Опубликовано в журнале Нева, номер 4, 2009
* * *
Затоплю — потянется дымок.
Раздражает, как в глазах соринки,
В комнате качающийся смог.
В небе солнца гаснущего кромка,
Осень — тенью в воздухе седом,
А тепло так медленно, так робко
Наполняет выстуженный дом.
Подожду. Раскрою настежь дверцу,
Выпью, что ли, красного вина
И дождусь, когда пройдет по сердцу
Первая горячая волна.
И растает смог, утихнут страсти:
Ни прогнозов ложных, ни примет.
Как тепло!
Ну, что такое счастье?
У меня есть печка, например…
* * *
Нет, человек живуч,
Его душа почти неуязвима,
Удары молний или гром из туч,
Ее коснувшись, пролетают мимо.
Всего лишь миф…
Тогда, давным-давно,
Большой беды, ей-богу, не случилось,
Качалось в небе облака руно,
И солнышко насмешливо лучилось,
И молча слушал охи-ахи лес,
Когда, со лба откинув прядку,
Сидел не камне славный Ахиллес
И потирал ушибленную пятку.
* * *
И надежно гнездо родовое совью, —
Все равно говори мне почаще о смерти,
Чтоб поверила я в обреченность свою
И твою. Там влюбленные в чем-то клянутся,
Здесь дожди и метели по лицам секут, —
Ни на месте стоять, ни назад оглянуться
Не осталось у нас драгоценных секунд.
Мимо рощиц зеленых, и желтых, и черных,
Мимо светлых озер или темных канав
Мы вольемся с тобою в толпу обреченных,
Ценность жизни своей наконец осознав.
…Дай мне руку. Вот вьется тропинка лесная,
Вот дорога, вот пылью дымящийся тракт.
И не надо о смерти. Я помню, я знаю:
Неучтенный момент, несвершившийся факт.
* * *
И споткнулась о крыши и мертвые кроны,
Возле церкви пропела два кратких псалма,
Возле кладбища прыгнула в лодку Харона,
И по черной тяжелой воде поплыла,
И исчезла, закутавшись в белую шубку, —
Ничего не взяла, ничего не дала,
Лишь оставила в сердце на память зарубку.
Что я вспомню потом?
Этот снег в октябре,
Эти белые крыши и черные воды
И, по старой привычке, — опять о тебе,
Ненадежном штрихе ненадежной погоды.
* * *
Густой, короткий. Утром снег растаял,
И день прошел, невзрачен и горбат,
Туманной мглой, как шерстью, обрастая.
Чудовище.
Но все же я могу,
Преодолев свой страх и омерзенье,
К нему навстречу выйти, как к врагу,
С которым я готова к примиренью.
* * *
Калитка, усмиренная щеколдой.
Земля морозы близкие сулит,
Похрустывая хрупкостью стекольной.
Все громче, все мощней гусиный драйв
Вдогонку за отчаявшимся летом, —
Ты смотришь в небо, голову задрав,
Ты хочешь улететь за ними следом
И знаешь, что никто не улетит:
Ни ты, ни я… Но ты меня тем лучше,
Что у тебя к полетам аппетит,
А у меня к земле моей колючей.
Я хуже тем, что задаю вопрос:
На что же мы надеялись, мечтая?..
И холодно мне, холодно до слез,
Когда ты смотришь вслед гусиной стае.
* * *
Шагну разок, еще шагну.
Как нежно сказанное слово,
Ложится снег на тишину.
Он никого не потревожит,
Топчась бесшумно у крылец,
И ветры буйные стреножит,
Чтоб успокоить наконец.
И с ним летит к тебе, как в гости,
Сквозь белый цвет и белый свет
Моя любовь, без слез, без злости, —
На чашку чая тет-а-тет.
ЛЮБОВЬ
Качается, меняет очертанья…
Она теперь во мне не говорит,
Лишь издали — как ветра причитанья,
Как облако, а может быть, — луна,
Как молния, как птица в гуще веток, —
Отдельно от меня, но вот она:
В смешенье звуков, видов и расцветок.
Не рядом. Но еще способен взгляд
Увидеть, как, укрывшись звездной сетью,
На встречу с ней летят, летят, летят
Мои потомки сквозь тысячелетья.
* * *
Приходил ко мне сад — заглянул ненадолго.
Я поставила синюю вазу на будничный стол
И разрезала запах фруктовый на тонкие дольки.
И качалась под ветром раскрытая дверь на балкон,
Нежный запах фруктовый в густой синеве отражался…
Приходил ко мне сад,
Приходил ко мне сон…
Хорошо, что он был и ушел.
Хорошо, что ушел и остался.