Опубликовано в журнале Нева, номер 9, 2008
Фаддей Булгарин. Дурные времена: Очерки русских нравов / Вступит. статья С. Денисенко; комментарии С. Денисенко, А. Страховой, С. Шведовой. СПб.: Азбука-классика, 2007. — 368 с., ил.
Скверное все-таки слово — “репутация”, сколько хороших людей на нем поскользнулось! Вступительная статья к этой книге называется “Литературная репутация Фаддея Булгарина”, и если судить по ней, то ничего не остается, как, пожав плечами, признать: литературная (да и не литературная тоже) репутация у Фаддея Булгарина подмочена. “Береги честь смолоду”,— заявил когда-то великий современник злополучного литератора. Булгарин чести смолоду не сберег, за что и заплатил по гамбургскому счету — опять-таки своей репутацией. Впрочем, нам ли, любителям хорошей литературы, живущим в XXI веке, судить автора за его старые грешки? Не лучше ли оставить многочисленные слухи, сплетни, резкие высказывания, едкие эпиграммы на совести литературной братии века позапрошлого? Срок давности давно истек, и, я думаю, сегодня будет справедливо просто признать: Фаддей Булгарин — хороший писатель, и только. В свидетели беру книгу, в прошлом году вышедшую в издательстве “Азбука”.
Тексты, напечатанные здесь, после смерти автора не переиздавались ни разу. При жизни Булгарина они печатались преимущественно в “Северной пчеле”. “Дурные времена” — это сборник очерков и фельетонов, в основном посвященных самым разным сторонам столичной жизни первой половины XIX века.
Бойкое перо автора касается многих тем и порой не щадит выбранных персонажей. Читая “Дурные времена”, мы имеем дело с сатирой, которая в свое время, думается, была весьма острой, но с годами поистерлась, не утратив, впрочем, своего скромного обаяния.
Вот фельетон “Светская известность”. Некто Иван Иванович Абдеритов принимает у себя племянника и учит его, как следует себя вести, чтобы добиться успеха в свете: “Наука легкая! Играть во все игры, танцовать все танцы, появляться на всех балах и вечерах, не иметь собственного образа мыслей, не говорить никогда о серьезных делах, как, например, о книгах и газетах, но уметь объясняться разнообразно о четырех предметах, а именно: о погоде, о спектаклях и балах, о повышениях в чины, о жилетах, фраках, экипажах и лошадях. С этим, дорогой племянничек, ты уйдешь далеко, а с своим авторством сядешь, как рак на мели, а сверх того, наживешь врагов. Посмотри на меня: меня все знают, все принимают, везде честят, а я отроду не имел притязаний на ум…”
Что ж, сюжет известный, но как ловко написано: автор словно в воду глядел. Нам этот пассаж любопытен не столько заложенной в нем иронией, сколько упомянутыми здесь реалиями. Иронию при желании можно отбросить, тогда на поверхность всплывет вполне отчетливая картина того, чем жило высшее общество во времена Булгарина. Играло, “танцовало”, собиралось на вечерах, рассуждало об увлекательнейших предметах… Право, современный читатель может открыть в фельетонах Булгарина второе дно и увидеть то, на что наши далекие предки и не обращали внимания. Этим в первую очередь и интересна книга. Мы словно беседуем со свидетелем и участником интереснейшей эпохи. Добавьте сюда хороший язык, увлекательно написанные сценки и отброшенную мной иронию. Какой же из этого следует вывод — перед нами бесценный документ!
Булгарин с легкостью пишет о чиновниках, купцах, военных, вельможах, модниках и модницах, провинциалах, кутилах и о многих других. Можно подумать, что он умудрялся быть одновременно в нескольких местах: и на балу, и в ресторации, и в театре, и в деревенской глуши, и в передней знатного вельможи, и в литературной гостиной, и бог знает где еще. И всюду он вооружался вниманием, помноженным на собственную фантазию, с тем, чтобы потом, придя домой, очинить как следует перо и начать создавать свои сатиры, которые, как мы видим теперь, вполне выдержали испытание временем.
Давайте же обратимся к некоторым текстам плодовитого автора и посмотрим, что он вынес из своих путешествий.
Вот любопытнейший фельетон “Письма провинциялки из столицы”. Молодая девушка вместе с отцом и матерью переезжает из провинции в Петербург и сразу же становится знатоком столичной жизни. Каких только советов не дает она своей подруге “любезной Полине”. Вот, например: “Посоветуй своему кузену Пьеру, чтоб он не прыгал и не делал антраша: это mauvais ton! Да намекни моему кузену Жаку, чтоб он обрил усы и не топал так ужасно ногами в мазурке, как он говорит, по-варшавски: это также supreme mauvais ton. Здесь ни один штатский не носит усов, а в танцах не прыгают и не топают ногами”. В комментарии к этому отрывку дается подробное объяснение относительно того, как танцевали мазурку в столичных салонах и в провинции: “Изысканная и утонченная салонная мазурка противопоставлялась варшавскому, или краковскому, стилю, который восходил к народному польскому танцу и для которого были характерны сильные и жесткие удары каблуков”. Однако вернемся к нашей “провинциялке”, которая, впрочем, уже вполне ощущает себя столичным жителем. Многое торопится она рассказать “любезной Полине”. Вслед за письмом, где говорилось о танцах, следует письмо со скрупулезном отчетом о состоянии петербургских магазинов. Потом письмо о театре. Потом о приготовлениях к балу: эти приготовления доставили нашей героине немало хлопот. Подумать только! — мосье Шарль, “знаменитый парижский парикмахер”, едва-едва успел заняться прелестной головкой героини лишь за несколько часов до бала. А в семь часов вечера еще не было готово платье! Пришлось посылать отца в магазин и за платьем, и за швеей — в итоге “провинциялка” была полностью одета только в десять часов. Зато бал удался на славу. Подробный отчет был тут же послан в провинцию. Что и говорить, Булгарину удалось создать удивительный образ: живой, цветущий, чувственный, словно списанный с натуры.
А вот одно замечание “провинциялки”, которое вполне подходит и для сегодняшнего дня: “В самом деле, здесь девицы все такие бледные и такие тоненькие, что им нельзя было прогуливаться в чистом поле от страху, чтоб ветер не унес их под облака”. Видели мы таких девиц и в наше время: измученные диетой, в чем только душа держится, зато гордые от того, что у них такие изящные фигурки!
А что же сам автор? Какова его позиция? Свысока ли он смотрит на своих героев? Отчасти это так, но только отчасти. Булгарин подчеркивает, что имеет некоторый жизненный опыт, и подчеркивает это с грустью: “Люди бегут стремглав на пути жизни и не прежде останавливаются на привале, как достигнув опытности, сей предпоследней версты пред общею гостиницею — могилою. Вот я стою теперь возле сей версты и с возвышения смотрю в тыл, на дорогу”. Эти строки были опубликованы в 1833-м, когда писателю было сорок четыре года, а умер он только двадцать шесть лет спустя. Но как бы печально ни звучали эти строки, дело свое Булгарин знал хорошо: “Смешна одна глупость, и ненавистен только порок. С ним-то вступает в борьбу сатира и карикатура с благою целью очистить от них изнанку человечества!.. Истребление зла есть уже добро, то же, что очистка золота от примесей…” Может быть, следуя именно этому правилу, Булгарин отругал столичного “фашонебля” (то есть денди) и посмеялся над ленивыми и надменными вельможами. Что касается первого, то тут можно и поспорить с автором, зато второе бьет не в бровь, а в глаз.
От фельетонов перейдем к очеркам. Из них наибольшее впечатление произвели “Русская ресторация” и “Гостиный двор”. В самом деле, что может быть любопытнее того, как ели и как продавали во времена Булгарина. Интерес не праздный. Недурно было бы сравнить очерки автора с временами нынешними, да и сам предмет обсуждения давно перестал быть пошлым — теперь нам важно знать буквально все о том, чем жил век XIX.
В “Русской ресторации” автор делает обширный экскурс в историю (“Русский трактир есть место столкновения старинной Руси с Европою”). Булгарин начинает свой рассказ с князя Владимира, упоминает Петра I и постепенно добирается до своего времени. Здесь Булгарин не просто писатель, но писатель-историк, хорошо знающий, как развивались трактиры и рестораны на Руси. Ничего не скажешь, действительно познавательно и интересно. Самая же, на мой взгляд, чудная картина посвящена русским купцам, которые, как им и положено, пьют чай. Только вслушайтесь в эти строки: “Эти шесть человек купцов, на которых я вам теперь указываю, допивают уже четвертый самовар! Каждый из собеседников влил во внутренность свою по сороку маленьких кругленьких чашечек чаю, без сливок, вприкуску! Прикуска — это такое искусство, которому я не мог никак научиться, попробовав несколько десятков раз, из одного любопытства. Каким образом сохранить во рту кусок сахару, обливая его горячею водою,— это для меня до сих пор непостижимо! Но русские люди пьют по десяти чашек с одним куском сахару и, держа его во рту, разговаривают, не картавя! Как это делается — мне никто не мог растолковать, и я предоставляю разрешение этого таинства ученым анатомам! Пот бьет градом с чела собеседников, а они продолжают пить, поддерживая с необыкновенною ловкостью, блюдечко на пяти пальцах!” И так далее, и так далее. Рамки рецензии не позволяют цитировать дальше, а соблазн процитировать как можно больше велик — слишком уж ловко пишет автор о выбранном им предмете.
Те же самые купцы, которые так аппетитно пили чай в “Русской ресторации”, появляются и в “Гостином дворе”. Еще бы! Гостиный двор — их законная вотчина, место, где они чинят торговлю и нещадно дерут с покупателя. Булгарин приводит прелестную историю о том, как за серебряную табакерку с него спросили ни много ни мало — тридцать пять рублей! Не имея при себе денег, автор брякнул первое, что пришло в голову: “Дам пять рублей”. И что бы вы думали? На полпути из Гостиного двора его догнал мальчик с табакеркой и потребовал пять рублей. Жаль, что в наше время не принято торговаться: у меня есть подозрения, что и сегодня в Гостином дворе с нас берут втридорога.
Такова книга Фаддея Булгарина. Честное слово, прелюбопытнейшая книга. К тому же она очень и очень неплохо оформлена. Множество иллюстраций (автор большинства — В. Ф. Тимм), сделанных в далеком XIX веке, радуют глаз. Хочется сказать спасибо и комментаторам: все неясные места прокомментированы четко и убедительно.
(Все же к комментаторам у меня есть маленькая претензия: на странице 324 дана прекрасная справка о том, как играть в банк. Но на той же странице упомянута другая карточная игра — три листика. О том, как играть в нее, не сказано. Обидно.)
В одном из фельетонов Булгарин заметил: “В столицах так называемые умники для того только заглядывают в журналы, чтоб увидеть заглавие статьи, схватить на лету из нее пару фраз и, если автор друг, — расхвалить, а недруг — разбранить при случае, то есть поискать случая к тому”. Не будем уподобляться так называемым умникам и с большим вниманием прочтем интереснейшие тексты Булгарина. У меня как у человека, прочитавшего книгу целиком, есть все основания полагать, что он этого заслужил.
И еще: я не совсем согласен с названием книги. Булгарину выпало жить в удивительную эпоху, к тому же времена не выбирают. И если кто-нибудь по прочтении фолианта и воскликнет: “О времена, о нравы!”, то воскликнет это с восторгом, а не с горечью.
Виталий Грушко