Опубликовано в журнале Нева, номер 7, 2008
Поводом для написания данной статьи послужили две публикации в журнале “Нева” (1) — о рок-культуре за авторством культуролога Екатерины Дайс. Появившиеся с интервалом в два года, они сразу привлекли внимание заинтересованной аудитории уже самим фактом своего существования. Русский рок — явление пока еще слабо изученное. Лишь в последние семь-восемь лет начинают появляться научные труды филологов, социологов, культурологов, где только подступаются к рок-искусству. Пытаются наметить направления в его изучении, сформулировать основную проблематику (2). В толстых же журналах мне известны всего несколько публикаций по этой теме — их можно прочесть в “Новом литературном обозрении”. В связи с таким положением вещей особенно важно прореагировать на материалы, искажающие русский рок и вводящие читателя в заблуждение, материалы, представляющие рок-культуру по меньшей мере односторонне. Или хотя бы предложить альтернативную точку зрения. Обе статьи связаны общей концепцией, но так как вторая публикация увидела свет недавно, большую часть своих возражений я посвящу ей. Впрочем, не обойду вниманием и первую статью, которая является фундаментом для всех последующих рассуждений автора. Концентрация необъективности в трудах Екатерины Дайс высока, и мне хотелось бы остановиться на некоторых важных вопросах.
Признаться, когда я брался за написание статьи, у меня была идея сделать что-то в духе “Заметок на полях”. Распечатки были исчирканы ручкой, и чуть ли не каждый абзац оставлял после себя кучу вопросов и замечаний. Однако затем я решил подойти к делу более концептуально и возразить Екатерине Дайс не по отдельно взятым кускам, но обратить внимание на всю ее теорию в целом. Тем более что, если бы я ввязался в полемику по каждому утверждению, статья бы заняла слишком много страниц.
Итак, основной message обоих материалов заключается в том, что Русский Рок как явление принадлежит к так называемой малой культурной европейской традиции (в дальнейшем МТ). МТ пронизывает всю рок-культуру и является в ней безусловной доминантой. Что же это такое? “Малая культурная традиция — это субдоминантная в рамках европейского культурного космоса парадигма, сложившаяся как единое целое в III–IV веках н. э. из элементов, отброшенных при формировании христианского космоса, составившего большую культурную традицию” (3). Опознать МТ можно по “гностико-манихейскому миропереживанию, характерному для субдоминанты” (4). В чем специфика гностико-манихейского миропереживания? Как говорит сама Екатерина Дайс, гностицизму присуще “отрицание благого Творца; негативное отношение к видимому вещному миру — ошибке злого неведающего создателя; человек же, которому враждебны и этот мир, и создатель, возвышается над ним в силу своего духовного начала, заключенного в нем; спасение представляется в виде гносиса — пути освобождения этого начала от оков неведения, плоти, вещества” (5). В манихействе же “больший упор делается на борьбу оппозиций — духа и материи, добра и зла и т. д. └Как и весь гностицизм, манихейство родилось из страха, присущего человеческому существованию. Положение, в которое человек повергнут, рассматривается им как странное, невыносимое, в корне дурное. Он ощущает себя порабощенным телом, временем и миром, причастным злу, которое постоянно угрожает или оскверняет его… └Я” поистине выше действительной жизни и чуждо этому телу, этому времени и этому миру”” (6). И, наконец (возвращаясь уже непосредственно к МТ), еще один тезис, который понадобится в дальнейшем: “В целостности малой традиции сосуществуют каббала, гностицизм, магия, оккультизм, эзотерические практики вроде алхимии, инициатические культы. Особое место занимают орденские структуры (тамплиеры, розенкрейцеры, масоны и др.)” (7).
Ни много ни мало, русские рок-музыканты, по теории Екатерины Дайс, являются сектантами (в данном случае я не вкладываю в это слово каких-то отрицательных коннотаций, но давайте называть вещи своими именами), проповедующими магию, оккультизм и прочую “ересь”. Проповедуют зачастую не явно, а скрыто (еще бы — эзотерическое знание всегда было для избранных), то есть воздействуют прямо на подсознание. Это двойное дно автор статьи и пытается высветить, расшифровав многочисленные тайные знаки. При этом наиболее успешны на этом поприще скрытых смыслов двое: Борис Гребенщиков и Майк Науменко.
Сансара-Нирвана
Когда я понял, в какой контекст поместили бедного Бориса Борисовича, я долгое время находился в недоумении. Мне было бы понятно, если б к МТ причислили, например, творчество Константина Кинчева периода альбома “Шабаш”, где отчетливо прослеживаются элементы язычества. Мне был бы ясен ход мыслей автора, если б он вычленил гностическое мироощущение в творчестве раннего “Крематория”. Я бы скептически ухмыльнулся, но, безусловно, не отбросил версию “магичности” творчества позднего (1985–1986) Башлачева (8). Но чтобы БГ? Нет никого в русском роке, на мой взгляд, менее подходящего для такой роли. И вот почему. Уже на протяжении многих лет исследователи и слушатели обращают внимание на уникальный синтез в его песнях восточной и западной (христианской в ее ортодоксальном понимании, то есть относящейся именно к большой традиции) религиозной философии. Тексты БГ наводнены отсылками к даосизму, буддизму, индуизму и, конечно же, к Библии. Вот что говорит Гребенщиков в своем интервью 2004 года: “Давайте сразу проясним ситуацию. Православие меня интересует ничуть не меньше. Просто его я открыл для себя на десять лет позже буддизма. У меня есть интерес ко всем небытовым проявлениям жизни. Буддизм, индуизм, православие, даосизм — все, что выходит за рамки повседневного” (9). Интересно, что, если попытаться измерить отсылки количественно, то к востоку БГ обращается все-таки наиболее часто, причем особенно тяготеет к даосизму, и здесь как раз можно говорить о доминанте. Связано это с тем, что в восточной философии Гребенщиков находит то, чего ему сильно не хватает в западной (заметьте, что Гребенщиков ее не отвергает, а дополняет востоком): “Мне нравится восточная философия тем, что она более или менее деятельная — когда ты знаешь, что делать с собой. В то время как у нас философия — она именно философская, мы можем сесть на кухне и поговорить, как устроен мир. Но как при этом сделать, чтобы мы сами стали лучше, мы не знаем. Восточная философия мне нравится своими рецептами” (10).
Питается этот уникальный синтез от одной простой, хотя и непризнанной многими религиозными адептами идеи, что в основе всех религий лежит одно и то же знание, что у всех великих учений один общий корень (кстати, по последним исследованиям крупнейшего религиоведа Е. А. Торчинова (11), это действительно так: он утверждает, что в основе всех религиозных концепций лежит один и тот же психотехнический опыт, который затем вербализируется, опираясь на местный культурный контекст, в результате чего и происходит разделение). Применительно к творчеству БГ своего пика эта идея достигает в последних альбомах. Так в альбоме “Песни рыбака” он поет: “Я сам себе суфий и сам себе йог”. Оппозиции между религиями сняты.
Я понимаю, что приверженцы МТ тут же мне возразят в том духе, что общее знание (основание всех религий) и есть гностико-манихейская философия. Такая идея гностиками высказывалась. Поспешу их расстроить: это философия принципиально другая, во всяком случае, в понимании рассматриваемого рок-классика. Для того чтобы емко ее сформулировать, обратимся к еще одному важному интервью: “Речь идет об учении, а учение существовало всегда. Суть его сводится к тому, что — люди, fuck you, проснитесь, вокруг такая красота, а вы в луже копаетесь” (12). Эту же мысль мы найдем и в самих песнях Гребенщикова. Причем как в христианском, так и буддийском контексте.
Небесный град Иерусалим
горит сквозь холод и лед,
и вот он стоит вокруг нас,
и ждет нас, и ждет нас.
Небесный град Иерусалим здесь, на земле. Он вокруг нас и внутри нас. Главное — это осознать и войти в него. И никакого, заметьте, освобождения от оков плоти и вещества. Все дело в понимании. Если же обратиться к буддизму, то у БГ есть следующая отсылка: “…а коли поймешь, что сансара нирвана, то всяка печаль пройдет”. Известная философская концепция махаянского буддизма о тождестве Нирваны и Сансары. Задача человека — так изменить свое сознание, чтобы понять это. Освободиться (пробудиться) и стать счастливым. “Религия — это наука человеческого счастья, строго говоря. Хотя, конечно, трактуют ее часто не так, но на самом деле речь идет именно об этом” (13). Согласитесь, такое мировоззрение слабо соотносится с пессимистичным и негативным гностицизмом, я бы даже сказал, совсем не соотносится, противоречит ему. Счастье — ключевое слово в творчестве (особенно позднего) БГ. Счастье от красоты этого мира, его величественности и непостижимости, счастье от возможности в этом (подчеркиваю: материальном) мире находиться, заниматься творчеством, слушать музыку. Короче говоря, мастер любит жить.
Приведем еще несколько цитат. Отношение к окружающему “вещному” миру интересно проявляется в заочном споре с Майком Науменко. А именно с его песней “Жизнь в зоопарке”:
И люди пьют водку, другие курят траву,
А кое-кто даже коллекционирует марки,
Пытаясь уйти от себя и пытаясь забыть тот факт,
Что все мы живем в зоопарке.
И порой мне кажется, что я скоро возьму и сойду с ума.
Солнце печет, и становится очень жарко.
И кто бы ты ни был, я прошу тебя, постой, не уходи.
Давай убежим из этого зоопарка.
Реальность представляется Майку в виде клетки, тюрьмы. Герой не свободен. На что много лет спустя БГ замечает: “Я пью джин, как будто кухарка, / я забыл дорогу к выходу из зоопарка”. То есть его реальность как раз устраивает. Слово “забыл”, учитывая музыкальную составляющую песни, можно и нужно трактовать именно в положительном смысле. Герой не хочет никуда бежать. Он смотрит на то, как “приближается лето”, потягивает джин и не сопротивляется ходу событий. Все гармонично.
Интересно еще и то, что в альбоме “Песни рыбака” БГ дважды высмеивает всяческих гуру, гадалок, астрологов, магов и прочих любителей МТ: в песнях “Человек из Кемерова” и “Диагностика кармы, или Мой путь к Богу”:
Кормила меня кактусом вместо обеда,
Сажала в лотос за каждый пустяк —
Даже твой любимый Дон Хуан Кастанеда
Не учил, что с людьми можно обращаться вот так.
‹…›
Чтоб я не ушел, ты развинтила мне чакры
И перепаяла мой ментал на астрал:
Посмотри мне в глаза, Эсмеральда,
Неужели я хоть в чем-то соврал?
Приведу, наконец, последний в этой статье аргумент, почему Гребенщикова нельзя отнести к МТ. Как я уже цитировал выше, МТ опирается на манихейство, для которого основополагающим является жесткая оппозиция зла и добра, духа и материи. Так вот у Гребенщикова во многих текстах этот антагонизм отсутствует. Например, в песне “Капитан Воронин”:
И если дерево растет, то оно растет вверх,
и никто не волен это менять.
Луна и Солнце не враждуют на небе,
и теперь я могу их понять.
Луна и Солнце всегда символизировали злое (темное) и доброе (светлое) начала, но они, оказывается, уже давно не воюют. Еще более ясно БГ выражает свою мысль здесь: “Я не могу принять сторону, / я не знаю никого, кто не прав”. Комментарии излишни.
Великий бытописатель
Я обычный парень, не лишен простоты.
Я такой же, как он, я такой же, как ты.
Майк Науменко
Чуть другую картину мы видим в творчестве Майка Науменко. В его песнях есть некоторые черты, которые при желании можно приписать гностическому мироощущению. Поэзия Майка достаточно пессимистична и болезненна, окружающий мир оценивается часто со знаком минус, женщина может предстать и в виде блудницы. Все эти мотивы у Майка безусловно присутствуют. Но согласитесь, жизненный пессимизм — еще не повод для эзотерических обобщений. А женщина, которая периодически ходит налево, совсем не обязательно “падший эон София”. Но все дело в том, что в творчестве Майка Науменко нет главного — мистики и религии. По отзывам людей, знающих музыканта близко, он был атеистом. Вот, например, что пишет в своих воспоминаниях Борис Гребенщиков: “Майк же был известным атеистом. Принципиальным атеистом. А что такое быть атеистом — это ставить себя поперек. Поперек потока, называйте это как угодно — Бог или Дао… Принципиально то, что вот Майк — такой хрупкий, слабый, но абсолютно независимый: он ставил себя вот так — поперек всего. Да, он мог пойти на компромисс в каких-то житейских делах — это записано не так, это снято не так, но принципиально у него была позиция, что он находится в противоположности к судьбе, в противоположности к Богу, к Дао, ко всему. Мы-то всегда делали то, что шло само. Просто нельзя было не сделать, поэтому делали, а от себя ничего не предпринимали. А Майк как раз, несмотря на всю свою хрупкость, слабость и неприспособленность, он, однако, свою позицию отстаивал до конца, и этим тоже он вызывает мое глубокое уважение. Я не считаю, что это была мудрая позиция, но она была последовательная стопроцентно. Он принципиально отрицал Бога. Он принципиально в него не верил” (14).
В его песнях исключена не только малая европейская традиция, но и большая. Майк предельно приближен к миру вещей, он чрезвычайно прост и доступен, что неоднократно отмечалось многими критиками. Собственно, в этом его уникальность, и именно этим он принципиально отличается от БГ. Никаких эзотерических отсылок и второго слоя, только жизнь, как она есть. Минимум сравнений, аллегорий и метафор — аскетизм поэтических средств. Как говорил сам Майк в одном своем интервью: “Да, мы поем о реальных вещах. О нас с вами, какие мы есть на самом деле” (15). Вы спросите: а как же “да святится имя твое”, или “твоя плоть как вино”, или “ты тянешь меня на седьмое небо”? Не с потолка же берет Екатерина Дайс цитаты…
Ирония в том, что такие цитаты — исключения! Мы же говорим о творчестве в целом. К тому же если внимательно присмотреться, то имеют они не эзотерический подтекст, а самый что ни на есть обыденный. Так, например, “седьмое небо” — устойчивое словосочетание, выражающее верх наслаждения (“быть на седьмом небе от счастья”), а отнюдь не “гностическое деление высших сфер на семь небес”, как утверждает Екатерина Дайс. “Да святится имя твое” — строка, позволяющая выразить всю силу любви к обычной земной женщине. Блудница София тут ни при чем. При интерпретации состоявшихся авторов не стоит забывать, что мы находимся в рамках их поэтической системы, и она является очень важным компасом. Так вот, мои тезисы подтверждает вся поэтическая система Майка Науменко:
И барышни в столице милы, но не для нас.
Они не любят музыкантов, идут в сплошной отказ.
Меня динамит телеграф, не выдавая перевод,
Мне некуда укрыться, когда болит живот.
Из порванной штанины глядит мой голый зад —
Еще по одной, и пора назад.
Все предельно ясно: московские женщины не любят (и не хотят) питерских музыкантов, на телеграфе никак не получить перевод, джинсы порваны, и вообще неуютно. Здесь сказано только то, что сказано, ничего лишнего. Именно поэтому тексты Майка Науменко очень легко поддаются пересказу. То, что для классической поэзии является скорее приговором (помните — настоящую поэзию нельзя пересказать?), у Науменко работает на все сто процентов. Как сказал один из поклонников: “Когда я слушаю Майка, то понимаю, что это действительно все с ним происходило. Он ничего не придумал”.
И кое-как я умылся и почистил зубы,
И, подумав, я решил, что бриться мне лень.
Я вышел и пошел куда глядели глаза —
Благо было светло, благо был уже день.
И на мосту я встретил человека,
И он сказал мне, что знает меня.
И у меня был рубль, и у него четыре,
в связи с этим мы взяли три бутылки вина.
Эти тексты больше напоминают прозу, положенную на ритмическую основу, этакий роковый “нон-фикшн”. Нехитрые бытовые документальные зарисовки. Часто о любви, о боли, о предательстве друзей, об одиночестве. Но все сугубо земное: портвейн, папиросы, деньги, коммунальные квартиры, зубная щетка, немытая посуда. Майк никогда не лез высоко. Вот что пишет Коля Васин в своих воспоминаниях: “…мне кажется, его погубило то, что он жил, как живется. Это было его проповедью, это было его музыкой, его философией, и он пил, как пьется, ел, как естся, и ничего не делал для того, чтобы спасти душу, спасти жизнь, поверить в Бога” (16). Истинно так. Более того, есть примеры, когда Майк высмеивает религиозное, сверхъестественное. Какая там “искра души, заключенная в темницу тела”:
Я — Гуру, по-вашему, это будет “учитель”.
Я щас расскажу о смысле жизни.
Ведь я в натуре профессионал, а не любитель.
Эй, ты, там, на седьмом ряду, с портвейном,
Ну что ты хлещешь из горла, щас дам стакан.
Вернешь с глоточком, но ты лучше бы послушал,
Что тебе говорят, пока ты не шибко-то пьян.
Что же до женщин, то лирика Майка так же бесхитростна, хотя и очень разнообразна. Я бы даже сказал, это целая библиотека любовных отношений. Там есть все: и просто ни к чему не обязывающий секс, и мимолетная влюбленность, и потеря любимой навсегда, и обоюдная гармония, и огромная страсть. Женщина поднимается на пьедестал и потом с него падает. Чувства остывают, герой трезвеет:
Мария, я что-то не вижу
Нимба над твоей головой.
Наверное, мне будет неловко,
Если меня встретят рядом с тобой.
И все это кажется странным,
Но, как говорят, c’est la vie.
А когда-то я был готов отдать все
За тень твоей любви.
Женщина лжет или изменяет лирическому герою, и тогда он может выразиться весьма резко: “Ты дрянь”. Но и сам герой не без греха: может затащить в постель женщину друга:
Она спросила меня как бы невзначай:
“А как же Венечка, он будет сердит?”
Я сказал ей: “Ах какая ерунда, пойдем заварим чай.
Знать ему зачем? Ведь он еще спит”.
В общем, все как обычно. Наверное, поэтому творчество Майка до сих пор так высоко ценится. Здесь каждый может найти то, что ему близко. В текстах Майка проявлены едва ли не все любовные ситуации и самые характерные переживания, понятные многим людям. Такая вот одна нескончаемая “песня простого человека”. Если бы при этом Майку не было наплевать на собственную раскрутку, если бы у него была хорошая хватка или хотя бы адекватный продюсер, его популярность была бы, как мне кажется, выше, чем у Виктора Цоя. Потому что “говорить со мной — / это то же самое, что говорить с тобой, / я такой же, как все”. Однако не срослось.
А вы говорите — “Симон Маг”…
Чудеса интерпретации
По правде сказать, когда я прочитал статьи Екатерины Дайс, то первым делом полез в Интернет смотреть на реакцию. Благо были отзывы на тогда еще существовавшем форуме Журнального зала, а на августовский материал откликнулась блогосфера. Почти все отзывы оказались отрицательными, но удивило меня не это. Мало кто возразил автору на концептуальном уровне, в основном реагировали на отдельные реплики.
Что же произошло? Дело в том, что одна из главных бед обоих исследований (Бог с ней, с концепцией) — это откровенные ляпы, указывающие на слабое владение материалом, которое впоследствии выливается в чудеса интерпретации. Причем ляпы настолько вопиющие, что их не допустил бы даже человек, знающий русский рок на обыденном уровне.
Вообще при интерпретации всегда появляется искушение поддаться соблазну и выдать желаемое за действительное, притянуть за уши некоторые строки. Особенно если ты очень сильно увлечен идеей. Собственно, тогда и начинаются чудеса и отовсюду появляются вымышленные доказательства тотальной гностичности рок-культуры. От этого, правда, есть хорошая прививка: при спорных моментах подключать контекст. И тогда тайное становится явным. Но ведь подключение контекста может легко развалить всю концепцию, именно поэтому о нем лучше умолчать. Перейдем к конкретным казусам. Как я уже говорил выше, объем статьи не позволяет разобрать все нелепости, сказанные Екатериной Дайс, поэтому остановлюсь на самых ярких.
“И └Алиса” в └Солнцевороте”, и └Наутилус Помпилиус” в └Звере” ведут речь об одном и том же. Сюжет обеих песен сводится к ночному шабашу, к вызыванию дьявола с помощью костров и полету, которым заканчивается ночь” (17).
Наверное, когда автор писал эти строки, Константину Кинчеву приснился кошмар. Его не просто заподозрили в язычестве, а еще и объявили сатанистом. Объясню. Альбом “Солнцеворот” — первый полностью православный альбом “Алисы”. Именно с этого альбома начинается совершенно новый этап развития культовой рок-группы. “Алиса”, например, перестает играть во время постов. Все очень серьезно. Сам Кинчев говорит о своей работе: “Весь новый альбом направлен на то, чтобы объяснить позицию └Алисы“. А позиция такова: через снискание благодати Святого Духа ты наследуешь Царствие Небесное. Это необходимость для каждого человека. Я в это верю” (18). Обращение Кинчева в христианскую веру (ортодоксальную) — это общеизвестный факт, и написать о том, что он вызывает дьявола в песне “Солнцеворот” и что сюжет сводится к ночному шабашу, может только, извините, профан (ПРОФА’Н, а, м. [лат. profanus — непосвященный]). Тем более что, кроме слова “костры”, на это больше ничего не указывает. Кстати, альбом вышел в 2000 году, а по мнению автора статьи — в 1998-м (во время дефолта). Но это уже мелочи. Далее мое любимое:
“Мир русского рока создан для мужчин, ценящих настоящую мужскую дружбу, веселые компании, вино и музыку. Женщины существуют на заднем плане, они — часть ненавистного быта, отрицающего бытие. В женщине русского рока материя победила дух, а низменные страсти — возвышенные идеалы. Отношение к ним потребительское”. “Отношение к женщине как к существу второсортному в данном случае принципиально и указывает на гностический характер русского рока” (19).
Как я уже писал в предыдущей главе, даже у такого рок-музыканта, как Майк, который славился своими “антифеминистическими” песнями, помимо текста “Ты дрянь”, есть, к примеру, песни “Свет” и “Она была” с прямо противоположной позицией. Если же внимательно прослушать других авторов, то восхищение женщиной встречается у Гарика Сукачева (“Напои меня водой”), у Виктора Цоя (“Проснись — это любовь”), у Башлачева (“Влажный блеск наших глаз”), у Гребенщикова (“Ключи от моих дверей”, “Черный брахман”) и многих других. Гребенщикова стоит процитировать:
Я один не теряю спокойства,
Я один не пру против рожна.
Мне не нужно ни пушек, ни войска,
И родная страна не нужна.
Что мне ласковый шепот засады,
Что мне жалобный клекот врага!
Я не жду от тиранов награды
И не прячу от них пирога;
У меня за малиновой далью
На далекой лесной стороне
Спит любимая в маленькой спальне
И во сне говорит обо мне.
Из текста видно: самое ценное, что есть у лирического героя, — это его любимая. С ней не может сравниться целая страна. О каком потребительском отношении в таком случае может идти речь, о какой второсортности?! А уж песню Сукачева “Напои меня водой твоей любви” знают миллионы людей (за исключением, видимо, Екатерины Дайс). Это один из главных его хитов. Цитат привести можно много, но, на мой взгляд, лучше еще раз внимательно послушать сами песни. От потребительского отношения к слабому полу перейдем к интимному:
“Допустимость секса только перед лицом смерти (санитары леса — волки — скоро подберут раненых) и практически полная невозможность совокупления в обычной ситуации — это позиция русского рока” (20).
Не слушаем, не читаем, не знаем. Навскидку песня Александра Башлачева:
Платина платья, штанов свинец
Душат только тех, кто не рискует дышать.
А нам так легко — мы наконец
Сбросили все то, что нам могло мешать.
И далее:
За окном — снег и тишь.
Мы можем заняться любовью на одной из белых крыш.
А если встать в полный рост,
То можно это сделать на одной из звезд.
Как видите, никакого “лица смерти”. А если послушать всю песню целиком, есть в ней и вполне обычная “диван-кровать”, и “ложечка в чашке чая”, и даже сосед, которому эта позвякивающая ложечка мешает спать. И это весьма характерно для русского рока. Смотрите, к примеру, песни Майка “Она была” и “Пригородный блюз № 2”. Там тоже все вполне обыденно.
“Война важна для нас при изучении специфики русского рока — это постоянное место пребывания главного героя” (21).
Сначала мой взгляд не зацепился за эту фразу, пока я не понял, что же имеется в виду. А имеется в виду война в прямом смысле. К примеру, “Звезда по имени Солнце” Виктора Цоя, оказывается, “милитаристский” гимн. И вообще желание пойти пострелять — неотъемлемое желание рок-музыкантов. Этакие готовые “боевики”. И уже совсем неважно, что в реальности рокеры усиленно косили от армии и написали множество антивоенных песен. От “Завтра может быть поздно” Кинчева и “Безъядерной зоны” Цоя (признанной в рок-клубе лучшей антивоенной песней-84) до “Эй, брат, здравствуй” Гарика Сукачева и “Красных листьев” “Наутилуса”. Тут стоит отметить один, правда, достаточно характерный, миф о рок-культуре: в сознании многих она ассоциируется с конфликтностью.
Это далеко не так. По точному замечанию Ильи Кормильцева, “воинственность” рока ярко проявлена только в период с 1986–1991 годов (22), во времена контркультуры. Я бы мог с ходу назвать около сорока-пятидесяти бесконфликтных, светлых песен у Юрия Шевчука, Гарика Сукачева, Виктора Цоя, Андрея Макаревича, Гребенщикова и других. Другое дело, что, возможно, эти песни просто хуже запоминаются: агрессия и боль оставляют в сознании гораздо более глубокие отпечатки.
Пожалуй, хватит. Написанного достаточно, чтобы не читать статью до конца, сделав вывод о некомпетентности автора. Можно было бы еще развенчать утверждения вроде “во второй своей песне с альбома └Все братья-сестры“ БГ поет о гомосексуальной инициации молодого человека” или что в песне Цоя “Троллейбус” —“это нечто вроде гроба или лодки Харона”. Но зачем?
Ситуация на самом деле довольно прозрачная. Автор выдвинул для себя изначально несколько тезисов и решил притянуть к ним за уши всю рок-культуру, надергав нужных цитат, проинтерпретировав их в нужном для себя русле и проигнорировав тексты, по смыслу полностью противоположные. А потом заявил о принадлежности рока к МТ. В научном сообществе это называется “подгонка данных”. Причем Екатерина Дайс, ни много ни мало, утверждает, что МТ в русском роке доминирует. Я бы еще понял, если б в русском роке были обнаружены элементы МТ (а отдельные элементы в отдельных текстах, наверное, присутствуют — не в изоляции же мы находимся). Так ведь нет. Это, оказывается, его “смысловое ядро”, его суть. При этом в первой статье, где автор делает обзор всего рока, из исследования исключены Янка Дягилева, Егор Летов, “Калинов мост”, “Воскресение”, “Машина времени”, то есть проигнорированы московская и сибирская рок-школы (23). Можно ли без их творчества делать какие-то выводы о культуре в целом? Я думаю, нет. К тому же, на мой взгляд, вообще довольно наивно пытаться привести к какому-то одному общему знаменателю рок-культуру. Для этого она слишком сложное и многоуровневое явление. Никому же в голову не приходит, например, в современном литературном процессе вывести какую-то единую концепцию, опираясь на стихи Олеси Николаевой, Федора Сваровского, Дмитрия Тонконогова, Михаила Бару, Бориса Херсонского и Кирилла Медведева, найти у них какое-то одно доминирующее мироощущение. Слишком разные это авторы со своими уникальными взглядами на мир и поэтическими системами.
В рок-поэзии все точно так же. Можно пытаться говорить о какой-то концепции на уровне одного альбома (24), в крайнем случае на уровне текстов одного автора. И то мировоззрение, например, Константина Кинчева на рубеже веков кардинально меняется. Первые альбомы группы “Кино” более наивны по сравнению с последними тремя. Башлачев также не стоял на месте и примерно с 1985 года уходит от бытописательства. Тексты этого периода наполнены религиозными и философскими смыслами. Такова радуга рока, его палитра.
Капля меда в бочке с дегтем
Какие же все-таки есть плюсы у этих статей, и есть ли они вообще? Один плюс очевиден. Дело в том, что МТ в роке присутствует, причем не фрагментарно, а на уровне поэтической системы автора. Актуализация ее в рамках русского рока все же не пропадет зря. Только Екатерина Дайс ищет МТ в прошлом, а надо обратить внимание на современность. Есть целых три музыканта, которые до сих пор были в этой системе довольно последовательны. У меня даже появлялась мысль объединить их в одну “эзотерическую” школу. Это Алекс Поляков, Сергей Калугин и Олег Дегтярев. У Калугина, правда, тоже, как и у БГ, есть некоторые восточные влияния, но общий мистицизм налицо, особенно в альбоме “Нигредо” (уже название говорит само за себя). А самый яркий и последовательный “гностик” — конечно, Алекс Поляков. “В материальных слоях, / в тональности ля, на планете Земля”, как он пел в своем втором альбоме. Вот где для исследователя-культуролога золотое дно. Рекомендую.
Литература
1. Дайс Е. А. Поиски Софии в русском роке: Майк и БГ // Нева. 2007. № 8; Дайс Е. А. Русский рок и кризис отечественной культуры // Нева. 2005. № 1.
2. См. сборники научных трудов “Русская рок-поэзия. Текст и контекст”, изданные Тверским государственным университетом.
3. Дайс Е. А. Поиски Софии в русском роке: Майк и БГ // Нева. 2007. № 8.
4. Там же.
5. Дайс Е. А. Русский рок и кризис отечественной культуры // Нева. 2005. № 1.
6. Там же.
7. Дайс Е. А. Поиски Софии в русском роке: Майк и БГ // Нева. 2007. № 8.
8. Свиридов С. В. Поэзия А. Башлачева. 1986. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Вып. 4]. Тверь, 2000.
9. Интервью с БГ в газете “Аргументы и факты”. 22 декабря 2004 года // [Электронный ресурс] http://handbook.reldata.com/handbook.nsf/&Open.]
10. Интервью БГ на BBC 25 мая 2007 г. // [Электронный ресурс] http://handbook.reldata.com/handbook.nsf/&Open.
11. Торчинов Е. А. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. 4-е изд. СПб.: Азбука классика; Петербургское востоковедение, 2007. — 544 с.
12. Дымов С. Интервью с БГ после концерта в Нижневартовске 19 декабря 2004 года // [Электронный ресурс] http://handbook. reldata.com/handbook.nsf/&Open.
13. Кирилл К. Разговор с Борисом Гребенщиковым в двух томах с приложениями и песнями // 7 мая 2007 года [Электронный ресурс] http://www.svobodanews.ru/Transcript/2007/05/07/20070507175311773.html.
14. Рыбин А., Старцев А., Липницкий А. Майк: Право на рок. СПб.: Издательство ЛЕАН, 1996. — 288 с.
15. Там же.
16. Там же.
17. Дайс Е. А. Русский рок и кризис отечественной культуры // Нева. 2005. № 1.
18. Александр А. “Солнцеворот”-2000 и другие были Константина Кинчева // Ровесник. 2000. № 5 (455). [Электронный ресурс] http://www.alisa.net/pressa.php&action=2000& disk=press53.
19. Дайс Е. А. Русский рок и кризис отечественной культуры // Нева. 2005. № 1.
20. Там же.
21. Там же.
22. Кормильцев И., Сурова О. Рок-поэзия в русской культуре: возникновение, бытование, эволюция. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Вып. 1]. Тверь, 1998.
23. Там же.
24. Доманский Ю. В. Циклизация в русском роке. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Вып. 3]. Тверь, 2000.