Рассказ
Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2009
Анастасия Геннадьевна Абрамова родилась в Нижневартовске. Работала как переводчик, менеджер, учитель, фотограф, но неизбежно возвращалась к написанию статей и рассказов. Заканчивает магистратуру по специальности “Зарубежная журналистика” в СПбГУ.
В режиме реального времени
когда же Бог Интернета пошлет Интернет в ад?
Предисловие автора
Разобщенные и заброшенные в этот мир по отдельности, как зерна, которым никогда не суждено прорасти, мы (или я, или ты, или они) пытаемся найти хоть какой-то способ поговорить друг с другом. Проверить силу своего одиночества и вырваться из запертой комнаты, в которую превращается любое, даже самое светлое и наводненное людьми пространство.
Каждый наш день — это новая история и каждая мысль, повод для рассказа или маленькой пьесы. Но нам некому рассказывать истории и не перед кем менять маски. Мир превратился в огромную сцену, на которой актеры вынуждены разговаривать с самими собой. Моя история (истории) — чистые конструкции, в которые превращается наша жизнь под ударом техники, прогресса, избыточного знания и холодного цинизма. Надеюсь, что каждый сам сможет наполнить эти формы близким ему смыслом. И, возможно, найдет в них забытую часть себя.
В метро каждый второй в наушниках. Музыка помогает отгородиться от мира. Ощущение, как будто ты раскачиваешься на теплых волнах. Или держишь кого-то родного за руку в темноте.
У меня в плейере играет альбом Placebo, и мне нравится думать, что я держу за руку Брайана Молко. На рабочем столе, дома и на работе, его черно-белые фотографии. Сосредоточенный взгляд, приоткрытый рот и модные браслеты на руках. Он похож на красавиц с обложек “Вог”, героев книг Мураками и клипов Мэнсона. Идеальный принц нового времени. Сейчас все принцы выглядят слишком женственными и капризными. Но в этом их главная прелесть. В их хрупкости можно уловить тень демонического бессмертия. Саша V посылает мне Суицидальный поцелуй в цифровом формате.
Его песни созвучны ритму большого города, они — маяки и стены, защищающие меня от хаоса, неуверенности в себе и страха завалить отчет за текущий месяц.
Страх и неуверенность в себе — верные спутники неудачливых интеллектуалов за 20-ть. Дальше только безнадежность, Южный парк по вечерам, критика существующей власти и отладка компьютерных программ. Но стоп! Это будет дальше.
А пока мы колем ботокс обезболивающих улыбок и вытираем красные от слез глаза цветными платками, защищающими наши хрупкие плечи от северных ветров.
Мы плаваем в пространстве и времени, как огромные скользкие рыбы.
Мы не слышим стихов и ритмов каменных мостовых и не видим блеска сумрачной Невы за блеском витрин и фарами машин-призраков, сбежавших с Крестовского острова.
В наших сердцах ритмы 60–70–80-х. А в наушниках вечная мелодия беспощадного радио.
Жить с музыкой, постоянно звучащей в наушниках, — это удачный вариант комы. Можно сутки напролет слушать чужие мысли вместо того, чтобы генерировать свои собственные. Мы знаем, что думать опасно. Мысли подталкивают к действиям, а в этом густом океане меньше всего хочется что-либо делать.
Боязнь успеха — по Маслоу.
Боязнь самих себя — если верить собственным ощущениям.
Можно имитировать действия, но слишком велик соблазн просто созерцать вечность и беззвучно шевелить замерзшими губами слова какой-нибудь песни.
I’m not the only one
I’m not the only one
Курт, передавай привет Богу, он совсем забыл про нас. Если он есть. Или ты сейчас в аду?
Если так, не стоит слишком париться по этому поводу.
Я ищу красивые лица в толпе метро, но все идущие мимо как будто вымазаны белой краской, стирающей черты. У них нет даже запаха, только голоса, тонущие в шуме поездов. Я слушаю, но не слышу, в моих венах пульсирует жесткий бит, а кровь превращается в вишневый сок.
В гладком блестящем смартфоне мигает значок сообщения, но я никогда не смотрю номер абонента, который их присылает.
— Это протест или страх?
— Думаю, у каждого свое. Так просто удобнее.
В 21 веке все помешаны на вечной молодости. Возможно, именно поэтому в 23 я подвожу унылые итоги собственной жизни.
Для сравнения у меня есть, как минимум, 5 социальных сетей, в которых можно найти каждого из моих бывших и нынешних друзей и соперников. Но все они не более чем тени деревьев, позапрошлый снег, жалкая имитация жизни в хрустальных пробирках всевышнего.
Всемирная паутина лжи и обмана. Настоящих людей все меньше, и никто не помнит, в чем разница между копией и оригиналом.
Я дружу с копиями самой себя, улавливая в их глазах признаки болезненного самолюбования.
Мои лучшие друзья Серж и Алекс — несостоявшийся музыкант и безработная пиарщица. Наш общий диагноз — кризис взросления, и мы пытаемся всеми способами удержать свою юность. По пятницам мы курим кальян, обсуждаем цены на очки и пытаемся найти причину собственной несостоятельности.
Серж ненавидит свою работу, а Алекс весь год находится в поисках подходящего места.
В мире бесконечных возможностей невероятно трудно выжить. Нужно уметь расставлять приоритеты и делать правильные ставки. На красоту, талант, амбиции, наглость или связи.
У них нет красоты, довольно шаткие амбиции, а связи через один можно назвать порочными. Меня окружают неудачники с творческим уклоном. Писавшие в школе хорошие сочинения и бравшие 2 места на региональных олимпиадах.
Нас таких тысячи. Мы — самое одинокое поколение, рождавшееся за последние сто лет.
Если быть справедливой, в 21 веке все люди страшно одиноки, несмотря на то, что наша жизнь постоянно заполнена музыкой, шумами и предметами.
Мы “не”, мы “вне”, “вокруг” и “внутри” изолированной от всего пустоты. Течем по проводам.
Ищем понимания в живых частицах вселенной. Тешим себя сказками о родственных душах, чтобы самим же цинично разбить эти мечты едкими шутками в кругу друзей.
Мы в центре большого вращающегося круга. Пытаемся переваривать пустоту и не сойти с ума.
Вечное одиночество толкает на простые и безумные поступки.
Мы делаем несложный выбор между любовью и сексом, сексом без любви и любовью без секса.
В конечном итоге все эти комбинации оказываются проигрышными. Мы просто плывем по течению, готовые к новой боли.
Мы прожигаем жизнь в чужих постелях, пытаясь согреться телами незнакомцев, хватаясь за край одеяла, как за последнюю надежду, когда утро заставляет взглянуть на часы, взглянуть на календарь и вычесть еще год, поправляя прическу в пустой ванной.
У нас есть две тысячи способов убить одиночество, на первом месте среди которых стоит Интернет.
Алекс назначает пятнадцатое свидание за этот месяц, я пишу преподавателю в Контакт, что мне нужна книга по толерантности. На самом деле мне нужно немного внимания. Только и всего.
Ники проверяет почту каждые полчаса, но Серж и ее бисексуальные подруги слишком заняты печатью концептуальных снимков, чтобы писать ей письма.
Пустой экран смартфона вызывает у меня приступ депрессии.
Ники решает выпить, хотя на часах только одиннадцать утра. Она спрашивает у степлера, когда это все закончится, и закатывает глаза.
Мы зависимы от телефонных проводов и радиоволн. И верим в сказку о неводе, в котором когда-нибудь мелькнет хвост волшебной русалки.
Я не верю в любовь, Алекс не верит в верность, Ники не верит в мужчин.
Мы записаны в три разных сообщества и участвуем в лотерее под названием ПОИСК.
Поиски по строго заданным критериям безликих пользователей. Я каждый вечер посылаю запрос океану соляриса, который готов воплотить все скрытые фобии и детские комплексы в одном-единственном человеке.
Сейчас 11.30, и доктор строго-настрого запретил мне пить.
Я пишу в одном из сообществ, что мне страшно одиноко.
Он отвечает, что ему тоже.
В 21 веке нет ничего оригинального, но каждый второй считает себя гением.
Гуманитарное образование делает любого здравомыслящего человека обитателем мира иллюзий. Но только в том случае, если ему не хватает сил ходить на занятия по философии, где временами объясняют очень печальные и прозаичные вещи. Например, что всем нашим желаниям суждено сбываться через одно место.
Никому не удалось изобрести вечный двигатель, зато интеллектуалы научились с легкостью генерировать вечный поиск. Красная стрелка на секунду замирает у имени Форвэт.
Я встречаю его на перекрестке. Высокий парень с растрепанной прической и огромными наушниками. Это классический образ. Истощенное тело, усталая улыбка и глаза цвета увядших цветов. Улыбка.
Он сплетает небылицы в большое лоскутное одеяло, которое пытается выдать за ткань своей жизни.
“Я любил девушку, которая умирала от рака. Наркодилеры знали меня в лицо. Моей жизни угрожала опасность”.
Он вечный странник с гордым взглядом и ноутбуком в потрепанной сумке. Его одиночество, как и моя печаль, не более чем маски в античном театре. В душе мы глубоко равнодушны ко всему. Или наоборот? Я смотрюсь в зеркало за его спиной и пытаюсь понять, какой слой краски на этой картине подлинный.
У него нежные холодные руки с тонкими пальцами.
“Мне надо было быть пианистом”.
Или хорошим любовником.
Форвэт — студент, который не знает, что ему нужно от жизни, поглощенный процессом, но не целью.
Он превращает сигналы окружающего мира в буквы, символы и ноты, пропуская сквозь себя зловещую бессмысленность современного искусства.
Ему кажется, что у любого поиска есть какие-то координаты.
Он не прав.
Форвэт.
Всего два взгляда, и я готова открыть ему любую дверь.
Мы поднимаемся по лестнице вверх, прислушиваясь к звуку собственных шагов. В моем доме, как обычно, не работает лифт и пахнет сыростью.
В прихожей свалены в кучу дорожные сумки, вечерние наряды, глянцевые журналы и одноразовые пропуска.
Форвэт не знает, в какую из комнат ему идти, и я робко киваю на гостиную, где 24 часа работает телевизор.
Уважающие себя интеллектуалы должны хотя бы притвориться, что собираются спать в разных комнатах.
Мы притворяемся, изо всех сил следим за сюжетом бесконечного фильма и тайком считаем биение сердца. Это непросто.
— Ты часто занимаешься сексом на первом свидании?
— Со мной такое впервые.
По правилам на этот вопрос можно отвечать только так.
В 21 веке чудеса случаются все реже.
Ты можешь переспать с первым встречным, но это теряет ценность в мире, где все больше первых встречных и вторых случайных.
Люди сближаются за какие-то секунды и расстаются, даже не узнав имен друг друга.
Серж и Ники давно перестали придавать значение сексу, превратив этот ритуал в стерильной чистоты акт с почти художественной простотой смысла.
Алекс гонит от себя печальные мысли, напиваясь перед каждым свиданием.
Я все еще наивно верю, что обнаженное тело рядом может стать моим — однажды и навсегда.
Форвэт прижимается ко мне крепче, и мои ноги тесно сплетаются с его ногами.
Тело сковывает льдом, но физическая близость дает только иллюзию тепла. Наши души по-прежнему субстанции разного порядка. Мы спим вместе, но ему снятся совсем другие сны. Возможно, мы живем в разных временных отрезках.
Я хочу его поцеловать, но смыкаю губы, чтобы этот момент наступил как можно позже. Первый поцелуй с новым мужчиной — осколки невинности и последний шанс на скачок адреналина в крови.
Форвэт умоляет укусить его за шею посильнее, и я подчиняюсь, ощущая, как его тонкая кожа сжимается под моими зубами. У Форвэта за плечами вместо черных побитых крыльев тысяча ночей с девушками без имен и лиц. И теперь он не хочет романтики и душевной боли. Ему нужны следы ногтей и кроваво-алые бороздки в районе ключиц.
Это как еще один способ убедиться в реальности окружающего мира. А со времен выхода фильма “Матрица” этот вопрос все еще остается актуальным.
Все заканчивается слишком быстро. Форвэт смотрит на меня по-детски виновато, стараясь спровоцировать меня на снисходительную улыбку или шутку. Я чувствую себя безумно уставшей и обманутой.
На часах уже полночь, и с утра нам на разные поезда метро.
Я по привычке зажигаю свечи на ночном столике и включаю музыку.
Мой чудо-плейер играет без наушников. Кусок пластмассы, как расплавленный браслет принцессы, тускло мерцает в темноте. Все три трека о любви. Его дыхание становится глубоким и ровным. Я тихонько разжимаю пальцы.
Утром мы пьем кофе, и Форвэт с очень заинтересованным видом разглядывает изображение ночного неба, выполненное пьяным Сержем в импрессионистской манере прямо на обоях.
— Мы бойфренд и гёрлфренд?
— Что-то типа того.
В 21 веке у каждого есть, как минимум, три серьезных зависимости, от которых бесполезно лечиться.
Алекс постоянно жалуется, что ее рабочий день уходит на проверку сообщений в пяти социальных сетях, чистку почтового ящика, разбор френд-ленты и треп по icq.
Я думаю, что всех это немного беспокоит. Когда друзья приходят ко мне в гости, то первым делом проверяют свои аккаунты в контакте и ЖЖ, логинятся в icq и нервно ищут наушники для скайпа. Алекс расстраивает, что у меня до сих пор нет маршрутизатора и нельзя выйти в Интернет с ноутбука, хотя в доме четыре доступные вай-фай сети.
Форвэт носит свой ноутбук в сумке и использует его как портативную радиоточку, музыкальный центр и гигантский архив всегонасветеподряд.
Половину своих друзей из ЖЖ я не видела ни разу в жизни, с другой половиной я успела переспать.
На самом деле это не такой уж большой список.
Еще пару лет назад люди стеснялись признаться, что познакомились через Интернет, сейчас этот инструмент считается самым чистым, стерильным и безопасным.
Форвэт все еще со мной и всеми силами пытается доказать, что у нас совсем другая история. Но такая страсть заканчивается с той же скоростью, что и презервативы в стандартной упаковке. Я уже замечаю следы усталости на его лице. Ему нужна музыка. Ему нужна муза. Ему нужна ДРУГАЯ девушка.
Форвэт симулирует сердечную привязанность с энтузиазмом начинающего актера, но финальные титры уже предательски ползут в углу экрана.
Он каждый день проверяет мой ЖЖ в поисках хоть каких-то эмоций. Я размещаю кросспосты на акции по сбору крови и советы из сообщества для худеющих.
Мое прошлое, его прошлое — в открытом доступе, как незаживающая рана.
Я знакома с Форвэтом всего неделю, но я имею возможность пролистать его тщательно смонтированный жизненный сценарий на три года назад. С картинками, стихами и значками эмоциональных состояний. С комментариями друзей, ссорами и заблокированными адресами.
Я не спрашиваю, как у него дела.
Это почти бессмысленно. Форвэт подробно описывает свое душевное состояние на странице в ЖЖ, я смотрю в монитор, уткнувшись в его плечо.
Рано утром, перед уходом на работу я тоже открываю страницу и пишу пару строк. В закрытом режиме, конечно.
— Ты меня вообще любишь?
— Давай сначала разберемся, что такое любовь.
В 21 веке нет никакой любви, есть только планы, предвкушение и сигарета после.
Никаких влюбленностей и ночных откровений. Только симуляция настоящей жизни, которую так легко вписать в свой блог на myspace.
Раньше я все время размечала свою жизнь пунктиром ожидания, чтобы не споткнуться и не застрять во времени. Это было похоже на своеобразную линию горизонта, за которой скрывалось размытое и непостижимое будущее. Сейчас день, как лист отрывного календаря, летит в пустоту, сгорает в ворохе опавших листьев.
Я сижу в небезызвестном кафе Зум и листаю книжку по психологии. Движение буккроссинга объединяет инструкции к микроволновым печам, учебники марксизма-ленинизма и женские романы на польском языке. Мне кажется, что в куче у моего столика бесполезно что-либо искать. Хотя мое внимание привлекают брошюра “Тайная сила комнатных растений” со значком каббалы и самоучитель по тантрическому сексу, изобилующий описаниями правильной медитации. Андрэ мурлычет мне на ухо, что хочет домой, и нежно запускает пальцы мне под платье, приводя в экстаз иностранцев за соседним столиком.
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
Я изображаю полное недоумение, откладывая подальше книгу по тантре.
Конечно, я думаю о том же.
Мы идем домой пешком, рассекая пространство, как два легких бумажных кораблика. Нет ни цели, ни карты. Только солнце и ощущение лета, которое до краев наполняет нас светом. Я притворяюсь, что мне снова 15, дерзко заглядывая в лица прохожих. Игра во вседозволенность. Игра в вечную весну.
— Плакать и расставаться будем осенью.
— Мне у меня такое чувство, будто уже осень.
Я слизываю росу с его губ.
В 21 веке расставание превратилось в формальность, потому что больше никто не учит наизусть номера телефонов.
Я расстаюсь с Андрэ, Сашей, Артемом, Доном Хенаро и Форвэтом. Самое нежное имя в списке последнее.
На память только фото на рабочем столе и 7 гигабайт музыки. А еще его радио, которое до сих пор транслируется через Интернет. Передача мыслей на расстоянии.
Прошлое все еще актуально, оно задокументировано и весит черным текстом в ЖЖ.
— Ты свободна сегодня вечером?
— Да. Нет, конечно.
Моя жизнь течет в режиме реального времени, и мое прошлое переходит в статус вечного настоящего.
У вас все происходит так же, вы просто не хотите об этом думать.
Самое одинокое поколение на земле.
Люди без прошлого и будущего.
Герои вечного настоящего.
— Ты меня хоть немного любишь?
— Давай сначала разберемся, что такое любовь.