Подготовлено к публикации М. Райциной
Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2008
Владимир Николаевич Чисников родился в 1948 году в г. Шахтинске Донецкой области. Окончил Киевскую высшую школу МВД СССР. Ведущий сотрудник ГНИИ МВД (Украина), кандидат юридических наук. Живет в Киеве.
Тайное отпевание на могиле Л. Н. Толстого
12 декабря 1912 года
Накануне нового 1913 года в одном из номеров московской газеты “Русское слово” появился фельетон журналиста А. Панкратова1 “На могиле Толстого”. Падкого на сенсацию читателя статья сразу привлекла интригующей завязкой. “На могилу Л. Н. Толстого, — писал автор,— явился неизвестного звания и имени человек в священнической рясе и сказал Тарасу Фоканычеву2:
— Я священник.
Ни Тарас Фоканычев, ни кто другой удостоверения личности у него, конечно, не спрашивали. Каждый день кто-нибудь приезжает на могилу, — нельзя спрашивать у всех паспорта. А если бы случайно спросили вид у “священника”, то могло оказаться, что он не священник, а парикмахер, лакей или послушник монастыря из озорников, нарядившийся в рясу.
Этот священник, парикмахер, лакей или послушник заявил:
— Я хочу отпеть Толстого. …
И… отпел…
Кто он — никто не знает. Да он и не сказал бы своего имени и местожительства — это все равно, как если бы на месте преступления преступник положил свою визитную карточку. Что побудило “священника” совершить отпевание — также неизвестно”3.
Заканчивая фельетон, журналист обвинял “г. Икс в рясе” в пренебрежении к запрету Синода служить панихиду по Льву Толстому и предрекал ему неприятности за свой поступок.
Спустя неделю та же газета поместила письмо С. А. Толстой, в котором жена писателя подтвердила акт отпевания на могиле Толстого священником православной церкви. Отпевание происходило с ее ведома в присутствии бывших секретарей Льва Николаевича — Ю. И. Игумновой, В. Ф. Булгакова4 и молодой девушки, фамилию которой она не называла5.
Софья Андреевна напомнила читателям: еще в 1901 году, сразу же после отлучения Л. Н. Толстого от церкви, она писала митрополиту Антонию6, что если пожелает, то найдет священника либо порядочного, либо подкупленного за деньги, который согласится совершить обряд отпевания над могилой любимого ею человека7.
И вот такой порядочный человек нашелся. Приехал он по собственному желанию. Совершив отпевание, священник радостно сказал ей: “Теперь Лев Николаевич не еретик, я отпустил ему грехи”. В заключение С. А. Толстая опровергала предположение автора фельетона о том, что священник был “переодетым лакеем или парикмахером”. По ее словам, она видела у священника документы, подтверждающие его сан, а также при нем находились все необходимые атрибуты священнослужителя: Евангелие, крест, кадило и риза8. Своим заявлением Софья Андреевна еще раз демонстративно подчеркнула свое пренебрежение к постановлению Синода, запрещавшего служить панихиду по Льву Николаевичу Толстому.
Случай с “негласным” отпеванием Толстого вызвал много различных толков и откликов в печати. “Переодетый лакей”, “беглец из желтого дома”, “самозванец”, “презренный наймит” — какими только словами не называли газеты священника, посмевшего снять грех с “яснополянского религиозного реформатора”. Петербургская газета “День” даже провоцировала его на явку с повинной: “Явись и заяви, что это ты. Если веришь, то умей и пострадать за свою веру”9.
Особенно негодовали священнослужители. “Неужели священник, разрешивший от грехов Толстого, умершего без покаяния,— писал протоиерей Дроздов,— не знает, что есть грехи смертные, которые никогда человеку не простятся, что есть грехи, о которых и └апостол любви“ запрещает молиться”10. Некоторые авторы разгневанных писем требовали при установлении личности священника сослать его в монастырь, другие, как епископ Никанор, предлагали лишить его сана, а С. А. Толстую отлучить от церкви11.
Были, конечно, и другие отзывы, хотя и немногочисленные, оправдывающие поступок священника. Например, публицист Владимир Набоков12 в статье “Святочный рассказ” приветствовал и одобрял его действия, осуждая при этом протоиерея Дроздова13.
Личностью священника, осмелившегося нарушить распоряжение Синода, заинтересовалась полиция. Из Тулы в Ясную Поляну была командирована бригада в составе местного станового пристава, урядника и стражника. Они произвели дознание, допросив прислугу, садовника, кучеров, а также крестьян в деревне, однако установить фамилию священника так и не смогли. Допросить непосредственных свидетелей отпевания полиция не решилась, боясь вызвать скандал. Сведения о произведенном дознании вскоре просочились в печать. “Как можно предполагать,— писал корреспондент └Русского слова“,— местная полиция получила выговор за несвоевременность относительно случившегося, тем более что после смерти Л. Н. Толстого в деревне Ясной Поляне был поселен стражник для наблюдения за └порядком“ вокруг могилы писателя”14.
Факт отпевания на могиле Толстого по православному обряду взбудоражил не только полицию, но и Синод. Это событие он вынужден был обсудить 9 января 1913 года на первом заседании, состоявшемся после рождественских каникул, на котором председательствовал петербургский митрополит Владимир. Обменявшись мнениями, Синод постановил “не принимать никаких мер для выяснения личности священника, совершившего отпевание, а также для подтверждения самого акта”15. О решении Синода многие газеты сообщили на своих страницах.
Когда страсти вокруг события в Ясной Поляне несколько поутихли, “Русское слово” снова ошарашило своих читателей сенсацией, опубликовав 5 февраля 1913 года письмо, озаглавленное “Мой ответ”. Его автором был “священник, помолившийся о грешной душе раба Божия Льва”. Именно такая подпись стояла под письмом. “Прочитав все, что касается молитвы на могиле и в доме Л. Н. Толстого,— писал аноним,— я, со своей стороны, как главный виновник этого события скажу несколько слов. Я никогда не думал, что это событие породит столько противоречивых толков и писаний во всех органах печати. По моему убеждению, молиться за кого бы то ни было не запрещено и никто запретить не может”. Далее, объясняя свой поступок, священник признавался: “Я глубоко верю в искупительную жертву мира — Христа и поэтому поехал на могилу Льва Николаевича и помолился Господу Богу и просил в своих грешных молитвах простить грехи его вольные и невольные…” По утверждению священника, совершая молитву, у него “не было и нет никаких целей, а только чистая молитва грешника за грешника”, и он “доволен уже тем, что доставил духовное утешение гр[афине] Софии Андреевне, которой так тяжело было как глубоко верующей христианке переносить └отвержение“ своего любимого мужа”. Заканчивалось письмо словами: “Я знал и знаю, что мне за это грозит наказание со стороны Синода, но если Св. Синод накажет меня, как любимая мать наказывает своего провинившегося сына, то наказание └приемлю и ничесоже вопреки глаголю“”16.
А наказать отступника Синоду очень хотелось. Тем более что в феврале 1913 года из Министерства внутренних дел на имя обер-прокурора Синода В. К. Саблера поступило доверительное письмо, подписанное товарищем министра В. Ф. Джунковским, которое давало надежду для установления личности таинственного священника. По данным полиции, в ночь на 12 декабря из имения С. А. Толстой на станцию Засека к приходу поезда № 10 по личному указанию графини была выслана подвода. На ней в Ясную Поляну доставили какого-то православного священника “на вид около 35–40 лет, высокого роста, с небольшой рыжеватой бородой”. Утром священник встретился с графией, а после обеда отправился вместе с ней на могилу Льва Толстого. При этом их сопровождали студент Булгаков, Юлия Игумнова и горничная Вера Сидоркова. В их присутствии священник совершил на могиле чин отпевания и панихиду. Вечером его отвезли на упомянутую станцию, и он уехал в неизвестном направлении.
Все же кое-что о священнике полиции удалось узнать. “…В частном разговоре,— сообщал В. Ф. Джунковский,— графиня София Толстая высказывала, что священник ехал в Ясную Поляну по железной дороге двое с половиной суток, но из какой именно местности, не указала и имени, отчества и фамилии его не назвала. Имеются указания, что священник приехал с юга и фамилия его Каменский”17.
24 мая 1913 года Синодом был специально рассмотрен вопрос об обстоятельствах совершения панихиды на могиле графа Льва Толстого согласно данным Министерства внутренних дел. Вопреки ранее принятому решению на этот раз Синод определил: направить всем преосвященным империи секретный циркулярный указ с требованием сообщить, не имеются ли в их епархиях священники, подозреваемые в совершении панихиды на могиле Л. Н. Толстого18. Однако принятые Синодом и Министерством внутренних дел меры положительных результатов не дали. Личность “г. Икс в рясе” оставалась неустановленной, хотя полиция, как мы позже узнаем, была на верном пути.
Все подробности этой истории, произошедшей почти столетие назад, стали мне известны совсем недавно. А начать поиск таинственного священника меня побудили строки, прочитанные в монографии С. И. Позойского “К истории отлучения Льва Толстого от церкви”. “Спустя два года назад после смерти Л. Н. Толстого,— писал автор, — какой-то священник по просьбе С. А. Толстой совершил на его могиле отпевание по православному обряду”19. Неужели фамилия этого священника до сих пор остается неизвестной? Ведь я уже где-то встречал ее. И тут вспомнились два документа, хранящихся в ЦГИА Украины. Лет пять назад, просматривая там материалы, касающиеся Л. Н. Толстого, я обратил на них внимание. На всякий случай снял копии и вскоре… забыл о них. Теперь, отыскав в своем архиве нужную тетрадь, читаю:
“Совершенно секретно.
Копия с копии сообщения начальника Киевского сыскного отделения от 4-го марта 1914 года за № 18 на имя начальника Киевского жандармского управления.
В прошлом или позапрошлом году в Ясной Поляне Тульской губернии на могиле Льва Николаевича Толстого каким-то священником была отслужена панихида.
Из газет знаю, что выяснением личности этого священника были очень заинтересованы как духовные сферы, так равно и гражданские власти, но личность этого священника, насколько мне известно, осталась необнаруженной.
В настоящее время мною добыты сведения из вполне заслуживающего доверия источника, что панихиду служил священник села Иванькова Григорий Калиновский. В доме у него в ящиках письменного стола находится переписка по этому поводу с Софией Толстой, а в шкапах и этажерках — разная запрещенная литература Толстого.
Село Иваньково стоит в 6 верстах от станции Борисполь. Проезд от Киева до Борисполя по железной дороге стоит 42 коп.
Сообщая об этом Вашему Высокоблагородию на распоряжение, покорнейше прошу после того, как сведения эти будут проверены и подтвердятся, исходатайствовать возвращение мне 25 рублей, неподлежаще израсходованных по данному делу из сыскных сумм на уголовный розыск. Подлинное подписал начальник отделения Дубяго. С подлинным верно: письмоводитель Янишевский.
С копией верно:
Полковник:… (подпись)”20.
Следующий документ — копия донесения помощника начальника Полтавского губернского жандармского управления в Лубенском, Переяславском и Золотоношском уездах ротмистра Мордвинова, которому было поручено проверить сообщение начальника Киевского сыскного отделения. Привожу донесение полностью:
“Секретно
Начальнику Полтавского Губернского Жандармского Управления
3 апреля 1914 года № 625. На № 22114. Получено 5 апреля 1914 г. Вх. № 3355. Копия.
Доношу, что по негласной разработке оказалось: в селе Иванькове Переяславского уезда действительно есть священник Григорий Леонтьев Калиновский, 29 лет от роду, где занимает должность священника уже 4 года, причем в настоящее время названный священник от должности священника отрешен ввиду того, что он находится под следствием за убийство в нетрезвом виде крестьянина (донесение мое от 8 ноября 1913 года за № 1598), причем означенный священник Калиновский поведения и нравственных качеств довольно неодобрительных, т. е. горький пьяница и способный на всякие грязные дела.
В 1912 году действительно Калиновский ездил в Ясную Поляну, а также в первых числах марта сего года Калиновский вторично ездил в ту же Ясную Поляну, но служил ли он там панихиду на могиле Льва Толстого, установить точно не представилось возможным; с Софией Толстой Калиновский переписку ведет, но имеется ли запрещенная литература сочинения Льва Толстого, выяснить тоже не представилось возможным, и среди местного населения таковой литературы Калиновский не распространял и не распространяет. Кроме того, против священника Калиновского возбуждено и другое уголовное дело за незаконное бракосочетание какой-то пары из Киева.
Приложение: копия сообщения начальника Киевского сыскного отделения за № 18. Подлинное подписал: ротмистр Мордвинов.
С подлинным верно: Полковник (подпись)”21.
Как видим, жандармы не смогли, а скорее всего, не захотели собрать достаточные доказательства, свидетельствующие о причастности священника Калиновского к панихиде на могиле Л. Н. Толстого. Наверное, и начальник сыскного отделения Дубяго так и не получил просимые 25 рублей за предоставленную “политическую” информацию.
Больше никаких документов о Калиновском в ЦГИА Украины не имелось.
Надо продолжать поиски. Просмотрел подшивки газет за 1912–1913 годы. Два документа (письмо В. Ф. Джунковского и протокол заседания Синода) отыскались в Санкт-Петербурге, в РГИА. После запроса в Государственный музей Л. Н. Толстого в Москве получаю ответ: в рукописном отделе имеются девять писем Григория Калиновского к С. А. Толстой.
Итак, первое письмо, написанное черными чернилами на белой почтовой бумаге красивым канцелярским почерком. Именно оно повлекло за собой интересующий нас каскад событий.
“18 ноября 1912 г.
Глубокопочитаемая София Андреевна!
Над прахом почившего Великого Писателя земли нашей, по осуждению официального православия, не было совершено установленное отпевание на том основании, что Великий Человек └отпал“ от церкви и является врагом ее. Поскольку официальное православие его осудило, поскольку Великий является якобы врагом, а по заповеди Господа Нашего Иисуса Христа всепрощающего начала — └молитеся за враги ваша, добро творите ненавидящим вас…“
Полагаю, что родным и близким почившего тяжело и неприятно видеть сие… Бог ему судия, а не мы и не Синод. Я как православный священник, если угодно и желательно будет Вашему Сиятельству, явлюсь в назначенный Вами день в Ясную Поляну на могилу Великого Писателя и совершу по православному обряду отпевание над прахом с прочтением разрешительной молитвы, помолюсь об упокоении раба Божия Льва.
Если Ваше Сиятельство найдет приемлемый для себя, по своим убеждениям и желаниям, мои предложения, то соблаговолит известить меня по нижеписаному адресу, и я исполню свое обещание и вместе с тем мое желание. Прошу, Ваше Сиятельство, настоящее письмо, а особенно мою фамилию, сохранить в тайне, а лучше всего возвратить мне обратно, а конверт уничтожить, т. к. для меня могут быть плохие последствия.
Почитатель таланта священник Григорий Калиновский.
Адрес: м. Борисполь, Полтавской губернии, с. Иваньково, Священнику Григорию Калиновскому”22.
Что именно С. А. Толстая написала в ответ, нам неизвестно: копия ее письма в папке отсутствует. Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что в своем ответе Софья Андреевна дала согласие на предложение Калиновского совершить православный обряд на могиле Л. Н. Толстого. Поэтому рано утром 12 декабря 1912 года в Ясной Поляне и появился молодой священник отец Григорий из Полтавской губернии.
Как происходили отпевание и панихида на могиле Льва Толстого, мы узнаем из малоизвестного отрывка дневниковой записи В. Ф. Булгакова, опубликованного в Париже: “День был весенний, теплый,— записал 13 декабря 1912 года последний секретарь писателя.— Птички пели над могилой, исполняя роль хора, и кружились беспечно… В головах могилы Софья Андреевна поставила иконку и зажженную восковую свечку. Священник в зеленой парчовой ризе, один (исполняя обязанности псаломщика) читал и пел симпатичным голосом, кадил, обходя могилу. От волнения он забыл в доме, в своей корзине, ладан, и в кадиле были одни угли. Он привез также три больших восковых свечи для присутствующих на отпевании, но не роздал их перед началом службы (сказал мне: └Зажигайте“, а я что-то не зажег), и свечи так и пролежали незажженными на столике, установленным перед могилой, на котором лежали также золотой крест и Евангелие…
Я несколько раз взглядывал во время службы на Софью Андреевну. Она была очень серьезна и истово молилась. Когда по окончании панихиды священник повернулся к нам с крестом, губы его слегка, но радостно и торжествующе улыбались. Я вместе с другими поцеловал крест. У меня было такое чувство, что я участвую в акте └соединения церквей“: православной и └толстовской“. Целый день пробыл священник в Ясной Поляне. Всем понравился…”23
Софья Андреевна также запечатлела знаменательное для нее событие в своем дневнике: “12 декабря. Сегодня молодой чужой священник по своему желанью отпевал над его могилой Льва Николаевича, потом служил панихиду в его спальне. Вечером он уехал. Энергичный, умный 27-летний священник. Присутствовали Булгаков, Юлия Ивановна, Верочка и я, а при панихиде няня и повар Семен”24. Она также сохранила для потомков и свечу, которую держала в руках во время панихиды. К ней Софья Андреевна приложила написанную ей записку со следующим текстом: “Свеча, которая горела в руке жены Льва Николаевича Толстого на первой после его кончины панихиде, отслуженной в его спальне молодым священником, приехавшим добровольно издалека и утром отпевавшим покойного Льва Николаевича на его могиле 12 декабря 1912 г.”25.
Второе письмо Калиновского С. А. Толстая получила спустя полгода после его отъезда из Ясной Поляны. Оно ее, по всей вероятности, мало обрадовало. В письме отец Григорий сообщал ей, что врачи нашли у него “нервное расстройство и предрасположенность к туберкулезу”, и просил графиню оказать ему материальную помощь для лечения в Швейцарии.
Замечу, что “просительные” письма приходили в Ясную Поляну, особенно при жизни Л. Н. Толстого, очень часто. Их авторы просили денег на строительство дома, на учебу, на покупку рояля и даже… на уплату долгов. Лев Николаевич вынужден был даже обратиться через газеты с заявлением не присылать ему подобных писем, так как он не в состоянии помочь всем материально. Словом, в Ясной Поляне “просительных писем” не любили и, как правило, на них не отвечали.
Не ответила Софья Андреевна и на этот раз. Может быть, она не поверила в серьезность заболевания священника, а может быть, посчитала, что лечение его в Швейцарии будет слишком дорогой ценой за оказанную им услугу. Как бы там ни было, но просимой материальной помощи Калиновский не получил.
Однако вскоре в жизни отца Григория произошло трагическое событие, которое заставило его обратиться 18 ноября 1913 года к С. А. Толстой с еще одним письмом. В нем он просил помощи у графини уже не на лечение, а по случаю постигшего его горя — убийства им по неосторожности крестьянина.
Отправив письмо, Калиновский, видимо, понял, что Софья Андреевна вряд ли будет наводить справки о случившемся с ним несчастье. Поэтому, подождав две недели, отец Григорий снова пишет ей письмо, приложив официальный документ, который, по его мнению, должен убедить графиню, что он действительно нуждается в помощи. В левом верхнем углу письма Калиновский для пущей важности поставил свой личный штамп.
“Священник Григорий Калиновский
Глубокопочитаемая Графиня!
3 декабря 1913 г.
м. Борисполь, с. Иваньково
Я просил Ваше Сиятельство о помощи по случаю постигшего меня несчастия и ничего до сих пор не получил: ни ответа, ни привета. Я полагаю, что Вы мне не верите, а поэтому прилагаю при сем бумагу, полученную мною из канцелярии полтавского епископа в ответ на мое письмо епископу, из которого видно, что дело мое плохо и снимут сан.
Я остаюсь с семейством без всяких средств к существованию и какого бы то ни было места. (Между прочим, убедительно прошу возвратить мне по прочтении эту бумагу, т. к. она мне очень нужна.)
Еще и еще прошу Вас, Графиня, помочь мне. Если и на сей раз Вы не поможете, то просьба моя будет последняя: больше не стану беспокоить Вас, Бог с Вами… но возвратите мне хоть бумагу. Я сейчас живу еще в своем селе и продал свои пожитки, чтобы прокормиться. Ей-Богу, верно…
После окончательного суда надо мною и снятия рясы, я письмом в газету └Русское Слово“ опубликую, что совершил отпевание на могиле Л. Толстого я, а все письма Господина Булгакова, Ваше отдам Толстовскому музею. Альбома — Вашего подарка мне — не дам: по завещанию передам потомству. Такова моя судьба.
Жду ответа и помощи.
Пока. Священник Григорий Калиновский.
Р. S. Пока Вы сами не оглашайте ничего, мне сделается хуже”.
Однако и это письмо священника, полное отчаяния и надежды, осталось без ответа.
Что касается альбома, о котором вспоминает Калиновский, то, видимо, речь идет об альбоме фотографий, изданном С. А. Толстой в 1912 году к 50-летию их свадьбы с Львом Николаевичем. В Государственном музее Л. Н. Толстого мне его показывали. На темно-коричневом переплете тиснеными золотыми буквами имеется надпись: “Из жизни Л. Н. Толстого. Снимки работы исключительно Гр. С. А. Толстой”. В альбоме помещено 120 фотографий. В настоящее время он представляет библиографическую редкость, так как его тираж был 600 экземпляров.
Прошло еще три месяца. В начале марта 1914 года Калиновский, судя по донесению ротмистра Мордвинова, поехал в Ясную Поляну. Следует предположить, что поводом для поездки послужило невозвращение Софьей Андреевной документа, высланного ей с последним декабрьским письмом. Главная же цель Калиновского, думается, была все та же: убедить жену писателя (теперь уже в личной беседе) оказать ему материальную помощь в связи с постигшим несчастьем.
Состоялась ли встреча отца Григория с Софьей Андреевной? По всей вероятности, нет. Согласно записям в ее еженедельнике, она 6 марта находилась в Петербурге (последняя яснополянская запись датирована 25 февраля), а возвратилась домой только 11 марта26.
Остались позади еще три месяца ожиданий. От С. А. Толстой никаких известий не поступало. И хотя в предыдущем письме Калиновский обещал, что больше не будет беспокоить ее своими просьбами, тем не менее в Ясную Поляну снова ушло очередное письмо. Материальной помощи он уже не просил. “Моя цель, — писал Григорий Леонтьевич, — просить Вас предоставить мне какую-либо службу, т. к. я остался без ничего. Прошу Вас усердно походатайствовать через Ваших родственников дать мне какое-либо место, чтобы я мог честным трудом кормить себя и свое семейство… Не откликнуться на мое предложение будет с Вашей стороны, по-моему, жестоко и несправедливо, и я надеюсь, что Вы своим исключительным положением дадите мне путь к новой жизни”.
И на этот раз надежды бывшего священника Григория не оправдались. Софья Андреевна по-прежнему хранила полное молчание. Ждать от нее какой-либо помощи становилось бессмысленно. Теперь Калиновский окончательно убедился, что “путь к новой жизни” ему придется искать самому.
Минуло еще три года, полных социальных катаклизмов: мировая война, падение самодержавия… Следы Григория Калиновского затерялись в водовороте военных событий. Где и как он жил это время, нам неизвестно. Весточка от него пришла в Ясную Поляну в августе 1917 года из г. Бугуруслана Самарской губернии, где он служил офицером артиллерийского полка. В своем письме Калиновский, в частности, просил выслать ему снимок могилы Л. Н. Толстого времен 1912 года, а также спрашивал, не собирается ли Софья Андреевна возбуждать перед Всероссийским Поместным Священным Собором вопрос о снятии с Льва Николаевича синодского отлучения27. Если такие шаги она будет предпринимать, то он со своей стороны мог бы направить в Собор докладную записку.
Предложение Калиновского по поводу докладной записки в Собор пришлось С. А. Толстой по душе. Поэтому на этот раз с ответом она не заставила долго ждать (в папке имеется черновик ее письма). После столь долгого молчания Софья Андреевна писала своему давнему корреспонденту:
“19 августа 1917 г.
Станция Засека
Ясная Поляна
Милостивый Государь Григорий Леонтьевич.
Письмо Ваше, как и всякая в настоящее время корреспонденция, намного опоздало. Снимки с могилы пришлось печатать, чего я скоро сделать не могла, так как завалена всякой работой и делами за отсутствием приказчика и других лиц, взятых на войну. Но снимки я вам пришлю со временем.
Что касается вопроса о том, буду ли я хлопотать о снятии Синодом отлучение Льва Николаевича от церкви,— я об этом еще не думала, хотя всей душой этого желаю и готова хлопотать об этом, но думаю, что пока война, надо еще подождать: все равно на это не обратят внимания. Не знаю, известно ли Вам, что была послана Льву Николаевичу стеклянная глыба с мальцевских стеклянных заводов рабочими по случаю отлучения от церкви Льва Николаевича, со следующей надписью золотыми буквами:
└Вы разделили участь многих великих людей, идущих впереди своего века, глубокопочтимый Лев Николаевич! И раньше их жгли на кострах, гноили в тюрьмах и ссылках. Пусть отлучают Вас, как хотят фарисеи “первосвященники”. Русские люди всегда будут гордиться, считая Вас великим, дорогим, любимым“. (Следует несколько подписей.)
Может быть, при Вашей работе Вам пригодится сведение о том, как большое число рабочих отнеслось к бессмысленно жестокому факту отлучения от церкви человека, который среди стоивших миллионов русских людей России занял первое место, не говоря о том отношении к Толстому, т. к. весь мир выразился с почтением и любовью. Да что ждать от наших русских людей? В комнату, где Толстой писал └Войну и мир“, разбив окно, влезли грабители и две ночи сряду грабили наш дом и погреба. Теперь такое царство зла, какое было только при Пугачеве.
Желаю Вам всего хорошего, вспоминаю Ваш подвиг с благодарностью и уважением…
С. Толстая”.
В течение двух последующих месяцев Софья Андреевна получила от Калиновского еще три небольших письма. 6 сентября он благодарил ее за полученный ответ и очень сожалел “о вандализме в комнате такого человека, как Лев Николаевич”. Далее Григорий Леонтьевич сообщал о тяжелой военной службе: “Тяжело в настоящее время быть офицером,— писал он, — но возвратиться к рясе (имею возможностъ) еще тяжелее”. Спустя одиннадцать дней, 17 сентября, бывший священник поздравил Софью Андреевну с днем Ангела и сообщил о переводе его в Петровский порт Дагестанской области, куда и просил выслать фотографии могилы Л. Н. Толстого. Последнее письмо, написанное карандашом, Калиновский отправил в Ясную Поляну 17 октября 1917 года из города Энзели (Персия). “Я иду на фронт добровольно,— сообщал он Софье Андреевне, — противно сидеть стало в тылу и видеть одни безобразия; веду с собой рабочую роту 300 человек, но └товарищи“ по дороге тают…” Не надеясь получить фотографии могилы Л. Н. Толстого, Григорий Леонтьевич просил графиню выслать их его жене, Лидии Станиславовне Калиновской. Заканчивалось письмо словами: “Буду жив — буду в Ясной Поляне”.
Суждено ли ему было снова побывать в Ясной Поляне, или он навсегда остался лежать в далекой персидской земле? Ответ на этот вопрос оставался открытым. В результате настойчивых поисков удалось собрать некоторые сведения о дальнейшей судьбе моего героя. Оказывается, после гражданской войны Калиновский в родные края не вернулся, а поселился в Москве. Однажды, в начале 20-х годов, иваньковские мужики поехали в столицу и там на одной из улиц увидели афишу, которая призывала москвичей и гостей первопрестольной посетить лекцию бывшего священнослужителя… Григория Калиновского. Мужики пошли на лекцию и действительно увидели на трибуне своего бывшего сельского батюшку Григория. Написали ему записку с просьбой встретиться. Однако Григорий Леонтьевич встречаться с земляками не пожелал и после лекции… сбежал. Видели его односельчане в Москве и накануне войны. Дальнейшая судьба священника, помолившегося “о грешной душе раба Божия Льва”, неизвестна.
1 Панкратов Александр Савич (1871–1922)— журналист, в 1909–1910 годах встречался с Л. Н. Толстым, автор корреспонденции о нем. См.: Русское слово. 1909. 11 сентября; 1910. 17 февраля.
2 В действительности фамилия сторожа была Фоканов Тарас Карпович (1875–1927), яснополянский крестьянин.
3 Русское слово. 1912. 21 декабря.
4 Игумнова Юлия Ивановна (1871–1940) — художница, подруга Т. Л. Толстой, некоторое время исполняла обязанности секретаря Л. Н. Толстого. Булгаков Валентин Федорович (1886–1966) — секретарь Л. Н. Толстого, автор воспоминаний о нем.
5 Это была Сидоркова Вера Ильинична (1891–?) — горничная Толстых, впоследствии вышедшая замуж за внука писателя — И. А. Толстого.
6 Антоний (в миру — Вадковский Александр Васильевич (1846–1912) — с 1896 года митрополит Петербургский и Ладожский; один из инициаторов отлучения Толстого от церкви; корреспондент С. А. Толстой.
7 Определение Святейшего Синода от 20–22 февраля 1901 года об отпадении (отлучении) Л. Н. Толстого от церкви было опубликовано 24 февраля в “Церковных ведомостях”. Письмо С. А. Толстой митрополиту Антонию напечатано 24 марта в “Прибавлении к 12-й неофициальной части “Церковных ведомостей”.
8 См.: Русское слово. 1912. 28 декабря.
9 Цит. по: Русское слово. 1913. 6 января.
10 Колокол. 1913. 18 января.
11 См.: Русское слово. 1913. 6 января.
12 Набоков Владимир Дмитриевич (1869–1922) — юрист, публицист, один из лидеров партии кадетов, отец писателя В. В. Набокова.
13 См.: Речь. 1913. 1 января.
14 Русское слово. 1912. 30 декабря.
15 Русское слово. 1913. 10 января.
16 Там же. 1913. 5 февраля.
17 РГИА. Ф. 796. Оп. 197. Д.119. Л. д.1-1 об. Полностью этот документ опубликован мною в статье “Священник, помолившийся о грешной душе раба Божия Льва” // Новый журнал. СПб. 1993. № 1. С.164–170.
18 См.: Там же. Л.д. 2-2 об.
19 Позойский С. И. К истории отлучения Льва Толстого от церкви. М., 1979. С. 149.
20 ЦГИА Украины. Ф. 320. Оп. 1. Д. 1329. Л. д. 57.
21 Там же. Л. д. 59-59 об.
22 ГМТ. Рук. отдел.
23 Булгаков В. Ф. В осиротелой Ясной Поляне // Голос минувшего на чужой стороне. Париж, 1926. № 3 (XVI). С.119–120. Следует отметить, что автор ошибочно называет отчество Калиновского “Лаврентьевич”. Такая же ошибка допущена в комментарии и указателе к дневникам С. А. Толстой. См.: Толстая С. А. Дневники. В 2 т.Т. 2.1901–1910. Ежедневники. М., 1978. С.569, 624.
24 Толстая С. А. Указ. соч. С. 383.
25 Цит. по: Комарова Т. В. Об уходе и смерти Л. Н. Толстого // Яснополянский сборник. Тула, 1992. С. 214.
26 См.: Толстая С. А. Указ. соч. С.406–407.
27 Такие попытки предпринимались и раньше. Так, в марте 1913 года надворный советник из Курска граф П. П. Девиер направил в Синод прошение, в котором, в частности, просил снять с графа Л. Толстого отлучение от церкви и совершить отпевание над его телом по обряду православной церкви. Однако Синод своим указом от 17 июня 1913 года постановил: “ПРИКАЗАЛИ: Оставить настоящее прошение графа Девиера без последствий, препроводить его, при указе, Преосвященному Курскому для преподания просителю вразумления” (РГИА. Ф. 796. Оп. 197. Д. 119. Л. д. 3).
Подготовлено к публикации М. Райциной