Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2009
Нина Владимировна Окулова родилась в 1956 году в Ленинграде. После окончания школы поступила на вечернее отделение филологического факультета ЛГУ. В журналах публиковались статьи по истории города. Автор книги “Роман в провинциальном городе” (2002).
Рассказы
Поездки в Рощино
Я возвращалась с дачи домой. Был конец октября. Дачный сезон давно уже закончился, и поэтому народу в электричке было мало. Я устроилась у окна. Напротив меня сидел мужчина, в руках он держал раскрытую книгу, но не читал ее, а спал. Рядом, на сиденье, стоял большой синий рюкзак с множеством карманов и молний, и этот рюкзак был хорошо мне знаком. Я внимательно посмотрела на спящего мужчину. Ну, конечно, это был Валентин. Тринадцать лет я его не видела и ничего о нем не знала. И, честно говоря, думала, что никогда и не увижу.
Я сидела напротив и рассматривала спящего: постарел, похудел… Я протянула руку — хотела дотронуться до плеча и разбудить, но передумала. Зачем? Тринадцать лет назад мы с ним расстались: так захотел он. И хотя мне было чем похвастать: я ничуть не изменилась за тринадцать лет внешне, хотя и родила двоих детей, у меня хороший муж, но старая обида проснулась во мне. Я пересела на другую скамейку. “Я не буду вспоминать о том, что было…” — твердила я самой себе. Но, увы… Мне некуда было спрятаться от воспоминаний.
Я познакомилась с Валентином на дне рождения Сергея, моего жениха. А было мне тогда девятнадцать лет. Я училась в университете, а Сергей — в Технологическом институте. Встречались мы уже год. Я была знакома с его родителями, а он — с моими. И никто не сомневался, что мы скоро поженимся. А я хотела и не хотела. Хотела — попробовать себя в роли хозяйки, а не хотела — боялась слишком увлечься этой ролью.
— Сегодня я объявлю всем, что ты моя невеста!
— Зачем? — я пожала плечами.
— Потому что я не могу без тебя жить! — и Сергей взял меня на руки.
— Ты с ума сошел! Пусти!
— Люблю, люблю, люблю… — шептал Сергей.
К вечеру собрались гости.
— Почему ты не приглашаешь всех к столу? — спросила я Сергея.
— Я жду своего дядьку! Без него не хочу начинать!
Я много слышала от Сергея про брата его отца. Сергей им восхищался: живет, как хочет, всегда при деньгах, женщины от него в восторге.
— Семеро одного не ждут!
— Ну еще несколько минут!..
И тут раздался звонок.
— Познакомьтесь: мой дядя! Валентин!
В дверях стоял мужчина лет сорока. Он был похож на голливудского актера Ричарда Гира. Я смотрела на него с нескрываемым любопытством. Наши глаза встретились, и он улыбнулся мне.
— Прошу всех к столу!
Я сидела напротив Валентина. Несколько раз я поймала на себе его взгляд, а потом у нас началась какая-то игра: мы молча смотрели друг на друга. Он был удавом, а я кроликом. Именно меня он выбрал своей жертвой и приворожил; я забыла обо всем: о гостях, о Сергее.
— Знаешь, ты понравилась Валентину! Он сказал, что завидует мне! Он попросил у меня разрешения потанцевать с тобой… — подошел ко мне Сергей.
Я возмутилась:
— Почему он должен спрашивать разрешение?
— Ну как же… — опешил Сергей, — ведь ты же моя невеста!
— Я не твоя собственность! И запомни: я всегда буду делать то, что хочу!
Мы танцевали с Валентином и опять смотрели друг другу в глаза.
— Давайте уйдем отсюда! — предложила я.
— Это будет некрасиво!
— Но я хочу…
— Если каждый будет считаться со своим “хочу”, — перебил меня Валентин, — представляете, что будет?
Танец закончился. Ко мне подошел Сергей и взял за руку.
— Извини меня, Александра… — прошептал он мне. И вдруг громко сказал: — Прошу всех меня выслушать! Сашенька и я… В общем, мы скоро поженимся! И я всех приглашаю на свадьбу!
Гости зааплодировали. Кто-то предложил тост за будущих мужа и жену.
Я рассердилась на Сергея: он сам все решил, без меня. И даже не поинтересовался, согласна ли я выйти за него замуж. Когда гости начали расходиться, собралась и я.
— А ты куда? — удивился Сергей.
— Домой!
— Но…
— Видишь ли, мне не понравилось, что ты все решил за меня! Я не буду твоей женой! И мой тебе совет: впредь не будь столь самоуверен!
— Я провожу тебя!
— Не надо! Меня проводит… — я посмотрела на Валентина, — твой дядя!
Сергей был удивлен моим поведением. Валентин отвел его в сторону и что-то тихо сказал. Сергей в ответ только кивнул головой.
Мы вышли с Валентином на улицу.
— Вы обидели моего племянника…
— Надеюсь, вы не собираетесь нас мирить?
— Я ему это обещал, но не буду. Вижу: бесполезно!
— Давайте погуляем по городу! — предложила я.
— Честно говоря, погода для прогулки не самая лучшая! Может, поедем ко мне?
Мы сели в такси и через несколько минут подъехали к дому Валентина. Пили ликер из маленьких, похожих на наперсток рюмок. О чем мы говорили в тот первый вечер нашего знакомства? Разговор этот мне не запомнился. А почему — я хорошо помню; я не слушала Валентина, отвечала невпопад. Я влюбилась.
— Можно я останусь у вас ночевать?
Я не хотела об этом спрашивать. Мне казалось, что я сама и не говорила ничего. Кто-то другой за меня задавал глупые вопросы, разговаривал, смеялся. Ну разве могла я попросить остаться ночевать у незнакомого мужчины?
— Конечно, оставайся! А может, мы перейдем на “ты”?
Так начался наш роман. Я переехала жить к Валентину. Первые месяцы — как в раю. Каждодневный праздник. Я чувствовала себя королевой. Как писали раньше в романах: не ходила, а летала от счастья. Но недолго оно продолжалось. Валентин вскоре охладел ко мне. И не прошло и года со дня нашей встречи, как мы расстались, — он нашел другую. Попросил у меня прощения.
Я долго болела после разлуки. Два года ни с кем не встречалась. А потом познакомилась с хорошим человеком и вышла за него замуж. И только тогда я смогла спокойно, без эмоций вспомнить о своей первой любви. Наши встречи, бессонные ночи, разговоры, признания… А еще — поездки в Рощино.
В Рощине у Валентина была дача. И однажды он предложил мне туда поехать. Пока мы собирались, уже стемнело.
— Перенесем поездку на завтра? — спросил он меня.
— Нет! Сегодня!
— Но идти надо по лесу! Снег растаял, и воды по колено!
— Нет, нет, нет! Сегодня!
— Ну, хорошо… Если простудишься — я не виноват!
И мы поехали. В вагоне, кроме нас, сидел еще один старичок.
— Куда путь держим? — спросил он нас.
— В Рощино…
— А я в Териоки! В Зеленогорск… — пояснил он.
— Живете там? — поинтересовался Валентин.
— Комнату снимаю… Я уже больше тридцати лет снимаю комнату в одном и том же доме. Как весна начинается, перебираюсь из Питера на воздух.
— Что же так поздно едете?
— Да у друга задержался. Он ночевать оставлял, да я предпочитаю дома…
— Так здесь же, в Зеленогорске, ведь тоже не дома.
— Именно здесь-то и дома! — старичок загадочно улыбнулся и вдруг спросил у Валентина, показывая на меня глазами: — Жена?
— Жена!..
— Береги, сынок, ее! Худо, ох как худо к старости одному остаться! — он тяжело вздохнул. — Правда, есть воспоминания… Они и спасают. А если и их не будет?
— А зачем они нужны? Человек должен днем сегодняшним жить! И — надеяться на лучшее будущее!
— А если нет его, дня сегодняшнего? А уж какое у меня теперь будущее? — и старичок начал свой рассказ. — Сам я родом из этих мест, родился еще при царе Николае в том самом доме, в котором сейчас снимаю комнату. Я был единственный сын у родителей. Любили они меня… — старичок даже глаза зажмурил, не находя слов, чтобы объяснить, как же любили его родители.— Потом война с Россией… Родители не захотели покинуть свой дом и перебраться в Финляндию; думали: все будет по-старому. А нас — как убийц… А вот дальше вспоминать не буду… Не люблю. С тех пор, как покинул я свой дом, мне нечего вспомнить! Вот и тянет меня сюда… Душа моя здесь успокаивается.
— Вы сидели?
— Не люблю об этом! А вот и моя остановка… Счастья вам! — и старичок вышел.
Он еще помахал нам рукой с платформы.
— Какой странный дедушка…
— Видимо, много старику горя перепало, если, кроме детских лет, он ни о чем и вспоминать не хочет!
В Рощино из электрички, кроме нас, вышли еще несколько человек. Все они пошли в другую сторону. Мы же спустились с платформы и пошли вдоль путей.
— Темно-то как!
— Я предупреждал!.. Не могла до завтра подождать!
— Не ворчи, как старый дед!
— Вот провалюсь в какую-нибудь лужу, потом — тащись мокрый! Я — полный идиот! Послушался девчонку!..
— А нам долго идти?
— Если напрямик, через лес, — то минут пятнадцать! Через поселок намного дольше.
Валентин шел впереди с фонариком по узкой лесной дороге, я — за ним. Снег еще лежал в лесу, хотя и был уже конец марта. Моя душа ликовала. Я любила и этот лес, и весь мир. И мне хотелось, чтобы эта тропинка не кончалась, чтобы мы вот так и шли: впереди любимый, я — за ним. Вскоре лесная тропинка вывела нас на дорогу.
— Еще немного, и мы на месте!
Через несколько минут показались дома, и у одного из них горел фонарь. Большой черный пес с лаем кинулся нам навстречу, но, узнав Валентина, завилял хвостом.
— Дружок! — погладил его Валентин.
— Здравствуйте! — из дома, на крыльце которого горел фонарь, вышел пожилой мужчина. — А я думаю: кто это по ночам бродит?
— Решил посмотреть, как здесь… Все тихо?
— Пока не балуют! А вы, может, ко мне зайдете? Обогреетесь, чайку попьете… А то ночью в холодный дом придете; его ведь еще топить надо о-го-го сколько!
— Пойдем? — спросил меня Валентин.
— Конечно, пойдем!
Мы вошли в дом. Мужчина помог мне снять куртку и посадил поближе к топящейся печке.
— Вы же незнакомы! Это — Александра! — представил меня Валентин.
— Очень приятно! — мужчина протянул мне руку. — Игорь Николаевич!
Валентин скинул синий рюкзак, снял куртку и сел в кресло.
— Если бы не моя молодая подруга, я бы ни за что в это время не поехал бы!
— Да, молодежь!.. Все им интересно! Сам таким был! Хоть ночью поеду — ничего не боялся!
— Давно я тебя не видел! Как она жизнь-то?
— Помаленьку…
— Ну и слава Богу! Надо выпить за встречу!
Валентин достал из рюкзака бутылку коньяка, сыр, яблоки.
— Вот это подарочек! — Игорь Николаевич от удовольствия потер руки. — Ты прямо как с неба свалился! А я сижу и думаю: хорошо бы принять грамм сто… Сейчас быстренько закусочку сообразим!
Игорь Николаевич достал граненые стопки.
— А поменьше у тебя тары нет? Мы же все-таки коньяк пьем!
— Брось ты эти штучки! Я человек простой! Пить — так пить! А из наперстков — не пью!
— А мне много…
— Послушай меня, дочка! Ты впервые вошла в мой дом! А у меня такое правило: первую выпиваешь полностью и при этом загадываешь желание! И оно обязательно сбудется!
Желание у меня было только одно: никогда не расставаться с Валентином! Я залпом выпила коньяк.
— Ты закусывай, закусывай! — Игорь Николаевич пододвинул поближе тарелку с сыром. — Скоро картошка сварится.
Выпитая рюмка коньяка подействовала на меня быстро: тепло разлилось по телу, а в голове застучали маленькие молоточки.
— Ну как? — спросил меня Валентин.
— Отлично! — подмигнула я ему.
— Желание-то загадала?
— Загадала…
— Вот и умница! Жди! Скоро исполнится…
Голова у меня слегка закружилась. А когда мужчины закурили, мне стало нехорошо.
— Тебе плохо? — испуганно спросил Валентин.
— Очень жарко! Я выйду на минутку на улицу…
— Тебя проводить?
— Не заблужусь!
На улице было чудо как хорошо. Падал снег, но все равно было ясно, что это уже не зима: воздух был наполнен весенним ароматом. Мне хотелось прыгать, рассказать деревьям о своем счастье. Я подошла к березе, растущей у забора, прислонилась к ней. Я гладила ее по стволу и тихо говорила: “Милая березка! Тебе осталось совсем немного. Скоро ты дашь сок, а потом распустятся листочки, и ты будешь радовать людей. Они будут проходить мимо и говорить: какая красивая береза! А влюбленные будут останавливаться и рассказывать тебе о своем счастье…”
Этот монолог я произнесла вслух и как бы даже видела себя со стороны. Театр… Нет! Снимается фильм, и я исполняю главную роль. Мне осталось поведать березке о том, какая я счастливая… Но пыл мой угас. Как хорошо, что никто не видел и не слышал. Как это все было фальшиво! Впоследствии я не раз ловила себя на мысли, что часто наши, казалось бы, возвышенные чувства оказываются фальшивыми, а сами мы просто актеры, да к тому же еще и плохие.
Ко мне подбежал Дружок, виляя хвостом, и понесся к дому. Он сел на крыльце, перед дверью и ждал, когда я его впущу. Вместе мы и вошли.
— На улице просто чудно! Снег идет…
— Скоро его сменят дожди! А ты что же в дверях-то стоишь? Давай к столу! — Игорь Николаевич взял у меня куртку.
— Замерзла? — спросил Валентин. — Выпей!
— Я не хочу!
— Давай, давай! В моем доме не отказываются! Смотри!… — Игорь Николаевич погрозил мне пальцем. — А то желание твое не исполнится!
Я выпила. Закусила. А потом сидела и смотрела на мужчин — они разговаривали, курили. А я даже и не слышала, о чем они говорили. Мне показалось, что я раздваиваюсь: одна “я” сидит за столом, а другая “я” летает по комнате. Я сосредоточилась и сложила свои две половины, молча встала, подошла к дивану и легла. А проснулась уже утром. У печки суетился Игорь Николаевич.
— Ну что, дочка, разморило тебя с непривычки? Ну, да ничего!.. Выспалась?
— Выспалась! А где Валентин?
— А он ушел к себе! Дом, говорит, надо протопить! Видишь, как он о тебе заботится: придешь, а в избе уже и тепло!
— А я не знаю, куда идти…
— По моей стороне через два дома: третий, веселенький, желтый. Это его дом. Чайку, может?
— Да нет, спасибо! Пойду!
— Ну, с Богом!
— До свидания!
— Помни о желании… Сбудется! — крикнул мне вслед Игорь Николаевич.
На улице весна командовала уже вовсю. Под лучами солнца снег таял и капал с крыш. А на земле он был таким белым, что я даже зажмурилась.
В доме было тепло. На печке стоял чайник, в кастрюльке варились яйца.
— Почему ты меня не разбудил?
— Ты так сладко спала…
— А я так хотела сама растопить печку и приготовить тебе завтрак!..
Валентин взял меня на руки.
— А я хочу сам приготовить завтрак!
Этот день остался в моей памяти навсегда. Он расцвечен для меня яркими красками. Бывали у меня позднее счастливые дни, о которых я люблю вспоминать. Но эти дни остались однотонными, а этот — яркий. Может быть, потому, что светило мартовское солнце, и снег был неестественно белый, слепивший глаза. И все было так ново для меня в этот весенний день: снег, солнце, капель, лес и наша любовь…
Мы расчистили от снега дорожку к дому, играли в снежки. Вечером затопили печку, пили чай. Валентин рассказывал о своей жизни. Мне все было интересно: он ведь был старше меня на двадцать лет и казался мне тогда мудрым. А потом была ночь любви.
А утром мы уже собирались в город. Но погода, увы, испортилась: пошел снег с дождем, и ветер дул нам прямо в лицо, когда мы шли на станцию.
Следующая наша поездка в Рощино состоялась осенью. Летом там отдыхала мать Валентина. Она приезжала каждый год в апреле и жила до конца сентября. Через неделю после ее отъезда мы решили поехать в Рощино за грибами. В этот раз мы поехали днем, чтобы успеть засветло дойти до дома.
— Смотри, как красиво! — Валентин смотрел в окно электрички на осенний лес. — Я очень люблю осень…
— Скучно осенью! Весна — вот лучшее время года!
— Когда я был таким же молодым, как ты, то тоже любил больше весну. Через двадцать лет ты полюбишь осень!
— Нет! Ветер, темень, падающие листья… Тоска!..
Тогда я многого не понимала, да и просто не умела наблюдать. Не видела я разноцветного осеннего леса; красных головок подосиновиков, прячущихся под почти такого же цвета осиновыми листьями.
— Помнишь, куда идти? — спросил меня Валентин, когда мы вышли из электрички.
— Помню!
И я пошла вперед. Мы шли, как и в прошлый раз, по лесной тропинке, но дорога мне показалась значительно короче.
— Завтра, как только рассветет, сразу же в лес — за грибами!
— А я не знаю грибов совсем. Еще поганок наберу…
— Ты никогда не ходила за грибами? — Валентин даже остановился.
— Никогда… А что тут удивительного?
— Ну, ничего! Это дело поправимое!
Когда мы проходили мимо дома Игоря Николаевича, я спросила Валентина:
— Зайдем?
— Он в городе.
— Жаль! Веселый дяденька!
Пока я доставала из рюкзака продукты, Валентин затопил печку. Через час мы уже сидели за столом.
— А я никогда не была в деревне! И только второй раз в жизни вижу, как топится печка.
— Настоящая русская печка в деревенских домах!
— Я читала, что на ней раньше и спали!
— Да, совсем забыл! Сергей собирается жениться!
— Я рада за него!
— Он очень переживал…
— Давай не будем о нем!
Утром, еще было совсем темно, меня разбудил Валентин.
— Вставай! Завтрак уже на столе!
— Да еще темно! Какие грибы?..
— Пока собираешься, пока до места дойдем, будет уже светло!
— Еще немного! Ну только десять минуток!..
— Вставай!
В голосе Валентина я почувствовала раздражение. Молча я встала, умылась, села за стол.
— Ну, чего молчишь?
— Следи, пожалуйста, за собой!
— То есть?.. — не понял Валентин.
— Никогда не разговаривай со мной таким тоном!
— Да что с тобой? Страшные сны снились?
— Ничего мне не снилось!
— Все!.. Завтракай, и пошли!
Валентин взял большую корзину, мне дал поменьше. Молча мы шли по дороге, и лишь когда свернули на лесную тропинку, Валентин меня спросил:
— Ты хоть знаешь, как выглядит мухомор?
— Видела на картинке: красная шляпка с пятнышками.
— Я тебе покажу сегодня все грибы!
— А ты уверен, что мы найдем что-нибудь?
— Конечно! Я еще ни разу из леса без грибов не приходил!
Когда мы дошли до места, уже рассвело. В лесу было так тихо, что я слышала, как под ногами хрустят опавшие листья.
— Посмотри! — я показала на гриб, стоящий у дороги. — Это съедобный?
— Запоминай: это белый! Царь грибов! А сейчас ты пойдешь по правой стороне, а я — по левой!
— А как же я узнаю, съедобный это гриб или поганка?
— А ты не бери грибы на тонких ножках! Остальные — в корзину! Потом разберемся!
В тот день грибы мне попадались чаще, чем Валентину. Через час моя корзина была уже полная. Мы сели отдохнуть на поваленное дерево. Я аккуратно высыпала на землю все грибы. Валентин внимательно осматривал каждый. Когда последний гриб был положен в корзину, он меня похвалил.
— Умница! Ни одной поганки не взяла!
Впервые в жизни я ходила за грибами. Да, пожалуй, в настоящем лесу я тоже была впервые (ведь не считать же лесом Павловский парк).
В тот день была чудная погода: тепло и тихо. Лишь иногда пожелтевшие листья падали с деревьев. Мне понравился рощинский лес: в нем удивительно сочетались ухоженность с дикой природой. Меня поразили в лесу дорожки, посыпанные гравием. Только что мы продирались сквозь бурелом и вдруг выходили на такую дорожку.
— До войны эта территория принадлежала финнам!
— И что же, они засыпали лесные дорожки гравием?
— Представь себе!.. Именно в этих местах проходила знаменитая “линия Маннергейма”. Вон, видишь блиндаж? Это останки “линии”.
Из леса мы вышли, когда начало темнеть. Я совсем не устала. Видимо, потому, что слишком много впечатлений выпало на мою долю в этот день.
— Оставь корзину в коридоре! — сказал мне Валентин, когда мы вошли в дом. — Разбирать грибы будем после ужина! Я устал!
— А я — нисколько!
— В твоем возрасте я тоже не уставал!
Валентин лег на кровать, а я накрывала на стол.
— Скажи, какое желание ты загадала в доме Игоря Николаевича?
— Чтобы мы всегда были вместе!
— Я тебя старше на двадцать один год! Через двадцать лет я старик, а ты молодая, полная сил женщина!
— Ну и что?
— Ты захочешь молодого!..
— Зачем так далеко загадывать? — я была в ярости. — Эти двадцать лет надо еще прожить!
— Так вот, эти двадцать лет я хочу прожить спокойно, поэтому мы никогда не будем вместе!
Я села на стул и заплакала.
— Послушай меня, Александра: лучше порвем сразу наши отношения! Тебе так будет легче!
— Но я тебя люблю!..
— Давай поужинаем!
Валентин достал из синего рюкзака бутылку водки.
— Прогулка по лесу была восхитительна! За удачную третью охоту!
Я залпом выпила и сразу же закашлялась. Валентин пододвинул ко мне тарелку с солеными огурцами.
— Закусывай!
— Я люблю тебя, Валентин!
А Валентин как будто и не слышал моего признания. Он на меня даже не смотрел, молча ел. Так же молча он налил себе водки и выпил. Закусил.
— Я думал, мы с тобой еще будем встречаться! Но ты слишком серьезно воспринимаешь наши отношения! Поэтому…
— Поэтому это наша последняя встреча?
Валентин молчал.
— Ну скажи что-нибудь!
— У меня есть другая, она моя ровесница. Мне с ней легко и спокойно. И в старости мы будем поддерживать друг друга. А меня, если сможешь, прости за все! Зря я тогда согласился тебя проводить… Вышла бы ты замуж за Сергея и была бы счастлива!
— Я все равно не вышла бы за него!
Я схватила свою сумку и выбежала на улицу. Я решила уехать в город. Каждая минута, проведенная теперь с Валентином, грозила мне лишними переживаниями. Мы выяснили отношения. Точка поставлена. У дома Игоря Николаевича я остановилась: в окне горел свет. Я решила зайти и сказать ему, что загаданное в его доме желание не исполнилось. Я взошла на крыльцо и постучала в дверь.
— Войдите! — пригласил меня женский голос.
— Здравствуйте! А Игорь Николаевич дома?
Пожилая женщина внимательно на меня посмотрела.
— А вы разве не знаете? Он умер летом…
— Извините!
По лесной тропинке я не шла, а бежала. Было совсем темно, но я не боялась. Где-то совсем рядом прошла электричка. Через несколько минут я была уже на станции…
И вот через тринадцать лет я встретила Валентина. Он ездит с тем же рюкзаком. Постарел. И почему-то нет рядом с ним подруги, с которой он хотел встретить старость. Интересно, а вспоминает ли он эти наши поездки в Рощино?
Такая знакомая мелодия
Виктор не плакал никогда, даже в детстве, когда его били мальчишки. “Мужчина должен быть сильным! А сильные никогда не плачут!” — так говорил отец. Но сейчас Виктор не смог сдержаться: слезы помимо его воли катились из глаз. А потом он зарыдал. Стоявшие рядом люди с удивлением смотрели на него. Подошел приятель и, взяв Виктора за плечи, отвел в сторону.
— Пойдем на улицу!
Они вышли из дома и пошли по аллее к скамейке, стоявшей под цветущими кустами сирени.
— Разрыдался, как кисейная барышня! — Виктор вытащил из кармана пачку сигарет и долго пытался достать из нее сигарету.
— Возьми! — приятель достал свою пачку. Они закурили и сели на скамейку.
— Сегодня я впервые в жизни плакал… А ведь расстались мы в 1976 году… — Виктор на минуту задумался. — Двадцать восемь лет назад! Также цвела сирень… Двадцать пятого мая? Нет, двадцать седьмого!
— Надо же: ты помнишь даже дату!
Приятели замолчали. Рядом чирикала какая-то птаха. Благоухала сирень. Кошка сидела у скамейки и кого-то высматривала в кустах. Все это по старой привычке отметил про себя Виктор. Простые предложения, а передают самую суть. Как у Фета: “Шепот, робкое дыханье, трели соловья, серебро и колыханье сонного ручья…”
Афанасия Фета, впрочем, как и других русских поэтов, открыла Виктору Галина, и она же помогла почувствовать красоту русского языка. Без нее он никогда бы не стал настоящим писателем. В пятьдесят два года — уже классик.
— Ты любил ее!
Виктор отметил про себя, что приятель не спросил его, а сказал утвердительно, но ответил он, как отвечают на вопрос.
— Не знаю…
— Я никогда не видел тебя таким… — приятель на секунду замолчал, видимо, подбирая нужное слово, — потерянным.
— Я ее не узнал! Маленькая сморщенная старушка в гробу…
— Что же удивительного? Она ведь была старше тебя почти на двадцать лет! И последние годы, говорят, болела…
— Я многим обязан Галине… Но никогда ее не любил!
— Витя, почему ты всегда врешь? Почему боишься признаться в своих чувствах? Не хочешь терять созданный имидж непробиваемого и самовлюбленного мужчины?
— Что за чушь ты городишь?
— Хоть раз взгляни на себя со стороны! — приятель встал и пошел по аллее к дому.
***
Виктор познакомился с Галиной, когда учился в университете. Он, выросший в маленьком провинциальном городке, с детских лет мечтал жить в большом культурном центре, в Ленинграде. Только там возможно достигнуть исполнения своей мечты: стать всемирно известным писателем. Он всегда, с того самого момента, как научился писать и читать, не расставался с блокнотом и авторучкой. Все свои наблюдения отмечал в этом блокноте. Вот бабуля, переходя дорогу, о чем-то задумалась и остановилась. Машины ей сигналят, а она стоит, будто и не слышит этих гудков. О чем она так задумалась? Потом Виктор узнал, что эта бабуля — местная сумасшедшая, своего рода достопримечательность городка. Юродивая. То молчит, то вдруг начинает что-то бессвязно говорить. Для некоторых эта речь была понятной: они улавливали в ней пророческую суть.
К окончанию школы у Виктора скопилось почти пятьдесят таких блокнотов. Сложив в чемодан эти блокноты и пару сменного белья, попрощавшись с родителями, Виктор поехал покорять Ленинград.
Город встретил неприветливо. Виктор сразу понял: здесь таких, как он, много, но не отступился. В университет он поступил со второго раза. Вместо филологического — на философский. Катастрофически не хватало денег. Виктор готов был взяться за любую работу и, когда приятель предложил поработать дворником в Петропавловской крепости, с радостью согласился. К тому же ему предоставили там и комнату. По утрам Виктор подметал вверенный ему участок, а потом бежал на занятия. Зимой и осенью по воскресным дням он имел право выйти на работу позже, чем обычно.
Однажды вечером в воскресный день на аллее у Петропавловского собора он увидел женщину. Она сидела, облокотившись на скамейку, и, положив голову на руки, рыдала. И плакала она так горько, что Виктор решил подойти и спросить: “Что случилось?”
— Ах, оставьте!..
— Может быть, я смогу чем-нибудь помочь? — Виктор сел рядом.
— Вы сейчас свободны? — женщина повернулась к Виктору.
— Свободен!
— Тогда пойдемте! — она взяла Виктора за руку. — Я не могу сейчас быть одна…
Через ворота они вышли на набережную. Женщина перестала плакать. Она остановилась у светящегося фонаря, вытащила из сумочки пудреницу с зеркалом и, взглянув на себя, припудрила веки и нос.
— Я живу здесь рядом, на Миллионной! — заметив, что Виктор смотрит на нее удивленно, поправилась: — Ну, на Халтурина! Давайте знакомиться. Галина!
— Виктор!
Виктор удивился такому быстрому переходу настроения: от отчаяния до нормального. Лицо Галины казалось очень знакомым.
— Вы пьете? — спросила Галина.
— Ну… вообще-то… — замялся Виктор.
— А что предпочитаете: коньяк, водку или вино? — посмотрев на спутника, Галина поняла, что тот еще долго будет думать, как ответить на вопрос. — Положитесь на мой вкус!
Галина, перебежав дорогу, скрылась в магазине. Через несколько минут она вышла оттуда с пакетом.
— Держите! — она подала пакет Виктору. Судя по тяжести и по звону, там была не одна бутылка.
— А вот и мой дом!
Они зашли в подворотню, прошли один двор и во втором дворе, поднявшись на крыльцо по трем ступенькам, остановились перед дверью, обитой дерматином. Галя долго рылась в сумочке и наконец достала ключи.
— Бывшая дворницкая! — она открыла дверь, и они вошли в темную прихожую. — Господи, каждый раз не могу найти этот чертов выключатель!
Виктор стоял с сумкой в руках в темном коридоре. Его поразил запах — смесь нафталина с какими-то лекарствами. Точно так же пахло в квартире приятеля на улице Герцена. Тот жил с родителями и бабушкой в старой петербургской квартире. Каждый раз, когда Виктор приходил туда, его поражал этот запах. “Значит, старые петербургские дома пронизаны этим сладким запахом. Надо записать в блокнот”, — отметил про себя Виктор.
Наконец-то Галина нашла выключатель: загорелся свет. В небольшой прихожей на вешалке висело несколько курток и два женских пальто.
— Раздевайся! Тапки найдешь в углу!
— У вас коммунальная квартира?
Галина засмеялась:
— Ты не смотри, что на вешалке столько курток! Три не мои, их забыли надеть… Ну, а остальные всё собираюсь повесить в шкаф, да руки не доходят!
На кухне в углу и под раковиной стояли пустые бутылки из-под пива, вина и водки. Стол был заставлен грязной посудой. Галина поставила ее в раковину, вытерла стол и достала из пакета бутылку ““Столичной” и три “Жигулевского” пива.
— Начнем с пивка? — Галина подмигнула Виктору. — Вспоминаешь, где видел меня?
— Вы — писательница! Галина Протасова…
Это надо же: он попал в гости к автору самой нашумевшей книги “Лунные вечера”!
— А я думала: узнают только артистов!
— Я читал…
— Потом поговорим о том, что ты читал! А сейчас давай лучше выпьем! — и Галина налила пиво в изящные хрустальные бокалы.
Утром Виктор проснулся с сильной головной болью и все никак не мог понять, где он находится. В комнате было темно. Вдруг раздался звон: били часы. Виктор насчитал девять ударов. Интересно, вечер или утро? Страшно было подумать о том, что уже утро: значит, он не вышел на работу и опоздал на занятия. Фомич будет грозить выселением, а это значит — придется перебираться в общежитие, где в комнате вместе будут жить четыре человека, и очень повезет, если рядом не окажется любителя игры на музыкальных инструментах.
Вдруг зажегся свет. В дверях стояла в модных брючках и в мужской рубашке Галина.
— Ну, ты и спать…
— Сколько времени? — умирающим голосом спросил Виктор.
— Девять часов!
— Утра или вечера?
— Конечно, утра!
— Все пропало!..
— Подумаешь, занятия прогулял! Когда я училась в университете, то появлялась на занятиях три раза в неделю, и диплом, между прочим, защитила на “отлично”!
Виктор пытался вспомнить, что же было вчера. Пили пиво, потом водку, говорили о литературе. И — все… Больше он ничего не помнит.
— Что, голова болит? — участливо спросила Галина.
— Мне ее не поднять!
— Сейчас пива принесу!
При слове “пиво” Виктора стало тошнить. С трудом он сел в постели и понял, что встать не сможет: трусов на нем не было.
— Держи! — Галина подала бокал.
— Не буду!
— Выпей! Сразу же полегчает!
Закрыв глаза, Виктор залпом выпил пиво. И правда туман из головы улетучился: стало легче.
— Вставай! Завтрак уже готов! Надеюсь, ты не забыл: мы приглашены сегодня в гости…
— Утром?
— Да, к одиннадцати часам!
— Я не смогу пойти! Мне надо в крепость, иначе меня выгонят из комнаты!
— Тогда вставай быстрее! Пойдем вместе, я помогу тебе убрать мусор!
— Не надо мне помогать, я сам… А встать я не могу… Я без трусов…
— Под подушкой посмотри! Ладно, не буду тебя смущать! Жду на кухне!
Виктор быстро оделся. Он попытался еще раз вспомнить о том, что же было вчера, но, кроме беседы на кухне о современной советской литературе, память ему ничего не выдавала.
Галина на кухне мыла посуду и напевала очень знакомую мелодию.
— Мне бы умыться… — заглянул Виктор на кухню.
Галина взяла его за руку и отвела в ванную.
— Бедный мальчик! Ты, наверное, первый раз в жизни так напился? Ну, ничего… Лиха беда начало! — она открыла холодную воду и сунула голову Виктора под кран. — Сейчас придешь в себя!
Виктору сразу стало легче. Он сравнил свою голову, внутри которой все было перемешано, с беспорядком в комнате. Пришел хозяин и разложил все по местам…
— Шею растирай энергичнее! — Галина подала полотенце.
— Я не помню, что было вчера! — он надеялся, что Галина ему хоть что-то расскажет.
— Не помнишь, и — не надо! Главное — запомни свое утреннее состояние. Пригодится. Когда-нибудь опишешь!
От завтрака Виктор отказался.
— Я пойду!..
— Я же сказала: помогу тебе! Сейчас соберусь, и пойдем!
До крепости дошли быстро. По дороге Галина заглянула в магазин. Уже издали Виктор увидел своего начальника. Фомич сгребал снег на его участке.
— Иван Фомич, я пришел!
— Уволен! — не глядя на Виктора, произнес Фомич.
— Зачем же сразу увольнять? — спросила Галина. — Вы сначала поинтересуйтесь, что случилось с человеком!
Фомич перестал сгребать снег и, картинно опершись на лопату, бесцеремонно разглядывал Галину.
— Ну, и что же случилось?
— Племянник нашел свою тетушку, которую все считали погибшей!
— Не понял…
— В мае сорок первого сестру мою увезли в деревню, а меня оставили здесь. Мама во время блокады умерла, а меня отправили в детский дом. Сестра была уверена, что я тоже умерла… И вот через столько лет я наконец-то нашла свою сестру и племянника! — Галина обняла Виктора и стала целовать.
— Это правда? — зачем-то спросил Фомич Виктора.
— Разве такими вещами шутят?
— Ну, раз такое дело… Что я не человек, что ли?
— Я думаю, надо отметить нашу встречу! — Галина вытащила из сумки бутылку водки.
— Надо! — глаза Фомича засияли. — А то не по-людски будет!
— Витя, пошли к тебе, покажешь, как ты устроился, все ли у тебя есть!
В комнате Галина быстро накрыла на стол. Виктор удивился, увидев, что она купила не только водку, но и закуску. Сыр и колбаса были уже нарезаны. Банку шпрот открыл Фомич.
— Давайте за то, чтобы еще кто-нибудь в этом мире нашел потерянных родственников! — поднял рюмку Фомич.
Через час Виктора послали еще за одной бутылкой, и пока тот бегал, Галина договорилась с Фомичом, что “племяннику” в комнату поставят письменный стол и кресло. Выпили еще одну бутылку, и, чтобы не откладывать благородное дело, Галина с Фомичом ушли за мебелью. Виктора уложили отдыхать.
— Племянничек мой так много не пьет, вот с непривычки его и уморило!
Когда Виктор проснулся, он не узнал своей комнаты. У окна стоял старинный письменный стол, покрытый зеленым сукном, с ножками-колонками и крестообразным основанием, служившим подставкой для ног. Рядом — кожаное кресло с высокой спинкой. В комнате было полно народа.
— Мебель из запасников!
— Ваня, стол, может быть… Но кресло?..
— В этом кресле декабристы ждали своей очереди на допрос!
— Ой, умру! — засмеялась Галина, — Очереди на допрос…
— Что, не веришь? — обиделся Фомич.
— Да кресло-то современное, ну… — Галина внимательно его осмотрела,— может быть, довоенное…
— Значит, Киров в нем сидел!
— Ну, пусть будет Киров! — махнула рукой Галина.
— Что, не узнал свою комнату? — спросил Фомич Виктора. — Теперь из-за письменного стола не захочется выходить, поневоле отличником станешь!
— Вот и племянничек проснулся! — Галина села рядом с Виктором на диван и, обняв его, прошептала: — Уходим?
Виктор еле заметно кивнул головой.
— Совсем забыла! — Галина посмотрела на часы. — Витя, собирайся, мы опаздываем на телевидение!
— Зачем вам на телевидение? — спросил Фомич.
— Снимать нас будут! Не каждый день племянник находит тетушку после стольких лет поисков!
— Ну, а мы с вашего разрешения посидим немного…
— Ваня, не забудь: завтра у Виктора выходной!
— А я что же… Не человек, что ли… Все понимаю! Пусть отдыхает!
— А почему так много народа собралось? — спросил Виктор, когда они с Галиной вышли на улицу.
— Это те, кто мебель принес!
— Как это у вас так получилось? Обычно у Фомича снега прошлогоднего не выпросишь!
— Вчера мы были на “ты”!
Виктор смутился: он не помнил, что называл Галину на “ты”; в памяти осталось благоговейное чувство перед автором дивных рассказов.
— В гости мы не попали… Ну, и хорошо! А то уже были бы мертвыми… — казалось, что Галина разговаривает сама с собой. — Зато успеваем к Эрику! Поехали!..
Галина остановила машину и велела ехать к Финляндскому вокзалу.
— Куда мы едем?
— К одному художнику!
В огромной мастерской у Финляндского вокзала народу собралось много. Два небольших столика в разных концах мастерской были заставлены выпивкой на любой вкус. Из закусок — бутерброды с сыром и яблоки.
— Ты вином не увлекайся! — посоветовала Галина Виктору. — Туалета здесь нет!
— Почему нет?
— Не предусмотрен! Так что пей лучше водку!
Пока Виктор рассматривал картины, Галина куда-то исчезла.
— Эй, мальчик!
Виктор обернулся. Молодая женщина с фотоаппаратом стояла у большой картины под названием “Портрет неизвестной в оранжевом платье”. Кроме оранжевого пятна почти на все полотно, Виктор, как ни пытался, лица неизвестной разглядеть не смог.
— Сфотографируй меня, пожалуйста, у этой картины! — женщина протянула Виктору фотоаппарат.
— Я не умею…
— А ты нажми на эту кнопочку!
Женщина, загадочно улыбаясь, встала у портрета; на ней было оранжевое, с бахромой, платье.
— Похожа? — игриво спросила она у Виктора.
— Прямо не отличишь от оригинала! — за спиной Виктора стояла Галина с бокалом шампанского в руках.
— Тебе не нравится?
— Почти Пуни!
— Кто это — Пуни?
— Художник начала века! Жену свою написал точно в такой же манере, как и Эрик… Или Эрик — как Пуни?
— Я даже и не слышала о таком художнике!
— Где Эрик? Не могу его найти…
— Я его не видела!
— Наверное, на улицу пописать вышел! — Галина, пригубив шампанское, удалилась.
Виктор был удивлен: Галина вела себя так, будто его и не знает.
— Можно снимать! — женщина опять улыбалась.
У одного из столиков с напитками собралось много гостей, и были слышны крики.
— Опять Галка что-то учудила! Пойдем! — женщина, подхватив Виктора под руку, повела его к столику.
Полный бородатый мужчина вытирал рукавом лицо. Галина стояла рядом с пустым бокалом в руке.
— Галка, за что ты его? — спросил кто-то.
— Он знает…
— Это тебе так не пройдет! — сказал Бородатый.
— Что, донос напишешь?
— Сука!
Бородатый бросился на Галину. Никто, кроме Виктора, не успел среагировать. Виктор оттолкнул Галину и сумел уйти от удара.
— Что, завела нового хахаля? Да он тебе во внуки годится! И сколько ты ему платишь? — Бородатый продолжал размахивать кулаками, а Виктор по-прежнему увиливал от его ударов, но после этих слов он от тактики обороны перешел в наступление. Бородатый оказался слабаком: в толстом теле совсем не было физической силы. Кто-то закричал: “Вызовите милицию!” Галина схватила Виктора за руку. Пока Бородатого приводили в чувство, Галина отыскала в ворохе вещей, брошенных на диван, свое пальто и куртку Виктора.
— Зачем ты облила его шампанским?— спросил Виктор, когда они вышли из мастерской.
— Он написал статью — донос! И теперь у многих возникнут проблемы!
— По-моему, проблемы возникнут прежде всего у тебя!
— Подержи сумку и постой на стреме! Я хочу писать! — Галина нырнула в темную подворотню. Через пару минут, она, напевая ту саму знакомую мелодию, вышла из подворотни.
— У армянского радио спросили: где у человека душа? Знаешь, какой был ответ? “В мочевом пузыре! Когда пописаешь, на душе сразу легче!” И это — истинная правда!
Виктор не заметил, как перешел на “ты”. Она, такая известная писательница, ведет себя совсем просто и непонятно, как пятнадцатилетняя девчонка. Виктору показалось, что с их возрастом что-то произошло: сорок лет ему, а не Галине.
— Тут рядом рюмочная. Зайдем? — спросила Галина. Ответа не стала дожидаться: она уже спускалась в подвальчик.
В рюмочной все столы были заняты.
— Мужички, подвиньтесь! Уступите женщине место!
— Иди к нам, красавица!
— Не могу, я с кавалером! Он умрет от ревности!
— Что же тебя твой кавалер в такую забегаловку привел? — спросил мрачный мужик, стоящий рядом за столиком.
— Да это я его привела, а не он меня! Не люблю церемоний ресторанных, мне по душе здесь!
— Веселая тетка!
Виктор от стыда готов был провалиться.
— Все, хватит! — сказал он, когда Галина попросила его в третий раз пойти за очередными ста граммами. — Пойдем домой!
Галина, уже изрядно захмелевшая, сразу же согласилась.
— Вот кошелек! — она достала из сумки кошелек и протянула его Виктору.— Возьми тачку, я сейчас отъеду…
— Куда отъедешь?
Куда она собиралась отъехать, Виктор понял, когда стал ловить машину. Галина еле стояла на ногах и норовила сесть на заснеженный тротуар. Наконец машина остановилась, и Виктор впихнул Галину на заднее сиденье.
— Женщины нынче пьют больше мужиков! Наверное, с торжества возвращаетесь? Что же ваша матушка так напилась?
— Я ему не матушка! — еле ворочая языком, сказала Галина. — Я ему тетушка, а он — мой племянник!
Галина пила много — это Виктор заметил сразу. Пьяная, она становилась беспомощной, как только что родившийся котенок, который тыкается носом во все, что встречается на его пути. Точно так же вела себя и Галина: она привечала любого; могла уйти из дома, пойти в какую-нибудь третьесортную забегаловку, а потом оттуда привести домой совсем незнакомых людей. Она выслушивала их пьяные рыдания и никогда никому не отказывала в деньгах. Виктору часто приходилось выгонять непрошеных гостей. На все упреки она отвечала: “Я такая родилась!” Но и трезвая она была столь же щедрой. Виктор родился и вырос в небольшом провинциальном городке, где жизнь каждого человека была на виду. И он часто замечал, как один человек мог быть таким разным: пьяный и трезвый. Галина же (редкое исключение!) хоть пьяная, хоть трезвая была одной и той же. Многие беззастенчиво пользовались ее добротой.
— Галя, хватит решать чужие проблемы! Пора бы сесть за письменный стол!
— Ты прав: пора!
— Ну, так и садись!
— Звонила Женя, просит приехать! У нее что-то случилось… — и Галина исчезала из дома.
Виктор перебрался к Галине, но работу в крепости не бросил. Рано утром он пешком добирался до крепости, убирал свой участок, а потом ехал на занятия. Первое время он, возвращаясь из университета, заставал гостей, имеющих привычку засиживаться до утра. Спать, конечно, ему не удавалось. И Виктор не выдержал: ушел от Галины. Через несколько дней она пришла к нему и клятвенно обещала, что никаких гостей в доме в будние дни не будет.
— И ты никуда не ходишь, садишься писать!
Больше двух месяцев они прожили в тишине и покое. К телефону подходил Виктор и всем говорил, что Галина занята, и в квартиру никого не пускал. Эти два месяца Виктор запомнил навсегда не только потому, что безумно полюбил тихие, почти семейные вечера с чаепитием и разговорами, но и потому, что именно тогда он стал писать. Галина пообещала пробить в издательстве сборник его рассказов. И сама она за эти два месяца написала несколько новых вещей. Виктор, прочитав их, чуть было не порвал свои рассказы.
— Успокойся! — сказала ему Галина. — Ты еще молод! С годами научишься понимать людей, набьешь руку и станешь настоящим Мастером.
Она написала предисловие к сборнику рассказов Виктора, представив его своим учеником.
…Выход в свет сигнального экземпляра начали отмечать в субботу вечером. Народу было много — все Галины знакомые. Как всегда, кто-то приходил, кто-то уходил. Виктора дружески похлопывали по плечу и желали дальнейших творческих успехов.
— Галка, пойдем в крепость! Я хочу, чтобы мы отметили издание моей книги вдвоем! Зачем ты пригласила столько народа?
Они оделись и ушли. Никто из гостей их уход не заметил. На набережной как-то особенно ощущалась весна: апрельский ветер дул в лицо; льдины, налезая одна на другую, неслись по Неве. Галина напевала свою любимую мелодию.
— Что за мелодию ты все время напеваешь?
— Эта мелодия моей юности. Под нее мы жили, влюблялись, расставались… Смотри… — Галина вдруг остановилась и показала на плывущий рядом со льдинами стул. — А может, в нем тоже были спрятаны сокровища? И где-то за них полоснули по шее очередного Остапа Бендера?
В крепости было тихо, только слышен был стук Галиных каблучков по древним камням.
— Как будто попали в другую эпоху… Здесь чувствуется вечность!
Они побродили по крепости, а потом поднялись к Виктору. Галина достала из пакета бутылку шампанского, фрукты; Виктор зажег свечку.
— Как здорово, что мы ушли! После двух месяцев затворничества я отвыкла от людей… — Галина улыбнулась.
— Скажи мне, почему когда я читаю твои рассказы, то так ясно вижу всех твоих героев? Ты можешь писать о ребенке и о столетней старухе так, будто ты и есть этот ребенок и эта старуха…
— Да потому что они — это я сама… Мне кажется, что во мне частичка всех живущих на земле людей, поэтому я могу понять каждого.
— Помнишь, ты сказала мне, что с годами я научусь понимать людей. А у тебя, выходит, этот дар был с юности? Твои ранние рассказы ничуть не уступают нынешним…
— Чувствуешь: весна! — Галина открыла окно; она будто и не слышала, что говорил ей Виктор. — Я всегда схожу весной с ума!
— Как герой твоего рассказа “Такая прекрасная жизнь”?
— Не ищи в моих рассказах меня! Я — вот она: стою перед тобой! — Галина подошла к Виктору и обняла его. — Мой милый мальчик, если ты сумеешь понять, что в нашем мире все относительно, что не может быть среди людей стопроцентных злодеев и ангелов, потому что в злодее найдутся обязательно положительные качества, а в ангеле — пороки; если ты сумеешь отнестись отстраненно к своим героям, не давая их характерам и поступкам никаких оценок, ты станешь настоящим писателем.
— Но я не могу быть равнодушным к своим героям!
— Ах, Виктор, оставь всю эту философию!.. Ведь весна же на дворе!
Утром Виктор убрал свой участок, заварил чай и разбудил Галину.
— Нам пора! Вдруг все разошлись, а двери не закрыли!
— Какой же ты, Витька, зануда! Ну, и не закрыли, так и что?
— Как это — что? Кто-нибудь зайдет…
— И что-нибудь украдет? Витя, я давно поняла, что не надо в доме держать таких вещей, пропажа которых тебя расстроит! Пусть уносят, что хотят! — и Галина накрыла голову одеялом.
— Нет уж, вставай! Чай заварен!
— О, Господи! Сейчас встаю…
Виктор вдруг четко понял: он никогда не сможет достигнуть в творчестве уровня Галины. Она, взрослая женщина, с одной стороны — девочка-подросток по отношению к жизни, а с другой — психолог, тонко понимающий каждого человека, с любым может найти общий язык. Как сумела она вобрать все это в себя? Нет, ему никогда не достигнуть ее высот ни в жизни, ни в творчестве…
— Ну вот, а ты боялся… — сказала Галина, когда они пришли в квартиру.
В доме продолжалась пьянка. Народу даже стало больше, чем вчера, когда они уходили в крепость.
— Так, все быстро собираемся и уходим! — Виктор убрал водку со стола.— Уходим! Все уходим!
— Галина, уйми своего октябренка!
— Я вам покажу — октябренка! — Виктор набросился с кулаками на говорившего.
Галина попыталась разнять дерущихся, но Виктора было не остановить. Его хотели связать и таким образом успокоить, но он оказался таким сильным, что даже вчетвером с ним не могли справиться.
— Ребята, уходите, иначе он не успокоится! Похоже, у него начался приступ!
— Галя, может быть, вызвать милицию?
— Ни в коем случае!
Виктор продолжал бушевать, даже когда все ушли.
— Успокойся! — Галина подошла к Виктору и взяла его за руку. — Твоя просьба выполнена: все ушли…
Виктор сел на стул. Впервые в жизни приступ бешенства затмил разум. Как все это произошло, он ни сейчас, ни впоследствии объяснить так и не смог.
— Ты страшный человек! — сказала Галина. Она вышла из комнаты.
Виктор слышал, как хлопнула входная дверь.
Сил не было. В голове — туман. Виктор, не раздеваясь, лег на диван и сразу заснул. Проснулся он ночью, включил свет и сразу все вспомнил. В области солнечного сплетения ныло нечто, отдавая в голову; к горлу подступала тошнота. В квартире будто орудовала шайка грабителей.
Галины нигде не было. Виктор привел квартиру в порядок, вымыл посуду. Часы показывали шесть утра: пора в крепость. На занятия Виктор не поехал, из крепости пришел к Галине, но дома ее не было. Он сходил в магазин, приготовил обед. Галина не появилась ни вечером, ни ночью. На следующий день Виктор позвонил тому самому поэту, на которого он набросился, так как из всех Галиных знакомых знал только его телефон.
— Я хочу попросить у вас прощения…
— А-а-а… это ты? А знаешь ли ты, Витя, что, если бы не Галина, тебя никогда бы не издали, потому что ты — бездарь! Рассказы твои пусты, как, собственно, пуст и ты сам! Мне жалко тебя, парень! Галина к тебе никогда не вернется; она у нас такая… — и поэт засмеялся.
— Мне жаль, что я не сделал тебя инвалидом! — и Виктор повесил трубку.
Виктор догадывался, где может находиться Галина. Однажды она назначила встречу Виктору именно там. Это был симбиоз гостиницы, кабака и притона. Комнаты в бывшей коммунальной квартире были превращены в номера, как в гостинице. В каждой — двуспальная тахта, два мягких кресла, журнальный столик и небольшой платяной шкаф. Комната под номером семь была обставлена богата: в углу — жардиньерка, на которой стояла ваза с живыми цветами, старинные занавески на окне (такие же занавески висели во Дворце пионеров, который занимал бывший дом Дворянского собрания в родном городке Виктора). На тумбочке стоял аквариум с рыбками.
— Специально для меня купили! — сказала Галина. — Это самый дорогой номер. Я его всегда снимаю…
В этом притоне на Литейном можно было снять любую из девяти комнат, кайфовать там в одиночестве или вдвоем. Клиент мог выбрать по своему усмотрению — алкоголь или наркотик. При желании мог заказать женщину. Посторонних туда не пускали. Все клиенты — свои, проверенные люди, новые — по рекомендации. Обслуга уже знала вкусы и пристрастия каждого постояльца. Почти трое суток провели Галина и Виктор в седьмом номере этого притона несколько месяцев назад.
— Зачем мы пришли сюда? — спросил Виктор. — У тебя же отдельная квартира…
— Там всегда мешают, а здесь я могу сконцентрироваться и улететь в другие миры… Видишь: аквариум. Через несколько часов я буду одной из этих рыбок…
В тот раз Виктор впервые попробовал наркотик, запил его потом водкой и отключился. Когда же он очнулся, то даже вздрогнул: Галина танцевала в каком-то немыслимом одеянии, напевая при этом свою любимую мелодию. Виктор решил, что она сошла с ума.
— Что ты делаешь?
— Танцую! Разве ты не видишь? Я — сумасшедшая графиня, потерявшая мужа и детей!
— О, Боже!..
Когда они уходили, Галина представила Виктора пожилому мужчине.
— Этого молодого человека всегда пускайте ко мне!
Через неделю она написала один из лучших своих рассказов “Сумасшедшая графиня”…
Дверь Виктору открыли не сразу, видимо, разглядывали его в глазок.
— Я в седьмой номер, к Галине…
— Она, правда, ничего не говорила сегодня о вас, но ее просьбу я помню… Пойдемте!
Мужчина довел Виктора до двери под номером семь. Виктор постучал и прислушался: тишина.
Он открыл дверь и вошел в комнату. Горел ночник. На столе — ваза с фруктами, фужеры, грязные тарелки и открытая бутылка шампанского. На кровати лежали Галина и какой-то мужик. Виктор сорвал одеяло.
— Вставай! — сказал он Галине.
— Ты с ума сошел! Какого черта ты явился сюда? — Галина села.
Мужик не реагировал никак: он спал.
— Одевайся! — Виктор швырнул Галине одежду. — Пойдем домой!
— Кино с продолжением. Сегодня — вторая серия…
До дома дошли молча.
— Я приготовил обед. Разогреть?
— Спасибо, не надо!
— Так ты постигаешь жизнь?
— Давай расстанемся! Мне не нравится, когда свои личные проблемы переносят на меня. Я не виновата, Витя, что ты пишешь так…
— При чем здесь творчество?
— Витя, оно-то как раз и при чем! Только оно… Ты ведь даже не ревнуешь меня как женщину, ты ревнуешь меня к моему творчеству! А мне не нужен рядом писатель, я хочу, чтобы со мной рядом был мужчина, который будет любить меня, а не мои рассказы! Уходи!..
Виктор молча оделся, вытащил из кармана куртки ключи, положил их на стол и ушел. Состояние — хоть в петлю лезь. Хотелось выть и кататься по полу. Он никак не мог представить себе дальнейшую жизнь без Галины. Виктор так привык к ней, такой необычной и безумно талантливой, что все мог бы ей простить: измены, насмешки.
Виктор запил. Он договорился с соседом, что тот будет убирать его участок в крепости до тех пор, пока Виктор не поправится. Через несколько дней в дверь постучали. Виктор, решив, что это Галина, вскочил с дивана и, крикнув: “Минутку!”, бросился одеваться. Но за дверью ждать, пока он скажет: “Войдите!”, не стали. На пороге показался Фомич.
— Здорово, работничек! Почему не вижу тебя по утрам?
— Приболел… Но ведь за меня же убирают!
— А я ничего и не говорю… Приболел, так приболел! Может, полечишься? — и Фомич достал из портфеля бутылку водки.
— У меня закуски нет!
— Корка хлеба-то найдется?
— Хлеб есть!
— Бросила она тебя?
— Кто?
— Да тетушка твоя! Я, думаешь, совсем дурак? Эх ты, молодежь! Только я-то сразу понял: бросит она тебя! Не по Сеньке шапка! Да и, если честно, не может она никого любить! То есть она любит всех и — никого. Уж такая родилась!
— А вы-то откуда знаете?
— Так ведь я же тогда, пока ты спал, долго с ней беседовал.
Три раза Фомич бегал за водкой. Напились так, что спали не раздеваясь рядом, на диване.
Виктор пил две недели. Иногда к нему забегал Фомич.
— Да не майся ты так! Все перемелется: мука будет! Да она тебе в матери годится, на черта тебе эта старуха? Смотри, сколько вокруг молодых, красивых! Хотя и я бы, наверное, по такой женщине убивался бы… — вздохнул Фомич. — В ней что-то неземное…
— Не трави душу!
— Тьфу! Баба как баба! Стерва первостатейная! Забудь!.. Хочешь, с такой девкой познакомлю — закачаешься!..
Только через месяц Виктор смог посещать занятия. Он похудел, осунулся. Вышедшая книга не радовала. Вновь и вновь он перечитывал Галину книгу “Лунные вечера” и все пытался понять, как это у нее так получается: такой избитый сюжет, а сердце замирает. Виктор, старясь забыть о Галине, сразу же после учебы садился за письменный стол и писал. Из начинающего молодого писателя он за несколько лет превратился в писателя с именем. Тиражи его книг расходились, печатались дополнительные. К двадцати пяти годам он уже смог купить себе кооперативную квартиру.
Письменный стол и кресло он взял с собой, когда уезжал из крепости, заплатив за них Фомичу приличную сумму.
Виктор так и не женился и к сорока годам превратился в закоренелого холостяка. Однажды на глаза ему попался свежий номер толстого, теперь уже петербургского журнала, и он, перелистывая его, наткнулся на Галин рассказ. Это была их история любви. Главный герой ревнует возлюбленную к ее творчеству. Он тратит все свои силы, чтобы достигнуть тех же высот, до которых смогла добраться его любимая. Он пишет целыми днями. Наконец-то его печатают, он становится знаменит. А возлюбленная порхает, как бабочка, не задумываясь о будущем, пишет редко, но каждое ее произведение выбивает героя из колеи. Творчество для нее — всего лишь игра, а для него — тяжкая ноша. Однажды любимая исчезает навсегда. Теперь ему не с кем больше сражаться…
Виктор понял: Галина видела его насквозь. Но в одном она была неправа: он любил ее саму, а не только ее творчество. А может, просто ценил, как ценят дорогую хрустальную вазу, боясь лишний раз дотронуться до нее и любуясь издалека? Ему вдруг захотелось увидеть ее. Он сел в машину, заехал в магазин и через несколько минут был уже на Миллионной. Все та же дверь, покрытая дерматином. На звонок открыл взлохмаченный мужик лет сорока и долго соображал, кого надо позвать.
— Вы Галину спрашиваете? — из кухни вышла молодая женщина и, погнав мужика в комнату, объяснила: — Она уехала отсюда несколько лет назад. Меня просила: если будут звонить или приходить, всем давать адрес. Вон он на стенке записан.
Прямо на обоях Галиной рукой был записан адрес. Виктор переписал его в записную книжку и, поблагодарив женщину, ушел. Он позвонил своему секретарю, предупредил, что его не будет два дня, поехал в сторону Луги. Там, не доезжая до города почти пятьдесят километров, в сторону от трассы, и поселилась в небольшой деревеньке Галина. На краю деревни он остановился и спросил у первого встречного, где живет Галина. Виктор остановился на улице, в тупичке. Из машины не стал ничего доставать. Сердца он не чувствовал: оно опустилось куда-то вниз. Не думал он, что будет так волноваться, ибо о волнении давно забыл. Всегда смело выходил к читателям и никогда не терялся: отвечал на самые каверзные вопросы; смело входил в кабинет к любому чиновнику; не спасовал и перед президентом, который вручал ему Государственную премию.
Двухэтажный небольшой деревянный домик с крошечным балкончиком утопал в зелени: кусты уже отцветшей сирени, цветущего жасмина. Из-за забора Виктор увидел две дорожки: одна вела к дому, другая — в глубину сада, к деревянной скамеечке под кустами сирени. По бокам дорожек были высажены цветы. Увидел Виктор и Галину: она стояла на крыльце и смотрела на него. Виктор открыл калитку.
— Можно? — громко спросил он.
— Конечно, можно! — весело откликнулась Галина и пошла ему навстречу.
Она постарела, стала совсем седой. Волосы были уложены сзади в пучок. Ей не хватало только спиц и мотка шерсти — классическая бабушка. Спокойно, как будто и не было двадцати лет разлуки, поздоровалась она с Виктором.
— Узнала?
— Конечно! Ты долго добирался?
— Я на машине! Подожди, я сейчас… — Виктор пошел за подарками.
Галина тоже вышла вслед за ним на улицу, к машине.
— Хорошая у тебя тачка!
— Держи! — Виктор вытаскивал пакеты и подавал их Галине.
— Зачем так много?
— Все пригодится!
Все пакеты Галина сложила на кухне в угол. Виктор знал эту ее манеру: складывать вещи, продукты в угол, а потом о них забывать. Или положить только что купленную вещь в холодильник вместе с продуктами, а потом долго ее искать.
— Ты бы разложила все! Здесь есть продукты, которые надо убрать в холодильник. — Виктор помог разобраться с пакетами. Вместе они накрыли на стол.
— Почему ты уехала из города?
— Я ведь болею: астма; вот врачи мне и порекомендовали… Да и к старости хочется быть поближе к природе. Я продала квартиру и купила здесь домик. Ну, а ты?
— У меня все нормально! Сейчас готовится к печати семитомник…
— Женат?
— Закоренелый холостяк! Ты пишешь?
— Последние годы не притрагивалась к ручке. Не хочу… Я стала слишком серьезно относиться к своим героям. Ушла отстраненность… И я стала часто болеть. А теперь я просто живу… Безумно люблю этот дом и сад…
— Скажи мне, почему от твоих рассказов сжимается сердце?
— Я знала, что ты обязательно приедешь, чтобы задать мне именно этот вопрос… Так вот, каждый герой — это я. Я — та столетняя бабулька, которая ищет своих умерших детей, я — тот мальчик, потерявший верного пса…
— А ты читала последние мои вещи?
— Я читала все, что издавалось!
— И что скажешь?
— В твоих рассказах нет души…
— Но меня любят читатели!..
— Каждый писатель имеет своего читателя! Технически ты безупречен, сюжеты неплохие. Но настоящий писатель проникает Бог знает в какие глубины…
— Может, мне и писать не стоит?
— Я никогда никому не давала никаких советов. Человек должен решать сам и сам нести ответственность за свою жизнь…
Они проговорили до утра. Оба рассказывали о прожитых годах, и каждый уловил в рассказе другого о чисто внешних событиях и жизнь внутреннюю.
— Мы просидели всю ночь; пора ехать…
— Поспи пару часов; не дай Бог, за рулем уснешь!..
Проснулся Виктор только к вечеру. Галина мыла посуду и напевала ту самую такую знакомую мелодию.
— Я поеду!
Галина повернулась к Виктору и, не выпуская из рук намыленной тарелки, сказала лишь одно слово: “Прощай!”
— Виктор Васильевич?
— Да, это я…
— С вами говорит нотариус. Галина Николаевна Протасова оставила завещание, по которому все ее движимое и недвижимое имущество переходит к вам. Вы не могли бы подъехать ко мне сегодня? Запишите адрес…
Нотариальная контора находилась недалеко от его дома, на Невском. Он пошел пешком.
В переходе у станции “Гостиный двор” играл латиноамериканский ансамбль ту самую мелодию, которую так часто напевала Галина. “Бессамо мучо…” — пели артисты. Услышав слова, Виктор вспомнил: в их городке одно время по воскресным дням в центральном парке лились из репродуктора звуки этой песни. Похоже, вся страна напевала в те годы эту песню.
— Эта мелодия моей юности. Под нее мы жили, влюблялись, расставались… — вспомнил он слова Галины.
Никого вокруг Виктор уже не видел, кроме Галины, еще той, сорокалетней, напевающей по утрам в квартире на Миллионной эту мелодию…