Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2010
Денис Колчин
Денис Колчин родился в 1984 году в Свердловске. Окончил факультет журналистики Уральского государственного университета им. А. М. Горького. Публиковался в газетах Екатеринбурга, Тюмени, Санкт-Петербурга, Москвы, в альманахах “Складчина”, “Край городов”, “Добрый малый”, “45-я параллель”, “Воскресенье”, “Илья”, “Порт-Фолио”, в литературных журналах “Урал”, “Уральский следопыт”, “Русский переплет”, “Молоко”, “Русская жизнь”, “Луч”, “День и ночь”, “Топос”, “Пролог”, “Волга. 21-й век”, “Русский глобус”, “Нева”, “Окно”, “Новые облака”, “LiteraruS”, “Новая реальность”. Финалист “Илья-премии” в номинации “Поэзия” за 2007 год. Автор аналитических статей по Северному Кавказу. Живет в Екатеринбурге.* * *
Покидаешь речные ущелья,
Заостренный хребет,
Предгорья, продутые вдоль.
Произносишь: “Сейчас
Обозначится плоскость”. Быстреет
БТР-драндулет,
Погрязший в грязи дармовой,
Залепившей отсель
До предела высотной заставы.
А тебе — хоть бы что,
Втройне повзрослевший сопляк.
Повезло — уцелел.
“Шизануться… Везенья — навалом…” —
Испещренный мечтой,
Реальностью ставшей вот так.
* * *
This is the end,
This is the end,
My only friend, the end…
The Doors
Дружище, это конец.
Мы умрем здесь, в этих горах…
Душное-душное лето.
Промедола уже не осталось.
Впрочем, неважно…
Мы умрем…
Тебе холодно?
Солнце рассеивается по всему небу.
Горные вершины растворяются в небе.
Ну, и что?
Гиндукуш, Кавказ, Памир…
Какая разница?
От нас ничего не осталось.
Практически ничего…
Это конец.
* * *
Платят жестокостью то бишь.
Зима хрустит над Нижней Волгой,
Над Нижним Яиком.
Междуречье пройти — себе дороже,
Носишь крест или не носишь.
Свихнуться проще, если только
От волчьего рыка,
От верблюжьего рева ранним утром.
Вечером — если отстанешь,
Качнешься мельком, сбросишь сердце,
Узнав непогоду…
Междуречье обозначают юрты
Киргиз-кайсацкие станы.
Зима хрустит. Ее наследство —
Казачьи подводы…
А жестокость — ну что же, злой обычай.
Самое верное средство
Добыть горячей жирной крови
Для пущей отваги.
А еще — одинокий шелест птичий,
Вящее страшное бегство —
Прохладный взмах, свинец тяжелый
В башку бедолаги.
* * *
Сквозное Средиземноморье.
Идет красивенькая шельма —
Курчавая Элеонора…
Повсюду — солнечные блики:
На куполах пурпурно-алых,
На влажных листьях базилика,
Среди расставленных бокалов
На эвкалиптовом подносе,
В тарелочке — среди оливок…
Моллюски на прилавках возле
Обветренных, неторопливых
Движений рук сицилианских.
Над ними — бежевые чайки…
Так быстро исчезают ранки —
Царапины и опечатки.
* * *
Музыку для полного счастья.
Сегодня с утра — ни души.
Отлично. Куда уж пристрастней…
Пиши, Морриконе, пиши.
А что там еще остается —
На фоне последних вершин,
Напротив заветного солнца?
* * *
Перед праведным судьей
Ничего не будет новенького.
Успокойся, е-мое.
Ты же знаешь все заранее —
Сколько спрашивал себя…
Недовольство, наказание,
Умиленье, похвальба?
Ничего тому подобного.
Успокойся, паникер.
Абсолютно не итоговый,
Распростейший разговор…
Только уж потом, на выходе,
Убедишься — почему,
Что тебе на долю выпало.
Прогундосишь: “Ну и ну”.
* * *
Но вдруг менту по фейсу дал
И сдал дела прокуратуре.
Боб умер, скурвился Вадим…
Вано поехал по контракту,
Митяй допился до инфаркта.
Наверное, сейчас в аду —
Провинция, война, медпункт.
Себе признаться: “Дурачина” —
Хватает сил. “Made in China” —
Затем проносится в мозгу.
В кинотеатре — чепуха.
Работа, сука, напрягает.
И только дочка вертухая
На самом деле дорога.
Искусство, прочее “the best”,
Что атипично для эпохи,
Осталось… Мы не так уж плохи.
Короче, никаких волшебств.
* * *
Курят малолетки за окном.
Мне переворачиваться в лом.
На окне переливается бесплотный
Удивительный пронзительнейший ворох
Солнечных рассыпчатых лучей.
Думать о возможностях — вотще.
Привлекает проваляться “до упора” —
До обеда, потому что День Победы.
Смылись малолетки по делам.
Нет, не интересен пышный хлам —
Трам-пам-пам, иллюминация, “преведы”.
Помолчавши, отворачиваюсь к стенке,
Тихо-обозленно матерюсь,
Думаю: “Ну что, святая Русь?
Трын-трава твои парадные оценки”.