Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2008
Юрий Родионович Святослав родился в Киеве в 1935 году. Окончил в 1958 году Киевский инженерно-строительный институт. Автор трех книг (“Из истории шахматных олимпиад”. Киев, 1983; “Памятные страницы истории шахмат”. В соавт. с гроссмейстером А. С. Суэтиным. Киев, 1990; “С. С. Прокофьев и шахматы”. Вступит. статья и комментарии нескольких партий гроссмейстера М. Тайманова. М.: Композитор, 2000) и более двух десятков статей по истории шахмат, об известных шахматистах, а также деятелях культуры и их шахматных увлечениях. Живет в Киеве.
В. В. НАБОКОВ И ШАХМАТЫ
Сегодня трудно представить, что когда-то жизнь и творчество замечательного поэта и писателя, одинаково блестяще писавшего на русском и английском языках, Владимира Владимировича Набокова долгое время оставались “terra incognita” широкому кругу читателей бывшего СССР, и прежде всего его родины — России.
Только на заре горбачевской перестройки было наконец “прорублено” окно в “железном занавесе” россиян к автору “Защиты Лужина”, “Дара” и знаменитой “Лолиты”.
Пионером решительного поступка довольно неожиданно стал журнал “64 — Шахматное обозрение” (главный редактор А. Карпов и зам. главного редактора А. Рошаль). В августе 1986 года журнал опубликовал две страницы из романа — воспоминаний “Другие берега”, в которых Набоков рассказывает о своем излюбленном занятии — составлением шахматных задач.
О пристрастии В. В. Набокова к древней игре, о его любимом занятии, составлению шахматных задач, написано довольно много, в том числе и им самим. Несмотря на то, что задачи Набокова не открыли в шахматной композиции особой новизны, они интересны для истории в контексте творчества их автора, знаменитого писателя.
Набоков неоднократно подчеркивал близость шахматной композиции и литературного творчества. И если в романах Набокова взаимоотношения персонажей порой являются проекцией шахматных коллизий, то за фигурами шахмат можно увидеть литературные, исторические и биографические реалии его героев.
Владимир Владимирович Набоков родился 10 (22) апреля 1899 года в Петербурге в старинной и богатой дворянской семье.
У будущего классика литературы ХХ века в детские годы было множество увлечений, но главными из них были коллекционирование бабочек и шахматы, с которыми его познакомил отец, Владимир Дмитриевич.
В доме Набокова шахматы традиционно почитались. “Набоковский родовой герб изображал собой нечто вроде шашечницы с двумя медведями, держащими ее с двух боков, — приглашение на шахматную партию, у камина, после облавы в майоратском бору” (“Другие берега”).
Главным же делом своей жизни в юности Набоков считал сочинительство стихов. Под первым его юношеским сборником — “Стихи” (1916) — стояла подпись: Владимир Сирин. Сирин — волшебная птица из русской мифологии.
Вскоре наступил роковой для многих человеческих судеб 1917 год. Россия — участница Первой мировой войны. Страна и столица охвачены огнем революций, хаосом. Неудивительно, что семья Набоковых принимает решение переехать в Крым (Гаспру), который тогда еще не был охвачен огнем революции.
В Крыму молодой Набоков пишет стихи, увлечен ловлей бабочек, каждый вечер играет с отцом в шахматы. Здесь он впервые сочиняет шахматные задачи.
К этому же периоду относится и появление шахматной темы в произведениях писателя. 29 января 1918 года он написал свою первую пьесу — “Весной” — лирическое нечто в одном действии. В пьесе четыре действующих лица — двое молодых влюбленных, незнакомец и шахматист.
К шахматной тематике Набоков возвращается 29 марта 1919 года, в стихотворении-сне “Рыцарь”:
Я в замке. Ночь. Свод сумрачно-дубовый.
Вдоль смутных стен портретов
смутный ряд.
Я не один: в углу — средневековый
суровый страж, составленный из лат.
Он в полутьме, как сон убийцы хмурый,
стоял с копьем в закованной руке.
Я расставлял огромные фигуры
при трех свечах на шахматной доске.
И вот огонь угрюмый отсвет кинул
на рыцаря — и видел, слышал я:
он медленно забрало отодвинул,
и звякнула стальная чешуя.
Он подошел тяжелою походкой,
стуча копьем и латами звеня;
сел предо мной, и руку поднял четко,
и стал играть, не глядя на меня.
Взор опустив и трепетом объятый,
бессмысленно я пешки выставлял.
Жемчужные и черные квадраты
крылатый ветр, дохнув, перемешал.
Последнею пожертвовал я пешкой,
шепнул: “сдаюсь”, и победитель мой
с какой-то знакомою усмешкой,
привстав, ко мне нагнулся над доской…
Очнулся я. Недвижно рыцарь хмурый
стоит в углу с копьем своим в руке,
и на местах все тридцать две фигуры
передо мной на шахматной доске.
В конце марта 1919 года Набоковы из Ливадии переезжают в Севастополь: гражданская война уже докатилась до Крыма, и они принимают нелегкое, но вынужденное решение — покинуть родину. В начале апреля 1919 года перегруженное сухофруктами небольшое греческое судно “Надежда”, на котором покидала Россию семья Набоковых, поспешно удалялось от охваченного пожаром севастопольского пирса.
“Шла беспорядочная стрельба, ее звук, последний звук России, стал замирать, но берег все еще вспыхивал, не то вечерним солнцем в стеклах, не то беззвучными отдаленными взрывами, и я старался сосредоточить свои мысли на шахматной партии, которую играл с отцом (у одного из коней не хватало головы, покерная фишка заменяла недостающую ладью)…” (“Другие берега”) — так под звуки артиллерийской канонады, играя в шахматы на утлом суденышке, Набоков покидал многострадальную Россию, которую он больше никогда не увидит.
Из греческого Пирея семья Набоковых в мае 1919 года перебралась в Лондон. В Англии Набоков продолжил образование в Кембриджском университете.
Не забывал Набоков и о своих увлечениях. В его кембриджской тетради практически на каждое стихотворение приходится по шахматной задаче. Он регулярно следил за деятельностью известного в то время “Клуба добрых друзей шахматной задачи” (“Гуд компаньон”). Этот клуб просуществовал недолго — с 1913-го по 1924 год, но оказал заметное влияние на формирование стратегической школы в шахматной композиции. Журнал общества “Аур фолдер” (“Наше досье”) традиционно следовал духу времени и моде.
В июне 1922 года Набоков заканчивает учебу в Кембридже и надолго переезжает в Берлин. Там он активно сотрудничает в газете “Руль”. Сначала ему хватало гонораров, чтобы кое-как сводить концы с концами. Потом приходилось работать, как ломовой лошади: сниматься в массовках в кино, давать уроки английского и французского языков, обучать игре в теннис, много переводить, писать для “Руля” стихи, составлять шарады, крестословицы (кроссворды), вести шахматный отдел.
Его первые шахматные публикации в “Руле” появились 20 апреля и 5 мая 1923 года под литературным псевдонимом В. Сирин. Это был дебют Набокова в качестве шахматного композитора.
В своих мемуарах “Годы изгнания” (Лондон, 1931. С. 142) бессменный редактор “Руля”, друг отца Набокова И. В. Гессен не без удовольствия вспоминал “весьма остроумные задачи Сирина”. В свою очередь Набоков навсегда сохранил благодарность Гессену за его готовность печатать их, намекая, впрочем, что тот брал их скорее из милости, почти не просматривая.
8 мая 1923 года в Берлине на благотворительном балу Набоков знакомится с молодой девушкой Верой Слоним, дочерью юриста и предпринимателя. Между молодыми людьми возникла взаимная симпатия.
Результатом этой встречи оказался элегантный сонетный цикл Набокова, опубликованный 30 ноября 1924 года. Три составляющие его стихотворения обращены к Вере Слоним, с которой через несколько месяцев, 15 апреля 1925 года, Набоков сочетался браком, длившимся счастливо 62 года, до смерти писателя.
В каждом из трех сонетов переданы характер взрывной игры и чувство неразрывности сюжетных и ассоциативных связей между шахматной композицией и поэзией.
Три шахматных сонета
В ходах ладьи — ямбический размер,
в ходах слона — анапест. Полу-танец,
полу-расчет — вот шахматы. От пьяниц
в кофейне шум, от дыма воздух сер.
Там Филидор сражался и Дюсер,
теперь сидят бровастый злой испанец
и гном в очках. Ложится странный глянец
на жилы рук, а взгляд — как у химер.
Вперед ладья пошла стопами ямба,
потом опять — раздумие: “Карамба,
сдавайтесь же!” Но медлит тихий гном.
И вот толкнув ногтями цвета иода
фигуру. Так! Он жертвует слоном:
волшебный шах и мат в четыре хода.
* * *
Движенье рифм и танцовщиц крылатых
есть в шахматной задаче. Посмотри:
тут белых семь, а черных только три
на светлых и сумрачных квадратах.
Чернеет ферзь между коней горбатых,
и пешки в ночь влились, как янтари.
Решенья ждут и слуги, и цари
в резных венцах и высеченных латах.
Звездообразны каверзы ферзя.
Дразнящая, узорная стезя
уводит мысль, — и снова уж во мраке.
Но фея рифм — на шахматной доске
является, отблескивая в лаке,
и — легкая — взлетает на носке
* * *
Я не люблю законного сонета,
хоть в тополях не спали соловьи, —
но, трогая то пешки, то ладьи,
придумывал задачу до рассвета.
И заключив в узор ее ответа
всю нашу ночь, все возгласы твои,
и тень ветвей, и яркие струи
текучих звезд, и мастерство поэта.
Я думаю, испанец мой, и гном,
и Филидор — в порядке кружевном
скупых фигур, играющих согласно, —
Увидят все, — что льется лунный свет;
что я люблю восторженно и ясно:
что на доске составил я сонет.
Восхитительна романтическая окраска шахматных сонетов.
Как видим, жизнь, творчество и шахматы у Набокова были неразделимы. И здесь становится уместным вопрос: какова была практическая сила самого Набокова — шахматного игрока? Для этого воспользуемся свидетельствами его первого биографа, австралийского профессора Эндрю Филда: “Как шахматист-игрок Набоков не был ни мастером, ни гроссмейстером, но играл крепко и не любил произносить обидный исход └сдаюсь“. Играл он в шахматы с переменным успехом весьма часто — по вечерам, дома, на квартирах у друзей, иногда даже в турнирах. Он играл с гроссмейстерами А. Нимцовичем и А. Алехиным в сеансах одновременной игры в берлинском кафе └Экитабль“, правда, безуспешно”.
Вместе с тем обстановка прямого соперничества Набокова сковывала. Он никогда не играл в соревнованиях. На него негативно действовали давление спортивного ажиотажа и жесткие рамки регламентов, правил, которые не прощали даже случайных просчетов.
Набоков считал составление шахматных задач не только формой своеобразного интеллектуального развлечения, но и занятием, полезным для развития творческой фантазии.
После своих первых романов — “Машенька” и “Король, Дама, Валет”, встреченных неоднозначно, у Набокова возникла идея написать роман с использованием шахматной тематики. По его признанию, он начал писать “Защиту Лужина” весной 1929 года в Ле-Булу — маленьком городке под Перпиньяном во французских Пиренеях и закончил роман в том же году в Берлине.
Свой новый роман Набоков начал печатать в Париже, в сороковом номере журнала “Современные записки” за 1929 год. Параллельно роман печатался и в Берлине, где издательство “Слово” опубликовало его в 1930 году. Роман имел огромный успех.
С выходом “Защиты Лужина” к Набокову пришло полное признание не только в литературной среде. Он стал известен и всем шахматистам Европы, хотя с первых страниц романа становится ясно, что шахматы в книге только метафора, сам же роман совсем о другом.
Многих занимал вопрос: кто был прототипом Лужина? В своем единственном довоенном интервью Набоков заметил: “…чтобы написать Лужина, пришлось очень много заниматься шахматами… Мой Лужин — чистейший плод воображения” (“Последние новости”, 3 ноября 1932 года). Герой романа — Лужин — лицо собирательное, вымышленное. Погрузив его в реалии своего детства, Набоков в то же время подарил ему головокружительную карьеру юного Алехина, придал ему некоторые портретные черты и добавил детали судьбы первого чемпиона мира В. Стейница1.
О том, что образ Лужина собирательный, свидетельствуют и следующие факты. В 1924 году берлинский шахматный мастер и журналист Курт фон Барделебен ушел из жизни, выбросившись из окна. Правда, в отличие от тридцатилетнего героя Набокова, погибшего так же, Барделебену было уже шестьдесят два.
Владимир Набоков в связи с “Защитой Лужина” не упоминает имени гениального американского шахматиста Пола Морфи (1837–1884). Это похоже на Набокова: ведь умолчание “о главном” — сокровенный прием писателя. Он не мог не знать о П. Морфи — величайшем шахматисте, в свое время покорившем шахматный мир, многочисленную литературу о нем. Действительно, образ и жизнь П. Морфи, подобны зеркалу, в котором отражаются многие черты образа и судьбы Лужина.
Но ценность романа Набокова, конечно, не в натурном сходстве героя “Защиты Лужина” с кем-либо. Прежде всего это роман о борьбе в мире добра и зла, “светлых и пасмурных сил”, как сказано в одном из сонетов Набокова. Роман напоминает выполненную единственными ходами шахматную партию, где каждая фигура и пешка знает свое время и место, точно в срок появляясь на сцене, точно в срок исчезая с доски. Поступки героев подчинены жесткой последовательности замысла, строгой и четкой идее.
В “Защите Лужина” Набоков как бы переосмысливает отношение между автором и читателем и впервые заявляет о себе как об одном из великих новаторов художественной литературы. Позднее он скажет, что если в шахматной задаче борьба ведется не между черными и белыми фигурами, но между составителем задачи и ее гипотетическим отгадчиком, то в любом романе главная драма кроется скорее в конфликте между автором и читателем.
21 октября 1932 года Набоков впервые приехал в Париж с его четырестатысячной русской эмиграцией. В Париже у Набокова произошло много интересных знакомств и встреч с родственниками, школьными друзьями. Париж был полон слухов о нем. “Защитой Лужина” восторгались. Во французской столице Набоков близко подружился с поэтом В. Ходасевичем, автором многих положительных откликов и рецензий на его произведения, с писателями М. Алдановым, А. Куприным, Н. Берберовой, шахматным мастером Е. Зноско-Боровским и другими.
Тогда в Париже Набоков при содействии Е. Зноско-Боровского, под своим литературным псевдонимом В. Сирин, напечатал в русскоязычной газете “Последние новости” (17 ноября 1932 года) три шахматные задачи, одну из которых посвятил юбилею шахматной деятельности российского мастера и литератора.
Исходная позиция задачи
Белые: Крf5, Фf8, Лс7, Лс8.
Черные: Крd6, Фb8, Ле7, Ле8, п.d5.
Белые обратно свой последний ход и дают мат в один ход.
Решение: Белая пешка d7 бьет черного коня на поле с8 и превращается в ладью. Вместо этого она должна играть 1.dеК — мат.
Отметим необычность этой задачи, которая относится к особому виду композиции — “сказочным матам”. Именно поэтому Набоков назвал задачу сказкой.
И еще маленькая хитрость Набокова. Симметрично расположенные в этой задаче фигуры образуют подпись — монограмму “V” — первую букву имени автора задачи с точкой.
В январе 1937 года семья Набоковых (в мае 1934 года у Владимира Владимировича родился сын, которому дали имя Дмитрий, в честь дедушки писателя) покидает Берлин. Во Францию Набоков поехал не с пустыми руками. В его скромном кочевом багаже — первые главы нового романа “Дар”, который он закончил в январе 1938 года.
В образ героя “Дара” Федора Годунова-Чердынцева Набоков вложил многое от самого себя, в том числе и свое пристрастие к бабочкам и шахматам. Шахматам в романе отдана целая глава. Вот что говорит Федор Константинович о полезности составления шахматных задач.
“Не только отменно разбираясь в задачах, но будучи в высшей мере одарен способностью к их составлению, он в этом находил и отдых от литературного труда, и таинственные уроки. Как литератору эти упражнения не проходили ему даром”
В “Даре”, а позже и в романе-воспоминании “Другие берега” Набоков впервые в литературе образно и красочно преподал “невидимые доселе миру” муки и радости процесса созидания шахматных задач.
Параллельно с работой над “Даром” Набоков сочинял шахматные задачи и строил планы переезда в Англию или Америку.
Решение стать англоязычным писателем оказалось наиболее трудным в его жизни. Тем не менее он окончательно решился на переезд в Америку.
Во второй половине мая 1940 года Набоков после получения долгожданных виз с женой и шестилетним сыном появился в Сен-Назере. Город на западном побережье Франции с удобной гаванью в устье реки Луары еще жил безмятежно. Ничто не предвещало здесь, что через три недели Париж будет оккупирован Гитлером.
…Человек, ступивший на борт белотрубного лайнера “Шамплен”, был оптимистически настроен, несмотря на предстоящий многодневный переход через океан, по которому, по слухам, рыскали немецкие подлодки. Офицер из пограничной береговой охраны, поймав молчаливую улыбку пассажира, лишь спросил: “Русский?”
Он не подозревал, что перед ним будущий автор знаменитого бестселлера “Лолита”. В свою очередь пассажир не предполагал, что, замкнув круг поиска пристанища, он через двадцать лет вернется в Европу под фанфары головокружительного успеха.
28 мая 1940 года “Шамплен” прибыл в Нью-Йорк. Набоковых в порту никто не встречал. На обширном американском континенте о писателе Сирине слышали немногие. В Европе он получил признание лучшего прозаика русской эмиграции, но теперь в сорок лет надо было начинать все заново.
Нельзя сказать, что Америка встретила Набокова с распростертыми объятиями. Русская эмиграция здесь была явно меньше европейской. В Америке Набокову пришлось полностью отказаться от трудно заработанной в Европе славы и начать все с нуля, в зрелом возрасте, на новом языке, к тому же обремененным заботами о семье.
Вскоре Набоков устроился на работу в энтомологическом отделе Нью-Йоркского музея естественной истории на довольно низкооплачиваемую должность. В США Набоков наряду с писательством много времени уделял энтомологии и, наоборот, совсем отошел от другого излюбленного занятия — составления шахматных задач.
Никогда Набокову не приходилось работать так много. Помимо преподавания, он пишет стихи и рассказы на английском языке. Он находится в процессе мучительного перехода на второй язык в своем творчестве. Это был самый трудный период для Набоковых в США.
В 1945 году Набоков получил американское гражданство. Его житейские и творческие дела к тому времени начали постепенно улучшаться.
Тем не менее неизвестность в США угнетала его.
“Надоела безвестность…” — жалуется как-то раз Набоков в письме к своему другу и благотворителю Э. Уилсону.
По утверждению многих его исследователей, он мог бы повторять это, вероятно, и через двадцать, и через тридцать лет, если бы не предпринял четко рассчитанный шаг — приступить к написанию на английском языке романа о любви взрослого мужчины к девочке.
Весной 1953 года Набоков начал работу, которую до конца жизни называл главным испытанием сил, главным своим романом, своей любимой книгой. Книга была завершена в 1954 году и сделала скромного профессора-энтомолога Набокова всемирно известным писателем.
В Америке никто первым так и не отважился напечатать “Лолиту”. Тогда Набоков отправил рукопись в Европу в парижское издательство “Олимпия пресс”, которое и опубликовало в 1956 году роман Набокова. Книга была переиздана в США в 1958 году и сделала Набокова знаменитым, пишущим по-английски писателем.
29 сентября 1959 года Набоковы из Нью-Йорка в престижном первом классе лайнера “Либерти” отправились в Европу. Из Америки приехал уже другой Набоков — знающий себе цену писатель и богатый человек.
После трехмесячного пребывания в Европе Набоковы вернулись в Америку, где Набоков должен был писать сценарий “Лолиты” для режиссера Стэнли Кубрика. После завершения работы над сценарием Набоковы вновь взяли курс на Европу. Предстоял выбор места долговременного пребывания в Европе.
Поздней осенью 1960 года Набоковы прибыли в Швейцарию и поселились в роскошном старомодном отеле “Монтре палас” в одноименном курортном городке на берегу Женевского озера.
Отель этот порекомендовал Набоковым знаменитый актер Питер Устинов, живший здесь уже длительное время, да и самим Набоковым это место показалось удобным: рядом, в Милане, учился пению сын Дмитрий, обладавший приятным басом. В Женеве жила любимая сестра писателя, Елена Владимировна. К тому же в относительной близости обитали европейские издатели, которых у Набокова становилось все больше.
Набоковы поселились на шестом этаже отеля, где были размещены не обычные гостиничные номера, а квартиры. Набоковы разместились в квартире из шести комнат под номером с явно шахматной символикой — 64! Здесь Набоковы прожили последние семнадцать лет.
В Швейцарии Набоков особенно пристрастился к составлению шахматных задач. Стараясь составлять задачи с учетом резкого развития композиций в Европе, он впитывал обильную информацию, относился к своим творениям с повышенными требованиями. Набоков активно сотрудничает с газетами и журналами, главным образом с шахматными отделами английских газет “Санди таймс”, “Ивнинг ньюс”, журналом “Тринити ревью” Кембриджского университета (альма-матер Набокова) и особенно тесно с журналом “Проблемист” — печатным органом Британского общества любителей шахматной композиции в Лондоне. Печататься в нем было всегда почетно для всех сочинителей задач.
С середины 60-х годов Набоков посылает свои композиции в эти популярные издательства. О возросшем уровне его композиторского мастерства говорит такой факт. Идея одной его задачи, составленной в 1965 году, получила название “Тема Набокова” и была опубликована в газете “Санди таймс” 29 декабря 1968 года.
Исходная позиция задачи
Белые: Кре8, Фh2, Сd4, Кс2, пп.d3, d5, e2, f5, h4.
Черные: Крf4, Лh6, Кg3, пп. d6, f6, е3, g4, h7.
Мат в три хода.
Решение: 1.Крf71. В основном варианте и осуществляется “тема Набокова”: 1… Л:h4 2. Кр:f6! Лh6 + 3.Ф:h6 — мат.
Если 1… Кр:е5, тогда следует 2.К:е3+ Крf4 и 3.Фf2 — мат.
Большинство шахматных задач Набокова составлены в духе так называемой “английской” школы. Они содержат порой небезынтересные острые варианты и построены, как правило, на цугцванге.
Набоков не любил, когда его причисляли к какой-либо композиторской школе, но о предмете своего увлечения он мог поспорить с любым эрудитом. Он ценил в шахматной композиции, как и в литературе, только то, что доставляло “эстетическое наслаждение”.
Вместе с тем растет и уровень его мастерства как шахматного композитора. В 1966 году Набоков создает свою, пожалуй, наиболее известную задачу, вошедшую в югославскую антологию композиций под номером 2345.
Исходная позиция задачи.
Белые: Крh1, Лg3, Лg7, Се5, пп. е4, h2.
Черные: Крg5, пп.g4, g6, h5.
Мат в три хода.
Решение: 1.h3! цугцванг. 1… h4 2.Лh7! hg 3.h4 — мат; 1… Кph6 2.h4! g5 3.hg— мат: 1… Крh4 2.Л:g6 gh 3.С:f6 — мат.
Одна из трехходовок Набокова составлена в духе так называемой “логической” школы. В ней Набоков применил маневр, известный в композиции как “Маневр Д. Пшепюрки”, известного польского шахматиста первой половины ХХ столетия.
Исходная позиция задачи.
Белые: Крh7, Лh8, Сс8, Ка4, пп. с4, d5, е6.
Черные: Кра6, Кb7, Сb6, пп. а5, а7, с5, d6, d7.
Мат в три хода.
Решение: Попытка решения путем 1.С:d7 с последующим 2.Сb5 — мат опровергается ходом 1… Кd8. Идея задачи заключается в заблокировании поля d8 для коня собственной фигурой (тема Д. Пшепюрки).
Решает неожиданный ход 1.Лd8! цугцванг. 1… С:d8 2.С:d7, черный слон замуровал своего же коня — 3.Сb5 — мат.
При 1… Сс7, 2.Л:d7, вновь цугцванг, 2… С–3.С:b7 — мат; а на 1… dе следует 2.Л:d6–3.К:с5 — мат.
Эта вполне современная задача была опубликована журналом “Проблемист” (1970) в Англии и журналами других стран, к примеру, польскими “Бюллетень Шленски” (1971) и “Шахы” (1974), а также “Скаккбладет” (Дания, 1971). При этом датский журнал поместил задачу и ее решение на титульной стороне июльского номера, сопроводив ее следующими комментариями: “Автор └Лолиты“ умеет также сочинять и шахматные задачи!”
Эта задача, как и уже упомянутые, были опубликованы Набоковым в своем поэтическом сборнике “Стихи и задачи”, вышедшем в Нью-Йорке в 1970 году.
В сборник Набоков включил тридцать пять стихотворений на русском языке, четырнадцать — на английском и восемнадцать шахматных задач, две из которых он составил еще до войны.
Разъясняя в предисловии к сборнику столь необычное соединение в рамках одного сборника своих поэтических и шахматных произведений, Набоков написал следующее:
“Наконец, шахматы. Я считаю излишним оправдывать их включение. Шахматные задачи требуют от композитора тех же достоинств, какие характеризуют всякое достойное искусство: оригинальности, изобретательности, сжатости, гармонии, сложности и блестящего притворства. Составление этих загадок из эбена и слоновой кости — сравнительно редкий дар и расточительно бесплодное занятие; но и все искусство бесполезно, и божественно бесполезно, по сравнению с рядом более популярных человеческих стремлений. Задачи — это поэзия шахмат, и эта поэзия, как всякая поэзия, подвержена смене направлений и различным конфликтам между старыми и новыми школами. Настоящая подборка из моих восемнадцати задач, сочиненных недавно, образует адекватное логическое заключение к моей позднейшей поэзии”.
И после выхода в свет сборника стихов и задач 1970 года Набоков продолжал активно составлять новые композиции. Особо отметим одну из них, которую впервые он создал совместно со знакомым составителем К. Флундом, что случилось впервые в его практике составления задач.
Исходная позиции задачи.
Белые: Крd1, Фd4, Лd4, Кb1, Kе1, Сс6, Сh6, пп. а3, b7, с6, е2, f7, h7.
Черные: Кра4, Лb5, Сс4, пп. а5, b2, b3, g7.
Обратный мат в пять ходов.
Решение: 1.Фh2!! (цугцванг) 1… 2.b8С! f5 3.Cg3! f4 4.Сf2 f3 5.Сd2! fе — мат.
Второй вариант задачи совершенно неожиданный и делает честь обоим авторам: 1… gh 2.Крd2! h5 3.Крс3 h4 4.Кр:b2! h3 5.Кра1! Белый король сам пришел на эшафот. 5… b2 — мат! Остроумный замысел!
Задача была отмечена третьим призом в конкурсе журнала “Проблемист” за 1973 год. Кстати, это единственная конкурсная награда Набокова.
Набоков признает существование определенной связи между его задачным и литературным творчеством. Признавая, что жизнь — это не что иное, как игра, мы можем найти в его творчестве отражение ситуаций, подобных происходящим на шахматной доске. Пряча в литературном произведении разгадку поступков того или иного персонажа, усложняя для этого их взаимоотношения, он вскрывал их оригинальным ходом в финале. Совсем как в задаче: все возможные хитросплетения в расстановке фигур, невероятные, но соответствующие правилам игры ходы ведут только по единственно задуманному пути.
В свободное от писательства время он, как обычно, охотится на бабочек, интересуется наиболее значимыми событиями в мире шахмат, дает интервью осаждающим его журналистам.
Процедура интервью по настоянию Набокова была построена, как правило, так: вначале он получал вопросы, готовил на них письменные ответы, а затем зачитывал их украдкой на интервью перед телезрителями. Часто при интервью случались и вопросы на шахматную тему.
В ноябре 1972 года в интервью журналисту Клоду Жанно на вопрос о сходстве нового шахматного чемпиона мира Роберта Фишера с его Лужиным Набоков ответил: “Не вижу ни малейшего сходства между Фишером и моим Лужиным, человеком обрюзглым, кротким, угрюмым и трогательным. До пятидесяти лет я был очень сильным игроком, но более всего меня всегда занимало составление шахматных задач. Я печатал многие задачи в └Санди таймс” и в журнале └Проблемист”. Недавно многие из них появились в сборнике └Стихи и задачи“”.
В 1973 году Набоков приступил к работе над своим последним романом “Оглянись на Арлекинов!”, который закончил в 1974 году. Незадолго до этого Национальный книжный комитет США пригласил его в Нью-Йорк для вручения присужденной ему литературной медали. Набоков предпочел остаться дома и дописать роман, а за медалью послал сына, который во время церемонии прочитал заявление Набокова.
Последний раз Набоковы посетили США в 1962 году, чтобы принять участие в премьерном показе фильма “Лолита”, который состоялся 13 июня. К огорчению Набокова, от его сценария мало что осталось в фильме Стэнли Кубрика, что, естественно, вызвало недовольство писателя. И правда вскоре фильм потерпел полный провал.
Уже после смерти писателя, много лет спустя, “Лолита” вновь появилась на экране. По сценарию Стивена Шиффа режиссер Эдриан Лайн снял римейк с участием Джереми Айронса (Гумберт), Мелани Гриффит (мать) и Доменик Суэйн в роли Лолиты. Музыку к фильму написал Эннио Мариконе. Фильм имел относительный успех и ныне иногда демонстрируется на экранах мира.
После “Лолиты” С. Кубрика многие произведения Набокова получили вторую жизнь на экранах кино, телевидения, на подмостках театров мира.
В 1969 году в Англии появился фильм режиссера Энтони Ричардсона “Смех в темноте” (“Камера обскура”), в главной роли Никол Уильямсон.
В 1972 году вышел на экраны фильм польского режиссера Ежи Сколимовского по одноименному роману В. Набокова “Король, Дама, Валет” с Джиной Лолобриджидой в главной роли (Марта).
К 95-летию писателя (1994) режиссер Жером Фулон снял великолепный совместный франко-русский фильм по автобиографическому рассказу Набокова “Мадмуазель О”. В роли матери снялась известная русская актриса Елена Сафонова, в роли гувернантки — швейцарская актриса Монте Наир.
И, наконец, в 2000 году вышел франко-английский фильм режиссера Марлина Горриса “Защита Лужина”. В главных ролях снялись Джон Туртурро (Лужин) и Эмили Уотсон (Натали).
Сразу отметим, что сценарий основательно отличается от канвы романа. Это относится прежде всего к финалу фильма. Если роман заканчивается трагически — смертью героя, то в фильме финал представлен как оптимистическая драма. После смерти Лужина жена обнаружила в его костюме запись победного анализа прерванной партии с Турати, выполненной им в момент умственного просветления. После консультации со специалистами Мелани решилась на продолжение прерванного поединка с соперником мужа и добилась победы. Любовь и преданность победили смерть.
С театральных сцен мира и ныне не сходят инсценировки почти всех произведений Набокова, за исключением, пожалуй, “Лолиты”.
Так, в 60-е годы Шведский королевский театр поставил “Лолиту”, но спектакль прошел лишь пять раз, после чего был снят.
В апреле 1971 года на Бродвее состоялась премьера мюзикла Аллана Джея Лернера (1918–1986) “Лолита, любовь моя”. Вскоре спектакль с треском провалился.
И уж совсем неожиданно в мае 2003 года была поставлена опера-балет “Лолита” на музыку Родиона Щедрина в Пермском театре оперы и балета.
Сравнительно недавно вышла книга “Набоков о Набокове и прочее… Интервью, рецензии, эссе” (М., 2002. Сост. Н. Мельников). В ней Набоков много говорит о себе сам. Здесь видно, что он хотел о себе сказать, что — не хотел. На что хотел намекнуть, что скрывал за всем. Вот некоторые его ответы на вопросы из отдельных интервью.
“Вопрос: Многие считают вас не слишком общительным человеком. Почему это так?
Набоков. Я горжусь тем, что никогда не стремился к признанию в обществе. Я никогда в жизни не напивался. Никогда не употреблял мальчишеских слов из трех букв. Никогда не работал в конторе или угольной шахте. Никогда не принадлежал к какому-либо клубу или группе. Ни одно учение или направление никогда не оказывали на меня ни малейшего влияния. Ничто не утомляет меня больше, чем политические романы и литература социального направленности.
Вопрос: Все же должно быть что-то, что вас волнует… Ваши пристрастия и предубеждения.
Набоков. Все то, что вызывает во мне отвращение, несложно перечислить: тупость, тирания, преступление, жестокость, популярная музыка. Мои пристрастия — самые сильные из известных человеку: сочинительство и ловля бабочек”.
Здесь Набоков почему-то не упомянул о еще одном своем увлечении — шахматах. Дополним.
“Набоков. Я люблю шахматы, однако обман в шахматах, так же как и в искусстве, лишь часть игры; это часть комбинации, часть восхитительных возможностей, иллюзий, мысленных перспектив, возможно, перспектив ложных. Мне кажется, что хорошая комбинация должна содержать некий элемент обмана”.
Еще одно интервью Набокова французскому телевидению, свидетельствует о котором Андрей Битов: “Он вошел в студию молча, не ответил ни на один вопрос, через некоторое время в студию вошла его жена Вера Евсеевна; они сели за столик и начали играть в шахматы. Два красивых старика молча играли в шахматы всю передачу, потом, закончив партию, он встал, подошел к микрофону: └Вас, наверное, интересует, как звучит мое имя на разных языках?” Произнес на французском, английском, немецком и в конце сказал грубым голосом: └Набоков” — и на этом все кончилось”.
Теперь остановимся на обширном интервью Набокова на той его части, что касается его взгляда на шахматы. Речь пойдет об интервью Бернара Пиво в французской телепрограмме “Апострофы”, приуроченному к выходу французского перевода романа “Ада” и записанного 30 мая 1975 года.
С начала интервью Набоков держался довольно сдержанно, и Пиво, для того, дабы разговорить чопорного гостя, несколько раз предлагал ему “чайку”, отведав которого тот становился более раскованным: в чайнике у Пиво было виски.
“Вопрос: Вы написали замечательный роман └Защита Лужина”. А насколько хорошо вы играете в шахматы сами и, раз уже мы заговорили о шахматах, что вы думаете о поведении вашего соотечественника Р. Фишера? (имелся в виду отказ американца от матча на первенство мира с А. Карповым в 1975 году. — Ю. С.).
Набоков. Более всего в шахматах меня притягивали именно ходы — ловушки, скрытые комбинации, вот почему я отказался от состязательной борьбы на шахматной доске и весь отдался сочинению шахматных задач. Я не сомневаюсь, что существует тесная связь между некоторыми миражами моей прозы и блестящей и в то же время темной материей шахматных задач, волшебных загадок, каждая из которых плод тысячи и одной ночи без сна. Но пуще всего мне нравится сочинять так называемые задачи — самоубийцы, где белые вынуждают черных выиграть партию…
(В этот момент, прерывая Набокова, Пиво предложил ему отведать чайку.)
Набоков: Да, только совсем чуточку, он у вас, знаете ли, слишком уж крепкий (смех в студии).
…Да, Фишер человек не без странностей, но разве не нормально, что игрок в шахматы не нормален. Это в порядке вещей.
В начале века, — продолжил Набоков,— был такой великий шахматист А. Рубинштейн. Его забирала из сумасшедшего дома, где он бессрочно находился, карета “скорой помощи” и отвозила его в зал кафе, где проходил турнир, а после игры отвозила назад, в его черную келью. Он не любил видеть своего противника. Однако и пустой стул с другой стороны шахматной доски раздражал его еще более. Тогда на стул водружали зеркало, и там он видел свое отражение. А может быть, действительного Рубинштейна.
Пиво (прерывая): А по-моему, Фишер попал в зависимость от психоанализа.
Набоков: Нет, что вы! Он просто гениальный игрок со своими маленькими маниями”.
Во время своего интервью с американским журналистом Р. Робинсоном (январь, 1977) Набоков на вопрос, хотел бы он поехать в Россию, ответил так:
“Я никогда не вернусь по той простой причине, что вся Россия, которая мне нужна, всегда со мной: литература, язык и мое собственное детство. Я никогда не вернусь. ‹…› Не думаю, что они там знают мои работы, — возможно, в моей собственной тайной службе в России и состоит несколько моих читателей”.
Действительно, в 60-е годы Набоков уже знал, что русские романы и его собственные переводы романов “Другие берега”, “Лолита” проникают в Россию и что там у него есть свои почитатели среди интеллектуалов.
Еще с десяток лет назад мысль о том, что его романы могут появиться в СССР, казалась ему фантастической. Теперь все очевиднее, что все шло к этому, это волновало его, но и внушало опасения: как смогут принять его книги в России? Но опасения, как оказалось, были напрасными. Хотя поначалу все было непросто.
В декабре 1976 года известная русская поэтесса Белла Ахмадулина приехала с мужем в Париж по приглашению киноактрисы Марины Влади. Там она высказала свое давнее сокровенное желание: встретиться с Набоковым. По совету парижских друзей она написала ему письмо с просьбой о встрече.
Ответ, впрочем, задерживался, и тогда было принято решение перебраться поближе к писателю — в Женеву. Там с помощью уже швейцарских знакомых она связалась по телефону с младшей сестрой Набокова, Еленой Владимировной. Та сообщила, что брат получил их письмо и ответил на него. И что он будет рад их видеть. Затем она переключила телефон на Набокова, и Ахмадулина услышала его голос: “Вам будет ли удобно и угодно посетить нас завтра в четыре часа пополудни?”
Так Белле Ахмадулиной удалось то, о чем мечтали многие российские интеллектуалы в те времена.
2 марта 1977 года, в четыре часа Набоков и его жена приняли Б. Ахмадулину и сопровождавшего ее мужа, художника Б. Мессерера, в “Зеленом холле” приемов. Об этом свидании поэтесса много лет спустя вспоминала “как об удивительном случае в ее судьбе” в эссе “Возвращение Набокова” (1996).
Во время беседы Набоков интересовался некоторыми писателями в СССР, затем он спросил у Ахмадулиной, нравится ли ей его русский язык. Получив утвердительный ответ, был явно удовлетворен.
“Мною, — вспоминает поэтесса, — владело сложное чувство необыкновенной к нему любви, и я ощущала, что, хотя он мягок и добр, свидание с соотечественниками причиняет ему какое-то страдание. Ведь Россия, которую он любил и помнил, думала я, изменилась с той поры, когда он покинул ее, изменились люди, изменился отчасти и сам язык… он хватался за разговор, делая усилие что-то понять, проникнуться чем-то… быть может, ему причиняло боль ощущение предстоящей страшной разлуки со всем и со всеми на Земле и ему хотелось насытиться воздухом родины, родной земли, человека, говорящего по-русски…
Набоков знал, что книги его в Советском Союзе не выходят, но спросил с какой-то надеждой: └А в библиотеке (он сделал ударение на └о”) можно что-нибудь взять мое?“ Я развела руками…”
Вскоре после отъезда Ахмадулиной Набоков вновь серьезно заболел и оказался в больнице. Через несколько месяцев его не стало.
Набоков умер 2 июля, был кремирован под звуки исполненных на органе арий из оперы Дж. Пучини “Богема”, выбранной женой и сыном. Похоронен на кладбище соседней с Монтре деревни Кларанс. На надгробии писателя скромная надпись: “Набоков В. В., писатель”. От себя добавим: большой любитель шахмат.
* * *
Четырнадцать лет спустя умерла его супруга и преданный помощник в его трудах Вера Евсеевна. Она также была кремирована, и прах их объединили в одну урну, уже навечно.
Несколько лет спустя историческая справедливость восторжествовала: книги В. Набокова пришли в Россию. Теперь их можно найти полными изданиями и отдельными томами в библиотеках, магазинах и на книжных прилавках всей России и стран СНГ.
Некоторые из них представлял его сын, Дмитрий Владимирович, работающий в настоящее время над литературным наследием отца. Он, закончив деятельность оперного певца, вышел на пенсию и поселился в Швейцарии, недалеко от Монтре. Благодаря его усилиям на площади перед отелем Монтре установлен единственный памятник Владимиру Набокову. Набоков-младший трижды бывал в России: в Санкт-Петербурге — в 1995, 1998 и 2001 годах и в Москве — в 1998 году, в которой его отец так и не побывал. Не раз посетил он родительский дом отца на Большой Морской, в котором в настоящее время функционирует единственный в мире Музей В. Набокова, побывал и в бывшей усадьбе в Рождествено, в которой после пожара весной 1995 года сохранились лишь остатки некогда роскошного парка. Усадьба с большими трудностями восстанавливается в том виде, в котором застал ее В. В. Набоков. Две другие семейные усадьбы Набоковых сгорели еще раньше: Батово — в 1923 году, а Выра — во время войны в 1944 году.