Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2008
Майя Кучерская. Бог дождя: Роман. — М: Время, 2008. — 320 с.
Можно прочесть роман и так, как это сделала критик М. Ремизова: «Майя Кучерская прошла буквально по натянутой струне, ни разу не сделав неверного шага. Она подняла проблему, неразрешимую в принципе, — что делать с чувством, глубоким и прекрасным, если это чувство тем не менее беззаконно и недопустимо». Чувство — любовь юной девушки к своему наставнику, священнику, духовнику. А можно прочесть книгу и как роман о воспитании чувств, о сложном духовном становлении личности, о взрослении. Главная героиня Анна, студентка романо-германского отделения филфака столичного университета, внешне вполне благополучная: тусовки, друзья, подруги, события мелкие и крупные. В душе же — неизбывное ощущение пустоты и одиночества, бесцельности существования, приводящее к многократным попыткам суицида. Юношеский суицид, вопреки устойчивому мнению о том, что юность — самый беззаботный период жизни, явление достаточно распространенное. Витающая в литературных эмпиреях Анна — девушка мыслящая, тонкая, способная уловить разницу между Новалисом, «который оказался наивным, совсем еще свежим и юным по сравнению с истерзанным, обремененным лишним столетием Гессе», или задумываться над влиянием античной культуры на поэзию Вийона. (В романе вообще, что естественно при литературоведческой специализации студентки, широко представлен культурный ряд: Вергилий, Овидий, Гёльдерлин, Гёте, Шекспир, Данте. Очень нетривиальные, свежие суждения, проговоренные вроде бы вскользь.) Потребность девушки в духовном наставничестве мог утолить легендарный преподаватель античной литературы, чьи лекции позволяли прикоснуться к чему-то Другому, уводили «в сиреневую мглу златой дубравы Аполлона», на пир всеблагих. Но он умер, отчего ощущение внутренней пустоты усилилось и привело к очередной попытке суицида. Спасение от духовного голода ее тоскующий ум нашел в обращении к Богу, в постепенном воцерковлении. «Рядом появился кто-то. Кто согреет, когда холодно. Вытрет слезы, когда тяжело. Будет ее любить». А внутренняя мощь духовной литературы, отцов церкви удивляла сердце, будила душу. Врастание в христианство заняло четыре года. «Она и сама не понимала что, но, кажется, в ней просыпалась душа». Параллельно с вылазками в христианство идет развитие отношений с духовником, без которого подлинное погружение в христианство и не состоялось бы. Короткие, беглые беседы с наставником, исповеди, вымышленные разговоры сменяются настоящими беседами и письмами, желанным допуском в мир иной, в мир «ты» и телефонных разговоров. Из наивного неофита, жадно ловящего каждое слово духовного наставника, она становится равным ему собеседником, а потом и нравственной опорой ему, человеку со всеми его слабостями, сомнениями, неуверенностью, теми же одиночеством и раздвоенностью, хорошо знакомыми и ей. Собственно, роман этот о проблемах юных: о непростом и долгом поиске смысла жизни, идеальных образцов, чуткого, все понимающего наставника. Это очень умный — и актуальный — разговор о Боге, о Церкви, о Священнике и Человеке, и он тем интереснее, что автор не предлагает готовых ответов, а только дает возможность читателю взглянуть на проблемы во все меняющихся ракурсах, подчас неожиданных, глубоких. Осмысленное, красивое слово, ясная, чистая речь, точный слог. Различные формы на сравнительно коротком пространстве: авторский текст, дневник, диалоги, телефонные разговоры. Крепкий, напряженный сюжет: следить за пробуждением души, за метаморфозами чувств героини, за ее борьбой с отчаянием и холодом, что не однажды аккуратно и медленно затапливали ее душу, не менее интересно, чем за событийным рядом. Притом, что это не пустой, не оголенный роман, в нем много героев. Но это роман, где «форма — ничто, главное — внутри. Важно, где сокровище ваше, поэтому даже порыв, движение сердца могли оказаться весомей, чем поступок».
Митьки /(сост. М. Сапего; вступ. ст. А. Битова). — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2008.— 410 с.; ил. (Серия «Могучие кучки»)
Антология приурочена к 25-летию питерской арт-группы, ставшей за время своего существования одним из культурных брендов северной столицы. В сборник вошли рассказы, стихи, эссе, рисунки В. Шинкарева, Д. Шагина, В. Тихомирова, В. Яшке, Л. Филиппова, М. Сапего, А. Кузнецова, А. Горяева, В. Рекшана, Л. Горьковой. Умный читатель давно понял, что внешний эпатаж Митьков — подвал, бушлат, килька в томате, нарочитая мягкость и простота миниатюр, ирония и самоирония — всего лишь форма, в которой авторы сумели выразить свое особое, мудрое, философское отношение к нашему бытию, советскому, российскому, питерскому, наконец. Подводить итоги деятель-ности художественного объединения еще рано, но уже возможно определить его место в контексте русского авангарда, в российской культуре, цивилизации, что и сделал А. Битов в своих статьях, включенных в сборник: «Их величие в том, что, наведя уют в камере, они решили признать свою жизнь за жизнь. Именно такую — в подвале, в котельной, с этим теплом, портвешком, с этими песнями. Считать все это наив-артом, примитивом — наивно. Это рафинированные интеллектуалы. Просто не опустившиеся до снобизма. Если покопаться — там столько дзен-буддизма, столько знаний о мире, глубочайшей культурной эрудиции, знания мировой живописи, тяготения к русской классике… Митьки почувствовали, что антиспособ существования в культуре тоже способ, взяли и не отравились этой атмосферой и объявили свою свободу, которая гораздо важнее той, что снаружи». Среди несомненных заслуг Митьков Битов особо отмечает то, что они объявили на всю Россию об обретении менталитета и, не желая никого победить, импонируя читателю своей теплотой и душевной лаской, ликвидировали борьбу, приняли жизнь как данность, как безусловную реальность. В произведениях самих Митьков читатель также найдет немало интересного об истории создания и развития арт-группы, об авторских концепциях, о замыслах, их реализации, о причинах востребованности творчества Митьков и взаимопонимания с теми, кому творчество это адресовано. В иронической форме, разумеется. Популярность Митьков в своем родном городе, а потом и за его пределами можно объяснять по-разному, быть может, и так, как это сделал Вл. Шингарев, отвечая о влиянии Петербурга на свою живопись: «Бледные, больные и хмурые жители города вынуждены создавать качественное искусство, чтобы хоть как-то быть довольным жизнью. В таком состоянии ничего разухабисто-хамского и пошлого не создашь, все получится тонко и психологично».
Сергей Михалков. Что такое счастье. — М.: Эксмо, 2007. — 320 с.; ил.
Поэт (в первую очередь — детский) и драматург. Автор трех государственных гимнов. Классик. Крупный общественный деятель, вызывавший и вызывающий противоречивые оценки современников. Следуя традиции предков, главным делом своей жизни считал и считает служение Государству Российскому, вне зависимости от строя, явления преходящего, что ему, человеку трех эпох, родившемуся при царизме, понятно, как никому. Он не стремится дать «ответ клеветникам», но свою позицию определяет четко: «Я ничего не делал для того, чтобы „втереться“ в доверие к советской власти, — кстати, очень многие из тех, кто пытался идти таким путем, были репрессированы одними из первых. В отличие от иных своих коллег по писательскому цеху, я не стремился к карьере, не торопился вступать в партию большевиков… Я просто писал стихи для детей, писал про хороших, добрых людей, вроде дяди Степы, про то, что надо любить свою Родину, — я ее тоже очень любил и был в своих стихотворениях предельно искренен». Истинность его заслуг подтверждает то, что среди его многочисленных наград есть и самая почетная для детского писателя — орден Улыбки, единственный в мире орден, который сами дети присуждают тем, кого любят сами и кто по-настоящему любит их. Книга его воспоминаний поистине уникальна: рассказы о неофициальных встречах с вождями (а он лично знал всех руководителей страны от Сталина до Путина), о неизвестных страницах жизни известнейших писателей, с которыми сводила его судьба, о своей семье, о своих знаменитых сыновьях Андроне Кончаловском и Никите Михалкове. Много фотографий. В своем почтенном возрасте — 95 лет, возраст мудрости — он по-прежнему ведет деятельную жизнь. Он готов поделиться своим пониманием счастья, а возможно, и секретом долголетия. «Сам я никогда и никому не завидовал, это всем моим друзьям и знакомым известно. Кстати, отсутствие завистливых мыслей и эмоций отнюдь не последняя предпосылка счастливой (и долгой) жизни. Человек, снедаемый завистью, просто не может стать счастливым…» В своих воспоминаниях С. Михалков руководствуется теми же принципами, что в жизни и творчестве: называет вещи и явления, добрые или недостойные, своими именами. Он сознает, что его откровенная книга вызовет мнения противоречивые, в том числе недоброжелательные и злопыхательские. То, что путь счастливого человека был не таким уж гладким, можно догадаться и по такому высказыванию: «Ведь даже для того, чтобы назвать себя счастливым человеком, тоже необходимо мужество». Вне зависимости от оценок деятельности С. Михалкова — его воспоминания не конъектурны, это яркое свидетельство человека, которому довелось жить и активно работать в сложнейшее, противоречивое время, каким стал ХХ век для России.
Сараскина Л. И. Александр
Солженицын. — М.: Молодая гвардия, 2008. — 944 с.;
ил. — (ЖЗЛ: Биография продолжается: сер. биогр.; вып. 9)
Солженицын — великий. Писатель, общественный деятель, человек. Все это не требует расшифровки. Масштабная, первая полная его биография — а она богата крутыми поворотами судьбы: от узника Гулага до нобелевского лауреата, от гонимого властями диссидента до триумфально вернувшегося на родину властителя дум — приурочена к 90-летию писателя. Л. И. Сараскина — писательница известная, критик, доктор филологических наук, она выпустила уже шесть книг в биографическом жанре. Для нее привычна работа с архивными документами. Однако работу над этой книгой можно назвать поистине уникальной благодаря личному знакомству биографа с писателем и их многолетнему сотрудничеству. В распоряжение биографа были представлены материалы из личного архива писателя, подлинные документы, в том числе чудом сохранившиеся детские тетрадки с первыми повестями и тетрадки с юношескими стихотворениями. Вместе с писателем в его кабинете в Троице-Лыкове она проследила по военным картам весь его фронтовой путь. Свои личные дневники и письма раскрыла перед ней жена писателя, Н. Д. Солженицына. Его сыновья принимали автора биографии в Пяти Ручьях, легендарной вермонтской усадьбе, возили в Кавендиш и Клермонт, дали почувствовать атмосферу их Америки. В ее руках побывали записки, письма, воспоминания, дневники тех, кто соприкасался с А. Солженицыным, со многими из них она вела продолжительные беседы. Неоднократно вела содержательные разговоры и с самим Солженицыным, и с членами его семьи. Все это позволило создать документально выверенную биографию, разобраться в объемной мифологии, связанной с его именем и различной по своим целям. Биография эта не только попытка выстроить событийную линию жизни А. Солженицына (это успешно сделано в двадцатипятистраничной «Хронологии жизни и творчества А. И. Солженицына» с замечательной финальной строкой «Биография продолжается»), но и осмыслить роль писателя и мыслителя в истории современной России и русской культуры. В определенном смысле книга является и итогом размышлений историка отечественной литературы над литературными и общественными процессами в России от ХIХ века до наших дней. Заслуживает уважения принцип, с которым автор биографии подходит к своей работе. «Биограф — не судья и не прокурор, а историк и летописец, свидетель и собиратель, изыскатель и следопыт. Он не хозяин жизни своего героя, не наследник его мира, а лишь усердный, смиренный работник… осветлять предмет высшим пониманием, а не пятнать его низменными искажениями — вот он, искомый принцип работы биографа». Как и положено в книгах этого жанра, представлены уникальные фотографии, в основном из архивов Солженицыных, «Краткая библиография» (около пяти страниц), включившая в себя произведения А. И. Солженицына, литературу о нем, ссылку на наиболее полные библиографические источники по литературе о творчестве и жизни писателя.
Андрей Столяров. Освобожденный
Эдем. — М.: АСТ; АСТ МОСКВА;
ХРАНИТЕЛЬ; СПб.: Terra Fantastica, 2008 — 416 с. (Philosophy).
Современный взгляд на прошлое, настоящее, будущее всемирной цивилизации. Прошлое — переломные этапы в истории человечества, вскрывающие закономерности исторического развития. Настоящее — анализ явлений, позволяющий сделать вывод, что будущее уже наступило и возврат в незыблемое, предсказуемое простое прошлое стал невозможен. Среди эпохальных изменений, в которых различимы специфические черты будущего нашей вроде бы устойчивой цивилизации, автор в первую очередь выделяет революции в информатике и в биологии. Уже близко время, когда человек с большей легкостью будет входить в виртуал, чем он сейчас входит в метро или достигает места работы. Эволюция компьютерных игр и возникновение «мира высокой виртуальности», искусственной реальности, которую трудно будет отличить от «реальности объективной», ведет к тому, что сомнению подвергнется даже основной вопрос философии: что первично — бытие или сознание. Основным конфликтом современного мира является не столкновение цивилизаций (хотя этот конфликт разгорается), а война динамичных сетей против статичного государства, в которой хакеры становятся источником апокалипсического кошмара, а сети — могильщиками национального государства. Принципиальной новизной отличается и современный биологический пейзаж: клонирование, генная инженерия, достижения медицины в области сохранения или продления жизни индивидуумов, неминуемо бы погибших в условиях естественного отбора. Не исключено, что появится новый тип людей с «нечеловеческими» характеристиками и отличными от изначальных биологическими свойствами. Автор подробно рассматривает новые реалии, существующие в техносфере и социосфере, в политике, геополитике, экологии, психике. В конце ХХ века стала видна изнанка индустриализма, хрупкость непомерно сложных технологических и технических систем, информативная перенасыщенность, неуправляемость многими процессами, свидетельством чему являются техногенные и антропогенные катастрофы. «Мы создали среду, в которой жить нельзя», — констатирует автор. На наших глазах происходит и деградация четырехсотлетней геополитической системы, национальные государства вступают в кризис: всевластие ТНК; структурирование мировых диаспор (еврейской, китайской, польской, русской, армянской), являющихся предвестниками государственных образований нового типа, уже не совокупности территорий, а совокупности граждан; легализация «гендерных маргиналов», голубых и розовых, ведущая к становлению отличных от «натурального» человечества цивилизационных культур. По мнению автора, будущее для нас наступило 11 сентября 2001 года, когда под ударами террористов обрушились небоскребы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, и обнаружилась беззащитность западного мира перед стратегиями «неограниченного террора». «В действительности все началось гораздо раньше, правда, мы этого не замечали или не хотели замечать». Анализируя приметы будущего в нашем настоящем, автор не устает повторять, что будущее в принципе непостижимо, оно всегда иное, не такое, как мы его представляем. Осмысляя новую действительность в координатах современной науки, рассматривая разные точки зрения, отражающие закономерности исторического процесса, сам автор опирается на общую теорию систем, на новейшие научные достижения, получившие развитие в последние десятилетия: синергетику, теорию неравновесных систем, математическую теорию катастроф. По постановке масштабных проблем, по охвату причинно-следственных связей, по виртуозному мастерству, с которым автор перелистывает страницы эпох, по важности выводов эта работа сравнима с трудами А. Дж. Тойнби, Э Тоффлера, С. Хантингтона, Ф. Фукуямы, чьи концепции использовались при государственном и геополитическом планировании в западных аналитических центрах. С учетом непредсказуемости будущего неудивительно, что в чем-то их прогнозы не сбылись, выводы оказались неточными. Впрочем, и сам автор, несмотря на сомнения в возможности предугадать будущее, все-таки предлагает свои варианты возможного развития человечества при переходе от настоящего к будущему. Он предвидит, что новые горизонты породят новые координаты сознания, что возобновленная эволюция человека пойдет по немыслимым раньше магистралям, что на дорогах глобализации возможны трансформации различных матриц цивилизаций, поиски областей совмещения, приближение к каким-то универсальным форматам экономического и социального бытия. Он полагает, что ХХI век должен стать веком гуманитарного знания, иначе его не будет вообще. Читателю этой книги предстоит, конечно, освоить ряд не слишком распространенных понятий, таких, как трансценденция, тренд, локус, ризома… Впрочем, по мере развертывания сюжета, многократно разъясненные, они уже не будут пугать непросвещенного читателя. А безукоризненная логика, аргументированность позиций, множественные примеры, хорошо известные факты в неожиданном контексте, ссылки на уже привычные реалии, яркие цитаты помогают разобраться в калейдоскопичности переживаемых нами времен. Так можно ли различить хоть что-нибудь за надвигающейся пеленой неизвестности? Ждут ли человечество системные катастрофы, а если да, то каковы их масштабы? Можно ли, наконец, хоть что-нибудь предпринять, чтобы последствия апокалипсического урагана оказались менее сокрушительными? Или в критические минуты успеет сработать некий внутренний механизм, предохраняющий вид homo sapiens от самоубийственного истребления?
Соколов А. В. Интеллигенты и
интеллектуалы в российской истории. —
СПб.: Изд-во СПбГУП, 2007. — 344 с. (Новое в гуманитарных науках)
Интеллигенция, самый таинственный персонаж российской истории, окруженный ореолом противоречивых мифов, гипотез, контроверз и плохо совместимых фактов. Представлен весь спектр мнений о российской интеллигенции — от панегирических до уничижительных. Вне зависимости от оценок, несомненно, что цивилизационный прогресс неразрывно связан с интеллектуальным процессом, и именно интеллектный слой общества является главной движущей силой социально-культурных преобразований, а значит, внимание и интерес к этому слою закономерны. Сам автор, профессор Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, доктор педагогических наук, действительный член Российской академии естественных наук и Международной академии информатизации, из-под пера которого вышло более трехсот научных работ, рассчитывает в своем исследовании «несколько рассеять „мглу противоречий“, сгустившуюся вокруг русского интеллигента, судьба которого в последнее время тесно связана с не менее загадочным интеллектуалом западного происхождения». С этой целью он разграничивает понятия «интеллигент» и «интеллектуал», которые зачастую недопустимо смешиваются друг с другом (глава 1), и определяет типичные образы российских интеллигентов и интеллектуалов в разные культурно-исторические эпохи, прослеживает их смену и преемственность (глава 2). Автору удалость, казалось бы, невозможное: вывести формулы интеллигентности и интеллектуальности и проверить на конкретном историческом материале работоспособность формул и понятий, предложенных в теоретической главе. Впервые предложена хронология поколений русской интеллигенции и подробно характеризуются поколения ХIХ–ХХ веков: пореформенное поколение (после реформ Александра II), революционное поколение, героическое советское поколение, шестидесятники, восьмидесятники, их роль и участие в реальных событиях, в выработке оценочных критериев происходящего, влияние на умонастроения современников. Автор далеко уходит от теоретических построений, книга насыщена конкретикой, портретами значимых персонажей отечественной истории, будь то представители политических, экономических или интеллектно-этических (творческих) элит. У автора собственный — достаточно суровый — взгляд на проблемы современной российской элиты, читатель найдет многие знаковые имена нашего времени — Горбачев, Ельцин, Чубайс, Гайдар, Р. Абрамович и неожиданные трактовки мотивации их деятельности. Достаточно жестко оценивается и деятельность представителей современного «культурного сообщества», будь то мастера китча, завладевшие телеэфиром, или «утонченные» постмодернисты. В портрет современника вписываются и те восьмидесятники (те, кому сейчас 30–40 лет), которые за годы реформ пережили культурную травму и с трудом оправляются от нее, испытывая отчуждение от общества и государства, личную беззащитность и ненужность перед агрессивным наступлением дегуманизации и дезинтеллигентизации. Вместе с тем социологические исследования среди студентов гуманитарных вузов, предпринятые автором, показывают, что интеллигентность не утратила своей привлекательности для молодых. Автор исследует и феномен Д. Лихачева, унаследовавшего лучшие качества российской интеллигенции, самого яркого и позитивного представителя этого загадочного слоя российского общества. В возрождение российской интеллигенции автор верит.
Говард Фаст. Торквемада: Роман. Пер. с англ. В. Бернацкой. — М: Текст; Лехаим, 2008. — 187 с.
Первый перевод на русский язык романа знаменитого американского писателя (1914–2003). Роман трагический, а может ли быть иначе, если одним из главных действующих лиц его является великий инквизитор, доминиканский монах Томас де Торквемада, только что назначенный «католическими королями» на высокую должность?! Период становления испанской инквизиции в конце ХV века, начало безумия в Испании, гордые испанские гранды (а в жилах большинства течет еврейская кровь) учатся жить в страхе. И жителям Сеговии, где происходит действие, пока не разобраться, кто совершает акт веры (аутодафе): тот, кого сжигают, или тот, кто сжигает. Впрочем, просвещенные прагматики склонны расценивать акт веры как хороший способ пополнить королевскую казну за счет богатых грешников, в том числе использовать и еврейский капитал, тем более что предстоят расходы, связанные с экспедицией Колумба. Сам Торквемада придерживается присущего тому времени, мало понятного цивилизованному человеку ХХI века убеждения: земное страдание ничто по сравнению с вечным блаженством. «Легко ли посылать на смерть живого человека, но еще страшнее знать, что гибнет его душа». Костер для него — форма спасения души заблудших. Однако обстоятельства вынуждают его заключить в камеру пыток старого друга испанского дворянина Альваро де Рафаэля. Частный случай из жизни начинающего великого инквизитора — это только повод для парадоксальных размышлений о вере, о нетерпимости, о догматизме, этнической чистоте крови.
Марина Новикова (сост., пер., комм.).
Шотландии кровавая луна: Антология шот-ландской поэзии (с ХIII века до века
ХХ). — Симферополь: СОНАТ;
Крымский Архив, 2007. — 320 с.
Первая такая антология в Крыму и в Украине, уникальна она и для России: подобных изданий, своеобразного разножанрового и разновекового «коллективного портрета» Шотландии в поэтических переводах на русский язык, не выходило и в Советском Союзе. И это тем удивительнее, что отдельных шотландских поэтов на восточнославян-ских землях знали и любили, по крайней мере, с конца ХVIII — начала ХIХ веков, когда оссиановские мотивы увлекли и Европу, и Россию. В книге собрано свыше ста пятидесяти текстов полусотни шотландских поэтов: от всемирно известных до — большинство — переведенных впервые. Конечно, Бёрнс. В неожиданном контексте представлены отдельные сонеты и отрывки из пьес Шекспира, гения двух культур, -английской и шотландской, уроженца пограничья между Англией и Шотландией, то ли «северного бритта», то ли или «южного шотландца». А открывается антология стихами Томаса Лермонта, шотландского эрла (графа), доблестного воина и провидца, чьим дальним, но несомненным потомком был русский поэт и офицер Лермонтов. В сравнении с переводами Б. Пастернака или С. Маршака новые переводы знакомых произведений выглядят не всегда удачно. Вместе с тем переводчик и составитель антологии М. Никонова доводит до современного читателя любовную лирику Якова I Стюарта и сочные эротические песни простого народа, таинственный мир баллад и высокий дух религиозных медитаций, героику битв и веселье застолий, крепкий шотландский юмор и нежное описание родных городов и земель. Стихи сопровождает краткий очерк истории шотландской культуры и литературы (включая сведения об авторах), а также комментарии к отдельным текстам. Комментарии к каждому разделу антологии написаны параллельно ученым-шотландцем и ученым-крымчанином. Специальный раздел содержит обзор основных событий в истории Шотландии и таблицу ее правителей. Многие сюжеты и тексты книги звучат жгуче актуально: роль окраин, способных сохранить целостность территории, изменчивые лики власти, ее зигзаги. Немало любопытного читатель найдет в сопроводительных статьях. Авторы выявляют корни культурного родства и духовного побратимства Шотландии, России, Украины, Белоруссии и, конечно, Крыма (именно так, отдельно — Крым). По мысли авторов, в судьбе двух народов, населяющих Шотландию и населяющих Крым, как у хранителей территорий и культур «Европейской рамки», европейских рубежей, много общего: оставаясь самими собой, они открыты для контактов с другими народами и культурами. О том, как далеко простирается поиск этих общих корней южан с северо-западным порубежьем Европы, свидетельствуют и дальнейшие совместные планы: к изданию готовятся: «Любовь по-шотландски», «Юмор по-шотландски», «Застолье по-шотландски».
Доктор Кязькин. Большая книга о Распутине. СПб.: Деан, 2007. — 608 с.; ил.
О «феномене» Распутина сказано многое, книги выходили и у нас, и за рубежом. Автор данной книги — кандидат медицинских наук, врач-сексопатолог, которому сфера интимных отношений близка и интересна. Он откровенен без клубнички. По сути — это первая попытка врачебного анализа всего, что связано с жизнью и деятельностью Григория Распутина. Вывод профессионала неожидан: Распутин являлся продолжателем дела З. Фрейда. Конечно, Фрейда Распутин не читал, но интуитивно постигал суть сексуальных неврозов, от которых страдали многие светские дамы его эпохи, неврозов, в основе которых часто лежало подавленное сексуальное влечение. По мнению автора, Распутин, кроме дара интуиции, позволившего ему сделать столь серьезные «теоретические открытия» в области сексопатологии, обладал еще и талантом диагноста сексуальных расстройств. Он действительно помогал женщинам и не обязательно каждую из них тащил в свою постель, тем более и в страшном сне ему не привиделось бы соблазнять таких, как Анна Вырубова или тем более императрица Александра Федоровна. В книге предстает отнюдь не ужасный Распутин: он любил и умел помогать людям, попавшим в трудное положение, и часто делал это бескорыстно, его особым талантом было дарить душевный покой женщинам, несчастливым в личной жизни. Помимо профессионального разбора «сексуальных талантов» Распутина, в том числе секретов его воздействия на женщин, автор дает новые ответы и на такие важные вопросы, как: какова была его истинная роль в российской политике, какие отношения связывали Феликса Юсупова и Григория Распутина, стал ли Григорий Распутин жертвой международного заговора? Трудно не согласиться с язвительным замечанием автора: «Не стоит демонизировать Распутина. Не родись он на свет, не было бы мировой войны, Ленина и Троцкого? Кстати, первая русская революция произошла без всякого вмешательства Гриши: он только-только появился в Петербурге, и его еще мало кто знал. И злосчастную японскую войну империя начала без помощи старца. Не Григорий основывал „Народную волю“, не он метал бомбы, не он писал прокламации вроде „Русским крестьянам от их доброжелателей поклон“, не он, а Николай Гаврилович Чернышевский (1828–1889) звал Русь к топору». По мнению автора, «единственный настоящий грех старца Григория заключался в том, что он составил серьезную конкуренцию другим людям, желавшим влиять на царя». Автор дает очень нелицеприятные портреты представителей высших аристократических кругов, тихих и эпатажных развратников: по количеству гомосексуалов романовский клан несколько превышал среднестатистическую норму. Распутин с его влиянием на царя вызывал опасения не только у близкого окружения царя и российского политического бомонда, но и в дипломатических представительствах Антанты. Распутин, противник кровавой бойни, участия России в мировой войне, мог склонить царя к заключению сепаратного мира с Германией и Австро-Венгрией, после чего ужатая Антанта осталась бы один на один с Тройственным союзом. Автор вычисляет заинтересованных иностранных вдохновителей убийства Распутина. В книге приводятся свидетельства из более чем сотни источников, включая газетные публикации 1916–1917 годов. Для выяснения некоторых ранее неизвестных обстоятельств жизни Распутина автор произвел и собственные эксперименты. В приложении «Кто кем был», по сути, биографическом словаре людей, так или иначе сопричастных судьбе старца, даны краткие, но емкие справки о лицах первостепенной значимости и малоизвестных, большей частью затерявшихся на перекрестках истории; приведены полные тексты сочинений самого Распутина, записанных под его диктовку царицей и ее дочерьми. Издание содержит более четырехсот иллюстраций, среди которых много уникальных, в том числе и рисунки царских -детей.
Поластрон Л. Книги в огне. Пер. с фр. — М: Текст, 2007. — 400 с.
Книга французского историка рассказывает об уничтожении книг и библиотек на протяжении мировой истории — от времен древних восточных царств до наших дней, от гибели в 1358 году до нашей эры библиотеки в Фивах до поджога и разграбления практически всех иракских библиотек в результате американской «освободительной операции» в 2003 году. Основываясь на обширном материале, выстроенном в хронологическом порядке, автор рассматривает «книгоуничтожение» с исторической, философской, религиозной, психологической, общественно-политической точек зрения. Собрания книг гибли от огня, воды, червей, войн и землетрясений. Но с изначальных времен главной причиной была другая: неприкрытое намерение сделать так, как будто этих книжных собраний никогда не было. Почему? «Потому что, как считали древние китайцы и чехословацкие нацисты, образованным народом нельзя управлять; потому что завоеванная страна должна изменить свою историю или свою веру, как это произошло с ацтеками; потому что, как проповедуют милленаристы всех эпох, только неграмотные могут спасти мир; потому что сама природа подобных собраний ставит под угрозу новую властьT— вспомним отношение к доасизму монголов, или шиизм, или Реформацию». А еще потому, что организованный абсолютизм стремится придушить любые интеллектуальные блуждания. А еще потому, что зачастую религиозный фанатизм включает в себя и презрение к чужому знанию. Сознательно или с равнодушием уничтожались как языческие памятники античной мысли, так и книги представителей других религиозных конфессий, еретиков. «Книги моего врага — мои враги». Информационно книга очень насыщена: фактически автор рассматривает судьбу великих книгохранилищ на всем обозримом географическом пространстве — от Азии, ее древнейших цивилизаций до Нового Света с момента его «открытия» европейцами. Не обойдена вниманием и наша страна, и опыт книгоуничтожения в СССР (здесь мы все-таки оказываемся не впереди планеты всей). Отдельная главка посвящена легендарной библиотеке Ивана Грозного, которую по степени интереса к ней автор сравнивает с Граалем или сокровищем тамплиеров. Конечно, отдельные главы — о загадочной судьбе Александрийской библиотеки. История книгохранилищ немыслима без истории отдельных книг, мифологических и реальных, дошедших до нас порой в искаженном или фрагментарном виде или канувших в небытие. Что лежит в основе основополагающего мифа о Всемирной библиотеке, существовавшей еще до потопа? Сохранились ли подлинные тексты Заратустры, Аристотеля, Гомера? Информационная ценность книги такова, что она заставляет преодолевать неровность и корявость перевода отдельных глав.
Мурашова Н. В., Мыслина Л. П. Дворянские усадьбы Санкт-Петербургской губернии. Всеволожский район. СПб.: Алаборг, 2008. — 230 с. 170 ил.
Всеволожский район, расположенный на северо-востоке нынешней Ленинградской области, получил административную самостоятельность и те границы, в которых существует сегодня, только в 1936 году, до этого его территория частично входила в состав Шлиссельбургского и Санкт-Петербургского (северной его части) уездов. В названии районного центра — город Всеволожск — увековечена старинная фамилия владельцев Рябовской вотчины, которой семейство владело с 1818 года до прихода к власти большевиков. К началу ХХ века на землях нынешнего Всеволожского района насчитывалось 65 усадеб, как представительных, комфортабельных, так и более скромных, рассчитанных только на летнее времяпровождение. Среди усадебных комплексов и такие известные как Приютино, принадлежавшее А. Н. Оленину — директору Публичной библиотеки (с 1811 года), президенту Академии художеств (с 1817 года); Мурино графов Воронцовых, Осиновая Роща — вотчина графов Левашовых, Парголово — имение графов Шуваловых. Надо ли говорить, что сейчас почти все старинные усадьбы находятся в запущенном состоянии, и если есть легкое движение в сторону восстановления, то в первую очередь оно касается храмовых построек, существовавших практически в каждом имении. Даже сохранившиеся сведения о большинстве построек немногочисленны и разрозненны. И все-таки, собирая материалы для книги по архивным и литературным источникам, авторы сумели воссоздать многие забытые страницы прошлого. В полной мере были использованы и результаты натурального обследования усадеб в 1989 году. В книге подробно рассказывается о хозяевах усадеб и их гостях, о традициях и быте, существовавших в имениях, об усадебной и парковой архитектуре. Владельцы усадеб были людьми разных чинов и имущественного положения, их биографии неразрывно связаны с историей России. В усадебном строительстве принимали участие столичные зодчие: А. П. Брюллов, И. С. Китнер, С. С. Кричинский, Н. А. Львов, П. С. Садовников, И. Е. Старов, П. Д. Шретер, они оставили потомкам маленькие шедевры, которые потомки сберечь не сумели. Повествование удачно дополняет иллюстративный материал: карты, фотографии, исторические и современные, портреты владельцев усадеб. В приложении даны генеалогические таблицы родов Шуваловых и Воронцовых, список всех усадеб района, указатель имен.
Баторевич Н. И., Кожицева Т. Д.
Храмы-памятники Санкт-Петербурга:
Во славу и память российского воинства. — СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН,
2008. — 332 с.; ил.
Храмы-памятники во славу российского воинства, будь то посвященные победам русского оружия или памяти погибших в боях за Россию, — один из основных видов культовых мемориалов. Вопреки ожиданиям таких памятников в северной столице Российского государства существовало не так уж и много, всего с десяток. До наших дней уцелели Свято-Троицкая Александро-Невская лавра, собор преподобного Сампсония Странноприимца, церковь святого Пантелеймона Целителя, церковь Рождества Иоанна Предтечи (Чесменская), Спасо-Преображенский собор, в новой нашей реальности они обретают вторую жизнь, старательно благоустраиваются. По злому умыслу в годы советской власти были разрушены церковь святой великомученицы Екатерины в Екатерингофе и церковь святого апостола Матфия на Петербургской стороне (восходящие к петровским временам), построенные незадолго до революции церковь Божьей Матери Казанской при Пекинской миссии, вместе с судовыми досками с именами погибших в войне с Японией церковь Христа Спасителя в память Гефсиманского борения и святого Николая Чудотворца (Спас на водах). В годы Великой Отечественной войны под обстрелами погибла церковь святителя Петра, митрополита Московского в Ульянке. Впервые в этой книге воедино собраны сведения о культовых петербургских мемориалах во славу и память российского воинства, существующих и погибших: история создания и рассказ о событиях, в честь которых храмы были воздвигнуты, имена создателей и попечителей, в слове и старинных гравюрах, рисунках, фотографиях воссозданы архитектура и внутреннее убранство церквей. Рассказывается и о тех исторических и художественных ценностях, которые поступали в церкви в качестве даров от членов царской фамилии, меценатов, жителей Санкт-Петербурга. Для современного читателя проведен необходимый ликбез: чтобы избежать в дальнейшем повторов, уже в первой главе, «Храм», рассказывается об истории возникновения православного храма, его символике, архитектуре, внутреннем убранстве, типовой тематике росписей и икон. Необходимая, как правило, малоизвестная ныне, ушедшая из повседневного знания информация представлена и в приложении «Сюжеты и композиция икон и росписи».
Публикация подготовлена
Еленой Зиновьевой
Редакция благодарит за предоставленные книги Санкт-Петербургский Дом книги (Дом Зингера) (Санкт-Петербург, Невский пр., 28, т. 448-23-55, www.spbdk.ru)