Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2010
Архимандрит Августин (Никитин)
Архимандрит Августин (в миру —Дмитрий Евгениевич Никитин) родился в 1946 году в Ленинграде. В 1969 году окончил физический факультет Ленинградского университета. Трудился преподавателем в Доме культуры им. Шелгунова. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году им же рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Ленинградскую Духовную академию (1975), с этого времени — преподаватель, с 1978 года — доцент Санкт-Петербургской Духовной академии.
В городе святого Иакова
1492 год от Рождества Христова — знаменательная дата, как в истории Испании, так и Американского континента. В том году пал последний оплот мусульман на Иберийском полуострове – Гранадский эмират. А вскоре после взятия Гранады перед королевской четой Фердинандом и Изабеллой в очередной раз появился Христофор Колумб с проектом об экспедиции. На радостях средства из казны были выделены, корабли пустились в плавание, и в том же 1492 году был открыт Новый Свет…
Духовным покровителем Реконкисты в Испании считался апостол Иаков Старший. По преданию, он проповедовал в этих землях; к месту его захоронения в северо-западном углу страны — в городке Сантьяго-де-Компостела и поныне стекаются паломники со всей Европы. Для борьбы с мусульманскими завоевателями в Испании был создан духовно-рыцарский орден св. Иакова (Сантьяго). Воины шли в бой с кличем: “Алеет меч от крови арабов!” В 1492 году Реконкиста в Испании завершилась, а в Новом Свете началась эпоха конкистадоров…
Основывая в Америке новые города и селения, испанские завоеватели нередко называли их в честь св. Иакова. Наиболее известные из них — Сантьяго-де-Куба (на острове Свободы) и Сантьяго — столица Чили.
В 1536 году испанский конкистадор Диего де Алмагро с несколькими сотнями воинов предпринял первую попытку колонизации Чили. Из Перу он отправился в тяжелый путь через Кордильеры, чтобы найти те легендарные золотые рудники, тайну которых хранили инки. Но воинственные индейцы своим сопротивлением настолько измучили его солдат, что те отказались продолжать колонизацию этой новой земли. Расстроенный де Алмагро вынужден был вернуться в Перу, не найдя ни крупицы золота.
Вслед за ним попытал свое счастье Педро де Валдивия вместе с десятком авантюристов. “Жизнь в этой стране ни с чем не сравнима”, — восторженно писал он в своем дневнике. 12 февраля 1541 года им было основано на берегу реки Мапучо первое поселение — Сантьяго.
Ныне это мегаполис с пятью миллионами жителей, раскинувшийся среди грандиозных горных вершин, покрытых снегом. И все же это не чудовищный молох, как, допустим, Буэнос-Айрес или Лима. Только в самом центре здесь можно попасть в суету, способную сделать приятную прогулку почти невозможной. В процессе застройки городу было куда расширяться. Индепенденсия, Реколета и Баррио Беллависта — это местное Заречье, уходящее к горным склонам от правого берега Мапучо. К северо-востоку от центра к небу тянутся высотки из стекла и бетона — “витрина” округов Провиденсиа и Лас-Кондес. Но многочисленные туристы, прибывающие в Сантьяго из холодной Европы в разгар январского летнего сезона, обычно свое знакомство с чилийской столицей начинают с площади Оружия (пласа Де Армас).
Это исторический центр города. Здесь всегда оживленно, и перед кафедральным собором можно встретить кого угодно: чистильщиков сапог и продавцов орехов, музыкантов и художников-портретистов, чудаков-ораторов и доморощенных укротителей змей. Отсюда пять минут ходьбы до площади Конституции, расположенной у пересечения двух авенид — Августинцев и Театинцев. Ее главной достопримечательностью является президентский дворец Ла-Монеда, строившийся с 1788-го по 1805 год итальянским архитектором Джованни Тоеска как монетный двор. (Отсюда и название дворца.) Это одно из самых красивых сооружений колониального стиля в Южной Америке. Стражи у главного входа благосклонно разрешают туристам фотографироваться рядом с собой.
Всему миру памятны события 11 сентября 1973 года. Тогдашний президент Сальвадор Альенде (“чилийский Горбачев”) при подначке Москвы и Гаваны своими левацкими реформами довел экономику страны до края пропасти. Толпы домохозяек с пустыми кастрюлями устраивали демонстрации, требуя “сильной руки”. И “рука” не заставила себя ждать. Чилийских “гэкачепистов” возглавил Аугусто Пиночет, провозгласивший себя “защитником христианских ценностей”.
Ежедневно в 10 часов утра на площади перед дворцом разыгрывается красочное зрелище — смена караула. Многочисленные туристы собираются сюда загодя, стремясь занять место получше: поближе к барьеру и чтобы в тени от солнца. Это вам не “пост № 1” на Красной площади, где когда-то все происходило быстро и четко. У Монеды не торопятся, и рассчитывать свое время надо минут на 40. Батальон гвардейцев строем выходит на площадь, охраняемую конной полицией. Начинается “протокольная” часть — рапорты начальников караула — старого и “свежего”, отдание чести, “штык примкнуть-отомкнуть” и прочие уставные штучки, понятные лишь служивому люду.
Гвоздь программы — военный оркестр, торжественно вступающий на площадь. Тамбурмажор, блеск меди, звуки труб. Музыканты достают ноты, готовность № 1, взмах дирижерской палочки. Ждем чего-то официального, возвышенного. Но вопреки ожиданиям слышим звуки… блюза! Каков контраст: веселенький мотивчик и серьезно-непроницаемые лица музыкантов. Аплодисменты туристов-зевак; дирижер кланяется.
Теперь черед гвардейцев: снова “артикулы” — “с плеча”, “на плечо”, но зрители ждут следующий музыкальный номер. На этот раз музыканты “лабают”… “Чаттанугу-чучу”. И это в стране, еще только оправляющейся от диктатуры. Несерьезная она была у них какая-то… Звучит третий, последний блюз, красочная колонна покидает площадь, а сбоку на происходящее взирает бронзовая статуя Альенде…
Вопреки тому, что говорила советская пропаганда, переворот Пиночета в Чили не был “фашистским”. Это был обычный проштатовский путч, каких в Латинской Америке были десятки. Но при этом фашистские партии стали единственным гражданским союзником Пиночета и продолжали активно действовать в стране, несмотря на официальный запрет хунты на деятельность всех политических партий (деятельность правых партий была под запретом до 1988 года).
И еще одно уточнение. В Сантьяго переворот начался вовсе не с атаки на президентский дворец Ла-Монеда — военные начали с захвата телевидения и бомбардировки радиостанций “Порталес” и “Корпорасьон”. Следующим шагом была “зачистка” радиостанции “Магальянес”, которая передала в эфир последнее обращение к народу президента Альенде. Из тех, кто находился в редакции “Магальянес”, не выжил никто, включая технический персонал. И лишь потом, заблокированный во дворце Ла-Монеда, президент Альенде ушел из жизни…
А сегодня его статуя возвышается на площади Конституции сбоку от дворца. И воздвигнута она была при жизни Пиночета! Это как если бы статуя Льва Троцкого стояла на Красной площади при жизни “Хозяина”.
А теперь информация для размышления. В первый месяц после переворота, до “нормализации”, в Чили было убито 30 с лишним тысяч человек; еще 12,5 тысяч погибли за годы диктатуры под пытками, умерли в тюрьмах, были застрелены на улице (Прибыловский В., Тарасов А. Генерал Пиночет: цифры и факты // Русская мысль, № 4346, 21–27 декабря 2000, С. 9). Итого, около 45 тысяч из 10, 2 миллионов человек, живших в Чили в 1973 году, то есть чуть больше 2 %.
Национальный стадион в Сантьяго, превращенный Пиночетом в концлагерь, вмещает 80 тысяч человек. В первый месяц число содержавшихся на стадионе арестованных составляло в среднем 12–15 тысяч человек в день. Ежедневно там расстреливали, по многочисленным показаниям свидетелей, в том числе иностранцев, 50–250 человек. Кроме того, в концлагерь был превращен стадион “Чили”, вмещавший 5 тысяч зрителей, но на нем содержалось до 6 тысяч арестованных (там же). А теперь вспомним статистику ГУЛАГа, где счет шел на миллионы. В сравнении со сталинской хунтой “деяния” Пиночета — халтурная работа дилетанта!
Да и во время хрущевской “оттепели” порой случались “заморозки”. В Сантьяго на бульваре генерала Бустаменте разбит небольшой сквер под названием “Парк Сан-Эстебан-де-Хунгриа”. По-русски — “Парк Святого Стефана Венгерского”, а для венгров — это король Иштван, национальный святой. 30 октября 1976 года на средства местной венгерской общины здесь был воздвигнут крест — к 20-летию “героического восстания венгерского народа” (1956). В надписи не уточняется, против кого боролись венгры, — это и так все помнят (забыть не могут). Неподалеку — каменная стела — воздвигнутая в память кардинала Йозефа Миндсенти (1892–1975); она установлена венгерской общиной в третью годовщину со дня его кончины (1978).
Для тех, кто подзабыл новейшую историю. Осенью 1956 года глава Католической церкви Венгрии кардинал Миндсенти благословил восставший народ на дальнейшую борьбу. Но после того, как советские танки приступили в Венгрии к исполнению “интернационального долга”, восстание было подавлено, а опальный кардинал укрылся в здании посольства США. Долгие годы он прожил под его крышей. Для него даже была придумана должность духовника-капеллана для американских дипломатов-католиков. Лишь за несколько лет до своей кончины он смог покинуть Венгрию, после чего обосновался в Австрии. Здесь его и похоронили, но после распада соцлагеря останки кардинала были с почетом перенесены на родину. Позднее Борис Ельцин принес извинения Венгрии (как, впрочем, и Чехословакии) за причиненное “беспокойство”, а кардинал Миндсенти был причислен к лику святых Римско-католической церкви.
…На центральном кладбище столицы, куда ведет авенида Ла-Пас (Мира), усыпальница Сальвадора Альенде занимает почетное место. Это, по сути, большой семейный склеп с двадцатью нишами для захоронений. Кроме президентского, здесь еще одно — Альенде Бусси, остальные восемнадцать зарезервированы для ныне здравствующих членов семьи. (Опять напрашивается нежелательная аналогия: как бы выглядел семейный мавзолей Ульяновых на Красной площади?)
Не менее почетное место на столичном кладбище занимает постамент с бюстом Игнасио Домейко (1802–1889), ректора Чилийского университета в Саньяго. Надгробная надпись даже не лаконична, а лапидарна. А между тем Игнатий был человеком необыкновенной судьбы. В молодые годы, учась в университете Вильны (Вильнюса), он был ближайшим другом Адама Мицкевича. Участвовал в польском освободительном движении, был арестован, совершил побег. Перебравшись в Западную Европу, он познакомился там со многими революционерами. Получил хорошее образование в Париже, а в 1838 году перебрался в Чили, где стал одним из лучших специалистов по геологии Южной Америки. Многочисленные научные труды сделали Домейко всемирно известным ученым.
Игнатий Домейко прожил в Чили около 50 лет, занимаясь активной научно-педагогической деятельностью. Избранный в 1867 году ректором университета Сантьяго, он в течение 16 лет плодотворно руководил этим ведущим учебным заведением страны. Домейко внес большой вклад в развитие науки о минералах Чили. Его труды в этой области до сих пор не утратили своего значения. Чили обязана ему открытием ряда месторождений меди, серебра, золота. Домейко изучал также жизнь, быт, культуру чилийских индейцев-арауканов, резко выступал против их истребления. В честь Домейко в Чили названы поселок близ города Антофагасты, горный хребет в Кордильерах и, наконец, город на юге страны. В Чили неоднократно издавались книги о его жизни.
В 1871 году в чилийский порт Вальпараисо зашел корвет “Витязь”; на его борту находился русский путешественник и ученый Николай Николаевич Миклухо-Маклай. (27 октября 1870 года он отправился из Кронштадта в свое знаменитое плавание к берегам Новой Гвинеи.) Стоянка “Витязя” в порту Вальпараисо продолжалась месяц — с 21 апреля (3 мая) до 21 мая (2 июня) 1871 года. Здесь командир корвета ожидал письма с указанием дальнейшего маршрута — из-за обострения отношений с Великобританией было неясно, разрешат ли зайти в Австралию, или придется брать курс прямо на Новую Гвинею.
Миклухо-Маклай воспользовался случаем, чтобы несколько раз съездить в Сантьяго. Первым делом он направился в местный университет, где и познакомился с его ректором — Игнатием Домейко. Тот с большим радушием встретил Миклухо-Маклая и сразу же вызвался быть его гидом. Домейко показывал Миклухо-Маклаю свои многочисленные печатные труды. Особенно Миклухо-Маклая заинтересовала его статья о ночном свечении в небе Сантьяго, опубликованная в трудах Чилийского университета. Домейко опубликовал два материала и о пребывании Миклухо-Маклая в Чили.
“Дон Игнасио” познакомил Миклухо-Маклая с некоторыми видными чилийскими учеными, в частности со Д. Шнейдером и М. Писсисом. Домейко ознакомил Миклухо-Маклая и со своей богатейшей минералогической коллекцией. Именно под ее впечатлением Николай Николаевич настойчиво советовал в письме брату Михаилу серьезно заняться геологией и, особенно, минералогией. Домейко уговорил Миклухо-Маклая совершить ряд экскурсий в глубь Чили, в частности, в провинцию Аконкагуа, где они поднимались в горы.
На столичном кладбище похоронены и родственники Игнатия Домейко; на “ректорском” постаменте отмечены их имена. Последний по времени кончины — Карлос Домейко (1903–1997).
…Эмиграция из царской России была относительно скромной, но после 1917 года она резко усилилась. Многие русские эмигранты, как первой, так и второй волны, стремились найти убежище и спокойную жизнь где-нибудь подальше от Европы, в которой только что закончились самые страшные за всю историю XX века события. Многие с надеждой обратили взоры к Южной Америке. Их привлекали не только мягкий климат, относительно благополучное существование, но и условия приема эмигрантов, менее жесткие по сравнению с теми, которые выдвигали США, Канада и Австралия. Во многих странах (Аргентина, Парагвай, в меньшей степени Бразилия и Уругвай) уже имелись русские колонии, и они начали стремительно расширяться. Как новые, так и старые эмигранты нуждались в духовной поддержке.
В 1953 году решением Архиерейского Синода Русской православной церкви (за границей) была образована Чилийско-Перуанская епархия, и в Сантьяго был направлен епископ Леонтий (1904–1971). В столице Чили имелся православный храм Св. Троицы, постройка которого на средства и силами самих прихожан была закончена в 1946 году по проекту инженера Р. В. Эпле.
В Чили владыка Леонтий за короткий срок организовал приходы в тех городах, где имелись русские общины. В 1957 году он был возведен в сан архиепископа Чилийско-Парагвайского. В 1958 году владыка открыл женский Успенский монастырь, пять первых монахинь которого прибыли в Чили из Палестины после перехода Горненского женского монастыря под юрисдикцию Московской патриархии.
Вот как описывал жизнь русского прихода в Сантьяго в конце 1950-х годов один из тогдашних прихожан: “Жизнь Чилийско-Перуанской епархии протекает более чем скромно, но зато богата своей духовной, поистине подвижнической жизнью, родственной жизни наших отдаленных скитов среди девственных лесов уединенных уголков былой России… Архиепископ Леонтий живет в деревянном примитивном домике, примыкающем к собору, где находится и его Епархиальное управление. Владыка ежедневно совершает строго уставные богослужения в Свято-Троицком соборе с помощью монахинь, которые живут в своем небольшом каменном домике вблизи собора. По воскресным и праздничным дням поет небольшой хор, которым управляют поочередно монахини Иоанна и Иулиания”.
Многие местные жители пришли к православию под непосредственным влиянием владыки Леонтия. Одним из них стал Хосе (Иосиф) Муньос-Кортес — потомок древнего испанского рода, католик по вероисповеданию. В 1962 году Хосе Муньос-Кортес, которому тогда было 12 лет, гулял по улицам Сантьяго и зашел в православную церковь, принадлежавшую русской общине. Там он познакомился с епископом Леонтием, что перевернуло всю дальнейшую жизнь юноши.
Миссионерской работы среди местного населения владыка Леонтий не проводил, но покровительствовал всем, кто к нему обращался за помощью. Так принял православие и Хосе Муньос-Кортес. Впоследствии он стал известным подвижником и хранителем чудотворной Иверской иконы Божией Матери, написанной афонскими монахами в 1981 году и с 1982 года постоянно источавшей миро. (В октябре 1997 года Хосе Муньос-Кортес трагически погиб при невыясненных обстоятельствах в Афинах, а чудотворная икона бесследно исчезла.)
Православный храм в Сантьяго стал очагом русской культуры: во дворе Русского дома устраивались праздники, знакомились юноши и девушки, была собрана по крупицам библиотека. Нередко Русскую православную церковь за рубежом (РПЦЗ) обвиняли в излишней консервативности и поддержке авторитарных режимов. Это во многом было действительно так. Например, Чилийская епархия РПЦЗ поддержала переворот 1973 года, но она же помогла советским гражданам, находившимся тогда в Сантьяго, избежать преследования. (Это касается в основном женщин, вышедших замуж за чилийцев и постоянно там проживавших.)
Нынче приходская жизнь не та, что была раньше. Процесс ассимиляции необратим; в храм на воскресные и праздничные богослужения приходят в основном старики (20–30 человек), молодежи служба на русском языке уже не очень понятна. Но тем не менее деятельность русского православного прихода в Сантьяго направлена на то, чтобы русские люди, волею судьбы оказавшиеся на чужбине, не забывали о Родине, не переставали быть русскими и сохраняли это ощущение для потомков.
Майпу — город-спутник чилийской столицы. С этим названием связаны важные события в истории страны. 5 мая 1818 года здесь разыгралось сражение между испанскими войсками и чилийскими повстанцами под командованием О’Хиггинса. Испанцы потерпели поражение, и через два дня — 7 мая — О’Хиггинс провозгласил декрет о независимости Чили.
Чили — страна эмигрантов. Среди населения преобладают метисы от смешанных браков индейцев с потомками испанских колонистов или переселенцев из Европы. На 14 миллионов человек — всего лишь 175 тысяч туземцев арауканов и примерно 20 тысяч индейцев мапуче. Национальный герой Чили Бернардо Амбросио О’Хиггинс (сконч. 1842 г.) — и тот ирландского происхождения.
Впоследствии близ места сражения был построен храм, но со временем он обветшал, да и землетрясения причинили ему большой урон. И вот в середине ХХ столетия было решено воздвигнуть в Майпу новый, грандиозный храм из бетона. Его строительство продолжалось долгие годы, и наконец 5 апреля 1968 года он был освящен — к 150-летию битвы при Майпу. При этом руины прежней церкви были сохранены, и на их фоне новый храм смотрится еще величественнее. Церковная территория занимает обширное пространство; к площади примыкает авенида Понтифисе (Папская) и переулки – Доминиканский и Францисканский.
Базилика Девы Марии дель Кармен — национальная святыня страны. Алтарь полукругом обрамляют государственные флаги двадцати шести американских государств. Над престолом в апсиде — статуя Божией Матери с Предвечным Младенцем. По боковой лестнице можно подняться в заалтарную часть — к подножию чтимой скульптуры. Из-под облачения Богородицы вниз тянутся белые ленты. Паломники становятся на колени перед статуей, берут одну из лент, целуют её и, не выпуская из рук, осеняют себя крестным знамением. А к подножию статуи кладут записки с просьбами о помощи и молитвенном заступничестве. Надписи на памятной доске при входе в храм сообщают, что 3 апреля 1987 года, во время своего визита в Чили, здесь совершил мессу папа Иоанн Павел II.
А двумя днями ранее папа совершил мессу на вершине горы Св. Христофора (Сан-Кристобаль), что возвышается над Сантьяго. Гору венчает 36-метровая статуя Божией Матери — дар Франции народу Чили. К подножию горы ведет авенида Пия IХ, где паломников ждет старинный фуникулер. Построенный в 1925 году, он долгие годы поднимает богомольцев и туристов на высоту 485 метров – к подножию статуи Девы Марии. В массивном постаменте устроена небольшая церковь; на ее престоле — массивное Евангелие от Луки. На титульном листе — собственноручная надпись папы Иоанна Павла II: “Церкви и народу Чили”. Стоя на полумесяце, Дева Мария благословляет Сантьяго — город святого апостола Иакова.