы”. Но демонстранты безоружны, и дубинками “трогать их не моги”. Так они и пыхтят, как молодые бычки, “выпуская пар” из перегретого котла.
На полицейских касках виден номер “32”. Но вот откуда-то из-за угла появляется подкрепление № 33. Это уже серьезно. Демонстранты, сжатые в кольцо, начинают освобождаться от “вещдоков”; из толпы летят какие-то бумаги. (Может быть, партийные списки с членскими взносами?) Ни “перьев”, ни “стволов” почему-то нет. “Оперы” с деловым видом собирают “компромат” в пластиковые пакеты. Но знамена и плакаты колышутся все сильнее, а скандирование “чего-то политического” все громче.
Продавцы, торгующие неподалеку, — чуткий барометр. У них товар хрупкий: очки, бижутерия. Если “запахнет порохом”, они первые начнут увозить тележки. Но торговля идет бойко, народ лакомится мороженым и, устроившись неподалеку, ждет “развития событий”. Тут же подростки катаются на роликах, вделанных в пятки кроссовок. А ситуация сложилась патовая: “по науке” надо вклиниваться в толпу, рассекать ее на небольшие группы и тащить активистов (непременно за волосы!) в “КПЗ на колесах”. Но автобусов все нет и нет, хотя начальство не отрывается от раций.
Но вот слышится вой сирены, и к месту событий подкатывают два “спецтранспорта”. Все, что можно, у них зарешечено, дабы камни не разбили окон. Это прибыло новое подкрепление: на касках у них № 10. Наверное, местные собровцы. Они надевают каски на ходу; у некоторых они белого цвета с красным крестом — они будут выносить раненых с поля боя. Теперь “силовиков” больше двухсот, а “леваков” все столько же. На “десятниках” та же форма, только обуты они не в солдатские ботинки, а в кроссовки. Видимо, их подняли по тревоге. Но лица почему-то не свирепые, а у многих “улыбка на губе”. Для них это сборище — мелочевка, но надо тренироваться, чтобы быть в форме.
Теперь на стороне “правых” явное превосходство, — “против лома нет приема”. И левые меняют тактику. Сцепившись руками, стоять насмерть и петь “Интернационал”? Нет уж, увольте, “дурних нема”, и они просто садятся на асфальт. Теперь, наверное, их будут выдергивать в автобус по одному и бить дубинками по ребрам, без свидетелей. Но полицейские в нерешительности стоят в оцеплении: по местным “понятиям”, сидячих не бьют. И митинг продолжается.
Теперь можно получше рассмотреть “протестантов”. У многих за плечами студенческие рюкзачки. Особый шик — рваные джинсы. Некоторые “новодворские” затягиваются сигаретами, а “эдички” потягивают лимонад. Одна пацифистка делает массаж плеч своему бойфренду. А вообще-то они удобно устроились, — все заранее продумано. “Сценическая площадка” перед входом в парк большая, и транспорту нет помехи. Рядом — ларек с прохладительными напитками, тут же телефонные будки. Хочешь — звони домой: дескать, задержусь на мероприятии. Хочешь — раскачивай шесты с полотнищами. Ведь бунтари уже добились своего: вся страна увидит в вечерних новостях, как они “делают политику”. Это вам не одесские “пикейные жилеты” с их “не играйте меня на характер, а не то вы лопнете мое терпение!”
Время идет, и чувствуется, что и у стоящих, и у сидящих силы уже не те: “верхи не могут, низы не хотят”. Полиция по-прежнему имитирует активность и часть солдат перебрасывает с одного фланга на другой. Наконец появляется агрегат на колесах: на крыше что-то вроде водометных пушек. Это у нас ОМОН работает по-марксистски: “Битие определяет сознание”. А здесь революционный пыл погасят холодным душем. Но нет, опять ошибочка вышла. Оказывается это не водометы, а… динамики. Начинается психологическая война. Через “матюгальники” несутся призывы “сбавить обороты”. А в ответ — лес вскинутых кулаков и скандирование.
Итак, ни дубинок, ни водометов, ни огневых контактов на поражение. Чем же закончится противостояние-противосидение? Рассказывают, что лет 15 назад в Париже феминистки устроили несанкционированный митинг в центре столицы, а уголовники под это дело начали бить витрины ювелирных магазинов. Как же действовала полиция против безоружных и беззащитных женщин? А вот как. Над толпой взорвали несколько “хлопушек” с “хитрым” газом. И через несколько минут содержимое феминистских желудков плавно перешло в панталоны. После чего мамзели впали в задумчивость и медленно побрели к ближайшим переулкам. “Без черемухи”…
Но демократический Сеул — это вам не авторитарный Париж, и “химичить” здесь нельзя. Тем не менее в рядах борцов за мир (peace) нарастает беспокойство. Смеркается, и “группа поддержки” сворачивает палатку, складывает в пикап плакаты и прочий реквизит: мегафоны, микрофоны, усилители, динамики. Полиция снимает часть оцепления, и штурмовики скрываются в автобусах. Зажигаются огни рекламы, толпа любопытствующих зрителей редеет, репортеры спешат в редакцию. Вождь-закоперщик еще что-то выкрикивает, но в ответ отклики уже слишком вялые: срабатывает “эффект пузыря”. И “писники” начинают расходиться…
Русский Техас в корейском Чайна-тауне
Там, где оживленная Техас-стрит пересекается с улицей, идущей к железнодорожному вокзалу, стоят ворота с арками, украшенными китайскими драконами. Мимо проходит американский патруль: два офицера в белоснежных мундирах и негр-полицейский с дубинкой, наручниками и прочей “коповской” атрибутикой. На рукаве повязка с буквами, вызывающими “шок и трепет”: “МР” (Мilitаrу роlice). Кореянки-иеговистки, стоящие на углу, раздают прохожим журнал “Сторожевая башня” на русском языке. Из китайского ресторанчика, где сидят “братки”, слышится: “Не, ну чисто конкретно…” Это не Лас-Вегас, не Бруклин и не Брайтон-Бич. Мы в “русском квартале” Пусана, второго по величине города Южной Кореи.
История этого квартала такова. Здесь, в припортовой части города, издавна селились китайцы; так образовался Чайна-таун. И сегодня в этом квартале есть Пусанское общество китайцев-эмигрантов, а также китайская католическая церковь. Улица Шанхайская, расположенная рядом, раньше называлась Чонгван-Гори. Когда китайское правительство (династия Чонг) основало здесь свое консульство (август 1884 года), сюда начали съезжаться китайские торговцы и открывать свои магазины. Сейчас здесь находится несколько школ для китайских детей. В прошлом здесь продавали китайские импортные товары, ввозимые в основном из Шанхая: шелк, ткани, текстиль, зеркала, красивую обувь и т. п. Почти все местные жители-корейцы покупали свадебные наряды именно здесь. И это не преувеличение. Поскольку в настоящее время на этой улице открыто много китайских ресторанов, не только туристы, но и местные жители часто их посещают.
Во время корейской войны (1950–1953) Пусан был единственным крупным городом Южной Кореи, которым не смогли овладеть войска “северных”. Союзники-американцы в эти годы охотно селились здесь, и Чайна-таун постепенно стали называть Техас-таун. Но со временем многие американцы вернулись в Штаты, а тех, кто оставался на “сверхсрочную”, переводили на закрытую военно-морскую базу. Она и сегодня сдерживает агрессию КНДР, последнего реликта времен “холодной войны”. Время от времени моряки получали увольнительную и тянулись в пусанский Техас предаваться “грубым береговым развлечениям”. Самых ретивых “джи-ай” отрезвляла американская “МР”. А после начала войны с Ираком всем американским военнослужащим дали команду сидеть на базах “в странах пребывания” — во избежание террористических актов. Так что в Пусане их почти не видно, как в былые времена солдат СА ЗГВ в ГДР.
С конца 1980-х годов в Пусан все чаще стали заходить российские суда. В период “полураспада” Союза сюда потянулись “челноки” с Дальнего Востока. Со временем их вытеснили оптовики, открывшие в Пусане свои магазины. Так Техас-таун стал “русским кварталом”. Вот что говорится о нем в путеводителе: “Это не самое лучшее место для проживания, так как из-за большого количества проституток и русских моряков этот квартал стал одним из самых небезопасных в городе, особенно по вечерам, когда уже много выпито. Остальные районы Пусана не опаснее любого другого в Корее”. Это не злобный поклеп на простых постсоветских тружеников морей. Это “объективная реальность, данная нам в ощущениях”.
Следуя доброму совету, прогуляемся по “рашен-тауну” в дневное время. Вот еще несколько строк из того же путеводителя: “Рядом с вокзалом Рusan Station, на противоположной стороне улицы находится Чхорян — рынок для иностранцев. Он слегка напоминает сеульский рынок Итхэвон. Здесь торгуют почти теми же товарами, и предназначен он прежде всего для русских покупателей”. Русские бизнесмены окопались здесь всерьез и надолго, так что на Техас-стрит гостями себя ощущают редкие американские моряки. Чтобы как-то их утешить, поперек улицы протянут плакат с надписью “Welcome US NAVY!” (“Добро пожаловать, ВМФ США!”).
Вывески на магазинах и кафе выполнены по-русски, по названиям можно проследить всю географию СНГ. Вот заведение с вывеской “Эльбрус”.
— Откуда, братишки?
— С Кавказа, вэстымо!
Владельцы “Сахалина”, “Байкала”, “Камчатки” “отвечают” за Дальний Восток. Впрочем, часто хозяин заведения — кореец, а русская вывеска — просто приманка для покупателей. Таких выдает орфография. На табачной лавке красуется надпись “Сигабеты”, а на дешевой гостинице — “Хотел” или “Гастница”. А вот смесь одесского с южнокорейским: “Продажа продуктами питания высокого каzества”. А есть и такие, кто “покушается на святое”. Как вам понравится, если на шопе написано “Аврора” или “Золотая звезда”? А ведь могли бы придумать что-нибудь нейтральное, как у соседей: “Подсолнух”, “Саша”, “Миша”.
Или вот еще: “Зеленая лампа”. Чувствуется, что автор — знаток истории русской литературы XIX века. Есть и игривые названия, такие, как “Русалка”, “Галушки. Хохлушки”. Еще одна вывеска, заманивающая дальневосточников: “Амур”. Из дверей выглядывает российская кореянка: “Мужчина, заходите к нам!” А рядом объявление открытым текстом: “Требуются русские молодые девушки”. Куда они попадут “по распределению”, можно догадываться. В Корее публичные дома называли “зелеными теремами”:
Я вспоминаю молодость свою —
Такую близкую, как день вчерашний:
Игру в чанги, и состязанья в силе,
И змеев тех, что к небу поднимал,
И горы дальние, где мы бродили,
И “терема зеленые”, в которых
Когда-то пил вино и битым был… —
писал корейский поэт Ким Минсун (XIX век).
На Техас-стрит порой два заведения смотрят фасадами друг на друга и перебрасываются словами: “Массаж”, “Половые болезни”.
На каждом шагу обменные конторы. Подхожу к одной из них. У стойки кореянка, она приветствует клиента на чистейшем русском языке. Поменяв доллары на воны, интересуюсь: откуда такое хорошее произношение? А в ответ слышу: “Так я же с Сахалина”. Слово за слово, и вырисовывается такая картина. Обычному россиянину попасть в Корею сложно: нужно либо приглашение, либо поездка в составе тургруппы. Визу дают не более чем на месяц. Иное отношение к российским корейцам: они считаются “невинно пострадавшими от соввласти”, которая в конце 1930-х годов депортировала их с Дальнего Востока в Среднюю Азию и Казахстан. Поэтому к ним особый подход, и виза им выдается без излишних формальностей на три месяца. Всем ясно, что они едут в Пусан не на экскурсию, а на заработки, но корейские власти закрывают на это глаза. Пусть подкормятся на исторической родине, подзаработают деньжат и возвращаются домой. Мы не обеднеем, а зарубежным соотечественникам — подмога. Вот и повалили в Пусан простые российские корейцы. Они местным не конкуренты: на верфях, заводах и фабриках берутся за самую тяжелую и грязную работу. Хозяева тоже довольны: не нужно платить за страховку, в Пенсионный фонд и т. д. В русском квартале их охотно нанимают местные владельцы магазинов: кореец корейцу глаз не выклюет, а знание русского языка “оживляет бизнес”. И необязательно каждые три месяца мотаться из Пусана во Владивосток в корейское консульство за новой визой. “Жертвы режима” могут продлить ее на месте в иммиграционном отделе.
Теперь понятно, почему на одной из вывесок можно прочесть “Казахстан”, а на другой — “Среднеазиатская кухня”. Казахов и узбеков здесь мало, зато на кухне трудятся корейцы, чьи родители при Сталине попали в ссылку на правах “спецпереселенческого контингента”.
Расклеиваю на стенах объявления о завтрашнем богослужении в местном православном храме. А вот и “смежники”. На стене одного из заведений висит объявление “Русская миссия”. Мы находимся на третьем этаже магазина “Казахстан”, “Каблучок” и “Катюша” на улице Техас. Поднимаюсь по лестнице. На двери объявление: “Приходить в “Русскую миссию” в нетрезвом виде строго запрещается”. Нет, не понять им широту русской души, неизбывную тоску и тягу к духовности (спиритуальности)… Сразу видно, что миссия протестантская.
В офисе знакомлюсь с помощником пастора. Брат Петр — кореец, родился на Сахалине в семье “перемещенных лиц”. Готовясь к войне с соседними странами, Япония укрепляла свои заморские владения, в том числе и Южный Сахалин. В конце 1930-х туда насильно завозили рабочую силу (по “оргнабору”) из оккупированной Кореи для строительства оборонительных сооружений. В 1945 году Южный Сахалин вернулся в состав Советского Союза, а вместе с ним и сахалинские корейцы. Многие отказывались принимать советское гражданство, надеясь вернуться на родину. Но выпускали не каждого, да и то только “к Киму”, в КНДР. О Южной Корее нельзя было и заикаться. “Заикаться” начали в конце 80-х, а поехали в начале 90-х. Причем те, у кого не было российского гражданства, прогадали. Им как беспаспортным сложнее было получить визу, но в конце концов утряслось и это…
До сих пор у российских корейцев есть два самоназвания “Корее” — это те, чьи предки переселились на русский Дальний Восток до 1917 года. А “кепо” (“выходцы”) — у кого родители были вывезены из Кореи на Сахалин при японцах. Петр как раз из “кепо”; он прекрасно говорит по-русски, а вот корейский язык начал учить только в Пусане. Корейцам, жившим на Сахалине “под советами”, корни обрубали постепенно. После 1945 года были параллельные школы русско- и корейскоязычные. А в 1965–1966 годах корейский язык не то чтобы запретили, но национальные школы упразднили, а учащихся разбросали по обычным русским классам. Так сделали “манкуртом” и Петра (Чехов, побывавший на Сахалине, всю жизнь по капле выдавливал из себя раба, а из нас — Чехова).
Брат Петр готовится стать пастором Пресвитерианской церкви. Она самая влиятельная в Южной Корее, и “русская миссия” финансируется именно из ее фондов. Кое-что подбрасывают и американские единоверцы.
Интересуюсь “плодами просвещения”. Много ли русских обратилось ко Христу через протестантскую миссию? Петр откровенен: работать приходится с “трудным материалом”. 70 лет атеистического режима дают себя знать. Ну, сходят ради интереса в близлежащий храм на молитвенное собрание, проведенное на русском языке. А потом спросишь:
— Почему больше не посещаете?
— А зачем? Мы там уже были.
Прямо как в эмигрантской песне: “И нету отечества, и нету уж веры…” Впрочем, и здесь пробивается лучик надежды: ведь не случайно одно из здешних заведений называется “Ностальгия”…
Брат Петр “обслуживает” и российские суда, заходящие в Пусан. С одной стороны, с моряками работать проще, — ведь недаром на флоте говорят: “Кто в море не хаживал, тот Богу не маливался”. С другой — труднее. Ведь покровитель моряков — святитель Николай Чудотворец, а у протестантов нет особого почитания угодников Божиих.
Подобно тому как в Пусане есть “русский квартал”, так и в местной гавани есть “русский причал”. Здесь швартуются и сухогрузы, и рыболовецкие суда. Чем ближе к порту, тем чаще встречаются вывески на русском языке: “Супермаркет └Юра“”, кафе “Атлантида” и просто “Еда”.
К проходной идем с местным православным священником. Отец Александр — кореец из Сеула; он принял православие, 10 лет учился в Афинском университете на богословском факультете. В Греции был рукоположен во иерея, женат, трое детей. В Пусане на приходе служит с 1993 года, под его духовным попечением около 200 православных корейцев-прихожан. Первый матрос-россиянин, встреченный нами в порту, без лишних слов, в лоб, спрашивает: “Где здесь найти работу? Хочу остаться в Пусане”. Вежливо объясняем, что мы не биржа труда, а он гнет свое: нас здесь “кидают”, пять месяцев стоим в ремонте, пароходство денег не платит, дома семья, не на что вернуться во Владивосток. (А билет на паром до “Владика” стоит не так уж и дорого — всего лишь сто долларов в один конец.)
Отец Александр объясняет “невозвращенцу” местные “правила игры”. Рабочих-нелегалов полиция преследует в “мягком режиме”, и, откупаясь, можно гнуть спину на хозяина месяцами и даже годами. Батраков не “загоняют в угол” и время от времени объявляют амнистию. Так, с мая по август 2003 года на всех пограничных КПП был введен “зеленый коридор”, и владельцев паспортов с безнадежно просроченными визами при отъезде не штрафовали и в темницу не бросали. Правда, “установочные данные” нарушителей заносят в компьютер и в Корею их больше не пустят. Но через некоторое время, очутившись “на мели”, “нелегалы” снова возвращаются в Корею с паспортом на другое имя. И корейские власти подумывают о том, чтобы ввести идентификацию по отпечаткам пальцев.
Матрос рассеянно слушает и кивает головой: все это ему известно. И далее следует непереводимая на корейский идиома, которая означает приблизительно следующее: он имел интимные отношения с этой страной, этим городом, со своим судном и со своим пароходством.
Вместе с отцом Александром поднимаемся на борт сахалинского траулера. Старпом встречает настороженно: а вы не протестанты? Не католики? А то нас тут в начале 90-х годов обрабатывали… На борту тишина. Экипаж разъехался на вольные хлеба. Нас вводят в суть проблемы. Сахалинские траулеры годами продавали почти весь улов Японии по бросовым ценам, но все равно это было выгоднее, чем сдавать рыбу “в закрома родины”. И так было до тех пор, пока телевизионщики не сняли про это фильм. Япония, как великая азиатская держава, не захотела раздувать скандал из-за своих рыботорговцев и запретила ввозить в страну любые товары, не “очищенные” через таможню.
Сахалинский “авторитет” по кличке Якут, контролировавший этот бизнес, решил переключиться на Южную Корею и перебрался в Пусан, заодно ускользнув из рук следствия по делу об убийстве генерала Гамова. Но корейская “ниша” уже была занята владивостокской группировкой, столкнулись интересы двух устройчивых бандформирований. В апреле 2003 года Якут был убит в холле гостиницы, где он жил по подложным документам: “на каждого киллера найдется свой снайпер”. Но исполнитель приговора не учел того, что на каждый гостиничный холл найдется видеокамера. По горячим следам полиция задержала убийцу, заснятого на видео в режиме реального времени, и поместила его в простую камеру (не видео). Владивостокский след прослеживался в его первых показаниях. А безработный сахалинский траулер уже выставлен на продажу.
С “нехорошего” судна перебираемся на соседний “краболов” (порт приписки — Магадан). Кличем хозяина, а “в ответ — тишина”. Наконец появляется заспанный старпом; за чашкой чая слушаем его рассказ. В отличие от “сахалинца”, его судно ходило не под Якутом, а имело надежную “крышу” в лице магаданского губернатора Цветкова. Если бы тот ограничился рыбой, то был бы жив до сих пор. Но его потянуло на золотишко, а колымские прииски, как известно, контролируют ингуши. (В обиходе — “ингушзолото”.) Будучи по делам в Москве, губернатор нарвался на пулю. По делу об убийстве Цветкова были арестованы люди из его круга, после чего часть магаданского флота лишилась финансирования. Несколько месяцев наш “краболов” стоял на приколе в Китае, а теперь вот торчит в Пусане. С каждым днем счета за стоянку растут, и судно тоже пойдет на продажу. Часть команды разъехалась, кто-то ушел в подполье, остальные ждут команду на отъезд.
За месяцы ожидания перечитали всю судовую библиотеку — от детективов до классики. “А недавно уже и до Библии дочитались”, — то ли в шутку, то ли всерьез говорит старпом. Приглашаем экипаж на воскресную службу.
— Обязательно придем, — слышим в ответ, — только объясните дорогу к храму…
А напоследок – традиционное:
— Будете у нас в Магадане или на Колыме, заходите!
— Ой, нет! Уж лучше вы к нам!
…А на блок-посту в демилитаризованной зоне наступает ночь, и в темноте видны только огоньки сигарет, которые курят северокорейские солдаты, и статуя Ким Ир Сена, подсвечиваемая с помощью прожекторов. Их разделяет всего два километра, нашпигованные минами. Долгие годы внимание мира приковано к военным операциям на Ближнем и Среднем Востоке. Но на самом деле именно тут, среди колючей проволоки, пулеметных вышек, снайперов и окопов, мы находимся в одном шаге от ядерной войны.
1 Корейская лирика VIII–ХIХ веков. Бамбук в снегу. М., 1978. С. 194.
2 Республика Корея. Путеводитель. Изд-во Ле Пти Фюте. Париж–Люксембург–Москва, 2000. С. 45.
3 БСЭ, 2-е изд. Т. 22. М., 1953. С. 607.
4 СИЭ, т. 7. М., 1965. С. 938.
5 БСЭ, 3-е изд., т. 13, М., 1973. С. 164.
6 Ежегодник БСЭ. М., 1990. С. 290.
7 БСЭ, 2-е изд. С. 607.
8 БСЭ, 2-е изд. С. 607.
9 Там же. С. 609.
10 Там же. С. 608.
11 Там же. С. 608.
12 Там же. С. 608.
13 БСЭ. 3-е изд. С. 164.
14 Ежегодник БСЭ, М., 1990. С. 290.
15 Советская Историческая энциклопедия. Т. 7. М., 1965. С. 938.
16 БСЭ, 2-е изд., т. 20. М., 1953. С. 626.