Публикация Елены Зиновьевой
Опубликовано в журнале Нева, номер 12, 2008
Андрей Дементьев. Все начинается с любви. — М.: Эксмо, 2008. — 560 с.: ил.
Лауреат Государственной и многих других премий, автор десятков лирических сборников, проникновенных стихов и популярных песен, пользующийся признанием руководитель журнала “Юность” (1981–1992), ведущий теле- и радио программ, в 1997–2001 годах представлявший Российское телевидение и на Ближнем Востоке… В июле этого года А. Дементьев отметил свое 80-летие. Время подводить итоги… В книгу включена лирика разных лет, в том числе новые стихи 2007–2008 годов, печатавшиеся ранее рассказы, давняя поэма “Огонь”, интервью, которые он давал СМИ в 1977–2003 годах. Для сборника автор отобрал лишь избранные беседы, полагая, что отраженные в них реальные события и факты смогут дополнить и проиллюстрировать его поэзию. Через интервью и поэзию А. Дементьев дает возможность почувствовать Время, в которое ему довелось жить, “которое меняло нас и менялось само”. Мальчишка из сороковых годов, из тех, кто может сказать: “Нас всех та война научила // В беде быть добрее друг к другу”. “Шестидесятник”, для которого “дороже денег — Слово”, // Рожденное в душе. // А мне талдычат снова, // Что дело в барыше”. Ему довелось наблюдать, как рушились политические системы и ниспровергались прошлые идеалы. И в произведениях последних лет признанный лирик уступает место поэту-трибуну, чье вдохновение рождено болью за свой народ. “Скучаю по Советскому Союзу. // Не по тому, что нам держал петлю, // А по тому, что подарил мне Музу // И не сводил всю жизнь мою к рублю. // Скучаю я по молодости нашей, // Что не умела рвать завидный куш. // Скучаю по наивности вчерашней // И по всеобщей родственности душ. // К цинизму мы тогда не привыкали. // И думали не только о себе…// И не копались наглыми руками // В чужой беде или чужой судьбе”. “Последний романтик ушедшего века”, хотя и “обманулась душа, разуверилось сердце // От ушедших надежд, от нахлынувшей тьмы”, по-прежнему упрямо живет по законам любви. “Господи, спаси нас и помилуй, // Охрани от зависти и зла. // Чтоб не стыдно было над могилой // Говорить нам добрые слова”.
Лисаевич И. И. Еще горит моя звезда: историко-биографическое эссе. — СПб.:
Образование-культура, 2008. — 336 с.: ил.
В начале 50-х годов прошлого века перед выпускницей кафедры искусствоведения исторического факультета ЛГУ встала проблема выбора дальнейшего профессионального пути. Хотелось заниматься наукой. Но для дочери “врага народа” возможности выбора были ограничены. И она стала экскурсоводом. В настоящее время позади — более полувека лекционной и экскурсионной работы, активное участие в становлении методики экскурсионного дела, разработка новых маршрутов, работа в архивах, занятия с начинающими экскурсоводами, доклады для профессионалов. Ее имя прочно связано с золотым веком экскурсионного дела в нашем городе. Велико число ее благодарных учеников, достойно представляющих традиции петербургской (ленинградской) экскурсионной школы во всех уголках земного шара. Еще больше — тех, кто благодаря ней знакомился с достопримечательностями северной столицы. Ведь экскурсия в автобусе — это своеобразный театр одного актера для ограниченной по численности публики, где зал — салон автобуса, а сценарий — авторское исследование по заданной теме, документально выверенное и в популярной и обязательно увлекательной форме изложенное перед слушателями. Сколько таких экскурсий провела И. Лисаевич? Не счесть. Потом появилась возможность заняться и научной работой: аспирантура в Академии художеств, кандидатская диссертация на тему “Жизнь и творчество архитектора Д. Трезини”, научные статьи, книги. Мир архитектуры являлся ведущим предметом исследовательского интереса. В трудные годы реформ конца ХХ века профессионалы-экскурсоводы сохранили свое ставшее ненужным государству дело: они сумели в 1988 году организовать кооператив “ВЭТ” — “Ветераны экскурсионного труда”. Конечно, о своей профессиональной деятельности, о своих сподвижниках рассказано в книге немало. И все-таки для автора важнее было запечатлеть ушедшее и уходящее время, особый ритм петербургской жизни, особую ауру города, настроения, чаяния, будни населявших его людей. Как профессионал экскурсовод она прекрасно сознает ценность таких мемуаров. “Важно только, чтобы к закату человек шел удовлетворенным, выполнившим свой жизненный долг перед собой, родными, нашим городом”. Одним из финальных аккордов на длинной жизненной стезе должна стать и эта книга воспоминаний, в которой с теплом и любовью рассказано о людях, коснувшихся жизни и навсегда оставивших след в ее жизни. В памяти сохранилось многое. Идиллический, патриархальный довоенный быт — маленькая девочка, счастливая и радостная, на освещенной солнцем аллейке у памятника “Стерегущему”. Тревожная атмосфера тридцатых годов и красная кирпичная стена у “Крестов”, где сидел арестованный в 1938 году отец. Блокадная эпопея и смерть близких; эвакуация на Урал и страна под названием “Гулаг”. “Ленинградское дело” и послевоенные университетские будни. Поэтичны страницы, посвященные петербургским уголкам и зеленым оазисам Петроградской стороны, где прошло ее детство. Как профессионал экскурсовод, автор прекрасно владеет словом, мысль ее всегда четка, а речь образна, но есть еще одна особенность — своеобразная питерская интонация, сдержанная и строгая. Таким русским языком с петербургской спецификой говорили ее дедушки и бабушки, коренные “русские петербуржцы без единой капли русской крови”. Удивительно, но автору удалось сохранить фотографии из семейного альбома, они представлены в книге. Старейшие из них датируются 80-ми годами ХIХ века. Спокойные, одухотворенные лица. “Я убеждена, что именно в детстве, причем достаточно раннем, закладывается все, что делает нас затем человеком со своими взглядами, оценками, характером”, — считает автор. Она родилась в доброй, петербургской семье с демократическими правилами, скромными запросами, трудолюбием и желанием помочь людям, маленькая девочка любила, когда в доме было “много гостёв и много едов на столе”. Заданный в детские годы настрой и определяет тональность книги: спокойную повествовательность и уважительность к тем, с кем сводила автора судьба. И это притом, что в ее жизни, как в капле воды, отразились драматические события большей части ХХ века.
Татьяна Москвина. Энциклопедия русской жизни. Моя летопись: 1999 — 2007:
статьи. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2008. — 398 с. — (Серия “Личное мнение”)
Сборник статей блестящего публициста, литератора, драматурга, напечатанных в газете “Pulse Санкт-Петербург”. Пишет Т. Москвина смело, красочно, в гротескной манере, с расчетом, что ее колкое, меткое слово воздействует “на “утомленный эмоциональный аппарат россиян”. Резкость и насмешливость суждений извинительна для публициста, полагает она. Темы самые разнообразные: политика и главные персонажи новейшей отечественной истории, выборные страсти и политические партии, здравоохранение и пенсионная система, демография и погубленный русский генофонд, силовые структуры и казнокрадство, дороговизна и сказочные замки нуворишей, этакая помесь Версаля и пионерлагерей. Предметом для разговора становится и квартирный питерский комар обыкновенный, взросший в руинах коммунального хозяйства. Немало достается от злоязычного критика российским СМИ, будь то информационная и пропагандистская машина и приводящие ее в движение ловкие (или неловкие) трюкачи, или развлекательные шоу для служанок и мнимых господ — от густопопсовой пошлятины, всяких там иванушек да киркорушек, до программ суперстар от “школы пустословия”, министра культуры (теперь уже экс-министра) М. Швыдкого. Под недобрый взгляд хроникера попадают такие аллигаторы, как Березовский, Гусинский, герои былых лет, на смену которым пришли другие, обезличенные, безымянные мученики капитала. Автор дерзает высказывать свое нелицеприятное мнение и о первых лицах государства и города. Два последние года ведущей темой публициста становится исчезающий Ленинград, истребление старых домов и скверов, шокирующие новоделы Новопитера, странности архитектурных решений. Изданные без купюр статьи, подсказанные злобой дня, являют собой оригинальную летопись новейшей истории России, а вернее, русский триллер, охватывающий десятилетний период: быстро сменяющиеся сюжеты, уже подзабытые страхи и страсти недавних времен — подводная лодка “Курск”, теракты, реформы, битвы в СМИ, смены властей, трехсотлетие Петербурга. “Теперь уже трудно поверить, но тогда, в 2000 году, многое выглядело, звучало и читалось иначе. Было другое телевидение, другие газеты, другие герои дня, другой список богатеев…” Неизменны только неверие автора в “разумную власть” да острое неприятие ужасов нефтяной цивилизации. Что, наверное, органично для того, кто позиционирует себя как существо социально пессимистическое. “Злопыхатель — это я. Специальное такое существо, созданное для разглядывания изъянов, недостатков и перекосов”. У автора есть и позитивная программа, увы, идеалистическая: чистота, вера, труд, взаимопомощь, бескорыстие могут победить хитроделов. Автор не свободен от противоречий. Защищая право доброго, бескорыстного, беспомощного обывателя на достойную жизнь, она порой ставит народную русскую вменяемость под сомнение. В конце концов, “каждый несет ответственность за то, что происходит в стране”. Например, за состояние природы, окружающей среды. Т. Москвина постоянно поверяет современность ссылками на классиков русской и советской литературы, находит среди них единомышленников, — верно, есть какие-то константы в русском менталитете и в особенностях российской действительности, если суждения классиков верны и сегодня. Конечно, что-то у читателя вызовет неприятие, покажется злопыхательством и охаиванием, с чем-то он с улыбкой согласится, и ему не покажется забавным сакральный вопрос, рефреном проходящий через этот остросюжетный сериал: “Э-э… а где дворники?”. Что ж, “русские могут вынести все, кроме скуки”, — утверждает автор. А скуки в ее книге нет.
Фирсов Б. М. Разномыслие в СССР. 1940–1960-е годы: История, теория и практики.— СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге: Европейский Дом, 2008. — 544 с.
Тема книги — постепенное разрушение монолита сознания “человека советского”, а еще точнее — особенности этого сознания. Показано, что даже в самую что ни на есть классическую эпоху — в 1930-е годы и в послевоенный период, вплоть до смерти Сталина,— лояльность режиму не достигала абсолютного значения. Вопреки лозунгам (наподобие памятного “Страна и партия едины”), абсолютного единодушия не существовало ни в условиях “глобального потепления” хрущевской эпохи, ни в условиях “вечной мерзлоты” последних лет сталинского правления. Никакой режим был не в силах “прекратить” брожение умов, тайную духовную жизнь. Реакцией на сладкоголосое воспевание генеральной линии партии и всемирно-исторических побед советского народа в строительстве социализма, достигнутых ее мудрым руководством, стал ряд характерных для советского периода феноменов: “разномыслие”, “инакомыслие”, “двоемыслие”. Вводя в оборот термин “разномыслие” (множественность мнений и взглядов, разнообразие точек зрения, несогласие во мнениях), ученый исследует многолетний опыт подспудного сохранения советским человеком себя как личности в толпе. Он прослеживает глубинные корни “инакомыслия” — личного несогласия с тем, что есть, с убеждениями, целями других людей — в отечественном общественном сознании. Вынужденным компромиссом между собственными сокрытыми мыслями и принятыми в общественной жизни политическим канонами, официальными предписаниями и нормами явилось “двоемыслие”. Лояльность граждан к режиму отражала принцип самосохранения, который доминировал на всех без исключения уровнях социальной пирамиды. “Человек советский” не мог не считаться с политическими канонами и лозунгами партии, но далеко не всегда на практике разделял их, вынужденно становился на путь лукавства, подчас в самых изощренных, непредсказуемых формах. Герои книги — люди, построившие социализм в одной отдельно взятой стране и сумевшие отстоять его в схватке с фашизмом, и их наследники — сыновья и дочери. Выразительная конкретика: люди, события, факты, мнения. Анализ и описание собственно разномыслия, точнее говоря, практик и сред разномыслия, характерных для двух сопоставимых поколений (отцов и детей) в сталинское и хрущевское время. Отражение многолетнего и бесценного опыта своих сограждан-современников. Анализ собственного разномыслия, его поступательное развитие. Работа опирается на малоизвестные, в том числе архивные материалы. Важный источник — мемуары ровесников автора, тех, чья нравственная позиция совпадала и совпадает с его позицией. Книга включает в себя личные свидетельства автора. Впервые публикуется стенограмма передачи Ленинградской студии телевидения “Литературный вторник”, прошедшей в эфир 4 января 1966 года, минуя контроль цензуры. За появление в эфире “идейно порочащей передачи” Б. Фирсов был отстранен от должности директора ЛСТ (возглавлял в 1962–1966 годах). А речь в ней шла о русском языке, среди участников и академик Д. Лихачев, и писатели В. Солоухин, Л. Успенский, О. Волков, языковед В. Иванов. Б. М. Фирсов (р. 1929) — социолог, доктор философских наук, основатель Европейского университета в Санкт-Петербурге, в настоящее время его почетный ректор, автор более 200 научных работ по социологии и смежных с ней дисциплин. Он стажировался во многих специализированных зарубежных центрах,— о чем также рассказывается в книге. При научном подходе к проблеме превалирует непосредственное, “живое” повествование. Для “человека советского” все очень узнаваемо: то, что когда-то казалось естественным, сегодня выглядит смешным и диким. Исследователь уверен: “Социальная история разрушения монолита советской системы нуждается в современном и непредвзятом освещении. И делать это придется молодым поколениям. Бесспорно, эта история будет многократно переписываться ввиду постоянного открытия новых фактов и документов. Но все же я вижу особую пользу в том, чтобы первый ее анализ был сделан теми, чья сознательная жизнь и деятельность пришлись на советское время”.
Андориль А. Режиссер: Роман. Пер. с швед. О. Коваленко. — М.: Текст, 2008. — 189 с.
Один из лучших шведских писателей последних лет предпринял дерзкую попытку написать о великом режиссере Ингмаре Бергмане, который на тот момент — 2006 — был еще жив. Изображается малый период жизни режиссера: начало 60-х годов, время съемок фильма “Причастие” (1963, в русском переводе известен также под названием “Зимний свет”), необычайно важного для Бергмана. Тема взаимоотношений отца и сына, Бога и человека, поднятая в фильме, имела под собой и сугубо личную подоплеку: отец Бергмана, пастор придворного прихода и прообраз главного персонажа фильма, не мог примириться с избранной сыном жизненной стезей. И. Бергман — жене: “А все потому, что этот человек страшно недоволен своими сыновьями. Страшно недоволен. Он не понимает, почему мы не стали пасторами. Почему мы вместо этого занимаемся какой-то ерундой… Поэтому я хочу сделать фильм о том, каким бы я был пастором. Хочу показать ему, что бы из этого вышло”. Отец пресекал попытки сына выйти на открытый разговор. Конфликт, полный недомолвок и недосказанности, по мере возможности сглаживаемый матерью и женой И. Бергмана, тихо тлел. Эрик Бергман отказывался — принципиально — обсуждать с сыном его работу над фильмом об отчаявшемся священнике: “Я не читал его. Если говорить начистоту, мне твои фильмы не интересны. Я не считаю это искусством. Понял? Я не разделяю твоих взглядов на человека…” Автор использовал документальный материал, опубликованный самим И. Бергманом, внимательно изучал письма и дневники его матери Карин, краткое жизнеописание его отца Эрика, автобиографическое сочинение его жены Кэби Ларетеи, а также воспоминания других членов семьи Бергмана. Рабочие эпизоды съемок фильма воссозданы по дневнику В. Шёмана. Много реальных персонажей: актеры, операторы, кинопродюсеры. Роман на редкость динамичен. Конкретные события, действа, воспоминания, противоречивые оценки прошлого, диалоги реальные и вымышленные, внутренние монологи. Ритм задается сложным узором мыслей и чувств самого режиссера, напряженностью творческого процесса. Поразительна стилистика романа: в прозаическом тексте использованы особенности кинематографического — бергмановского — видения мира. Образы, метафоры, наплывы. Ничего случайного, будь то катящийся по дороге надувшийся полиэтиленовый пакет, подоконник из белого пластика или обнаженная женская рука возле подоконника. “Надо ждать, идея придет сама, вкрадчиво прорастет изнутри”.
“Младоформалисты”: Русская проза. Составитель Я. Левченко. — СПб.:
ИД “Петрополис”, 2007. — 256 .
Переиздание сборника “Русская проза” (1926) — первого коллективного выступления и своеобразного творческого отчета “второй волны” русских формалистов, группы молодых филологов, участников семинара, который Ю. Тынянов и Б. Эйхенбаум, мэтры “русской формальной школы”, вели в Государственном институте истории Искусств в 1924–1926 годах. Теоретические дебаты, практические эксперименты в литературе первого послереволюционного десятилетия вылились в попытку создать новую науку о литературе. Казалось, что академическая наука способна предложить только “наивные схемы”, предавая забвению такие теоретические проблемы, как сюжет, жанры, динамику форм и стилей… Требовалось новое осмысление теории литературы. “Русская формальная школа” предложила сосредоточить внимание на вопросах художественной формы, связать законы литературной эволюции с законами смены функций и форм, рассматривать историю русской литературы как историю форм. Приоритетными областями исследования художественной прозы становятся теория жанров, смена школ и направлений, вопросы о литературном влиянии, о массовой литературной продукции и “второстепенных” писателях, теория пародии, проблемы сюжета и сказа, романа и новеллы. Свой вклад в реализацию формалистской теории прозы внесли и молодые литераторы, плод их совместной работы — данный сборник. И хотя за многообещающим началом вскоре последовали скоротечный кризис и распад так толком и не родившегося направления, сборник интересен не только тем, что он, по сути, единственное конкретное воплощение идей формализма в области исследования русской литературы конца ХVIII — середины 30-х годов ХIХ века, но и тем, что молодые филологи обратились к ряду ранее не изученных проблем: “чувствительная повесть” Н. Карамзина и формирование сентиментализма в России; литература “путешествий”, в том числе “стернианские” романы А. Ф. Вельтмана; дружеская переписка 1820-х годов; записные книжки П. Вяземского и литературные мистификации О. Сенковского, “блестящий” риторичный стиль раннего А. Марлинского и фольклорный сказ В. Даля. Среди авторов: К. Скипина, Т. Робли, Н. Степанов, Л. Гинзбург, Н. Коварский, В. Зильбер (В. Каверин), Б. Бухштаб, В. Гофман. В приложении публикуются статьи Коварского и Гофмана о Пильняке как образец критики, вызывающей раздражение Ю. Тынянова. Собранные под одной обложкой работы “младоформалистов” в силу своей цельности и концептуальной остроты для изучения понятийной системы русского формализма значительно полезнее многих работ “учителей”. Представляя сборник учеников, Б. Эйхенбаум призывал: надо “уметь оглянуться на весь пройденный (литературой) путь. Нам нужно осознать историческую динамику традиций — мы слишком многое забыли и слишком многое приняли на веру. Нам нужна культура. Такой основной смысл нашего сборника как коллективной работы семинария”. Слова эти звучат актуально и сегодня. В послесловии в статье Я. Левченко “Школа, которой не было” (2007) изложен современный взгляд на историю вопроса.
Герман В. С. Портрет Шекспира, или Личное дело Фрэнсиса Бэкона. — М.: Арт Хаус медиа, 2008. — 304 с.
Предположение, что истинный творец произведений великого Шекспира — его современник, ученый, философ и крупный политический деятель своего времени Фрэнсис Бэкон, в шекспироведении не ново. Однако настоящая интерпретация весьма специфична. Оказывается, Ф. Бэкон взял псевдоним “Шекспир” от фамилии молодого (на три года моложе самого Бэкона) актера Шакспира. Его фамилию он облагородил, превратив в “Потрясающего Копьем”. Дал обещание обессмертить имя актера, подарив ему авторство всех своих произведений. Мотивация — реальный Шакспир из Стратфорда, обворожительный красавец, темпераментный любовник соответствующей сексуальной ориентации, он же “белокурый друг” и “ангел” из сонетов Шекспира, в течение ряда лет являлся объектом любви Бэкона, отнюдь не платонической. С годами пылкая страсть прошла, в жизни Бэкона появлялись новые увлечения, возникали сложные комбинации, например, любовь втроем, что отразилось и в сонетах, но обещание свое Бэкон выполнил. Данная работа — сложная смесь жанров: историческое и литературоведческое исследование, философское и психологическое эссе, авантюрный роман, публицистический и критический очерк. Все главы предваряет хроника событий, позволяющая читателю оглядеться во времени (ХVI век) и пространстве (не только Англия, но и современная этому веку Европа), проследить жизненные вехи всех мало-мальски задействованных в реконструкции событий исторических персонажей: поэты, актеры, драматурги, ученые, философы, короли, аристократы. Свои исходные позиции исследователь проясняет в примечаниях: “Многие авторы из скромности или соображений престижа старались и стараются не говорить об этих пикантных особенностях эпохи и ее первых действующих лиц. Но тогда многие существенные события и поступки этих лиц оказываются недостаточно объясненными или не объясненными вовсе. Меня не устраивает такая необъясненность. И я решился открыто сказать о том, о чем раньше умалчивалось, или, во всяком случае, что никогда не клалось в основу ситуационных и психологических мотиваций. Я это сделал только для того, чтобы, наконец, объяснить эпоху и людей, ибо только эти обстоятельства их объясняют. Вот и все”. Итак, шекспировская эпоха “через голубое стекло”. Елизаветинский двор, “бабские капризы” королевы, неполноценной как женщина, вынуждали английских аристократов к гомосексуальным утехам: дабы не оскорбить королеву связями с другими женщинами, они демонстративно занялись друг другом. Впрочем, в великосветских кругах давно сложилась мощная интеллектуально-гомосексуальная фронда, в которой имело место и увлечение поэзией, литературой. В эту тусовку, где ведущую роль играл и Бэкон, юноши вовлекались уже во время учебы в Кембридже. Впрочем, все обстояло очень возвышенно. “Их гомосексуализм во многом объяснялся тягой к оппозиции, к ломке стереотипов, к определенному вольнодумству”. Приверженцами такого рода отношений были Эссекс и его сторонники, король Яков I, герцог Бекингем. Вполне возможно, уверяет автор, что Ф. Бэкон и Дж. Бруно (равноправный герой книги), встречавшиеся и в Европе, и в Англии, также были гомосексуальными любовниками. И хотя в произведениях того же Шекспира (кем бы он ни был) о гомосексуальной любви прямо нигде не пишется, но есть ее след, есть. Примеры: поэма “Венера и Адонис”, “Ромео и Джульетта”. Для вящей убедительности автор дает собственные переводы сонетов и отрывков из пьес Шекспира. Справедливости ради: не все, конечно, рассматривается только сквозь определенную призму, много внимания уделено реальным драмам того времени, политическим, придворным, частным и их отражению в произведениях Шекспира. Достаточно аргументировано предположение автора, что поэма “Феникс и Голубь” (“Честеровский сборник”, предположительно 1601 год) посвящена гибели на костре Дж. Бруно. Любопытен анализ множественных прототипов действующих лиц “Гамлета”. И все же буйные авторские фантазии таковы, что он порой сам их пугается. Так, Бэкон, чтобы получить место канцлера при дворе Якова I, вынужден прекратить творить под именем Шекспира, уничтожить следы своего авторства, убрать из Лондона Шакспмра. И честолюбец, значительную часть жизни безнадежно ожидавший высокой должности, мечтавший о торжестве власти интеллектуальной элиты, для которого и литературная-то деятельность со временем стала компенсацией своей невостребованности со стороны государства, идет на многое. Он приказывает своим слугам сжечь театр “Глобус”. Он заставляет Шакспира покинуть Лондон, а потом ставит условие постаревшему любовнику: если тот хочет остаться в памяти людей Шекспиром, то должен умереть, и чем скорее, тем лучше, или его ждет полное забвение. И ведь Шакспир покончил жизнь самоубийством, предпочтя умереть Шекспиром. А потом Бэкон поджигает дом Бена Джонсона, единственного свидетеля своей работы над шекспировскими тексами. “Для чего же Бэкон так исступленно прятал все концы в воду? Я думаю, что в этом стремлении его к утаиванию своего авторства над пьесами доминировало некое подобие самосожжения, некая мазохистская самоаннигиляция”. Якобы уничтожая рукописи в порыве мазохизма, Ф. Бэкон топтал их и приговаривал: “А я не достоин этого, не достоин!” Исследователь, не удовлетворенный книгой И. Гилилова (“Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса”, М., 1997), в которой авторство шекспировских пьес приписывается графу Рэтланду и его жене Е. Сидни, выдвинул свою версию. Основным аргументом в споре с И. Гилиловым он выбрал метод Станиславского, “объективный метод событийно-психологической интерпретации фактов”, профессионально близкий ему как театроведу, режиссеру, актеру, театральному педагогу. Этим методом поверяются гипотезы, догадки, предположения. Автор признает, что нельзя документально установить, был Бэкон бисексуалом или гомосексуалистом, нет свидетельств. Как нет доказательств и многим другим гипотезам, догадкам и предположениям. А посему они вызывают противоположную реакцию: невероятно, неочевидно, не кажется, неправдоподобно, — но зато очевидно желание автора найти в историческом прошлом мощных союзников для легализующихся сексуальных меньшинств.
Шестаков В. Философия и культура эпохи Возрождения. Рассвет Европы. — СПб.: Нестор-История, 2007. — 272 с.: ил.
Книга посвящена важнейшему периоду в истории европейской культуры — эпохе Возрождения. Дается целостный образ ренессансной культуры. Рассматривается взаимосвязь различных сторон этой культуры: гуманизма, философии, этики и эстетики, педагогики, теории музыки и теории живописи, философии любви, поэзии и драмы. Подробно освещена тема “Шекспир и гуманизм”: основное внимание уделяется отражению в творчестве Шекспира мировоззренческих концепций его эпохи во всем их многообразии и противоречиях. Отдельная глава посвящена роли карнавального элемента в ренессансной культуре, специальная — историографии Возрождения: от Я. Буркхардта до Л. Баткина. Такого рода исследование — обобщенная картина культуры Возрождения — предпринимается в отечественной истории впервые. Книга явилась итогом исследований, которые автор проводил на протяжении более чем четверти века. Ранее им были выпущены в свет другие работы, в них вошли трактаты гуманистов эпохи Возрождения: о воспитании, о музыкальной культуре Ренессанса, об эстетике Ренессанса, “О любви и красотах женщин”. Многие из трактатов — в основном итальянских мыслителей, — на русском языке были опубликованы впервые. Предшествующая работа позволила автору в концентрированном виде представить в данной книге многомерную модель культуры Возрождения, допускающей сосуществование различных культурных элементов: античного и современного, светского и религиозного, естественно-научного и мистического. Серьезный, научный труд, ничего скандального, исследуются интеллектуальные аспекты европейской истории.
Прохоров С. Битва империй: Англия против России. — М.: АСТ: ХРАНИТЕЛЬ; Астрель-СПб. 2008. — 350 с. (Великие противостояния)
История российско-английских отношений как глобальное многовековое противостояние, имеющее глубинные истоки. Войны дипломатические и реальные, экономические и информационные, тайная война разведчиков и секретных служб. Победы и поражения двух противоборствующих империй. И так со времен британского “открытия” России в 1555 году, ознаменованного основанием английской торговой “Московской компании” и началом регулярных официальных российско-английских отношений, до настоящего времени. Обширнейшая, впечатляющая фактография как доказательная база хронического антагонизма двух цивилизаций. Раскрываются причины такой враждебности. Явные экономические интересы Великобритании, которая веками стремилась отодвинуть конкурентов, обеспечивая себе право исключительной торговли. Страна, над которой “никогда не заходило солнце”, представлялась англичанам лакомым кусочком сама по себе. С русского рынка поступали такие важные товары, как лен, пенька, канаты, деготь, мачтовый лес, пушнина, кожи. Через территорию России лежал путь в Индию и Китай, а там — шелк-сырец, драгоценные камни, специи. Теперь стратегически значимыми стали нефть и газ. Зоной столкновения интересов не раз оказывалась Азия, вечный узел: Европа — Россия — Иран (Персия) — Турция — Индия — Афганистан — Китай — Кавказ — Ближний Восток — черноморские проливы. В любом продвижении России на Восток виделись угрозы интересам Англии. А притязания русских на роль мировой державы, аналогичные английским, означали лишь одно — покушение на величие Великобритании. Баталии дипломатические и политические подчас плавно перетекали на европейские театры военных действий. Автор не единожды оговаривает, что политику страны и вектор развития нации определяет ее элита, а английская элита унаследовала от нормандских племен, викингов-мореплавателей агрессивный характер завоевателей. Но не только характер, а и геополитическое положение государства-острова побуждало английскую знать искать добычу и славу в морских просторах. Длительное и постоянное противостояние Британии и России кроется в геополитике, в несовместимости их геополитических концепций. По мнению английского геополитика Макиндера (1861–1947), самое выгодное для любого государства географическое положение — срединное, центральное. Таким “сердцем мира” (“heartland”) является евразийский континент, что тождественно России. Снаружи располагаются круги — внутренний и внешний полумесяцы. Объект приложения двух полярных цивилизационно-географических сил — срединной и внешней, “разбойников суши” и “разбойников моря” — зона внутреннего полумесяца. Из внутренних пределов континента в эту зону исходят импульсы, которые пытаются уравновесить силы внешние. Концепция предполагает перманентный конфликт. Главными носителями новых идей русской геополитики были военные: П. Языков, Д. Милютин. Н. Пржевальский, Куропаткин, А. Снесарев. Уже в конце ХIХ века приобретение новых земель и увеличение числа подданных представлялось губительным для России. Новая доктрина предполагала всестороннее изучение сопредельных государств (история, экономика, география), поиски союзников, возможность занимать стратегически важные точки, оставляя народам самоуправление и сохраняя их культурную свободу. Конечно, исследование тенденциозно. Англичане эгоистичны и коварны. Любая попытка со стороны России установить сотрудничество неизменно плохо заканчивалась из-за козней англичан: Россия ввязывалась в нежелательные для нее войны, поступалась собственными интересами. Английский след мелькает при дворе русских царей и императоров: они замешаны в устранении с трона нежелательных им русских самодержцев. (Ну не искать же масонский или еврейский следы, хотя встречаются и они.) Именно в Англии, начиная с Герцена, предшественника нынешнего племени публичных подстрекателей смуты и мятежей, находили (и находят) убежище недоброжелатели России. Ситуация тупиковая. Покорителям морей никогда не понять, почему славяне, народ воинственный (а мы-то привыкли считать себя добродушными простаками), держатся за свою землю. Русофобия в Европе, по мнению автора, это реакция на страх перед таинственной страной, которая, не обладая преимуществами западной цивилизации, не позволяет себя подчинить и препятствует доминированию Англии, ее союзников над миром. Именно поэтому наша страна воспринималась на Западе как враждебное государство всегда, вне зависимости от ее политической системы и от идеологических установок. Тенденциозно, несомненно. Но, наверное, закономерно в свете многовековых информационных войн. (В самом деле, доколе, к примеру, нам судить Ивана Грозного по отзывам недобрых иностранцев: иезуита Поссевино, немца Штадена, англичанина Горсея или беглеца, русского князя Курбского? А если глянуть на дела его современницы Елизаветы I? То ли еще увидим!) Масштабность исследования “образа врага” внушительна. Да неужели все зигзаги и кренделя российской политики на протяжении нескольких веков обусловлены ветрами с Туманного Альбиона?
Кормилицын С. В. Орден СС. Иезуиты империи. О чем не принято говорить. — СПб.: Питер, 2008. — 301 с.: ил. — (Серия “Третий Рейх и СССР: Противостояние”)
Автор выходит за рамки сложившихся канонических представлений об истории Третьего рейха в целом и срдена СС в частности. Поднятые им темы, несмотря на более чем полувековую давность, все еще болезненны для многих народов. Сознавая это, автор неоднократно подчеркивает, что его цель — непредвзятое, беспристрастное исследование прошлого опыта, развенчание пропагандистских мифов, а не комплексная ревизия бытующих в научном и обыденном сознании воззрений. Подробно рассматривается история становления гитлеровской Германии, НСДАП, СА, СС (охранных отрядов, созданных в противовес СА, полубандитским, полукриминальным национал-социалистическим штурмовым отрядам Э. Рема). Фанатично преданные лично Гитлеру, а не другим партийным руководителям, СС с самого начала позиционировались как элитарные войска. Анализируются структура СС (СД, гестапо, зипо, орпо…), задачи и функции СС, правила отбора в войска СС, система воспитания и боевой подготовки, традиции, этические ценности, кодекс чести СС. Проводится четкий водораздел между гвардейцами СС и палачами, недочеловеками из особых подразделений СС, созданных специально для проведения карательных операций и охраны лагерей — для кадрового солдата войск СС предпочтительнее было самоубийство, нежели подчинение приказу о переводе в зондеркоманду. Парадоксальность организации СС, по мнению автора, в разнонаправленности ее задач: это и попытка возродить традиции рыцарских тевтонских орденов с духовным центром в замке Вевельсбург, и стройная организация, объединявшая подразделения по поддержанию порядка в стране (полиция, тайный сыск, элитные воинские подразделения); и бесформенный конгломерат самых разных структурных элементов, собранных воедино с целью сконцентрировать в одних руках как можно больше власти. Значительное внимание уделено символике, атрибутике, ритуалам Черного ордена. Черные мундиры с серебром дубовых листьев на петлицах, “мертвая голова” — серебряный череп на головном уборе, руны, свастика. Символика не оригинальна, многие элементы воинского обмундирования приняты были и раньше, в армиях других стран, мистический подтекст в знаках отсутствовал. В необычном свете предстает Г. Гиммлер (с 1926 года — глава СС): разум великого магистра ордена, занятый богами и героями темных веков, Одином и Вишну, реинкарнацией и Валгаллой, верой в миссию Тевтонского ордена, плавно дрейфовал между тем, что принято называть “благородным безумием” и настоящим сумасшествием. Чтобы разобраться в истории СС, автор ищет ответ на кардинальные вопросы. Как случилось, что Германия, “страна господина профессора”, какой она была в начале ХХ века, буквально в одночасье превратилась в казарму? Почему немцы так безоговорочно были преданы Гитлеру? И были ли? Какие рычаги влияния использовали гитлеровские идеологи для манипуляции нацией? На поверхности — пагубный для экономики Германии и самосознания немцев Версальский договор, полуразрушенная в ходе Первой мировой войны и репарациями страна, деструктивная политика социал-демократов и коммунистов. Крамольная мысль: в первые годы пребывания Гитлера у власти немцы были благодарны ему за то, что при нем Германия стала выбираться из постоянной нищеты и неуверенности в завтрашнем дне. Политические воззрения лидера НСДАП в этой ситуации стали вторичными. Чтобы понять метаморфозы в немецком самосознании, автор обращается к истории Германии, исследует особенности немецкого менталитета, сформированного насыщенной войнами историей страны и религиозностью: почитание военных и верность присяге, святость понятий чести и верности. Свою роль в формировании “нового немецкого мышления” сыграли и особенности обывательских воззрений, и регулярная пропагандистская и идеологическая обработка детей, молодежи, взрослых. Значительное место в исследовании уделено феномену, имевшему место в Германии в середине прошлого века: погружение в Средневековье, обращение к изысканиям богоискателей и романтиков, неоязычеству, оккультизму, древнегерманской истории и религиозным скандинавским культам. Источником национальной идеи должно было стать великое германское прошлое, самые мощные импульсы которого, казалось, скрыты в дохристианском прошлом Германии. (В ХХ веке члены войск СС мыслили категориями, свойственными временам крестовых походов на Восток.) Поиски своей идентичности в прошлом завели немцев далеко, пагубным оказался тезис, что немецкий народ — лучший из всех и имеет право вершить судьбы других. В ходе расследования развенчиваются и некоторые устоявшиеся исторические мифы. Германия не является родиной антисемитизма — корни этой “древней страшилки” следует искать в античности, другое дело, что фашистской Германии был нужен образ врага, и она нашла его. Концлагеря изобрели не в Германии — первые появились в ходе англо-бурской войны в начале ХХ века. В среде членов СС не был повально распространен гомосексуализм — идея, популярная среди искателей грязноватых сенсаций, не соответствует действительности: рейх ориентировал своих подданных на многодетность, за гомосексуализм грозило исключение из рядов СС, а то и концлагерь. Автор опровергает и обвинения в тотальной аморальности и жестокость всех без исключения немцев: большинство солдат вермахта были обычными людьми, которые пошли на войну не по зову души и велению сердца, а потому, что “так надо”, среди них были и тупые исполнители и мечтатели, хладнокровные убийцы и благороднейшие люди. Среди “крамольных” идей автора и мысль о том, что далеко не все созданное в гитлеровской Германии плохо по определению: при всей абсурдности ряда специальных программ по воспроизводству улучшенных образцов арийцев в рейхе была разработана действенная пропаганда материнства и четкая система материальных поощрений семьи. Автор считает, что его книга поможет понять, какого в действительности мощного врага победили наши деды и прадеды, снять комплекс вины с современных немцев, не несущих ответственности за деяния своих обманутых отцов и лишить национал-социализм притягательного ореола. Именно отсутствие объективной информации — причина столь модной сегодня среди молодежи романтизации нацизма, ибо вера молодых в бульварные версии — “поиск Святого Грааля”, “магия Черного ордена”, “наследство атлантов” и прочее таинственное, а потому притягательное — столь же свята и непоколебима, как вера старших в мифы, созданные военными пропагандистами. В тексте приведены биографические справки о политических и военных деятелях Третьего рейха и их предшественниках и “учителях”.
Муравьева И. А. Салоны пушкинской поры: Очерки литературной и светской жизни Санкт-Петербурга. — СПб.: Крига, 2008. — 544 с.: ил.
Увлекательно, живым и образным языком рассказывается о таком явлении русской культурной жизни первой половины ХIХ века, как петербургские литературные и светские салоны, зародившиеся в России в обеих столицах в конце ХVIII — начале ХIХ века, и ставшие в 1820–1830 годы своего рода формой существования литературы. В одном только Петербурге их было не счесть: литературные общества с политическим оттенком: “Арзамас”, “Беседа любителей российской словесности”, “Зеленая лампа”; частные литературные салоны Карамзиных и Олениных, князя В. Одоевского и А. Воейковой, поэтессы Е. Растопчиной и А. Смирновой-Россет — фрейлины двора, друга многих писателей. Вечера проводились у В. Жуковского, Н. Греча, И. Козлова, Н. Кукольника. В каждом салоне, в каждом обществе были свои обычаи, свои ритуалы, игровые и зачастую очень смешные. Литературные салоны и общества и более узкие приятельские кружки стали той питательной средой, которая во многом влияла на творчество тогдашних писателей. В них проходил обмен мнениями, обсуждались литературные новости, в пылу споров зарождались новые идеи, формировались литературные школы и направления, получали начало, творческий толчок целые произведения. И если кружки формировали литературу, способствовали оттачиванию новых форм, создавали группировки в литературной борьбе, то в салонах шло общение между писателями и читателями, воспитывались вкусы, распространялись новые идеи. Кроме того (по крайней мере, до декабря 1825 года), кружки были неподцензурны, здесь можно было услышать и те произведения, которые не пропускались в печать или на театральные подмостки. Герои книги живут в едином культурно-временном пространстве, встречаются в одних и тех же гостиных, обсуждают одни и те же новинки литературы, прогуливаются по петербургским площадям и бульварам, вместе совершают загородные поездки, влюбляются. Пушкин, Дельвиг, Керн, Смирнова-Россет, Гоголь, Карамзин, Крылов, Оленин… Их судьбы переплетаются, соединяясь в одну пеструю, подвижную, насыщенную жизнь, которую принято называть литературным бытом. Автору удалось добавить новые существенные штрихи к знакомым портретам. В основу книги легли воспоминания, дневники, записки современников, переписка, труды известных пушкинистов.
Пискарев П. А., Л. Л. Урлаб. Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале ХХ века. Сост., вступ. статья и коммент. А. М. Конечного. — СПб.: Гиперион, 2007. — 288 с.: ил. (Забытый Петербург. VIII)
Мемуары двух петербургских старожилов, родившихся на рубеже ХIХ–ХХ веков,— своеобразный документальный реестр реалий повседневной и праздничной жизни города и его обитателей того времени. Облик улиц старого Петербурга: мостовые и тротуары, уличные вывески, освещение, озеленение, дворы и дома, театры и театральные разъезды, улицы в ночное время. Многообразие уличных петербургских типажей: дворники и швейцары, фонарщики и трубочисты, посыльные и газетчики, шарманщики и разносчики, чиновники и военные, женщины и дети. Праздники церковные и календарные, народные гулянья и религиозные службы. Транспорт Петербурга начала ХХ века: экзотические конка, омнибус, собственные выезды, кареты и ландо, зимний и летний транспорт на Неве. Дачный быт Петербурга в начале ХХ века. Быт Старого Петербурга по газетным объявлениям (по страницам петербургских газет вековой давности). Воспоминания публикуются по рукописи из собрания составителя книги. Машинописный текст был подарен ему уроженкой Петербурга, жительницей Эстонии И. К. Борман. Публикатору удалось установить личность одного из авторов, предположительно — это Пискарев Петр Александрович, бухгалтер. Кем был Людвиг Львович Урлаб, выяснить не удалось. Мемуары дополнены сведениями о быте, содержащимися в уже изданных книгах Л. В. Успенского, Д. А. Засосова и В. И. Пызина, М. А. Григорьева, в воспоминаниях С. Ф. Светлова, М. И. Ключевой, А. Бенуа, М. Добужинского, С. Горного, В. Оболенского… Комментарии занимают почти половину книги, они дополняют и корректируют сведения, сообщаемые авторами. Такое многомерное отражение обыденной, предметной культуры старого Петербурга, его бытовых реалий позволяет воссоздать достаточно целостную картину ушедшей жизни обывателей русской столицы рубежа веков.
Публикация подготовлена Еленой Зиновьевой
Редакция благодарит за предоставленные книги Санкт-Петербургский Дом книги (Дом Зингера) (Санкт-Петербург, Невский пр., 28, т. 448-23-55, www.spbdk.ru)