Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2009
Дмитрий Лященко родился в 1983 году в Москве. В 2000–2005 годах учился в Литературном институте им. А. М. Горького. В 2008 году рассказы “Дефолт” и “Вкус денег” вошли в лонг-лист премии “Дебют”. Первая публикация в периодике — в альманахе Бориса Стругацкого “Полдень. XXI век”. Живет в Москве.
Рассказы
Дефолт
Сидя за тесным офисным столом, Вадим Коробов клевал носом и испуганно вздрагивал каждый раз, когда за стеной раздавался голос начальника.
Торчать в чате до двух часов ночи, флиртовать, надеяться на благосклонный ответ Иzоlьды… Чтобы в итоге обречь себя на такие мучения. “Больше этого не повторится”, — пообещал он себе.
Спать хотелось ужасно. Вадим закрыл глаза и сидел, смежив веки, наслаждаясь темнотой, и вдруг почувствовал теплый аромат духов.
Он открыл глаза.
Перед ним стояла Иzоlьда — черноволосая и ослепительная, точно такая же, как на аватаре.
Вадим потянулся к ней через стол; она обняла его, прижала к себе и взъерошила волосы.
— Ты спишь, Вадим, — прошептала девушка. — Это наше первое свидание в мире снов…
Коробов нахмурился.
— Если сюда зайдет Сергей Маркович — будет не до свиданий, — он говорил невнятно, потому что щека прижималась к животу девушки.
Иzоlьда покачала головой.
— Боюсь, проснуться не так-то просто, Вадим. Ты лежишь на компьютерной мышке, и у тебя пережата сонная артерия.
— А если меня уволят?! — Коробов встал, заставив девушку отстраниться.
Иzоlьда взяла его за руку.
— Я здесь, чтобы помочь тебе. Спустись на третий этаж и загляни в офис триста два. В реальной жизни ты повернешь голову и сползешь с мышки.
Она поцеловала его.
— Пожалуйста, поспеши!
— Хорошо, — выдохнул Коробов.
Он развернулся и вышел в приемную. Миновал кабинет Сергея Марковича, прошел мимо стойки ресепшена и уже собирался выйти в коридор, когда секретарь окликнула его.
— Вадим, хочу с тобой посоветоваться, — томным голосом произнесла она. — Ты, говорят, кредит брал. Что лучше — в рублях или долларах?
— Надолго?
— На год.
— Бери в рублях, Олеся. Что будет с долларом — никогда не угадаешь.
Коробов вышел из офиса. По ковровой дорожке, вдоль грамот и дипломов, развешанных на стенах, он устремился по этажу. Из холла доносился разгоряченный мужской голос. Около кулера взъерошенный парень в черном костюме жадно пил воду из пластикового стаканчика.
Когда Коробов проходил мимо, молодой человек схватил его за рукав.
— Позвольте представиться: Артем Горин, сотрудник журнала “Сны”!
Вадим вырвался:
— У меня нет времени!
— В триста второй спешите? — парень подмигнул.
— Откуда знаете?
— Все, кто впервые засыпают в этом бизнес-центре, стремятся в триста второй, — журналист швырнул пластиковый стаканчик в урну. — Там офис пророческих сновидений. Можно получить ответ на любой вопрос!
Он улыбнулся.
— К сожалению, это удовольствие доступно только один раз в жизни. И я свой шанс уже потратил. Иначе моя нынешняя работа была бы несравненно легче…
Коробов молчал, и парень продолжил:
— Представьте, существуют два мира: наш — назовем его “обычным” — и мир снов. Все, что происходит в одном, отражается на втором. Эти изменения наш журнал и отслеживает! Когда в нашем мире готовится какая-нибудь заварушка…
— Что готовится? — переспросил Вадим.
Журналист поморщился.
— Допустим, что у всех на слуху? Дефолт! Только о нем и слышно. Вот сейчас-сейчас… Весной. Или после выборов. Или в сентябре. Тогда редактор выдает мне пузырек со снотворным и отряжает на расследование. Поэтому разрешите спросить: вы верите в близость кризиса?
— Нет, — сказал Вадим.
— Вот и я сразу сказал: какой смысл спать в бизнес-центре? Отрядите меня в самые неблагополучные районы — и я принесу вам на блюдечке сенсацию!
В холле отчетливо произнесли: “Курс рубля определяется стоимостью нефти”.
— Все-таки обсуждают! — воскликнул журналист. — Пойдемте, послушаем.
Они прошли в холл.
Сидели на пластиковых стульях дородные люди в одинаковых сиреневых рубашках. На широком экране, закрывавшем проход к лифтам, застыло изображение буровой вышки. Седой краснолицый мужчина ходил около проектора.
— Нефти добывается больше, чем требуется, — говорил он. — Но фьючерсы сейчас стоят на порядок выше спотов. Поэтому “черное золото” отправляется прямиком в хранилища. Из-за этого нефть дорожает. Мы имеем дело с финансовым пузырем. А рано или поздно все пузыри лопаются.
Спутник Вадима крикнул:
— Все дело в спекуляции?
— Конечно, не только в ней, — оратор уставился на журналиста. — Возможных сценариев кризиса — очень много. Наша экономика ориентирована на экспорт. Отсюда — прямая зависимость от того, сколько покупают в Америке.
Он потянулся к проектору и сменил слайд. На экране появились улыбающиеся китайцы в строительных касках.
— Например, если США начнут потреблять меньше товаров, Китай будет их меньше производить. Спрос на нефть упадет.
Рыжеволосый парень в первом ряду поднял руку.
— И рубль обесценится?
— Да! Превратится в фантик! Хорошо или плохо, мы теперь в мировой финансовой системе. Их кризисы — это и наши кризисы. Любая проблема их рынков отразится на нас.
— А бюджет с профицитом? — рыжий не унимался. — А золотовалютные резервы?
— Судите сами, — седой мужчина оперся на спинку стула, на котором стоял проектор. — Деньги, вырученные за нефть, в экономике не работают. Мы откладываем на будущее проблемы, которые надо решать сегодня. К тому же, если цены на сырье упадут и настанет кризис, хваленый Стабфонд долго не продержится.
— Значит, дефолт? — уточнил журналист.
— Такого, как в девяносто восьмом, конечно, не будет, — оратор протестующе замахал руками. — Но отказ от выплат — возможен. Потому что внешний долг — есть. И огромный! Только теперь это долг частного сектора.
Мужчина сделал шаг вперед.
— Наш с вами долг! Призрак дефолта бродит по этим коридорам, господа!
Сотрудник “Снов” заметил:
— Вы так и не ответили на мой вопрос.
Оратор выключил проектор и сказал:
— Дефолт — дело рук конкретных граждан. Кризис всегда кому-то выгоден. А раз так, кто может поручиться, что они не захотят повторить?
— Кто “они”? — закричал журналист. — Кого вы имеете в виду?
— Взгляните! — оратор указал на дверь в противоположном конце холла.
“Конкретные граждане”, — прочитал Вадим на табличке.
Менеджеры начали роптать. Несколько человек — из тех, кто постарше — вскочили и бросились к двери. Один мужчина схватил стул и бежал с ним наперевес.
— Коробов? — спросили Вадима. Он вздрогнул. Рядом стояла невысокая смуглая девушка в униформе уборщицы. В руках она держала распухший мусорный мешок.
— Ты Коробов или нет? — повторила девушка. — Подруга твоя просила сказать, что начальник расхаживает у кабинета.
Вадим посмотрел на лифты, завешанные экраном, выругался и бросился на лестничную площадку. За спиной раздавались тяжелые удары в дверь.
“Восемь этажей”, — мелькнуло в голове у Вадима.
Он выскочил на лестницу и побежал, прыгая через ступеньки. “Только не заходите в кабинет”, — молил Коробов. Он цеплялся за перила, расталкивал курильщиков, вдыхал запах сигаретного дыма, ловил обрывки разговоров — и вновь и вновь нырял в лестничные пролеты.
Он ворвался на площадку третьего и рванул ручку двери.
Закрыто!
Тяжело дыша, опустился на ступени. Предстояло ждать, пока кто-нибудь выйдет на перекур.
Коробов сидел, слушая, как размеренно шумит бизнес-центр.
На одних этажах раздавались взрывы хохота.
“Совещание”, — отмечал про себя Коробов.
На других — рыдали в голос.
“Провал проекта”, — думал Вадим.
Потом на третьем раздались уверенные голоса. Дверь распахнулась, и к Вадиму вышли два рослых статных клерка в полосатых костюмах.
Коробов поднялся и хотел проскользнуть мимо них, но один из парней остановил его.
— В триста второй?
— Да, а что?
— За мной будешь, — рослый отвернулся к окнам и задымил сигаретой.
Вадим шагнул на этаж. Было тихо. В деревянных кадках росли разлапистые фикусы. Он торопливо пошел по начищенному до блеска полу. Читал номера на кабинетах: “Триста восьмой… триста шестой…”, свернул в холл и чуть не врезался в стоявшего на пути толстяка в ярко-красной рубашке.
— Прошу прощения, — сказал Вадим.
На фоне огромного окна рядом с лифтами, негромко переговариваясь, тянулась очередь. Вадим насчитал девять человек. Еще пятеро сидели на диване и креслах у стены. На обитой черной кожей двери сиял позолоченный номер “302”.
Коробов поинтересовался:
— Все сюда?
— А то!
Вадим встал в конец очереди.
— Я тут читал журнал, — сказал ему толстяк. — Печатали занятную статистику, насколько часто люди спят на работе. И что же? Каждый четвертый европеец дрыхнет.
— У нас — каждый второй, — ответил Вадим.
— Я в туалете несколько раз спал. Потом авто купил — стало полегче.
— В машине отдыхаете?
— Точно, на перерыве!
— Простите, вы автомобиль в кредит брали? — обратилась к толстяку накрашенная загорелая дамочка.
Тот замялся.
— Ну, в общем… да.
Поднялся с кресла худой юноша и, достав из кармана сигаретную пачку, вышел из холла.
Вадим поспешно сел на освободившееся место.
— На одиннадцатом сейчас конференция, — говорил сидевший на диване флегматичный парень с короткой стрижкой.
— О чем? — поинтересовалась его соседка, сухощавая женщина с изможденным лицом.
— Как обычно! Разглагольствуют о Стабфонде и ценах на нефть. Я думаю, обсуждать тут нечего. Кризис непременно будет — компании объявят дефолт, а Запад просто заморозит наши счета.
Звякнув, приехал лифт. Двери открылись.
В кабине привалился к стене пожилой лифтер в зеленой спецовке. За его спиной тускло светились зеркала.
Старик пошатнулся и вдруг упал.
Двое менеджеров бросились к нему. Остальные продолжали стоять в очереди.
В этот момент приехал второй лифт. Двери еще не успели до конца открыться, как из кабины выскочил журналист.
— Бегите! — кричал он. — Призрак дефолта! Они выпустили его!
Из первого лифта потянулась полоса тумана. Она окутала упавшего лифтера и склонившихся над ним людей; силуэты размылись, туман мгновенно сгустился, скрыв их полностью, и пульсирующими клубами начал расползаться по холлу. Пропал в густом мареве журналист. Исчезали по одному менеджеры, финансисты, биржевые игроки и банковские клерки.
В тумане послышался громкий топот, и сразу за ним — звон разбитого стекла.
Вадим вжался в кресло.
Дефолт налетел на него, обрушился шорохом купюр, мазнул по щеке осенней паутиной, обдал брызгами финансовых пузырей, ошеломил падением котировок, пропажей вкладов…
За дефолтом потянулась безработица. Доходы снизились до минимальных. Налоги давили непосильным бременем. Вадим жадно глотал сухой офисный воздух. Социальный статус ничего более не значил. Он был готов браться за любую работу: разгружать вагоны, подметать улицы, строить дороги. Но что бы он ни делал — ничего не менялось. Сбережения уходили в песок. Конца края этому не было, кризис перешел в депрессию. Не успев родиться, надежда на лучшее умирала.
Дефолт унесся прочь. После себя оставил разочарование и безверие. Никому он, Коробов, не нужен в этом государстве. Абсолютно никому.
Менеджеры корчились на полу. Несколько человек стояли на четвереньках и ошеломленно мотали головами, пытаясь прийти в себя. Сквозняк из расколотого окна качал листья фикусов.
Коробов оттолкнулся от кресла, прошел по телам, налег плечом на дверь и ввалился в триста второй. Дверь за ним захлопнулась. Он оказался в темноте, пронизанной огоньками системных блоков, подсвеченной лампочками на спящих мониторах.
— Будет ли дефолт? — выкрикнул в темноту Вадим. — Я хочу знать наверняка!
Никто не ответил.
Потом глаза начали привыкать. Он различил очертания столов, стеллажей, компьютерных кресел.
В воздухе разлился запах цветочных духов.
— Не будет, — сказала Иzоlьда, и в комнате зажегся свет. — Лишь бы вы сами его не объявляли.
Вадим, моргая, стоял в просторном кабинете, полном мебели и офисной техники. Иzоlьда, тряхнув роскошными волосами, подошла к нему.
— Теперь мы на “вы”? — спросил Коробов.
— Конечно, — она показала удостоверение. — Анна Крап, коллекторская служба “Центр”. Вы на сто двадцать один день просрочили оплату по кредиту. К тому же вы не отвечаете на письма и телефонные звонки!
— Я все погасил!
— Предоставьте бумаги, свидетельствующие о досрочном погашении.
— Сейчас? — Коробов поперхнулся.
— Не увиливайте, Вадим. Не знаю почему, но вы прекратили платить. Скорее всего, сочли, что банк обманул вас, выставив слишком высокие проценты. Большинство неплательщиков считают это достаточным оправданием. А на самом деле это означает, что они невнимательно читали договор!
Иzоlьда потрепала его по щеке.
— Действительно — это сон. И останется сном, пока вы не напишете расписку, что до конца будущей недели обязуетесь внести первый взнос.
— Расписка! — захохотал Коробов. — Как я ее напишу? И зачем? Что с ней будет? Кому вы ее предъявите? В спящий суд?
Коллектор смерила его взглядом, и он прекратил смеяться.
— Не платить по долгам — отнюдь не решение проблемы, Вадим. В этом здании — несколько десятков заемщиков с различными сроками задолженности. Таких же, как вы, — не умеющих тратить, соблазненных рекламой, поверивших, что кредит — это легкие деньги. Мы собрали вас всех. Добро пожаловать в программу Dream Collection!
— Уморили меня сном на работе! — произнес Коробов. — Думаете, с рук сойдет?
— Тогда ждите, пока вас разбудит начальник. Находясь здесь, вы можете проснуться, только если этого захочу я. Вот послушайте!
Она щелкнула пальцами, и откуда-то из-под пола донеслось:
“Олеся, приготовь мне, пожалуйста, кофейку”, — голос Сергея Марковича звучал бодро и напористо.
“Минуту!” — послышался цокот каблуков.
— Сейчас он возьмет кофе и зайдет к вам в кабинет. Решайтесь, Вадим! Сейчас или позже. Где бы вы ни заснули — мы найдем вас! Куда бы вы ни отправились — мы всегда будем в ваших снах!
Коробов сказал:
— Ладно.
Он сел за стол, и Анна Крап положила перед ним чистый лист бумаги и шариковую ручку.
— Расписка — это декларация намерений, — сказала она. — Позже мы обсудим график погашения платежей. Надеюсь, теперь вы проявите благоразумие и ответите на звонок.
Коробов взял ручку и принялся быстро писать.
Анна Крап продолжила:
— Запомните раз и навсегда! Благотворительностью не занимается ни один банк. До тех пор, пока вы это не усвоите — дефолт может случиться в любую минуту. Но это будет ваш личный дефолт. Ваш, и только ваш!
Коробов стиснул зубы.
— Вы закончили? — осведомилась коллектор. — Отлично!
Девушка приоткрыла дверь в холл и крикнула:
— Следующий!
Коробов смял расписку.
— Стерва! — выкрикнул он. — Мразь! Сука!
Он швырнул распиской в Иzоlьду.
Анна Крап ловко поймала скомканную бумагу и улыбнулась:
— Благодарю за сотрудничество.
Вадим очнулся в офисе и, отчаянно моргая, оторвал голову от стола.
Первое, что он увидел, был объемистый живот начальника, закутанный в зеленый свитер. В руках шефа дымилась кружка с кофе. Коробов поднял взгляд выше и встретился глазами с Сергеем Марковичем.
Тот задумчиво пошевелил усами.
— Вы не могли бы повторить свои последние слова? — попросил шеф. — А? Значит, я “стерва” и “мразь” — дальше как?
Вкус денег
1.
Илья затаился за зеленовато-серым стволом осины и, стараясь не шуметь, потянул с плеча фотоаппарат. Ирия, небольшая рыжеватая лайка, распласталась у его ног и жадно смотрела на берег.
На реке рыбачил китаец в мешковатой куртке и болотных сапогах. Илья навел объектив. Китаец взмахнул подсачком и бросил к корзине серебристую рыбину. По-осеннему пахло сыростью, гнилью. Слышался шум перекатов. Илья чуть передвинул камеру, чтобы в кадр попал аккумулятор на жухлой траве.
Сделал три снимка. Повесил фотоаппарат на шею и, взявшись за кобуру на поясе, вышел из-за деревьев.
— Рыбачим? — спросил он.
Браконьер побежал. Он пробежал несколько метров, когда наперерез, мелькнув светлыми гачами, выскочила Ирия. Лайка метнулась в ноги — и китаец, испуганно вскрикнув, скатился в реку. В воде забился в судорогах. Илья бросился к трансформатору. Вырубил электролов и, отогнав собаку, вытащил китайца на берег. Течение несло лежавших на боку хариусов. Лицо у браконьера было молодое, смуглое, с костлявыми скулами. С черных волос стекала вода. Илья зажал броку нос, а правой стал давить на грудь. Китаец закашлялся.
Он кашлял мутной водой, потом, тяжело дыша, скорчился.
Илья обыскал браконьера. Забрал нож из бокового кармана. Расстегнув куртку, нащупал во внутреннем бумажник. Он достал его и раскрыл: перевязанные грубой ниткой купюры пахли соленым. Илья пересчитал деньги, слушая, как шумят от поднимающегося ветра верхушки деревьев.
2.
На столе перед Ильей стояла плошка с карликовым кедром на нежном мху. Илья подвинул ее к себе и вдохнул специфичный смолистый аромат. В этот момент дверь офиса открылась. Илья резко выпрямился.
Вошел узкоплечий, средних лет, мужчина в кремовом костюме. В одной руке он держал просторный пластиковый контейнер. Сквозь прорези было видно, что внутри сидит какой-то белый зверек с гибким телом. В другой руке работодатель нес тонкую красную папку.
— Нравятся кедры? — спросил он.
— Красивые деревья, — ответил Илья.
— Это пеньцзин — китайский бонсай, — мужчина поставил на стол переноску и положил папку. — Администрация расставила чуть ли не в каждом офисе.
Он протянул крепкую пятерню.
— Тимофей Богданов.
— Илья.
Из контейнера на Илью уставилась соболиная мордочка. Тимофей улыбнулся.
— Знакомьтесь: Ефим, наш корпоративный талисман. Если ему понравитесь, считайте, понравились компании!
Тимофей опустился в кожаное кресло и раскрыл папку. На титульном листе Илья увидел свою фотографию. “Илья Римеев” — было напечатано под ней.
— Вы из Иркутска?
— Нет, — кресло под Ильей скрипнуло.
— А откуда?
— Родился здесь, в Москве. В Иркутске живу последние четыре года.
— Решили вернуться?
— Заработаю денег и опять уеду.
— Ясно, — Тимофей отцепил от лацкана пиджака шариковую ручку. — Не будем оправдывать слухи о сибирской медлительности. Вы работали переводчиком? С китайского переводили?
Римеев кивнул.
— У вас есть разрешение на хранение и использование травматического оружия?
— Да.
— Действительно, — Тимофей обвел ручкой абзац в тексте. — Оформили его незадолго до увольнения…
— Откуда у вас эта папка? — спросил Илья.
— Любезно предоставили ваши бывшие работодатели. А вот кое-какую информацию пришлось выяснять самому.
Выдвинув ящик стола, Тимофей достал вороненый револьвер с массивным барабаном и бухнул рядом с кедром.
— Сталкивались с такой моделью?
— Пятизарядный травматический револьвер “бабр”, — отчеканил Илья.— Основное оружие, производимое вашей фирмой. Весит около шестисот грамм. Тринадцатимиллиметровый калибр, резиновая пуля…
— Про вас болтают странные вещи, — Тимофей побарабанил пальцами по столу. — Будто вы охотились на людей в Сибири. Ловили браконьеров, черных лесорубов… еще каких-то бандитов…
— По большей части они не бандиты, — сказал Римеев. — Обычные люди, которых жизнь заставляет нарушать закон.
— И как вы справлялись с этими небандитами? пугали травматиком?
— Я знаю, куда стрелять, чтобы парализовать человека.
— Из этого? — Тимофей поднял “бабр”.
— Да.
— Стреляли с какой дистанции?
— Метров с пяти доводилось.
Тимофей перебил:
— Покажете такой выстрел?
— На ком? — спросил Илья.
— На мне! Надолго обездвижит?
— Минут на десять-пятнадцать. Говорить сможете, а вот двигаться будет трудновато.
Тимофей хмыкнул и, захлопнув папку, прошел к шкафам. Завозился на полках. Вернулся и поставил перед Ильей хрустальный графин с золотисто-коричневой жидкостью и две стопки.
— Кедровая! — ловко разлил настойку по стопкам. — Усложним вам задачу. Ну и за знакомство заодно!
Выпили не чокаясь.
— Пьяных резиновая пуля не берет, а? С пяти метров! — Тимофей придвинул к Илье “бабр”. — Раз, говорите, можно!
— В этом офисе четыре, максимум.
— Давайте с четырех.
Держа револьвер дулом вниз, Илья отошел от стола. У стены, на которой висели картины с видами Байкала, он остановился.
— Допустим, меня примут на работу. Какой оклад?
— Обсудим это позже, — сказал Тимофей. Илья держал его на мушке. — Все зависит от вашей эффективности…
Римеев нажал на курок.
Захрипев, Тимофей вывалился из кресла. Он лежал на полу, стонал и пускал слюни.
Илья подошел к нему и с усилием перевернул на живот, — чтобы не захлебнулся.
— Вот это меткофть, — язык у Тимофея заплетался.
3.
Римеев гулял с Ирией в громадном дворе делового центра. Пригревало сентябрьское солнышко. Вдоль дорожек росли деревья, потускневшие, с начинающей желтеть листвой. С веранды китайского кафе тянуло острыми приправами.
Илья взглянул на часы и, привязав лайку к узорчатой ограде, быстрым шагом прошел в бизнес-центр. Он поднялся на третий, толкнул дверь офиса и замер на пороге. Перед массивным столом Тимофея сиротливо стояли два пустых кресла. Сам Тимофей распластался на столе лицом вниз. Илья подошел ближе. Из-под щеки Тимофея торчала глянцевая фотография, на которую уже успела натечь лужица слюны.
Вытянув карточку, Илья встряхнул ее.
На фото были запечатлены кричащие в камеру люди, размахивающие бело-зелеными флагами. Тимофей в расстегнутом пальто замер посреди митинга с недовольной физиономией. Рядом с ним потрясал кулаками молодой китаец в деловом костюме и с зачесанными на пробор волосами. Высился на заднем фоне памятник: на постаменте, огороженном натянутыми цепями, установлена невысокая колонна с каменным крестом.
Илья достал из шкафчика графин, вытащил хрустальную пробку и поднес к носу Тимофея. Тот пошевелился и с невнятным стоном сел.
— Парализующую стрельбу вам уже показывали? — устраиваясь в кресле, спросил Илья.
Вместо ответа Тимофей приложился к графину и сделал несколько глотков.
— Вот язвы! Полюбуйтесь, что делают, — он указал за спину Ильи.
Илья обернулся и увидел в углу пустую соболиную клетку.
Тимофей постучал по влажной от слюны фотографии.
— Слышали про областников?
— Хотят самостоятельности от Москвы, — сказал Илья. — Считают, что Сибирь — на положении колонии.
— Популярны они сейчас в Иркутске?
— Не очень, — пожал плечами Илья.
— Ко мне приходили двое, — палец Тимофея уткнулся в китайца на снимке.— Это Сашка Чжоу. Сибиряк из него как из кедра пальма, а все туда же — в областники! Вырубил меня вот этот, — палец переместился на парня с бравыми усами и сигаретой во рту. — Гриша Мордвин, казак. Стреляет, как черт!
— Что они хотели?
— Чтобы я обеспечил их митингам финансовую поддержку!
Илья спросил:
— Вы тоже из областников?
— Если я стою рядом с китайцем, это не значит, что я разделяю его убеждения, — Тимофей встал и, опираясь на стол, навис над Ильей. — Я за широкую автономию, а они хотят полного отделения! Они совсем обнаглели. Приходят — требуют денег! Клеймят предателем, раз я перенес бизнес из Иркутска в Москву! Стреляют в меня и забирают Ефима…
Слегка пошатываясь, Тимофей подошел к картине, изображавшей участок Кругобайкальской железной дороги. Он снял ее и протянул Илье. За картиной, утопленный в стене, скрывался сейф. Набрав шифр, Тимофей распахнул бронированную дверцу и вытащил сначала небольшую спортивную сумку, потом — пару черных кожаных перчаток. Он поставил сумку на стол, расстегнул молнию и извлек блестящую стальную конструкцию, похожую на миниатюрную кофеварку.
— Это наша последняя разработка. Рабочее название: “переносной производитель алкогольных пуль”, или просто “спиртоварка”. Требуемые ингредиенты — порох, гильзы, крепкие напитки.
Подняв графин, он залил в агрегат остатки настойки и вздохнул:
— Кончилась кедровая-то…
Из нижнего отсека спиртоварки выкатился револьверный патрон. Тимофей, натянув перчатки, подобрал его.
— Перед вами патрон с уникальной пулей. Она прошивает любую ткань, но, едва коснувшись человеческой кожи, обращается в смесь воды и этилового спирта, которая быстро всасывается в кровь. Областники, как и вы, остановились в гостинице центра. Я хочу, чтобы вы пошли к ним и в боевых условиях испытали новые пули.
— Я больше доверяю резинострелу, — сказал Илья.
Тимофей положил патрон на стол.
— Послушайте, я надеялся, что ваша стрельба убедит клиентов в эффективности “бабра”. Но для развития бизнеса этого недостаточно! Нужно запустить новую серию патронов!
Он рассеянно отщипнул иголку от карликового кедра.
— А это дорого, Илья. Очень дорого! Я знаю, что Гриша и Сашка были у нескольких бизнесменов — и те согласились их спонсировать. Поэтому мы не только испытаем патроны, но и достанем средства на их производство.
Тимофей опять потянулся к кедру.
— Хватит, — сказал Илья. — Что вы делаете?
Он подвинул кедр к себе.
— Вы согласны? — спросил Тимофей.
— Сколько я получу?
— Десять процентов.
— Если казак стреляет, как черт… — Илья покачал головой. — За десять процентов я против него не выйду.
— Я могу нанять кого-нибудь другого.
— Нанимайте! Вы три года выпускали “бабр” и не знали, что ваш револьвер способен на парализующую стрельбу.
— Пятнадцать процентов! И я беру на себя всю ответственность за перестрелку.
Римеев протянул руку к патрону.
— Только в перчатках, — Тимофей схватил его за запястье. — Или начнете тут песни петь…
Он поднял спиртоварку и убрал ее обратно в сумку.
— Купите водки у китайцев внизу. Пол-литра хватает где-то на три патрона.
— Там дорогая водка, — сказал Илья.
Тимофей достал бумажник.
— Мало того, что я оплачиваю вам проживание, вы даже не можете потратиться на нужды компании! — он бросил на стол тысячную. — Сдачу вернете.
4.
Илья сидел на веранде китайского кафе. Официант принес ему две бутылки рисовой водки, миску лапши и глиняную чашечку. С поклоном удалился. Илья распечатал первую бутылку, выковырял из нее дозатор, поднял и опрокинул в носик спиртоварки. Как только водка начала течь через край, Илья отнял горлышко. В поддон бесшумно выкатился первый патрон.
Илья долил водки.
Поставил пустую бутылку на деревянный пол веранды и вскрыл вторую. Когда в бутылке осталась треть, спиртоварка выплюнула четвертый патрон. Римеев вытащил из кобуры “бабр” и выщелкнул барабан, сделанный из крепкого пластика. Он надел перчатки и загнал в каморы три водочных — по соседству с кедровым. Последний патрон выскользнул у него из рук и упал, покатившись по полу.
Выругавшись, Илья полез за ним. Он догнал его, когда тот уткнулся в щель между двумя досками. Осторожно подобрал и, зажав в кулаке, встал. Он дозарядил “бабр” и спрятал в кобуру. Засунул спиртоварку в сумку и поставил ее на стул рядом с собой. После этого он налил водки в чашечку — выпил и стал палочками есть лапшу.
Наевшись, откинулся на стуле. Крикнул на китайском:
— Официант, счет!
Молодой парень, который протирал столики по соседству, положил тряпку.
— Лучше я буду коверкать ваш язык, чем вы — мой, — сказал он по-русски.
Римеев уставился ему за спину.
С двумя кобурами на поясе шагал от гостиницы Сашка Чжоу — в белоснежной рубашке и узких брюках. Рядом шла смуглая татарочка в зеленом платье и феске, поверх которой был надет белый платок. Парочка поднялась на веранду и села за столик в углу. Отдав Илье счет, официант поспешил к ним. Татарочка принялась изучать меню, а Сашка со скукой взглянул на Римеева. Что-то негромко сказал своей спутнице, легко поднялся и подошел, держа руки на рукоятях “бабров”.
— Что ты тут делаешь, Илья? Ты должен быть в Иркутске!
— Здесь больше платят, — Илья ухмыльнулся.
Сашка забрал стул от соседнего столика, сел напротив. Взял бутылку и сделал маленький глоток.
— Что точно, то точно! — согласился он. — На кого работаешь?
— На Богданова.
— Мы с ним сегодня беседовали, — Сашка поставил водку. — Надумал он сотрудничать?
— Надумал стрелять вас! — Илья положил на стол руки в черных перчатках. Указательный на правой дергался, будто давил на курок.
— Ты никак пьян? — осведомился китаец.
Илья кивнул на татарочку.
— Это кто?
— Не твое дело!
— А где Ефим, у вас?
Сашка нахмурился.
— В гостинице остановились? — спросил Илья. — Что, денег куры не клюют?
— Ирия с тобой? Пусть поищет, — Сашка засмеялся.
К столику татарочки принесли заказ.
— Не вмешивайся в чужие дела, — предупредил Сашка. — Казак стреляет лучше тебя, Илья!
— А ты как стреляешь? — Илья посмотрел в глаза китайцу. — Давай! На пяти метрах!
— Здесь?
— Да! Прямо сейчас.
— Зачем это тебе? — спросил Сашка. — Из-за денег? Сколько Богданов тебе пообещал?
— Двадцать процентов.
Сашка взглянул на татарочку. Та ждала, не притрагиваясь к еде.
— Давай! — Сашка встал. — Я тебя проучу за твою любовь к чужим деньгам!
Они разошлись по обе стороны от стола. Встали друг против друга.
Сашка ловко выдернул “бабр”. Илья выстрелил на долю секунды раньше. С причитаниями татарочка бросилась к Сашке. Повернувшись, Илья выстрелил в нее тоже.
Со спины на него бросился официант и вырвал “бабр”. Второй китаец прибежал из кафе — они крепко схватили Илью за руки. Тот не сопротивлялся.
Сашка стоял, удивленно прижимая ладонь к пробитой рубашке. Татарочка стащила с головы феску и, что-то напевая, села за ближайший стол.
— Что это за пули? — спросил Сашка.
— А то ты сам не почувствовал, — Илья сплюнул.
— Как будто водки выпил! — Сашка подошел и забрал у официанта “бабр” Ильи. Открыл барабан, посмотрел, защелкнул — и выстрелил Римееву в живот, пробив кофту.
— Великолепно! — объявил Сашка. — Попробуйте!
Он разрядил револьвер сначала в одного китайца, потом во второго. Те отпустили Илью и схватились за прорехи в фартуках.
Сашка дружески обнял Римеева и начал рассказывать:
— Илья, я думаю, когда Сибирь отделится, браконьеров и черных лесорубов не будет. Сейчас все принадлежит Московии! Отсюда и беды! А уж на своей земле сибиряки будут вести себя рачительно, по-хозяйски… — он взмахнул рукой. — Согласен?
— Да, — Илья чувствовал, как пьянеет.
— Законы не будут нарушаться. Да и законы будут другими! Московия рассматривает браконьерство чуть ли не как детскую шалость. В свободной Сибири мы этого не допустим!
Сашка развернул Илью к смуглой татарочке. Длинные ее черные волосы разметались по столу.
— Знаешь, кто она? — спросил Сашка.
— Я дочь Кучума, московит, — сонно сказала девушка. — Сибирское ханство принадлежит мне…
Илья выхватил “бабр” из кобуры на Сашкином поясе и выстрелил резиной в китайца. Сашка, хрипя, повалился. Двумя выстрелами Илья уложил официантов. Один упал на пол, второй грохнулся на стулья.
— Деньги за обед, — сказал Римеев. Он вытащил из кармана тысячную Богданова, добавил своих двести и положил на стол, придавив чашкой. — За сдачей зайду.
Наклонившись, Илья снял у Сашки второй “бабр”. Потом забрал свою сумку, прошел мимо спящей дочери Кучума и, сойдя с веранды, отвязал скулящую Ирию.
— Ищи, — дал лайке понюхать револьвер.
Ирия потащила его в кафе, к кряхтящему и тщетно старающемуся подняться Сашке.
— Нет, — сказал Илья. — Так не пойдет. Фу!
Он спустился с лайкой на посыпанную песком дорожку и двинулся вдоль высокой живой изгороди. Илья подходил к вращающимся дверям гостиницы, когда его неожиданно повело. Он выписал замысловатую петлю и уткнулся лицом в ветки боярышника, исцарапав себе все щеки.
— Вот язвы! — повторил он ругательство Богданова.
Он, покачиваясь, прошел в гостиницу и в сверкающем холле снова дал понюхать Ирии “бабр”.
— Ну! Ищи китайца!
Лайка опустила морду и стала искать след.
Из холла, поскальзываясь на дорогой плитке, она вывела его на лестницу. Торопливо карабкаясь по ступеням, довела до второго этажа. Натянув поводок, бежала мимо номеров и остановилась, виляя хвостом, у двери двадцатого.
Илья постучался.
— Кто? — спросил прокуренный голос.
— Свои, — ответил Илья.
Дверь приоткрылась. В щель тут же сунулась лайка.
— Убери псину! — велел казак.
Он открыл дверь и встал перед Ильей — коренастый, с перебитым носом. По щеке, уходя в бурые от табака усы, змеился тонкий шрам. На Грише были надеты старые штаны с лампасами и белая рубаха. В руке он держал черный “бабр”, направленный Илье в грудь.
— Я от Богданова, — сказал Илья.
— Давно у него служишь?
— Неделю почти.
— А почему с собакой? — усмехнулся Гриша. — На охоте?
— Без Ирии я бы в Москву не поехал.
Казак протянул руку и вытащил у него из кобуры “бабр”.
— Заходи! — он посторонился, и Илья зашел в номер.
У стены вытянулись две кровати, застеленные синими покрывалами. У окна с плотно задернутыми бежевыми шторами стоял стол. Напротив кроватей возвышался внушительного вида гардероб. Около него стояли два кресла и торшер с деревянным основанием. В одном кресле лежала раскрытая книга, на ручке второго висел пояс с пустой кобурой. Влево, в санузел и вторую комнату, вел короткий коридор.
— Принес, что велели? — спросил казак.
— Принес!
Илья с жужжанием расстегнул молнию и рванул из сумки Сашкин “бабр”. Казак, крякнув, выстрелил. Получив резиновой пулей ниже солнечного сплетения, Илья согнулся. Улыбнулся, превозмогая боль. Гриша ворочался на темно-синем ковре, а Ирия облизывала ему лицо.
— Все-таки… ты… стреляешь хуже меня, — сказал Илья. Он подошел к двери и закрыл ее на ключ. Затем толкнул Гришу ногой в плечо, переворачивая на живот.
Тот сдавленно ругнулся.
— Где деньги? — спросил Илья. Он приставил “бабр” к белой, запачканной пылью рубашке — аккурат между лопаток.
Гриша попытался сплюнуть, но смог только пустить нить слюны по подбородку.
Илья вдавил ствол револьвера ему в спину и нажал на спуск.
Раздался щелчок.
— Осечка, — произнес Илья. — С “бабрами” это бывает. Повторим.
— В гар-деробе!.. — прохрипел Гриша.
Илья убрал револьвер в кобуру и открыл двери гардероба. Внутри висели рубашки, жилетка, два пиджака, кожаная куртка.
— Где?
— На верхней!..
Илья сдвинул стопку махровых полотенец и забрал свернутый оранжевый пакет.
— Сколько здесь? — он развернул хрустящий сверток.
Казак покрыл Илью матом.
Поставив пакет на стол, Илья подцепил одну пачку, с пурпурными пятисотенными, поднес к носу и понюхал. Пахло кровью, по2том и большим будущим. Илья лизнул верхнюю купюру. На вкус она была солоноватая, даже горькая, но чем дольше он держал язык, тем больше горечь наливалась ярким букетом.
— Стой! — сказал кто-то за плотными шторами. Выронив деньги, Илья распахнул шторы. На подоконнике, в плоском блюде, рос карликовый кедр.
Илья задернул занавески обратно.
Он сорвал ленту, скреплявшую пачку, взял верхнюю банкноту и, сложив пополам, отправил в рот. Начал медленно жевать. Он разрывал зубами серийные номера и пробовал на вкус водяные знаки. Мог отличить, где заканчивалась орловская печать и начиналась ирисовая. Провел языком по защитной нити и проглотил остатки купюры.
На полу заорал Гриша:
— Ты что?!
Илья, не обращая внимания, вскрыл вторую пачку — на этот раз это были зеленоватые с вкраплениями нежно-розового, хрусткие тысячи. То ли испуганно, то ли осуждающе глядел с купюры Ярослав Мудрый.
— Спроси, зачем им эти деньги! — велел голос.
— Спроси сам, — сказал Илья. Он сунул “штуку” под язык.
— Казак меня не услышит.
— Хорошо, что так, — Илья переворошил пачки, отбрасывая в пакете пастельно-желтые стольники, убогие червонцы, отливающие синевой полтинники. Он на секунду задержался на пачке пятирублевых — но отбросил в сторону, заметив рыжевато-розовые пятитысячные.
Илья разорвал ленту, вытянул из середины купюру и повертел в руках. На лицевой стороне гордо высился памятник графу Николаю Муравьеву, с другой был изображен мост через Амур-реку.
— Ты знаешь, чем знаменит Николай Николаевич Муравьев? — спросил Римеев.
Казак дрожащими руками оттолкнулся от пола.
— Можешь не стараться, — сказал Илья. — Во-первых, Гриша, он вернул нам Амур, уступленный Китаю. Во-вторых, его одним из первых подозревали в сибирском сепаратизме…
В соседней комнате Ирия что-то обрушила на пол.
Илья крикнул:
— Что там? Соболь?
Гриша снова попытался встать. На этот раз приподнялся чуть выше, и Илья наступил ему на спину.
— Вы с этими деньгами отделяться решили? — спросил он.
— Сдурел?! — казак захрипел. — Мы на охрану Байкальского заповедника!
— А Богданова зачем подстрелил? У него Байкалом весь офис завешан.
— Никто в него не стрелял! Хотя надо было! Он еще на митингах, пока кулаком не сунешь, ни копейки не сдавал.
Илья хмыкнул.
— Тут сибиряков пол бизнес-центра! — всхлипнул Гриша. — Но когда нужно выложить денежки, — хрена!..
— Кое-что все же насобирали, — заметил Илья. Он отщипнул уголок купюры и бросил в рот.
— Прекрати! — взмолился казак.
— Прекратить будет трудновато, — сказали на подоконнике.
Римеев несильно ударил по шторе.
— Тише там! Я пять лет тебя и твоих родичей слушался. Но теперь я богат и могу делать, что хочу.
— И пьян, — добавил голос.
— Не порти мне аппетит, — попросил Илья. — Я все время слышу ваши назойливые советы. Сначала: “Езжай в Сибирь”, “Научись стрелять”. Спасибо! Научился! Потом: “Лови лесорубов!”, “Лови!”, “Спаси сосну!”. Было бы с чего волноваться. Пора привыкнуть: вас всегда рубят, пилят и выкорчевывают. Реже — сажают.
Илья выплюнул недожеванного Муравьева-Амурского.
— Что ты сделал? — он скривился.
Он попробовал банкноты еще из нескольких пачек.
— Отвратительно!
Штора качнулась.
— Немного изменил вкус бумаги, — сказал голос. — Ты ешь деньги, начиная с семилетнего возраста, и очень чувствителен к целлюлозе…
Илья сорвал с плеча сумку. Рывком поднял Гришу, всучил ему спиртоварку, вытолкал за дверь и снова закрыл номер.
— Доволен? — крикнул он. — Это поможет им ловить лесорубов!
Голос не ответил.
Илья осторожно коснулся языком пятисотенной и зарычал от удовольствия. Сгорбившись над пакетом, он стал есть в тишине.