Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2009
Андрей Геласимов. Степные боги: Роман. М.: Эксмо, 2008. — 384 с. (Лауреаты
литературных премий)
Забайкалье накануне Хиросимы и Нагасаки. Маленькая деревня, форпост на восточных рубежах России. Мужчины на фронте, старики, женщины, дети ведут патриархальный образ жизни. Десятилетние голодные нахалята играют в войнушку и мечтают стать героями, взрослые заботятся о хлебе насущном. Будничные отношения складываются у местных жителей с охранниками из близлежащего лагеря для военнопленных японцев: дед Артем доставляет охранникам контрабандный спирт из Китая, жена фронтовика заводит роман с ефрейтором. Свои страсти, уходящие в довоенное прошлое, кипят среди военнопленных. И что-то нехорошее таится в природе. Один за другим умирают пленные, работающие на Разгуляевской шахте, неизвестной болезнью болен мальчик, чья мать беременной работала на ней. Коренные жители, буряты, давно покинули эти проклятые места, лишь кое-где остались их старинные обереги. Врач Хиротаро день за днем наблюдает за мутациями степных трав, постепенно приближаясь к страшной разгадке. Роман безукоризненно выстроен — сюжетно, композиционно. Две линии. Одна — прочный, давно сбалансированный мир в восприятии ребенка, маленького Петьки, жизнь которого “состояла из абсолютно ясных для него вещей, людей и событий… Валерка с его болезнью, вечно молчаливая мамка, дед Артем с контрабандным спиртом, и Ленька со своей шпаной”. Другая — записки доктора Хиротаро: предания рода самураев из Нагасаки, семейные истории харакири, воспоминания о собственной жизни, о Халкин-Голе, заметки о местной природе. Две эти линии обязательно пересекутся, кульминацией отношений забайкальского мальчишки и пленного врача станет эпизод, когда упрямый русский мальчик потребует, чтобы потомок павшего самурайского рода, доктор медицины Миянага Хиротаро изгонял злых духов из умирающего Валерки. Роман удивительно добрый и светлый. Хотя кажется, о какой доброте может идти речь, если Петька — незаконнорожденный, а потому презираемый, гонимый — и очень жестоко — своими сверстниками. Безотцовщина, в… и наказание бабке Дарье на старости лет. “Если бы ему была доступна такая роскошь, как отец, Петька ни за что не взял бы на эту должность Митьку Михайлова (вернувшегося в деревню Героем Советского Союза). Во-первых, потому что тот воевал в штрафной роте; во-вторых, потому что затащил его мамку в кусты, когда ей было всего четырнадцать лет; и, в-третьих, потому что в отцы себе Петька хотел товарища Сталина. ‹…› А мамку бы взял. Даже если бы на выбор предлагалось еще пять тысяч мамок”. Этот беспокойный и деятельный маленький изгой решительно строит жизнь свою и своих близких, совершает нравственно значимые поступки, защищая себя и тех, кто ему дорог, будь то выдаваемый им за собаку волчонок, единственный друг Валерка, мать, врач Хиротаро. После очередной жестокой выходки сверстников, “Петька размышлял о справедливости. Впервые в жизни он вдруг задумался о том, чего все-таки было больше на свете — то есть в Разгуляевке, в степи вокруг нее и в лагере для военнопленных — справедливого или наоборот”. Свое понимание справедливости он отстаивает порой очень забавно, но эффективно. Как и положено настоящему роману, этот — многоуровневый. Увлекательное, по-доброму (доброта — лейтмотив романа) ироничное повествование читается как рассказ о изначально цельной и целеустремленной, открытой миру личности и как история отношений поколений, культур, ценностей. Как удалось автору простыми образами достигнуть потрясающей глубины исторической, родовой и даже генетической памяти? Разгадка, очевидно, не только в мастерстве писателя (ни одной фальшивой ноты), но и в том, что в основе романа устные рассказы и воспоминания родных и близких, истинных хранителей этой самой памяти и подлинной правды о жизни и думах рядового человека. Благодарность им, тем, кто жил и выжил в те времена, предшествует роману.
Наталья Ключарёва. Россия: общий вагон: Роман. СПб.: Лимбус Пресс, ООО “Издательство К. Тублина”, 2008. — 200 с.
Герои Н. Ключарёвой — современная молодежь, молодежь очередного переломного периода российской истории, молодежь в поисках себя, своего места в жизни в бурлящем потоке греховных соблазнов “мелочного и убогого двадцать первого века”, интеллектуальных исканий, бытовых драм, политических искусов, студенческих и литературных сборищ. Литературного много: прямые отсылки к Достоевскому — герои, ситуации; обращение к знакомым классическим литературным образам в разговорной речи; слегка замаскированные литературные аллюзии; упоминание известных, в том числе культовых для молодежи имен и названий — то Кастанеда мелькнет, то Лимонов, то о “Ночном дозоре” вспомнят, а могут и Данте процитировать. Но “литературная насыщенность” не довлеет над текстом, опознаны или нет какие-либо авторские отсылки, произведение имеет для читателя самостоятельное значение — оно о дне сегодняшнем. Главный герой романа Никита, молодой мечтатель, идеалист и максималист, ездит в убогих автобусах и в общих вагонах поездов по стране, легко сходится с самыми разными людьми, участливо выслушивает встречных, заводит друзей. У него есть такое отличительное свойство: он часто падает в обморок. “Иногда прямо среди разговора, иногда от сильного ветра или от переходов метро, похожих на космические корабли. Так его восхищала жизнь. И так он переживал происходящее вокруг. Не справлялся с напряжением”. А еще — он умеет сопереживать всем убогим, сирым, потерявшемся в этом мире. У его экспедиций есть цель: сложить все русские истории, сложные и страшные, как время, пережитое и переживаемое страной, в одну большую Историю. И напрасно друзья пытаются убедить его, что бессмысленно метаться по городам и весям в поисках России: “Россия в тебе. И весь мир тоже”. Он, духовный наследник князя Мышкина (идиот, как, любя, попрекают его друзья), все рано будет искать Россию в других и находить ее не в себе, а в них. И если Никита сопоставим с князем Мышкиным, то в его возлюбленной Ясе, эксцентричной, взбалмошной девочке-скандале, с которой Никита в самые важные годы — с семнадцати до девятнадцати лет — был неразлучен, узнается Настасья Филипповна. Типажи узнаваемы, вышли-то они из Достоевского, да времена им достались другие. И вот уже нож в руках Рогожина превращается в топор в руках донимающего Ясю матримониальными посягательствами маньяка, седовласого комсомольца, ослабшего от борьбы с империализмом и бесконечного одиночного запоя. И, отвергнутый Ясей, он “продирался сквозь тьму и непогоду, в окровавленном плаще и с барабаном наперевес. Как раненый и поседевший в боях призрак юного барабанщика из старых советских сказок”. Скрытый или полускрытый “литературный ряд”, точно найденные метафоры придают роману, его героям удивительную многомерность и многозначность. Вот после скандала, устроенного на московском фестивале радикальных поэтов, Яся, современная представительница нового искусства, арт-террористка, в темноте торжественно скачет вокруг Патриарших на коне, позаимствованном у проходящей мимо воспитанницы школы верховой езды. Бледном коне. Бледный конь террориста Савинкова, литературные эпатажи послереволюционных лет, булгаковская чертовщинка… Снова параллели дня нынешнего уже с другим, также взбаламученным временем. Но другие времена. И скандальный манифест Яси звучит зло и злободневно. “Вы думаете, достаточно вставить в бездарный словесный понос волшебное слово ‹…› — и текст тут же превратится в шедевр авангардного искусства? ‹…› Каждая эпоха требует своих слов! Надо говорить с миром на ТОМ языке, который он понимает! Наш дивный новый мир понимает только язык жестокости и насилия! Язык прямого разрушительного действия! ДЕЙСТВИЯ, а не слов!” Иллюстрируя свое заявление, Яся указывает на сумку, в которой якобы спрятана бомба, готовая взорваться. В единой сцепке на страницах книги присутствует трагическое, лирическое, комическое, гротесковое. Воспоминания о счастье девятнадцатилетних, оставшемся в памяти сплошной музыкой, обыденные ежедневные драмы, шабаши геев, политические завлекалки для молодежи. И, вынесенные в отдельные главы, противоречивые суждения о России и любви, услышанные Никитой. Книга густо населена, каждый персонаж (а это в основном молодые, чуть больше двадцати лет люди) самобытен и колоритен. Это и седая девушка Аля со сложной судьбой; благородный сибарит и эстет Юнкер, замкнувшийся в мире, который умер столетие назад, в мире, где были честь, совесть, достоинство; и учитель географии и по совместительству борец за достойную жизнь в Дудках, чахоточном Чернобыле. И университетский преподаватель, излечивающий им же интеллектуально совращенного — Кафкой — и впавшего в депрессию студента чтением Лимонова и Генри Миллера. И адепт философии Александра Дугина Тёма, сын старого диссидента и кухонного оратора, переживший (не бескорыстно, с прагматическими целями) “роман с ФСБ”. И молоденький гей Гриша, “королева панели”, закончивший платный вуз по специальности “маркетинг и реклама”. И деревенский десятилетний мальчик Ваня, размышляющий о месте человека в мире. Их действительно много, коренных насельников земли Россия, для которых общим являются не только пространство, но и прошлое, настоящее, будущее страны со всей ее болью, слезами — растерзанной, пьяной, но и прекрасной, и сильной. “Мутными глазами общего вагона на него смотрела страна. Затылок собирал вшей в чьем-то бушлате, ноги тянулись в узкий проход сквозь баулы, чемоданы и тележки. Страна то и дело норовила облить Никиту кипятком, кренясь и хватаясь за поручни, накормить воблой и домашними пирожками, измазать растаявшей конфетой, напоить водкой, оставить в дураках на засаленных картах, где вместо дам — голые девки. Страна старалась войти с Никитой в контакт. Вступить в отношения. Страна не давала спать, не давала думать, не давала покоя”. Умело продуманный сюжет, собственная, удачно найденная стилистика — уже достаточно для дебюта. Но у этого романа есть еще одно достоинство — позитивный заряд. Роман — своего рода приглашение к созиданию, к конкретному деянию, изменяющему к лучшему мир.
Игорь Тальков. Монолог: Стихи, воспоминания, дневники. М.: Эксмо, 2008. — 416 с.: ил.
Игорь Тальков (1956–1991) — поэт, певец и композитор. Его яркая, творчески и духовно насыщенная жизнь трагически оборвалась, когда ему было всего 34 года. Судьба его песен оказалась счастливее, их помнят, исполняют. “Я пророчить не берусь, // Но точно знаю, что вернусь, // Пусть даже через сто веков, // В страну не дураков, а гениев, // И, поверженный в бою, // Я воскресну и спою // На первом дне рождения страны, // Вернувшийся с войны”. В настоящем сборнике представлены песни-пророчества И. Талькова, его задушевная лирика, выдержки из записных книжек и дневников, прозаические тексты разных лет. Название сборнику дали автобиографические заметки. Впрочем, к автобиографическому жанру отнести их можно условно, скорее это размышления поэта, остро переживающего за судьбу России. А размышлял он о Боге, о трагической российской истории, о творчестве, о шоу-бизнесе и искусстве. Тогда, в конце 80-х — начале 90-х годов ХХ века открывалась другая история России. Это находило отклик в творчестве И. Талькова, формировало его гражданскую, человеческую позицию. “Время пришло. Меня узнали не только как лирического исполнителя, но и как создателя песен гражданского содержания, мне это было очень важно, поскольку не только лирика, но и песни политические, социальные — квинтэссенция моего творчества, крик и боль моей души. Песни гражданского содержания — мой метод борьбы с несправедливостью, ложью, злом, и, несмотря ни на какие препятствия, я буду бороться до конца. Я знаю, люди слышат меня, я вижу реакцию на праведный гнев за Русскую землю в их глазах и чувствую поддержку миллионов рук”. Для него было несомненно, что именно в 1917 году над Россией взошла Люциферова звезда и дьявол начал править бал на Русской земле. В душу России вселился дьявол — в октябре 1917-го — и почти сожрал ее. “Листая старую тетрадь // Расстрелянного генерала, // Я тщетно силился понять, // Как ты смогла себя отдать // На растерзание вандалам. // …Священной музыкой времен // Над златоглавою Москвой // Струился колокольный звон, // Но даже самый тихий, он // Кому-то не давал покоя. // А золотые купола // Кому-то черный глаз слепили: // Ты раздражала силы зла, // Что ослепить тебя решили. // Россия”. Позиционируя себя как русского православного человека, он видел в православии религию не воинствующую, но религию, способную себя защитить, способную защитить любовь друг к другу и к Богу. В одном из последних интервью, данных сочинскому телевидению в июле 1991 года, он сказал: “Мне хотелось бы остаться не только в песнях… А ЖИТЬ”. Жизнь его оборвалась 5 октября 1991 года. В сборнике публикуются и материалы о ходе расследования по делу об убийстве поэта: “Хроника трагического дня”. “Почему убийцы Талькова так и не предстали перед судом”. Автор очерков — жена поэта и композитора Татьяна Талькова. Издание проиллюстрировано фотографиями из архива семьи Игоря Талькова.
Айдинян Р. М. Трактат о счастье. СПб.: Алетейя, 2008. — 88 с.
Фундаментальный труд по осмыслению стремления людей к счастью как вечной, философски-этической проблемы человека и человечества. Где они, критерии счастья? Почему одни довольствуются малым и чувствуют себя счастливыми, другим и мира мало? Что же такое это вожделенное счастье? Среди общего, со времен античности, разногласия мнений автор выделяет две устойчивые ноты: счастье — это покой и беззаботность, и счастье — это удовлетворение от обладания благами в результате деятельной жизни. Конкретизируя определение понятия счастья: “Счастье — это удовлетворенность (сиюминутным ли состоянием, или некоторой частью жизни, или всей жизнью в целом) как следствие обладания внешними благами и добродетелями”, автор оговаривает, что и это определение требует коррекции. И, разумеется, никто не станет возражать, чтобы счастье было пожизненным. Все аспекты темы рассматриваются в широком философско-историческом контексте. Счастье как поступок. Счастье как цель человеческой жизни. Содержание понятия “счастья”. На путях постижения природы счастья. Психические закономерности как субъективные основания моральных принципов. Моральная оценка человека и его поступков. Сложные, философские материи воспринимаются без затруднений. Этому феномену есть объяснение. “Будучи лицом кавказской национальности, Р. М. Айдинян безукоризненно владел правильным литературным русским языком, был прекрасным стилистом, облачая свои непростые мысли в ясную языковую форму”. Это цитата из предисловия, в котором профессор Я. Гилинский воздает дань своему другу, сослуживцу, нередко соавтору — человеку, ученому, философу, автору более 45 научных публикаций, в том числе монографий, Размику Мефоновичу Айдиняну (1940–2002). “Для него вообще было немыслимо деление людей по этническому признаку. Просто есть люди хорошие и не очень (впрочем, такие Айдиняну не попадались!), умные и не очень (но ведь это не их вина!)”. С 1974 года жизнь ученого связана с городом на Неве. Здесь он окончил аспирантуру, защитил кандидатскую, докторскую, преподавал в вузах Ленинграда, Петербурга. У “Трактата о счастье” Р. Айдиняна есть еще одна особенность. Читатель не встретит дежурных цитат из классиков марксизма-ленинизма. А ведь первый вариант работы появился в 1980 году. Эту особенность книги проясняет в послесловии вдова ученого, профессор Т. В. Шипунова. Из-за отсутствия в работе ссылок на классиков марксизма-ленинизма и материалы партийных съездов у ученого, не являвшегося философом-партийцем, не числившегося в списке штатных философов-этиков, которым разрешено было писать о нравственности и счастье, были проблемы с публикацией. Возражения автора, что Маркс, Энгельс, Ленин не придавали особого значения отдельному человеку, тем более его счастью, не принимались. К 1984 году Р. Айдинян внес требуемые исправления, в настоящем издании они изъяты из основного текста и помещены в отдельное приложение. Тогда, в восьмидесятые, потребовалось сменить и название, новая версия выглядела так: “Стремление к счастью и принципы нравственного поведения”, что искажало авторский замысел. Ибо уже в самом названии — “Трактат о счастье” — отражены авторские идеи, исторически связанные с классической философской и этической мыслью. Название подчеркивает и фундаментальность, и непреходящее значение авторских разработок для каждого отдельного человека. В настоящем издании работа Р. Айдиняна представлена без искажений.
Мудрость Древней Руси / Сост. Ю. И. Смирнов. СПб.: Паритет, 2009. — 224 с.: ил.
“Копающий яму под ближнего своего сам в нее свалится”; “Плохо и горько, когда злые над добрыми власть имеют, а глупые над умными”; “Завидуй не тому, кто большей власти добился, а тому, кто с честью и похвалой покинул ее” — афоризмы из сборника “Пчела”. “Лучше не грабить, чем милостыню раздавать” — “Домострой”. “Негоже, пребывая в высоком сане, творить дела, этому сану неприличные” — “Великое зерцало”. “Леность — мать всех пороков” — протопоп Аввакум. Со времен зарождения на Руси литературы (начало ее просматривается с Х века) сложилась традиция создания сборников афоризмов. Некоторые из великих памятников прошлого — целиком, фрагментарно, иногда в позднейших списках — сохранились до наших времен. “Изборник Святослава” (ХI век), “Пчела” — перевод с греческого, самый популярный в ХI–ХV веках сборник “слов премудрых и прекрасных”, “Домострой”, “Великое зерцало прикладов”… Это далеко не все источники, проработанные составителем небольшой, славно оформленной книжечки, позволяющей нашему современнику лучше понять отечественную историю и самому оценить мудрость Древней Руси, положившей начало русской культуре. В предисловии освещается многовековая история создания и хождения на Руси сборников мудрых изречений. Интерес к ним был обусловлен и тем, что изначально русская литература носила учительный характер: достоинство предмета определялось не занимательностью сюжета, а воспитательной полезностью идеи, которую автор стремился донести до читателя. А авторами афоризмов, кратких изречений, выражающих какую-либо обобщенную мысль в законченной, художественной форме, были князья и богословы, летописцы и дьяки, чиновники, писатели, поэты, волею судьбы выдвинутые на историческую арену люди из народа. Многие их мысли, высказанные несколько столетий назад, перекликаются, подчас очень остро, с нашим днем. Разве к деятельности современных СМИ не применимо изречение яростного старообрядца, сподвижника Аввакума Ивана Неронова: “Дурные беседы растлевают благие обычаи”? Что волновало наших далеких предков? Вечные проблемы человеческого бытия. Они размышляли о Боге и человеке; о человеческих достоинствах и пороках; о Родине, славе, чести; о законах и справедливости, о доброте и милосердии; о богатстве, бедности и сребролюбии; об истине, лжи и совести; о труде и безделье; о жизни и смерти… Соответствующие рубрики есть в данном сборнике. Просвещенные люди Киевской и Московской Руси не только сами измышляли афоризмы, но и свободно пользовались античными и византийскими источниками, впоследствии ставшими общим достоянием европейских народов. Из литературы афоризмы попадали в устную речь, трансформировались в пословицы и поговорки, используемые и ныне. Как пословица: “Береги платье снову, а честь смолоду”. Как завет Александра Невского: “Не в силе Бог, а в правде”. Как запись в Ипатьевской летописи: “Если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума”. В примечаниях даются краткие, необходимые сведения об источниках — литературных памятниках и столь же лаконичные, биографические справки подзабытых нами отечественных мудрецов.
Зубарев Сергей Михайлович. Отчет Вергилия. М.: Аграф, 2008. — 192 с.: ил.
Возможно, это первая попытка “уложить Данте на кушетку психоаналитика”. З. Фрейд, К. Г. Юнг, Ж. Лакан, отцы-основатели психоанализа, упоминают о великом итальянце только вскользь. “Как правило, психоанализ искусства использует два метода: биографическое исследование и символическое толкование творений художника с позиций ключевых психоаналитических идей. Такой подход исходит из гипотезы, что художник сублимирует в своем творчестве собственные бессознательные конфликты и желания. В свою очередь, воспринимающий художественное произведение подобен толкователю сна, который за символами видит неосознаваемые намерения”, — пишет в предисловии к книге А. И. Куликов, президент Национальной федерации психоанализа, кандидат медицинских наук. Оба эти метода и использует профессор С. Зубарев в своей книге. Форма этого сложнейшего исследования весьма привлекательна: детальный отчет психоаналитика о работе с очень сложным клиентом — социально дезадаптированным на момент встречи, демонстрирующим признаки самых разных, в том числе взаимоисключающих, акцентуаций. Внешней причиной драматической ситуации для клиента явилась политика, а глубинные причины той череды утрат, разочарований, тяжелейших обид, что клиент претерпел от окружающих, профессиональный психоаналитик и его клиент ищут вместе. Это и экзистенциальные тревоги, и младенческие переживания, и подавленные эротические влечения, и неосознанные страхи и стремления. Пациент и психоаналитик совместно разбирают житейские ситуации пациента, подробности его биографии, взаимоотношения с окружающими. Размышляют о высоких материях, о Боге, о Душе, о сущности Любви, о справедливости, о возмездии, о соотношении закона и справедливости, о мужестве, стоицизме и терпении. Или о том, например, почему садистов так много среди людей наигуманнейших профессий — врачей, медсестер, учителей, больше, чем среди “силовиков”. А параноидов — еще больше среди сатириков. Рассказывают анекдоты. Посещают Парк культуры, прыгают с тарзанкой. Некоторые сессии приобретают конфликтный характер, перерастают в споры, например, что считать божественным, а что священным. Но главное, если психоаналитик, названный клиентом Вергилием, подробно фиксирует все подробности работы, то и клиент ведет дневник, где, достоверно и детально отражая аналитический процесс и беседы с психоаналитиком, в поэтической форме метафорически повествует о приключениях своей души. “Дневник этот был впоследствии опубликован, многократно переиздан, переведен на многие языки, размещен в Интернете и ныне доступен любому желающему”, — сообщает психоаналитик. Начинается дневник с формулировки запроса — свою проблему клиент описал как утрату правого жизненного пути. Да, да… “Земную жизнь пройдя до половины, // Я очутился в сумрачном лесу, // Утратив правый путь во тьме долины…” Дневник также становится предметом анализа, толкований для психоаналитика. Все процессы, перипетии совместной работы, выводы проиллюстрированы фрагментами из “Божественной комедии” Данте Алигьери. С точки зрения психоаналитика, грандиозное путешествие Данте в загробный мир можно рассматривать как подробное описание универсальной архетипической формы душевных преобразований человека, которая, более или менее полно, проявляется в современных психотерапевтических процессах. Утрата жизненного пути, обретение поводыря, спуск в бездну бессознательного, прохождение своего Ада, подъем на гору Чистилища, позволяющий обрести новое позитивное мировосприятие, и, наконец, вознесение в Рай, где происходит встреча-слияние с божеством, то есть завершается гармонизация личности. Исследуется символика образов “Божественной комедии” — птицы, звери, змеи. Дешифруются круги Ада, Чистилища, Рая. Рассматривается, как в ангелах и дьяволах, греховодниках и праведниках персонифицируются бессознательные силы, из каких впечатлений и воспоминаний рождаются фантазийные образы у Данте, какие страхи, сомнения, разочарования отражают и как в результате глубочайшего самоанализа, преодолевая страхи и сомнения, Данте идет к полной личностной реализации. Современный язык отчета, скептическая тональность, критическое отношение к пациенту (порой переходящее в раздражение), нарочитая приземленность отношений психоаналитика с пациентом дают возможность перевести дух читателю, рискующему быть погребенным под массивом профессиональной терминологии и толкований сложных смыслов грандиозной “Божественной комедии”.
Кристиан Паризо. Модильяни. Пер. с фр. И. Васюченко, Г. Зингера. М.: Текст, 2008. — 269 с.
Автор книги — историк и искусствовед Кристиан Паризо, которому Жанна, дочь Амадео, поручила довести до конца исследование жизни и творчества отца. Амадео Модильяни (1884–1920) предстает в ней не только великолепным скульптором, живописцем и рисовальщиком, но и художником редкостного обаяния. Он умер на пороге своей славы. К этому человеку, при всем его таланте выпавшему из коммерческого оборота, критика относилась пренебрежительно. И только скандалы повышали интерес к нему: по всему Монпарнасу ходили легенды о безнадежном, проклятом художнике, насквозь больном, спившемся, без гроша в кармане, давно утратившем душевное равновесие. Воздавая хвалу творческой дерзости Модильяни, его современник Франсис Карко признавал: “Он с чистосердечной откровенностью запечатлевает на холсте свои удивительные этюды, где нагота, мнится, не открывает нам ничего иного, кроме неких выпуклостей живота, грудей или улыбчивых губ, более двусмысленных, чем гениталии как таковые. Его звериная пластичность, подчас зафиксированная в мгновенном изгибе, и то забытье, та блаженная слабость никогда ни одним художником не воспроизводились с таким рвением и тщательностью”. Кристиан Паризо, профессор Орлеанского института изобразительных искусств, директор архива Модильяни в Париже и Ливорно, — человек осведомленный. Портрет художника (а книга — именно биография, а не искусствоведческая работа) дан на фоне широкой панорамы жизни парижской богемы начала ХХ века. Действующие лица: Модильяни, Пикассо, Шагал, Аполлинер, Сутин, Фуджита, Брак, Бранкузи. В повествование органично входят фрагменты воспоминаний, отрывки из писем, выдержки из прижизненных рецензий на работы Модильяни. Образ человека, творца, художника в восприятии современников — философов, писателей, критиков, художников, натурщиц — приобретает объемность, яркость, выпуклость. В завершении книги дана краткая летопись жизни художника.
Дмитрий GOBLIN Пучков. Вопросы и ответы про СССР. СПб.: Крылов, 2009.
(Серия “Библиотека └Мужского клуба“”). — 448 с.
Тексты дискуссий, перенесенные на бумажный носитель с сайта “Тупичок Гоблина”, того самого Гоблина, известного переводчика художественных и мультипликационных фильмов. Темы дискуссий шире, чем заявлено в названии книги. Аудиторию, а это в основном молодежь постсоветской эпохи, волнует не только “подлинная история Страны Советов”, но и день сегодняшний: распространение наркотиков, проблемы мигрантов, отношения со странами ближнего зарубежья, русофобия и национализм. Что такое национальное самосознание, национальная самоидентификация, кого можно считать русским? А что плохого в так называемом “аморальном поведении”? Зачем нужны моральные ценности? И почему нельзя переступать моральные нормы ради успеха? Гости сайта пытаются разобраться, как вопросы борьбы с преступностью решались раньше и как решаются теперь. И неужели когда-то в нашей стране существовала бесплатная медицина? Что-то заставляет их усомниться, что по телевизору говорят правду о недавнем прошлом. А потому… Сколько миллионов младенцев сожрал лично Сталин? Каковы истинные масштабы преступлений кровавой гэбни? Что такое советская интеллигенция и какова ее роль в развале страны? Советский Союз был сверхдержавой, а мы — хорошие при этом или плохие? И вообще, кто, как и почему выиграл войну, “холодную” и Великую Отечественную? Правду ли рассказывал в телевизоре Сванидзе о том, как Сталин безжалостно гнал на убой советские войска? СССР, Сталин, Великая Отечественная, голод в Поволжье и гладомор на Украине, Афганистан вчера и сегодня… Характер вопросов отражает кашу в голове молодого поколения, выросшего в новой системе исторических координат. Дискуссии строятся так: даются выдержки из статей, появившихся в электронной прессе, либо фрагменты выступлений Сталина, Молотова 22 июня 1941 года, либо тематический дайджест телевизионных передач, затем идет ироничный комментарий Д. Пучкова, а далее — развернутое обсуждение. Предметом для диспута может стать очередной выпуск телешоу “К барьеру”, выступление В. Познера с предложением легализовать наркотики, теленовости, книги Аркадия Аверченко и Даниила Хармса, Михаила Шолохова и Даниила Корецкого. Участников обсуждения интересует, как отличить честную книгу или кинофильм про “давно” от выдумок и фальсификаций (тем более качественных)? “С помощью мозга”, — советует Гоблин. Свои концепции он не навязывает, но дает альтернативную точку зрения на историческое прошлое, в том числе на то, при котором он, представитель поколения пятидесятилетних, жил сам. “Многим кажется, что жизнь в СССР была невыносимой. Это заблуждение. Жизнь там была самая что ни на есть обыкновенная — но другая. Не такая, как сейчас. Жить и зарабатывать на жизнь в нем было значительно проще, чем сейчас. Сама жизнь была значительно проще и легче”. И — “видишь ли, в этом СССР в разные времена все было очень по-разному. При Сталине — одно, при Брежневе — совсем другое”. Не надо только смотреть на прошлое односторонне. Гоблин-“просветитель” далек от того, чтобы идеализировать СССР, тем более далек от навязывания мыслей о реставрации прошлого — это невозможно и не нужно. Но охотно и иронично передергивает современные мифы. “В день субботника сотрудники КГБ под дулами автоматов выгоняли все население страны работать бесплатно… И вся страна понуро брела на улицы с граблями, лопатами и метлами — разгребать кучи г…, наваленного гражданами страны в течение беспросветной советской зимы назло тоталитаризму”. Его аргументация зачастую груба и примитивна, чаще всего он просто выносит несогласным свой вердикт: “дурак ты малолетний”. В спорах участвуют и люди старшего поколения, и вполне “продвинутая” молодежь, так что в серьезных оппонентах недостатка у Д. Пучкова нет. Основной месидж Гоблина — уважение к прошлому, к отцам и дедам, труд в настоящем — несомненно, конструктивен. В приложении к истории: “Хочешь уничтожить нацию — лиши ее памяти, оболги ее героев, нагадь на ее прошлое”. В приложении к национальным распрям одинаково для всех наций и народов: “Прежде, чем орать: └Ах, как нас все ненавидят!“, не мешает подойти к зеркалу и задуматься: с чего бы это?”. В приложении к каждому, конкретному человеку, в первую очередь молодому: “Постоянно думай, как сделать так, чтобы вокруг тебя стало лучше: вычисти газон под окном, не выбрасывай мусор в окно, не загаживай собственный подъезд, работай”. В конце концов, не Гоблин и его концепции являются “изюминкой” книги, а острота поставленных вопросов, круг беспокоящих умы молодежи тем, разноголосица мнений — и их без труда распознаваемое происхождение, непредсказуемость хода дискуссий.
Мужское и мужественное в современной культуре: научные доклады и сообщения. Отв. редактор Н. Х. Орлова. СПб., 2009. — 200 с.
На вопрос “Что есть настоящий мужчина?” каждая эпоха, каждая культура отвечала по-своему. Ситуация в современном обществе такова, что многие мужчины и женщины испытывают сильный дискомфорт, соотнося свое реальное “Я” с традиционными нормами маскулинности и феминности. Сегодня идеалы “мужественности” и “женственности” противоречивы, традиционное и современное пребывает в перманентном конфликте. Мужчины подталкиваются жизнью (хотя сильно сопротивляются при этом) к использованию “женских практик”, пересматривают свое отношение к профессиональной работе и семье — воспитанию детей, домашней работе, сексуальной жизни. Женщины требуют от мужчины выполнение двух противоположных ролей, упрощенно — мачо и чуткого, утонченного интеллигента. Конфликт интересов, устремлений, самоидентификаций. Свою точку зрения на проблему изложили на международной конференции “Мужское и мужественное в современной культуре” (Санкт-Петербург, 4–6 марта 2009 года) ученые России, Украины, Белоруссии. В настоящий сборник включено свыше 50 текстов научных докладов участников конференции. Вопрос о мужском и мужественном в современной, постиндустриальной культуре — отнюдь не праздный. Отношение мужчины и женщины друг к другу, к обществу, к своим ролям и самому себе — важнейшие элементы, составляющие каркас социального общества, определяющие динамику его развития, в конечном счете — его будущее. Мужское и человеческое; Отцовство и сыновство; Образы мужественности; Мужское и женское; От пола к гендеру — таковы рубрики сборника. Подробно рассматривается, каким видели настоящего мужчину в библейских сюжетах, в эпоху античности, средневековья и далее, до наших дней. Как шла трансформация традиционного образа мужчины и его социальных ролей в семье и обществе — причины, следствия, тенденции. И что мы имеем на настоящий день: симптомы глубокой нестабильности, уязвимости, “вооруженной растерянности” мужчин и женщин, противостоящих друг другу во многих социальных процессах, в семье. Недовольны и те, и другие. Со второй половины ХХ века особую роль в формировании образа мужчины, как и общественного сознания в целом, играет массовая культура: фильмы, TV-шоу, реклама, “глянцевые” издания. И вот уже наиболее популярным становится образ феминного типа мужчины или юношеского образа: чувственный, женственный, сентиментальный или, другими словами, “гламурный”. Уже не шрамы украшают мужчину, а умело подобранный мобильный телефон. И все-таки главным фактором, повлиявшим и влияющим на самосознание мужчин, остается женщина. Эта она вызвала коренные переломы в общественном сознании, примеривая на себя “не свойственные” ей функции — образовательные, политические, культурные, научные, семейные. Мужчина, всегда имевший образ “охотника”, в современной культуре уже нередко предстает в некогда унизительной роли “добычи”. В системе мужской идентичности рассматривается и тема “отцы и дети”. Вопрос “Зачем ребенку нужен отец?” превращается в вопрос “Зачем отцовство нужно мужчине?”. Практическое значение имеют советы, как воспитывать мальчиков сегодня (И. Кон). Наряду с теоретическими исследованиями — культурологическими, психологическими, философскими и социологическими, в сборнике представлены прикладные работы, отсылающие нас к советским временам, к советскому и современному кинематографу, к литературе античной, средневековой, современной. Внушительная библиография в конце каждой статьи предоставляет возможность читателю при желании самостоятельно “углубиться” в “мужские” (а значит, и женские) проблемы современного общества.
Скал Д. Дж. Книга ужаса: История хоррора в кино / Пер. с англ. А. Альбинского,
А. Андреева, А. Старченкова. СПб.: Амфора, ТИД Амфора, 2009. — 319 с.: ил. (Фильмография)
Американский культуролог подробно и увлекательно рассказывает, как, чем, когда и почему находчивые кинематографисты пугали почтенную публику. От вампира Несферату и безумцев немого кино до суперсовременных монстров компьютерной эпохи.
Пирютко Ю. М. Питерский лексикон. СПб.: Дмитрий Буланин, 2009. — 448 с.
Пусть не смутит читателя слово “лексикон”. Это отнюдь не словарь, а сборник занимательных очерков, каждый из которых посвящен конкретной “петербургской теме”: “Ангелы”, “Академики”, “Бани”, “Британцы” и так далее до “Яхты”. С лексиконом книгу роднит то, что расположены очерки по алфавиту названий, а уж темы выбраны автором, петербургским историком и литератором, самые разные. А Петербург? Что ж, книга, охватывая всю трехсотлетнюю историю города, насыщена тысячами фактов, событий, подробностей из жизни города. Достаточно полно представлена национальная мозаика Петербурга, которую составляли “градообразующие нации” российской столицы: “Британцы”, “Евреи”, “Немцы”, “Татары”, “Украинцы”, “Финны”, “Цыгане”, “Шведы”. Выборочно представлены очерки, посвященные профессиональной деятельности петербуржцев: “Академики”, “Извозчики”, “Медики”, “Работяги”, “Рестораторы”. Автору, владеющему уникальной информацией, тесны любые рамки. И, нарушая привычные каноны исторических, этнографических изысканий, он строит свои очерки как отдельные, вполне художественно оформленные новеллы. Прелесть этих новелл в том, что они строго документальны, выверены. В новеллах из цикла “Прогулки”: 1879. Надежда Стасова; 1913. Александр Блок; 1926. Николай Анциферов, — сплетаются история, город, судьбы конкретных — известных — людей. Героями цикла “Долгожители” стали “дитя осьмнадцатого века” Иван Иванович Бецкой (1704–1795), первый президент Академии художеств, основатель Смольного института и воспитательных домов в Москве и Петербурге и русский европеец адмирал граф Николай Семенович Мордвинов (1754–1845). Последний, военный и государственный деятель, реформатор, крупный помещик, президент Вольного экономического общества, всю жизнь трудился для пользы России, но видел ее, согласно английским теориям, и в благополучии собственного семейства. Фигуры для своего времени яркие, неоднозначные, влиятельные. Ю. М. Пирютко, хранителя музейного некрополя, естественно, интересуют памятники нашего времени и памятники надгробные, а еще гостиницы и мемориальные квартиры и уж совсем такие нематериальные предметы, как Печали и Тайны Петербурга. Вольное странствование по малоизвестным страничкам прошлого и настоящего Петербурга заканчивается весьма прозаично и деловито — указателями имен и топографических названий.
Публикация подготовлена Еленой Зиновьевой
Редакция благодарит за предоставленные книги Санкт-Петербургский Дом книги (Дом Зингера) (Санкт-Петербург, Невский пр., 28, т. 448-23-55, www.spbdk.ru)