Публикация Елены Зиновьевой
Опубликовано в журнале Нева, номер 11, 2008
Умберто Эко. Таинственное племя царицы Лоаны / Пер. с итал. Е. А. Костюкович. СПб.: Симпозиум, 2008. — 592 с.; ил.
Лопнувший сосуд, пораженный участок мозга, начисто стертая личная память. О своем прошлом герой романа, шестидесятилетний торговец антикварными книгами Джамбаттиста Бодони не помнит ничего. Он забыл свое имя, свою семью, свое прошлое, хотя знает, что было с Юлием Цезарем. Сокровищница “бумажной” памяти остается неразграбленной, через нее и лежит путь к себе — через образы и сюжеты, средневековые трактаты и повести для подростков, старые пластинки и программы радиопередач, школьные сочинения и книжки комиксов, — туда, где брезжит таинственное племя царицы Лоаны. У. Эко представляет нам роман совершенно нового типа. Текст в нем опирается на иллюстрации, причем каждая иллюстрация — это цитата, извлеченная из контекста не только личной истории героя, но и истории целого поколения. Герой родился в 1931 году, таким образом, он старше автора всего на год: их соединяет общность восприятия знаковых событий ХХ века и их оценка. Ретроспективный взгляд на минувшее столетие позволяет выявить существенное и маловажное в бурной эпохе, расставить акценты не так, как это делали участники непосредственных событий. Новый роман (Милан, 2004 год) крупнейшего современного писателя, ученого-медиевиста, семиотика, специалиста по массовой культуре, великолепен по своей культурной насыщенности. Отсылки к текстам, своим (“Имя Розы”, “Маятник Фуко”, “Остров накануне”, “Баудолино”) и чужим — Блаженный Августин, Данте, Шекспир. Аллюзии на романы Ж. Верна, реминисценции из М. Пруста. Книги, журналы, музыка, кинофильмы, живопись… Отсылка присутствует и в названии романа — к произведению английского неоромантика Генри Райдера Хаггарда, работавшего в пору, когда, по существу, заново открывались великие памятники древних цивилизаций. Виртуозно используя интеллектуальное наследие, в первую очередь цивилизации западноевропейской, исследуя серьезные философские и психологические проблемы, автор создает удивительно изящный в своей стилистической простоте текст. Учитывая степень эрудированности современного читателя, в примечаниях переводчик дает все необходимые комментарии.
Наталья Галкина. Ошибки рыб. СПб.: Коло, 2008. — 336 с.
В книгу включены произведения разных жанров. Миниатюры, своеобразная записная книжка автора — “Ошибки рыб”: забавные и странноватые истории, незримые и заметные черты разных времен, прихотливая жизнь русского Слова. Маленький роман “Пишите письма” — пронзительное повествование о первой юной влюбленности. Особая аура Города начала шестидесятых годов прошлого века. Петербург–Ленинград ушедших эпох, конкретный, зримый, вместе со своими обитателями параллельно сосуществующий в разных своих ипостасях: он, этот город, никуда не исчез, только не всем дано его увидеть и почувствовать. Н. Галкиной дано. Она проводит своего читателя по городским уголкам, былым и нынешним, постоянно видоизменяющимся, ее зарисовки подобны моментальным снимкам, они делают город прекрасным, узнаваемым, живым и жилым. Новые рассказы, фантастические, страшноватые: причудливые мирки — новая земная реальность, где очень неуютно чувствуют себя старорежимные люди из доисторической жизни — нашей, нынешней. Их память хранит образы бывших стран, бывших городов, бывшей действительности. Своеобразная творческая манера автора присутствует во всех произведениях: реальность и фантасмагория образуют единый, порой абсурдный мир. Во всех произведениях Н. Галкиной наличествует особый Дух Времени. Она умеет передать мироощущение человека, определяющееся эпохой и драматическими реалиями времени, в котором ее герои обитают, выверены их чувства и поступки. Ее взаимоотношения со временем, самой таинственной субстанцией, могут прояснить две цитаты. “Один из дней таит прокуренный поцелуй на морозе, на дне другого плещется аквариумная рыбка, третий шуршит чертежным листом. Оглянитесь на них — и восстанут, и оживут, и пройдут чередою, неподвластной времени, принадлежащие только нам да Вечности лучшие дни нашей жизни” (“Ошибки рыб” — “Лучшие дни нашей жизни”). Рассказ “Лачуга”: “Через некоторое время оба мира, и прошлый, и нынешний, стали приобретать ирреальные черты и даже ими обмениваться… Что до обоих миров, взаимно исключавших друг друга, то, во-первых, вопрос большой, который эфемернее, а во-вторых, оба они — следствия и причины друг друга и даже дополняют один другой в некое, абсурдное, разумеется, единое целое”. Порой она восстает против мелкого беса комфорта, которому несчастное человечество продало бессмертную душу. Она постоянно напоминает, что есть и другая жизнь: грозная и милостивая природа, книги, картины, архитектура. Для нее важен Человек во времени и человек в Вечности. Красиво и верно представляет своего автора издательство: “Кажется, что Наталья Галкина пишет о быте — на самом деле о бытии. Кажется, что пишет о смерти, но, может быть, о бессмертии. У нее взгляд одновременно поэта и анатома. В пору позорной деградации нашей речи, девальвации слов писатель возвращает им их весомость, их истинное значение. Наталья Галкина — писатель-странник. У нее нет своего пространства — в поэтическом понимании. Она странствует в пространстве всех эпох, в любых временах. В тексте ее есть только две (сосуществующих в любви!) константы: открытое сердце автора и душа Петербурга”. Пожалуй, можно назвать еще одну, очень важную и очень привлекательную константу, существующую во всех произведениях Н. Галкиной, — нравственный императив, которым руководствуется писатель.
Сергей Минаев. MEDIA SAPIENS. Повесть о третьем сроке. М.: Астрель, АСТ, 2007. — 310 с.
Речь в повести идет о современных информационных технологиях и их разработчиках. Главный герой — специалист по пиару, способен не только генерировать идеи, но и воплощать их в жизнь. Ему все равно, на кого работать (лишь бы за хорошие деньги) — на государственную телекомпанию, на бывшего братка, желающего вытеснить московский завод с перспективной для застройки территории, на некую финансируемую из Лондона аморфную общественную организацию “Возвращение к Истокам”, цель которой — не допустить избрания действующего президента РФ на третий срок. (Книга выпущена в 2007 году, когда возможность избрания президента на третий срок казалась вполне реальной, — удачный маркетинговый ход издательства и автора, впрочем, эти провиденциальные ожидания оказались несостоятельными.) Очевидно, что старые как мир пропагандистские приемы: ложные слухи, псевдоочевидцы, измышленные информационные поводы, постановочные шоу, подтасовка фактов — в эпоху всевластия телевидения и Интернета становятся все более действенным средством для манипуляции общественным мнением. Велосипедов герой не выдумывает. А вот точки приложения для информационных афер своего героя автор выбирает для нашего общества самые болевые: беспризорность, дедовщина, надежность банков. Высшее достижение героя — инсценировка теракта. Расчет такой: “основной упор — нагнетание коллективной паники, страха и угрозы новых терактов. Беззащитная Россия”. “Гениальный” пиарщик считает, что “дым, выпущенный мною, замещает в головах аудитории их собственные мозги”, что “любая аудитория — это лохи и дебилы, которые воспринимают мир через экран телевизора и реагируют на него по команде диктора или ведущего”. Несмотря на лихо закрученную интригу и обыгрывание непреходящего интереса к потаенным механизмам работы СМИ, назвать эту книгу бестселлером (что вынесено на обложку) со стороны издателей по меньшей мере безответственно. Особенности авторской стилистики не позволяют. Можно выделить несколько пластов словесности. Обильная ненормативная лексика, мат фактически в каждом абзаце, без него не обходится ни внутреннее мышление героя, ни прямая речь. Идет активное, виртуозное словообразование от привычных форм, сколько чудных глаголов и эпитетов! Монтер дядя Вася отдыхает. Одна из современных теорий: использование мата, древнейшей формы заклятия природных духов, ведет к реальной импотенции. Очевидно, и к творческой. Убогий, вымученный язык, автор явно не в ладах с грамматикой, вместе с корректором (а такой имеется) слишком доверился компьютерному редактору, увы, несовершенному. Проблемы с неопределенной глагольной формой (третий класс средней школы), проблемы с окончаниями, с употреблением деепричастных оборотов. Преобладают малограмотные конструкции, продираться сквозь корявые фразы трудно: “Уже подъезжая к дому, в голову мне пришла мысль”; “Держите в голове факт того, что большую часть”; “Делала литературную и кинокритику”; “Использовать события, как подтверждения └политики замалчивания”, царящих в государственных СМИ”. Автор не чужд высокой филологии, что проявляется в злоупотреблении им красивых терминов: дискурс, тренд, креатив… Стилистическое убожество авторского творения тем заметнее, что в тексте присутствует еще один пласт, мощный, сочный, — фрагменты из речей Геббельса. Герой повести в начале своей карьеры, до того, как открыл собственное пиар-агентство, составлял тексты для политиков, работал копирайтером на телевидении и был изгнан оттуда, когда стало ясно, что для своих заготовок он адаптировал к современности труды Геббельса. Почитатель пропагандистских методик Геббельса умело нагоняет грязную информационную волну, но место его в захолустье медиа-империи обосновано. Раздражительность, невыплеснутая агрессия, цинизм, завышенная самооценка, презрение ко всем и вся: к коллегам, к “телкам”, к “быдлу” (то есть к публике, для которой он “творит”). И скудный, загрязненный матом лексикон. Красноречива цитата: “Знаете, как было в школе, когда ученики писали про обидчиков гадости в туалете, типа └Соколов Колька — мудак и говноед”? Так вот теперь школьники подросли и используют в качестве стен туалета средства массовой информации”. Или пишут книги. Полки книжных киосков и магазинов заставлены “бестселлерами” С. Минаева, место им отведено самое заметное.
Михаил Бобров. Хранитель ангела. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2008. — 472 с.
Легендарный спортсмен, педагог, герой-фронтовик, почетный гражданин Санкт-Петербурга, почетный доктор Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов… В начале Великой Отечественной войны М. Бобров был разведчиком. После контузии работал в группе альпинистов-маскировщиков-верхолазов, укрывавших защитными чехлами золотые доминанты Ленинграда, символы города, в том числе и золотого ангела Петропавловки. В августе 1942 года в составе 105-го отдельного горнострелкового отряда участвовал в боях на центральных перевалах Главного Кавказского хребта с горнострелковой немецкой дивизией “Эдельвейс”. Он стоял у истоков современного пятиборья в Советском Союзе и в нашем городе. Им лично подготовлено более 50 мастеров спорта. Имеет сертификаты покорителя Северного полюса (1999), Эльбруса (2001), Килиманджаро (2002), пика Костюшко (2003)… Это только штрихи к биографии автора, рассказывающего в своей книге о себе, о событиях, непосредственным участником которых он был, и о тех, с кем сводила его судьба — о необыкновенных (или обыкновенных?) людях, ленинградцах и петербуржцах. Его жизнь похожа на приключенческий роман. “Череда крайне опасных и рискованных ситуаций, в которых я оказывался, не оставляла времени на раздумья и колебания. Действовать приходилось быстро, четко, безошибочно. И мне это удавалось. Вероятно, я был хорошо подготовлен благодаря родителям, школе, занятиям спортом, армии. Верность идее, чувство товарищества, помощь слабым, взаимовыручка, активное отношение к жизни стали главными чертами моего характера и личности. Я человек поступка”. Человек поступка. Как и многие его сверстники, четко сознававшие, что от их поступка, от скорости реакции, от неравнодушия зависит многое: собственная жизнь, жизнь близких и — патетически звучащее — судьба страны. М. Б. Бобров считает своим долгом рассказать правду о судьбе своего поколения, о том, какими ценностными ориентирами руководствовались он сам и его ровесники. “Нас, участников Великой Отечественной войны 1921–1923 годов рождения, вернувшихся с фронта, осталось три процента. Всем оставшимся в живых есть что рассказать и вспомнить… Кое-кто начинает подзабывать, ЧТО мы пережили и КАК выстояли. Нет цены героическим защитникам Ленинграда, архитектурным и культурным творениям в нашем городе — мы бесценны. Город Ленинград–Петербург и его жители — это особый народ и особый менталитет. Особенно престарелые петербуржцы. Их так мало осталось — это наша гордость, наше национальное достояние. Их надо беречь, хранить и любить. Это они отстояли город и на своих плечах подняли разрушенный после войны Ленинград”. Несомненный талант повествователя, спокойный, неторопливый тон, отсутствие даже намека на назидательность, яркая конкретика, широта взглядов придают автобиографической книге характер увлекательного романа. Среди героев романа и город, с которым неразрывно связана жизнь автора. “Мой Петербург говорит с каждым, кто выходит на его улицы. Он и мудрый педагог-наставник, и добрый друг, который всегда поддержит, а в трудную минуту даст необходимый совет. Эту особенность Города я ощутил не один раз”. Книга вышла в серии “Почетные доктора университета”.
Мария Карамзина. Ковчег: Стихотворения. Судьба. Памятные встречи.
Письма И. А. Бунина к М. В. Карамзиной. VE Таллинн, 2008. — 223 с.; ил.
“Ковчег” — так назывался сборник стихотворений Марии Карамзиной (1900, Петербург — 1942, Новый Васюган), выпущенный в Нарве в 1939 году по настоянию и при поддержке И. Бунина, ценившего строгий и благородный талант поэтессы. Впервые имя М. В. Карамзиной появилось в научной литературе в 1973 году, в двухтомнике “Литературное наследство. Бунин”. “Ковчег” — единственный сборник ее произведений, в который вошло 61 стихотворение. Сколько написано ею — неизвестно. Неизвестно — сколько сгинуло. Сколько — не извлечено из разных писем. В данной книге сборник воспроизводится целиком. Добавлено еще семь стихотворений 1939–1940 годов. Включена статья профессора, завкафедрой русской литературы Тартуского университета Л. Киселевой “Созвучие”, в ней прокомментирована переписка М. В. Карамзиной с В. Шмидт (1915–2000), впоследствии ставшей видным филологом, более 25 лет руководившей русским литературным объединением при Тартуском отделении Союза писателей Эстонии. Уроженка Тарту Вера Шмидт, как и ее старшая подруга, входила в круг русской интеллигенции в Эстонии. Их переписка велась с марта 1939-го по май 1941-го. Их сближали общие религиозно-философские, литературные интересы, почитание творчества И. Бунина. Драматические события 1939–1940 годов: начало Второй мировой войны, так называемый договор о базах, отъезд прибалтийских немцев в Германию по призыву Гитлера, финская война, вхождение Эстонии в СССР, установление советской власти, начало массовых арестов и депортаций — практически не обсуждались. Превалировали духовные сферы. Именно Вере Шмидт М. Карамзина оставила свой архив, стихи, адресованные ей письма И. Бунина, с которым М. Карамзина познакомилась в Таллине в 1938 году. Воспоминания В. Шмидт — “Завет: “Сохрани”. Встречи и переписка” — также помещены в сборник. А еще воспоминания друзей семьи Карамзиных — Т. Милютиной, В. Макашева, Н. Паульсен, переписка с В. Ф. Ходасевичем, несколько писем И. Бунина М. В. Карамзиной. Представленные материалы позволяют воссоздать цельный образ удивительной по уму и обаянию русской женщины, красивой, духовно богатой, благородной. Серьезные и тихие стихи, простота и собранность поэтической речи, строгость интонации, глубокая и ненавязчивая печаль, выверенность образов. История ее жизни недолгая и трагическая к концу. Мария Владимировна Карамзина, урожденная Максимова, в 1917 году с семьей эмигрировала в Прагу. Там она вышла замуж за приват-доцента русского юридического факультета Пражского университета И. Д. Гримма, в 1927 году переехала с ним в Тарту. В Эстонии встретилась с Василием Александровичем Карамзиным, знакомство переросло в любовь, она развелась с И. Гриммом, вышла замуж вторично, новая семья поселилась в маленьком эстонском городке Кивиыли. Трое сыновей: один — от первого мужа и двое “карамзят”. Она была счастлива в браке, считала своим радостным и главным долгом не творческое горение, а служение семье, мужу. Вера Шмидт вспоминает ее слова: “Да, ты говоришь, таланты. А это, я думаю, не более как для того, чтобы воспитать их” (указала она на мальчиков). Накануне установления в Эстонии советской власти В. Карамзин переезжать в Германию отказался: “Чтобы я, русский дворянин, поехал к этому сумасшедшему Гитлеру, который вот-вот нападет на Россию, — нет, благодарю покорно”. Бывший ротмистр, дворянин, правнук брата историографа Николая Карамзина был арестован и расстрелян в июне 1941 года. Его жена и дети выселены в Сибирь. В 1942 году Мария Карамзина умерла в больничном бараке. “Мы с тобой вкусили горя всякого, // Но еще до неба далеко. // Не дивись: по лестнице Иакова // Только ангелам всходить легко”. Общие контуры судьбы М. В. Карамзиной сходны с судьбами многих и многих русских, вынужденных покинуть родину на рубеже 1910–1920-х годов и потом оказавшихся на территории Советского Союза в начале 1940-х. Ее судьба, творчество — заново открытая страничка из трагической, все еще потаенной истории русской эмиграции.
Сажин А. В. Неизвестный Лесков. “Обнищеванцы”: Текст, претекст, исследование, комментарии. СПб.: Алетейя, 2008. — 196 с.
Очерк Н. С. Лескова “Обнищеванцы” (Религиозное движение в фабричной среде 1861–1881) впервые был опубликован в 1881 году в журнале И. Аксакова “Русь”, в том же году Н. Лесков включил его в свой сборник “Русская рознь”. До настоящего времени, то есть в течение 125 лет, он не переиздавался. Очерк задумывался как первый в предполагаемой серии, посвященной сектантским движениям. Но остался единственным. Главный его герой — некто Иван Исаич (Исаев), лицо реальное, бедняк, выходец из старообрядцев, фабричный работник, проповедовавший по Петербургу скорый конец света и создавший религиозное движение “обнищеанство”. Выход очерка побудил И. Исаева откликнуться на публикацию писателя, с которым он неоднократно встречался. Так появился рукописный труд: Иван Исаев (Исаевич). “1880 года и 1881 года двух годовые религиозныи биседы трех лиц первыи Николаи Семеновичь Лесков вторыи Иван Исаив а трети Андрей Дементьев в Санкт-Петербурге”. Исследователь нашел мемуарные записки необычного пророка в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. Воспроизводятся и комментируются они впервые. К исследованию обоих произведений, Н. Лескова и И. Исаева, привлечен и материал четырехтомного рукописного сочинения И. Исаева, также обнаруженного в Отделе рукописей РНБ. Сочинение это является одновременно изложением религиозного учения И. Исаева и подробным жизнеописанием, — выясняется, что с изучения именно этого сочинения и начиналось знакомство писателя со своим будущим героем. Произведения И. Исаева, написанные витиеватым стилем, предстают как Памятник Нового времени: своеобразная поэтика рукописи генетически восходит и к старообрядческой, и к церковной книжной традиции, но в то же время содержит элементы устной разговорной речи; наряду с текстами, изложенными современным автору языком, немало объемных фрагментов, стилизованных под старославянский язык. Все особенности сохранены при перепечатке. Новые архивные источники ставят целый комплекс проблем, связанных как с биографией, творчеством и мировоззрением Лескова, так и с изучением народных религиозных течений в России середины–второй половины ХIХ века. В своей статье “Один год с Лесковым” А. Сажин впервые проясняет реальную основу событий, изложенных в очерке Лескова, исследует личность И. Исаева, отождествлявшего себя то с Иовом, то с Иоанном Крестителем, связи пророка с другими сектантскими течениями того времени. Особое внимание исследователь уделяет вопросу о месте и роли сектантства в жизни и творчестве Лескова, подробно рассматривает историографию вопроса, религиозные концепции самого Лескова, его отношения с литературной средой, с официальной церковью, религиозные искания писателя, поставившие его в положение “сектанта”, “еретика”, “литературного изгоя”, “маргинала” русской литературы. Лесковские “антики”, “чудаки”, “оригиналы”, “праведники”… Рукописный источник, представленный в книге, содержит совершенно неизвестные факты биографии Лескова. По мнению исследователя, создалась уникальная ситуация. Очерк “Обнищеванцы” и мемуарные записки реального героя этого очерка, сектанта, оказываются как бы обращенными друг к другу зеркалами, дающими изображение обоих лиц: писателя Лескова и героя его будущего очерка. Мы получаем представление о том, как реальные факты творчески перерабатывались писателем при описании деятельности секты “обнищеванцев” и создании образа современного рабочего-проповедника. Исключительно интересным оказывается и взгляд сектанта на писателя, интерпретация им внешнего облика и поведения Лескова, изложение им тех мнений, которые писатель высказывал в их религиозных спорах.
Шубникова-Гусева Н. И. Сергей Есенин и Галина Бениславская.
СПб.: ООО “Изд-во └Росток“”, 2008. — 480 с.
Неизвестные страницы биографии Сергея Есенина и Галины Бениславской (1897–1926), гражданской жены, друга, секретаря, доверенного лица поэта. Женщина-загадка, страстная и романтическая, скрытная и молчаливая, она на протяжении пяти лет любила Есенина и сыграла важную роль в его жизни и творчестве. В основе книги — неизвестный ранее архив есенинских материалов (более 400 единиц), которые Бениславская перед смертью завещала своей подруге Ане Назаровой. Многочисленные письма, воспоминания, документы Есенина и близких ему лиц и знакомых, глубоко личные и достоверные, публикуются здесь впервые. Издание подготовлено к 110-летию со дня рождения Г. Бениславской. Выразительный эпиграф: “В жизни каждого великого человека есть замученная женщина или ребенок” (М. Пришвин).
Мединский В. Р. Негодяи и гении РR: от Рюрика до Ивана III Грозного.
СПб.: Питер, 2008. — 316 с.; ил. — (Серия “1000 лет русского РR”)
Уникальный взгляд на русскую историю. Пусть не смутит читателя термин “пиар”, проникший в наш лексикон полтора десятка лет назад. Во все времена великие правители и воины занимались построением собственного имиджа, вели информационные войны с внешними и внутренними врагами-союзниками, устраивали провокации, манипулировали общественным мнением, с учетом “текущего политического момента” делали “политзаказы” церковным идеологам, переписывали летописи. Правда, тогда наши предки и понятия не имели, что занимаются РR в том виде, каким это многогранное понятие представляется сегодня суетливым жителям ХХI века. От эффективности избранных “политтехнологий” подчас зависели судьбы конкретных исторических деятелей и их дела, ход истории нашего государства, последующие оценки потомков. В русской истории были свои гении РR, снискавшие заслуженную — а порой и незаслуженную — славу в веках, а были и РR-неудачники, чьи ошибки стали причиной краха их воистину великих начинаний, кого-то привели к историческому забвению, а кого-то — и на плаху. “История — место тесное, остаться в ней — проблема”, — считает автор. По признанию автора, среди героев книги негодяев-то и нет, а название — скорее дань маркетингу. В неожиданном свете перед читателем предстают русские князья, легендарные, киевские, московские, удельные: от загадочного Рюрика до самого недооцененного русского монарха Ивана III Грозного, от которого и началась история России как сверхдержавы. Автор отмечает, что в перспективе мы наблюдаем любопытную вещь: деятели, которые не обладали ни популярностью, ни позитивным имиджем в современные им времена, вдруг оказываются центральными историческими фигурами для нас. И, наоборот, русские князья, о которых мы почти ничего и не слышали, как выясняется, по-настоящему владели умами своих современников. Такими незаслуженно забытыми персонажами нашей истории являются, к примеру, последний рыцарь эпохи излета феодальной раздробленности Мстислав Удалой и много сделавший для объединения русских земель в “проблемном регионе” Даниил Галицкий. Создавая галерею портретов творцов отечественной истории, автор излагает сначала популярные легенды о каждом из них, взятые из летописей, реконструирует их реальную историческую роль. А затем пытается определить, чем объясняется расхождение между мифом и реальностью с точки зрения РR: когда, какими методами внедрялось это расхождение, кто и на каком этапе нашей истории был заинтересован в создании мифов. В своей работе автор опирается на признанные исторические авторитеты: Н. Карамзин, В. Ключевский, С. Соловьев, Р. Скрынников. Б. Рыбаков… Внушительная фактография. Постраничные сноски: краткие биографические справки, приправленные субъективными оценками автора, а порой и анекдотами. “Вкусные”, сочные цитаты: летописи, былины, памятники древнерусской литературы, западноевропейские хроники, сочинения выдающихся историков… Внимание к малоизвестным периодам нашей истории: информационная война ХI столетия — война православия с язычеством, отнюдь не “скудные делами и богатые ничтожными распрями многочисленных властителей” (по Карамзину) ХIII и ХIV века. Загадки истории: почему татарские завоеватели ограждали от насилия и налогов всех духовных лиц, почему дезавуируется в наше время значение Куликовской битвы… Современная терминология: месседж, слоган, креатив, бренд — в приложении к “делам давно минувших лет, преданьям старины глубокой”. Остроумные пассажи, полемический задор, яркие метафоры, образные сравнения. Всего этого достаточно, чтобы стереть штампы, владычествующие в русской истории, отнюдь не безобидные, ибо за многими утвердившимися версиями истории Государства Российского стоит спор об “изначальном” праве на колоссальные территории и неисчислимые природные богатства, об определении русской цивилизации. Ярчайший пример исторической актуальности, подробно рассмотренный в книге, — теория о норманских корнях русской государственности: появившаяся в ХVIII веке, весь ХХ век она использовалась как антирусская, а потом — антироссийская доктрина (Р. Пайпс, З. Бжезинский). Проводя аналогии с западноевропейскими средневековыми источниками (несчастные бритты, не умея обустроить свою землю, призывали на землю свою благородных саксов), автор приходит к выводу, что нет оснований говорить о генетическом отсутствии политической культуры у русских или нашем патологическом неумении самостоятельно навести порядок в России. Для автора, депутата Государственной Думы Федерального собрания РФ, доктора политических наук, идеологическая направленность исторической науки очевидна. Любую летопись, любой исторический документ можно рассматривать как удачную или неудачную пропагандистскую работу, что он и делает. Осмысливая, как и кем препарировалась в веках русская история, в угоду кому, кто диктовал, как она должна выглядеть, автор подчеркивает, что от того, КАК мы видим свою историю, свою жизнь, самих себя, зависит и наше самоощущение в мире, наша самоидентификация. И подводит читателя к мысли, что, вопреки многим навязываемым концепциям, поводов для исторического самоуничижения у русского народа нет.
Исмаил-заде Д. И. И. И. Воронцов-Дашков — администратор, реформатор.
СПб.: Нестор-История, 2008. — 364 с.
Научная монография. Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837–1916) — представитель старейшего аристократического рода, выдвинувшего плеяду знаменитых государственных деятелей, дипломатов, военачальников, просветителей, меценатов. Был востребован в переломные моменты российской истории: Кавказская война и завоевание Средней Азии, русско-турецкая война 1877–1878 годов, эпоха контрреформ, Кавказ начала ХХ века. Автор настоящей работы ознакомит читателя с основными этапами деятельности И. И. Воронцова-Дашкова на всех занимаемых им государственных постах, уделяя особое внимание последнему периоду как наиболее значимому: в 1905–1917 И. И. Воронцов-Дашков являлся главой кавказской администрации. Сложнейший период российской истории начала ХХ столетия. Бурный Кавказ: межэтнические конфронтации на Восточном Кавказе, резня мусульман с армянами, межконфессиональные конфликты, сепаратистские настроения, террористические акты. Разнообразие партий, действовавших на Кавказе, и, соответственно, их программ. Партии национальные и националистические, партии, объединяемые по конфессиональному признаку (мусульман), социал-федералисты и автономисты. Партии российские, вполне интернациональные по своему составу: черносотенная, большевики и меньшевики, социал-революционеры и анархисты. Революционная пропаганда, разрушающая армию изнутри. Казаки, жестоко, подчас выходя из-под контроля властей, подавлявшие революционные выступления. В декабре 1908 года в Думе от крайне правых был подан “кавказский запрос” — “по поводу террористических актов на Кавказе”. Основные требования, выдвинутые Пуришкевичем, были направлены лично против И. И. Воронцова-Дашкова — о якобы его бездеятельности в борьбе с терроризмом и революционным движением. Был дан ход и вымыслу об “армянофильстве” наместника. О произволе администрации говорили левые, в нерешительности обвиняли правые. Среди претензий к кавказской администрации: она не защищает в полной мере интересы русских. Разразилась яростная дискуссия. По сути дела, обсуждаемой темой стали проблемы России и Кавказа в процессе их взаимодействия и анализ глубинных причин положения, сложившегося на Кавказе. В “Приложении” полностью приведены материалы дискуссии по так называемому “кавказскому запросу” 1908–1909 годов: “Кавказский запрос в Государственной Думе. Полные речи всех ораторов по официальным стенограммам”. Изданные в 1909 году в Тифлисе мизерным тиражом, ныне они являются библиографическим раритетом. Эффектные и колоритные выступления (а среди ораторов были и Пуришкевич, и Милюков, и Чхеидзе) компенсируют некоторую естественную сухость текста монографии. В книге воспроизводится и всеподданнейшая докладная записка графа И. И. Воронцова-Дашкова, поданная им Николаю II 11 февраля 1909 года, — ответ кавказского наместника на думские дебаты по кавказскому вопросу. Прагматичная, преобразовательная программа, охватывающая широкий спектр реформ и имеющая адресную направленность. Она учитывала болевые точки в “самочувствии” каждого из народов подведомственного наместнику края. Генеральной оставалась стратегическая задача — сохранение целостности Кавказа в составе Российской империи, что предполагало устранение причин, порождавших сепаратистские стремления народов края. В своей совокупности оба документа реконструируют целостную картину внутреннего положения Кавказа, его места в правительственной политике рубежа ХIХ–ХХ веков. Оценивая с современных позиций политику И. И. Воронцова-Дашкова на Кавказе, автор рассматривает ее как опыт, увы, нереализованных возможностей, но, быть может, еще востребованных в наши дни. Глубокое знание Кавказа (а первый кавказский наместник князь М. С. Воронцов приходился ему троюродным дядей) убедило И. И. Воронцова-Дашкова в том, что наибольшая опасность таилась в межэтнических противоречиях и единственно сдерживающим началом могла быть только Россия, российская власть, без которой национальности Кавказа “сейчас бы вступили в кровопролитное соперничество”. И. И. Воронцов-Дашков покинул свой пост и ушел из жизни, сопровождаемый всеобщим уважением. Возможно, он являл собой пример такого государственного деятеля, потребность в котором ощутима и сегодня.
Патай Р. Иудейская богиня. / Пер. с англ. Л. И. Володарской.
Екатеринбург: У-Фактория, 2007. — 368 с. — (Bibliotheca mythologica)
Богини вездесущи. Все древнейшие космогонии, как правило, начинаются с богини. Они стояли у колыбели homo sapiens. Самой известной ранней ролью богини была роль божественной матери, которая одаряет поклоняющихся ей собственными таинственными качествами. “Разве можно представить, что на людское стремление к божественной матери нет никакого ответа в иудаизме?” — задался вопросом Рафаэль Патай (1911 — 1998), известный американский ориенталист, антрополог, фольклорист, библеист, автор и переводчик более 50 книг. “С общечеловеческой точки зрения, с точки зрения психологически неискоренимой потребности верить в богиню и поклоняться ей было бы странно, если бы еврейско-иудейская религия, которая веками процветала в регионе, где царили культы богини, осталась бы равнодушной к ним…” Талмуд, Библия, хасидская и каббалистическая литература, арамейские стихи, исследования религиеведов, этнографов, антропологов, отчеты археологических экспедиций… Неортодоксальные варианты иудаизма. В хронологическом порядке автор излагает различные версии религиозных воззрений, в которых женское божество было воспринято библейскими иудеями и их потомками, евреями эллинистического, талмудического и каббалистического периодов. Богини и демонессы древности, богиня Ашера — самая первая из известных богинь, которым поклонялись дети Израиля, Астарта-Анат, Шехина, Матронит, Шаббат… Мистические союзы… Независимая воля и способность к действию присущи всем рассмотренным в этой книге богиням. Если их поступки и приводили к конфликту с Богом, то все равно имели в основе, может быть, иную, но равноценную тягу к добру. Единственное исключение — Лилит, женское воплощение зла, подруга сатаны, более беспощадная, чем любой дьявол. Исследования, предпринятые в данной книге, показывают, какие могущественные религиозные направления, привлекавшие и простых людей, и их царей, существовали в среде библейских иудеев и какую роль играло поклонение богиням, принимавшим разные ипостаси: то добрые, то злые. Изменяясь, уходя в тень, они не исчезали, им удавалось сохранить свою власть над религиозными чувствами людей, чтобы служить связующим звеном между человеком и Богом. Книга, увидевшая свет в 1967 году, переведена на русский язык впервые.
Елена Хеллберг-Хирн. ПЕЧАТЬ ИМПЕРИИ. Постсоветский Петербург. Пер. с англ. Д. Д. Невельской. СПб.: Европейский Дом, 2008. — 414 с.; ил.
Необычное культурологическое исследование, посвященное Городу, который за свое трехсотлетнее существование не раз представал в разных обличьях, изменял название, но в конце концов вернулся к своему первоначальному имени — Санкт-Петербург. Культурно-исторически Петербург–Ленинград прочно связан с рождением — и гибелью — империй, российской и советской, и имперский отпечаток — существенная часть биографии города, изрядно затушеванной временем. В поисках следов забытой истории, скрытых под более поздними наслоениями, автор совершает путешествие из Санкт-Петербурга в Ленинград, из Ленинграда в Петербург — путешествие в мифологических и символических пространствах имперской, советской и постсоветской действительности. Изменчивые культурные коды и стратегии. Изменчивые лики города, извечно терзаемого проблемами идентификации: имперского, русского, европейского, советского и постсоветского Петербурга. Герои книги — Петр и императрицы, Пушкин и Лихачев, Достоевский и Ахматова, дворцы и парки, люди и места фантастического города, парадный центр и неприглядные окраины. Здесь фигурируют утопии, райский и адский образ Петербурга, блокада, прогулка по постленинградскому городу, ангельская защита и островная тема, культурные островки города и праздники, переоценка ценностей и передел культурного пространства. Официальная риторика и анонимный голос улицы. Петербург раскрывается как живой перекресток старых и новых пластов истории. Книга написана на основе самых разных источников: это пресса, научная и художественная литература, Интернет, интервью с жителями, деятелями культуры. Автор книги, Елена Филатова, родилась в Ленинграде, окончила филфак Ленинградского университета, работала переводчицей, уехала в Скандинавию, сейчас профессор и научный сотрудник в университете в Хельсинки. Особенности биографии позволяют ей увидеть Петербург изнутри, как потомственному жителю города, так и извне, с европейских позиций. Книга не бесспорна. Преодолевая инерционность традиционной российской историографии, автор и сам порой остается в плену уже поколебленных стереотипов, как, например, реакционность правления Николая I. Порой суждения автора противоречивы: Петербург на одном историческом отрезке времени предстает то городом космополитическим, отличающимся конфессиональной терпимостью, то недоверчивым к людям другой конфессиональной и этнической принадлежности. Наверное, это закономерно: история города, и сегодня занятого поисками самоидентификации, противоречива и окутана мифами, большей частью неслучайными, ибо “тот, кто контролирует прошедшее, контролирует и настоящее, а возможно, и будущее”. А вообще автор пишет объемно, легко и красиво о мифах и реалиях “фантастического города”.
Иванов А. А. История Петербурга в старых объявлениях. М.: ЗАО Центрполиграф, 2008. — 543 с.
В основу книги легли выписки из газеты “Санкт-Петербургские ведомости”. Их на протяжении долгого времени делал известный петербургский краевед. А конкретно — он собрал огромное количество объявлений. Хронология — с 1730-го по 1822 год. Например, 1739-й: “В доме покойного Гоф-Интенданта Петра Ивановича Мошкова, у конца Линдемана, на большой улице, к Неве реке, продаются Датские лошади”. Вряд ли, несмотря на предельно точный адрес, даже коренной современный петербуржец догадается, где же находится указанный дом. А речь идет о Миллионной улице (в советское время улица Халтурина). За два с половиной столетия улица сменила, по крайней мере, десять названий: только в ХVIII веке она называлась Большой улицей, Троицкой, Дворянской, Луговой (близость к Марсовому полю, то есть Большому лугу). Понимая, что в каждом объявлении для современного читателя найдется немало “темных мест”, автор снабдил тексты комментариями, краткими, четкими: биографические справки обо всех упомянутых в объявлениях лицах, соответствие старой и новой топонимики, загадочные для современного читателя реалии. Множество любопытных сведений об истории отдельных зданий, участков, районов, о повседневном быте горожан, их хозяйственной и торговой деятельности. Чего только не предлагали купить в старом Петербурге: дома с садами и прудом с рыбою, покои и погреба, миноги, голанские сельди, каперсы и оливки, лекарские услуги. Сообщалось о новых строениях в городе, общественных и культовых, о погоде, о всякого рода происшествиях… По объявлениям можно проследить, как рос и менялся город, как решались градостроительные проблемы, городские проблемы, как развивалось городское хозяйство. Со временем заурядные газетные объявления приобрели силу и значение полноценных архивных документов, а так как старые газеты доступны не всегда и не всем, то ценность книги трудно преувеличить.
Публикация подготовлена Еленой Зиновьевой
Редакция благодарит за предоставленные книги Санкт-Петербургский Дом
книги (Дом Зингера) (Санкт-Петербург, Невский пр., 28, т. 448-23-55, www.spbdk.ru)