Задушевная повесть
Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2007
Владимир Ольгердович Рекшан родился в Ленинграде в 1950 году. Окончил исторический факультет ЛГУ. Известный спортсмен, рок-музыкант и путешественник. Автор десяти книг: “Кайф”, “Ересь”, “Четвертая мировая война” и др. За роман “Смерть в Париже” в 1997 году получил литературную премию Петербургского ПЕН-клуба. В 2005 году стал лауреатом премии журнала “Нева” за роман “Ужас и страх”. Живет в Санкт-Петербурге.
Родина любви
Задушевная повесть
“Моя уточка, моя голубка, моя кошечка!”
Готовясь вместо сына-первокурсника к экзамену по античной литературе, я наткнулся на сочинение Тита Лукреция Кара (98–55 гг. до н. э) “О природе вещей”. В нем, в частности, имеется следующий пассаж:
— Ибо, хоть та далеко, кого любишь, — всегда пред тобою
Призрак ее, и в ушах звучит ее сладкое имя.
Но убегать надо нам этих призраков, искореняя
Все, что питает любовь, и свой ум направлять на другое,
Влаги запас извергать, накопившийся в тело любое,
А не хранить для любви единственной, нас охватившей,
Тем обрекая себя на заботу и верную муку…
Что ж, случай выпендриться не заставил себя долго ждать. Прогуливаясь по Невскому, я встретил знакомую барышню, которой из куртуазных побуждений прочел процитированный отрывок. Мое желание находилось в пределе интереса к возможному комментарию. Барышня вдруг помрачнела, затем проговорила, почти не разжимая губ:
— М…к твой Лукреций! — и ушла, не оборачиваясь.
Вот в чем главный вред лишних знаний — девушки уходят, а работа остается. Придется мне снова заняться любовью, то есть порыскать по книжным полкам в поисках приблизительной истины.
* * *
За время моего отступничества от однажды выбранной темы человечество не перестало искать любви, находить, восторгаться, раскаиваться, разочаровываться, страдать от неразделенности… Казалось бы, хватит этого безнадежного бизнеса! Но призывы и более признанных, чем автор этого эссе, авторитетов остались без внимания. Мне остается лишь склонить голову и продолжить историю, стараясь непреложными фактами и убедительными аргументами если не отвадить человечество от этой страсти, то хотя бы смягчить его бесполезную “вновь-кровь-любовь”.
Без всякого сомнения, любовь есть. Особенно трогательна она у юных и пенсионеров. Проявившийся зверь основного инстинкта, как Франкенштейн, порождает в основном чудовищ. А юные испытывают друг к другу истинную человеческую приязнь без гениталий. Так и старые, когда “отговорила роща золотая”, почти никогда не бывают говнюками.
Позиция проявлена — осталось только вспомнить старые добрые времена.
Если уж мы коснулись Древнего Рима, то имеет смысл заметить о строгости нравов в первые столетия. Отчасти они были обусловлены нехваткой женщин. Их приходилось красть у соседей — известна история похищения сабинянок. Тут уж было не до любви! Крали то, что плохо (в данном случае — хорошо) лежало. Мы уже как-то делали вывод об итогах Первой мировой войны, когда мужчина, в силу большего объема мускульной массы, победил женщину и сделал ее своей собственностью. В браке не искали лирического счастья, а просто совокуплялись для продолжения рода. Несмотря на нехватку женщин, Нума Помпилий (715–672 до н. э. ) учредил институт девственниц, которые в храме Весты хранили свое целомудрие. За все века только девятнадцать девушек живьем замуровали за разврат. Римлянка имела некоторые права, по крайней мере, много большие, чем гражданка эллинского полиса. Но она не имела никаких любовных прав! Не дай бог ей полюбить и отдаться какому-нибудь постороннему мужчине. Такую римскую гражданку с позором волокли в публичное место, где на глазах у разъяренных мужчин заставляли совокупиться с ослом! Не знаю, каким образом эрегировалось это вьючное животное — для него ведь тоже противоестественно вступать в половой контакт с человеком! Возможно, ослов-извращенцев выращивали в специальных питомниках. Так или нет, но акт проходит под улюлюканье толпы, после чего несчастная влюбленная переходила в половую собственность горожан и помещалась в специальное помещение, куда мог явиться всякий! Правильно говорят женщины: “Мужчины — это чудовища!”
Республиканский Рим следил за нравственностью, но после завоевания восточных провинций и становления империи похоть победила мораль. Какая уж тут любовь! Толпы сирийских, египетских и прочих продажных телок оккупировали новую столицу мира. Продажная любовь в силу конкуренции реализовывалась по льготным ценам. Таким женщинам вменялось в обязанность получение “патента на развратный дебош”. Продающие любовь делились на множество категорий. “Булочницы”, “копы”, “уточки”… Но особенно интересны нам как историко-филологическое открытие некие “блиды”. Эти “блиды” считались самыми презренными проститутками. Из-за пьянства они настолько теряли женский облик, что предлагали свою любовь в открытом поле среди лиственной вонючей свеклы — “blitum”. Назвать кого-нибудь в Риме “блидой” значило нанесение страшного оскорбление. Так что у наших “блядей” вполне латинские корни!
Честные женщины, как правило, оставались за кадром любовных проявления. Драматург раннеимперских времен Плавт в комедии “Погонщица ослов” передает речь влюбленных: “Скажи-ка мне, моя уточка, моя голубка, моя кошечка, моя ласточка, моя воронушка, мой воробышек, мой кладезь любви!” Вы думаете, так обращались к честной девушке из простой трудовой семьи? Или на крайний случай к девушке знатного рода, чтящей мужественную гордость предков? Нет, так называли шлюх! Если и не “блид”, то всего лишь “меретрисс” — теток, торговавших любовью на более высоком образовательном и санитарном уровне!
Кроме всего прочего, римляне были суеверны. Особенно внимательно они относились к звону в ушах. Этот самый звон намекал на неверность возлюбленной. Он мог остановить влюбленного в самый решительный момент.
Хотел бы я писать, как Александр Грин в “Алых парусах”, но историческое знание порождает скепсис. Может быть, Овидий и Марциал помогут преодолеть уныние? Но это при другой любовной встрече с тобой, друг читатель.
Любить — это наука!
Чего ждут молодые люди, вступая во взрослую жизнь своих инстинктов? Что их ждет среди этого тотального межполового побоища? Их трогательные поползновения перечеркнут всякие многоопытные совратители. Их искренние проявления распнут скабрезными анекдотами гогочущие дружки… Мое же дело — утешить пострадавших иронической прозой. Все мы гибнем на любовной войне и теряем иллюзии именно потому, что любовь не преподают в школе, как физику или химию. А ведь любовь — это и есть физика и химия в одном флаконе… Мой любимый “Букинист” на Литейном превратился в “Адидас”. Кто не успел прочесть о любви древних и обезопасить себя книжным знанием, станет бегать в хороших кроссовках в погоне за любовью без царя в голове.
…От республиканского Рима до нас, конечно, дошли речи Цицерона и кое-что еще, но великие италийские мужи вещали о гордости, о свободах, о правах патрициев и претензиях плебса. До любви ли было, когда злой Ганнибал переходил Альпы. А мы именно про любовь продолжим беседу. И в этом стремлении нет патологической настойчивости, а только желание развить мозг и позабавить тебя, читатель.
Завоевав окрестные моря и суши, Рим стал богатым и с восторгом неофита ринулся в сторону чувственных наслаждений. В первую очередь к ним прорвались мужчины. Богатство и социальный заказ цезаря Августа мгновенно породили великое искусство и литературу. (Говорят, дочь Августа по имени Юлия покидала дворец и отправлялась на отдаленные перекрестки, где отдавалась всякому прохожему за копеечную мелочь. Эта свободолюбивая девушка шла наперекор судьбе и таким отчасти вульгарным способом доказывала свою любовную волю.) При дворе мецената Мецената творили Вергилий, Гораций и Овидий. В монументальной “Энеиде” описывается маниакальная любовь правительницы Карфагена к герою. Но я не хочу думать, будто идеальная любовь всякий раз должна оборачиваться страданием.
Совершенно другое говорит нам Овидий в знаменитой “Науке любить”. За эту “науку” его даже выслали в суровые северные земли (черноморское побережье Румынии), где живой классик и пробыл до смерти. На взгляд нашего теократически-порнографического времени в книжке ничего такого нет. Она интересна временем своего написания и наивностью древних любовников. Оговариваясь тем, что книга не предназначена для честных римлян и римлянок, Овидий тем не менее для них и пишет: ведь продажная женщина (или мужчина) отдается за деньги и не кочевряжется. Мастерство совращения применимо именно к порядочному “человеческому фактору”. Хотя любой теперешний дамский журнал на голову круче Овидия, а всякий восьмиклассник мог бы прочесть классику лекцию, все равно Овидий интересен своей первозданной наивностью. “Вино располагает к нежностям и разжигает”. Это мы знаем. Это знали и во времена суровых нравов Римской республики. Выпивающую приравнивали к прелюбодействующей! Вообще, “Наука любить” состоит из правил приличного поведения, советов по комплиментам. Нельзя не согласиться с Овидием, когда он утверждает, что “овладеть можно любой женщиной”, а также: “ Как приятны тайные любовные сношения мужчине, так приятны они и женщине”. В законном браке древние состояли, как правило, не по любви. Отсюда и тайны. Даже честной матроне, души не чающей в муже, “нравится, однако, самый факт просьбы” о любовном свидании от постороннего мужчины. “Мужчине идет небрежная прическа… твой костюм должен быть вполне приличен и без пятен… что касается остальных подробностей туалета, предоставь заниматься ими или кокетливым барышням, или педерастам…” В обольщении, по Овидию, важна лесть; ведь “всякая женщина считает себя достойной любви. Путь она будет настоящим уродом, — все равно она будет в восторге от своей внешности!” Поскольку женщина пребывала на задворках тогдашней жизни, то и ее роль в любовной истории заметно упрощалась. “Та, которая ушла нетронутой, когда ее можно было изнасиловать, будет грустна” — с подобным утверждением согласятся не все. Так и про любовную гимнастику. Смеяться можно над Овидием, когда читаешь его постельные советы. “Женщины маленького роста должны ездить верхом”. “Выдающаяся красавица пусть лежит на спине”. Здесь опять занижается роль, значение и потребности женщин. Ведь дело не в акробатике, а в местонахождении нервных окончаний. Да и врут, как правило, поэты про свое любовное знание. И современные врут, и древние. Когда Овидия отправляли в ссылку, он умолял его простить, ссылаясь на безупречный моральный облик.
Если уж мы заговорили про древних, то следует сказать о суевериях бедных язычников. Огромное значение имели издаваемые во время полового акта скрипы кровати. Если ложе не издавало вообще никаких звуков, то такое недоразумение рассматривалось с подозрением, в итоге даже могли прекратить соитие. Развратные язычники в своих любовных контактах не употребляли сомнительных слов, а активно пользовались жестами. Пресловутый американский “fuck” — римское изобретение. Конечно, писатели всегда и все врут, особенно про себя, но то, что мы, пусть и искаженно, знаем о древних — их заслуга. Гораций, Катулл, Проперций, Тибулл, Марциал, Ювенал. Имена звучат, как аккорды из битловской песни “Girl”! Кстати Катулл и Тибулл умерли молодыми от полового истощения…
Рассчитывая проверить значимость информации, я при встрече поведал ее одной знакомой. Та нахмурила лоб, подумала и произнесла:
— М…ки твои Катулл и Тибулл! Так им и надо!
— А как же Овидий?
— И Овидий тоже!
Такова реакция бедных, замученных тысячелетним любовно-половым рабством женщин. А ведь я за них, за вас то есть. И хочу сообщить, что осенью 2006 года исполнилось сто лет историческому прорыву женщин в английский парламент. Они требовали политических прав, и одиннадцать миссис подверглись аресту. Тогда же достопочтенные мисс Эдит Нью и мисс Лайтман стали инициаторами кампании бросания камней в окна лондонских офисов и магазинов. Женщины — матери нацболов, а не Лимонов. Вообще, женщины многое могут, а мы, мужчины, им не даем.
“…скабрезные речи, долгие беседы,
бесполезные прикосновения”
Сижу я в сквере и разглядываю городские красоты. Какое прекрасное было лето! В моей руке раскрытая книга. Никаких MMSов по цене SMSов никому отправлять не хочется. Мимо идет знакомая и, насколько я знаю, рассудительная женщина. Мы начинаем беседовать о пустяках, но говорить всегда нужно о главном.
— Знаете ли вы, — наконец решаюсь я, — что господин Фрейд утверждал, будто “анатомия — это судьба”? Дефективность женщины он усматривал в строении половых органов? Будто именно отсутствие пениса делает женщину неполноценной и ущербной в социально-культурных проявлениях? Будто фундаментальным является желание женщины иметь пенис? И рожденный ребенок заменяет ей пенис?
— М…ки ваш Фрейд и ваш пенис! — отбривает женщина и обиженно уходит.
По поводу Фрейда она права — я тоже так считаю. Дело не в пенисе, а в мускульной массе, которой у всякого мужчины больше на тридцать процентов. Пока род человеческий еле выживал, отнимать было нечего. Как только появились первые излишки, мускулистый мужчина стал отбирать их у женщины, да и саму ее отобрал, сделав своей собственностью, отрабатывающей трудовую повинность по хозяйству, в деторождении и ласках. (Господин Энгельс рассуждал по-другому, утверждая о половом акте как о первом примере разделения труда.) В такой “пенисно-мускульной” цивилизации мы и продолжаем жить…
Как уже нами отмечалось, античный Рим, став средиземноморской империй и подначиваемый своими чувственными богами, ринулся в омут половых наслаждений. Еще Эпикур, предчувствуя угрозу, постарался разобраться с чувствами. Христианские богословы почти полностью уничтожили сочинения классика. Дошли лишь крохи. Но Эпикура часто пересказывали другие древние авторы. Певец наслаждений вовсе таковым не являлся. Одни желания он считал естественными и необходимыми, другие — естественными и не необходимыми, третьи — не естественными и не необходимыми. Плотская любовь проходила по разряду естественных, но не необходимых, в отличие, например, от жажды. “Не бесконечные попойки и праздники, не наслаждения… женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение, исследующее причины всякого нашего предпочтения…” Обратите внимание — женщины и рыба находятся в одном ряду! В определенном смысле Эпикур выступал против любви-страсти: “Все желания, неудовлетворение которых не ведет к боли, не являются необходимыми: побуждения к ним легко рассеять, представив предмет желания труднодостижимым или вредоносным”. Ему вторит и Лукреций в “Природе вещей”, высоко ценивший сексуальную любовь в отличие от любви-страсти, приводящей к болезненным последствиям. Тщетны усилия страсти: “…ничего они выжать не могут, как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть, хоть и стремятся порой они этого, видно, добиться”.
Все рассуждения древних носят, понятное дело, ярко выраженный мускульный сексизм. Законная жена, как объект любовных устремлений не рассматривалась. Мужская битва шла за образованных и умелых проституток. Любовно-пенисная разнузданность Римской империи не знала предела. Но и в те времена действовал закон диалектики о единстве и борьбе противоположностей. С востока в Рим, кроме запредельной похабщины, проникла и иудейская ересь, получившая позднее название христианства. Почти одновременно с непотребствами Тиберия, Калигулы и Нерона проходит публицистическое творчество апостола Павла. Говоря о латинянах, он утверждает, будто “предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение”. (Последнее замечание дает нам основание предполагать о наличие СПИДа и в те далекие годы как возмездия свыше.) Апостол Павел делал выводы: “Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир. Потому что плотские помышления суть вражда против Бога”. Его послания к римлянам не остались без последствий — имело заметный успех неформальное объединение тамошней молодежи по сохранению невинности. Девственницы устраивали шествия и манифестации. Они становились Христовыми невестами и не хотели fall in love с какими-то банальными Гаями, Каями и Публиями. У тогдашних девственниц появилась даже своя героиня, позднее канонизированная католической церковью. Во времена Диоклектиана и его гонений на христиан некую девицу Агнессу отправили в публичный дом-лупанарий. Там на нее набросились язычники, но отшатнулись. Из-под сорванных одежд появилось мгновенно покрывшееся густой шерстью тело. Но одного смельчака, чье имя история не сохранила, не остановила и волосатость юной девственницы. Он уже приготовился пронзить ее лоно, но раздался гром, и язычник упал, сраженный молнией. Впрочем, не всем Христовым невестам удавалось сохраниться. Вообще, христианам приходилось собираться тайком, по ночам, в римских катакомбах. Паганисты (то есть язычники) старались дискредитировать новообращенных, обвиняя их в свальном грехе, и только в 170 году от рождества Христова Афенагору удалось провозгласить правду: “Христиане не только воздерживаются от адюльтера, но и от торговли женским телом; страх перед небесной карой отгоняет от них любую мысль об удовольствии… Они запрещают продолжительные визиты, различного рода заигрывания, скабрезные речи, долгие беседы, бесполезные прикосновения, неумеренный смех… Они стесняются даже собственных слуг и даже тех, которые вместе с ними моются в бане”.
Да и среди язычников имелись моралисты. Они, хоть и погрязли в многобожии, иногда достигали вершин остроумия. Возьмем Ювенала. Он родился неподалеку от Рима в середине I века. Через восемнадцать столетий о Ювенале говорил Евгений Онегин. Пушкин, одним словом. А поскольку Пушкин — это наше все, то, выходит, и Ювенал наше кое-что! Ювенал сочинял сатиры, и одна из них имеет к рассматриваемому нами вопросу прямое отношение. Приятель поэта собрался жениться, и Ювенал его отговаривает: “Змеями ужален ты, что ли?!” Однако про Ювеналовы любовные прозрения в другой раз…
Расслабсэ!
В мои руки попал компакт-диск со странным названием “Моделирование любви”. Ожидая получить что-либо новенькое в этом самом смысле, я внедрил СD в компьютер. Диск оказался не информационным, а музыкальным. Из динамиков полилась медитативная музычка, и через некоторое время мужчина, скорее всего азербайджанского происхождения, произнес сладострастно: “Расслабсэ!” Я кликнул другой трэк — реплика повторилась. На всех трэках звучали то волны моря, то соловьиные трели. Лишь азербайджанец повторялся в своем неукротимом вожделении: “Расслабсэ!..”
Я не внял призыву и расслабляться не стал. Ведь, главное, быть собранным, как чекист в кустах, когда рассуждаешь и пишешь о любви…
За последние десятки тысяч лет человек и его внутренности не изменились. Но как нас колбасит в этическом смысле! Взять хотя бы римлян. Выбор пальца для обручального кольца они мотивировали так: “Если расчленить человеческое тело, как это делали египтяне, и препарировать его, то можно увидеть некий тонкий нерв, идущий от одного из пальцев к сердцу. Из-за этой связи с главным органом тела люди сочли его наиболее подходящим для ношения кольца”. В республиканские времена никакой любви между мужчиной и женщиной не подразумевалось, но мужчины относились к своим женам с уважением (проститутки в Риме еще не поселились), а жены ходили в храм. На одном из холмов, окружавшем будущую столицу мира, стоял храм, посвященный мужскому органу, осуществлявшему практическую любовь, и замужние женщины возлагали к х… цветы. То есть республиканский мужчина любил жениться, а его женщина отдавалась мужу, не оголяясь полностью, поскольку оголение считалось постыдным поступком. “Некогда скромный удел охранял непорочность латинок”. Они делали дело, а не наслаждались.
Прошло всего лишь несколько столетий, и Рим впал в половое безумие. Возглавляемый императорами, он наделал таких дел, которые и за две тысячи лет не исправило христианство. Память о достойных временах, однако, не угасла. Сатирик Ювенал отговаривает своего приятеля жениться, и по его стихам мы можем выстроить картину имперской, не к ночи будет сказано, любви. Говоря про жен, он задается риторическим вопросом: “Ей единственный муж достаточен? Легче было б ее убедить — с единственным глазом остаться”. Об императорских нравах тоже прочтем у Ювенала. Вот его рассказ о жинке дебильного Клавдия, сменившего на троне буйно помешанного Калигулу: “Голая, с грудью в золоте, затем отдавалась под именем ложным Лициски; лоно… она открывала, ласки дарила входящим и плату за это просила; навзничь лежащую, часто ее колотили мужчины; лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила грустно она после всех, запирая пустую каморку; все еще зуд в ней пылал и упорное бешенство матки”. Хорошо, посчитаем, что Клавдию не повезло. Но Ювенала в первую очередь интересует судьба простых римлян. “Если в супружестве ты простоват и к одной лишь привязан сердцем, — склонись головой и подставь под ярмо свою шею”. После брачной церемонии у женщины пропадает стыд, она транжирит деньги, обращается к прорицателям, впадает в обжорство и пьянство: “Перед едой, аппетит возбуждая поистине волчий, после того как на землю сблюет, промывая желудок… Подобно длинной змее, свалившейся в бочку, пьет и блюет. Тошнит, понятно, и мужа. Он закрывает глаза, едва свою желчь подавляет”.
Ювенал творил в относительно спокойные годы правления императора Траяна, объявившего после кончины тирана Домициана перестройку и гласность. Домициан, хотя и позволял себе лирические излишества, старался законодательно укрепить римскую семью. О своей же телесной похабщине говорил, будто она лишь проявление обыденного тела. Бог же Домициан должен укреплять общественную мораль. Он издал ряд соответствующих указов, которые слегка притормозили римских любовников. Однако чувственная паранойя уже укоренилась в общественных нравах, а послания Павла еще не набрали должной силы. Законную жену бога императора Домициана Домицию можно было бы обоснованно назвать по римски блидой, а по-русски — блядищей. С актером Парисом она занималась натуральным развратом, император же совратил племянницу и своим обыденным телом недалеко ушел от ненаглядной Домиции.
Императоры Траян, Адриан и Нерва были умеренными маньяками. При Антонии Благочестивом и Марке Аврелии, казалось, римские языческие страсти уже совсем выдохлись. Но тут явился Коммод (161–192 н. э.), а за ним Гелиогабал. Забудьте кино “Гладиатор”. Никаких красивых поединков не имело места быть. Коммод был “бесстыден, зол, жесток, сластолюбив и даже осквернял свой рот”. Хотя в определенном смысле для женщин наступила передышка. Поскольку Коммод и его приближенные мужчины дерзали друг друга. Они …, а также … Кроме того, … и … Скоро атлетически сложенный Коммод от перенапряжения превратился в сутулого хлюпика с огромной опухолью в паху. Коммод умудрился изнасиловать всех своих родственников обоих полов. К тому же во время пиров Коммод требовал подавать ему говно на золотых блюдах и вкушал его со страстью. Коммод процарствовал три года и спекся. Ему унаследовал Гелиогабал. Что выделывал этот бог, невозможно воспроизвести литературным языком. Он …, …, …, …, …, … и …! И это абсолютная правда!
Тут бы женщинам и перехватить инициативу из рук разложившихся мужчин, но наши подруги недалеко от нас ушли. Им бы только сделать ремонт, купить матрац, холодильник и люстру! О своих исторических горестях я поведал одной знакомой, случайно встреченной возле памятника Достоевскому. Она выслушала, покачала головой и дружелюбно произнесла:
— Ладно тебе. Они жили давно. Расслабься!
Дорогая женская грудь
Древнеримское язычество — это агрессивная и половая мужская идеология. Некоторая нежность в отношениях была возможна, но про любовь, в нашем понимании, речь не шла. Относительный успех имели образованные шлюхи-метрессы. Мужчины получали от любовных сплетений только активное удовольствие и чувствовали победу, как на поле брани. Пассионарный сексизм, способствовавший становлению империи, стал и причиной ее падения. После многочисленных побед нерастраченные силы нации направились на чувственные изощрения, став причиной появления таких, например, половых чудовищ, как Нерон или Коммод. К тому же и производительные силы вошли в кровосмесительный конфликт с производственными отношениями. Даже решительное принятие христианства не помогло решить проблем, порожденных избыточной любовью. Империя пала, оставив Европе государственную церковь — христианство. Апостол же Павел называл церковь невестой Христа, что и было принято паствой. Главный “любовник” должен был вернуться, и во время ожидания не имело смысла мужчинам и женщинам заниматься любовью. Но хотелось. Поскольку второе пришествие задерживалось. И на этот счет у Павла-девственника есть рекомендация: “Лучше вступить в брак, нежели разжигаться”. О самом непорочном зачатии Христа шли долгие дискуссии, и только через 1854 года после родовых схваток Марии папа Пий ХI объявил маму Христа непорочной…
Первоначально новая религия являлась убежищем низов тогдашнего мира — рабов, больных, нищих. Придя на смену паганизму при императоре Константине (IV век н. э.), христианство расправило плечи и, как новая власть, принялась за галльских друидов. Этих кельтских священников и их колдовских старух, всегда готовых участвовать в бесчинствах свального греха во время культовых шабашей, сжигали на кострах. Галльское население романизировалось, привыкло к удобствам цивилизации и не смогло противостоять свирепым германцам, которые переправились через Рейн и окончательно обрушили империю Рима.
Готы и вандалы пропороли Галлию и через Испанию добрались до океана. Второй волной явились светловолосые и голубоглазые франки. О темных временах Великого переселения народов сохранилось мало источников, но кое-что нам известно. Как и всякие дикие язычники, франки толпами бегали по кустам и катали-мяли друг друга во время религиозных таинств. В обыденной жизни женщины молчали в тряпочку, рожали, работали от зари до зари. Даже королевские жинки трудились не покладая рук, да и ног тоже. У франков имелось свое любовное божество. Оно не походило вовсе на изящную греческую Венеру или римскую Афродиту. Женское божество изображалось в виде… фаллоса. Таким примитивным способом мужчина констатировал свою победу над женщиной. Во всех частях Франции и теперь постоянно находят х.., завезенные во время переселения народов.
В конце концов Франция стала настоящей столицей любви из-за малости, отличавшей Саллическую Правду от правд других европейских язычников. Правды — это сборники законов, заменявших кровную месть денежными выплатами. Русская Правда, например… А теперь короткая быль. Когда я набрал в Интернете “Саллическая Правда”, этот умник сперва задал мне вопрос: “Опечатка? Возможно, имелось в виду Фаллическая Правда”. Даже, казалось бы, бесполый Интернет заражен мужским сексизмом!.. Так вот, по приложению короля Хильперика в Саллической Правде (вторая половина VI века) женщина могла владеть землей. Эта экономическая малость изменила будущее французской женщины. Она теперь не просто работала и ложилась под мужчину по первому зову. Она стала собственником, что отчасти уравнивало ее с мужчиной.
Собственно текст Саллической Правды начинается с обширного раздела, посвященного… свиньям! После свиней начинают разбирать окололюбовные коллизии. Если какой-нибудь свободный мужчина хватал свободную женщину за палец, то суд приговаривал его к штрафу в 15 монет. Если мужчина сжимал руку выше локтя, то с него взимали 35 монет. Поползновения на женскую грудь стоили 45. Чем трогать грудь, лучше уж было женщину изнасиловать — в таком случае плата поднималась всего до 63 монет. Если свободные любовники совокуплялись вне брака по обоюдному согласию, то такое удовольствие обходилось в 45 монет. Если мужчина имел рабыню, то цена падала до 15 монет. Когда какой-нибудь сплетник обзывал женщину блудницей и не мог подтвердить свои слова доказательством, то с него взималось 45 монет. За обзывание уродом или зайцем (!) следовало заплатить 3 монеты. Дороже всего стоило групповое изнасилование — 200 монет с каждого активного участника и по 40 с того, кто просто смотрел. (По Ветхому Завету, изнасилованная в поле женщина прощалась, а изнасилованная в городе приговаривалась вместе с мужчиной к побиванию камнями.)
Христианизация Римской империи не смогла до конца исправить нравы. Сочинение Прокопия Кесарийского “Война с готами” начинается вовсе не с войны, а с зарисовки тамошних, константинопольских, нравов. “Движимый любовью к этой женщине, он предпочел думать, что зрелище, представшее перед его собственными глазами, ничуть не соответствует действительности”, хотя у мужчины, находящегося возле женщины, был распущен пояс, поддерживающий штаны у срамных мест.
Таким образом, из рудиментов римской распущенности, недовоплощенной христианской аскезы и решения франков признать за женщиной некоторые права, делающие ее человеком, взошли злаки современной европейской любви.
“Если же вы друг друга
угрызаете и съедаете, берегитесь!”
Восточный аналог марксистско-ленинского закона диалектики о единстве и борьбе противоположностей — это круг, состоящий из изогнутых, но равновеликих Инь (женское) и Ян (мужское). В реальной жизни Ян занимает противоестественно большое, как бы эрегированное пространство, придавливая бедную Инь. И это сейчас, когда возможности женщины в европейско-американском мире велики, внешне соизмеримы с мужскими! Внешняя политкорректность не отменяет печальной истории. А ведь мы именно про историю, про историю человеческой любви и пытаемся говорить, шутить, стенать, взывать к ней, обращаться к совести, к религиозной морали…
Франция, конечно же, родина любви. Именно это слово возникает в голове, когда листаешь даже сухие исторические книги. Но начиналось все без излишних политесов. Дикое племя германских франков вторглось на территорию романизированной Галлии, до этого уже вполне разоренной готами и вандалами, и поселилось на занятых территориях. Процесс смешивания варварства и античности шел по разным направлениям. Пришельцы хотя и не спешили отказываться от гаремов (этой роскошью могли пользоваться только знатные варвары), но уже вовсю крестились, становясь кто католиками, кто арианами. С другой стороны, немаловажным фактором взаимопоглощения была любовь. Варвары и галлы взаимодействовали на половом уровне, постепенно становясь французами.
Важнейшим документом, повествующем о раннем средневековье, можно назвать труд Григория Турского “История франков”. Этот церковнослужитель трудился в VI веке и вдоволь насмотрелся на ужасы взаимной резни, в перманентной крови которой плавала тогдашняя жизнь. Григория занимают в основном церковные чудеса и войны. Однако вдумчивый исследователь найдет и ценную информацию про любовь. Кровавая и вероломная быль взаимоотношений между Брунгильдой и Фридегондой нас в данном случае интересует меньше, чем взаимоотношения между варварским королем Теодобертом и галльской мадам Деотерией. Король осадил город, а горожанка Деотерия убедила жителей сдаться на милость победителей. “Он, увидев, что она красива, воспылал к ней любовью и стал с ней жить”. Скоро франк женился на галлке. У Деотерии имелась дочь от первого брака. Дочь выросла красивой девушкой. Мама, испугавшись, что Теодоберт предпочтет молодость мудрости, “сбросила ее с моста… около города Вердена”. Все равно Теодоберту пришлось по воле своей дружины расстаться с галлкой и жениться на простой франкской девушке.
Убивать своих детей ради сомнительных радостей — пример любовного безумия…
Вот еще кровавая история про раннефранцузскую любовь. После таких историй хочется плакать и жалеть человечество. Умер король Теодорих. Дочь короля полюбила слугу (!) Трангвила. Интересно, что история сохранила имя слуги, а имя дочери короля не упоминается. Одним словом, юные влюбленные убежали, рассчитывая скрыться в городе. Вдова Теодориха послала солдат, которые настигли убежавших, отрубили голову Трангвилу, а дочь “избили и привели в дом к матери”. Дочь отомстила матери за любимого, отравив ту во время причастия. Возмущенные франки разобрались без суда присяжных, живьем сварив несчастную дочь в бане.
Прав был апостол, утверждая, что, “если же вы друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом”.
Тебя, друг читатель, может заинтересовать и следующая красноречивая история, рассказанная Григорием Турским. Разнополые слуги некоего феодала Раухинга приглянулись друг другу и после двух лет практической любви обвенчались. Опасаясь гнева хозяина, они попросили убежища в церкви. Раухинг, требуя выдачи несчастных влюбленных, поклялся не разлучать своих слуг до смерти, и епископ выдал новобрачных хозяину. В вырытую яму положили долбленое дерево. На дно своеобразного гроба положили девушку, сверху положили юношу. После того, как влюбленных закопали заживо, самодовольный феодал заявил: “Я не обманул, давая клятву в том, что они будут вовек неразлучны!”
Раннефеодальная любовь на территории современной Франции каралась смертью, а похабщина тогдашних монахов всего лишь осуждалась вышестоящими чиновниками. “Они были женщины, с которыми они оскверняли себя”. Эта констатация не идет ни в какое сравнение со следующей трагедией. Одну молодую женщину обвинили в прелюбодеянии. Ее отец обещал поклясться в невиновности дочери. Сторонники и противники обвиняемой собрались в церкви, “заспорили и, обнажив мечи, бросились друг на друга и перед самым алтарем убивали друг друга”. Несчастная девушка не выдержала позорных разбирательств и повесилась.
Этих историй, полагаю, вполне достаточно для того, чтобы понять, в каких муках рождалась современная европейская любовь, из-под какого пресса христианства и варварства она пыталась освободиться. Можно почти точно сказать, когда появилась настоящая любовь. И можно назвать причины ее появления. Главная причина — майорат. Майорат — это вовсе не афродизиак, наподобие петрушки. Однако на сегодня довольно. All you need is love!
Лучший афродизиак
Диким, хотя и принявшим христианство франкам предстоял долгий путь в сторону рыцарства и куртуазности, занявший в итоге всю вторую половину первого тысячелетия. Тут тебе, друг читатель, было не до Овидия! Раннее средневековье — это не галантные променады, а война всех против всех, причудливый коктейль из христианской аскезы и многоженства. Франкские феодалы только посмеивались над догматом единобрачия. У каждого, кто мог себе позволить, кроме жены, имелись в хозяйстве и женские особи, приходившие по первому зову. При полном отсутствии средств массовой информации, когда римские молитвы произносились на непонятном языке, современные сериалы заменялись морально-этическими сказками.
В более поздней парижской церкви Сант-Мари-де-ла-Жюсьен имеется витраж, изображающий некую Марию Египетскую, раздевающуюся перед матросами. Эта блудница от своих клиентов-христиан много раз слышала про Иерусалим. И вот заблудшая попросила моряков взять ее с собой. С нее потребовали денег. Тогда Мария предложила вместо денег любовные услуги. Моряки-христиане (!) согласились и всю дорогу пользовали прозревшую шлюху. В Иерусалиме невидимая сила не пускала Марию в храм, но она покаялась и в храм попала. После раскаяния Мария Египетская удалилась в пустыню, где первые семнадцать лет мучилась похотью. Однако исцелилась. В итоге для полного полового выздоровления ей пришлось пробыть в пустыне сорок семь лет. Другой раннехристианский деятель Симеон просидел на вершине колонны сорок лет без всяких любовных контактов. К колонне приходили разные блудные девки и каялись.
Выслушивая подобное, мужчины-франки только диву давались, продолжая жениться уже по-христиански. За подаренную девственность жена могла требовать плату. Плата была символическая, она только подтверждала статус женщины как товара. За излишние поползновения служители церкви могли и поплатиться. Как свидетельствует уже известный нам Григорий Турский, святого Ламберта пришибли за протест против связи будущего короля Пепина с наложницей. И правильно, поскольку католическая церковь тогда позволяла своим чиновникам, кроме жены, иметь одну наложницу. Целибат (безбрачие) еще не распространялся на священников, и даже епископ мог иметь одновременно жену и сожительницу.
Выйти из-под мужского прессинга женщина могла только уйдя в монастырь. Святая Радегунда, основательница знаменитого монастыря в Пуатье, давала указания даже высшим католическим служащим. В основе ее подвижничества лежит личная драма. Король Хлотарь убил ее отца и брата, а саму Радегунду в восьмилетнем возрасте сделал своей невестой. Ненависть к королю-убийце сделала отвратительной и саму мысль о сексуальной стороне брака. Тогдашняя франкская женщина могла и другим способом противостоять мужчине, побеждая его в ночных ристалищах. Половые чувства (вряд ли мы назовем их любовью в нашем смысле этого слова) короля Хильперика к Фредегонде пересилили общественный долг перед женой Галсвинтой. Последняя была убита, очищая место на троне. Правда, за родовитую Галсвинту пошли войной родственники. Хильперик потерпел поражение, после чего был вынужден вернуть сестре убитой королевы города Бордо и Кагор.
Некоторые исследователи утверждают обратное: мол, не могли франкские короли иметь гаремы. Возможно, наличие жены и любовницы — это и не гарем вовсе. Одна для детей, другая для всего остального. Первое и второе сложно совместимые вещи. Все равно положение франкской женщины отличалось в лучшую сторону от аналогичного положения у германцев или славян. Хотя и было ужасно.
Христиане плоть умертвляли, но она оживала вновь. А второе пришествие все не наступало. Тоталитарная средневековая религия, однако, не мешала мужчинам искать способы, улучшающие их половое превосходство. Имеет смысл привести один афродизиаковый рецепт:
“Измельчите семена репейника. Добавьте левое яичко трехлетнего козла и щепотку золы от сожженной черной шерсти белого щенка. Шерсть должна быть отрезана в первый день новолуния и сожжена на седьмой день после этого. Смешайте все в стеклянной посуде и наполните ее до половины бренди. Оставьте сосуд открытым на двадцать один день, чтобы состав испытал астральное воздействие. По истечении двадцати одного дня поставьте на огонь и варите до тех пор, пока содержимое не загустеет. Добавьте четыре капли крокодильего семени и процедите. Натирайте мазью гениталии и ждите результата”. Отлично! Понятно все, кроме крокодила и его семени. Основная задача рецепта — максимально оттянуть время свидания. После длительного воздержания совсем неважно, куда втирать мазь, поскольку время — лучший афродизиак! Однако не будем менять позы стороннего наблюдателя. Наша с вами задача — пробудить взаимный интерес к истории любовного вопроса, развенчать глупости и отказаться от несправедливости.
Сумасшедший дом
Какое талантливое название — “Родина любви”! Так и хочется себе вынести благодарность! Но следует быть начеку, когда углубляешься в дебри безнадежного любовного дела. Тем более пространство на днях прислало предупреждение. После завершения предыдущей главки я тронулся домой посредством личного автомобиля. Вонзая в эту русскую женщину (“ВАЗ-2111”) первую скорость, я вдруг добился странного результата: машина моя теперь ездила только назад. Что-то следовало делать с коробкой передач. Позвонил знакомому, и тот согласился помочь: “Я сейчас занят в Институте психоанализа, но скоро освобожусь и подъеду”. Он подъехал, зацепил женщину-“ВАЗ-2111” и отвез меня вместе с ней в известный сумасшедший дом, где за высокими стенами, кроме буйно помешанных, находится и автомастерская. Все вышесказанное — кристальная, как весенний ручеек, правда.
…Соединение диких франков с романизированными галлами произошло. Завоеватели в итоге заговорили на языке побежденных и приняли христианство, внушавшее человеку презрение к своему телу. Но тело победить до конца не удалось. Оно уже требовало того, что после назовется любовью. Уже тело готово было соединиться с душой, когда на будущую родину любви стали нападать совсем уж отмороженные норманны. Родственные им франки и сами недавно отморозились: сохранились решения парламента, приговаривающие мужчин к сожжению вместе с теми скотами, с которыми они — при этом я густо-густо краснею — делали любовь. Да и можно ли это назвать любовью? Среди скотов фигурировали козы, коровы, свиньи и гусыни. За что, правда, сжигали бессловесную скотину, неясно.
Католическая церковь смягчала половые нравы, но не всегда ее работникам удавалось справиться и с собственными страстями. Святой Бонифаций в 742 году писал в Рим про французских дьяконов: “Каждую ночь у них в постели оказывалось четыре, а то и пять женщин и даже больше”. Думаю, святого, как и всякого воздержанца, мучили гиперболы, поскольку сложно представить, что может делать мужчина, пусть и монах, с такой толпой баб в махонькой келье без удобств. Через несколько десятилетий Шарль (Карл) Великий принял капитуляцию о запрете “под страхом обвинения в святотатстве” половых отношений вне брака и содомию. И правильно сделал. Все-таки прошло уже восемьсот лет после проповедей Христа…
Итак — норманны, “северные люди”, известные в России как варяги. К тому времени арабы сплотили свою мужскую силу вокруг Корана, совершили пассионарный бросок через Африку и оккупировали Испанию. Европе понадобились новые торговые пути. Отличные моряки, норманны стали главными торговцами и бандитами. Поскольку скандинавам приходилось часто и надолго уплывать, ихние жены оставались и командовали дома. Чем больше ключей носила с собой скандинавка, тем более значимую роль она играла. То есть женщина в отсутствии мужчины исполняла роль мужчины. Именно поэтому положение норманнской женщины приближалось к мужскому и при реализации своих телесно-любовных поползновений: она выходила замуж по личному волеизъявлению, в любой момент могла покинуть непутевого супруга, забрать детей и приданое. Невиданные возможности для европейской христианки! Можно сказать, у северян мы наблюдаем хотя и архаическую, дикую даже в силу слабости развития производительных сил и производственных отношений, но — любовь!
Так вот, эти норманны, харизматические бандиты и купцы, во время длительных отлучек оригинальным образом хранили верность своим белокурым милашкам. В перерывах между сражениями и торговыми операциями они наедались мухоморами или напивались романскими винами. В этом, так сказать, бессознательном состоянии норманнские мужики самым бесстыдным образом портили друг друга. В обычное время “северные люди” прикладывались к скотине, которую специально возили с собой на драккарах. За подобное скотство норманнам полагалось сожжение. Но попробуй их одолей! В 845 году Рагнар Лодборг вошел в Париж. Вся Северная Франция стонала. И вовсе не от любовных корчей! В 911 году архиепископ Руанский, осуществляя посредническую миссию, обратился к конунгу Роллону: “У короля есть дочь и большое приданое, и будешь иметь много хороших, крепких замков и прекрасных жилищ”. Король Шарль (Карл) Простоватый готов был пожертвовать дочерью ради спокойствия. Про любовь дочери короля к заезжему бандиту речь не шла.
Попробуем взглянуть на ситуацию глазами норманнского конунга. Дома ждут простые и понятные девушки, с которыми приятно коротать белые ночи и смотреть на перелетных птиц или ходить за грибами. Здесь же странная, вычурная страна с непонятным богом. И женщины, с которыми обращаются как со скотиной. Тогда уж лучше скотина!
Все-таки Роллона уломали. Он женился и стал герцогом Нормандским, получив в управление северную часть нынешней Франции. Здесь, на севере, находился и Реймс — туда еще в VI веке святой дух принес сосуд с елеем. Им св. Ремигий крестил Хлодвига.
Пятый по счету герцог Нормандский Вильгельм, вассал французского короля, в 1066 году переправился в Англию, разбил родственника Харальда и стал тамошним королем. Старофранцузский язык, на котором уже говорили французские норманны, смешался с местным наречием и стал английским. Так и в любви: одно мешается с другим, люди постоянно переселяются, забывают старые привязанности, впитывают чужие нравы, движутся в сторону кладбища, мучаясь и наслаждаясь. Жизнь человеческая — это большой сумасшедший дом.
“Вот бы застать ее во сне…”
Любовные отношения между мужчиной и женщиной регулируют Карл Маркс и Священное писание, но никак не сумасшедший Фрейд. Говоря: “Карл Маркс”, я подразумеваю материализм, экономику, майорат. Этот самый майорат, то есть принятое в раннем средневековье решение о праве наследования имущества феодала только его старшим сыном, с одной стороны, сохраняло от бесконечного дробления собственность французской, в данном случае властной элиты, с другой стороны, произвело на свет большое количество родовитых, но бедных мужчин. Этим мужчинам приходилось становиться наемными воинами-рыцарями. Тут-то и началась настоящая европейская любовь…
Рыцари ходили к простушкам и топтали тех без каких-либо особенных сомнений. Жениться же на девицах своего класса у них получалось не очень из-за отсутствия замков и наделов. Приходилось делать глазки женам тех, кто их нанимал. От половой безысходности они стали сочинять куплеты и петь их своим ненаглядным. Те же в ответ с согласия сиятельных мужей разрешали приближаться или удаляться. Постельные продолжения считались нарушением сложившихся куртуазных правил. Хотя некоторые источники утверждают противоположное. С любовью всегда так: все утверждают разное об одном и том же. Большинство французских рыцарей поучаствовало в первом крестовом походе и вернулось с тем, что у нас называется “афганским (чеченским) синдромом”. Кстати, однажды перед сражением с сарацинами рыцари потребовали женщин для тела, отказываясь в противном случае идти в бой за Гроб Господень. В срочном порядке кораблем им прислали триста подружек…
Определенные любовные события произошли и в католической церкви. К XI веку окончательно оформились епископат и целибат — отказ от безбрачия. Таким горделивым способом служители церкви показывали мирянам отличие от грешных похотливцев. Епископы требовали зачинать детей без какого-либо намека на удовольствие и бесконечное количество раз вмешивались в любовно-брачные отношения. Именно тогда начались венчания. Именно в начале второго тысячелетия в Западной Европе была заложена бомба, взорванная позднее Лютером…
Однако вернемся к началу. Майорат, конечно, породил огромное количество безземельных трубадуров-любовников, но пример им подал вовсе не бедный юноша. Жил-был герцог Гийом Аквитанский (1071–1127), формально вассал французского короля, но фактически свободный олигарх. Это был своеобразный крендель! Участвовал в крестовом походе — весь его отряд перебили сарацины. В родном герцогстве недавний фронтовик прославился военно-патриотическими и любовными песнями, которые успешно реализовывались на практике. Гийом даже хотел основать аббатство блудниц! Но и на герцога нашлась любовная управа. Замужнюю даму Дангеросу он силой увез у подведомственного виконта Шательро, перед тем безжалостно изгнав жену и заточив в монастырь. Современник сообщает: “До того пылал страстью, что нанес на свой щит изображение этой бабенки, утверждая, что хочет иметь ее с собой в битвах, подобно тому, как она имела его при себе за пиршественным столом”. Сын Гийома не выдержал позора и пошел на папашу войной. Папаша одолел и заставил неудачного воителя жениться на дочери этой самой “бабенки”. От этого соединения родилась знаменитая Элеонора Аквитанская, о которой, однако, позднее. За буйную чувственность местный епископ отлучил первого куртуазного трубадура от церкви. Гийом вознамерился убить церковника, но передумал, говоря, будто не хочет таким образом делать епископа святым.
Как безбрачные паписты ни пытались, но всходы любви пробивались на свет! Гийом считается первым трубадуром, впрочем, специалисты находят в его кансонах влияние испанских мусульман. Он писал на прованском диалекте “ок”. За ним последовали другие поэты-песенники, среди которых были и рыцари, и простолюдины. За время крестовых походов изменилась история человечества: появилась любовь мужчины к женщине.
Поэзия трубадуров — это своеобразная “попса” высокого средневековья. Проиллюстрируем сказанное цитатами из сочинений культового песенника Бернарта де Вентадора:
У любви есть дар высокий —
Колдовская сила,
Что зимой, в мороз жестокий,
Мне цветы взрастила…
И столь любовь нежна,
И столь любовь ясна,
Что и льдины, как весна,
К жизни пробудила.
Вполне очевиден у трубадура и эротический мотив, хотя и выступающий в виде мечты:
Вот бы застать ее во сне
Иль сне притворном, и покров
С нее откинуть в тишине,
Свой стыд и робость поборов!
Скотская грубость половых баталий и сумеречность церковной аскезы постепенно отступали перед медленно-медленно восходящим светилом правильных чувств. Впереди предстоял долгий путь. Крестоносцы уходили на восток, оставляя дома женщин, к которым относились в лучшем случае как к детям, а вернувшись, увидели дома, поля, города в сохранности. Мужчины увидели в женщинах мужчин и полюбили их…
Какой брак достоин прощения
в день страшного суда?
Итак: Гийом Аквитанский начал, а его внучка Элеонора продолжила. Была прочерчена новая парадигма чувств, хотя и старая, ориентированная на церковь и любовь только к Христу никуда не делась. Чтобы понять единство и борьбу противоположностей, расскажем про уже упомянутую Элеонору Аквитанскую и Иду Булонскую.
Элеонору Аквитанскую можно было увидеть в фильме “Лев зимой”. Ванесса Рэдгрейв, ныне отстаивающая мистера Закаева, просто много лет назад перевоплотилась и продолжает исполнять в своей земной жизни Элеонору из XII века. Эта самая Элеонора, имея за спиной дедушку — олигарха и куртуазного трубадура, вышла замуж за французского короля Луи VII и родила ему двоих детей. Но в промежутках между деторождениями отправилась с Луи в крестовый поход, где активно вмешивалась в военные действия. Она что-то такое не положенное королевской жене сотворила со своим дядей Раймоном Антиохийским, и ее отправили домой. Дома она развелась с Луи, думавшим о монашестве, и вышла замуж за английского короля Генриха II Плантагенета. Тот был младше Элеоноры на одиннадцать лет и сделал ей еще кучу детей. Элеонора спровоцировала войну между старым и новым мужьями. Один из ее сыновей Ричард получил прозвище Львиное Сердце. Его знают все по “Айвенго”. В реальной жизни Ричард отличался от книги, но теперь этого уже не исправить. Активно Элеонора повоевала и против английского мужа. Элеонора поставила на уши пол-Европы и прожила до восьмидесяти двух лет. Кроме всего прочего, дабл-квин культивировала при королевских дворах и дома в Аквитании трубадурство, сделав его общенациональным явлением. Если трубадуры создали любовь, то Элеонора стала первым производным этой любви. Ее дочь, Мария Шампанская, продолжила любовное дело. При ее дворе проходили любовные диспуты и “суды любви”, при ней начал творчество классик любовного трубадурства Кретьен де Труа.
Оборотной стороной Элеоноры можно смело назвать Иду Булонскую. Она родилась в 1040 году в знатной семье, а в 1057 году вышла замуж и была дефлорирована Эсташем II, графом Булонским, родила трех сыновей, двое из которых, Годфруа и Бодуэн, стали героями первого крестового похода. В 1070 году, еще совсем молодой женщиной, Ида овдовела. На вырученные от продажи имущества деньги Ида Булонская основала три, это следует особо подчеркнуть, мужских монастыря. Вдова прожила до старости, творила чудеса, а впоследствии была канонизирована. По апокрифической версии, использованной В. Рекшаном в романе “Ересь” (ї1995) и Д. Брауном в романе “Код да Винчи” (ї2002), у Христа от Марии Магдалины имелись дети. Ида и ее сыновья являлись дальними Христовыми потомками…
В данном случае нас интересует не церковная, а любовная история. Ида и Элеонора представляли два противоположных типа. Кстати, на “судах любви” дискутировали о неотлагательных вопросах. Один из таких судов признал недостойным поведение дамы, вышедшей замуж и отказавшей в утехах предыдущему милому: “Несправедливо, будто последующее супружество исключает прежде бывшую любовь, разве что если женщина вовсе от любви отрекается и впредь не намерена любить”. Пример лишь подтверждает известное положение: замуж выходили не по любви, а по родительскому принуждению.
Вот еще несколько казусов тогдашнего переломного периода. Гийом де Балаун, искупая вину перед дамой, вырвал ноготь с большого пальца и принес милой вместе с новой песней. Гийом же де ля Тор постоянно выкапывал из могилы умершую и похороненную возлюбленную. Он обнимал ее, целовал, просил поговорить. Вот еще перлы той поры: “Буйная сладострастие всецело враждебно истинной любви”; “Супружеская привязанность и солюбовническая истинная нежность должны почитаться различными”. Любовь как осознанное явление только появилась, и первые любовники были прямо как дети. Мария Вентадорская, мысля понятиями века, понимала любовную игру между мужчиной и женщиной преломлением феодальных отношений. Когда возлюбленная выступала сеньором, а возлюбленный — вассалом. Поскольку все женщины все-таки являлись невестами Христовыми, законный земной муж фактически арендовал у бога женское тело. В феодальной морали любовь между живыми существами становилась изменой Христу! А законный брак противостоял любви: “Верность, Плодовитость, Таинство. Такой брак достоин прощения в День Страшного суда… В супружестве одобряется воздержанность и вызывает отвращение супружеская измена, противоестественное совокупление или же избыток страсти” (Грациан).
Во время крестовых походов, когда появилась Любовь с большой буквы, стал возвышаться культ Девы Марии — это отчасти реабилитировало женщин, не созданных по образу и подобию бога, то есть существ низшего порядка. Интересен пример борьбы любви человеческой и любви высшего порядка. Адель Шартрская (1061 — 1137) потребовала от мужа Стефана Шартрского, не выдержавшего разлуки с женой и бежавшего с фронта первого крестового похода домой, возвращения на войну. Адель поддержал тогдашний папа Урбан II. Стефан вернулся биться за Гроб Господень и в итоге погиб за любовь небесную…
Вышесказанное прояснит и подтвердит цитата из советской брошюры сорокалетней давности: “Не вернее ли полагать, что даже эмоции, имеющие органическое происхождение, могут приобретать качественно новый характер на общественной основе? Так половое влечение перерастает в большое человеческое чувство любви”. Усиливая заявление, советский автор цитирует Маркса. Вот и мы процитируем поверженного классика: “Голод есть голод, однако голод, который утоляется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки,—это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов”.
“…мозг моих костей”
Пути католической церкви и светских народных масс после первого крестового похода все более расходились. Целибат-безбрачие церковных иерархов не прибавлял взаимопонимания. Церковники, отказываясь от чувственности, хотели оказаться ближе к Богу. А кто с уверенностью скажет, как живет Бог? К тому же возродившееся литературное творчество так или иначе, но все время касалось любви. Именно любовный конфликт стал причиной Реформации, потрясшей Европу. Полемизирующий с Лютером гуманист Эразм из Роттердама утверждал в “Оружии христианского воина”: “Если душу твою подстрекает грязное сладострастие… (оно) равняет не только со скотиной, но даже со свиньями, козлами, собаками…” Передовой гуманист, во многом светоч своего времени, утверждал: “Пойми, что женщина — это плотская часть человека”. Находясь в перманентном противоречии с папским Римом, Эразм тем не менее доказывал: “Представь себе наглядно, сколь некрасиво, сколь бессмысленно любить, бледнеть, изводиться, плакать, льстить и постыдно умолять наиотвратительнейшую развратницу; петь ночью у дверей, зависеть от кивка госпожи, терпеть власть бабенки, требовать, гневаться, снова попадать в милость, добровольно давать себя высмеивать, бить, изувечить, обобрать”. Картина, нарисованная гуманистом, понятное дело, чудовищна для современного глаза и уха. Петь ночью у дверей!
Эразм — блистательный стилист. Его надо читать и платонически наслаждаться, не поддаваясь на антилюбовную пропаганду. Кое в чем, однако, с роттердамцем можно согласиться: “Насколько обезображивающее… наслаждение, которое у молодых людей достойно сожаления и даже обуздания, у старикашек же оно уродливо… Среди всех уродств нет ничего уродливее старческой похоти. О, безумец, позабыл себя, посмотри, по крайней мере, в зеркало на седые и белые волосы, на лоб, изборожденный морщинами, на лицо, похожее на мертвого!”
В ответ на эту гениальную риторику корреспондент Эразма неистовый Лютер подготовил не менее гениальный ответ: он, будучи священником, женился! Хотя и соглашался с Эразмом в том, что “плоть не может хотеть ничего хорошего”. Уверен, на знаменах Реформации, Великой французской революции и русских революций 1917 года начертаны любовные письмена.
Вот вам достойный пример из французской любовной истории. Религиозные баталии были в самом разгаре, когда в 1522 году в трудовой лионской семье Лабе, занимавшейся производством канатов, родилась девочка. Ее назвали Луизой. К двадцати годам девушка получила высококлассное образование и вышла замуж за канатчика Эннемона. Однако поэтическое творчество канатчицы расширило горизонты, хотя она еще не умела “в стихах оплакать горести любви”. Были, конечно же, и более прожженные и влиятельные пишущие мадамы, типа Марии Пизанской и Маргариты Наваррской. Последнюю обвиняли в чудовищном сладострастии, хотя нужно правильно понимать тогдашнюю мораль. Вся эта чудовищность для современной среднестатистической девицы лишь легкая разминка перед замужеством… Луиза Лабе имеет отношение к нашей истории не только потому, что оставила такие строки: “Чувственные наслаждения утрачиваются тут же и не возвращаются никогда, а воспоминания о них становятся порой столь же досадными, сколь эти радости были усладительны”; в большей степени она важна тем, что спустя два с половиной столетия, во время французской революции, одну из улиц Лиона переименовали в улицу Прекрасной Канатчицы. Так же среди революционной армии имелся полк, шедший в бой с монархической Европой с именем Луизы Лабе. На знамени!
Что такого написала Луиза? Вроде бы и ничего особенного. К XVI веку про любовь, открытую фронтовиками-трубадурами, уже насочиняли предостаточно. Да и личная истории Луизы не отличалась гротеском: муж мужем, но имелась и личная коллизия (у кого их теперь нет!). Луиза заболела чумой, но выздоровела. Умерла окончательно в 1555 году. В одной элегии лионская поэтесса написала:
Не так стремится раб вернуть свободу,
Не так желанна гавань мореходу,
Как жду тебя, мечтая день за днем
О возвращенье сладостном твоем…
Лучше и не скажешь! Именно от таких страстей частенько убегают за горизонт!
В другой элегии Луиза Лабе достигает вершины самозабвения:
Когда богов и смертных победитель,
Амур, всех помыслов моих властитель,
Зажег впервые пламенем страстей
Мой ум, и кровь, и мозг моих костей…
Любить костным мозгом — это настоящая революция чувств. За это Луизу и признали своей санкюлоты.
Однако пожалеем бумагу. Франция — родина любви. Точка. Спасибо Франции. Вив ля Франс! Только это еще не все — впереди выводы.
Божественная комедия
Прочитать столько страниц про любовь, и не сойти с ума! Долгими осенними ночами, когда ты, друг читатель, занимался в лучшем случае всякими глупостями, я, как сладкоежка, выковыривающий изюмины из булки, листал фолианты Григория Турского, Фрейда, Горация, Данте, Маркса, Рабле, Энгельса, Ювенала, апостола Павла, Ленина, Эразма и Лютера, рассчитывая в них найти полную правду. Еще десятки, если не сотни мудрецов прошлого стоят, печальные, перед моими глазами. Печальные, поскольку никто не смог. И я не могу. Да и что такое — правда? Но к неожиданным итогам, противоречащим предыдущему повествованию, я в итоге добрел. Теперь поделюсь с теми, кто не побоится…
Во времена недавнего советского социализма деньги, как известно, имели весьма ограниченное хождение. Акт купли-продажи между мужчиной и женщиной, когда вторая обычно выступает товаром, а первый — товароприобретателем, при социализме почти не наблюдался. Имелись, понятное дело, маргинальные крайности. Изредка валютные агентки госбезопасности скакали по интуристовским койкам, выведывая военную тайну у граждан стран НАТО. Где-то на воровских малинах проституировали криминалки. Как-то мне в руки попался альбом про уголовные татуировки советских времен. Собиратель этой “живописи” срисовывал некоторые из татуировок с зарезанных мадамов и мамзелей. Чтобы на зоне к этим, мягко выражаясь, женщинам не приставали с предложением честно поработать на производстве, они к соответствующим картинкам на своих телах приписывали комментарии типа: “Ничего тяжелее х.. в руках не держала”. Одним словом, если проституция, эрзац-любовь практически отсутствовала, то все остальное являлось истинной любовью. Женщина имела политические и экономические права наравне с мужчиной. Мужчина мог развестись с советской женщиной, но с трудом. Женщина, как правило, имела несколько любовных опытов перед замужеством, но излишне не усердствовала. Выйдя замуж, вела пусть и скучноватую, но верную мужнему телу жизнь. Могла романтически влюбиться без продолжения или даже нетрезво войти в нелегитимную близость с сослуживцем или даже прохожим. Социализм для женщины — идеальная история! Теперь же, когда деньги в России бог, женщины опять стали ходовым товаром, поскольку основные мани снова присвоены мужчинами…
Мы говорим про людей. Но откуда люди взялись? Если религиозное предложение широко известно, то наука путается. Несколько лет назад из пустого любопытства в одном из журналов я прочитал статью о генетике. Какие-то хромосомы, какие-то пары хромосом. Что удалось понять: ученые провели исследование по изучению хромосом у представителей разных народов. Брали кровь у англичан, индийцев, китайцев, русских и пр. Что-то такое хромосомное совпало только у бушменки. Из обнаруженного факта ученые сделали вывод: матерью первого хомо сапиенса была мать-бушменка. Что ж, согласимся, против науки не попрешь. Кого же тогда назвать отцом? Точнее, кого назвать Богом-отцом?
Про эволюцию примата в человека мы все знаем, только не знаем про революцию. Когда и что случилось с полоумной получеловеческой особью, сделавшей ее сапиенсом? Почему при слове Бог и мусульманин, и христианин смотрят на небо? Религия — это канонизированный миф, сказка. В мифе реальные события конца эпохи оледенения, когда таяли ледники и наступала вода, предстают Великим потопом. Бог-Отец на небе — это космонавт-гуманоид. Он прилетел когда-то и вошел в половой контакт с женщиной-бушменкой. Она еще и не бушменкой была, а фактическим животным. Гуманоид-космонавт то ли научный эксперимент поставил, то ли осуществил акт межпланетного скотоложества. Одним словом, в результате эксперимента-скотоложества появилось разумное дите. Отголоски давнего события можно найти у Фрейда — ведь он пишет о страхе ребенка по отношению к отцу. Каждый отец повторяет роль космического любовника. Именно он, космонавт, заложил в человеке бациллу, бомбу, будущую муку, вылупившуюся во времена трубадуров и названную любовью. Скорее всего, и спорный миф о непорочном зачатии всего лишь отголосок любовной связи космонавта и бушменки. Вполне возможно, гуманоид поступил с неразумной животной, помнившей грубости скотов бушменов, нежно. Или ростом и размерами пришелец отличался от привычных партнеров в меньшую сторону…
История космонавтики — неосознанная попытка улететь к папе, встать на пороге, сказать: “Вот и мы, твой сын и твоя дочь”. История земной любви — это пронзительная межгалактическая песня, измененная до неузнаваемости. Когда хочется, как ветер, метаться в закатах, бродить лесами, раздирая в кровь тело; когда в приступе нежности думаешь, что станешь нежнее пыльцы на цветах; когда видишь себя точкой в ее письме, корявым smsом, ажурной оторочкой на платье…
Опять же, Данте (1265–1321), похоронив невинную Беатриче, страдал, занимался государственной деятельностью, был изгнан из Флоренции, приговорен к смерти, нашел свою милую в Чистилище великой комедии, затем взлетел с ней на небеса.
Всякий великий автор лишь транслирует послание неба. Говоря о любви, предтеча Ренессанса транслирует божественный месседж папы-космонавта: “И первое из свойств его — взлетанье”. Дантов Рай — это геометрия космоса в пределах знаний на начало XIII столетия. Тут и Марс, и Юпитер, и Сатурн, затем звездное небо, эмпирей, там обитают потомки папы. А любовь, спросите вы? Не спрашивайте! Нет ответа! Это получилась такая шутка залетного персонажа. Он только сделал это, рассмеялся и улетел. А его потомки, дошедшие до стадии доброкачественной политкорректности, кружат на своих летающих тарелках и не признаются. Почему? А потому что стыдно. Потому что алиментов за миллион лет набежало…
Такой видится картина случившегося и продолжающегося. Только знать такой правды не хочется. А хочется смахнуть скупую мужскую слезу, повторив вслед за великим итальянцем хрестоматийный финал поэмы:
Здесь изнемог высокий духа взлет;
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнце и светила.
Выхожу на улицу, иду в поисках знакомки-незнакомки, чтобы поделиться прозрением. Но нет никого, а кто есть — проходит поспешно и отворачивается.