Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2010
Игорь Котин
Игорь Котин родился в Ленинграде в 1968 году. Служил в Советской Армии, учился в Санкт-Петербурге и Оксфорде. К погонам рядового прибавил кандидатскую степень и докторскую мантию. Работает в Академии наук. Автор нескольких стихотворных циклов в журналах “Санкт-Петербургский университет” и “Рог Борея”, а также в поэтическом сборнике “О Востоке, О Любви”.
Дальян
Камыш Дальяна знает тайну —
Шумит ослиными ушами
О пораженье музыкальном
Сатира Марсия. Мы сами
Оружьем, брошенным богами,
Грозим богам же, вот так штука.
История, ты — не наука.
Ты мука, выстрадана нами.
У Руин Эфеса
О, Прошлое! Я вновь в твоих руках.
Опять живу вчерашнею любовью.
Чернила лью, как обливаюсь кровью,
Все нынешнее обращая в прах.
О, Прошлое! Ты четче и ясней
Грядущего. И вижу ежечасно.
Как становлюсь и я всего лишь частью,
Деталью, мелочью среди твоих камней…
“Ночной дозор”
“Ночной дозор” — ночной позор Рембрандта —
Обычная вещица на заказ.
Чему тут удивляться — непонятно! —
Темнели краски, вот и день угас.
Угас талант. Безденежье и пьянство.
Флорины тратятся на женщин и цветы.
Темнеют краски. Бронзовеет чванство
И обретает “дивные черты”.
Какой-то прапорщик с нетрезвою оравой
Заказывает групповой портрет —
Темнеют краски, он уже со славой
И вечностью толкует тет-а-тет.
На берегу Дуная
Волна за волной, волна за волной
Река набегает, играя со мной.
Танцуют огни в черных водах Дуная,
И бабочки тонут, на них налетая.
Скрипач извлекает из скрипки сюрпризы,
И я забываю о дыме отчизны.
А сердце на вертеле дивного звука
Слегка отвыкает от слова “разлука”.
***
Я сердцем — финн, любитель длинных
Слов, полных гласными, острот
Соленых, новостей старинных
И красоты простой, как сот.
То мот, то жмот. Пчела и трутень,
Порою трус, порой — герой.
Я не спешу, ведь путь мой — труден,
Но знаю, будет пройден мной.
“Путь поэта”1
Колесный пароход — анахронизм и брат,
Он по воде плывет — а я пишу стихи,
Ломается перо, и лопасти трещат,
Вперед или назад? Шаги его тихи…
Кленовый лист дрожит, сосна хранит покой,
Рябины тверд багрец, и желт осины цвет.
Какой-то листопад над всей моей душой,
О чем-то плачет дождь, и ветер шлет привет.
Какая благодать! В какую глушь залез!
Как рифмой оправдать от всех родных уход?!
Какая ерунда! Я одинок, как кот!
На сердце благодать? Пиши! Пиши! Подлец!
Чтоб возвратиться в срок, как удочка — перо!
Держа добычу — строк неполное ведро!
Бегство в Египет
Из всех младенцев Вифлеема
Мы чтим того, кто не убит,
Кто из Отчизны, как из плена,
С Отцом и Матерью бежит.
Но Он печален даже в детстве,
О детях этих и о Бегстве
Ему не позабыть.
Он на кресте их вспомнит муки,
Его спасающие руки
И осликову прыть…
Снег в Сестрорецке
Я ждал повторения чуда —
Слезинок с белесых ресниц.
И вот, словно дар ниоткуда, —
Снежинки, летящие ниц.
Кружат, и блистают в ладони,
И стелются белым ковром.
А завтра — потоп и погоня,
Но все это будет потом.
Часть снега уйдет к партизанам
В сосновые эти леса.
И будет поэтам и пьяным
Сугробов видна полоса.
Снег выпадет снова десантом,
Захватит блиндаж и сарай.
И этим седым диверсантам
Опять покорится весь край.
И крепко держа оборону
До самых апрельских деньков,
Снег всех подчиняет закону
Саней финских, лыж и коньков.
А после до Нового года
Останется нам вспоминать
Те первые снежные взводы,
Ту первую белую рать…
Поэзия
Поэзия есть инобытие,
А в нем — свои полеты и паденья,
Свои победы или пораженья,
Свои зима и лето на дворе.
И дом мой превращается в дворец,
И достигает странного накала
Обида мелкая, и, кажется, Творец
Вино и яд мне льет на дно бокала.
И на замок гордыню заперев,
Спешу рукой греховной и убогой
На белый лист перенести напев,
Нечаянно подслушанный у Бога.
Брюссель
Я не завтракал и приехал в Брюссель голодным.
В “Доме у лебедя” взял пивка и грудинку.
А напротив сидят два таких благородных,
Два знакомых таких господина.
Заказали сосисок, ну явно фриц
Один, а другой вроде мавр, но проверить нужно,
Рассматривают проходящих девиц
(Ничто человеческое им не чуждо).
Фриц рубит сосиски, мавр пьет, но не ест —
Грызет перо и чешет затылок:
“С чего начнем писать └Манифест“?”
За столом уже тесно от пустых бутылок.
На меня глядят: я, как призрак, бледен:
Четыре дня по Европе гуляю:
Гаага, Брюссель, Антверпен, Лейден
(Некоторые поправляют: Ляйден).
Коммунисты два года держали в удавке,
Капитал ограбил, но ослабил петлю.
Какое из зол принесет удачу?
Какой системе творить мне песню?
“Это русский! Смотри! Это явный признак —
Жадно ловит, нe думая, наши мысли.
Ну, пиши! По Европе гуляет призрак —
Россиянин, уставший от всяких └измов“”.
Любек
Марципановый город,
Камбала на Траве 1 .
Когда гамбургский гомон
Мне слегка надоел,
Я сбежал в табакерку —
Любек, Любеч, Лубок,
Где кирпичные церкви,
Небосвод голубой.
Где мехами и солью
Торговала Ганза.
рад — германский, не спорю,
Закрываю глаза
На славянское имя,
Уйму русых голов,
Но считаю своими
Слезы колоколов.
Языки вечевые
Новгородских свобод
Здесь, у церкви Марии,
У немецких ворот.
1 Название реки, на которой стоит Любек.