Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2009
* * *
Я памятник словом поставлю ему,
Стихами, торжественной музыкой строк,
Чтоб нас поглотить век ушедший не смог.
Пусть наши отцы не вернулись с войны, —
Любовью и радостью мы рождены,
Сильны мы надеждой и чувством плеча,
И разум наш ясен, и кровь горяча.
А если кому-то нужна моя жизнь,
И силы мои, и отвага моя,
Не надо нашептывать мне: “Откажись!”
Ведь я, отказавшая, буду не я…
Давно уже наши нестройны ряды,
Склоненные головы наши седы,
Но есть у нас тайное зренье —
Свое узнавать поколенье!
Преграда ли — страны и материки?
Протянутой дружеской хватит руки,
Чтоб снова ровесники были в строю!
А что еще надо… в бою?
Валерию Гергиеву
в день его концерта на развалинах Цхинвали
Ведущая на пастбища отары
Своих овец… Как эти горы стары,
Как молод гидростанций разговор
В седых горах…
Н. Королева. Из ранних стихов
Ребеночка в горном ауле,
То не различает: красавец-гигант
Пред ним или хилый грязнуля.
Он просто дает ему силу души
И дар музыканта, поэта —
И требует: думай, звучи и пиши!
И славы не требуй за это.
Талант — это молния, грома удар,
Он душу разит, а не греет, —
Он выдан по жребию, — значит, как дар
Бесценный, цены не имеет…
Сегодня в горах, когда пушки молчат
(Надолго ли, Боже? Едва ли…), —
Великие звуки оркестра звучат
Над полусожженным Цхинвали…
И свечи в ночи на ступенях горят.
И крик — то звериный, то птичий…
И слезы в огромных глазах говорят
Без национальных различий…
* * *
Гороскоп читать на заре.
Независимая позиция —
Это что-то сродни игре.
Это мертвый чертеж на плоскости,
Это горечь в сухих словах.
(Диссиденты на Красной площади
Неуместны на торжествах…)
Не цензура, не инквизиция,
Но — запрет в своей голове…
Независимая позиция —
Тень, бегущая по траве,
Тень от солнышка прежней смелости
И уверенной правоты, —
Их, робея от неумелости,
Бережешь, как святыню, ты…
* * *
И страна, что годами давала приют и работу,
Оказалась ненужной для них и нелепою вдруг,
И ее покидают, забыв про грин-карту и квоту.
Возвращаются в нищую, злую Россию мою,
Где осталась родня или бывшие друг и подруги.
Я даю им приют. Я им душу свою отдаю,
Перед Богом и Родиной милых беру на поруки.
Московские
впечатления петербурженки
“Твой питерский говор нелеп! —
Поребрик, парадная, арка,
Французская булка и хлеб!”
“Пожалуйста, мне два эклера,
Бэзе и, наверно, буше…” —
А мне отвечают: “Холера,
Показывай пальцем уже!”
Здесь душу стегают упрямо
Московские злые ветра.
Но вдруг петербургское “Дама!”
Заменится словом — “Сестра!”
И гонор не будет помехой,
Когда, как нежданный привет,
Услышу московское: “Ехай!” —
И вдруг потеплею в ответ…
* * *
Читаю только те, что для науки.
Рабочие тетради — вот предмет
Моей заботы, и любви, и муки.
Неторопливо заполняю их
Корявыми на слух черновиками
И правлю, чтобы получился стих,
Как будто отшлифованный веками.
Сверкай же, строк прозрачная вода —
Кастальский ключ забвения чего-то!
А кто их прочитает и когда —
Уж это точно не моя забота.
* * *
Тревожно, как си-бемоль…
Заштопаю старые свитера
И шаль, что поела моль.
Забуду обиды, включу e-mail,
Отвечу на два письма.
И больше нет неотложных дел,
А жизнь, как струна, пряма.
Судьба — не взятая высота,
Не собранный автомат,
И лестница в будущее крута,
Ведущая в рай и в ад.
О, как не хочу я идти по ней!
Вины своей не пойму.
Но, видно, кому-то мой путь видней, —
Тому, кто отмерил мне лет и дней, —
И я покорюсь Ему.
Прощальное письмо
А поводы мысли скрывать.
Мне стыдно за тех, кто командует нами,
Приказывая воевать.
Убитый ребенок, убитая птица,
Убитые звезды в ночи…
Калашников может собою гордиться,
А лучше бы — пек калачи!..
Сегодня правителю хочется — править
И другу грозить, как врагу…
Мне стыдно, но мне ничего не исправить,
А молча терпеть не могу.
И я оставляю судьбу, и работу,
И дом, и осеннюю тишь.
И я ухожу — в синеву, в позолоту
И в мыслящий вечный камыш…
Накануне операции
К открытой двери подхожу в испуге…
Больница начинается церквушкой
И моргом: “Ритуальные услуги”.
Наверно, я могу остановиться,
И повернуть назад совсем не сложно…
Я возрожденной выйду из больницы, —
И не поверить в это невозможно!
Иначе — для чего жилось и пелось
И радостное дело получалось?
Мне так хотелось жить! Мне так хотелось,
Чтоб жизнь моя на боли не кончалась,
Мне так хотелось дорогой игрушкой
Упасть, ласкаясь, в дорогие руки…
…Больница начинается церквушкой
И моргом: “Ритуальные услуги”…
* * *
Не напевать частушки под тальянку,
А записать — нелепую судьбу,
Дурной характер, скверную осанку,
И ту страну, что мне дано любить,
И те глаза, что в душу мне глядели…
И только право — быть или не быть —
Мне было не дано на самом деле.
Я вовсе не горда моей судьбой,
Но верю, путь оглядывая строго:
Мне выпало на долю — быть собой.
Не знаю, мало это или много.