Опубликовано в журнале Нева, номер 8, 2007
Заметки и размышления об одной книге
“Известия”: страна, события, судьбы. Исторические хроники. М., 2007
Книга, посвященная 90-летию газеты “Известия”, вышла, как положено, к сроку — в марте 2007 года. Подготовить ее было непросто. Из девяти десятков лет газета оставалась почти три четверти века официальным органом советской власти. Понятно, что “└Известия“: страна, события, судьбы…” — издание не только для журналистов и о журналистах. В аннотации сказано: “На страницах сборника — история страны глазами неравнодушных журналистов и судьбы самих известинцев — репортеров, очеркистов, главных редакторов, пропущенные через горнило героических и драматических событий, которыми жила страна 90 лет”.
Слова верные, но недостаточные. Историю могут писать лишь свободные люди. В большинстве случаев история подлинная с годами видится иначе, чем современниками. Не говорю о преднамеренной лжи “кратких курсов”. Изменяет память, “рукописи горят”. Все это понимали авторы книги и ведущий Исторического клуба “Известий”, один из ветеранов газеты, редактор-составитель С. В. Сергеев. Поэтому в первом, самом большом разделе “Год за годом. О чем писали └Известия“ в этом месяце, на этой неделе, в этот день…” появились “Добавления-2007” и “Комментарии из сегодняшнего дня”. Основные авторы этого раздела С. Нехамкин и С. Сергеев таким образом во многом исключили возникавший перекос между увиденным тогда и осмысленным позже.
Читателю нужно помнить: газета шла вместе со страной, она не была не зависима — ни от веяний времени, ни от руководящих указаний. Потому еще понадобилось дополнение в виде подборки: “О чем не писали └Известия“”.
Меньше чем за год составитель, учитывая сделанное его предшественником, не просто перечитал подшивку “Известий” — он добавил личные впечатления своего времени и свидетельства других деятелей культуры, науки. Так, составитель приводит свой недавний разговор по телефону с нобелевцем, академиком В. Гинзбургом, комментарии критика А. Туркова о трудной судьбе поэмы А. Твардовского “Тёркин на том свете” и профессора В. Баранова о горьковской публицистике. К месту дается выдержка из льстивой рецензии в “Известиях” на слабую прозу тогдашнего секретаря ЦК партии Узбекистана Ш. Рашидова (роман “Победители”, 1975). Тут же следует искреннее признание составителя: “Но подобные нравственные уступки позволяли газете сохранить боевитость и смелость в борьбе с общественными пороками, расцветавшими в эпоху застоя”.
В этом разделе много свежего, есть подлинные открытия. Начиная с возвращения на “законное место” одного из первых редакторов “Известий”, увы, меньшевика Ф. Дана (1917). 1919 год представлен двумя заметками. Первая — о деле “оборотней” (1919). Название наводит на мысль о близкой к нам дате. Тогда были осуждены “чины уголовного розыска”. Вторая заметка — “Незабываемый 1919-й” — напоминает о “личном подарке” Сталину в 1949-м — пьесе Вс. Вишневского. Далее идет хроника событий, среди которых (публикация 8 октября) рассказывается о “деле Миронова”, командира Донского казачьего корпуса. Тогда дело развалилось. Но, как говорится далее, через три года его все-таки убили. “А все начиналось в 1919 году”.
Газетные материалы, если их читает человек знающий и любопытный, всегда выводит за пределы содержания той или иной заметки. Отсюда сообщение о дальнейшей судьбе Миронова. Но все-таки есть вещи, которые важны для самой газеты. В 1922 году (14 сентября) “Известия” сообщают о предстоящем радиоконцерте. Сообщают заранее, дают программу: “Всем. Всем. Всем. Настройтесь на волну… В воскресенье, 17 сентября”. Еще бы! С этого концерта началась история регулярного радиовещания в нашей стране. На этом фоне, понятно, затерялась публикация 5 марта стихотворения В. Маяковского “Прозаседавшиеся”. В. Маяковский давно не “лучший” и не “талантливейший”. В. Ленин, отметивший это стихотворение, сдан в архив. Но тогда это воспринималось иначе.
С 1992-го вначале даются, как вешки, три главных события года. Жаль, что такой ориентир не появился раньше. Вот: 1924-й (14 декабря) представлен забавным фельетоном А. Луначарского. А смерти Ленина в том году как не было. Но событие (включая похороны) было громкое, весь мир говорил о нем.
Случалось, что лишь негативный материал давал миру некую реальную, хотя и искаженную информацию. 1 сентября 1960 года в “Известиях” была опубликована статья Юрия Иващенко “Бездельники карабкаются на Парнас”, посвященная рукописному альманаху “Синтаксис” и ее редактору Алику Гинзбургу. Скольких гноили молча, а тут не выдержали. И вот диссидент превратился в правозащитника. Думаю, полезно было бы вспомнить и тогдашний взгляд на венгерские события (восстание 1956 года) и травлю Пастернака в связи с Нобелевской премией (1958), а также разгром “Нового мира”. Все это меняло политический климат страны.
В подаче многих материалов проявлены оригинальность, высокий профессионализм. В заметке “Блестящая победа над корешками” в самом названии объединены слова из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о втором за полтора года ударе по “Известиям” и передовицы газеты за 17 декабря 1937 года. “Блестящая победа” — это о выборах в Верховный Совет, а еще одно слово — из текста постановления об “очищении от радекско-бухаринских и талевских корешков” Так, на частном примере, сказано в этой книге о проклятом 1937-м1.
У “Известий”, как и у всех советских газет, были проблемы с цензурой, существовала и цензура внутренняя. Как говорится в сборнике: “И журналисты, и читатели знают, о чем можно писать, а о чем нельзя. Например, о разоблачениях троцкистско-бухаринских вредителей можно, а о том, что уже третий месяц нет главного редактора,— нельзя… Потому что Борис Таль 2 ноября арестован как враг народа”.
После этого, после многих книг о конторе борьбы со свободной мыслью стоило писать о ее деятельности как о бесконечном идиотизме. И такую функцию выполнил не опубликованный в 1971 году фельетон “А в помидоре есть блаженство?”. Оказывается, такой вопрос (в тексте), как сказал цензор, “оглуплял образ советского ребенка”.
В значительней мере личными усилиями составителя сборника создана глава “На капитанском мостике”. Им написана половина всех статей. Из двадцати четырех главных редакторов (с 1917-го по 2006-й) — шесть репрессированы (пять из них расстреляны). О двух даются краткие справки (работали около года), в шести случаях бывшие главные ответили на анкету. Об остальных написано подробнее.
Редкий случай, когда в такого рода издании (юбилейном) двое поставлены на “черную доску”. Это прежде всего относится к Н. И. Ефимову (о нем речь далее) и П. Ф. Алексееву, чье “правление” называют самым скучным. Никто из известинцев не захотел о нем написать. Но и немногие воспоминания выразительны. Павел Демидов написал: “Когда руководить └Известиями“ назначили П. Ф. Алексеева, часть сотрудников уволилась сама, часть └перешла“ на другую работу, часть зажалась в ожидании”. Это было застойное семилетие “Известий” в застойную эпоху (1976–1983).
Под стать Алексееву, но более влиятельным был чиновник высокого полета Л. Ф. Ильичев, лауреат, депутат, академик. Свою деятельность в “Известиях” (1944–1948) начал с выяснения национального состава редакции. В начале 60-х в качестве одного из секретарей ЦК партии громил интеллигенцию на так называемых “исторических” встречах партруководства с писателями, художниками, композиторами.
Известинцы среди всех главных редакторов выделяют прежде всего Н. И. Бухарина и А. И. Аджубея. Масштаб личности первого, судя по всем публикациям (его и о нем), крупнее, а сделал больше для газеты Аджубей: ему досталось лучшее время (“оттепель”), и он имел личную свободу, которой умело воспользовался. Об Алексее Ивановиче ранее вышла книга “Алексей Аджубей в коридорах четвертой власти”. Из нее в сборник взято замечательное высказывание его жены — журналистки Р. Н. Аджубей: “…Аджубей заслуживает быть названным реформатором советской прессы. Он всколыхнул это затянутое многослойным льдом море. Где-то пробил лунки, оттаял полыньи, и пошли трещины по всему фронту”. Брежневцы выбросили зятя Н. С. Хрущева из журналистики сразу после “дворцового переворота” (1964).
Трагична фигура Н. И. Бухарина. Он мог стать лидером не только газеты. Крупная фигура, человек пишущий и думающий, он на время оживил “Известия”, но руки его были связаны. А ведь сам же говорил русскому эмигранту Николаевскому в Париже, что “вот приеду обратно, а он (Сталин) меня убьет…” Бухарина поливали грязью в газете, редактором которой он формально оставался. Так было до 16 января 1937 года.
Составителю удалось дать сведения о всех репрессированных главных редакторах газеты. Тут каждая строка о Ю. Стеклове, И. Гронском, М. Савельеве, Г. Крумине, Б. Тале важна. Хорошо написано о жизни и революционной деятельности И. Гронского. Участник Первой мировой и гражданской войн, человек независимый, он был в начале 30-х близок к Сталину и стал жертвой своей прямоты и доверчивости. Его не расстреляли. Он вышел из ГУЛАГа в 1954-м, прожил еще более тридцати лет и общался с новым поколением журналистов.
Много добрых слов сказано в этом сборнике об И. Лаптеве, Л. Толкунове. О последнем как “о человеке, с которым хотелось работать”, написал один из его коллег и сподвижников Д. Мамлеев.
Первым главным редактором “Известий”, избранным журналистами, стал И. Голембиовский (1991). Как он сам написал, “кончилась советская власть, и все надежды были связаны с тем, что отныне в └Известиях“ можно писать все и обо всем, что продиктовано гражданской совестью и миропониманием”. О том, насколько эти принципы сохраняются в современной журналистике, могут судить нынешние читатели российских газет.
Одна глава — “Имя в газете”, — по существу, “Книга памяти”. В ней тридцать три ушедших журналиста, некоторые совсем недавно. Есть среди них очень известные, других помнит “ближний круг”. А иногда знают итог борьбы автора за справедливость. Так Александр Маринеско, замечательный подводник, вышел из безвестности благодаря писателю Александру Крону (“Капитан дальнего плавания”), а продолжил добиваться присвоения ему звания Героя Советского Союза (посмертно, в 1990-м!) журналист-известинец Эдвин Поляновский (1937–2006).
Егор Яковлев (1930–2006) известен не только журналистскому сообществу. Для сотен тысяч читателей он создатель “великой газеты времен перестройки” — “Московские новости”. Много сил отдал свободному телевидению начала 90-х. Пятнадцать лет Е. Яковлев трудился в “Известиях”, и они считали его своим, где бы он ни работал.
В сорока семи странах побывал от “Известий” Александр Бовин — журналист, дипломат, политический обозреватель. Он говорил: “└Известия“ — как судьба”. Его узнавали и лично, и по “почерку”. О нем написал прощальное слово журналист-международник Станислав Кондрашов.
Павел Трошкин (1909–1944) погиб на войне. Уже осталось мало людей, знавших Трошкина. Его высоко ценили друзья-фронтовики. И когда сейчас обращаются к фотоархиву военных лет, видят его прекрасные фотографии, сделанные в Сталинграде, под Курском, на военных переправах через Днепр.
В этой главе история “Известий” (Л. Рейснер, Г. Рыклин, Т. Тэсс, Е. Кригер), ее высокое прошлое (И. Эренбург, Л. Кассиль), ее смелые женщины (Н. Александрова, Л. Иванова), ее “золотые перья” (А. Аграновский, Л. Лиходеев).
Об этих и других ушедших коллегах вспоминают нынешние известинцы.
Говоря о Любови Ивановой, которую изгнали из газеты за то, что она добрым словом вспомнила время Аджубея, Элла Максимова написала: “Наша профессия занимала третье место по возрасту смерти — после шахтеров и летчиков…” Реальности России XXI века подтверждают справедливость этих слов.
“Хотелось бы всех поименно назвать” (А. Ахматова), и ушедших, и живых, делавших общее дел. Но еще два имени выделяются среди многих. Это Владен Кривошеев и Борис Орлов. Они не “вышли на площадь”, как шестеро несогласных со вступлением наших войск в Чехословакию в августе 1968 года. Они сказали свое “нет!” в Праге. Не стали писать ложь и поплатились за это. Поучителен комментарий В. Кривошеева из сегодняшнего дня: “А что до настроений └пражской осени“… Нет, враждебности к нам не было. Была боль — словно кто-то очень близкий, кого всегда любил, уважал, вдруг ударил тебя ножом в спину. Боюсь, это ощущение у чехов живо и ныне”.
Большое впечатление производит глава IV — воспоминания известинцев разных лет. Из пятидесяти пяти авторов могу сказать лишь о некоторых. Элла Максимова, ветеран спецкорров, в своей заметке (эссе, мемуарах) “За нас снимали головы главных редакторов” рассказывает, как порой “главные” брали на себя ответ за смелые поступки подчиненных. Э. Максимова пишет о конкретных материалах, которые приходилось пробивать даже в перестроечные годы. Ведь ЦК еще оставался на месте (Е. Лигачев, В. Медведев…). За что доставалось главному редактору И. Д. Лаптеву? “За полосу в защиту наших военнопленных и пропавших без вести. За статью о карательной психиатрии, которую спецслужбы использовали для подавления инакомыслия…” И тут же журналистка со спокойным достоинством отмечает: “Но в результате-то был принят закон о правовой регламентации психиатрической помощи”.
Добрые слова о другом главном, у которого чувство профессионализма брало верх над “служебными обязательствами” перед руководством, находит Эдуард Графов. Годы спустя он говорит о своей “дурости” и “наивной принципиальности”, с которой разоблачал харьковский КГБ. И вот, оказывается, Л. Н. Толкунов рискнул такой материал подписать в набор, за что поплатился доносом в ЦК КПСС.
Поразительно свидетельство Ирины Дементьевой о судьбе профессора Бориневича. Видный ученый-психиатр позволил себе раскритиковать диссертацию женщины, секретаря парткома. Использовав подмётное письмо, профессора исключили из партии. Предстояло его увольнение с работы. Журналистка при помощи юриста “Известий” подготовила и отправила письмо в Комиссию партийного контроля, требуя пересмотра принятого решения. В КПК потребовали, чтобы И. Дементьева от своей подписи отказалась. Ответ журналистки заслуживает внимания не только начинающих газетчиков. Вот ее “объяснительная записка”: “Взялась за дело профессора Бориневича, считая это своим долгом журналиста”. Кстати, финал истории не вызывает оптимизма: “Бориневича из партии не исключили, следовательно, работу он не потерял. Правда, и пожил потом недолго”.
Инга Преловская пишет о травле профессора-математика, лауреата госпремии Баранцева, которого “выдавливали” из ЛГУ, обвинив “в идеологическом разложении молодежи”. Ученые разных профессий в своем семинаре вели поиск новых подходов к знаковому описанию сложных систем”. Завкафедрой диамата, которого коллеги боялись как огня, усмотрел в деятельности Баранцева и его сотрудников посягательства на основы своей науки. Диаматчик получил поддержку обкома партии. Статья И. Преловской “Ярлык” привела к новым жалобам, пришлось вновь писать на эту тему. Как вспоминает И. Преловская, “редакция стойко поддерживала автора… но авторам приходилось взвешивать каждое слово”.
Отмечая большой труд составителя и автора многих материалов сборника, остановлюсь на одном, который Станислав Сергеев называет шуткой “местного значения”. Однако же шутка по долговечности ее последствий могла стать куда опасней выступлений других журналистов в открытой печати. В октябре 1964 года, когда три еще молодых репортера И. Бузылев, И. Цыганов, С. Сергеев начали выпускать “мужской настенный орган” “На чужбине”, “плач” по снятому ЦК Аджубею был опасным. Конечно, свобода в условиях коммунальной квартиры иллюзорна, но следы былых настроений подняли уровень свободы этого юбилейного сборника в нынешних меняющихся обстоятельствах.
Я хотел бы подробней написать о Павле Демидове и судьбе острова Даманский, за который погибли 58 наших бойцов, а 94 остались покалеченными. “Остров, оказавшийся никому не нужным” — так журналист назвал свои заметки. И о Юрии Феофанове, и о тех, кого “Известия” спасли от неправедных приговоров (иногда смертельных!). Где теперь такие журналисты? А еще о сюжете Владимира Шмыгановского, который во время матча А. Карпов — Г. Каспаров (“ЦК жуть как не хотел, чтобы партийный и правильный Карпов проиграл темной лошадке Каспарову”) “непонятливо” защищал обозревателя “Известий” гроссмейстера Давида Бронштейна от партийного чиновника П. Лучинского, считавшего необходимым найти “другого” автора. “Известия” отстояли своего обозревателя до конца матча.
В заключение скажу об одном материале, который Ирина Овчинникова назвала по-тютчевски, заменив одно слово двумя: “О тех (блажен), кто посетил сей мир в его минуты роковые”. В эти “роковые минуты” судьба столкнула корреспондентку газеты с ее главным редактором Николаем Ефимовым. Ему в сборнике дано слово. Но в предуведомлении сказано, что Н. И. Ефимов был первым редактором, которого снял не ЦК КПСС, а коллектив за поддержку ГКЧП 19 августа 1991 года.
Как рассказывает И. Овчинникова, рабочие наборного цеха попросили всех журналистов спуститься к ним: “Утром 19 августа было неизвестно, чем дело кончится, так что большинство сочло лучшим не высовываться”. Пришли двое. Ефимов попытался помешать выступлению своей сотрудницы перед типографскими рабочими, но это сделать не удалось. Обращение Б. Н. Ельцина напечатали. На следующий день, придя на планерку, Н. Ефимов потребовал чтобы И. Овчинникова ушла, но получил ответ: “Нет, Николай Иванович, уходите вы, а я останусь”. Так и случилось. Из тридцати своих известинских лет И. Овчинникова главным для себя называет этот день.
Книга получилась интересная, поучительная, соответствующая своему названию. Наиболее полно она освещает последние полвека, хотя не проходит мимо самых трагических судеб и трагических событий.
Есть у меня два замечания. Во-первых, хотелось бы увидеть не только то, что газета не напечатала, но и образчики некоторых текстов 30-х, 40-х и 50-х годов во всем их безобразии, чтобы понять, от чего мы, надеюсь навсегда, ушли. Дать не в пересказе, с реальными подписями. Во-вторых, в случае допечатки тиража дать содержание, хотя бы внутри глав. Небольшие заметки трудно искать, не имея именного указателя. И совсем напоследок. Думаю, что автора замечательного материала “Почему не прошла Нина Андреева” Николая Боднарука вызвали “на ковер” в ЦК с требованием поддержать статью из “Советской России” “Не могу поступиться принципами” не “Е. Лигачев и А. Медведев”, а “Е. Лигачев и В. Медведев”; помню второго как бесцветного ленинградского партийного функционера.
Вместо обобщающей концовки предлагаю свой стишок, который “Известия” процитировали в своем юбилейном номере (13 марта 2007 года). Он написан до прочтения этой книги, и в нем изменено всего одно слово — предпоследнее в третьей строфе.
Без экивоков и без лести
Скажу — неровен путь “Известий”.
Да разве может быть иной,
Когда шагаешь со страной?
Но тем, кто путь проделал вместе,
Бывало трудно без “Известий”,
В которых иногда, быть может,
Еще мешалась правда с ложью.
Нелегкою была дорога,
До вечности не так уж много…
Так станут пусть дорогой чести
Страницы будущих “Известий”.
Александр РУБАШКИН