Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2008
Александр Сергеевич Запесоцкий родился в 1954 году в Курске. Окончил Ленинградский институт точной механики и оптики. Председатель исполкома Конгресса петербургской интеллигенции, профессор, доктор культурологии, член-корреспондент Российской академии образования, заслуженный деятель наук России, заслуженный артист России, ректор Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов.
СОЧИ: МОРЕ, ДЕВОЧКИ И ДИСКОТЕКА
На дворе — последние годы “развитого социализма”. А я — аспирант Ленинградского института культуры, дописывающий диссертацию о жутко модных в это время дискотеках и проводящий эти самые дискотеки везде, куда пригласят за достойные деньги — от самых крупных и престижных площадок города, типа Дворца молодежи, до совхозов-миллионеров в областной глубинке. Слово “диск-жокей” — не про меня. Оно — для всякой шушеры из пивбаров. Я же — на вершине этого бизнеса: немало известный ведущий программ ленинградского телевидения, лектор элитной группы общества “Знание”, имеющий право разъезжать с выступлениями по стране, артист Ленконцерта, тарифицированный по высшей категории…
На гастроли в Сочи я попадаю все же вне всякой логики своей побочной профессии: случайно остановившись у своих друзей в Адлере во время летних каникул, знакомлюсь с их приятелем Степой, живущим и работающим на самой границе Большого Сочи с Абхазией. Предприимчивый Степа одержим идеей заработать большие деньги, модернизировав местную танцплощадку, и я ему для этого совершенно необходим. Вообще-то Степа — армянин. Из этого вытекает, что ему в местной ситуации надлежит работать поваром, что он и делает в заурядной столовой турбазы, проклиная судьбу. Проблема в том, что куры, которых каждый день разделывает мой новый знакомый, состоят из двух ножек и двух крылышек. Ножки почему-то до отдыхающих не доходят. А туристы возмущаются, что им приносят одни крылышки, и каждый день скандалят. Степа обескураженно разводит руками и объясняет им, что кур с четырьмя ножками пока не разводят. Советская наука такого еще не изобрела…
Сменить работу он не может, так как все профессии в этих краях распределяются по национально-конфессиональному принципу. Овощебазы держат одни, промтоварные магазины — другие, райкомами партии владеют третьи. Содержателями кафе, к примеру, являются греки, милицией командуют русские. У грузин, абхазцев, турок (азербайджанцев) — другие, строго обусловленные роли, и поменяться ими они не могут. Так уж исторически сложилось. Если кто-то кого-то начнет обижать, захватывать чужие места, то “большой брат” — русские — быстро поставит на место обидчиков. В принципе, никто не рыпается, да и так хорошо: солнца, моря и доходов с курортников хватает на всех. В итоге барменами работают только “рафики”, и деньги считать они берут своих соплеменников, а тарелки моют — “таньки”. Армяне дружат с азербайджанцами, русские с евреями, дети разных народов обмениваются дефицитными товарами и услугами, в общем — почти коммунизм.
И в этом жестко стратифицированном обществе повар Степа умудрился найти новую жилу, которая не была пока поделена в ходе дружбы народов. Я же стал Степиным наемником или, скорее, даже деловым партнером. Благодаря нашей кооперации архаичной деревенской танцплощадке предстоит превратиться в новомодную дискотеку.
Так, учитывая более чем неопределенный срок аспирантских каникул, у меня появляется возможность побыть на курорте местным жителем.
Разницу между курортниками и местными я понимаю довольно-таки быстро. Жизнь приезжего в Сочи — три недели, как у бабочки-однодневки, а у местного — пять месяцев, примерно как у петуха в курятнике, только куры меняются непрерывно. Средний интервал — те же три недели. Разумеется, приезжающие без семей в большинстве случаев пускаются во все тяжкие, это общеизвестно. Срабатывает так называемое “снятие оков социального контроля”. Происходит обезличивание человека в толпе, когда что ни делай — на репутацию дома, на службе, в родном селе это не повлияет. Наиболее типичная модель: человек ищет себе пару на период отпуска. Самые же активные носятся по курорту, как сумасшедшие.
Впрочем, это я знал и раньше. Но когда в Сочи живешь с мая по сентябрь, картина обретает немало новых сюжетов и красок. Как, например, отдаются особы женского пола? Выясняется, что они делятся в этом плане, как минимум, на четыре группы. Одни делают это как серийные маньяки, приветствуя любую особь мужского пола. Другие сразу, мгновенно выбирают себе пару и хранят ей верность до самого отъезда, изображая чуть ли не благополучную семью с “любовью до гроба”. Третьи тщательно выбирают партнера, стараясь “не ударить лицом в грязь”. Из третьих же формируется самая забавная, четвертая группа — я их называю для себя “блудницы последней ночи”.
Как правило, это культурные, воспитанные дамы, высоко задирающие нос. Они себя ценят и ставят так высоко, что способны спариться только с прекрасным принцем. А лучше с королем. Внешне они бывают иногда достаточно привлекательны, впрочем, это не имеет на юге совершенно никакого значения, поскольку там к концу любого вечера вступает в силу непреложный российский закон жизни: “Страшных баб не бывает, бывает мало водки”. За высококультурными особями, конечно, тоже ухаживают, но безрезультатно. Они морщатся, вздыхают, всем своим видом показывая, что претендент на секс их недостоин. А ухажеры и не очень настаивают, легко утешаясь более легкой добычей.
В итоге перед самым отъездом девушка данного типа вдруг понимает, что отпуск прошел, а роман так и не случился. Возникает комплекс неполноценности: как же так, менее значимые дамы “накувыркались” вовсю, а у нее не было ни одного приключения, только пара-тройка недвусмысленных намеков… Что же вспоминать потом холодной зимой в своем Верхнеурюпинске, чем греть душу целый год до следующего отпуска? Приходится вприпрыжку бежать к ближайшему из ухажеров с совершенно откровенным предложением своих услуг. А он, может быть, уже занят. Тогда возникают совсем трагикомические ситуации — в духе встречи в баре Штирлица с “дамой с лисой”. Помните знаменитое: “В любви я Эйнштейн!” — “Ну, пойди начерти пару формул”.
Вообще сценариев знакомств и ухаживаний на юге — безумное множество. Ни одна фантазия писателя не может здесь превзойти реальные причуды жизни. Только все протекает как бы в режиме ускоренного времени, быстрее, чем шахматист нажимает часы в блице. Любовь, измена, ревность, развод. По сравнению с этой жизнью такие медлительные и разборчивые представители животного мира, как кролики, просто отдыхают. В отличие от жизни в реальном времени здесь нет узнавания, преодоления конфликтов, привыкания и прочей ерунды, которую некоторые почему-то считают чуть ли не сутью человеческих отношений. Нет ничего, что отвлекало бы от настоящего дела — спаривания.
Иногда это похоже на работу трубопрокатного завода или штамповочного цеха. Данная схожесть хорошо отображена в анекдоте: впечатляющая прелестница загорает на пляже, лениво отмахиваясь от заманчивых предложений различных аленов делонов. В конце концов скромный юноша, весь день наблюдающий эту картину с соседнего лежбища, набирается смелости поинтересоваться причиной такой неприступности. И получает встречный вопрос:
— А вы, простите, кто сами будете?
— Ну, я рабочий.
— Так посудите сами: вы весь год в поте лица пашете у себя на фабрике, приезжаете сюда. Здесь море, солнце, теплый песок — а вокруг станки, станки, станки…
Самое большое раздолье в Сочи — для настоящего социолога. Да, прибытие сюда для любого курортника означает разрыв с привычными социальными связями. Но каждый человек — продукт своей культуры. С этим полностью порвать невозможно. Как и со своими застарелыми комплексами, которые подталкивают к смене социальных ролей. Скромный бухгалтер может здесь выступить в роли Казановы, Казанова — посачковать, добропорядочная мать семейства — выступить “крутой телкой”, которая хорошо знает, что ей нужно, и способна сама “брать мужиков”. Женщина-судья, выступающая обычно в своем городке символом порядка и правосудия, может, поселившись в частном секторе, бурно пьянствовать и, не моргнув глазом, вписаться в групповуху, а блеклый, невзрачный, забитый женским окружением учитель ботаники разыгрывать из себя Ромео или Отелло.
По внешнему виду, манерам, аксессуарам совершенно невозможно предположить, как кто себя поведет после первого откровенного взгляда глаза в глаза. Один из милицейских руководителей Адлерского района Сочи поделился со мной рассказом о чудесах, обнаруженных в лучшей местной гостинице. В роли исследователей гостиничных нравов выступила целая бригада адлерских шерлок-холмсов — после того, как директор отеля отказал милицейскому генералу в предоставлении номера для какой-то московской шишки.
Самым мелким чудом был признан столик для игр в номере карточных шулеров, заманивающих в отель простофиль. Надев специальные очки, профессионалы видели в крышке стола отражение сдаваемых карт. Эти лихие ребята жили в гостинице непрерывно с апреля по октябрь, так же как самое крупное из выявленных сыщиками чудес — дородная красавица, блондинка с безупречными чертами лица настоящего партийца. Такая особа по внешнему виду вполне могла бы функционировать в качестве второго секретаря провинциального обкома партии или даже, страшно подумать, министра культуры.
А работала по полгода в этом отеле проституткой, назначая клиентам сеансы на 10.00, 12.00, 14.00… и т. д. — до позднего вечера, безо всяких выходных. Даже в дни всенародных праздников — 1 и 9 мая — и, что совсем кощунственно, 1 сентября. Рабочее место было оборудовано первоклассно: море дефицитных шампуней и редких духов, коньяк, с рюмки которого для клиента начинался каждый сеанс. Эта гранд-дама выбирала для обслуживания исключительно ребят в тюбетейках и халатах — платить по пятьдесят рублей за сеанс две-три недели подряд мог только узбек-хлопкороб, давший стране ударную норму выработки. Пораженный европейским уровнем сервиса, обалдевший от стати и запахов белой женщины азиатский труженик получал талончик на заветный сеанс со временем визита и номером комнаты, чтобы ничего не перепутать, и исполнял свой долг на арене любви не менее исправно, чем рулил комбайном на родном поле. Реализуя цивилизаторскую миссию, профессионалка этих ребят даже пользоваться душем учила. Данная процедура входила в стоимость обслуживания…
Социолог мог бы составить здесь умопомрачительную антологию моделей поведения. Возьмем хотя бы женщин: “скромница”, “динамщица”, “простая девчонка”, “недотрога”, “активистка”, “крутая”, “вечная девственница”, “постельная трудяга”, — всего не перечислишь. Такое исследование реально тянет, как минимум, на кандидатскую диссертацию.
Ну вот, к примеру, “динамщица”. Этот сорт девочек знаком всем любителям клубнички в крупных городах. Они раскручивают ухажеров на ужин, а затем уклоняются от секса, “динамят”. Самый традиционный прием — “уходят в туалет” навсегда. Динамо — это своего рода спорт, разновидность поиска приключений на свою аппетитную часть тела. В случае неудачного поворота событий русские мужчины могут за это надавать пощечин, а кавказцы — приставить нож к горлу и изнасиловать. Огромное количество южных изнасилований случается именно при подобных обстоятельствах. Кавказцы (по сленговой терминологии — “хачики”) понимают согласие девушки отужинать однозначно — как обещание секса в качестве расплаты, а при отказе дамы от расчета натурой разыгрывают оскорбленность чувств и применяют силу без малейших раздумий. В общем-то, про это рассказывает каждая нормальная мамаша своей дочке. Но девочки почему-то нередко про это забывают, а потом жалуются: “Какие же эти хачики звери!”
Признаюсь, что, насмотревшись на подобные курортные “романы”, я почти насовсем потерял жалость к пострадавшим: ну, не хочешь, чтобы тебя “объезжали” в придорожных кустах два-три джигита с налитыми кровью глазами, — не поддавайся на их галантные предложения, не соглашайся на застолье и “поездки в горы”. Вот кого искренне жаль — так это подруг “динамщиц” — невинных дурочек, которых обманом вовлекают в подобные истории. При наличии дуры подружки, как правило, почти незнакомой, “динамщице” легче исчезнуть, оставив ничего не подозревающую жертву на растерзание и глумление мужской компании. В таких случаях дело приобретает, как правило, совершенно гнусный оборот.
Хотя и смешных историй не перечесть. Представьте себе: сидим мы компанией на крыльце небольшого деревянного домика, на территории турбазы. Вечер, чай, тихий, неспешный разговор в расслабленной обстановке. И вдруг — звон разбитого стекла, крики, падающие тела, женские визги и мужское рычание. На крыльце соседнего домика только что бесшумно целовалась в лучах полнолуния романтичная парочка, а теперь — безобразная драка. Два мужчины, по всей видимости, совершенно не умеющие драться, вцепились друг в друга и кусаются, царапаются, катаясь по крыльцу. Девица, ставшая виновницей битвы самцов, после первоначального испуга быстро умолкает и тихо соскальзывает с крыльца в темноту.
Драка быстро заканчивается, и мы узнаем ее предысторию. Некий джигит приглашает приглянувшуюся ему ушлую дамочку в самый знаменитый ресторан на побережье — “Кавказский аул”. Удовольствие это недешевое. Разумеется, по местным законам он рассчитывает получить немедленное вознаграждение. А дама пытается морочить ему голову, строя глазки и ссылаясь на кратковременное расстройство здоровья. Ухажер высаживает ее из машины у входа на турбазу и делает вид, что уезжает, а сам тихонько крадется за объектом своих вожделений. Объект же устремляется в объятия другого ухажера — бедного, неспособного оплатить ужин в шикарном ресторане, но желанного. Джигит становится свидетелем страстной сексуальной прелюдии и бросается в бой с соперником. В итоге — боевая ничья, прокусанная и исцарапанная кожа обоих ухажеров. “Ничья” же, вовремя улизнувшая с арены битвы, проводит ночь у случайных знакомых в одном из соседних домиков, а утром, забрав вещи, переселяется на другую турбазу, в четырех кварталах вдоль побережья, где ее уже никто из участников этой истории никогда не найдет.
Наибольшие затруднения — у местных девушек. Им, конечно, плыть по морям легкомысленного секса весьма затруднительно. Потом не отмоешься. Ради развлечений надо ехать отдыхать на берег Белого моря. В первый же день моей работы у Степы он ткнул пальцем в проходящую мимо симпатичную даму лет тридцати и заявил: “Эта давала директору совхоза. Потом там отметились агроном и завгар…” Привлекательность красотки в моих глазах мгновенно развеялась.
А вот мужчины-аборигены в летний сезон “оттягиваются” по полной программе — сообразно прыти и финансовым возможностям. Некоторые обольщают девушек поездками в горы, шашлыками, ресторанами. Не забуду исповедь одного из ходоков:
— Не понимаю я этих мужей: как он такую девку мог на юг без копейки отправить? Я же вижу: она скромная, а есть нечего. Дал ей денег немножко, свозил на озеро Рица, в Пицунду, потом в “Кавказский аул” — и она моя. Погуляли от души. Я ей еще десятку на дорогу дал — купи, говорю, подарок своему дураку мужу.
Пикантность истории заключалась в том, что девушка выглядела настоящей русской красавицей — в духе Курниковой, только из глубинки. А соблазнитель, заполучивший ее за несколько порций шашлыка и прогулок на автомобиле, был огромной карикатурой на Денни де Вито — верзилой размером со Шварценеггера, которого как будто бы сбросили с крыши, отчего он потерял человеческие пропорции. Старый, лысый, с огромным пузом, неопрятный…
Но и шашлыки далеко не всегда обязательны. Один из курортных эпизодов меня просто потряс. Я шел куда-то по делам — квартала два-три. А передо мной бодро вышагивал некий плюгавый субъект, делавший без устали и разбору одно и то же нехитрое предложение всем встречным девицам: “Пойдем пое…ся!” Сначала я принял его за идиота-хулигана. Дамы реагировали естественным, на мой взгляд, образом: кто шарахался, кто фыркал, кто просто “посылал” нахала. Некоторые делали вид, что к ним и не обращались вовсе. Но на поведение аборигена это совершенно не влияло. Постепенно меня начало разбирать любопытство, и я его окликнул:
— Послушай, зачем ты так себя ведешь? Почему не можешь вежливо поговорить, пригласить девочку попить кофе, поухаживать? От твоего хамства ведь никакого толку.
Ответ обескуражил:
— Ни фига подобного! Десять говорят “нет”, одиннадцатая — “да”, но с ней — никаких проблем. Я так себе на каждый вечер новую нахожу. Ухаживай за ними сам. А мне лень. А хочешь — я и тебе приведу парочку…
Как ни странно, в этой насыщенной сексуальными предложениями атмосфере прекрасно уживались и профессиональные проститутки. Они находили себе клиентуру не только среди хлопкоробов. Оказалось, что это “добро” пользуется спросом у мужчин любых национальностей, любого социального положения.
На краю Большого Сочи, где начинают развиваться наши дискотечные действия, помимо танцплощадки, есть еще один эпицентр общественной жизни — кафе рядом с пляжем. Этим общепитовским объектом заправляет мужская часть семьи греков. У нас, персонала дискотеки, с ними быстро устанавливаются доброжелательные, если не приятельские отношения, и мы просиживаем там свои редкие выходные вечера, да и будние дни — после пляжа. Играем в шахматы и поедаем жареных цыплят.
Вся моя бригада состоит из ленинградцев. Двухметровый Витечка носит тонны аппаратуры, проверяет билеты на входе и разбирается при необходимости с пьяными хулиганами. Интеллигентный красавец Игорь обслуживает световую и звуковую аппаратуру. Разгильдяистый по имиджу, но весьма исполнительный Андрюша выступает “на подхвате” — что-то вроде разнорабочего. Не ленинградец только мой двоюродный брат Стасик, примкнувший к нам по пути на юг, в Курске. Он помогает Витечке. Десятиборец — атлет, он ни в чем не уступает моему проверенному в деле старому товарищу.
Наши застолья у греков протекают каждый день примерно по одному и тому же сценарию. Пока Стасик тщетно мобилизует весь свой изможденный службой в рядах Советской армии интеллект, пытаясь победить меня на черно-белых полях, а Игорь и Андрюша следят за степенью прожарки цыплят, Витечка “клеит” девиц за соседними столиками. В роли клея обычно выступаю я, как знаменитость местного масштаба. Сам я девушками не интересуюсь. Я влюблен в этот период жизни в красавицу жену, которая со мной на юг не ездит. Но клеить девиц на свой светлый образ товарищам разрешаю.
Как правило, сценарий процедуры предельно прост: Витечка подсаживается к новеньким симпатягам, перебрасывается с ними несколькими приветственными фразами и предлагает познакомить “с самим Запесоцким”. Девочки пересаживаются за наш вместительный стол, а там уж — как придется… Иногда, по выходным, Витечка перенасыщает алкоголем свой двухметровый организм и позволяет себе переходить границы приличий. К примеру, в присутствии полудюжины вполне культурных, хорошо воспитанных особ может на весь стол провозгласить: “Сперма давит на уши. Надо сегодня кого-нибудь трахнуть!” Все делают вид, что этого не слышали. Но по потупленным глазкам скромниц видно, что они немало заинтригованы. Лично я в подобных случаях делаю вид, что без остатка поглощен шахматами: любовь к приличиям борется во мне с удовольствием от забавных ситуаций.
Впрочем, один раз незатейливый Витечка все же ввергает и меня в некоторое смятение. Возвращаясь из-за соседнего столика, он пересказывает мне свой диалог с двумя красотками примерно так: “Саша! Я предлагаю им с тобою познакомиться, а они говорят, что тебя и так знают: они работают в Ленинграде вместе с твоей женой”. К счастью, быстро выясняется, что эти девушки про меня вряд ли что расскажут дома. Это в Ленинграде они медсестры в знаменитой косметологической клинике — Институте красоты. Сюда они выписаны греками в качестве профессиональных проституток — на пару дней, обслужить друзей хозяев заведения.
Обслуживание разворачивается тут же по простой и эффективной схеме. Друзья греков, исключительно — “лица кавказской национальности”, сидя в автомобилях, выстраиваются в очередь у кафе. Труженицы любви садятся в первую машину и отъезжают, судя по всему, в ближайшие кусты. Через полчаса возвращаются и пересаживаются в следующую машину. И так далее — без устали и перерыва на прием пищи или шампанского…
Интересно, что сами греки этих специалисток не “употребляют”. В какой-то из вечеров в их заведении мы обращаем внимание на девушек исключительной красоты. Оказывается, это профессионалки экстра-класса, выписанные владельцами кафе для себя через какую-то особую всесоюзную сеть. С ними отводят душу “сильные мира сего”.
Девушки эти настолько хороши, что пользоваться ими в общепитовской подсобке оказывается неэстетично. Домой их тоже не приведешь — там родители, жена, дети. Красавиц везут на берег моря. Там на довольно-таки глухом участке дороги и разворачивается “картина любви”. Мы с товарищами становимся невольными ее свидетелями, устраивая в порядке развлечения ночные гонки: на одном из поворотов в лучах фар оказывается стоящий на обочине “греческий” автомобиль, сквозь лобовое стекло вместо лица водителя четко высвечивается огромная белая задница нашего приятеля, совершающая медленные ритуальные колебания… Моя бригада автогонщиков хохочет до утра.
Впрочем, и мои товарищи дают местному населению немало поводов для насмешек. В какой-то из дней подлинным героем народного эпоса становится простодушный Витечка.
Здесь нужно описать обстоятельства нашего дискотечного труда. Работаем мы в огромном загоне: деревянная сцена — будка с крышей и круглая поляна, ограниченная высоким проволочным забором. Вплотную к поляне примыкает металлический ангар с арочной, полукруглой крышей. Там проводят танцы зимой. Окон у ангара нет, есть огромные металлические ворота с двух сторон. Со стороны, ближней к танцплощадке, внутри ангара расположена зимняя сцена. На ней мы храним всю привезенную из Ленинграда аппаратуру — тонн пять дорогущих приборов и оборудования, среди которых диковинка того времени — видеомагнитофон.
Приглашая меня на работу, Степа рассказал, что местная танцплощадка на протяжении многих лет является здесь местом регулярных драк. Дерутся местные с приезжими, пьяные — с трезвыми, русские — с кавказцами, в общем — все кому не лень. В драках не участвуют только цыгане. Их табор, расположенный неподалеку, живет под постоянным страхом выселения. Они получили строгое предупреждение милиции, что будут выброшены с курорта при первом же правонарушении. Поэтому, кто бы ни дрался, цыгане выскакивают с площадки через забор, как блохи, и разбегаются. И хотя драки являются привычным развлечением местной молодежи, на посещаемости танцплощадки и, соответственно, доходах устроителей они сказываются самым пагубным образом.
Услышав все это, я только ухмыльнулся и объяснил Степе, что у меня драк не бывает. Войдя на площадку, люди открывают рот и закрывают его только по окончании программы. Я их загружаю так, что они забывают абсолютно про все, кроме музыки и девочек. И я действительно владел к тому времени соответствующей технологией управления аудиторией, за что, собственно, и получил совершенно немыслимые по советским временам деньги — месячную зарплату приличного инженера за один вечер. Однако реализация этой технологии требовала очень мощного технического оснащения: звука, света, пиротехники, оборудования для визуальных воздействий. И моя бригада была оснащена уникальным по тем временам инструментарием.
Нашу технику по ночам приходится сторожить, что мы по очереди и делаем. На сцене рядом с оборудованием лежит матрац… Понятно, что время от времени ночью к мальчикам на эту сцену приходят девочки.
Итак, представьте себе: теплый южный вечер, “греческое” кафе, моя бригада в свой законный выходной пьет кофе и коротает время в приятной беседе. Нет только Витечки, который ушел пораньше, заступив на дежурство в ангаре. Привычный ход событий нарушается странным движением молодняка вокруг кафе. Некое броуновское движение подростков сменяется целенаправленным походом толпы, похожим на первомайскую демонстрацию. Из кафе хорошо видно, как десятки, если не сотни юношей и девушек лет четырнадцати-шестнадцати с деловитым видом устремляются к нашему ангару. Мы просим Андрюшу, как самого молодого, сходить и выяснить, что происходит.
Гонец возвращается в некотором смущении. Оказывается, дежурный по ангару Витечка, устав от скуки и одиночества, устроил себе прием по личным вопросам. Он пригласил на бутылочку вина весьма сексапильную даму старше себя лет на пять. Разница в возрасте позволяла ему надеяться на скорое взаимопонимание, что, собственно, и случилось. Как галантный кавалер, Витечка постарался обставить свидание с максимальным комфортом и романтикой. Комфорт заключался в использовании для дегустации вина стола и стульев, а для пущей романтики молодой человек задействовал красные фонари из арсенала дискотеки. Особенно не размышляя по поводу диспозиции, он направил эти фонари от края сцены на стол.
В результате кто-то из фанатов нашего скромного коллектива, проходя мимо ангара, заглянул в щель ворот с противоположной от сцены стороны и увидел поражающую его воображение картину. Метрах в сорока от наблюдателя, на сцене, в лучах красных прожекторов Витечка использовал гостью в целях достижения обоюдной радости, и делал он это на столе.
Замечу, что в то время Советский Союз был, в общем-то, страной целомудренного искусства. На телевидении и в кино практически отсутствовала “обнаженка”, а видеомагнитофонная эра еще не началась. Человек, вступающий во взрослую жизнь, мог узнать о сексе только из рассказов старших товарищей.
Посмотреть на Витечкины гимнастические упражнения с дамой сбежалась целая толпа. Щель между створками ворот оказалась облеплена десятками пар глаз от земли до высоты выше человеческого роста. Одни ложились на землю, другие забирались на плечи к товарищам. Подростки отталкивали друг друга, приговаривая: “Ты посмотрел, теперь дай мне! Ой, посмотри, что они делают! Оказывается, еще и так можно!” и так далее.
Через некоторое время Витечка прервал дежурство и присоединился к нам, чтобы выпить чашку кофе. Вся наша компания, отводя взоры, украдкой прыскала, сдерживая смех, а кое-кто и предательски хихикал. Витечка обвел собравшихся непонимающим взглядом. Когда же Андрюша поведал ему о случившемся, наш товарищ даже бровью не повел: “Ребята! Соберите с них по рублю, я им еще один сеанс устрою…”
В отличие от Виктора, мой брат Станислав снискал популярность среди курортниц безо всяких экстравагантных поступков. Более того, вообще без малейших усилий. Его брутальность просто превосходила любые самые смелые женские фантазии. Высокий, широкоплечий, с мускулатурой греческого атлета и шевелюрой Пушкина, Стасик начинал пожинать лавры своего успеха в девять утра в местной столовой — на завтраке, когда девочки-практикантки, краснея, клали ему в тарелку тройную порцию гарнира. С тех пор прошло больше двадцати лет, но до сих пор перед глазами у меня стоит сцена, которую можно назвать: “Пять девочек тянут Стасика в разные стороны по окончании дискотеки”. Шестая, совсем не девочка, а фигуристая бабенка лет тридцати, с Урала, стоя в сторонке, их передразнивала: “Стасик, пойдем со мной!” — “Ишь, чего захотели! Пойдет-то он все равно ко мне!” Дама была права в своей самоуверенности. Каждый вечер она приводила юношу на съемную квартиру, где ставила ему бутылку водки и получала, что хотела.
Красавец Игорь, специалист по электронике, работавший одно время лаборантом в Ленинградском институте киноинженеров, шел по жизни походкой бывалого альфонса. Он жил в свое удовольствие, не утруждая себя работой. Увлекался музыкой, акустикой, конструированием различного звукового и светового оборудования. Он, как и Стасик, не утруждал себя ухаживанием за дамами. Но там, где мой брат проявлял простодушие, Игорь изящно играл удобную для себя роль. Не знаю, приставали ли к нему учащиеся кулинарного техникума, но для дам из “высшего света” он был весьма желанной добычей. Мама у Игоря жила в Америке и нередко присылала ему посылки с диковинными культурными продуктами: пластинками, одеждой и т. д., благодаря чему он выглядел “продвинутым” персонажем.
Еще до наших поездок в Сочи Игорь освоил диковинный тогда виндсерфинг. Оказавшись на курорте, он весьма своеобразно использовал это свое умение. Вооружившись биноклем, он скользил под парусом вдоль берега, рассматривая девиц. Обнаружив что-то стоящее, мой товарищ резко менял курс и выбирался на берег, где затевал различные манипуляции с доской и парусом. Тут же вокруг него собиралась группа любопытствующих граждан. Игорь предлагал приглянувшейся красотке прокатиться с ним на доске и увозил ее в море. Так он завязывал десятки знакомств.
Однако все шалости на сексуальном фронте и Витечки, и Стасика, и Игоря, вместе взятые, не шли ни в какое сравнение с нагрузками, выпадавшими на долю Степы. Степа обладал очень приятными чертами лица и спокойным характером. Небольшой животик, типичный для повара, вполне компенсировался приятным обхождением. Наличие автомобиля и разносторонних связей делало моего приятеля совершенно бесценным любовником для курортниц: устроить на квартиру, взять билет на поезд, встретить и проводить, — много ли нужно девушке того времени, кроме сексуального приключения?
Удачно организовав наше дискотечное предприятие и посадив свою старшую сестру на кассу, Степа проводил основное время рядом с Витечкой — на входе в дискотечный загон. Но в отличие от Виктора он не столько проверял билеты, сколько высматривал смазливых посетительниц.
Вскоре, правда, Степа совершенно неожиданно для себя попал в ужасную ловушку. Первый сезон он заводил новую подружку каждые три недели. И это все были первоклассные красотки. Каждая из них уезжала, очарованная Степаном, и, по всей видимости, лелеяла мечту о новой встрече целый год. На следующий сезон они начали приезжать вне всякого порядка. Иногда — по две-три почти одновременно. Степаша, как Фигаро, носился взад-вперед. Он селил их в разных местах, на расстоянии двух-трех кварталов по побережью. В каждом из мест их проживания были свой пляж, свое кафе, что исключало в течение дня возможность провала для героя-любовника. Но вечером-то все они стремились прийти к нам на дискотеку. И все пытались прильнуть к груди любимого Степы. А ему хотелось не упустить еще и новые знакомства. Природная галантность заставляла моего товарища встречать всех подружек на вокзале и в аэропорту, провожать их, водить в рестораны… И он быстро достиг пределов человеческих возможностей. Хотя, думаю, даже Джеймс Бонд сдался бы раньше. Степа стал бледнеть и таять на глазах. Он засыпал на ходу. И только защита мною кандидатской диссертации и прекращение сочинских гастролей спасли ему если не жизнь, то, по крайней мере, здоровье.
Пожалуй, в этой компании я выглядел самым странным персонажем. Воспоминания о существующей в Ленинграде жене не стимулировали к приключениям. И мне приходилось вести себя на манер героя фильма “Укрощение строптивого”, когда центральный персонаж в изображении Адриано Челентано, снимая напряжение, колет по ночам дрова. Только я занимался атлетикой на местном стадионе, часа по два каждый день. Забавность ситуации заключалась в том, что, по мере “выписывания” мною четырехсотметровых кругов, трибуны стадиона заполнялись девочками-завсегдатаями моей дискотеки. Когда их внимание начинало истощать мое терпение, тренировки приходилось переносить в море, и я плавал из России в Абхазию и обратно.
После завершающей поездки я вернулся в Ленинград загорелым и подтянутым, с накачанной мускулатурой и напечатанным двумя пальцами на машинке текстом диссертации. Это была первая в стране диссертация на соискание степени кандидата педагогических наук, написанная о дискотеке.