Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2008
* * *
— Живи пока…
Но без водки, без коньяка!
И соленого не моги.
Береги себя, береги…
Я живу. Себя берегу.
Раньше пил — теперь не могу,
Раньше ел, а теперь гляжу.
Тошно, братцы, без куражу!
Тошно этак и тошно так,
Превращается жизнь в бардак,
В бестолковую (блин!) борьбу.
Не случился загад богат.
Лучший друг отвернулся.
Гад.
А с другой стороны, смотрю, —
Не один я вот так мудрю.
Вот и этот ни капли в рот
Не берет,
Лишь овсянку жрет,
И не пишет стихов к тому ж.
Вот где пакостно.
Вот где… уж…
* * *
Страшны и свирепы подметные письма!..
Сергей Поделков
Ночь застегнулась на запонки все.
Трудится поезд, поршнями звеня.
С юга на север увозят меня.
С юга на север, туда, где мороз
Ходит, шатаясь, меж белых берез,
Где по сугробам в конце января
Скатертью стелется волчья заря.
Будет мне там и легко, и светло,
Будет мне сниться родное село —
Ставни резные, тесовый порог,
Раннее утро и стрекот сорок.
Господи! В чем я, скажи, виноват?
Валенки эти и этот бушлат…
И вертолета надсаженный рев.
Света сполохи и холод белков,
Синих белков вологодских стрелков,
Призванных из ярославских парней
Родину бдеть и поющих о ней.
Бдеть и полоть, чтоб цветы не цвели,
Чтоб их ветрами с корнями рвало,
Чтобы поющие петь не могли,
И, не стило поднимая — кайло,
Правильно думали, дули в струю,
Ногу тянули в едином строю,
И восторгались — какая стезя! —
Левым и правым серпами грозя.
Вечер
Собака смотрела,
Как плавились окна, и небо горело.
Закат полыхал, и объятая жаром
Земля отдыхала, и зной в ковылях
Едва шевелился, и пахло нектаром,
И птицы галдели в густых тополях.
Галдели… Шумели…
Их песня глухая
Кружилась в листве и, листвой набухая,
Текла по стволам, меж корней, по дорожке.
Бахча зеленела, блестела корой,
В кольцо загибая, висел над горой.
Висел над горою,
За всем наблюдая,
И думал: “Какая Земля молодая!”
Он думал: “пшеничное поле какое,
Какая деревня, простор-то какой,
Какие стоят тополя над рекою,
Какая река и закат за рекой!
Какая собака!
Не воет, не лает,
И в небо глядит, словно все понимает”.
* * *
Лихая песня…
Душа не плачет ни о ком.
Неинтересно.
Вся жизнь в пути, в борьбе, в гоньбе…
Живешь, батрачишь…
Кого жалеть? Тут о себе
И то не плачешь.
Играешь драму
В трех миллиметрах от беды,
В пяти — от сраму.
Не поскользнись на вираже!
А поскользнешься —
Не отбояришься уже,
Не отскребешься.
* * *
Мне нравится жить, я от жизни балдею…
Прошедшей эпохи весомая капля,
Висит над кроватью казацкая сабля,
Сверкая клинком. рукоять — к изголовью,
Кострами пропахшая, потом и кровью,
Хранящая славу и удаль былую.
Клинок на ладонь положу, поцелую.
Губу воспаленную холодом тронет
Каленое жало и сердце застонет,
И станет мучительно жарко нутру,
И конь вороной захрапит на ветру,
Летящем над степью, где, скрыты туманом,
Легенды гуляют по древним курганам.
* * *
Заря по лесенкам прошла,
И, полыхнув по стеклам окон,
Осинник желтым подожгла,
Позолотила струны сосен,
Берез веселые верхи.
И стало ясно — это осень…
И выпал шмель из-под стрехи,
И засопел, и завозился.
Пытаясь выправить крыла,
Он головой о землю бился,
Гудел во все колокола!
И поплыла тоска над полем.
Плыви, басовая, плыви!..
А мы картошечку посолим,
И, разгоняя жар в крови,
Пойдем вперед, навстречу свету,
Рубить пласты, молоть зерно,
Вращать огромную планету,
И с ней вращаться заодно.
* * *
Валун блестит. Луна мертва.
Орет баклан. Белеет катер.
На черном черная сова,
Как черный росчерк.
И ни звука…
Поговори со мной, печаль,
О том, как тяжела разлука
И ничего уже не жаль —
Ни тех полос, ни тех колосьев,
Ни тех снегов, когда в ночи
Звезда блестит из-под полозьев,
А по утрам хлеба в печи
Дружны, и высоки, и жарки,
И у красавиц на заре
Ресницы, брови, полушалки
В таком роскошном серебре!
И этого богатства столько,
Что хочется лишь одного:
Смотреть на эту Русь и только,
Боясь дыханья своего.