Перевод с чешского О. Малевича
Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2010
Карел Чапек
Три парадокса о женщинах
От переводчика
9 января 1890 года родился, а 25 декабря 1938 года умер Карел Чапек, один из остроумнейших мужчин ХХ века. В пору расцвета и торжества воинствующего феминизма, получившего теоретическое основание в многочисленных гендерных исследованиях современной психологии, для читателя, возможно, представит интерес его точка зрения на эту проблематику.
Женщина и профессия
Каждую минуту вы можете прочесть в газетах об очередной «первой»: о первой женщине — адвокате, мэре города, враче-ветеринаре, геометре и представительнице еще Бог весть какой профессии из числа традиционных мужских ремесел. Это доказывает либо то, что мужские ремесла не так уж тяжелы, либо то, что женщина способна на то же, на что способен мужчина, если серьезно возьмется за дело; впрочем, и то, и другое, на мой взгляд, отнюдь не представляет собой эпохальное открытие. Думаю, что и я, если бы вовремя этим занялся, мог бы стать адвокатом, как, например, д-р Боучек, или слесарем, как, например, мастер Шафус; но интерес представляет как раз то, что я этого не делаю, что изготовляю нечто иное, чем они, как раз то, что перед нами, людьми, открывается столько возможностей и поприщ. Но женщины не находят интереса в том, чтобы делать нечто совсем иное, чем мужчины; они находят романтичным делать то же самое. Пока они поступают так ради заработка, я молчу, ибо каждому надо как-то добывать средства на пропитание. Но я протестую, если они делают это по идейным побуждениям, и, пожалуйста, можете считать меня реакционером.
Мужчина – по врожденной глупости – специалист; он мертвой хваткой вцепится в свою профессию или свою страсть и потом не видит ничего ни налево, ни направо; ему суждено стать профессионалом, будь предмет его увлечения бактериология, кожевенное производство или история литературы. Он испытывает неодолимую потребность с головой уйти в какую-нибудь область деятельности или знания, а все остальное оставить без внимания, и именно поэтому время от времени совершает на избранном поле нечто из ряда вон выходящее: именно благодаря своей ограниченной, односторонней и свирепой мужской увлеченности. Так вот если бы на свете существовали одни мужчины, из него в пору было бы бежать сломя голову по многим причинам, но в том числе и потому, что вокруг нас были бы сплошные специалисты, которым в конце концов не о чем было бы друг с другом говорить; каждый бы думал о своем и не находил бы общего языка с человеком иной профессии; ведь специализация делает нас необщительными, некультурными и некомпанейскими; она приводит человека к определенной изоляции, исключительности, видовой несовместимости. Скажем, кролик интересуется зеленой спаржей, но не проявляет никакого интереса к жирафе или орлу, поскольку не имеет с ними ничего общего. Настоящий слесарь интересуется замками, но не проявляет никакого интереса к археологу или лирику, поскольку не имеет с ними ничего общего. Так обстоит дело с мужскими ремеслами.
Женщина — не знаю в силу какого врожденного порока — существо универсальное, всестороннее, свободное от однобокой увлеченности и полное удивительно многообразных интересов. Встретившись со светской дамой, вы будете как-то неприятно поражены, если она скажет, что ее нисколько не интересует музыка или литература и ей совершенно неизвестно, что такое бокс; ее должно интересовать все, она просто обязана иметь хоть какое-то представление обо всем, ей положено откликаться на любой наш интерес, и, на вашу беду, она во что бы то ни стало захочет говорить с вами, лириком, о свободе торговли или с вами, авиатором, о средневековой дипломатии. От женщины вы ожидаете чего-то общего для всех и всех объединяющего, благодаря чему вы включитесь в общественную жизнь. На ней лежит обязанность каким-то образом корректировать однобокость вашей профессии и выводить вас за узкие рамки ваших профессиональных интересов, дабы… дабы… одним словом, дабы тем самым поддерживать культуру человеческого общения или, точнее, культурное единство в среде ограниченных и закоренелых специалистов.
Я сказал, что настоящий слесарь интересуется замками, а не археологом или лириком; так вот вполне естественно, что его жена меньше интересуется замками и куда больше археологом или лириком, которые по счастливой случайности живут на той же улице, и между супом и мясным блюдом расскажет своему мужу-слесарю, что в семье археолога скоро появится новорожденный, а лирик — в долгу как в шелку; даже этим она преодолевает узкую слесарную специализацию мужа и создает мост между его мастерской и миром. Как видите, женщину связывает нечто общее со всем, что происходит вокруг нее; вы сами были свидетелями того, как она инстинктивно исполняет свою культурную и общественную миссию; подумайте только, какой универсальный интерес она проявляет каждое утро к достаточно широкой сфере окружающей жизни. В конце концов, это почетная и важная миссия, для выполнения которой мужчина совершенно не годится не потому, что он слишком серьезен, а потому, что он слишком ограничен.
Существует известное разделение труда: мужчина заботится о пропитании семьи, он специалист, изобретатель, торговец, вообще занимается чем-то практическим; но вот он пришел домой, и жена расскажет ему, что нового она услышала, что делают другие люди и так далее. Если женщина сама станет специалистом, изобретателем и займется чем-то практическим, кто включит ее в универсальные мировые интересы и кто приобщит к ним нас?
Да, нас, ибо не следует забывать, что в так называемом женском вопросе речь идет о мужских интересах.
1929
Кто веселее ?
Кто веселее – мужчина или женщина? Мы привыкли считать, что мужчина страшно серьезен, тогда как женщина – существо игривое и улыбчивое. В действительности же как раз женщина страшно серьезна, меж тем как мужчина – живое олицетворение шаловливости и озорства. Это недоразумение возникло потому, что мужчина практически занят вещами серьезными и безрадостными, такими, как политика, университетские лекции, передовицы, бухгалтерия, вождение паровозов и тому подобное. Что правда, то правда. Но серьезность профессиональных занятий вовсе не определяет серьезности характера.
Далее кажется несомненным, что женщина охотнее развлекается, то есть заставляет себя развлекать, чем мужчина. Это святая правда, но разве жажда развлечений как раз не говорит о недостатке собственной веселости? В подтверждение сказанного я бы мог сослаться на то, как мало на свете писательниц-юмористок и комических актрис; можно сказать, что юмор в такой же мере мужская привилегия, как философия, военное дело и тому подобные занятия. Пусть психологи объясняют это ab ovo[1] или ab ovario[2], факт остается фактом: мужская натура более склонна к шутке, озорству и буйному веселью, чем женская.
Где бы ни сошлись хотя бы двое мужчин, возникает веселье. Мужчины обладают особой наклонностью к озорству, скорее всего, из врожденного уважения к своему отцу — господину мальчишке, ибо этот мальчишка когда-то стал отцом. Я еще никогда не был министром и надеюсь, что никогда им не стану, но в глубине души я убежден, что господа министры во время заседания правительства привязывают друг другу фалды сюртуков к стульям, обмениваются записочками, а если кто-нибудь из них на минуту отлучится, то остальные обязательно подложат в его деловую папку любовное письмо, промасленную бумагу из-под ветчины или трефовую десятку. И коли они ничего из этого не сделают, то совершат над собой страшное насилие. Поддразнить или разыграть кого-нибудь, совершить какую-нибудь проделку — одно из самых азартных мужских увлечений.
Женщина, напротив, будет, возможно, самым благодарным зрителем любого веселья, но — убежден — отнюдь не его инициатором или виновником!
Прежде всего сама она очень не любит становиться мишенью чей-либо шутки; женщина не способна широко и добродушно улыбнуться, как это сделает задетый чьим-то остроумием мужчина. Далее — черт возьми, надо же такому случиться! — если женщина над кем-нибудь, как говорится, подшутит, это, хочет она или не хочет, обязательно приобретет некий неприятный личный оттенок. И, в-третьих, веселье ей вообще чуждо, не по нраву, не дано; в ней нет необходимой для него добродушной запальчивости или сердечности или как это еще назвать. Короче, она лишена буйной и активной веселости.
Женщина любит смеяться, но не доверяет смеху других; избегает быть добровольным инициатором смеха, вероятно, из опасения, что это может повредить ее репутации, а такой страх явно составляет слабую сторону ее характера. Тот, кто боится показаться смешным, никогда не может быть стопроцентно веселым. Что женщина умеет, так это смеяться; но абсолютный юмор, шутовство ради шутовства, эксцентрика, полное самопожертвование богам смеха — это не для нее.
И вот еще что: тут, пожалуй, действует взаимная солидарность или взаимное недоверие, но, оставшись в собственном кругу, женщины друг над другом не подшучивают. Если женщина посмеется над кем-нибудь, это обязательно будет мужчина; жертвой ее первоапрельской шутки всегда окажется представитель сильного пола. (Из чего следует, что женщина всегда больше боится женщин, чем мужчин.) Но и это она делает, лишь подражая нам, мужчинам. В жизненной практике смех существует благодаря мужчинам.
Нет, женщина и веселье — антиподы; если женщина идет по жизни с улыбкой на устах, это чистое притворство: Бог создал ее серьезной, как смерть. Мы, как раз мы, мужчины, бородатые и косматые, упрямые и безобразные, несем в себе смех; так давайте ценить это и, вопреки своим серьезным профессиям, своим станкам и философским системам, кафедрам и плугам, помнить, что наша кожа подшита частицами Вечного Шута, созданного самим Господом Богом, дабы на свете существовали игра и веселье. Ибо и в этом была и есть его мудрая воля.
1923
Тайна
Одна из типичных и самых старых на свете шуток в разных вариантах утверждает ту истину, что женщина не умеет хранить тайну: сообщи ей что-нибудь, взяв клятвенное обещание хранить, что она будет молчать, — и завтра же об этом проведает вся улица. Не знаю, есть ли хоть крупица правды в этой древней напраслине; возможно, это выдумали доисторические представители мужского пола, чтобы у них было основание не рассказывать дома женам о содержании своих чисто мужских разговоров в амфиктиониях и других мужских советах и собраниях. Как бы то ни было, но если кто-нибудь сочтет эти бородатые шутки бородачей результатом древнего человеческого опыта, он обязательно придет к выводу, что в человеческом обществе именно мы, мужчины, скрываем страшные таинства, о которых молчим как могилы, тогда как женщины из какой-то странной страсти к общению не могут удержаться от разглашения всего того, что без них осталось бы тайной; короче, что женщина и тайна — понятия взаимоисключающие. Тем не менее мыслитель, пришедший к такому умозаключению, ошибался бы так серьезно, как могут ошибаться только серьезные мыслители; в действительности же дело обстоит как раз наоборот. Женщины не только обладают особенной склонностью ко всяким тайнам, но и плодят их в массовых масштабах. Я полагаю, что если бы не было женщин, на свете осталось бы очень мало таинственного. Женщине ничто так не свойственно, как скрытность. Выкрикивать что-нибудь с трибуны или на углу улицы — это занятие чисто мужское; половину человечества, говорящую шепотом, составляют женщины.
Это правда, что мужчины — я имею в виду порядочных и нормальных мужчин — как правило, не разглашают тайны, но это происходит просто потому, что никаких тайн у них нет. В своем кругу мужчины хранят очень мало тайн; они не прячутся в углу коридора, чтобы о чем-то пошептаться. Голос выдирается из мужских глоток, пожалуй, даже чересчур шумно; я бы сказал, что сама природа наделила мужчин общественным темпераментом. Мне годами доводилось жить и работать в чисто мужской компании; ни одна дверь при этом не держалась на запоре; все обсуждалось так громко, как будто участники разговора ругались. В обществе мужчин, как, например, на действительной военной службе или в пивной, вообще единственным средством выражения служит страшный крик, слышный и за десятью стенами. Существо, которое так громко выражает свои чувства, не может дружить с тайной.
Напротив, в чисто женском обществе вы услышите сплошное перешептывание; не знаю, о чем они шушукаются, но это наверняка некая тайна. Обратите внимание, как они обращаются со своими сумочками: словно бы в них что-то прячут; пусть это всего лишь кулек с конфетами, но они спешат закрыть сумочку, как будто в ней лежит что-то таинственное и строго секретное. Если они намерены вам что-нибудь сказать, то предпочтут поведать вам это «с глазу на глаз», пусть речь идет всего лишь о рекомендации дешевого стекольщика. Вообще разговор «с глазу на глаз», несомненно, женское изобретение, мужчины дружат скорее втроем или вчетвером, женщины — вдвоем. Трое мужчин — это уже общество, две женщины – какая-нибудь тайна. Мужские тайны имеют коллективный характер; это тайны заговорщиков, масонов или кабинетов министров. Женские тайны — сокровенны; это тайны господина Икс или госпожи Игрек. Тайны мужчин — это то, о чем они молчат, если не проболтаются в пивной. Тайны женщин — это то, о чем они шепчутся, чуть не стукаясь головами. Женщины способны сделать тайну из чего угодно, хоть из шелковых чулок. Они могут таинственно шептаться о служанках или о новых платьях. Они способны спросить вас «с глазу на глаз», что вы думаете о последнем произведении того или иного автора. Они таинственно закрывают двери, чтобы поговорить о вещах, которые никого на свете не интересуют. Неизвестно, действует ли тут страх перед обществом или пристрастие к доверительным разговорам; но факт остается фактом: без тайн они не могли бы существовать.
Поэтому старая шутка о женской неспособности сохранять тайну есть не что иное, как поклеп. Напротив, только женщины умеют правильно обращаться с тайной; они не выкрикивают их, как мы, мужчины, а сообщают шепотом, серьезно и загадочно; они никогда не разгласят тайну публично, они поверяют ее «с глазу на глаз». На самом деле они не лишают секрет загадочного покрова, а передают в полной сохранности, не посягая на нежную пыльцу и красоту его таинственности. И если когда-нибудь выйдут из употребления тайная дипломатия и тайны заговоров, именно женщины не допустят исчезновения тайн, ибо таинственность — их сокровенная миссия в нашем мире.
1926
Перевод с чешского О. МАЛЕВИЧА