Повесть
Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2007
Анна Русских проживает в Петербурге, о себе говорит коротко: “Я — Женщина”.
Женщина, которая все делала не так
1.
Странной они были парой, Сергей Сергеевич и Ольга Дмитриевна, просто Оля…
Сергей Сергеевич — высокий, худой, седой, с таким замкнутым, сумрачным, загадочным лицом питерского интеллигента. Умный и проницательный взгляд его словно видел насквозь каждого, кто к нему обращался.
Оля — маленькая блондинка, жизнерадостная, смешливая, на двадцать лет младше мужа, производила впечатление особы легкомысленной, несерьезной. Невозможно было поверить, что они являлись мужем и женой уже на протяжении восемнадцати лет, когда шли, держась за руки, как школьники. При этом чаще Сергей Сергеевич всегда шагал чуть впереди и словно тащил за собой Олю, которая, как обычно, притормаживала у ярких витрин дорогих бутиков. На них оборачивались, глядя на них, улыбались. Многие завидовали. Именно такими были они на снимке, который неожиданно для себя Оля нашла в Интернете. С экрана монитора на нее смотрел Сережа, как всегда, чуть высокомерно, словно свысока, и она рядом с ним, до неприличия счастливая и беззаботная, какой, впрочем, она и была в те годы.
Странной они были парой. Были…
Откуда взялся этот снимок в газете, кто и когда сделал его? Оля пробежала глазами по статье под снимком и вспомнила. Это они в Москве, года четыре назад, куда Сережу пригласили с лекциями в университет. Как замечательно, что есть Интернет, который сохранил этот снимок и статью. Оля нажала “печать”, и принтер тут же выдал этот снимок уже отпечатанным на бумаге. Еще один документ в папку. В этой бесценной папке было все, что печать сохранила об ее муже, Сергее Сергеевиче Лопухине, химике, биологе, профессоре и академике Ленинградского университета.
Год прошел после его смерти, а боль не унималась. Она уже не была такой жгучей и нестерпимой, как в первые дни после трагедии, но притупилась, словно приобрела хроническое, вялое течение. Выражение “время лечит” все еще не было для Оли актуальным, не верила она в это.
Лишь Интернет был ее спасителем! Толстым рыхлым слоем информации, словно ватой, забрасывал он ее душевные раны. Но не бескорыстно. Он сделал Олю зависимой от него, забирая почти все ее свободное время, отнимая деньги, отнимая ее настоящую, пусть серую, однообразную, страшную в своем обнаженном трагизме, но реальную жизнь!
К черту реальную жизнь! Закрыться от нее занавесками, отключить телефон, запереть на ключ дверь! Не видеть, не слышать никого! Только уютно светящийся, гипнотически манящий экран монитора! О, спасительный Интернет! Оле казалось, без него она не смогла бы выжить. И снова, как чумная, забросив все дела, окуналась в его виртуальный мир, ныряя в него с головой, теряя ощущение реального времени и пространства.
Началось с того, что читала различные некрологи, посвященные ее мужу, скачивала статьи, посвященные ему же, а все закончилось чатами, виртуальными знакомствами, какой-то игрушечной, ненастоящей жизнью в инете. Эта жизнь была легкой, яркой, полной фантазий, сбывшихся надежд, тайных и явных желаний. Оля проживала эту жизнь весело, искрометно, то истерически хохоча, то плача перед экраном монитора.
Бродя по бесконечным коридорам сайтов знакомств, чатов для интеллектуалов, бизнесменов и просто романтиков, она подсознательно искала Сережу, его образ.
Иногда она слышала фразу, обращенную к ней незнакомцем, но словно произнесенную ее мужем. Оля живо откликалась на нее. Завязывалось общение, которое чуть раньше или позже заканчивалось разочарованием. Нет, не он! Нет, не такой! Фантом рассыпался в пух и прах, и, оставшись наедине с самой собой, Оля ясно сознавала всю ненужность своего существования в этом холодном мире, где нет Сережи. Зачем она, для чего, если он там, далеко и, наверное, ждет ее. Зря она не ушла следом за ним сразу же, в первые дни, зря! Но оставалась надежда, что эта ненормальная, болезненно-бредовая, полуфантастическая жизнь, которую она вела, постепенно приведет ее к болезни, а затем тихо и естественно, сама собой сойдет на нет.
Оля откинулась на стул. Устала, гуляя по бесконечным коридорам Интернета. Наплакалась, нарасстраивалась, глядя на открывшийся ей новый снимок и статью.
Болели глаза. Экран монитора словно искрился и покрылся легкой рябью. Оля взглянула на часы. Оказалось три часа ночи. Время в Интернете летит как-то иначе, скачками. И хорошо. Зачем ей теперь время? После смерти Сережи времени не стало. День, ночь, какая разница? В полутемной комнате с зашторенным окном это не имело значения. А малейшее вторжение реальной жизни в ее мир вызывало раздражение, желание нажать на какую-нибудь клавишу типа “delete”.
Но сказывались усталость и резь в глазах, хотелось спать, да и скучное общение выдалось этой ночью, ни одной интересной личности, которая бы зацепила Олю хоть чем-то. Выключила компьютер, забралась под толстое одеяло, которое не спасало ее от внутреннего холода. Отключилась, забылась…
Разбудил Олю телефонный звонок. Значит, уже утро. Звонила мама из Нижнего. Опять все то же самое, ничего нового:
— Оленька, как ты там? У меня душа болит, как подумаю что ты одна-одинешенька. Приезжай, Оленька, с нами тебе будет легче. Отвлечешься, развеешься. Мы все тебя ждем, любим. Есть ли у тебя деньги? Хотя бы на работу устроилась, все же в коллективе было бы веселее.
— Мамочка, не волнуйся, я в порядке. Деньги есть, ты же знаешь, Сережа оставил. Мне не скучно. Нашла вчера в Интернете статью и фотографию, где мы с Сережей вместе.
— Бросила бы ты этот Интернет, глаза испортишь, и деньги все уйдут впустую. Ты хоть на улицу выходишь? Что ешь, пьешь? Год уже прошел, Оленька, пора выбираться на свет божий.
— Мамочка, все нормально, все есть, не волнуйся.
Мама, если б она знала, как она связывает по рукам и ногам! Если б не она, возможно, Оля уже давно бы решилась…
Взглянула на часы, десять утра, включила компьютер, наспех умывшись и заколов волосы, как была в пижаме, уселась перед монитором.
В это время она обычно встречалась со своим виртуальным поклонником Вадимом. Были они знакомы уже месяц, по интернетовским меркам, срок не малый.
Вадиму было всего тридцать шесть, и был он на десять лет моложе Оли, но в инете это не играло никакой роли. А главным было то, что Вадим был ученым, аспирантом, занимался биологией, так же как ее Сережа. Жил Вадим в Крыму, имел семью, жену, сына. Был несчастлив в семье, женился по глупости в девятнадцать лет, но уйти не мог, сохраняя видимость семейного счастья ради сына. Оле нравилась его интеллигентная, тактичная манера поведения. Они часто занимались виртуальным сексом, это всегда было красиво, необычно, будоражило Олино воображение, волновало душу, проходилось по нервам. Она получала новый, неизвестный ранее сексуальный опыт и опыт общения мужчины с любимой женщиной. На этот короткий период в Интернете они были настоящей влюбленной парой, играли в это искренне, с наслаждением, и каждый из них видел в другом именно то, чего ему так недоставало в обычной, серой, будничной реальности. С Вадимом Оля забывалась, ее фантазия начинала буйствовать, она с головой погружалась в игру! Вот и сейчас, увидев в чате знакомый ник “Крымов”, Оля, не скрывая радости и не дожидаясь реплики от Вадима, начала писать, быстро щелкая пальцами по клавиатуре.
— Вадим! я рада! Бегу к тебе навстречу! смеюсь! Кидаюсь тебе на шею!!
— Оля! наконец-то! я заждался! Подхватываю тебя за талию, кружу! кружу!! целую лицо, шею!!
— Ой, ой, щекотно!
— Моя любимая! наконец мы вместе!
— Вадим, я скучала, весь мир был серым, бесцветным!!
— Моя девочка! я приготовил для тебя сюрприз! Сейчас, я скажу раз… два… три… и мы перенесемся из твоего промозглого Питера ко мне в Крым! и отправимся на нудистский пляж в районе Коктебеля!
— Да, мой волшебник! С тобой хоть на край света! У вас тепло? У нас осень. Ветер срывает с деревьев листья, они кружатся и падают мне на подоконник.
— Забудь про осень! Ты была в Крыму? Здесь бархатный сезон! Сегодня плюс двадцать три, отдыхающих мало. Мы будем наслаждаться друг другом.
— Нет, не была. Но я была в Сочи несколько раз, а еще в Египте и в Италии, а еще в Турции и в Тунисе.
— Давай руку!
— Вот, вот моя рука! Я зажмуриваю глаза.
— Беру твою мягкую ладошку в свою огромную лапу. Ну, готова? Раааазз… Двааа… Три!!!!!
— Ааааааааааааа, я лечуууууууууу…
— Мы мягко приземляемся на горячий песок Коктебельского пляжа. Смотри, какое синее небо! Какая голубая гладь моря!
— Да, море вдали сливается с небом в одно целое. Легкий теплый ветерок ласкает мое лицо. Как хорошо! Спасибо тебе!
— Я обнимаю тебя за плечи, прижимаю к себе, нежно целую в губы.
— Я счастлива, мой волшебник!
— Я хочу, чтоб ты забыла о боли и разочарованиях. Это южное небо, море, солнце излечит твою душу!
— Не надо, Вадим, я сейчас расплачусь.
— Прости, не буду.
— Расскажи мне, опиши мне место, где мы находимся.
— С радостью! Мы в Коктебельской бухте. Это красивейшее место в Крыму.
Читала когда-нибудь о Волошине? Здесь находится его дом-музей. И весь Коктебель связан с его именем.
— Да, конечно! Знаю, что к нему съезжались самые интересные люди того времени, писатели, художники, поэты.
— Ты все знаешь, моя девочка. Смотри! смотри! Справа от нас вулкан Карадаг, он похож на гигантского динозавра, уснувшего на берегу моря.
— Я слышала, что ему миллионы лет.
— Если посмотреть, то та часть скалы, которая спускается к морю, напоминает профиль Волошина. Курчавые волосы, его нос, его бородка.
— А теперь поверни голову влево. Видишь пологую гору? Это гора Янычар. Там, наверху, могила поэта. Паломники каждое утро до восхода солнца, как муравьи, тянутся к вершине, чтоб посетить могилу.
— А ты был там, на вершине?
— Да, конечно. Оттуда открывается безумно красивый вид на Коктебель. Лунный пейзаж! это не описать! Нужно увидеть. Приезжай, Оля.
— Не надо, Вадим. Но спасибо за экскурсию.
— А сейчас быстро раздеваться, и в море! Давай я помогу тебе расстегнуть пуговки на блузке.
— Я краснею. Быстро снимаю с твоей помощью блузку, юбка падает вниз к ногам.
— Как ты красива! Я не могу тобой налюбоваться!
— Беру шелковый платок размером с большую шаль, завязываю его вокруг бедер, так что я слегка прикрыта нежной шелковой тканью…
— Так еще соблазнительнее. Я вижу, что многие мужчины смотрят на тебя, мне это неприятно, иди ко мне, я хочу обнять тебя.
— Нет, раздевайся тоже, и бежим скорее купаться!
— Я не могу. Если разденусь, то опозорюсь. Ты так возбуждаешь меня, а демонстрировать свою эрекцию на нудистском пляже не принято…
— Ну и сиди на берегу! А я побежала!!! Ммммммм!! вода как парное молоко! машу тебе рукой! Эээээй!!!
— Не выдерживаю. Быстро скидываю с себя одежду и с разбега ныряю в воду!
— Ты классно плаваешь!
— Иди ко мне скорее, я не могу больше!
— Нет! Нет! — я отплываю в сторону, лукаво улыбаюсь.
— Ах! Так?? ты жестоко поплатишься за эти ухмылки! И тебе не убежать от меня!! Я хватаю в воде твои ноги!
— Ой! что ты делаешь! я чуть не захлебнулась!
— Я стискиваю твою талию, прижимаю тебя к себе.
— Я обнимаю тебя руками за шею, а ногами обхватываю твои бедра.
— Целую твое мокрое лицо, твои нежные влажные и соленые губы. Оля! уже давно звонит телефон, все же я на работе и должен снять трубку.
— Ок! я понимаю…
Сеанс вирта прерван, так бывало и раньше, и Оля знала: если начались звонки, то продолжать уже нет смысла. На всякий случай она подождала немного, сообщений не было, и вышла из привата.
Интересный Вадим человек, умный, романтичный, образованный, и фантазия есть, и чувство юмора. И фото его Оля видела, симпатичный. Но все же он не Сережа!
А поэтому все больше и чаще казался каким-то пресным и скучным. Хорошо, что на работе отвлекли его от компьютера, надоели Оле его поцелуйчики и сюсюканье. Романтизм, порядочность и нежность, которые так восхищали в нем Олю, все больше вызывали раздражение. Всего лишь месяц виртуального общения исчерпал их отношения полностью. “Пора менять виртуального партнера”, — подумала она и отправилась в поисковые системы Интернета в надежде найти хоть еще одну новую строчку об ее Сереже.
2.
Оля заглянула в холодильник. Он был пуст. И последняя пачка чипсов съедена еще вчера. Когда она в последний раз выходила в свет? Около недели назад, никак не меньше! И вот снова придется выходить в реальный мир за продуктами. Как это неприятно! Оля с досадой вздохнула. Каждый выход за пределы квартиры, дома приносил ей невыносимые мучения. Сколько ненужных усилий! Переодеться, потом причесаться, потом выйти из квартиры, преодолеть двор, обращаться к продавщицам. С ужасом ждать, что в любой момент могут встретиться соседки, которые будут доставать ее нудными вопросами, своей навязчивостью. И сама дорога в магазин! Встречные будут смотреть на нее, разглядывать, увидят красные от слез глаза, потухший взгляд, наверное, будут строить догадки и жалеть ее, несчастную. Одно утешение — осенний питерский промозглый день, серый, унылый, с моросящим мелким дождиком, который так успокаивал душу и словно охлаждал разгоряченный Олин мозг. Она не вынесла бы ослепительного солнца!
Оля открыла шкаф. Что надеть? Как хорошо, что шкаф ее ломился от дорогих шмоток и не нужно мучиться, выбирать. Сняла с плечиков комплект бежево-песочного цвета. Длинный плащ из тонкой замши, такого же цвета джемпер, на тон темнее брюки и длинный шарф. В карманах нашла замшевые перчатки.
Шарф и перчатки отбросила в сторону. Наскоро заколола волосы заколкой. Уфф… уже устала. Где же деньги? На привычном месте их не оказалось. Оля в панике начала открывать бесчисленные дверцы шкафов и шкафчиков, искала среди книг, бижутерии, в документах. Но они оказались в вазочке для фруктов. Видимо, переложила когда-то. Пачка денег, снятая с книжки, таяла немыслимо быстро, несмотря на затворническую Олину жизнь. Все время приходили космические счета за квартиру, телефон, свет. Какие-то налоги. А главное — Интернет! Выделенный канал каждый месяц выдавал перерасход трафика и забирал львиную долю месячного бюджета. Впрочем, Олю это мало беспокоило. Пусть все закончится! И деньги, и здоровье, и сама жизнь, и чем быстрее, тем лучше.
Слава Богу, двор оказался пуст. Еще нужно пройти полквартала, потом перейти дорогу, и начнется сеть различных магазинов. Можно пройти и до метро, это тоже недалеко, но там уж слишком людно, а толпа была просто невыносима для Оли.
Миновав шумный перекресток, Оля вдруг интуитивно повернула голову и, к ужасу своему, обнаружила, что медленно ехавшая у самого края дороги машина имеет какое-то отношение к ней и водитель, средних лет и приятной внешности мужчина, улыбаясь, смотрел на нее. Глаза их встретились, и мужчина кивнул ей, однозначно давая понять, что приглашает ее сесть к нему в авто. “Что он себе позволяет! Он что, за проститутку ее принял, что ли?!” — возмутилась мысленно Оля и, прибавив шаг, вскоре нырнула в открытую дверь первого попавшего магазина. Сердце стучало от свалившейся на нее неожиданной проблемы. Теперь придется ждать, когда он уедет. Вот еще новости! Чем она могла привлечь его внимание?! Оля постаралась увидеть себя словно со стороны. Вот идет немолодая, но все еще моложавая женщина. Не красивая, но привлекающая внимание полубезумным лицом, словно не от мира сего, взглядом, как будто устремленным внутрь себя, в свои мысли, походка торопливая, но в руках ничего нет, даже дамской сумочки, полы длинного плаща развеваются. Наверное, она производит странное впечатление, как ни старается быть незаметной маленькой серой мышкой.
Стучало сердце, бил озноб то ли от холода, то ли от волнения. Магазин оказался книжным. Народу здесь почти не было, и ходить вдоль стеллажей с книгами было даже приятно. В разделе “эзотерика” ее внимание привлекла небольшая книжка “Великий переход”, ясно, что в ней писалось о смерти, о переходе из жизни в неведомый, страшный своей неизвестностью и невозможностью даже исследования потусторонний мир, который еще называют загробным. Оля открыла на случайной странице:
“Исследования, выполненные в лаборатории биодинамических измерений, показали: действительно в таламусе действуют две антагонистические системы, одна из которых отвечает за циркуляцию нейронной активности и синхронизацию, а другая — за прерывание циркуляции нейронной активности и десинхронизацию. В этих двух системах действуют различные нейромедиаторы, в синхронизирующей системе — серотонин, а в десинхронизирующей системе — ацетилхолин. Нормальная активность этих двух агентов должна протекать в динамическом равновесии. Усиление влияния первой системы приводит к релаксации и сонливости. Усиление влияния второй системы приводит к возбуждению и настороженному бодрствованию. Например, медитация активизирует первую систему, которая включает соответствующую зону головного мозга, способствуя появлению ассиметрии в его работе и, следовательно, трансовому состоянию…”
Оля захлопнула книгу, поставила на место. Ничего она не откроет в ней для себя. Не сможет эта книга помочь ей заглянуть туда, где сейчас ее Сережа. Никто и ничто не поможет ей в этом.
Мысли о смерти не оставляли Олю за этот ужасный год, наверное, ни на минуту. Что есть смерть? Ответит ли когда-нибудь человечество на этот вопрос? Вряд ли! Если за много тысячелетий не ответило на вопрос “Что есть жизнь?”. Даже ничего вразумительного не отвечено на вопрос “Что есть сон?”. А что если наша реальная жизнь и есть бредовый, фантастический и абсурдный сон? А смерть — возвращение от хаоса к гармоничному, абсолютно счастливому, истинному равновесию и согласию??
Почему на земле столько горя, и бед, и мучений и нужно воспринимать это со смирением, как должное, почему считается счастьем, если у тебя не болит зуб?! Почему? Почему считается, что смерть — это ужасно, что это трагедия! Быть может, это заблуждение всего человечества?? И вовсе не смерть является трагедией, а рождение!! А если за смертью существование еще страшнее, то где эта вечная гармония, вечная весна? И кто обрек нас на вечные мучения? И почему самые умные, образованные, интеллигентные и передовые люди, как правило, уходят по своей воле? Где-то она прочитала, что Гоголь, находясь у самой черты, сказал: “Как сладко умирать…”
Сама Оля представляла смерть как сон без сновидений. Скорее всего, душа есть, и после смерти с ней будут происходить какие-то вещи, кто-то будет работать с ней, но этого мы уже не узнаем и не почувствуем, так как не будет мозга и адекватно воспринять происходящее сама душа не сможет.
У Оли разболелась голова от этих размышлений, от этих “почему”, на которые нет ответов! Наверное, она бы не выдержала, если б не спасительная, тихая, но настойчивая и непонятно откуда взявшаяся, словно не ее собственная, мысль, перебивая все остальные, все громче и отчетливей заявляла ей: “У тебя все не так плохо, ты здорова, и есть деньги, и еда, вспомни, как ты была счастлива! Тебе грех обижаться и роптать на судьбу. Ты жила словно в земном раю, не ведая лишений, страданий, голода, нищеты, боли. Теперь ты должна увидеть жизнь во всех ее проявлениях”.
Автомобиля уже не было, и Оля спокойно дошла до продуктового магазина. Затарилась всем, на чем останавливался ее искушенный взгляд, истратив немалую сумму, и с удовольствием повернула к дому. В левой руке несла два тяжелых пакета с продуктами, а в правой — два крохотных и нежных пирожных, которые решила съесть, пока они не растаяли. Шла, жуя пирожное и разглядывая идущую навстречу ей облезлую питерскую серую кошку. На секунду кошка подняла мордочку, и их взгляды встретились. Но только на долю секунды. И кошка продолжала свой путь, а Оля свой. И все же Оля остановилась, она вдруг прочитала в кошкиной голове все ее мысли, и от этого стало страшно.
Голодная, обреченная кошка привыкла видеть сытых, жующих и равнодушных людей, привыкла к вкусному запаху выброшенных пустых бумажек. Никому до нее, бедной голодной кошки, нет дела, хотя бы даже она умирала у всех на глазах! Оля позвала: кс-кс! И, оставив на асфальте пирожное, отошла в сторону. Кошка подбежала и с жадностью стала жевать, съела все, до крошки. Оля оставила и второе. Кошка съела и это. “Все, больше нет”, — сказала Оля кошке, и та снова подняла на нее глаза, и Оле показалось, что взгляд этот уже не был таким обреченно-безучастным. А потом каждая пошла своей дорогой.
3.
Оле снилось, что она бродит по университетским коридорам и что они должны встретиться здесь с ее Сережей. Какие-то люди встречались ей на пути, они говорили, что видели его, что он где-то здесь и даже его пальто висит в раздевалке. Оля искала, искала везде, то спускаясь вниз, то поднимаясь вверх по бесчисленным лестницам, блуждая по разным этажам, заглядывая в кабинеты, открывая какие-то бесчисленные двери. Сережи не было. В горле стоял ком, и сознание бесполезности поисков ясно ощущалось даже во сне. Хотелось плакать, но Оля продолжала поиски, не останавливаясь ни на минуту, снова и снова возвращалась в те же коридоры, заглядывая в те же аудитории!
Так и проснулась, с комом в горле и с тоской, сжимающей сердце. Бил озноб, и казалось, что температура подскочила до тридцати девяти. Лежала, блаженно закрыв глаза, прислушиваясь к себе, к своему состоянию. Решительно, она больна, без сомнения, у нее температура. Вот и хорошо! Наконец-то! В течение всего года она с нетерпением ждала этого момента, когда она заболеет. Осенью и раньше это с ней частенько бывало, организм реагировал на понижение температуры, отсутствие света, солнца и ярких красок растительности. Сейчас она не будет принимать таблетки, делать ингаляции и прочую чепуху. Она будет лежать так, пока температура не начнет зашкаливать за сорок, тогда она впадет в бессознательное состояние, будет бредить, стонать. Ее разгоряченное болезненное сознание снова начнет бродить по лабиринтам виртуальных миров, искать своего Сережу. И, быть может, наконец она увидит его. Затихнет, успокоится, с радостью протянет ему свою руку, и они вместе улетят в неведомый, призрачный мир, который Олю никак не мог пугать, ведь после смерти Сережи бóльшая половина ее сути уже была там, по ту сторону реала, добровольно отказываясь от мирских радостей, солнечного света и общения с земными жителями.
Оля снова задремала. И спала сладко, умиротворенно, а проснувшись, почувствовала себя почти здоровой, если не считать внутреннего холода и озноба, к которому, впрочем, привыкла за этот год. Уход откладывался на неопределенный срок. Хотелось есть, пить, общаться и играть в инете.
Наспех перекусив и выпив горячего чая, Оля села за компьютер.
В электронных почтовых ящиках было пусто, поисковые машины yandex и mail никакой новой информации о профессоре Лопухине не давали. Оля вошла в знакомый чат.
Чат — значит общение, определение очень точное. В инете их тысячи, на любой вкус, для любого региона. Оля ассоциировала чаты с карнавалом масок. Маски — это ники, за которыми скрывались реальные люди, но никогда наверняка нельзя было определить, кто именно прячется за тем или иным ником, женщина или мужчина, юноша или школьница, красавец или инвалид, святой или преступник. Средний возраст посетителей чатов был восемнадцать–тридцать пять лет. Юные мальчики, студенты и студентки вузов, зрелые мужчины за тридцать, в основном связанные с Интернетом вынужденно, по работе, как, например, Вадим — вот основные посетители чатов. Женщин за сорок, таких, как, Оля, почти не было, и признаться в своем возрасте в Интернете для нее было невозможным и как бы позорным, все равно как седой пенсионерке прийти на молодежную тусовку. Хотя Оле этот парадокс был малопонятен. Ведь для молодежи и так много развлечений: разных ночных клубов, дискотек, кафешек, да и учеба, работа, реальное общение с друзьями — все это должно было ограничивать юных энергичных пользователей в длительном, бесполезном и недешевом времяпровождении. По законам логики в чатах должны были бы сидеть одни пенсионеры, домохозяйки, инвалиды, которых как раз было меньшинство.
Оле казалось, что она чужая на этом пиру, на этом ярком, красочном маскараде с игрушечными чувствами. Но чем больше общалась, тем больше понимала, что она не одинока со своей болью и под успешными и благополучными масками скрываются комплексы, разочарования, беды, одиночество и неприятие реальной действительности.
Оля не мудрила с никами, поменяла первую букву своего имени, превратилась из Оли в Юлю, а при знакомствах говорила, что ей двадцать восемь, иногда тридцать два, реже тридцать пять.
Оле было сорок шесть, но в этом она не хотела признаваться ни себе, ни кому бы то ни было.
Включила программу ICQ, что делала нечасто, так как слышала, что через нее можно нахвататься компьютерных вирусов. Из пяти человек списка on line не было никого. Вечер не обещал ничего интересного. В чате вяло перебранивались, перебрасывались тупыми незначительными фразами. Изредка кто-нибудь подходил к ней, заговаривал, но так вяло и скучно, что не вызывал никакого желания отвечать и завязывать знакомство. Днем в этом чате было веселее за счет постоянных обитателей, которые находились на работе, а в инет сбегали от производственной рутины. Но сейчас был поздний вечер, и постоянные пользователи этого сайта, очевидно молодые, успешные люди, жившие полноценной реальной жизнью, находились в это время в клубах, на дискотеках, в ресторанах или в гостях. А быть может, находились в своей семье, в теплой домашней обстановке перед телевизором, и им в голову не приходило общаться с виртуальными собеседниками или заниматься виртуальным сексом.
[0:15 seхy-boy приватно для Юля] — Хай! Ты из Питера?
[0:16 Юля приватно для sexy-boy] — да.
[0:19 sexy-boy приватно для Юля] — мне 21, тоже из Питера. Познакомимся?
[0:20 Юля приватно для sexy-boy] — нет, желаю удачи!
[0:20 sexy-boy приватно для Юля] — почему нет? ты странная, даже не видела меня!
[0:21 Юля приватно для sexy-boy] — потому что мне 35 и я не люблю детей!
[0:22 sexy-boy приватно для Юля] — почему? я не ребенок!
[0:24 Юля приватно для sexy-boy] — потому что они все время орут, пищат, все время чего-то просят! bye, малыш!
[0:26 sexy-boy приватно для Юля] — но я уже не ребенок, не называй меня малыш, я не пищу и никогда ничего не прошу.
[0:28 Юля приватно для sexy-boy] — отвали…
К ней подходили еще какие-то ники, Оля и вовсе перестала им отвечать. Сидела, безучастно глядя в монитор, читая примитивные короткие фразы “чатлан”.
Но вот какой-то чудак кинул открытым текстом объявление: “Суки! хотите, чтоб вас связали и жестоко оттрахали? постучитесь ко мне в аську, и обещаю вам, будете валяться у меня в ногах, избитые и связанные!” Оля усмехнулась про себя. Посмотрела номер ICQ и постучала.
Юля: Привет!
Макс: Ты кто, че тебе?
Юля: Я — Юля, ты же сам только что просил, чтоб к тебе стучались.
— И чего хочешь?
— Ничего. Просто заглянула, стало интересно.
— Ты что, шлюха? Рабыня?
— Нет, никогда ей не была. Я скромная, обычная женщина. Много лет была замужем. Мужа любила и не изменяла ему.
— А щас он где?
— Закроем тему. Тебе сколько лет?
— Двадцать, а тебе?
— Мне тридцать два, тебя это пугает?
— Да нет.
— В чате ты был смелее и разговорчивее. Ну, пока!
— Подожди. Ты любишь жесткий секс?
— Не знаю, никогда не занималась, ни в вирте, ни в реале. Но с мужем играли как-то в эмира и наложницу.
— Расскажи подробнее.
— Ну, я оделась во все прозрачное. Выкупала мужа в ванной с бальзамами и шампунями, потом делала ему массаж с лавандовым маслом.
— И все, что ли?
— Нет. Я, стоя на коленях, целовала его ноги и все остальное.
— А он?
— Он вел себя, как и подобает эмиру. Принимал как должное и смотрел на меня сверху вниз.
— Еще как играли?
— В медсестру и больного. Он и правда тогда немного приболел, но ничего страшного, обычный грипп.
— И как ты его лечила?
— Надела очень короткий белый халатик прямо на голое тело. Поила его клюквенным морсом, мерила температуру, меняла белье и кормила с ложки.
— А потом трахались?
— Конечно. Я — не снимая халатик. Было прикольно.
— Какие у тебя еще фантазии?
— Это я у тебя хочу узнать. Ты же приглашал.
— Будешь моей собственной шлюхой?
— Что я должна буду делать?
— Выполнять все, что скажу. Буду ругать тебя матом, называть сукой. А ты меня своим хозяином и господином.
— Попытаюсь, мне нравится угождать мужчине, если он является сильной личностью, но я строптива и непредсказуема и не знаю, что ожидать от самой себя.
— Как ты сейчас одета?
— На мне черное кружевное белье: прозрачный лифчик и стринги, туфли на шпильке. Черные ажурные чулки и полупрозрачная сорочка на тонких бретельках.
— Снимай сорочку, будешь голой.
— Но мне будет холодно!
— Не забывай добавлять: господин!
— Но я замерзну, мой господин!
— Мне плевать, даже если сдохнешь, снимай все, кроме чулков!
— Я, дрожа от холода и страха, медленно спускаю бретельки с плеч, и сорочка соскальзывает к ногам.
— Я лежу на диване и приказываю тебе прибрать комнату. Мой пол, шлюха!
— Да, мой господин! Беру швабру и старательно тру пол, бросая робкие взгляды на моего хозяина.
— Сука! ты ничего не умеешь делать! Бери тряпку и мой как следует!
— Беру мокрую тряпку, наклоняюсь и мою пол. От твоего пристального взгляда я краснею, и у меня стучит сердце.
— Сука, рассказывай, ты бреешь п…?
— Да, мой господин, вчера я это делала при вас, я гладко выбрита.
— Корова! Ты гонишь! Вчера я тебя знать не знал!
— Да, мой господин!
— Видишь бутылку от шампанского, которая валяется на полу? Ты понимаешь, что от тебя требуется?
— Мои щеки пылают. Я с ужасом смотрю на бутылку. Робко спрашиваю моего хозяина: “Можно я возьму вот эту, которая из-под водки?”
— Бери, шлюха! Ну, я жду! Делай то, что от тебя требуется!
— Я сажусь прямо на пол напротив дивана, на котором лежит мой господин. От смущения я вот-вот расплачусь.
— Раздвигай ноги, сука! Ты испытываешь мое терпение! У меня уже колом стоит!
— Сжимаю колени плотнее. Молча сижу, не смея поднять взгляд на моего господина. В руках держу бутылку, которую мне хочется швырнуть ему прямо в лицо!
— Швабра! раздвигай ноги! И делай то, что от тебя требуется!
— Начинаю робко и медленно раздвигать колени, не смея поднять глаза на моего господина.
Оля ждала ответа, но секунды бежали, а ответа не было. Вскоре ник “Макс” перескочил в разряд пользователей “вне Сети”. Либо сбежал, либо аська заглючила.
Оля еще посидела несколько минут, Макс так и не появился, и она вернулась снова в тот же чат. Не успела она сказать: “Всем привет”, как к ней подскочил вызывающий ник “Ненавижу женщин”.
— Hi!
— Хай! За что ты нас ненавидишь?
— Вы все хитрые ведьмы, обманываете доверчивых и простых парней, вам нельзя верить!
— Ну, если тебя и обманула одна, то нельзя же обо всех судить одинаково.
— Себя ты, конечно, считаешь исключением. Что же ты сидишь здесь целыми днями, как ни зайду, ты все время в инете, значит, никому не нужна! Очевидно, ты страшная и старая! Твоя реальная жизнь настолько серая и унылая, что только здесь ты чувствуешь себя королевой!
— Хм! интересно! Ну… может быть, ты и прав, малыш, но тебя никто не заставляет общаться со мной, когда вокруг много юных, красивых и реальных… Удачи!
— Подожди, не сердись.
— Кто тебе сказал, что я сержусь? И вообще почему-то я тебя не знаю, очевидно, ты каждый раз меняешь ник.
— Как тебя зовут? Ты из Питера?
— Не видишь, что ли, Юлия я! Да, из Питера.
— Я Саша, тоже из Питера. Ты виртом занимаешься?
— Бывает. Ты что, предлагаешь мне вирт?
— Я не умею этим заниматься, но хотел бы попробовать с такой взрослой, как ты.
— Откуда ты знаешь, что я взрослая?
— Не знаю, просто ты пишешь неодносложно и грамотно.
— Ну и что, ты тоже пишешь грамотно и неодносложно, сколько тебе?
— Мне двадцать пять.
— Большой мальчик. Зачем тебе вирт? Что, есть проблемы с реалом? Не любят девочки?
— Проблем нет, я красивый.
— Не думаю, что для большинства женщин это имеет какое-то значение. Мне вот по фиг то, какой ты.
— А у тебя есть фото? Хотелось бы увидеть тебя, какая ты.
— Зачем? Я не собираюсь встречаться с тобой в реале! И даже не уверена, хочу ли с тобой вирта. Ну, чтоб ты понял, что ничего не теряешь, могу успокоить тебя, что ты был прав и я действительно старая и страшная!
— Первый раз слышу, чтоб женщина так о себе говорила.
— Вот и послушай. Повторяю, я ни к кому не навязываюсь, достаточно того, что в реале есть много навязчивых, прилипчивых людей. Хотя бы в инете мы можем себе позволить быть свободными?
— Да понял уже я, что ты не навязываешься! Так научишь меня вирту?
— Не сейчас, потом, быть может, а сейчас уже глубокая ночь, и я устала. Послушай, что тебе нужно от меня? Вокруг так много юных и красивых принцесс, обратил бы свой взор к ним!
— Я не хочу к ним, я хочу к тебе! Мне интересно с тобой!
— Ты странный мальчик. Спокойной ночи, малыш.
— Я не малыш, меня Саша зовут.
— Прости, я забыла, что ты большой мальчик, спокойной ночи, Саша!
— Когда ты снова появишься здесь?
— Не знаю. Пока!
— Пока.
4.
Опять разбудил телефонный звонок. И снова мама. “Оленька, как ты? Мне сон приснился плохой, сразу тебе звоню. Как ты себя чувствуешь, здорова? Оленька, не забывай в церковь ходить хоть изредка. Ты же крещеная. Насчет работы не звонила никуда? Купи газету, и найдешь что-нибудь. Пусть не ради денег, но тебе нельзя быть все время одной. Подруги хоть звонят? Ой, у меня вся душа изболелась о тебе…” И все в таком же духе. Оля, как могла, старалась успокоить маму, да, она сходит в церковь, да, постарается найти работу, и с вздохом облегчения повесила трубку.
Что толку ходить в церковь? Хоть лоб расшиби в молитвах, Сережа не вернется. И зачем Богу нужно ее существование? Какая от нее польза? Что она умеет? Ничего! Наверное, для того, чтоб наблюдать за ней, избалованной прошлым благополучием женщиной, как она сейчас будет себя вести, что будет делать без опоры, защитника, без работы и без денег, как будет выживать совсем одна в этом холодном и равнодушном мире?!! Так дети отрывают у стрекозы крылья и смотрят за ней, что же будет дальше.
Ну, так смотри же! Не будет она карабкаться, цепляться за жизнь любой ценой, она опустит весла и поплывет по течению времени за зашторенными окнами, отгороженная от реальности, в которой нет больше любви, нет ее Сережи! Сережа был ее идеалом, кумиром, мужем, любовником и отцом. Никто и никогда, ни один мужчина не сможет ей заменить его, а поэтому не нужен ей этот пустой мир.
Насчет работы Оля тоже для себя решила твердо: не пойдет! Почти двадцать лет она не работала нигде и даже по дому не утруждала себя ничем. Много лет с ними жила старенькая родственница, тихая, безропотная и безотказная, Оля звала ее бабушкой, а Сережа — по имени-отчеству. Хлопотать по дому было для нее естественным состоянием. Она вела хозяйство, а Оля не вмешивалась, и в доме был мир и согласие. После вуза Оля, правда, работала недолгое время в поликлинике участковым терапевтом. Но ведь это было так давно, еще до замужества, и диплом ее уже требовал практического подтверждения. Единственное, что Оля умела и делала с удовольствием, — это водить машину, которая стояла в гараже невостребованной. Вот закончатся деньги, можно будет ее продать, ее любимую когда-то Блондинку (Блонди или Блошку сокращенно), ярко-белого цвета двенадцатую модель “Жигулей”.
Подруги… В юности их было много, но чем старше становилась Оля, тем все меньше их оставалось. После смерти Сережи только одна продолжала звонить даже после того, как Оля нагрубила ей.
Ну, что там в Интернете? Не успела Оля в родном чате сказать “привет”, как некий sun был тут как тут.
— Hi!
— Хай!
— Как дела?
— Ты кто, мы знакомы, что ли?
— Я Саша. Уже забыла?
— Не забыла. Опять ник поменял? Меня это раздражает. Есть у тебя аська? Давай перейдем туда. — Оля написала номер.
Разговор переместился в ICQ.
— Ты хоть спал? Или всю ночь провел в инете? Почему не на учебе, не на работе?
— Я это же самое у тебя хотел узнать. Ты переехала сюда на ПМЖ?
— Я по этому поводу не даю объяснений.
— Я перевелся на заочное. А работаю три дня в неделю по двенадцать часов. Сегодня свободен от службы.
— Собираешься этот день провести в инете? Неужели нет ничего интереснее?
— Да, надеюсь этот день провести в инете с тобой. Ты не против? Расскажи о себе. Ты была замужем?
— Слишком много вопросов, малыш. Да, много лет была замужем.
— Кто кого бросил?
— Закроем тему.
— Хорошо. Почему-то подумал, что он погиб. Я прав?
— Да, он умер чуть больше года назад.
— Тебе приходят мысли о самоубийстве? Меня они не оставляют в покое.
— Откуда у тебя эти мысли, если ты молод и красив, здоров и благополучен?
— Я не знаю, откуда они у меня, мне кажется, наверное, с самого рождения.
— Я как-то разговаривала с одной молодой женщиной, которая в девятнадцать лет травилась таблетками, лежала в реанимации. Она рассказала мне, что ей хорошо запомнились страх и холод перед тем, как она потеряла сознание.
— Это не страх, это животный ужас, который зарождается где-то в середине лба и пульсирует все сильнее, сильнее… Если не потеряешь сознание, то сойдешь с ума.
— Ты уже испытал такое? Так ярко все описываешь!
— Да, я это пережил и больше не повторю старых ошибок. Теперь я точно знаю, что одному это не сделать! Рука… еще один человек… вот необходимый элемент.
— Мне, например, не нужен второй человек. Чтоб побороть страх, нужно выпить достаточное количество спиртного, и все будет по барабану. Давай поменяем тему, мне неприятно говорить с юным мальчиком о самоубийстве.
— Ок.
— Ты сказал, что красив и нравишься девочкам, так? Расскажи подробнее. Как и где ты с ними знакомишься?
— Я одинок и замкнут. Но девочки мне звонят. Мне не интересно с ними, скучно.
— А как же секс? Когда у тебя последний раз был секс?
— На дне рождения у друга. Неделю назад. Трахал некрасивую девочку в ванной, прямо на стиральной машине.
— Ты получил удовольствие?
— Не знаю, наверное, нет. Смотря что считать удовольствием.
— Тебе не хватает духовного общения, понимания. И это ты ищешь в инете? Глупо. Здесь, так же как и в реале никому нет до тебя дела. Каждый думает о себе. О том, какой он умный, неотразимый и что его никто не понимает. Кстати, скинь свое фото. Хочу увидеть красивого мальчика.
— Я вовсе не красив. Наверное, скорее уродлив. У меня много недостатков.
— Все равно покажи фото. Я скажу тебе честно, в чем твои недостатки, по крайней мере, внешние.
— Скажи адрес.
— agneshka@list.ru
— Ок, ща.
— Жду.
— Лови, готово.
Оля открыла почтовый ящик. Да, есть новое письмо. Большая фотография во весь экран. Оля замерла. С экрана монитора прямо ей в глаза смотрел юноша неземной красоты. Гармония во всем облике. Черные густые и длинные волосы обрамляли нежное, умное лицо с тонкими чертами и проницательным, грустным взглядом. Брови были словно нарисованы изящной кистью художника. Чувственные, почти женские губы. Какое-то время Оля, как завороженная, смотрела на портрет, не в силах оторвать взгляд. Почему-то вспомнились рассказы об ангелах, красивых юношах, сопровождающих людей в загробном мире к престолу самого Господа.
— Ну, ты где? получила фото? Почему молчишь?
— Смотрю…
— Что видишь?
— Вижу перед собой ангела неземной красоты с неземной грустью в глазах. Есть еще фото?
— Есть, лови.
Через минуту Оля смотрела еще несколько фотографий. Саша во весь рост, видимо, у себя дома, на фоне окна. Стройный, высокий. Сидя в траве, очевидно, на даче. За праздничным столом рядом с юной блондинкой. И на всех снимках внимательный, грустный взгляд.
— Ты очень красивый, Саша. А что за девочка рядом с тобой?
— Не помню, понятия не имею.
— И адрес почтового ящика странный, идиотский. — Оля улыбнулась. Сашин адрес был такой: BcexHax@inbox.ru.
— А у тебя почему Агнешка? Ты полячка?
— Нет. Просто я когда-то прочитала рассказ одного польского писателя. Там мальчик на маскараде влюбился в девушку Агнешку, хотя ее лицо было под маской. Потом он долго искал ее, так и не смог забыть. Инет мне представляется таким маскарадом, где все под масками и не можешь знать наверняка, с кем ты общаешься.
— Ну, меня ты уже видела.
— Ты сказал, что живешь в Питере. Зачем тогда общаться в инете, если можно созвониться по телефону?
— Не думаю, что, разговаривая по телефону, я был бы так же раскован, как сейчас. Наверное, растерялся бы, не знал, о чем говорить, и, вообще, голос у меня невыразительный, тихий. Давай продолжим общение здесь. Ты покажешь мне свое фото?
— Прости, нет. Я давно не фотографировалась. А те фото, что были сделаны больше года назад, словно не мои, я сильно изменилась.
— Все равно хотелось бы видеть, какая ты. Опиши себя.
— Я и раньше не была красавицей, но мое лицо всегда светилось счастьем, любовью, и меня можно было назвать миловидной. А сейчас я просто некрасивая серая мышь.
— Ты слишком самокритична. Но я тебе понравился? Хотела бы встретиться со мной, заняться сексом в реале?
— Перестань, малыш. Мы никогда не встретимся, не забывай, я намного старше тебя.
— Да помню же! Перестань повторять одно и то же! Я хочу тебя и ничего не могу с этим поделать.
— Мало ли кто чего хочет. Я много чего хочу, но держу это при себе.
— Что именно ты хочешь больше всего, поделись.
— Хочу умереть, без мучений.
— Давай это сделаем вместе! Уходить одному тяжело и страшно, но если рядом с тобой еще кто-то… чья-то рука… то страха не будет. Вместе взявшись за руки, шагнуть в вечную ночь!!
— Хорошо, жди меня, уйдем вместе, но это, может быть, не скоро, а может быть, и через неделю. Наверное, ты действительно падший ангел, который пришел за мной, чтоб проводить меня в иной мир? Мне почему-то думается, что это именно так. Ты не от мира сего, странный, непонятный, красивый мальчик с грустным лицом. С чего бы тебе грустить? Вместо того чтоб развлекаться в реале с девочками, говоришь тут со мной в инете на такие ужасные темы. Я устала, сделаем перерыв.
— Ок, я буду ждать тебя и ник не поменяю. Я навсегда останусь для тебя sun.
— Чем будешь заниматься без меня в инете, в реале?
— У меня есть трубка и кусок гашиша. Тогда я буду весь вечер курить и слушать музыку или играть на флейте средневековые баллады.
— Ты играешь на флейте? Впрочем, глупый вопрос, на чем же еще играть ангелу, как не на флейте. А какую музыку будешь слушать?
— Классическую, конечно, Баха. Музыку холода и вечности. Я буду думать о том, что скоро исчезну, погружусь в состояние холодного абсолютного одиночества.
— Мне кажется, ты уже накурился. Зачем тебе исчезать? Таких красивых, как ты, мало, мир обеднеет.
— Нет, не накурился.
— А в инете чем займешься?
— Пойду на поэтические форумы. Давно там не был.
— Любишь стихи? сам пишешь? Кто твой любимый поэт?
— Люблю Бродского. Сам стихи не пишу.
— Хм… Почему-то думаю, что все же пишешь. Но об этом потом. Ухожу, пока, мой маленький растаман!
— Пока! буду ждать тебя.
Оля встала и пошла в ванную набрать горячей воды. Все же она нездорова. Озноб бил сильнее прежнего, а щеки пылали ярким нездоровым румянцем. Голова кружилась, и хотелось лежать, ничего не делая и ни о чем не думая. Но опять же тихая и вкрадчивая мысль, словно извне, словно не ее собственная, как-то неуверенно, но настойчиво твердила ей: “Этот Саша не оставит тебя в покое, он вытащит тебя из Интернета на белый свет, хочешь ты этого или нет. Это уже от тебя не зависит, машина запущена, система работает, и кому-то наверняка нужно, чтоб ты возвращалась к реальной жизни. Сопротивление бесполезно”.
Оля отгоняла эту мысль. Быть слабой, больной, лежать в теплой постели без движения, без проблем, в прострации, медленно сгорать в бреду от высокой температуры — вот ее удел, ее ближайшее будущее, которое приближается неминуемо и неотвратимо. И она говорит этому завтра: “Я жду тебя, добро пожаловать! Я готова!!” А виртуального Сашу она забудет, игрушечные увлечения в Сети так легко забываются! И она обманет провидение!!
После ванной расслабилась под одеялом, согрелась на какое-то время и задремала, а проснувшись, не бросилась к компьютеру, а занялась накопившимися делами: перемыла посуду, пропылесосила комнату, перестирала накопившееся. Долго готовила себе ужин, потом села перед телевизором с красиво накрытым столом. Даже свечу зажгла. Но к трапезе не приступала, чего-то не хватало, а чего именно, понять не могла.
“Господи, вот дурочка!” Оля достала из серванта еще один прибор: и тарелки, и вилку, и нож, и бокал под сок. Вот так. Это для Сережи, как будто он рядом. Вот теперь все в порядке. Нет, не все. Почему именно сок? А почему бы не выпить ей немного вина? Что ей мешает? Ничего, за руль не надо садиться и вообще ехать никуда не надо. В баре серванта есть небольшая коллекция дорогих вин, здесь же и шампанское, и водка. Оля достала бутылку “Изабеллы”. Долго открывала ножом, потом штопором. Налила себе и Сереже, чокнулась бокалом о бокал, прислушалась к серебристому нежному звону и выпила весь бокал залпом.
5.
Оля проснулась от звука хлопнувшей форточки, от ворвавшегося в комнату холодного ветра, вздыбившего парусом занавеску. Подбежала к окну. Ничего не видно. Бушевал и гудел ветер, снежные хлопья залепили стекло. Первый снег! Так скоро?! Непроглядная тьма за окном, не видно ни фонаря, ни раскачивающихся от стихии деревьев, только гулкое завывание. Очевидно, была глубокая ночь. Оля закрыла форточку, но ветер своими резкими порывами продолжал стучать в окно, дребезжа стеклами, волнуя душу, тревожа сердце. Вот если б шторм усилился, снес бы все на своем пути, разрушил, а потом подхватил бы Олю прямо в ночной рубашке, как сказочную Элли, умчал в неведомые миры и бросил в незнакомом месте и времени, стерев прошлую память. “Господи, наверное, я схожу с ума”, — подумала Оля, забираясь под теплое одеяло. Полежала немного, но от тревожно завывающего ветра и неровно бухающего сердца успокоиться не получалось.
Села за компьютер, часы на нем показывали два часа ночи.
Почти одновременно начали сигналить два сообщения в аське, от красавца ангела sun и от жестокого двадцатилетнего садиста Макса.
sun: я жду тебя уже несколько часов.
Юлия: Саша, давай будем откровенны, нет смысла продолжать наше общение. Мы никогда не увидимся. Инет безграничен. Тебя ждут юные и красивые девушки. А меня не отвлекай больше. Прощай!
sun замолчал на время, и Юля, не дожидаясь его ответа, нажала “delеte”. Ник sun исчез из программы. Вот так его! Прочь с дороги вместе с идиотскими мыслями о реальной встрече!
Ну, что там пишет Макс?
— Привет, шлюха, не забыла своего господина?
— Нет, мой хозяин, я помнила вас.
— В чем ты сейчас, как одета?
— Я только что из ванной. На мне белая маечка, белые трусики и белые кружевные носочки. Легкая блузка типа мужской рубашки не застегнута. С волос еще капают капельки воды на плечи и на письменный стол. Так и сижу перед компом.
— Сука, ты умеешь завести своего хозяина. Скажи мне, кто ты?
— Я — твоя маленькая послушная рабыня, мой господин!
— А еще кто?
— Я твоя собственность, ты можешь делать со мной, что хочешь. Макс, кинешь мне свои фото? Хотелось бы увидеть своего господина!
— Ща, говори адрес… Ага, лови, послал.
Оля открыла письмо. Две фото: на одной красивый, стройный и совершенно голый юноша с правильными чертами лица полулежал на деревянном пологе финской бани. На второй — огромных размеров возбужденный член.
— Получила. Ты красив, как Аполлон!
— Я понравился тебе, шлюха? Кидай в ответ свою.
— У меня нет фотки. Как-нибудь потом сделаю для тебя, мой хозяин. Надеюсь, тебя не смущает мой возраст — тридцать два года — и внешность скромной серой мышки?
— Не смущает. Садись к моим ногам, моя шлюха!
— Сажусь на пол к твоим ногам, обнимаю их, прижимаюсь щекой, робко смотрю снизу вверх, встречаюсь с твоим холодным и бесстрастным взглядом. Ты так красив, мой господин, мой юный Аполлон!
— Расстегни мне джинсы, сука. Не видишь, молния скоро треснет!
— Да, мой хозяин. Расстегиваю молнию. Стаскиваю с тебя джинсы и все остальное.
— Давай же, шлюха, вылизывай меня! Если это будешь делать хорошо, награжу тебя золотым дождем! Знаешь, что это такое??
— Нет! Ни за что! Я уйду из инета! Даже в вирте я не смогу это стерпеть!
— Что??? Бунт?? Хватаю тебя за волосы!
— Ааааааааа!!! Пусти, больно!
— Бью изо всей силы тебя по лицу!
— Скотина! Изверг! Я вскакиваю и бегу к двери, пытаюсь открыть ее и кричу: “Помогииитеее!!!”
— Зажимаю тебе рот рукой. Тащу тебя к дивану!
— Моя щека пылает, из глаз льются слезы. Умоляю тебя: отпусти меня! Пожалуйста!! Плачу!
— Нет, сука! Ты будешь делать то, что я тебе скажу!! Кидаю тебя на диван! Рву на тебе блузку!
— Аааааа!! Ты просто зверь! Пусти меня!!! Пытаюсь освободиться из твоих лап! Кусаю тебя за руку!!! Ты на секунду отпускаешь меня, и я бегу в ванную!! Защелкиваю замок!!! Сердце готово выпрыгнуть у меня из груди от страха. Вся одежда на мне порвана, я почти голая!
— Плечом, а потом ногой выбиваю дверь, она распахивается! Ну, держись, стерва, ты попалась!!!
Оля еле успевала отвечать Максу, с бешеной скоростью щелкая по клавиатуре, так быстро она еще никогда не печатала. Сообщения одно за другим летели на экран монитора, крупным агрессивным шрифтом от Макса и мелким, робким лепетом от нее.
— Дрожу, как заяц, прикрываю рукой грудь… Из глаз льются слезы… Смотрю на тебя с ужасом… Вся дрожу от страха!!
Макс был, как никогда, жесток и беспощаден, называл вещи своими именами в самой грубой форме, она — беззащитная, слабая, но строптивая. Игра продолжалась не один час с нарастающей страстью и оборвалась в одну секунду, как только Максу удалось сломить ее сопротивление.
— Плачу от боли и обиды, размазывая по лицу слезы и кровь.
— Ты классная, шлюха… И только моя! Все, я ухожу!
Оля продолжала сидеть, глядя в экран монитора, улыбаясь, заново перечитывала все сообщения. Да она, оказывается, актриса! Неплохо сыграно! Да и Макс был неплох. Похоже, он не ожидал такого сопротивления и такого поворота событий, но вписался в них, продолжая игру легко и естественно. Вовсе он не так прост и примитивен, каким она его считала. И, скорее всего, в реальной жизни это воспитанный, сдержанный и приятный в общении молодой человек.
В этой безумной игре Оле понравилась непредсказуемость событий и своего поведения. Экспромт, импровизация, фантазия, богатое воображение, умение четко, кратко и ярко выразить свою мысль — вот основные составляющие виртуального секса… Да, пережить такое возможно только в инете. В реальной действительности она бы такого не потерпела: ни жестокого отношения к себе, ни грязных, омерзительных ругательств, которые раньше могла прочитать разве что на заборах.
Вот этим и хорош вирт: пережить игрушечные чувства, представить, как могло бы быть, и оставаться при этом дома в комфортных условиях; лучше понять себя, свои внутренние границы, рамки, которые ты не можешь переступить даже в виртуальном мире. А если твое “я” начинает противиться, можно щелкнуть клавишей и выйти из игры в любой момент!
Заглянула в электронные почтовые ящики.
В одном из них новое письмо от Вадима. Как всегда, нежное, романтичное, и ласковое послание о том, как он скучает, ждет и надеется, что она не сердится на него из-за его занятости. Оля подумала и отвечать не стала. Зачем?
Народу в инете осталось совсем мало, компьютерные часы показывали раннее утро. Ветер за окном продолжал бушевать, разметая и кроша в пыль снежную лавину, рушившуюся с небес. Скоро зима.
Легла на диван и тупо смотрела в потолок. Что ждет ее этой зимой, какие сюрпризы, встречи? И встречи, и сюрпризы будут, конечно, но виртуальные, ненастоящие. Но разве это плохо? Виртуальные разочарования и потери не такие болезненные, как реальные. А по яркости ощущений реал просто меркнет рядом с виртом.
Что это? Она как будто уговаривает себя, успокаивает, утешает? А что еще остается ей, немолодой и некрасивой, на фоне юных, жизнерадостных, безбашенных и таких благополучных?! Ее удел вирт и Интернет. И если смотреть правде в глаза, не хочет она встречаться ни с кем реально не потому, что так ей удобнее, а потому, что она боится разочаровать своих поклонников своей невзрачной внешностью, возрастом, который скрыть уже ничем невозможно.
Не думать ни о чем! Плыть по течению дней без сопротивления! И пусть ничего не меняется в ее жизни, которую вовсе нельзя назвать однообразной и серой благодаря Интернету.
Не спалось, включила телевизор, прошлась по всем каналам и остановилась на религиозном, православном канале, по которому выступала Ольга Голикова. Как всегда убедительно и эмоционально, она призывала доверить себя воле Божьей, следовать его заповедям, бороться со страстями в себе, читала цитаты из Писания, отвечала на вопросы телезрителей. И снова и снова повторяла, что человеку не нужны посредники в общении с живым Богом. Оля слушала с интересом, она была во многом согласна с ведущей, но в то же время хотелось и спорить. У Оли было много вопросов к Богу. Почему люди так устроены, что самое большое удовольствие получают от еды и секса? Любовь и голод правят миром?! Почему Бог не сотворил человека с внутренним аккумулятором, заряженным один раз и на всю жизнь?! Не пришлось бы людям откармливать, а затем убивать бедных животных, чтоб прокормить себя и своих детей. А сколько свободного времени появилось бы для занятий искусством, спортом, для добрых дел, для общения друг с другом! Вместо этого все время у простых смертных уходит на добычу хлеба насущного! Сколько из-за этого войн, интриг!
А занятие сексом? Считается чем-то постыдным, хотя дети не появляются на свет без секса. А дети — это нечто святое!
Кстати, каким же варварским способом придумал Господь появление на свет младенца!! Варварским, безобразным, постыдным, грязным!!! Оля мечтала иметь ребенка от Сережи, но ее мечта не сбылась, а взять ребенка из детдома они не решились. И Оля не жалеет об этом ни капли. Как-то так сложилось, что в их окружении, у их друзей и знакомых все дети были болью и стыдом для своих родителей! Кто-то погибал от наркотиков, кто-то от пьянки, кого-то постоянно приходилось вытаскивать из милиции, откупая свое дите от тюрьмы огромными суммами денег.
Десять заповедей, но нет ни одной, которая бы гласила: не пей! Не принимай никаких наркотиков, допингов! Или попросту НЕ БУХАЙ! Так же коротко и емко, как “Не убий”, но еще важнее, потому что многие убийства, самоубийства и доведение до самоубийства происходят от этого пагубного пристрастия.
У Олиной подруги Веры долгожданный и любимый сынок Ванечка бросил институт, связался с какой-то компанией, стал просто неуправляем, постоянно требовал у матери деньги! При этом местом для проведения своих пьянок и скандалов они выбрали квартиру Веры, пользуясь тем, что мужчин в доме никогда не было и можно было безнаказанно вытворять все что угодно. Бедная Вера после работы сидела, запершись одна в своей комнате, чтоб только не видеть происходящего! Все это она поведала Оле при последней встрече, больше года назад. С тех пор они созванивались еще несколько раз, точнее, звонила все время Вера. Почему-то только сейчас Оле стало ясно, что горе подруги было не меньшим, чем ее, ведь она теряла сына. И как знать, может быть, уже потеряла его.
Кстати, как она там? В своем эгоизме Оля ушла так далеко, что, кроме своей боли и своего горя, не видела окружающих, да что там окружающих! Забыла маму, всех родных! Единственную подругу! Захотелось срочно позвонить Вере, но было раннее утро, и порыв пришлось сдержать. Но что происходит? Неужели она становится самой собой и излечивается от застилающего глаза и душу горя?! От всех этих мыслей голова шла кругом.
Спать! Как можно дольше! Если б можно было и вовсе не просыпаться, уснуть вечным сном!! Но нет, что-то изменилось, и ей нужно обязательно проснуться хотя бы для того, чтоб позвонить подруге.
6.
Телефон Веры не отвечал ни днем, ни вечером. Длинные, раздражающие своей безнадежностью гудки. А номер мобильника Оля не знала. Услышала голос Веры только вечером следующего дня.
— Алло, Вера, ты? Наконец-то!! Где ты пропадала, звоню тебе второй день!!
— Оля! Это чудо, что ты мне позвонила! Как ты? С тобой все в порядке?
— Да… все так же, нормально. А ты? Чего не звонишь? Как Ванечка?
— Оля, ты хоть из дома выходишь? Есть у тебя деньги, еда? С Ванечкой плохо, Оля. Не хочу тебе рассказывать и загружать тебя своими проблемами.
Оля услышала, что голос Веры задрожал и послышались всхлипывания.
— Вера, ты что, плачешь? Господи, что случилось?! Приезжай ко мне, выпьем, поговорим.
— Я приеду, но не знаю когда, сейчас много работы в поликлинике, веду два участка. В общем… Ванечка в “Крестах”. Вчера весь день там провела, передачу передавала, и свидание было. Еле живая приехала. Ой, Оля, чего только там не насмотрелась, не наслушалась! Целое поколение погибает от наркотиков!
— Да ты что? Впрочем, не рассказывай сейчас, приезжай ко мне, поговорим обо всем, вместе поплачем.
— Спасибо, Оля. Мне сейчас бежать на участок надо, много вызовов, я перекусить забежала.
— Вера, пока! Даже не знаю, чем тебе помочь.
— Оля, спасибо. Была бы ты за рулем, помогла бы, отвезла к “Крестам”. Вчера намучилась с тяжелыми сумками, да в метро, да в автобусе! Ты как? Что тебе привезти?
— Сама приезжай, а остальное все есть.
— Хорошо, я позвоню тебе, быть может, в воскресенье приеду.
— Пока!
— Пока!
Вот как! Оказывается, Ванечку посадили. Почему-то у Оли не было к нему чувства жалости. Жил, как хотел, все у него было. Вера родила его поздно и от любимого мужчины, как и мечтала, правда, мужчина этот был женат и после признания Веры, что она ждет от него ребенка, перестал с ней общаться. Но Вера всегда была сильной, упорной дамой и легко смогла вычеркнуть из своей жизни женатого красавца, тем более что все ее силы и упорство уже были нужны новому мужчине — ее подрастающему сынишке.
Но правильно ли она сделала, позвонив подруге? Оля уже сомневалась. Теперь ее ждут непредвиденные хлопоты: встречать Веру, угощать, вести задушевные беседы. А в Интернете посидеть не удастся. Кому это надо? Впрочем, до воскресенья еще есть время, она сможет что-нибудь придумать, на что-нибудь сослаться и отменить встречу.
Кстати, что нового в Интернете? Села за компьютер, прошлась по чатам, перебросилась незначительными фразами со знакомыми никами. Проверила почту. Надо же! Сразу два новых письма, и оба от красавца ангела sun. Первое было почти агрессивным: он не может простить ей то, как жестоко она с ним обошлась и как грубо отшила. И теперь ей придется ответить за свою жестокость! Он отомстит ей, накажет ее в самое ближайшее время. Второе письмо было уже спокойным. Cаша писал, что будет ждать ее в знакомом чате, и назначал время.
Странно, но Оля была рада этим письмам, ей даже показалось, что она была бы разочарована, исчезни он совсем с ее глаз. Отвечать на письма она не стала, но в назначенное время зашла в чат под другим ником, “сменив маску”, и молча стала наблюдать. Саша был уже здесь, и Оля, притаившись, наблюдала за его общением с девушками. Иногда он надолго замолкал, очевидно, его общение переходило в интимное, приватное, и Оля, замерев на какое-то время, ждала, вернется он или останется с юной богиней наедине в “привате”. Наверное, он уже забыл про нее и про то, что назначил ей на это время встречу. С удивлением Оля ощутила в душе нечто похожее на ревность. Гадкий, дрянной мальчишка! Флиртует прямо у нее на глазах! Так… попробуем войти в чат под своим ником. Оля перезашла, но уже под своей родной маской “Юля”.
Саша молчал. Оля решила, что еще минута, и она уйдет, но в этот же момент увидела сообщение.
[23:07 sun приватно для Юля] — Привет!
[23:08 Юля приватно для sun] — Привет!
— Получила мои письма?
— Получила, было забавно почитать.
— Ты обиделась? Я действительно был зол на тебя.
— Вовсе нет, меня развеселили твои письма, как видишь, я здесь. Наблюдала, как ты резвился здесь с девочками.
— С одной уже начал заниматься виртом, но инет начал тормозить, да и понял я, что вирт — это не мое, очевидно, мне не хватает воображения и фантазии.
— Зачем тебе вирт, сходи в ночной клуб, в кафе, думаю, ни одна девочка не откажет тебе.
— Я хочу тебя. Не знаю, откуда это, но ничего не могу с собой поделать. Идея стала просто навязчивой.
— Избавься от нее. Лучше расскажи, чем занимался все это время. И, пожалуй, давай перейдем в аську.
Программа ICQ — это как бы тоже чат, но только на двоих, и скорость сообщений здесь быстрее, а потому создается ощущение полного уединения.
— Так расскажешь мне, чем занимался все это время?
— Ничем не занимался, прахом увлекался, тянулся к тлену, чтобы точнее знать, где и насколько пусто, предавался лени, чтобы никогда затем не давать себе спуску.
— Узнал, где пусто? Где же?
— Да, я знаю наверняка, где пусто.
— Думаю, это там, где курят гашиш. Дашь мне покурить?
— Это не поможет. Чтоб привыкнуть к гашишу, нужно время. Ни с первого, ни со второго раза сильно не цепляет, зачем замутнять сознание?
— Зачем тебе гашиш, в жизни так много других удовольствий! Расскажи, как у тебя дела с девочками, не может быть, чтоб они тебе не звонили, не напрашивались на встречу!
— Никак.
— Вижу твое хмурое, замкнутое лицо, угрюмый взгляд. Я не верю тебе, что никак.
— Никак, просто хочу трахаться и с удовольствием запихал бы член в какую-нибудь мягкую щель. Я не буду тебе говорить, делал я уже это или нет.
— Я представляю твое лицо. Холодное и страстное! Ммммм!!!!! Расскажи мне!!
— Мне неприятно рассказывать, потому что, кроме похоти, ничего не испытываю, никаких чувств.
— Я хочу услышать, расскажи, пусть даже без чувств.
— Не расскажу. Может быть, потом…
— Нет, сейчас! Приказным тоном и даже топаю ногой! Я выслушаю тебя и ничему не удивлюсь.
— Хорошо… Я как-то случайно оказался вчера на площади Восстания и решил пойти к знакомой, которая живет на Лиговском, шестьдесят девять, или другая цифра, не помню.
— Ну и…
— Мы прогулялись с ней по Невскому, а потом поехали ко мне на Дыбенко. Но потом я еще съездил на Лиговский предупредить ее бабушку, у которой слабое сердце. А она, ее зовут Света, тем временем приготовила пожрать. В универсаме я купил готовый салат и курицу.
— Не говори “пожрать”, терпеть не могу, когда так говорят. И почему нужно было возвращаться, а не позвонить по телефону?
— Потому что нет телефона в этом старом, заброшенном фонде. Света ухаживает за бабушкой, и та бы жутко расстроилась, если б ее внучка не пришла на ночь. Бабушке лет девяносто.
— Слушаю тебя с интересом.
— Она ни черта не понимает, и я ей полчаса объяснял, что Света не придет, потому как подвернула ногу, когда ее чуть не сбила машина.
— Ну и шутки!
— Конечно же, я сглупил, потому что бабушка тут же начала хвататься за сердце и трясти головой, так что я подумал, что ее хватит удар. Впрочем, я успокоил ее, сказав, что все в порядке. Но Свету и на самом деле ударила машина, когда она шла через дорогу накуренная. Я видел огромный синяк на ее ноге. А еще она самая настоящая шлюха, хоть и прикидывается невинной, поет песни, играет на гитаре и сочиняет стихи.
— Сколько ей лет? Свете, не бабушке.
— Ей двадцать один год. Она поет, таким низким, чуть хриплым голосом, что слезу вышибает у мужчин. Она жила в детстве в Аджарии и помнит прекрасные грузинские песни.
— Типа “Где же ты, моя Сулико?” Интересно… Это не простая глупая девчонка!
— Но все равно она дура.
— Вам, мужчинам, не угодишь.
— В общем, часов в одиннадцать она сказала: Саша, я хочу секса. А я ответил: нет!!
— Я так смеюсь, что почти падаю со стула!!
— Я был морально не готов. Меня все время преследовала мысль, что я сразу же кончу… неловко… поэтому под разными предлогами я не торопился.
— Что же неловкого, кончил, спустя время снова начал…
— А потом мы сидели в кресле, и она все время прижималась ко мне, я ее стал сталкивать вниз… вниз… пока она не догадалась, что нужно делать. Она стащила с меня штаны и стала сосать мой член, и делала это ужасно, по ней и не скажешь. Мне было больно, все время хотелось сказать ей: делай это по-другому, но она была так увлечена, ей-то казалось, что все здорово! И от этого была неловкость. И она спрашивала: почему ты не кончаешь?
— Ну, ты избалован! Член тебе сосут — не так! песни тебе поют — не те!!
— В общем, я сказал ей: давай по-нормальному. Тогда она сняла трусики и села на меня, спиной ко мне, вот это меня завело, так что буквально после нескольких ее движений я кончил и едва успел вытащить член, мы трахались без презерватива. Залил ее всю, так что ей пришлось мыться в душе основательно.
— Саша, ты знал, что эта девочка — легкого поведения, и все же не пользовался презервативом!
— Да не легкого, не легкого! Просто мне нравится так говорить. Она лежала недавно в Мариинской больнице и прошла полное обследование.
— Вы целовались? У тебя было чувство благодарности к ней? Она ночевала у тебя?
— Да, целовались. Она прикольно целуется, засасывает в себя мой язык, так что больно, и возбуждается от поцелуев. Она осталась ночевать, но я был такой усталый, что быстро отвернулся и уснул, чем жутко обидел ее. Это, наверное, говорит о моем отношении.
— Да, представляю, насколько тебе трудно угодить.
— Она всего лишь глупая девчонка, даже говорить с ней не о чем. Все равно что есть недозрелое яблоко.
— Недозрелое… Перезрелое…
— Наверное, просто я не люблю ее. Ты услышала то, что хотела? Мне кажется, тебе не слишком понравился мой рассказ. Что скажешь?
— Мне понравилось, что девочка очень хотела тебя и старалась доставить тебе удовольствие. Но тебе было не угодить, капризный, избалованный мальчишка!
— Думаю, я стою того.
— Ты стоишь того, но тебе будет трудно найти идеальную партнершу.
— Можешь не верить, но я все время думаю о тебе. Я хочу встретиться с тобой, и эти мысли не дают мне покоя.
— Саша, ты не понимаешь! Выйти из вирта в реал все равно как спуститься с небес на землю!
— Хочу.
— Красивый мальчик говорит: “Хочу!” Так хочется угодить ему, красота — страшная сила!
— Да, это естественно. Разве нет?
— Естественно, но этот мальчик слишком пресыщенный.
— Ты говоришь обо мне в третьем лице. Я не пресыщенный, наоборот. И я хочу видеть тебя и, разговаривая с тобой, смотреть в твои глаза.
— Ты, как капризный ребенок, должен получить во что бы то ни стало то, что хочешь! Пусть на день, на миг! Быть может, и совсем не воспользоваться, быть может, воспользоваться и сломать, выбросить, но твое ХОЧУ важнее всего!
— Быть может, и так, но ничего не могу поделать с собой. Ты не выходишь у меня из головы. С тобой я забываюсь. Каждое твое слово — это то, что я хочу слышать.
— А ты для меня загадка, неземной, ангелоподобный мальчик, мой ночной собеседник. Я вспомнила, у Аллы Пугачевой есть такая песня:
Дежурный ангел мне явился ночью.
Я не спала, я у окна сидела.
Он обратил ко мне святые очи:
Ну как дела, что спела, что не спела?
Он крылья положил на стол устало,
Я крепкий кофе гостю подогрела,
Он пил, а я, дни прошлые листая,
Его глазами на себя смотрела…
— Мне необыкновенно хорошо с тобой.
— Мне тоже. Но мне пора. Уже скоро утро, и у меня слипаются глаза.
— Я буду ждать тебя завтра, то есть уже сегодня, будешь днем?
— Нет, давай снова в двадцать три часа. Днем буду отсыпаться.
— Но не забывай, что разговоры за жизнь в инете не совсем то, чего мне хочется. Я еще молод, и я живой, реальный! И я хочу тебя вовсе не виртуально!
— Я это прекрасно помню. Хорошо, что ты горишь желанием, так и должно быть! Пока, мой Солнечный Ангел!!
Теперь ты спишь, мой тихий ангел,
Не видишь свет дороги млечной…
Я так любил, мой звездный ангел,
Но в одиночку встречу вечность…
7.
Оля лежала с открытыми глазами и размышляла.
Что происходит, почему этот мальчик, этот юный и прекрасный ангел, не выходит у нее из головы? Она уже не могла не думать о нем, хоровод мыслей все чаще кружился вокруг него, пытаясь понять и разгадать его тайну. Почему он все свое свободное время проводит с ней в Сети? Несомненно, этот странный, необычный мальчик попал от нее в интеллектуальную зависимость. Оле знакомо это чувство, ведь именно так она влюбилась когда-то в преподавателя и профессора биологии Сергея Сергеевича Лопухина. И вот сейчас каким-то образом влюбила в себя юношу. Как это могло произойти? На что он повелся? Чем она, сама того не зная и не прикладывая никаких усилий, смогла зацепить его? Он даже не видел ее фото, и, похоже, ему безразлично, что она из себя представляет. По крайней мере, в инете. Но реальная встреча сразу все расставит по своим местам, разрушив в пух и прах его иллюзии, его представления. Оля ясно сознавала, что взаимное притяжение, возникшее между ней и ангелом, — порождение Интернета и не возникло бы изначально в реальной жизни ни при каких обстоятельствах.
За год с лишним, проведенный в инете, такое с ней впервые. Влюбилась в мальчишку! Придумать же такое! Но что такое виртуальная любовь? Это загадка, которую еще предстоит разгадывать психологам. Оля была наслышана о том, как виртуальная любовь разбивалась вдребезги от прикосновения с “реалом”. Но очевидно и то, что игрушечная любовь в инете существует и по силе эмоций и глубине чувств может конкурировать с реальной.
Несомненно, легкое, ни к чему не обязывающее общение в Сети очень притягательно! Бродя вслепую по виртуальным мирам, знакомясь ежедневно с несколькими пользователями, Оля выбирала из тысячной толпы только одного интересного ей человека. Почему-то одни и те же слова, сказанные в инете разными людьми, воспринимались ей по-разному. Сколько раз с Олей было такое, что, общаясь с человеком виртуально, в Интернете, она чувствовала к нему неприязнь, хотя никаких видимых причин для этого не было, казалось бы, обычное вежливо-интеллигентное общение. А бывало и такое, что какой-нибудь мальчишка начинал разговор с оскорблений и даже с мата, с каких-то нарочито тупых выкриков, а Оле этот парень был приятен, он казался ей забавным, интересным, добрым, и, как бы он ни продолжал кривляться, она не меняла своего мнения о нем.
Однажды, в одном из бизнес-чатов, где публика собиралась взрослая, деловая, кто-то спросил, обращаясь ко всем: что такое Слово? И Оля первая ответила: Слово — это сгусток энергии! И ей самой понравился ответ, который неизвестно откуда пришел ей в голову.
Очевидно, через Интернет, через экран монитора вместе со словом передается какая-то неведомая энергия человека, какие-то неведомые науке флюиды, по-разному действующие на разных людей.
А быть может, это просто Олина обостренная чувствительность от пережитого горя, от одиночества, раздумий, от постоянно окружавшей ее тишины позволяла ей за ничего не значащим ником и несколькими фразами если не заглянуть в самую душу своего собеседника, то хотя бы понять на уровне интуиции, приятен ей этот человек или нет.
Почему все так судорожно ищут любви? Виртуальной, реальной, все равно! Обжигаются, разбивают вдребезги сердца, получают удары, долго незаживающие раны, но снова и снова поднимаются с колен и… в поиски! И чем больше обжигаются и разочаровываются, тем с большим рвением ищут новую любовь. Очевидно, что ДАЖЕ САМЫЕ КОРОТКИЕ МГНОВЕНИЯ БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЮБВИ ОКУПАЮТ С ЛИХВОЙ ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ СТРАДАНИЯ!!! А главное, любовь освещает весь мир, придает всему смысл!! Все становится ясным, определенным, гармоничным! Есть предмет обожания, и весь смысл сводится к тому, чтоб быть рядом с ним и делиться с ним своими открытиями! А когда любовь проходит, сознание возвращается к хаосу и дискомфорту.
Оле вдруг стало больно не оттого, что она потеряла свою любовь, своего Сережу, но оттого, что ей уже нечего ждать от жизни. Призрачная виртуальная привязанность юного красавца вызывала только досаду и раздражение своей двойственностью и нереальностью. Но отказаться от общения с ним она не могла и не хотела. Будь что будет, она продолжит игру, пока эта игра в Интернете ей ничем не грозит!
Оля проспала почти весь день. Компьютер включила вечером, не дожидаясь одиннадцати часов. Саша уже ждал ее.
— Здравствуй, Юлия!
— Привет.
— Как твои дела?
— “Все, мой друг, прекрасно, милы друзья, не в тягость мне работа, прилежна дочь, и муж со мною ласков”.
— Ты сегодня кажешься мне расстроенной, это так?
— Нет, все нормально, все по-прежнему.
— “Я вижу свежие шрамы на твоей обнаженной спине. Где твои крылья, которые нравились мне?”
— Откуда цитата?
— Неважно. Это про тебя — главное.
— Мои крылья сломались, когда я запуталась в высоковольтных проводах, опутавших наш город. А твои крылья, они целые?
— Я летал, как “Як-40” в небе, пока не встретил ветеринара, и он обрезал мои крылья.
— “На ковре-вертолете выше радуги мы летим, а вы ползете, чудаки вы, чудаки…” Ветеринар сделал все правильно, иначе бы ты разбился. Ты опять курил гашиш?
— Да, накурился так, что у меня прихватило сердце. Оно остановилось, и мне пришлось бегать по комнате и массировать себе грудь, после чего оно снова запустилось.
— Саша, ты пугаешь меня.
— Давай встретимся сегодня, хотя бы на пять минут.
— Ты опять за свое… Подожди минуту, аська сигналит… Все… отключила.
— Кто это был?
— Мой давний друг по инету, ему под сорок, он ученый из Новосибирска, мы с ним почти год знакомы, но он много работает и редко бывает в инете.
— Что у тебя с ним?
— Раньше мы часами болтали в инете обо всем. У нас было чувство влюбленности, такой игрушечной влюбленности, инетовской, а сейчас очень редко видимся.
— А что про нас скажешь?
— Я могу сказать про себя: мне хорошо с тобой. Чувствую легкую, но опасную зависимость от тебя, так у меня еще ни с кем не было в инете.
— А я не знаю, но не могу не думать о тебе, меня притягивает к тебе.
— Инетовская игрушечная любовь приятно щекочет нервы, но если нет встреч, то как бы все равно, забываешь ее. Этим и хороша такая любовь — нереальная. Но если начинаешь желать реала — это опасно.
— Не хочу забывать…
— Хочу… не хочу…
— Это скепсис? А тебя хотеть? Это как, равносильно тому, что не хотеть?
— Да, хотеть в инете — это равносильно тому, что не хотеть. Потому что реал может отрезвить тебя.
— Если подумать, нас разделяет какой-нибудь десяток километров.
— Думаю, люди будущего больше будут жить в виртуальном мире, который доведут до совершенства, и у них в реальной жизни будет меньше проблем.
— Не уходи от темы. Завтра в какое время мы встретимся?
— Хм… зачем я нужна тебе?
— Юля… Юля… Вот бродишь ты где-то там, и носит тебя порыв случайный… а я все один в моем кресле.
— Не будем спешить. Быть может, настанет момент, и мы встретимся, нас просто кинет друг к другу. И не обязательно затем, чтоб трахаться. Хотя если мы захотим — секс может быть красивым дополнением. Но пока я хочу, чтоб все оставалось, как прежде.
— Тогда, быть может, мы никогда не встретимся. Чем дальше — тем больше возможна невстреча.
— Как получится.
— Я был счастлив с тобой, когда мы были сегодня вместе и вчера тоже, это было для меня самым важным. Так мало ли, если нам не судьба больше увидеться…
— Если не судьба, то против судьбы не уйдешь. Я не хочу спорить, ругаться с судьбой, я плыву по течению, опустив весла. Выплыву — куда меня вынесет. Вот судьба сделала интересный вираж и столкнула меня с тобой… Ну, что молчишь, мой солнечный малыш, мой маленький растаман? Куришь? Саша, не молчи!
— Юля, мы никогда больше не встретимся в инете. Сейчас выйду из Сети, выкину модем и оборву все провода!
— Саша, ты хочешь, чтоб мне было больно от твоих слов? Ты добился…
— На прощание дарю тебе стихи Бродского.
Навсегда прощаемся, мой дружок…
Нарисуй на бумаге пустой кружок…
Это буду я — ничего внутри…
Посмотри на него, а потом сотри…
Не успела Оля ответить, как аська показала, что “пользователь вне Сети”.
Наверное, стоило обрадоваться: проблема разрешилась сама собой, странный мальчик больше не будет тревожить ее душу, требовать во что бы то ни стало реальной встречи. Расстаться в инете, забыть, переключиться на других пользователей — это вовсе не сложно. Но почему так хотелось плакать? Вернулись холод и озноб, но она продолжала сидеть перед компьютером, перечитывая последние сообщения ангела. Еще одна потеря. Потеря ли?
Разум спрашивал: разве она что-то нашла, приобрела? Можно, конечно, напридумывать себе бог знает что, сочинить красивую сказку, как юный мальчик неземной красоты влюбился в нее, немолодую и обычную женщину, влюбился в ее душу, в ее интеллект и как они будут счастливы вдвоем наперекор предрассудкам и условностям. Но этого не может быть! Так не бывает!!
Сердце отвечало: а почему бы и нет? Каких на свете не бывает чудес? Вспомни личного фотографа Гитлера Лени Рифеншталь… Она в семьдесят вышла замуж за тридцатилетнего молодого мужчину и прожила с ним много лет! Значит, это была любовь, значит, такое возможно!!!
Голос рассудка опровергал: это исключительный случай, никогда система не позволит, чтоб юные мальчики влюблялись во взрослых дам. Если это будет правилом, то система разрушится, ведь взрослые дамы не будут рожать детей, человечество выродится.
Сердце снова возражало: а вдруг у тебя тот самый исключительный случай? И вдруг ты упустишь что-то важное в своей жизни, отказавшись от юного ангела? Быть может, это Сережа там, наверху, послал тебе его, чтоб ты наконец вышла в свет и перестала горевать о нем?
Разум трезво обдавал ледяной логикой: даже если что-то и будет между вами в реале, то недолго, а боль, душевные раны и рубцы на сердце могут отравлять тебе всю последующую жизнь.
Сердце не сдавалось: но, может быть, как раз ради этих недолгих минут блаженства мы и живем. Сколько тебе осталось дней на этом свете? Проживи хотя бы несколько из них с наслаждением, отдавшись полностью своим чувствам и даря радость, и весь свой опыт, и нерастраченную любовь юному прекраснейшему существу!!
Разум резко отрубал: мальчик напридумывал себе бог весть что, а ты повелась и поверила, как малолетка!
Сердце отвечало: ты же женщина! Займись собой, ведь ты всегда, несмотря на скромную внешность, умела очаровывать мужчин, и как знать, наверное, если ты постараешься, ваше реальное общение не разочарует твоего юного поклонника?!
Оля не могла согреться под толстым пуховым одеялом и уснуть тоже не могла. Мучилась, ворочалась, вздыхала, вскакивала к компьютеру, зачем-то включала его, потом понимала, что в Сети ей делать нечего, снова закутывалась в одеяло.
Если обратиться к живому Богу, спросить у него: Господи, что же мне делать? Помоги! Подскажи!! Что же он ответит ей? Оля тут же услышала ответ: поступи так, как хочешь сама! Ведь ты же хочешь встретиться с ним? Хочешь!! А если не встретишься, то измучаешься сомнениями. Так решайся! Подойди к зеркалу! Сделай все возможное, чтоб ты превратилась в прежнюю Олю! Напиши ангелу! Встречайся с ним! Занимайся сексом! Вспомни, что ты женщина, и вспомни, когда последний раз у тебя был секс с Сережей. Ведь последнее время он был болен, и вы даже спали в разных комнатах, так он сам просил тебя. Оля пыталась возражать самой себе, но чей-то голос, то ли ее внутренний, то ли голос свыше, повторял ей: ты хочешь этого, хочешь!! Хочешь безумно!! Так есть ли смысл отказываться?! А восточная мудрость: “Не ищи приключений, но и не отказывайся от них”? Оля успокоилась и даже словно согрелась от этих мыслей. И наконец задремала.
8.
Спала недолго и беспокойно, а проснувшись, сразу вспомнила о Саше, и ее мысли вернулись к нежданной проблеме. Но вернулась и уверенность, что она обязательно встретится с ним, не сегодня и не завтра, но, быть может, через неделю или дней десять. Это она так решила, а он? Вчера он простился с ней, и, похоже, навсегда. Их связывал только инет, они не знают ни телефонов, ни адресов, ни настоящих имен, и если выполнит Саша вчерашнее обещание никогда больше не войти в Сеть, то они навсегда потеряют друг друга и уже не смогут встретиться в реале. Оля села перед монитором, включила компьютер, решив ждать ангела в Сети весь день или сколько придется. Но он уже был здесь! Он ждал ее!!
Оле стало легко и радостно! Так хорошо, что даже хотелось плакать.
— sun: Привет!
— Юля: Привет!
— Как дела?
— Нормально. Признаюсь, не ожидала увидеть тебя снова здесь.
— Я не могу расстаться с тобой! Это выше моих сил…
— Не работаешь сегодня?
— Я себя неважно чувствую, и во мне нет острой необходимости, потому я решил проболеть один день дома.
— Простыл или переутомился?
— Не знаю. Как всегда горло болит, и вчера я был просто убитый. Так сказать, жизненная импотенция.
— Тебе нужно меньше бывать в Сети и больше в реале. Инет выматывает.
— Может быть.
— Знаешь, сегодня утром я проснулась, лежала и ясно ощущала, как ты хочешь меня, хочешь быть со мной рядом, что ты думаешь обо мне, мечтаешь о близости. Я села за комп и увидела тебя!
— Ты рада?
— Да, рада, не скрою. Но этой ночью, после того, как мы решили расстаться, после стихов Бродского меня стало сильно знобить, я не могла уснуть и чувствовала себя ужасно!
— А что со стихами, они не понравились тебе?
— Это ужасные стихи. Про кружок, про расставание, что все так просто — посмотрел… и стер из памяти. Пустота, безысходность, равнодушие! Какое-то неземное, космическое равнодушие и холод…
— Это очень сильные строки, они безумно просты и страшно сильны одновременно. Недаром Бродский — величайший поэт современности. Поэзия Бродского на меня сильно повлияла, как ножом обрезала все восторженное, юношески бессвязное, что выпирало из меня, просило внимания, громко заявляло о себе.
— Это плохо.
— То, что осталось, удручает, но хотя бы это приближение к реальности.
— Саша, ты веришь в Бога? Ходишь в церковь?
— “Если правда, что есть ты, Боже, Боже мой!! Если звезд ковер тобою выткан, если этой муки, ежедневно множимой, тобой ниспослана, Господи, пытка — судейскую цепь надень, жди моего визита…” Это и есть мое отношение к религии.
— Ты знаешь, чем кончил Маяковский.
— Знаю, чем кончили сорок наиболее известных поэтов России. Они повисли между небом и землей и, оторвавшись, улетели в синеву, которую ты почему-то называешь небом.
— А все потому, что не верили. Сравни судьбу Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. Им обеим пришлось много пережить, но какой разный конец!
Ахматова: “Я научилась просто, мудро жить. Смотреть на небо и молиться Богу”.
Цветаева: “Пора, пора, пора Творцу вернуть билет!”
— Да. Все муки от безбожия, но с этим ничего не поделать. Возможно, когда-нибудь я приду в католическую церковь и упаду на колени, но пока пребывание в храме вызывает лишь мятежные чувства. Меня не устраивает легкая степень проникновения Богом, это похоже на компромисс, торгашество. Полную, абсолютную и поэтому невозможную степень — вот чего я хочу!
— Почему именно в католическую, а не православную?
— Православие меня раздражает, поп бормочет без остановки: Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй! Какие-то синие рожи кладут земные поклоны, свечки плавятся, иконы темные смотрят. Ощущение общего отупения витает в воздухе. Католическая церковь видится мне более чистой, прозрачной, сдержанной. Видимо, и это у меня от тяги к Бродскому — сдержанность.
— “Господи, помилуй!” — это самая короткая, но сильная молитва. Запомни ее и пользуйся в трудные моменты.
— Давай не будем сейчас о вере, прости.
— Тогда о чем?
— Ну, я не знаю. С тобой обо всем интересно, но вопросы веры меня, честно, угнетают.
— Хорошо, закроем тему. Какие у тебя планы на день? У тебя есть чем лечить горло?
— Не-а. Нечем. Но по дороге куплю какой-нибудь сироп или полоскание. Потом, быть может, зайду в фотостудию и сделаю пару снимков.
— Буду рада видеть твои новые фотографии.
— Будут готовы — пришлю. А свои ты так и не шлешь.
— Мне нечего послать тебе. Но на твои любуюсь постоянно.
— Приятно слышать. А на какие в особенности?
— Мне нравятся все. И маленькая фотка, где ты сидишь в траве, тоже нравится.
— Я хочу постричься и сделать мелирование.
— Зачем? Тебе и так хорошо. Вижу тебя жгучим брюнетом, без какого-либо мелирования. Мне кажется, что длинные черные волосы — это твой стиль.
— Да, видимо, так.
— А в одежде — элегантная небрежность, типа пиджаки на голое тело.
— Под пиджаки надеваю майки, не люблю рубашки и галстуки.
— На тебя что ни надень, все замечательно. Вообще у мужчин я иногда люблю стиль под ковбоев: узкие джинсы или кожаные брюки и сапоги с узкими носами.
— А меня это раздражает почему-то.
— Раздражает, потому что это жесткий стиль грубых мужчин.
— Я нечасто бываю грубым. Это видно по моему лицу. Судя по общению с тобой, не думаю, что ты грубая.
— Я могу быть грубой, могу резко послать кого-либо матом, но такой стала после общения в инете. Вообще я ощущаю себя истинной женщиной.
— Я это чувствую. Мы встретимся сегодня или завтра? Назначай место и время.
— Ждала, когда ты это спросишь.
— Жду ответ.
— Возможно, когда-нибудь мы встретимся в реале, и это будет единственная наша встреча.
— Тогда сегодня в Сети мы общаемся последний раз.
— Еще недавно ты сказал мне, расстаться со мной — выше твоих сил.
— Именно поэтому не хочу продолжать это бессмысленное общение в Интернете. Я хочу тебя реально, и, если хочешь знать, сегодня утром, когда я был в ванной, ты была рядом со мной. В этом тоскливом одиночестве только ты одна мне нужна.
— Я тоже много о тебе думаю. Ты мне дорог, Саша, ты это знаешь и пользуешься этим. Странный, красивый, почему-то одинокий мальчик. Но я не вижу, чтоб красота делала тебя счастливым. Почему ты молчишь? Не молчи, Саша!
— Я думаю о том, как я уродлив, нищ и убог. Я не рисуюсь, это именно так и есть.
— Не говори так о себе. Тебе всего двадцать пять, и тебя ждет прекрасное будущее.
— Мне двадцать три.
— Кажется, время пошло вспять. Быть может, тебе еще меньше? Почему-то уверена, ты обязательно будешь или поэтом, или писателем, или музыкантом. Это написано во всем твоем облике, в твоих глазах. Почему ты опять молчишь?! Ты здесь? Саша, Саша. Зачем я нужна тебе? Хорошо, давай встретимся. Мы встретимся, но через неделю, нет, лучше через десять дней. Я обещаю.
— Нет, сегодня или завтра…
— Я даю тебе десять дней, и если за это время ничего не изменится, если ты не передумаешь, то мы встретимся, а там будь что будет!
— Но почему так долго?
— Я хочу, чтоб за это время ты влюбился в какую-нибудь девочку, юную, красивую, нежную, и забыл меня. Проблема отпадет сама собой.
— Я не забуду тебя в любом случае. Более интересного и глубокого человека я не встречал в своей жизни.
— Саша, мне нужно выйти из инета.
— Ты точно решила встретиться, не обманешь?
— Если я сказала, значит, так оно и есть. Но ты должен жить полноценной жизнью, встречаться, знакомиться с девочками, заниматься сексом и как можно меньше времени проводить в Сети.
— Сегодня я пойду в фотосалон и сделаю еще несколько снимков для тебя.
— Будет приятно посмотреть. Нежно целую тебя. Ухожу из Сети.
— Целую.
Решено! Она выходит из виртуального в реальный мир! Странно, но на душе было тихо и спокойно. Оля выключила компьютер и села к зеркалу.
Неужели эта женщина, что смотрит прямо ей в глаза, она и есть? На нее смотрела женщина с чужим, незнакомым лицом. Некрасивое, негармоничное лицо, не освещенное силой любви, лицо страдающей и, чего скрывать, стареющей женщины.
Разве возможно так измениться всего за один год? Когда-то светло-русые, вьющиеся волосы были безжизненны и потеряли не только блеск, но и цвет: исчез естественный золотистый оттенок, его заменил пепельно-серый, голубоватый. Седина? От углов рта отходили вниз две горькие складки, веки вокруг глаз были красными, болезненно-воспаленными, видимо, от слез. Но главное — взгляд! Взгляд был безнадежно потухшим, печальным, пустым. Оля ясно осознала, что ни золотые локоны, ни глянцевая кожа, ни здоровый естественный румянец не спасут ее внешность, если у нее будет такой убивающий наповал своей безжизненностью взгляд.
Что нужно сделать, чтоб вернуть ей саму себя, стать прежней Олей и даже лучше, моложе?! Конечно, придется идти в салон красоты к Веронике. Ее уже, вероятно, забыли там, а если не забыли, то придут в ужас от перемен, произошедших с ней за этот год. Но и самой, конечно, придется приложить немалые усилия, чтобы за эти несколько дней сбросить лишний вес, набранный за этот год, вернуть яркий, здоровый цвет лица, блеск и молодость глаз.
А еще нужно заняться машиной, привести ее в рабочее состояние. Не будет же она постоянно ходить пешком или ездить в общественном транспорте.
Голова шла кругом от количества неотложных дел. С чего же начать? Бежать к Веронике или в тренажерный зал, а быть может, в гараж? Но откуда-то взявшаяся, словно не ее собственная, мысль подсказывала: посмотри вокруг себя, в раковине немытая посуда, в комнате пыльный ковер, в прихожей пакеты с мусором — вот с чего нужно начинать! Оля огляделась: да, начну с уборки квартиры, но тут же щелкнула кнопками телевизионного пульта. Остановилась на канале “Культура”, по которому начинался фильм “Дама с собачкой”. Прилегла на диван. Начну, начну, вот сейчас посмотрю фильм и начну заниматься делами…
9.
Реальный мир встретил Олю мрачным, промозглым, почти зимним днем. Порывистый, колючий ветер пробирал до костей. Натянула вязаную шапочку почти на самые глаза, спрятала подбородок в пушистый шарф, но совершенно промерзла, пока добралась до гаража. Жила Оля недалеко от метро “Ломоносовская”, в большом сталинском доме, гараж был в десяти минутах ходьбы. Как-то там ее Блошка? Больше года они не виделись. После смерти Сережи Оля была не в состоянии сидеть за рулем, а потом и вовсе ей некуда было ездить. Жила затворнически, как отшельница, целый год, отгородившись от реального мира плотными занавесками. И вот наконец она снова в гараже рядом со своей машиной, которая когда-то была для нее не обычным средством передвижения, но частью ее самой, ее второй кожей.
Сережа, не водивший авто из-за плохого зрения, любил посмеиваться над Олей, сравнивал ее с черепахой или улиткой, которые не могут обходиться без своего домика…
Сережа… Оля с удовольствием встречала его из университета, возила по делам, обожала, когда он сидел рядом с ней, никогда не уставала ждать его, мотаться с ним по городу, их с Сережей любимому городу! Сережа любил Питер фанатично, много знал о нем, читал, проводил собственные исследования, делал открытия, которыми делился с Олей. У них было много любимых мест, которые они периодически посещали: в Гавани у залива, где когда-то жила Оля, на 6–7-й линиях, в центре, на Петроградке. И вот теперь Оле предстоит новая встреча с городом, другим, незнакомым городом, в котором нет ее Сережи. Хотелось плакать. Но… некогда! Оля смахнула слезинку. Не позволит она себе поддаваться плаксивому сентиментальному настроению, ее ждет много дел!
Машина не заводилась. Сел аккумулятор, вытек тосол. Что делать? На такси доехала до автосервиса. Еле уговорила автомеханика поехать с ней в гараж, по дороге купила канистру с тосолом. Мастер залил тосол, затянул хомуты на шлангах. Снял аккумулятор, забрал с собой и велел заехать за ним на следующий день.
Утром следующего дня Оля приехала в сервис, но аккумулятор был тяжелый, и установить его сама Оля не сумела бы, поэтому снова пришлось брать с собой механика, везти его на такси и платить за работу. Уфф, столько неприятных, мелких и нудных дел, отнимающих уйму времени!! Блошка наконец ожила, и Оля с волнением села за руль — неужели она умеет водить машину? Погладила руль, прошептала: ну, Блошка, не подведи — и плавно тронулась с места. Прокатилась по дворам, проверила задний ход, с трудом протиснулась в узком арочном проеме и, поняв, что навыки к ней вернулись, выехала на шумную, всегда оживленную Ивановскую. “Встречай меня, Питер! Я вернулась!”
В торговом центре в Купчине, как всегда, было немноголюдно. Можно не спеша прогуляться по торговым залам, если и не сделать покупки, то получить удовольствие от примерок, от сознания того, что если она пожелает, то множество красивых вещей станут принадлежать ей. Вопрос лишь в том, нужны ли они ей.
Больше, чем красивые вещи, ее интересовали новые течения в моде, и она с жадностью вглядывалась в облик юных девочек, красивых, длинноногих и длинноволосых, с манерами светских львиц, лениво прогуливающихся и не спеша примерявших дорогие вещи. Сколько вокруг красавиц! Раньше Оля этого не замечала, считая себя центром вселенной. А сейчас ясно осознавала, что конкурировать с этими юными и прекрасными существами ей не под силу.
Итак, что носят? Да все то же самое, за исключением обуви. Снова на пике моды шпилька, узкие и длинные носы.
Как это не практично для слякотного, сырого Питера! Оля примерила белые сапожки на высоком тонком каблуке, узконосые, с аппликацией на голенище, украшенной цветами и стразами. Красиво! Снимать не хотелось, а значит, надо взять.
Цена оказалась просто космической, но чему удивляться, многое изменилось за этот год, почему бы ценам оставаться прежними? Повертелась перед зеркалом, спросила у молоденькой продавщицы, идут ли ей такие сапожки. Миловидная девушка утвердительно воскликнула: “Да они просто для вас! У нас всего две пары было, первая сразу ушла, а эти задержались из-за маленького размера”. Да, надо брать! Оля расплатилась, взяла пакет с красивой коробкой и уже знала точно, что ей нужно еще. Она купит белоснежную с пенным кружевом блузку. В сочетании с белыми сапожками, черными брюками или юбкой и в черном длинном пальто или в блестящей кожаной куртке она должна быть неотразима! К Оле вернулось былое вдохновение, когда она вот так ходила часами по магазинам в поисках красивых, гармоничных, а иногда и неожиданных сочетаний.
Казалось бы, чего проще, но придуманной ей белопенной блузки не попадалось. Висели только строгие, деловые, слишком простые, как казалось Оле, к тому же у нее полно таких в ее гардеробе. Желание во что бы то ни стало купить именно то, что она хотела, стало навязчивым, и она, не останавливаясь, продолжала бродить по торговому центру, уже не рассматривая глянцевых красоток, окружавших нее. Когда уже совсем отчаялась, увидела именно такую блузку в маленьком бутике с эксклюзивным товаром. Спросила цену. Холеная продавщица равнодушно ответила: “Четыре пятьсот”.
— Сколько?!
Оле показалось, что она ослышалась. Продавщица повторила. Оля тут же сникла. Отдать сто пятьдесят долларов за блузку — это уже слишком! Но уйти она была не в силах. Все же вышла из магазинчика, вся в раздумьях, и хотела уже направиться к парковке машин, но ей показалось, что блузка кричала ей вдогонку: купи меня! Я для тебя! Ты не пожалеешь!.. И Оля вернулась! А спустя несколько минут, радостная, ехала в машине, с улыбкой поглядывая на красивые пакеты на соседнем сиденье. Денег осталось только на парикмахерскую и маникюр, да Бог с ними, завтра же она снимет с книжки.
Не успела войти в квартиру, как зазвонил телефон. Вера! Сообщила, что завтра, как обещала, она прийти не сможет, взяла дежурство в неотложке. А на неделе поедет к сыну в “Кресты” отвозить передачу, и от этого у нее заранее портится настроение: опять очереди, опять тяжелые сумки. Оля пообещала помочь ей, ведь она уже за рулем, и времени свободного у нее хоть отбавляй. Договорились, что созвонятся.
Получается так, что она нужна реальному миру, ее ждут, она необходима. А на Интернет оставалось все меньше времени. Вчера она так вымоталась за день, что в Сеть зашла всего на час, прочитала сообщение от ангела в ICQ, два письма от него же в электронной почте, ответила, успокоив его, что ничего не изменилось и время неумолимо делает их с каждым днем все ближе.
Вот и сегодня снова ее ждало от него нежное, грустное и лиричное письмо. И еще две новые фотографии: одна во весь рост, на другой лицо крупным планом. Боже, как он красив! Блестящие черные волосы непослушными прядями падали на лоб. Нежно очерченный, бледный овал лица. Глубокий, внимательный взгляд печальных черных глаз словно заглядывал в самую глубину вашей души. Тонкий нос, нежные алые губы, Оля снова не могла налюбоваться им.
Не получится ли так, что Саша за эти десять дней охладеет к ней и передумает встречаться, увлечется в инете молоденькой девочкой (Господи, как их много, этих юных красоток и в Сети и в реале!)? Не слишком ли много времени она дала ему на раздумье? Она прекрасно знает о том, что расставание даже полезно иногда для влюбленных, когда любовь пылает ярким пламенем, разлука только раздувает этот огонь, заставляя пылать его еще ярче. Но если увлечение легкое, слабое, временное, чуть тлеющее, то разлука гасит его, как свечу.
Сколько у нее было виртуальных увлечений, которые забывались через пару дней, если по какой-либо причине общение на время обрывалось! А для юной, романтически настроенной души нет ничего проще, как переключиться на другой объект, если первый исчезает из поля зрения! Но отступать поздно. И Оля с замиранием сердца ждала двадцати трех часов, время, в которое по негласной обоюдной договоренности они ждали друг друга.
Саша пришел с небольшим опозданием, и тут же сразил Олю холодной фразой, от которой у нее забилось сердце, и показалось, что конец их отношений наступил даже раньше, чем она ожидала.
— Привет! У меня мало времени, давай о самом главном.
— Что ты считаешь главным?
— Боюсь, что ты это считаешь второстепенным.
— И что, по-твоему, я считаю второстепенным?
— Это нужно спросить у тебя.
— Саша, пожелаем друг другу спокойной ночи, считаю наш разговор бессмысленным, лучше отоспись хорошенько и завтра вечером расскажешь мне что-нибудь веселое.
— Завтра нет.
— Почему же нет? Тогда послезавтра!
— Завтра нет, послезавтра нет тем более, есть только сегодня.
— Но почему — нет? Хотим мы того или нет, приползет и завтра, и послезавтра.
— Завтра не существует, я не думаю о завтра.
— И я не думаю о завтра. Но думаю о тебе. Похоже, ты опять накурился. На твоих новых снимках у тебя слишком расширены зрачки.
— Нет, не накурился. Просто меня здесь ничего не держит.
— Я хочу тебя удержать! Ты нужен мне! Вот возьми мою руку.
— Пытаюсь.
— У тебя теплая рука, сильная. Мне показалось, что ты больно сжал мои пальцы.
— Никогда больно не сжимаю пальцы.
— Тебе это так кажется, что совсем чуть-чуть, у вас, мужчин, другое измерение силы, вы иногда не замечаете, что делаете больно, вам кажется, что вы ласкаете нас.
— Но, может, этого ты и хочешь, грубых ласк…
— Узнала, что кроликов, зайчиков нельзя гладить, играть с ними, для них человеческие ладони — как лапы тигра!
— То же и для дельфинов.
— У дельфинов очень нежная кожа и чувствительная. Ты знаешь, что в Питере есть дельфинарий?
— Слышал.
— На Крестовском острове. Но я не была там. Может, вместе побываем (так приятно мечтать). Расскажи, чем занимался без меня в инете, в реале? Кто-нибудь тебя совратил наконец на виртуальный секс?
— Я не знаю, что это. Я каждый раз ловлю себя на мысли, что не умею это делать здесь, и даже в реальности.
— В реальности? Хм… Что тебя смущает, что ты делаешь не так, как тебе кажется? Это очень интересно — заниматься сексом с мужчиной, который делает все не так, как все!!
— Да ничего не смущает, может, было мало женщин, а здесь, видимо, не хватает воображения. Реальные девушки, которые у меня были, сказали, что я не умею трахаться и даже двигаюсь не так.
— Ну и что, что мало, может быть всего одна женщина на всю жизнь и в то же время не быть ощущения, что все не так. “Не так двигаюсь…” — меня это даже завело.
— Кажется, лучше двигаться проверенным способом. Человеческие тела устроены одинаково.
— Но непроверенным способом — это так необычно! Двигайся, как тебе хочется, не как все! Быть может, ты тоже инопланетянин?
— Ты знаешь еще инопланетян?
— Да, это был мой муж. Думаю, ты второй.
— Ну да, мы точно с разных звезд, из разных племен, все мы.
— Наверное, на вашей планете размножались как-то иначе, поэтому ты не можешь привыкнуть к земному сексу. Мне бы хотелось, чтоб ты двигался не так, как все. И чтоб оказался не таким, как все.
— Там вообще не размножались, там все появлялись ниоткуда и исчезали в никуда неизвестно как. Но земной секс меня все же волнует.
— Я не говорю, что он тебя не волнует. Я про то, как тебе трудно подстроиться под землян. Ты пытаешься им подражать, но у тебя не всегда получается, и ты от этого комплексуешь. Точно то же самое было с моим мужем, хотя в конце концов он перестал подражать землянам и этим раздражал их, многих по крайней мере.
— Но у меня такое же тело, и чувствую я, наверное, так же. Стоит быть друг на друга хоть немного похожими, чтобы… ну… переживать что-то вместе, а не по отдельности, я думаю.
— Ну, если тебе так хочется быть земной заурядностью, так это запросто, научиться этому — дело не хитрое. Но так жалко потерять инопланетянина, который растворится в земной толпе. Оставайся со странностями, Саша! Это твоя фишка! Хоть это и мучает тебя.
— Хи-хи… со странностями… Это звучит хорошо.
— Я не хочу, чтоб ты растворился в серой обыденности! Ты — индивидуален, не такой, как все!
— “И, несмотря на боль, не тревожить улей, с радугою внутри, в темно-серой массе двигаться по площадям неторопливой пулей, не находя вокруг подходящего мяса…”
— Однажды тебя полюбит умная, тонкая, чуткая девушка. Она оценит твою индивидуальность, и ей понравится, как ты занимаешься сексом, по-своему, не как все.
— Мне не нужен секс.
— Недавно ты говорил совсем другое. Ты противоречишь сам себе.
— Жизнь из противоречий, жизнь из пробелов, белой, нетронутой массе, снежной лавине по фиг твои теоремы…
— Ты говоришь загадками, мне зачастую непонятными.
— Непонятно оттого, что я сам не понимаю, что говорю. Я глуп, убог и нищ, я не кокетничаю, это так.
— Не говори так о себе. Глупый и убогий двадцатитрехлетний мальчик не сумел бы меня заинтересовать.
— Мне двадцать на самом деле.
— Ты шутишь? Может, девятнадцать или семнадцать? Говори же честно, меня уже ничем не удивить!
— Правда, мне двадцать. Пришлось прибавить. Боялся, что ты отошьешь меня, как было не один раз.
— Между нами возрастная пропасть. Я старше тебя на целую жизнь.
— Это не важно.
— А что важно?
— Важно то, что ты — женщина, а я — мужчина.
— Саша, пожелаем друг другу спокойной ночи. У меня был трудный день.
— Спокойной ночи. Я буду думать о тебе.
— Спокойной ночи, мой ночной собеседник, мой грустный ангел.
10.
В салоне красоты недалеко от метро “Елизаровская”, куда Оля раньше частенько заглядывала, всегда было много клиентов. Но ее узнали, сразу усадили в кресло, и ею занялась сама Вероника, которая считалась самым опытным и профессиональным мастером-стилистом. Она тактично не стала спрашивать Олю, что стряслось и почему ее давно не было, а сразу, не стесняясь, по-деловому сообщила, что работы им с ней предстоит много, и по времени, и по деньгам. Оля так же коротко заявила, что ей за минимальный период нужно сбросить максимум лет и она отдается полностью в ее руки, доверяя их опыту и умению.
На соседнем кресле сидела холеная молодая женщина, лет тридцати, восточного типа, и над ней колдовала мастер, укладывая щипцами ее черные, блестящие и неестественно длинные волосы в пружинистые локоны. “Вот так, должно быть, выглядела сама Клеопатра”, — подумала про себя Оля. На себя же ей вовсе не хотелось смотреть в зеркало.
Вероника вынесла страшный вердикт: нужно делать короткую стрижку, так как волосы сильно истончены и обсеклись. Оля приуныла. Короткие стрижки ей не шли. Но мастер успокоила ее, предложив нарастить волосы, сейчас это очень модно, хотя и недешево. Оля кивнула в сторону “Клеопатры”: так же? “Нет, конечно, такие длинные вам не пойдут. Сделаем длину волос естественной, чуть за плечи, потом слегка осветлим, промелируем. Необходимы также массаж лица, энергетическая витаминная маска, а еще солярий и курс общего массажа”.
— Делайте, что хотите, — вздохнула Оля и устроилась в кресле поудобнее.
Вышла из салона уже под вечер, словно обновленная, помолодевшая, но с почти опустевшим кошельком. Да, она совершенно обезумела, тратит деньги, не думая о завтрашнем дне! Но сожаления не было. Она все еще продолжала жить одним днем. А завтра? Завтра будь что будет! Да и наступит ли оно, это завтра?! Саше сказала, что “хотим мы или нет, приползет и завтра, и послезавтра”, скорее всего, так оно и будет, но сила инерции, плыть по течению, не задумываясь о будущем, все еще жила внутри ее, продолжая ограждать (оберегать?) от проблем реального мира.
Город погружался в темноту, мелкое, колючее крошево в виде дождя со снегом летело прямо в лицо, но Оля не спешила садиться в машину. Домой ехать не хотелось, манила сеть магазинчиков и маленьких бистро рядом с метро, и она решила прогуляться, заодно перекусить где-нибудь. Народ сновал, суетился вокруг, загруженный сиюминутными мелкими проблемами уходящего дня. Трезвонили мобильники, клаксонили автомобили, мальчишки-рекламщики навязчиво предлагали услуги каких-то агентств.
Оля никуда не спешила, шла, разглядывая свое отражение в стекле витрин, и оно ей нравилось. Слегка вьющиеся русые волосы выбивались из-под шапочки, придавая ей юный и легкомысленный вид. Но все же она стала другой и внешне, и по сути. От прежней Оли почти не осталось ничего, а эта новая, незнакомая женщина, смотрящая на нее из стекол витрин, пугала Олю своей непредсказуемостью и непонятностью. Она не знала, что ждать от нее, от этой обновленной Оли. Что ждет ее в этой новой, другой жизни, так непохожей на предыдущую жизнь с ее любимым Сережей.
Делать покупки не стала, денег у нее почти не оставалось, зашла лишь в аптеку, взяла там витамины и соль для ванны с морскими водорослями. Вот, пожалуй, и все, можно ехать домой, но подумала и решила заглянуть в маленькое кафе напротив метро, манившее ее открытой дверью и ступеньками, ведущими вниз. Но что это?! Оля изумленно замерла перед входом. На едва заметной вывеске из позолоченного металла было написано: “Кафе └Солнечный ангел“, часы работы с 11 до 24”. “Солнечный ангел”! Так она иногда называла Сашу, ее маленького красивого мальчика, ее малыша, ее ночного собеседника, ради которого она продолжает жить, существовать в реальном мире, прилагая немало усилий, пытается вернуть свой прежний облик. В душе колыхнулось какое-то неведомое прежде чувство: нежное, трогательное, сентиментальное. Как-то он, где-то он сейчас, ее sun, ее грустный ангел, солнечный малыш? Идет так же в толпе, подняв воротник, красивый, одинокий, странный. “…С радугою внутри, в темно-серой массе двигаться по площадям неторопливой пулей…”
Думает ли он о ней, желает ли по-прежнему их встречи? Золотая вывеска была словно знаком свыше. Словно указывала ей место их встречи, словно кричала: “Ты делаешь все правильно! Вы созданы друг для друга, а это маленькое кафе будет местом вашего свидания!”
Оля спустилась вниз по ступенькам, вошла в небольшой зал с несколькими столиками. Здесь царил полумрак, официантка разносила бокалы с пивом, приглушенно играла ненавязчивая музыка. Но из-за гулявшего здесь сквозняка зал выглядел неуютным и холодным. Оля увидела арочный проход в другой зал, где освещение было чуть ярче, но обстановка уютнее, теплее, столики покрыты скатертями, на стенах висели картины в виде фотоколлажей. Она села в самом углу, предварительно сняв мокрую куртку и повесив ее на спинку стула. Официантка подала ей меню, но Оля отложила его в сторону, заказала лишь свежевыжатый апельсиновый сок.
Что-то ждет ее в этом кафе спустя несколько дней? Потягивала сок, смотрела на публику за соседними столиками, вглядывалась в лица юношей и девушек сквозь сизую дымку сигаретного смога. Почти все девушки курили. Наверное, ей тоже следовало купить сигарет. Как приятно держать в красивых пальцах с ухоженными ногтями длинную сигарету, молчать и с наслаждением затягиваться, когда нечего сказать или нужно просто помолчать. Она обязательно купит дамские дорогие и легкие сигареты, хотя бы затем, чтобы немного приблизиться в своем имидже к этим юным красивым созданиям. Парни, которые сидели рядом с девушками, были обычными, невзрачными, ничем не привлекательными. Оле подумалось, что даже в своем забальзаковском возрасте не польстилась бы она на таких. “Однако пора!”
Оля вышла из кафе, еще раз посмотрев на вывеску (уж не показалось ли ей в прошлый раз), и направилась к своей машине.
Никогда еще она с таким нетерпением не ждала двадцати трех часов, чтобы встретиться с Сашей! Хотелось скорее рассказать ему про маленькое кафе, где они вскоре увидят друг друга. Вот он удивится! Наверное, не поверит. Но в двадцать три часа Саши еще не было. Не появился он и спустя полчаса, час… Оля была почти в панике! “Гадкий, дрянной мальчишка! Что он себе позволяет! Нужно будет обязательно обменяться с ним телефонами и подключить свой мобильный. Мало ли что могло случиться с ним! Или, быть может, он вообразил себе, что она уже в его власти и никуда не денется, несмотря на все его выходки”.
В половине первого Оля вышла из Сети, так как желания общаться с кем-то другим у нее не было. Приняла горячую ванную, чтобы унять дрожь во всем теле, и попыталась заснуть. Но сон не шел. Пыталась успокоить сама себя: и чего она разволновалась, расстроилась, ведь они не договаривались обязательно сегодня в двадцать три быть в Сети. И мало ли что могло случиться непредвиденного в его юном возрасте, с его образом жизни: учеба, работа, гашиш, наверняка сомнительные компании. Все же в два ночи снова села за компьютер. Программу ICQ включила в режим “невидима”, при этом зеленый цветок значка “в Сети” поменялся на значок в виде прикрытого глаза.
Пусть если Саша появится, то будет знать, что она занята интересным общением, а не страдает без него в одиночестве и тоске.
Вошла в знакомый чат. Читала короткие примитивные фразы, равнодушно отвечала на приветствия. Незнакомый ник поздоровался с ней: здравствуй, Оля!
Ее настоящее имя знал только Крымов Вадим. Но Вадим не сидел в Сети ночами. Вдруг это Саша? Узнал каким-то образом ее адрес, настоящее имя? Компьютерные хакеры проявляют иногда чудеса изобретательности, вычисляя по ip и телефон, и адрес, и все остальные паспортные данные пользователя.
— Саша, ты?
— Оля, у тебя новый возлюбленный? Теперь понятно, почему ты исчезла из моего поля зрения.
— Вадим, это ты?
— Узнала! Наконец!
— Ты один знаешь, что я — Оля. Рада тебя видеть.
— Я тоже. Куда ты пропала? Днем тебя никогда не найти в инете. Уже не знал, что думать.
— Да так получилось, что днем отсыпаюсь. В Сети бываю только ночью.
— Соскучился по тебе, ни одна женщина мне не смогла заменить тебя.
— Приятно слышать.
— У меня командировка в Питер намечается. Быть может, увидимся?
— Вадим, вряд ли. Ты знаешь, я все еще не хочу никого видеть.
— Постараюсь помочь тебе выбраться из твоей затянувшейся депрессии.
— Спасибо, Вадим, многое изменилось. Мне кажется, я влюбилась в мальчика.
— В какого мальчика? В этого самого Сашу из Сети? Сколько ему?
— Да, познакомились в Интернете, он в Питере живет. Скоро встретимся в реале, хотя я тяну время. Пусть подумает, нужно ли ему это. Он очень сложный мальчик, не от мира сего, и ему всего двадцать. Я уже измучилась с ним, не знаю, что будет дальше.
— Ты ненормальная. Если сложности начались еще до встречи, то рви скорее все отношения, чем раньше, тем лучше, пока не попала в зависимость. Ты понимаешь, что юный мальчик может оказаться для женщины твоего возраста просто наркотиком, допингом, от которого потом будет очень сложно отказаться.
— Ой, Вадим! Я все знаю! Я лечу в пропасть! И не могу остановиться.
— Оля, завязывай, пойми, эта связь ни к чему хорошему не приведет.
— Будь что будет, Вадим, плыла по течению и продолжаю плыть. Этот ангел постучался ко мне ночью неспроста. Кому-то это так нужно. Посмотрю, что получится. Отдамся на волю провидения.
В аське между тем произошли перемены, ник sun из пользователей “вне Сети” переместился в “оn line”. У Оли дрогнуло сердце. Пришел! Так хотелось броситься к нему навстречу! Хотелось тут же отключиться от Вадима и быть только вдвоем с Сашей, и только с ним.
Но она закрыла глаза, медленно сосчитала до десяти и, немного успокоившись, продолжала общаться с Вадимом. Хороший он, правильный, умный и говорит все верно, но как с ним скучно! Любая нормальная женщина почла бы за счастье иметь такого любовника даже в Сети, но Оля считала себя ненормальной. Да, она будет ненормальной. В этом безумном мире она не побоится совершать безумные поступки, жить не так, как все, любить не того, кого следовало бы.
sun: !!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Как будто барабанная дробь кулаками в закрытую дверь. Оля так обрадовалась, что забыла о своем решении не отвечать ему и обиженно молчать.
— Вадим, извини, переключаюсь. Меня ждут.
— Пока, Оля. Мне жаль расставаться с тобой.
— Мы не расстаемся. Пиши на мейл. Звони мне, когда будешь в командировке. Но встречу я тебе не обещаю.
Вышла из чата, и скорее в аську, к ее Солнечному Ангелу!
— Саша!
— Рад наблюдать твой приоткрытый глаз.
— Я уже не надеялась увидеть тебя. Жду тебя здесь с двадцати трех часов.
— Я вижу, как ты меня ждешь. Даже включила режим “невидима”.
— Честно, так хотелось наказать тебя! Где ты бродишь, несносный мальчишка?!
— Меня нельзя наказывать.
— Да, тебя невозможно наказывать! Увидела тебя и тут же простила тебе твое опоздание.
— Я опоздал? Куда я опоздал, объясни.
— Что с тобой? Какие у тебя неприятности?
— Собственно, мне нечего сказать, поэтому я помолчу.
— Что значит “нечего сказать”, ты и так больше молчишь, говорю все время я.
— Я в метафизическом смысле.
— Мне не понять метафизики, я даже физику не понимаю. Скажи, откуда берется электричество?
— Электричество берется из электростанции.
— Хорошо, что не сказал “из розетки”. Как прошел день, что делал, думал обо мне? Представляешь, напротив метро “Елизаровская” я увидела маленькое кафе. Знаешь, какое название? Не поверишь! Ну? Не молчи же!
— Мясо пустое застыло в сомнении, нет никого, постояльца угробили…
— Ты опять говоришь загадками, я не понимаю тебя.
“Сообщение отправлено. Пользователь не в Сети. Сообщение будет доставлено этому пользователю, когда его состояние станет в Сети”.
— Саша, на что ты обиделся? Почему ты ушел из аськи? Буду сидеть и плакать перед пустым монитором! Всю ночь! Хотя я знаю, тебя ничем не разжалобить, даже если б я ползала у твоих ног и просила прощения. У холодного красавца не дрогнуло бы сердце от жалости. Ты мне очень дорог, Саша, ты это знаешь и пользуешься этим! Но я не могу цепляться за тебя! Это было бы просто смешно. Между нами — возрастная пропасть! Как бы я хотела, чтоб ты влюбился в юную красотку, вопрос разрешился бы сам собой.
Лежишь сейчас в постели и злишься на меня.
Открой балкон, я войду к тебе.
Сяду рядом на твою широкую постель…
И долго буду смотреть в твое лицо…
Грустное лицо падшего ангела.
Потом проведу кончиками пальцев по глазам… бровям… губам…
Почему падшего? Вот привязалось ко мне это словосочетание! Просто… лицо грустного ангела.
“Дежурный ангел мне явился ночью. Я не спала, я у окна сидела”.
Потом не выдержу, наклонюсь и поцелую твои глаза, один и другой. Потом коснусь губ.
Саша, спокойной ночи, мой Солнечный Малыш!
11.
На следующий день Оля поехала к Вере, чтоб помочь ей отвезти передачу для Ванечки. Вера жила на Петроградской стороне, на улице Большая Зеленина, в старом доме с гремящим лифтом и ажурными чугунными лестничными перилами, с вековым запахом питерского быта, запахом кошек и сырой осыпавшейся штукатурки. Оля с трудом преодолела несколько бесконечных лестничных пролетов и так запыхалась, как будто в гору поднялась. Отвыкла она много двигаться и ходить пешком. Так недолго и в старуху с отдышкой и с больными ногами превратиться! Завтра же она пойдет в тренажерный зал!
Вера открыла сразу и так и осталась в дверном проеме с удивленно распахнутыми глазами.
— Олька, ты ли это? Вот это да! Ты в полном порядке. Тебя не узнать! Даже лучше и моложе, чем была!
— Правда? Ну, слава Богу! Ждала, что ты мне скажешь.
— Признавайся, что случилось, влюбилась, что ли?
— Отгадала! Влюбилась! Но пока виртуально.
— Расскажешь?
— Расскажу, хотя пока нечего и рассказывать.
Сама Вера выглядела неважно, сильно похудела и осунулась, как после тяжелой болезни. И одета непонятно во что, кажется, так одевались еще в прошлом столетии. Подруги обнялись, но предаваться плаксивой сентиментальности времени не было, и Вера по-деловому суетилась.
— Сейчас поедем в магазин, у меня еще ничего не куплено. Сил нет таскать неподъемные сумки! Потом в “Кресты”.
— Вер, а почему “Кресты”, откуда такое название?
— Не знаешь? Ну, говорят, если с высоты вертолета на эту тюрьму смотреть, то там такие строения красного кирпича в виде двух крестов.
— Вера, не обижайся на меня, скажу честно, мне тебя ужас как жалко, поверь, но Ваню твоего — нисколько! Зря ты так убиваешься по нему, передачи таскаешь. Взрослый он уже, должен был понимать, что наркота до добра не доведет! Он у тебя как сыр в масле катался, все у него было. Помню, как ездили компьютер ему покупать. И музыкальный центр ты в кредит оформляла. А университет? Думаешь, не помню, чего тебе стоило уговорить его учиться?
— Все правильно, Оля, правильно! Загляни в его комнату, там уже ничего нет! Ни компьютера, ни музыкального центра, ни ди-ви-ди! Все за наркоту ушло! Открой мои шкафы! У меня ничего не осталось! Даже новые комплекты постельного белья пропали, хрусталь, посуда, лучшие книги. А уж про золото говорить нечего. Оля! Он обокрал меня! Сломал! Он душу мою растоптал! Но ведь, Оля, и я виновата перед ним!
— В чем, в чем ты виновата? Не казни себя! Взрослый он уже, должен был сам о тебе заботиться, помогать тебе! Один же мужик в доме был!
— В том-то и дело, что один. Я его родила без отца. О себе только думала, а не о нем. Был бы у него отец, не случилось бы этого с ним. Отец был бы ему примером, опорой, не позволил бы скатиться так сыну родному!
— Да брось ты! Сколько примеров в жизни, когда и отец, и мать, и братья, и сестры, и бабушки — все есть, а ребенок погибает от передозировки. Или вешается под кайфом, или из окна выбрасывается!
— Оля, сил моих больше нет! Как подумаю, что комната его пустует, а он там!!
Губы и подбородок Веры задрожали, глаза наполнились слезами. Неприятно, печально было смотреть на подругу, такую потерянную, раздавленную. Никогда такой Вера не была! Оля помнила ее разбитной, уверенной в себе, деловой! И вот стала плаксивой, постаревшей, словно потерявшей жизненную опору, стержень.
Вышли на улицу, в слякотный, холодный и промозглый серый питерский день. Кинули пустые сумки на заднее сиденье, и — к ближайшему мегамарту. Там и цены ниже, и купить можно сразу все. Вера набирала пакеты с сухим картофельным пюре, печеньем, сахарным песком, а еще копченую колбасу, сыр, фрукты, блоки сигарет. Оля от себя купила два блока дорогих сигарет (Вера объяснила ей, что сигареты в тюрьме все равно что валюта на воле) и конфеты. Но конфеты Вера отложила: “В обертках не берут, заставят разворачивать”. Загрузили пакеты в багажник и поехали.
Знаменитая питерская тюрьма “Кресты” находилась на Арсенальной набережной, ехать недалеко, но узкие улочки Петроградской стороны были забиты пробками автомобилей, приходилось подолгу стоять, ждать, пока поток машин не тронется. Перед Троицким мостом встали наглухо. Вера нервничала, она-то думала, что они на машине быстро все дела сделают, и, если б она знала, что они будут так медленно ползти, она бы поехала, как раньше, на метро до Финляндского вокзала, а потом пешком. Но вот поток авто потихоньку тронулся, медленно, потом быстрее, повернули на Куйбышева, по набережной уже мчались без остановок.
На Арсенальной набережной у “Крестов” парковка была запрещена, но Оля все же решила оставить машину на свой страх и риск прямо у входа, не тащить же им сумки за тридевять земель! Вошли в приемную.
— Оля, спасибо тебе, выручила. Ну, я здесь надолго, так что ты не жди, уезжай домой.
— Нет уж, подруга, отвезу тебя и обратно.
— Ну, смотри, может быть, придется ждать часа три.
— Ниче го, подожду.
В приемной было столпотворение. Оля с изумлением смотрела по сторонам. Обшарпанные стены, увешанные табличками с различными разъяснениями, указаниями. На одной было написано: “Список продуктов подавать в трех экземплярах”. Это что же? Вере предстоит писать перечень всего, что они купили, да еще и три раза? Спросила подругу. Да, действительно три экземпляра, но и это еще не все. Прежде чем примут продукты, нужно отдать все списки в другое окошечко вместе с паспортом, куда тоже стояла очередь.
Пол был завален пустыми пакетами, бумагой и прочим мусором. У окошечек толпился народ, гудел, ругался, отстаивая свои места в очереди. Пожилая, очень бледная женщина в углу на скамеечке пила какое-то лекарство, то ли валидол, то ли корвалол. К единственному столу в центре зала было не подойти. Как же Вера будет писать список продуктов?
Оля какое-то время еще рассеянно озиралась, потом вдруг почувствовала сердцебиение, головокружение и вдруг поняла, что находиться здесь не в состоянии ни минуты.
— Вера, я выйду, посмотрю, как там моя машина.
— Иди, конечно, часа два ты точно свободна.
— Хорошо, если освободишься, а меня вдруг не будет, жди, я приеду, а пока прокачусь по делам.
Оля с наслаждением вышла на свежий воздух. Села в машину и какое-то время приходила в себя. Бедная, бедная Вера! Осталась в этом ужасном здании, где сама атмосфера, сами стены действуют угнетающе. И Ванечку, которого знала с рождения, такого избалованного, изнеженного, домашнего, стало впервые жалко. Больно и печально было представить его находящимся среди уголовников в этих мрачных застенках.
Сидела молча, и даже музыку слушать не хотелось. Нет, не жалко ей ни Ванечку, ни Веру! В душе какое-то возмущение, непримирение, непонятность: зачем тюрьма, почему несвобода, эти жуткие условия существования?! Какие-то девушки на набережной размахивали руками, прыгали, что-то кричали, жестикулировали, очевидно, своим возлюбленным, находящимся за этими стенами. Мимо на большой скорости проносились авто.
Напротив Оли остановился мужчина с большой спортивной сумкой, стал ловить такси. Но поток машин равнодушно мчался мимо, и не верилось, что кто-то притормозит и остановится. Мужчина поглядывал на Олю, Оля на него. Наконец он подошел и попросил отвезти его на Васильевский, в Гавань, точнее, на угол Малого и Гаванской, а потом обратно. Оля согласилась, даже обрадовалась. Лучше прокатиться по городу, чем сидеть возле “Крестов”, мерзнуть и думать о печальной участи Веры и ее сына, понимая, что помочь ей ничем невозможно.
Мужчина с тяжелой сумкой устроился на заднем сиденье и сразу спросил:
— Триста хватит?
— Хватит, — ответила Оля, не сознавая, много это или мало, взяла протянутые три сотни и тронулась с места. Снова у Финляндского стояли в пробке. У Тучкова моста не работал светофор, машины ехали как попало, каждый считал себя на главной дороге. Оля с трудом вырулила и по встречной полосе проскочила вперед, потом ловко перестроилась в правый ряд, вот и Васильевский. Мужчина оценил ее маневр и спросил, давно ли она за рулем. Понемногу разговорились.
— Вы из “Крестов”? У вас что, не приняли передачу?
— Нет, просто паспорт забыл, рассеянный стал.
Оказалось, что в тюрьме у него сидит сын, уже в третий раз. Вооруженное ограбление магазина. До этого сидел просто за воровство. А причина — наркотики.
— Странно. Принято считать, что наркомания — это болезнь, так почему же мальчишек не лечат, а сразу садят? — рассуждала Оля.
— Там они и переламываются, и наказание отбывают, только не учит их тюрьма ничему, почти все повторно попадают. Мы как только не лечили нашего, за деток-с отдали две тысячи, долларов, конечно, не рублей. На полгода хватило. Уже и на работу устроился, казалось, все нормально будет. Но пошел с друзьями по ночным клубам, а там эту наркоту чуть ли не бесплатно раздают. И все по новой!
— У моей подруги такое же несчастье.
Но мужчина, с виду такой безучастный, вялый, вдруг разговорился и, казалось, не слышал ее, продолжал:
— Мне кажется, наше государство специально наших детей на наркоту садит. Сколько денег с этого имеют! Первый раз — когда садят на наркотики, второй раз — когда они же и лечат от них. Третий раз — когда тюрьма, адвокаты, передачи. Мы с женой через все уже прошли. Думаете, у меня машины не было? Не поверите, на “Гранд чероки” ездил! Все ушло! Жена инвалидом стала.
Мужчина хотел еще что-то сказать, но как будто опомнился и резко замолчал.
В Гавани Оле было все мило, знакомо, она несколько лет здесь снимала комнату, когда еще училась в институте. Хотелось прокатиться по родным местам, но мужчина быстро вышел из подъезда, и они сразу же отправились назад. Тучков мост заменила на Биржевой, но по времени не выиграла ничего, те же пробки, стояние и ожидание. Время шло, бензин сгорал, а они ни с места! Наверное, стоило бы попросить за эту поездку рублей пятьсот, никак не меньше, но Оля понимала нестандартность ситуации и, даже наоборот, подумывала, не вернуть ли ей деньги назад этому сломленному горем мужчине. Все же не вернула, лишь пожелала не терять надежды на лучшее и не падать духом.
Вера уже ждала ее. От усталости она даже говорить не могла. Села в машину с безучастным лицом, так что Оле стало страшно за нее.
— Может, ко мне? — спросила осторожно.
— Нет, завтра рано на работу.
Приехали на Большую Зеленина. Молча поднялись на третий этаж.
— Вера, адвокат есть у Вани?
— Есть, но я уже знаю, что адвокаты ничего не решают, они только деньги берут да записки от родственников носят. Максимум, могут облегчить условия содержания, например, в хорошую камеру поместить или в больничку, но все за отдельную плату, а у меня таких денег нет.
— Сколько надо? У меня есть на книжке, Вера, честно, дам, сколько нужно. А отдашь, когда сможешь. А не сможешь, так забудем об этих деньгах.
— Спасибо, Оля, но не надо. Сказать тебе честно? Даже себе страшно в этом признаться, но тебе скажу. Не верю я, что он изменится к лучшему. Я сейчас живу, как в аду, а выйдет он, не уверена, что будет лучше. Я боюсь его, Оля!
— Должен измениться! Не будет принимать наркоту и станет нашим прежним добрым Ванечкой! Вот увидишь! Только не убивайся ты так! На тебя же невозможно смотреть!
— Оль, самой, что ли, на наркоту подсесть? — пошутила Вера и даже улыбнулась.
Домой Оля вернулась за полночь. Хотелось скорее принять горячую ванную, смыть с себя этот страшный и унылый день, пропитанный запахом горя, душевной боли, запахом тюрьмы! Скорее надеть свежую рубашечку, и — в Интернет, к ее чистому красивому мальчику, к ее Солнечному Малышу!
12.
Оля стояла перед зеркалом, с грустью глядя на свое отражение. До встречи оставался целый час, а ехать до “Елизаровской” всего ничего, но она была полностью готова. Белопенная кружевная блузка, черные узкие брючки, сверкающий стразами ремень, белые сапожки, золотистые волосы по плечам, нежно-персиковый загар. Но что-то не то. А что именно, Оля понять не могла. Не было ни радости, ни тревоги, только легкое волнение, а еще странное ощущение, словно она стоит на пороге какого-то нового этапа в ее жизни. Правильно ли она делает, что едет на эту встречу?
Все последние дни у них с Сашей не получалось нормального общения. Какие-то претензии, непонимание, обвинение друг друга то в холодности, то в излишней эмоциональности вымотали Олю вконец. Она настояла на разговоре по телефону и добилась своего, они созвонились. И стало привычкой перед сном желать друг другу спокойной ночи, а утром было приятно услышать родной и сонный голос: “С добрым утром!” Но все же основным посредником между ними оставался Интернет, и самой странной и необычной из всех виртуальных встреч была вчерашняя, как раз накануне выхода в реал, после которой Оля ясно поняла, что ничего хорошего ее не ждет, но и назад дороги уже не было.
Саша пришел в инет с опозданием и сразу начал жаловаться на плохое самочувствие.
— Голова раскалывается, болит горло, и общая депрессия.
— С чего бы? Ты же не занимаешься тяжелым физическим трудом, и до сессии еще далеко. Может, опять гашиш? Накурился?
— Ага, дурной гашиш, прощай, Париж!! Нет, просто мне поручили продать несколько дорогих мужских костюмов, и я набегался с ними. Продал, но задешево.
— Что еще за костюмы? Они ворованные? Кто тебя заставил их продавать? Ты опять меня удивляешь и пугаешь.
— В последнее время ты стала очень пуглива. Три костюма в упаковке дали мне кавказцы, с которыми я когда-то работал. У них целая партия этих костюмов.
— Ради бога, не связывайся с кавказцами! Этого еще не хватало!
— Что плохого они тебе сделали, это очень щедрые, гостеприимные и вежливые люди, чего не скажешь о нашей публике.
— Да, щедрые и гостеприимные. Они тебе и гашиш могут по доброте со скидкой продать. Боюсь, ты можешь попасть в историю.
— Я влипаю с тобой в историю, но уже предпочел, чем пятиться, закричать лишний раз: “I nоt you sorry, you, other fucker, неверная пятница!”
— Лучше не влипать, и не нужно будет пятиться и кричать. Тебе запомнился вчерашний разговор по телефону? Я все еще под впечатлением. Еще немного, и кажется, мы занялись бы виртуальным сексом.
— Да. Твой голос меня возбуждает, но вирт в инете и по телефону — это не мое!
— Но и реала у тебя почти нет, как это понять?
— Понимай так, что мне не нужен секс. Секс, размножение, похоть свойственна животному, низменному. Истинно человеческое в сексе не нуждается.
— Я не верю тебе. Вспомни, ты сам мне говорил, что мастурбируешь ежедневно.
— Чтобы казаться мужчиной с нормальными устремлениями. На самом деле эти ощущения меня не привлекают. Они ничего не дают, мне больше музыку нравится слушать.
— Однажды ты покажешь мне весь процесс. Мы поставим музыку, которую тебе нравится слушать, и ты развлечешь меня под нее тем, что я увижу тебя несколько другим.
— Да, музыку однажды точно поставим.
— “Зеленые рукава” — средневековую балладу. Ты рассказывал мне, что учился в музыкальной школе по классу флейты, и должен знать эту вещь.
— Я бы включил “Энигму”. Нет, лучше цыганские романсы. “Дооооля моя горемыыыыыычная, куда мне бежать, бесталааанному, как на свете жить, добра нажить, а онааааааа, как змеяяяяяяя, мое сердце сосееееееет!”
— Классно поешь! Но так печально!
— “Мне грустно и хочется плакать от боли или забыться во сне! Где, где мои крылья, которые при рождении были подарены мне?!”
— Они никуда не делись, твои крылья, расправь их! Что опять тебя не устраивает? Что мучает тебя? Какой у тебя комплекс? Сама же и отвечу: у тебя комплекс инопланетянина.
— Spread your wings and fly away! Far away! Даже есть такая песня известная.
— Иногда мне хочется отхлестать тебя по щекам, чтоб перестал ныть и стал бы простым землянином.
— Неправда, меня нельзя бить! А какой я землянин, увидишь завтра сама! Хочешь знать? Я уродлив и не хочу, чтоб ты меня видела!
— Я не поняла тебя. Ты передумал?
— Если бы даже и так, тогда что?
— Нам действительно не стоит встречаться. Чувствую, что-то происходит, но не могу понять, что именно…
— Такой момент наступает рано или поздно, но всегда неожиданно, когда люди чувствуют что-то не то. Чем ты отличаешься от всех остальных? Все ощущают в определенный момент что-то не то.
— Скажи, чем ты недоволен? Откуда в тебе комплексы? Что тебя в себе не устраивает?
— Я не знаю, о чем ты сейчас думаешь, а я о том, что люди — прекрасные существа, но они сами себя уродуют или друг друга.
— Тебе кажется, что ты сам себя уродуешь.
— Я не понимаю слова “кажется”, я вообще многого не понимаю.
— “Кажется”, потому что ты заблуждаешься. Я тебя намного старше и тоже многого не понимаю. Сократ говорил: “Я знаю, что ничего не знаю”.
— Я не понимаю, о чем ты и при чем здесь слово “кажется”?
— Какие у тебя сегодня были неприятности? Впрочем, догадываюсь.
— Зачем ты задаешь такие вопросы, о чем ты?
— О чем бы ты хотел?..
— Мне кажется, мы совсем не понимаем друг друга, как будто говорим на разных языках. Ты не читаешь того, что я пишу.
— Я хочу уйти от нелепых вопросов.
— Ты говоришь такими словами, которые я не употребляю: “хотел”, “показалось” — мне на них ответить нечего, а ты упорно навязываешь мне это, говоришь про то, что я хочу и что мне кажется.
— Знаешь, плевать я хотела на твои капризы! Я тебе ничего не навязываю и не навязываюсь сама!
— Я не думал, что ты навязываешься, просто ты как-то спрашивала, какой на самом деле я. Вот он, я!
— Ну а вот я! Юлия! И ты должен быть счастлив, что я с тобой общаюсь, какие бы я слова при этом ни употребляла! Сижу тут с тобой, несчастным, комплексующим младенцем, который к тому же выё…ся передо мной.
— Я не выё…юсь, совсем нет, просто думаю или пытаюсь думать и пишу это.
— Очевидно, ты обкурился, и у тебя не получается думать, пытайся не пытайся!
— Нет, я не курил, а пил много чая, целых две кружки.
— Советую сходить в туалет.
— Я уже был там.
— Тогда не знаю, куда тебя еще послать… подальше…
— Ты думаешь, я пойду?
— Н-да… очень содержательный разговор, такого еще не было.
— Да, мне кажется, это содержательный разговор. Потому что со своей стороны я пытаюсь наполнить его содержанием. У меня даже мышцы головы напрягаются, лобные доли.
— Все, я выхожу из Сети, звонить не буду. Выспись, пусть твои лобные доли расслабятся.
— Я буду ждать в восемь утра твоего звонка.
— Нет, звонить не буду. Встретимся в пять в кафе “Солнечный ангел”, как и договаривались.
— Да, мы договаривались. Надеюсь, что все же позвонишь утром.
— “Вся жизнь впереди, надейся и жди!” Или лучше так: “Вся жизнь впереди, напейся и жди”. А так еще лучше: “Вся жизнь впереди, разденься и жди!”
— Да, именно так я и сделаю, разденусь.
— Тогда если не просплю, то позвоню, а если просплю, то встретимся в кафе. Жаль, что тебе придется одеться.
— Да, в кафе я приду одетым. Я надену брюки и кофту, поверх — черное пальто. Надеюсь, ты меня узнаешь.
— До завтра, мой Солнечный Ангел!
— Целую.
Итак, до встречи оставался час, на душе было тревожно и неспокойно, и отражение в зеркале не радовало Олю, а почему-то раздражало. Надела черное строгое пальто. Пожалуй, так лучше, но нет, все же что-то не то. Слишком торжественно, словно собралась на презентацию в Букингемский дворец. Скинула пальто и села за компьютер. Изумилась, увидев в ICQ знакомый ник “on line”. И сразу сообщение от него.
— Ты готова?
— Да, я уже одета, скоро выезжаю.
— Я тоже готов. Почему не позвонила утром?
— Просто проспала. Не ожидала увидеть тебя здесь за считанные минуты до встречи.
— Да, не стоило заходить в инет, сейчас жалею об этом.
— Не жалей, так даже интереснее. Вот сейчас мы в виртуальном мире, а еще немного, и окажемся в реальном.
— Да, ты права.
— Ну все, до встречи.
— Как ты будешь одета?
— Черное пальто, белая блузка.
— Я тоже в черном пальто.
— Я помню. Я приеду чуть раньше и займу столик. Войдешь и сядешь рядом.
— Так и сделаю. Я хочу взять тебя за руку.
— Все, до встречи.
— До встречи. Нет, минуту.
— Что такое?
— Меня не Саша зовут, а Марк.
— А я не Юля, а Оля.
— ?!
Оля взяла ключи от машины и уже вышла из квартиры, как вдруг вернулась, скинула пальто, сняла нарядную блузку, быстро натянула тонкий черный свитер, накинула легкую белую молодежную куртку, отороченную белым мехом, и, чуть взлохматив волосы и не глядя в зеркало, вышла из квартиры.
Народу в кафе было мало. Оля села за столик в углу, заказала сок, достала из сумочки пачку “Вок”. Затянулась, прищурив глаза. Кто-то вошел. Оля повернула голову. Мужчина, лет тридцати, светловолосый, лысеющий. Подошел к стойке. Вошли три женщины, видимо, коллеги по работе решили пообедать в перерыв. Оля начала нервничать: Ангела все еще не было.
А вот и он! В арочном проеме показался юноша. Высокий, стройный брюнет. Боже, как красив! Красивее, чем на снимках! Внимательный, проницательный взгляд, гармоничные изысканные черты.
— Здравствуй!
— Здравствуй!
Марк снял пальто, повесил на вешалку у входа. Сел напротив, спросил, смущено улыбаясь:
— Тебе взять что-нибудь?
— Стакан сока. Ну, как тебе здесь?
— Уютно.
Ушел к стойке, вернулся с чашкой кофе и соком.
Оля подумала о том, что зря не выпила немного спиртного, не было б такого напряжения. И чтоб снять его, улыбаясь и глядя в глаза Марку, непринужденно сказала:
— А ты еще красивее, чем на фото.
— А мне трудно привыкнуть к твоему новому имени — Оля.
— Так же как и мне называть тебя Марком.
— Ну, я рад, что не разочаровал тебя.
— А я тебя?
— Нет, что ты! Ты шикарно выглядишь!
— Спасибо. Но после нашего вчерашнего разговора я сильно сомневалась, стоило ли встречаться.
— А вот я не сомневался ни минуты.
Оля потушила сигарету и оставила руку безвольно лежащей на столе, давая Ангелу шанс взять ее в свою. Но он как будто не заметил этого и руку свою к ней не протянул.
Разговор был ни о чем, но все же напряжение прошло. А как приятно было сидеть рядом с юным красавцем, вести легкую беседу, с трудом выдерживая его внимательный, проницательный взгляд. В какой-то миг Оля ощутила себя на целую голову выше всех женщин, не говоря уже о тех, за соседним столиком, которые постоянно косили взгляды в их сторону.
Планировалась встреча на пятнадцать минут, максимум на полчаса. Но они просидели два часа. Марк сказал, что ему нужно идти, и Оля предложила отвезти его, но он отказался. Галантно проводил ее к машине, помог открыть дверцу. И сказал на прощание, что был рад видеть ее и что будет также ждать ее сегодня в Интернете.
Вот и все, ушел, скрывшись за стеклянными дверями метро, ни поцелуя в щеку, ни пожатия руки. Оля сидела некоторое время, как в прострации. Ехать домой не хотелось, но и видеть никого не хотелось.
“Дура! Какая же я дура! Так мне и надо! Вообразила себе Бог знает что! Хуже малолетки! Что же теперь делать? Возвращаться в пустоту? Конечно же, в Интернете она его больше не увидит!”
Так и вышло. Ни в двадцать три часа, ни позже Марк в Сети не появился.
13.
В пятницу, как всегда, народа в чатах было больше чем в остальные дни. Всем хотелось расслабиться к концу недели, поиграть, найти партнера на выходные. Оля чувствовала себя львицей, вышедшей на охоту. Вошла в питерский чат под вызывающим ником “Сниму парня”, и предложения не заставили себя ждать. Целый шквал сообщений! Оля не успевала отвечать. О себе сообщала сразу: не красавица, серая мышка, тридцать девять лет. Часть потенциальных поклонников ретировалась, но самые смелые, которых ее возраст и отсутствие фотографии никак не испугали, не отступили, наоборот, с еще большей настойчивостью стали добиваться ее благосклонности.
— Я понравлюсь тебе! Ты не пожалеешь, — кричал один.
— Я всю жизнь мечтал иметь отношения со взрослой женщиной! — сообщал другой!
— Прошу тебя, лиши меня девственности, я хочу, чтоб это сделала ты! — настаивал третий.
И все в таком же духе.
Из всей толпы Оля выбрала юного, двадцати двух лет, очень красивого мальчика, судя по фото, высокого брюнета, сто девяносто ростом, с аристократичной внешностью принца. Пообщались полтора часа. Пишет грамотно, без ошибок, менеджер по продажам в солидной фирме, в настоящее время находится на работе. В реальной жизни проблем нет, девушки его любят, но он всегда хотел познакомиться со взрослой дамой, еще со школьной скамьи, после того, как пережил яркую и трогательную любовь к учительнице литературы. Одно маленькое “но”: фото сделано несколько лет назад, а его новые снимки на домашнем компьютере. Оля предложила созвониться, и они в первую же минуту разговора договорились, что Оля заедет за ним на работу и они поедут кататься по городу.
Времени на сборы оставалось очень мало, но все же Оля приняла горячую ванну, тщательно наложила макияж. Надела новую белоснежную в кружевах блузку, белые сапожки, брюки с дорогим ремнем. Накинула легкий норковый полушубок. Подумала и достала из шкатулки любимое колечко с бриллиантами. Вот так! Она выходит на охоту, и этот юный красавчик не уйдет из ее цепких коготков! Отныне влюблять в себя и бросать поклонников будет она!
Вышла в сиреневые сумерки, в тихий, с легким морозцем день. Блошка завелась с полуоборота. “Девочка моя!” — Оля нежно погладила руль. И выехала со двора навстречу новому приключению.
Договорились, что Роман будет ждать ее на Большом проспекте Васильевского острова, рядом с местом своей работы, на углу 12–13-й линий. Припарковалась и уже через минуту увидела молодого человека, идущего к ней навстречу. Она узнала его, хотя и не сразу. Восторженное настроение сняло как рукой! Это он? Вместо хрупкого юного принца к ней направлялся высокий, грузный, хотя и молодой мужчина, по возрасту никак не моложе двадцати шести-двадцати восьми лет. Толстые щеки, тяжелый подбородок, выпирающий живот. В голове у Оли начались паника, смятение: как же выйти из ситуации корректно? Как же она позволила себя провести?
Между тем Роман сел к ней в машину, галантно поцеловал руку и, улыбаясь, с полным сознанием своей неотразимости, произнес: “Ну, здравствуй!” Оля натянуто улыбнулась.
— Я не разочаровала тебя?
— Ты? Нисколько! Для серой мышки, как ты себя назвала, очень даже ничего.
— Куда поедем?
— Давай сразу ко мне! У меня есть хороший ликер, любишь “Шартрез”?
— Нет, из ликеров я люблю только кокосовый, знаешь, такой бело-молочного цвета.
— К сожалению, такого нет, но, если хочешь, можем купить по дороге.
— Давай купим.
Оля сказала это нарочно, потому что знала, цена кокосового ликера должна спугнуть Романа. Она видела в одном из магазинов, что кокосовый ликер, изящная бутылка емкостью ноль пять стоила под тысячу рублей. Остановились у маленького магазинчика, торгующего исключительно спиртным, Роман вышел, и Оля тут же представила себе, что она срывается с места и уезжает. Вот он удивится, когда выйдет! Сочтет ее ненормальной, сумасшедшей дамой. В душе у Оли шла борьба: уехать или остаться?
Уехать! Как ей хотелось уехать! Но ее воспитание, и природная тактичность, и весь жизненный опыт не позволяли ей обидеть человека без причины, ранить его самолюбие, и пойти на такой поступок, казалось, невозможно даже в воображении. Все же она включила зажигание, сердце стучало, пожалуй, она сможет это сделать!! К черту условности! Наверное, этот самоуверенный боров не раз обижал своих поклонниц, не думая о тактичности и о ранимости нежной, тонкой женской души. Но поздно, Роман уже вышел из дверей магазина и, сев рядом, протянул ей купленную бутылку.
— Вот взгляни, кокосового не было, взял ананасовый, думаю, что не хуже.
Оля только принужденно улыбнулась и направила машину к дому Романа, который жил на 5-й линии, рядом с Малым проспектом. Как она сожалела, что смалодушничала, струсила, поступила вразрез со своим желанием, совестью. На секунду представила себе, как этот жирный боров начнет лапать ее, тискать, наверное, полезет с поцелуями в губы. Брррр… Но тут Роман неожиданно попросил: “Остановись на минуту, да, здесь — у аптеки. Нам же нужны презервативы?” — “Да, конечно”. Оля почувствовала, что краснеет. Роман скрылся за дверью аптеки, и она, решив не рассуждать и не раздумывать, почти сразу же сорвалась с места. На полной скорости пронеслась по тихой улочке, под красный светофор свернула на Смоленку и неслась так, как будто за ней кто-то гнался, успокоившись только перед Дворцовым мостом, когда застряла в вынужденной пробке.
Уффф… почувствовала небывалое облегчение! А значит, сделала все правильно! Какая она молодец! Ай да Оля, оказывается, она авантюристка, вот уж не ждала от себя, что способна на такое! Жалко было Романа, наверное, стоит возле аптеки несчастный, растерянный, гадает, бедолага, что же произошло, чем он мог обидеть ее. Но чувство восторга и освобождения перекрывало угрызения совести.
В машине звучала приятная музыка, по Лав-радио пела Глюкоза: “Идти и знать, что тебе некуда, и знать, что ты не существуешь, но честно тоскуешь по тем, кто так тебя не любит…”
Оля ехала по вечернему Питеру. Мелькали огни, встречные авто слепили глаза. Пятница, вечер, город парализован автомобильными пробками. Все спешат, нервничают, но тем медленнее поток тащится по Невскому, и по площади Восстания, здесь, как всегда, карусель из машин, туристических автобусов и маршрутных такси, и по одностороннему Гончарному переулку, здесь заторы из-за узкого проезда и припаркованных авто. На площади Александра Невского перед мостом из-за аварии творилось нечто невообразимое; вырвалась на свободу только на проспекте Обуховской Обороны, после Обводного канала.
Мысли вернулись к Ангелу. А что если ему так же хотелось сбежать от нее из того маленького кафе? Что если ему так же было страшно представить их близость? Но что сделано, то сделано, и, если повернуть время вспять, Оля снова поступила бы так же, и не о чем жалеть. Время сотрет из памяти красивого мальчика, пусть не скоро, но она забудет его. Но зачем Провидению нужно было столкнуть их? На этот вопрос у нее не было ответа.
Все же как хорошо дома! Тихо, уютно. Приняла ванну и расслабилась перед телевизором. По РенТВ шла передача “Все решим с доктором Курпатовым”. Немолодая и некрасивая женщина, толстая, провинциального вида, рассказывала свою историю психологу Андрею Курпатову. Она занималась челночным бизнесом, ездила в Турцию и Италию за товаром, дела шли неплохо, решила открыть магазинчик. Купила часть помещения уже действующего магазина с готовым пакетом документов. Вложила в это дело все свои сбережения, и еще пришлось в долг занять. Но однажды в магазинчик пришли люди из городской администрации, проверили документы, сказали ей, что документы ее фальшивые и что помещение нужно освободить. Так она осталась без денег, без бизнеса и в долгах. Терять ей было уже нечего, работу в сорок с лишним лет найти было невозможно, и она решила свести счеты с жизнью. Но пока думала, каким способом это сделать, в один из дней она познакомилась с красивым иностранцем, предпринимателем из Турции, который окружил ее заботой и участием, помог расплатиться с долгами, вернул уверенность в себе, а уезжая к себе на родину, обещал прислать вызов и впоследствии жениться на ней. Дама забыла о горе и печали, летала, как на крыльях, но время шло, а от поклонника известий не приходило. Позже она узнала, что он женат, имеет семью, детей. Дама впала в депрессию и вот теперь находится рядом с доктором Курпатовым, чтобы он помог ей выйти из этого состояния.
Оля слушала, как завороженная. Чем-то эта история напоминала ей свою собственную. После потери мужа она хотела расстаться с жизнью, но инетовский Ангел спас ее, вырвал из состояния депрессии, помог вернуться к реальной жизни. И хотя ей тяжело и больно думать о том, что они больше не встретятся, но дело сделано. Мысли о самоубийстве больше не посещают ее.
А что если это закономерность? Что если в критический для человека момент высшими силами посылается объект, который спасает его из лап смерти и дает шанс вернуться к нормальной жизни?!
Оля размышляла: вот, пожалуйста, пример этой примитивной на вид провинциальной женщины, которая не может забыть заморского принца, посланного ей небесами в качестве наживки в тот момент жизни, когда она была готова свести с ней счеты.
Наверное, таких женщин много, никто не ведет статистику, но, если копнуть, каждая сможет вспомнить такого принца или просто невероятную удачу в момент полного отказа от всего сущего.
Но ведь и с мужчинами происходит то же самое. В одной из телепередач “Час суда” слушалось гражданское дело пожилого мужчины, старика, который после смерти своей жены, с которой прожил всю жизнь, решил покончить с собой, так как существование его стало просто невыносимым в огромном и пустом доме. И тут откуда ни возьмись появился некто, агент по недвижимости, и предложил старику выгодную сделку. А именно — передать загородный дом в собственность фирмы, а взамен получить пожизненную ренту в две тысячи рублей ежемесячно и проживание в доме-санатории для пожилых людей, где ему будет обеспечен уход медперсонала, трехразовое питание, свежий воздух и, главное, окружение таких же, как он, немолодых и одиноких мужчин и женщин. Старик подписал все бумаги, переехал в интернат, оставив свой дом и взяв с собой лишь надежды на прекрасную райскую жизнь. А что он увидел? Концлагерь для пенсионеров! Нищее, голодное существование, унижение со стороны персонала, бесправие и то же самое одиночество! Старик бросился по судам и по адвокатам, стал собирать бумаги, свидетелей и так далее в надежде расторгнуть договор с фирмой. Суд состоялся, его показали по ТВ, но Павел Астахов не смог признать добровольно подписанный договор недействительным. А дом старика к тому времени уже был продан и являлся собственностью посторонних лиц. Ситуация ужасная, неприятная, нестарый еще мужчина оказался в жутких, унижающих его достоинство условиях. До конца дней его ждало только нищее рабское существование. Но что интересно: пока старик бегал по судам и адвокатам, депрессия его прошла и мысли о самоубийстве тоже.
Что же получается? Подсунутые нам высшими силами ангелы-искусители, ангелы-соблазнители в самые страшные и критические моменты жизни, когда мы находимся между жизнью и смертью, в состоянии полной апатии, глубочайшего горя, проделывают с нами такие вот злые шутки? Мы клюем на райские миражи, а получаем лишь то, что можем получить: новые разочарования, новые проблемы.
Но что-то все же получаем взамен? Что? ДА САМУ ЖИЗНЬ!! И новые маленькие радости, пусть ничтожные, как нам кажется, но об этом будем судить уже потом.
Но если задуматься, если умно, трезво, расчетливо взглянуть на то, что предлагает нам судьба? Если сразу разгадать в том самом ангеле беса-искусителя, отказаться от его протянутой руки, отвергнуть все сладкие райские видения, обещанные им. Что будет? Ведь есть же здравомыслящие, умные люди, умеющие распознать в ангеле искусителя, отвергнуть его протянутую руку помощи? Конечно же, есть!
Вот Марина Цветаева. Целый год она примеряла на себя смерть. Жизнь была невыносима, перспективы никакой. Муж погиб в лагере, с сыном контакта нет, работы нет, ее стихи никому не нужны, молодость и зрелость остались позади. Наверное, все-таки за этот год не один ангел-искуситель подступал к ней? Этого мы не знаем, но можем лишь предположить, что Марина, как человек незаурядного, проницательного ума, отвергла их райские посулы, сумев разглядеть в них обман и предательство. Результат мы знаем. “На твой безумный мир ответ один — отказ!” Страшные, пронзительные слова.
Оля почувствовала, как по ее коже пробежал холодок. Неужели это и есть истина? Господи! Нет! Не может быть! Не может! Ведь если нас вытаскивают из таких вот критических переломных моментов, если протягивают руку, когда мы висим над пропастью, значит, мы еще для чего-то нужны?! Для чего же? Не для того ли, чтоб раскрыть нераскрытые в себе резервы души, тела, разума, весь потенциал, заложенный в нас, о котором и не предполагаем?
Оле казалось, что мысль бежит впереди нее, а она не успевает за ней. Вот, кажется, ухватила за самый конец, как ниточку, того и гляди, оборвется, и нужно успеть выразить ее, ясно и определенно.
“Скрытые резервы, потенциал души, разума, какой он может быть во мне?” Ниточка вот-вот оборвется. Голова раскалывалась. “На что я способна? Что я могу, кроме того, как пить, есть, спать, заниматься сексом, размышлять?! Размышлять… Писать! Обращать мысли в печатные слова! Быть может, начать писать книгу? О чем? О своем опыте? Он ничтожен!”
Ниточка оборвалась. Оля откинулась на подушку дивана. Закрыла глаза. Хватит ли у нее способности? Хватит ли сил? Но она не узнает, если не начнет! Она начнет писать, начнет, но не сейчас, чуть позже, вот немного придет в себя и сядет за письменный стол.
14.
Марк позвонил на пятый день.
— Где ты пропадаешь? Куда исчезла? Звоню тебе, но никак не могу застать. Подключи, наконец, мобильный!
Хм… Ну, раз ему так хочется, пусть будет так.
— Накопилось много дел, редко бываю дома.
— Это что-то новое. А у меня, представляешь, проблемы с компьютером, не могу выйти в Интернет, наверное, что-то с модемом.
— Прости, но я уже одета, и мне нужно ехать.
— Опять? А я хотел приехать к тебе.
— Сегодня не могу тебя принять, прости.
— Ты обиделась? Но у меня правда проблемы с Интернетом.
— Желаю, чтоб у тебя не было других проблем, кроме этой.
— Я хочу видеть тебя, ты не представляешь как! Давай встретимся завтра?
— Не обещаю. Позвони сначала. Чем ты занимаешься? Работаешь?
— Устраиваюсь официантом в кафе, даже пришлось поменять прическу.
— Неужели постриг волосы?
— Ха-ха! Наоборот! Встретимся — увидишь!
— Хорошо, звони, пока!
— Пока! Я хочу тебя!
Оля положила трубку. От его последних слов что-то екнуло внутри, застучало сердце. Как хорошо, что у нее действительно много дел, иначе бы она ушла с головой в свои мысли, в свои фантазии и, чего доброго, сама бы пригласила его к себе. Но в этот день они встречались с Верой. Нужно было отвезти ее к следователю за разрешением на свидание с Ванечкой, а потом сразу в “Кресты”. Мероприятие не из приятных, но после этого утреннего звонка Оле казалось, что ничто уже не сможет испортить ей настроение. На душе как будто наступил покой, все встало на свои места, Ангел снова с ней, и в мире наступила гармония.
В обшарпанном и каком-то казенно-безликом здании РУВД, куда они приехали с Верой за подписью бумаг, было неуютно, пусто и холодно. Вера ушла в глубину коридоров, к следователю, а Оля осталась внизу, в дежурной части. Села на свободный стул рядом с женщиной неопределенного возраста, которая суетилась над парнем лет девятнадцати. Как оказалось, это были мать и сын. Оля косилась на женщину, которая показалась ей необычной, странной. А необычное в ней было то, что она, по-видимому, совершенно не задумывалась о своей внешности, во всем облике виделось абсолютное пренебрежение к собственной персоне, похоже, эта не старая еще женщина полностью отказалась от себя, от своей женской природы. Нелепое ветхое пальто, каких даже в секонд хэнде не найти, платок, сапоги изношены и стоптаны, руки без перчаток, натруженные, узловатые, без маникюра.
Женщина рылась в рюкзаке своего сына и, проверяя его содержимое, то и дело обращалась к мальчишке, спрашивая, не забыл ли он то или другое. Но ему, похоже, было все равно, что содержал его рюкзак. Выглядел парень беззаботным и безмятежным. Оле плохо было слышно, о чем переговаривались мать с сыном, услышала только слова, произнесенные упавшим голосом: “Что? Опять будет суд? Все сначала?” — “Ага”, — равнодушно ответил парень и стал бренчать на гитаре, которую не выпускал из рук. Женщина тихонько заскулила. Мальчишка при этом, никак не отреагировав на плач матери, еще громче стал перебирать струны и даже начал что-то напевать себе под нос.
В душе у Оли накапливалось возмущение, оно росло с каждой минутой и требовало выхода. Смотреть на убогую, подавленную, плачущую женщину не было больше сил, и Оля не выдержала:
— Женщина, простите меня, что вмешиваюсь в вашу жизнь, но прошу вас: идите домой! Бросьте вы его здесь одного! Он же взрослый, совершеннолетний парень! Выспитесь, отдохните, займитесь своей личной жизнью!
Оля говорила с отчаянием, почти кричала. Женщина, не переставая плакать, живо откликнулась на Олин призыв.
— Ой, если б вы знали, всю кровь он мою выпил! Третий раз под суд идет, сил моих больше нет! В могилу он меня загонит! Двадцать семь лет лет человеку, а ума не нажил!
Оля поразилась: мальчишке можно было дать не больше девятнадцати-двадцати. Инфантильный, не знающий ответственности, скорее всего не привыкший трудиться тип! Он по-своему отреагировал на заявление Оли. С усмешкой самодовольно заявил: “А я нигде не пропаду! У меня с собой гитара, и я классно играю и даже песни пишу!”
Еще немного, и Оля перешла бы на оскорбления, да что оскорбления! Ей хотелось надавать ему по щекам! Оттаскать за волосы! Сама удивилась своей непримиримости и жестокости. Хорошо, что в дежурку вошла Вера, и Оля бросилась к ней навстречу, гася в себе бушующий пожар возмущения и негодования.
В “Кресты” Оля не пошла, осталась в машине, не хотелось соприкасаться с этим кривым зазеркальем, в котором даже красивые интеллигентные лица виделись Оле безобразными, искаженными, словно сошедшими с картин Иеронима Босха.
Ждала подругу на набережной, надеясь, что кто-нибудь снова будет “голосовать”, но никто не нуждался в ее услугах, и Оля решила прокатиться, чтоб не мерзнуть одной возле тюрьмы. Только тронулась с места, как к обочине подошли двое парней, размахивая руками в надежде остановить такси или частника. Оля притормозила возле них, и они сразу полезли в машину, на заднее сиденье, не договорившись о цене и не назвав адреса.
— Куда вам, мальчишки?
— Веселый Поселок, Дыбенко.
— Сколько денег дадите?
— Сколько надо, мэм, столько заплатим.
— Триста пятьдесят.
— Нет проблем, мэм, как скажите.
Оля с недоверием покосилась на парней, одеты они были неважно, какие-то безликие, слишком легкие для зимнего времени куртки, вязаные шапочки, стоптанные кроссовки.
— Деньги вперед, не сердитесь, всем так говорю.
— Все нормально. Вот получите.
Парень вытащил пачку сотенных купюр, отдал Оле четыре сотни.
— Сдачи не надо.
— Спасибо. С чего такая щедрость? Кем работаете-то?
— Воры мы, воры, карманники, вот другана посетили, лаве на его счет закинули.
Сказано так просто, даже с долей гордости.
— Ну, молодцы, что друга в беде не бросили.
— Ну, сегодня мы ему, завтра он нам. Без этого нельзя.
— Сидели тоже?
— Конечно, я два раза, Леха уже три. Ну, и еще, конечно, сядем, не сегодня, так завтра. Вы не бойтесь нас, мы вас не обворуем. Но на всякий случай предупреждаем: сумочку так не оставляйте.
Оля небрежно перекинула сумочку с соседнего сиденья к себе под бок.
— Денег там все равно нет, но документы дороже денег.
— Да есть, есть там у вас деньги, прикидываю, не меньше двух штук.
В сумочке было семь тысяч.
— Ну и как, нравится вам такая жизнь? Красть деньги, сидеть в тюрьме?
— Не нравится, ну а чего делать-то? Мы ничего больше не умеем. Образования нету у нас. Да вы не думайте, мы старушек нищих не грабим, мы же видим, у кого деньги есть. И вообще мы нужны нашей системе, без нас никак нельзя. Мы всем выгодны.
— Это как?
— Ну, сами посудите. От нас всем прибыль. Ментам платим. В тюрьме — всем платим. Не будет нас, сколько следователей, ментов и охранников работу потеряют. А так система работает. Следователи, судьи, адвокаты, надсмотрщики всякие и еще много всяких сотрудников возле нас кормятся. Не будь нас, все рухнет, а система должна работать, крутиться. А мы — часть этой системы.
— Да, интересно. Но почему же тогда менты вас в тюрьму отправляют, если вы им платите?
— Над ними тоже есть начальство, и если время от времени они нас сажать не будут, то “получат по шапке” или ваще работу потеряют.
Вот за такими разговорами по набережной правого берега Невы и через Дальневосточный проспект добрались до Веселого Поселка. Оля помнила, что где-то здесь, в районе метро “Улица Дыбенко”, живет ее Ангел, но где именно, не знала, то ли на Подвойского, то ли на Антонова-Овсеенко. Мальчишки вышли у “красного рынка”, вежливо попрощались. А Оля сразу рванула назад. Итак, второй раз она заработала деньги собственным трудом, умница Блошка заработала себе на бензин. Жаль, если придется продать ее, когда закончатся деньги.
Вера выглядела уже не такой расстроенной, как в прошлый раз, сразу сообщила с оптимизмом, что Ванечка выглядит неплохо, ни на что не жалуется, суд должен состояться уже через месяц и, скорее всего, ему дадут условный срок.
— Едем ко мне, подруга, — предложила Оля с надеждой на то, что, если Марку опять придет в голову звонить ей и напрашиваться в гости, у нее будет уважительная причина отказать ему.
Но Вера, как и в прошлый раз, сослалась на домашние дела и ранний подъем на работу.
И вот Оля возвращалась по вечернему Питеру домой. Одна. Совсем одна в этом пространстве под названием Санкт-Петербург. Мелькают дома, машины, фонари, огни. Легкий снежок припорошивает стекло. На углу Невского и Марата — авария, осколки фар, покореженные бамперы. На Старо-Невском мерзнут длинноногие проститутки в полушубках и коротких юбках. При повороте на Обуховскую Оборону — облава, две машины ДПС останавливают всех водителей и проверяют документы. Оле удалось проскочить. “Уффф…” — вздохнула с облегчением и прибавила скорость. Интересно, звонил ли Марк? Нужно обязательно купить автоответчик с определителем номера и еще подключить мобильник. Когда-то она не могла обходиться без мобильного телефона, и, если им с Сережей приходилось расставаться больше чем на час, Оля чувствовала себя некомфортно, ей просто необходимо было слышать его голос, даже если она знала, что муж в университете и в данный момент выступает перед аудиторией.
Еще с лестничной площадки услышала, что в ее квартире звонил телефон. Судорожно, торопливо открыла дверь, и бегом к аппарату! Успела!
— Алло! Ты где ходишь, я звоню тебе весь день!
— Да было много дел, только что вернулась, еще не успела раздеться.
— Я видел, как ты приехала на машине, белого цвета “десятке”.
— У меня двенадцатая. Но скажи, где ты сейчас? Как ты мог видеть меня?
— Я возле твоего подъезда. Звоню с мобильного. Скорее приглашай меня к себе, я замерз! Поставь чайник.
— Ты сошел с ума! Я не звала тебя!
— Хочешь, чтоб я замерз прямо у твоих дверей? Скорее говори, какой набирать код.
— Ок! Набери двести сорок девять и поднимайся на третий этаж. Думаю, номер квартиры ты и без меня знаешь.
— Да, знаю. Ну, встречай!
Оля бросилась в ванную, успела причесаться и подкрасить губы. Сняла куртку в прихожей и замерла в ожидании звонка в дверь.
15.
Марк стоял на пороге, невозможно красивый, странный. Стал как будто взрослее и выше ростом. Волосы стянуты в сложную, необычную прическу из множества длинных косичек, схваченных хвостом на затылке. Хотелось броситься ему на шею, покрыть всего поцелуями, скинуть с него пальто и все остальное прямо в прихожей, закружиться с ним в безумии, утонуть в его ангельской сути, раствориться в нем полностью и без остатка! Оля с трудом сдержала порыв и волнение и хриплым, чужим голосом пригласила:
— Ну, проходи.
— Я ненадолго, не волнуйся.
— Пальто снимешь? Сейчас поставлю чайник, как ты просил.
— Не знаю, стоит ли, я на минуту.
— У тебя что-то случилось?
— Случилось.
— У тебя какая-то просьба ко мне? Догадываюсь. Ангел мой, давай начистоту, не нужно выкручиваться, обманывать. Признайся, на гашиш денег не хватило?
— Нет, ты не права.
— Неужели? Тогда что?
— Ничего, просто я соскучился. Вот что случилось.
— Тогда раздевайся и проходи. Сейчас будет чай. Если хочешь, можно и чего-нибудь покрепче.
— Да, было бы неплохо.
Пока Оля, достав из бара бутылку вина, а из холодильника сок и фрукты, накрывала на стол, Марк разделся, снял пальто и шарф в прихожей и задумчиво бродил по квартире, рассматривая картины и фотографии на стенах. “Шикарно устроилась, — рассеянно констатировал он. — Настоящая профессорская квартира, так я себе и представлял”.
— Нравится?
— Мне кажется, что для одного человека слишком много места, тебе не тоскливо жить одной в таких апартаментах?
— Мне не одиноко, я никого не хочу видеть. Я люблю одиночество, вернее, полюбила с недавних пор. Но тебе рада, честно. Ну, садись.
Марк неожиданно уселся прямо на пол, на ковре возле ее ног, прислонился щекой к ее колену. Оле показалось, что еще немного, и он расплачется.
— Что с тобой, малыш? Что случилось? Расскажи мне, я выслушаю и не удивлюсь ничему.
Прильнул губами к ее руке.
— Ты так возбуждаешь меня!
— Не надо, малыш. Скажи, где ты пропадал? Я уже рассталась с тобой в душе, смирилась с тем, что мы больше не увидимся. Зачем ты снова постучался ко мне?
— Хочешь, уйду.
— Не хочу.
— Оля, у меня никого нет, совсем никого. Меня окружают неблагодарные твари, какие-то тени, не гони меня, мне некуда идти.
Марк прошептал это страстно и даже злобно. Оля ощутила, как боль его слов передалась ей в самую душу. “Бедный мальчик! Маленький, странный, никому не понятный, запутавшийся в жизни, не приспособленный к жестокой реальности ангелочек!”
Так приятно перебирать его волосы, гладить по щеке, заглядывать в глаза, видеть, как он слегка смущается и — что это? краснеет.
— Не буду тебя больше ни о чем спрашивать. Можешь переночевать у меня. Но только одну ночь. И ты должен позвонить родителям, чтобы они не волновались.
— Они и так не волнуются, им плевать на меня, Думаю, они счастливы, что меня нет дома.
— Тебе утром на работу? Ты говорил о каком-то кафе. Там все с такими прическами?
— Да, все мы, официанты, там как братья-близнецы, одинаковые прически, одинаковая одежда.
— Не может быть, чтоб кто-то был похож на тебя! Ты такой — один!
— Я правда нравлюсь тебе?
Терся щекой о ее колено, нежно перебирал пальцы рук.
Боже мой, как хорошо, как тихо, спокойно. Если б это не кончалось, если б так было всегда. Вот так сидеть, рядом, близко, чтоб он у ее ног, чтоб сладкая нега в душе и во всем теле! Хотелось сказать себе, что это и есть счастье, вот оно! Остановись, мгновение! Но какая-то чужая и настойчивая мысль, которая без спроса лезла в сознание, мешала Олиному наслаждению, усиленно сверлила мозг. “Не может быть, чтобы все так просто. Не верь ему. Зачем он здесь? Что ему нужно?”
Но чем назойливее эта мысль твердила ей о невозможности расслабиться и радоваться близости с юным красавцем, тем сильнее Оля пыталась избавиться от нее. Выпила залпом целый бокал вина, села на пол рядом с Ангелом. Он сразу притянул ее к себе. Никогда Оля так не целовалась, даже в юности! Чуть не задохнулась!
Все произошло так естественно, что невозможно представить себе, могло ли быть иначе. Марк был ненасытен. Они не спали всю ночь. Оля не представляла себе, что такое возможно: один бесконечный, длящийся всю ночь страстный поцелуй, слияние жарких тел, тихий шепот: хочу тебя, люблю тебя, я без ума от тебя! Весь следующий день Оля не могла прийти в себя, тело сковывала сладостная усталость. Хорошо, что Марк ушел рано, не позволив ей отвезти его на машине. Принял душ, наспех оделся и вышел в промозглое питерское утро, оставив на губах вкус своего поцелуя.
Оля приходила в себя весь день, снова и снова мысленно переживая произошедшее. И эти мысленные переживания были слабым эхом волшебной реальности, случившейся этой ночью. Да, он инопланетянин, да он двигался не как все, так, что временами она испытывала дискомфорт. А его лицо! Искажалось, словно от боли. А его крик! “Не могу больше! Я не могу больше!” Поначалу Оля пугалась, думала, что-то не так. Но раз за разом ситуация повторялась, и это искаженное, как от боли, лицо, и этот безумный крик: “Я не могу больше!” А еще закрадывалась мысль, что у Марка это было впервые. Чувство это она ничем не могла подтвердить, оно было где-то глубоко, на уровне женской интуиции. “Господи, как я его люблю, я люблю его!!” Оле хотелось плакать, но от счастья или от горя, она еще не разобралась.
Уже вечером стала ждать от него звонка, но Марк молчал. Позвонила сама на мобильный. Ей ответили: “Набранный вами номер не существует”.
Объявился через пару дней, как всегда, неожиданно, когда она уже потеряла надежду увидеть его снова. Распахнула дверь, и в следующее мгновение висела на его шее, нежная, горячая, полураздетая. Поднял на руки, отнес в комнату, а приготовленный Олей ужин ели при свечах, уже глубокой ночью.
Так повторилось еще несколько раз. Оля не смела спрашивать его ни о чем. Куда он уходил, когда вернется. Но ждала все время. Купила автоответчик с определителем, подключила мобильный, но звонков от него не было. Ангел появлялся поздно вечером, иногда ночью, утром исчезал в никуда. В один из вечеров она решила наказать его, лишив близости. Марк порвал на ней одежду и жестоко изнасиловал в прямом смысле этого слова. Это была как бы игра, но на грани полного безумия. А утром он, как никогда, был нежен и ласков с ней. Потом снова исчез.
Возникла потребность писать. Чтоб заполнить пустоту в душе и в пространстве, Оля снова села за компьютер, но не для того, чтобы гулять по виртуальному пространству, общаться в чатах или аське, даже не для того, чтоб искать новый материал о ее муже. Она решила написать роман о ее новой любви. Пусть Марк где-то сейчас без нее, дома, с родителями, в компании, с друзьями, быть может, с юными красивыми девушками, где бы он ни был, теперь ему не сбежать от нее. Его физическое отсутствие не есть полное отсутствие, он будет с ней рядом все время, и она увидит его со страниц своей книги и услышит его голос, все, что не успел или не посмел сказать. А если им будет не суждено больше встретиться, она додумает историю их любви сама, пусть это будет прекрасная сказка, а может быть, грустная мелодрама или жуткая трагедия, она еще не знает, что это будет.
Белый экран монитора смотрел на нее чистым листом бумаги. Главное — это название. Какое будет название романа? Подумала, написала посередине жирным курсивом: “Моя любовь”. Нет, пошло, банально, слышится что-то опереточное. Стерла и снова написала: “Солнечный Ангел”. Да, именно так. Солнечный Ангел.
Итак, о чем будет роман, с чего начать? Несомненно, роман будет о том, как в самые тяжелые периоды нашей жизни к нам являются ангелы-спасители, ангелы-искусители, вытаскивают нас, полуживых, с того света, подбросив нам новых проблем и забот, но дав нам взамен саму жизнь. Оле снова вспомнился рассказ некрасивой и немолодой провинциальной дамы о нежданной любви, нашедшей ее в тот момент жизни, когда она с ней почти рассталась в силу свалившихся на нее тяжелых обстоятельств. Вот об этом будет ее роман. Принимать или не принимать помощь обманчивого призрачного Ангела, который отвлечет вас от, казалось бы, неразрешенных проблем, излечит вашу депрессию, вернет к реальной жизни и одновременно загрузит новыми, не пройденными ранее путями и трудноразрешимыми задачами.
Правильно ли сделала сама Оля, приняв подарок небес в виде свалившейся на нее нежданной любви к юному красавцу? И какими новыми гранями обернется эта нереальная связь? Пока она ни о чем не жалеет. А дальше — будь что будет!
Подумала и чуть ниже написала эпиграф уже обычным шрифтом: “Дежурный ангел мне явился ночью, я не спала, я у окна сидела…”
16.
Ранним утром раздался телефонный звонок. “В такую рань! Кто это может быть?” Оля босая подскочила к аппарату, сняла трубку.
— Алло!
— Позовите Ивана Петровича.
— Вы ошиблись номером, здесь такого нет.
Оля уже хотела положить трубку, как другой, но до боли знакомый голос, его голос, ясно и отчетливо произнес:
— Оля…
Господи, что это?! Как же это! Это же Сережин голос! Не может быть!
— Сережа! Сережа!!!
— Оля… — чуть тише.
— Сережа, не молчи! Не молчи! Где ты, Сережа?!!
— Оля… — совсем тихо, чуть слышно, как эхо издалека.
— Сережа! Боже мой, не молчи! Сережа! Где ты! Сережа!!!!
Кажется, вжала трубку в самое ухо. До боли, до слез.
— Сережа! Сережа! Не молчи! Прошу тебя! Не молчи же!!
Плакала, кричала, потом вслушивалась в безнадежную тишину и снова кричала. Но на том конце провода абсолютная тишина, звенящая в голове, безнадежная тишина, и даже никаких гудков, ни коротких, ни длинных. Оля постояла еще какое-то время с трубкой в руках, маленькая, заплаканная, жалкая, в рубашечке, босая. Потом все же положила трубку и легла в постель с мыслью о том, что случилось невозможное. Сережа позвонил ей с того света. И ведь никто, никто и никогда не поверит ей. Сочтут за ненормальную, сумасшедшую, экзальтированную даму.
Только уснула, снова звонок. Звонила мама из Нижнего.
— Оленька! Поздравляю тебя с днем рождения. Как ты там, все одна? Я желаю тебе, чтоб ты наконец вернулась к прежней жизни, чтоб была нашей прежней жизнерадостной Олей! Пусть у тебя будет все хорошо, и здоровье, и счастье. Ты еще такая молодая! Оленька, сходи сегодня в церковь, пообещай мне, ты же крещеная. Уж мы все за тебя молимся, но и ты не забывай.
— Мамочка, спасибо. Ты же знаешь, у меня все в порядке. Живу, как все. С работой сложно, но найду, обязательно найду. Не волнуйся за меня. Обещаю, схожу в церковь.
Как так? У нее сегодня день рождения, а она забыла! Ну и дела! Сережа первый позвонил ей, своим звонком он поздравил ее с днем рождения. И почему она не прокричала, что по-прежнему любит его одного?! Твердила одно и то же: “Сережа, Сережа!”, как дура, а самого главного не сказала, что помнит его, любит и что никто никогда не сможет заменить ей его.
Маме, конечно, ничего об этом виртуальном звонке не сказала. Еще всполошится, заставит измерить температуру. А вот с Верой можно будет поделиться. Она, конечно, тоже не поверит, скажет, что приснилось во сне, что такое бывает, но Оле все равно, она-то точно знает, что Сережа связался с ней с того света! Так оно и вышло, Вера позвонила утром, поздравила подругу, но насчет виртуального звонка от Сережи трезво заявила, что бывают такие сны, словно явь. Оля не сердилась на подругу. Как бы она сама отреагировала, сообщи ей Вера нечто подобное? Еще Вера обрадовала Олю неожиданным и приятным подарком: на вечер куплены билеты в БДТ на премьеру с множеством звездных актеров.
Оля вдруг засуетилась. Как же давно она не была в театре! Она обязательно пойдет! Разоденется в пух и прах! Когда последний раз она надевала вечернее платье, настоящие драгоценности, а не бижутерию? Сегодня она почувствует себя королевой, будет ловить на себе взгляды мужчин. Сережа был бы доволен ею, если б видел, как она прекрасно выглядит, она здорова и благополучна! Она настоящая Женщина! Да, Женщина с большой буквы! Ах, если б можно было пойти в театр с Марком, одеть его в смокинг! Да что смокинг! Что бы он ни надел, пусть даже обычные джинсы и свитер, все равно был бы самым красивым из всех мужчин! Хотелось кружиться, петь, любить, быть любимой, счастливой и верить, что так и будет!
Открыла все шкафы с нарядами. Вот маленькое скромное черное платье на тонких бретельках. Пожалуй, слишком короткое и открытое для театра. Хотя если надеть черные замшевые сапожки, черные же колготки, накинуть шаль из норковых хвостиков, то очень даже ничего. А вот темно-бордовое платье за колено, но оно слишком закрытое, а ей сегодня хотелось, чтобы все видели ее нежный персиковый загар. Повытаскивала все из шкафа. Одежда валялась на креслах, диване, на полу, а Оля ничего не могла выбрать для вечернего похода. Наконец остановилась на строгой черной юбке за колено с высоким разрезом, черной с серебряными блестками обтягивающей кофточке с открытыми плечами. К ней подходит вот это колье из белого золота. Бриллианты мелкие, но искрятся невероятно ярко. А еще кольца! Вот это, с сапфиром, она купила сама себе, вот это Сережа подарил ей просто так, когда делали шопинг по магазинам в одной из поездок. А где самое любимое колечко, которое было подарком Сережи ко дню ее рождения? Сегодня она обязательно наденет его. Оля помнила, что надевала его не так давно, когда мчалась на встречу с инетовским Романом, а когда сняла, то положила колечко вместе с деньгами в сервант. Кольца на месте не оказалось. Ее словно обдали кипятком. Где кольцо?! Оля обшарила весь сервант, все вазочки, все шкатулки. Стояла посреди комнаты, рассеянно глядя по сторонам. Когда она потеряла его? Быть может, забыла снять и в ванной случайно смыла с пальца? Или случайно стащила с перчаткой?
Бросилась искать по всей квартире, везде, в самых невероятных местах. Перетрясла постельное белье, обшарила все сумки. Искала в ванной, на кухне, в прихожей. Решила: она не остановится, пока не найдет кольцо! Но поиски результата не дали. В квартире было все перевернуто вверх дном, пока наконец чужая, холодная, потусторонняя, сражающая своей невозможностью и невероятностью мысль не остановила ее, обезоружив своей жуткой и страшной реальностью. Не теряла она кольцо! Не теряла! А положила вместе с деньгами вот сюда, в вазочку. Ангел! Он был в ее квартире несколько дней назад, только он! Больше никого! Значит, он и украл. А кольцо она вовсе не теряла.
Оля села на диван и заплакала, заскулила тихонько, уткнулась лицом в подушку. Какая она дрянь! Дрянь! Гадкая, отвратительная! Как она противна сама себе! И новая мысль: “А деньги? Деньги же на месте! Как она смеет обвинять Марка в краже, ведь “не пойман — не вор”! Вскочила с дивана, достала пачку денег из серванта. Она не пересчитывала их никогда, просто брала из пачки, и, по ее подсчетам, там должно было оставаться тысяч тридцать пять-сорок, не меньше. Денег оказалось пятнадцать тысяч пятьсот пятьдесят рублей мелкими купюрами. Всего?! Не может быть! Голова шла кругом. Так, спокойно, нужно просто вспомнить, когда и сколько последний раз она снимала с книжки? На что тратила, что покупала? “Боже мой! Ничего не помню!” Никогда раньше не занималась такой ерундой. Никогда ничего у них не пропадало из квартиры, хотя вечеринки они устраивали нередко. Бывало, наоборот, какая-нибудь забывчивая гостья оставляла в ванной на полке золотое колечко, или бабушка находила во время уборки в прихожей упавший кошелек с деньгами. Приходилось обзванивать знакомых, выяснять, чья пропажа.
Хуже всего, что Оля не была уверена на сто процентов, что это Марк совершил кражу. И эта непонятность и неопределенность еще больше раздражала Олю. Уж лучше точно знать, чтоб было все определенно. Кража так кража, потеря так потеря. А что же получается? Она даже в милицию не может сделать заявление!
Ее раздумья прервал телефонный звонок. Снова Вера.
— Ну, как? Собираешься? Что решила надеть?
— Вера, прости, я не пойду никуда. Плохо себя чувствую, наверное, давление подскочило. Хочу проваляться этот день в постели.
— Перестань! Прекрати! Опять за свое? Немедленно собирайся!
— Нет, прости. Спасибо тебе, Вера. Но останусь дома.
— Ну, как хочешь, но знай: я обиделась! А может, что-то случилось?
— Ой, Вера, не знаю. Мне кажется, меня обокрали. Не могу найти колечко, подаренное Сережей.
— Ангел? Ты, помнится, рассказывала, что он любитель покурить травку. Оля, пиши заявление в милицию!
— Если б я была уверена. Но я не знаю точно, может, сама где потеряла.
— Позвони ему, спроси. Нечего интеллигентничать.
— Думаю, что позвоню. Но пока мне нужно прийти в себя. Вера, спасибо тебе. Я позвоню тебе позже.
Итак, она оказалась почти в той же ситуации, что ее подруга. Как ужасно чувствовать себя обворованной! Такое чувство, что залезли в самую душу и наплевали туда, натоптали грязными ногами. Оля набрала номер Марка. Низкий женский голос ответил:
— Алло.
— Здравствуйте. Можно Марка?
— Его нет. А кто его спрашивает?
— Знакомая.
— Вас не Юля зовут?
— Нет, Оля. А вы мама Марка?
— Да. Мы сами ищем Марка, он пропал и уже несколько дней от него никаких известий, волнуемся с отцом, не знаем, где его искать. Вот нашла в письменном столе телефон некой Юли, буду ей звонить.
— Это я и есть, просто мое настоящее имя Оля.
— Понимаю, в Интернете у вас другие имена. Я думала, что он у вас. Он сидел за компьютером сутками, месяца два. Нам пришли космические счета. А потом он вовсе пропал.
— Я бы тоже хотела знать, где он. Скажите, а у вас ничего не пропало из дома вместе с ним?
— Пропало! Все деньги, что лежали на учебу, пропали. Скоро платить за второй семестр, просто не знаю, что он думает. Исчез вместе с деньгами. А почему вы спрашиваете?
— Вам не кажется, что он самый настоящий наркоман?
— Нет, ну что вы так сразу. Бывало, он курил гашиш, даже кальян купил, но кто сейчас не курит? Просто он такой, всегда был необычным, странным. Измучились мы с ним.
— Он говорил про какое-то кафе, где работает официантом. Нужно найти это кафе, тогда и Марк найдется.
— Да, и нам говорил, но где же найти это кафе?
— Ну, всего доброго. Если я что-то узнаю, то позвоню вам.
— Позвоните обязательно. Мы очень волнуемся. Я смотрю на сыновей моих знакомых. Все учатся, работают. С девочками встречаются. А у него даже не было никого. Никаких девочек, никаких друзей, все время один да один. И вот, пожалуйста, пропал.
— Не волнуйтесь, деньги кончатся, объявится.
Хорошо, что позвонила и поговорила с мамой Ангела. Все встало на свои места. Кольцо и деньги украл он, но как его разыскать? И сможет ли она вернуть хотя бы кольцо? Конечно же, оно уже где-нибудь в ломбарде. Нужно срочно выкупить его, кольцо нужно немедленно вернуть! Она заставит Марка сделать это, даже если придется обратиться в милицию!
Оля снова воспрянула духом. Найти Ангела! На всякий случай еще раз набрала номер его мобильного телефона. Ответили то же самое: “Набранный вами номер не существует”. Итак, что она знает, за что можно зацепиться? Кафе! Растаманское кафе, где все официанты с одинаковыми прическами.
Зашла в Интернет. Через Яндекс ничего найти не удалось. Вошла в питерские чаты, сразу в несколько. Начала опрос мальчишек, и наконец появилась зацепка. Один из парней сказал, что был как-то раз в таком кафе и что оно находится то ли на Пестеля, то ли на Белинского. Оля не стала тянуть время, быстро оделась, и за руль. Молодец Блошка, заводится в любой мороз!
Город уже погружался в сумрак. До Нового года оставались считанные дни, но иллюминация была очень скромной.
Оля вспомнила, как они встречали с Сережей Миллениум, начало двадцать первого века. Это была поездка по Европе. Все города в огнях, везде елки, ощущение праздника, сказки! Карусели, ярмарки, ледяные катки. Когда вернулись в Питер, то были поражены контрастом. Все тихо, буднично, провинциально. Вот и сейчас так же.
Повернула с Садовой к Фонтанке, проехалась медленно по Белинского. Остановилась возле какой-то пивной, еще у ресторанчика. Заглянула в кафе-кондитерскую. Все не то. На Литейном кафе и ресторанов не счесть. Чтоб объехать все, не хватит и месяца. Прокатилась по Пестеля до Радищева, останавливаясь и заходя в кафе, бары и кондитерские. Устала и все больше понимала всю безнадежность и бесперспективность поисков. Искать растаманское кафе в центре города, не зная названия, занятие неблагодарное и пустое. Но у нее нет выбора, нельзя терять надежду, терпение, вот еще объедет тот участок Пестеля от Литейного к Фонтанке, посмотрит, что там, и тогда вернется домой. Продолжит поиски завтра, предварительно опросив мальчишек в Интернете.
Изогнутый кусок улицы Пестеля ближе к Фонтанке, несмотря на строгий силуэт Пантелеймоновской церкви, какой-то мрачный, неприветливый. Старинные, красивые, но тяжелые серые глыбы-дома по-европейски, сплошной стеной, тесно жмутся друг к другу, ни магазинов, ни ресторанов. Нет, по левой стороне что-то типа бара под названием “Черный кот”. Оля развернула машину и припарковалась у входа. Включила аварийную сигнализацию, так как парковка была запрещена. Через большое окно увидела слабо освещенный полупустой зал и парня-официанта, профессиональным ловким движением белой салфеткой протирающего стол. Ангел?! Длинный хвост из черных волос, заплетенных в косички, в ушах серьги. Сердце, как молот, забухало в груди. Оля стояла возле большого и низкого окна, не смея войти в бар. Она поймала себя на том, что волнуется не из-за кольца, не из-за денег, а из-за возможности увидеть его здесь и сейчас, ее Ангела, ее странного запутавшегося мальчика. Она, Оля, его настоящая женщина и, скорее всего, первая женщина. Странно, почему нет на него злости? Это неправильно, это мешает ей! Правильнее было бы злиться на него, ненавидеть!
Между тем парень повернулся лицом к окну, и Оля разочарованно выдохнула: “Не он!” И тут же смело шагнула в бар. Раздеваться не стала, лишь расстегнула шубку, и — к официанту, который уже недоуменно смотрел на нее. Похож на Ангела, похож, не только прической, но еще чем-то неуловимым, хотя не так красив. Словно легкая тень от Ангела.
Оля обратилась к нему без предисловия:
— В вашем баре работает Марк, можно его позвать?
Официант не удивился, наоборот, ответил так, как будто уже устал от этих вопросов за день:
— Он болен. Должен был сегодня выйти, но предупредил, что заболел.
— И когда здесь появится?
— Его смена через два дня. Если поправится, то придет.
— А где он живет? Как его найти?
— Зачем он вам? Что случилось?
Парень с интересом и с иронией осматривал ее с ног до головы, и Оле почему-то подумалось, что Марк рассказывал своим коллегам о связи со взрослой женщиной. Но ей было все равно. Плевать она хотела на этих самоуверенных в своей неотразимости малолетних наркоманов.
— Мне нужно обязательно встретиться с ним, обязательно. Иначе у него начнутся неприятности.
К ним подошел высокий упитанный мужчина, по виду босс, гладко зачесанные волосы тоже стянуты в хвост.
— Что за шум, что случилось?
— Мне нужен сотрудник вашего кафе — официант Марк.
— Он болен. Его сегодня нет.
— Но вы знаете, где он живет?
— Может, и знаем, но это информация конфиденциальна, и мы не имеем права разглашать ее.
— Скажите хотя бы его телефон, городской или мобильный.
— Дамочка, покиньте кафе, не нужно шуметь, сюда люди приходят обедать или ужинать, отдыхать, а не скандалить.
— А может, все же за чем-нибудь другим? Например, покурить гашиш или принять чего покрепче?
— Дама, я прошу вас покинуть помещение, пока не позвал охранника.
Оля захлебнулась от возмущения! Никто никогда так не разговаривал с ней! Да как он смеет!! В душе росло негодование. Хотелось грубить, ругаться матом! Если они играют не по правилам, то и она будет вести себя точно так же.
— Да пошли вы все, уроды!
Развернулась на шпильках и вышла из бара неторопливой походкой уверенной в себе леди.
17.
Оле снилось, что у нее болит сердце. Новое незнакомое чувство внутреннего дискомфорта. Мучилась, ворочалась, пытаясь принять удобное положение, наконец проснулась. Тяжело дышать, ничего не болит, но тяжесть в груди и непонятное тревожное беспокойство, как будто должно случиться что-то ужасное, страшное.
Села, чтобы набрать воздуха в легкие, и… Боль! Пронзительная, невыносимая! Как будто острая длинная спица вонзилась в грудь, застряв в глубине, пронзила насквозь легкие, сердце. Ни вздохнуть, ни пошевелиться. Дышать! Хотя бы чуть-чуть, поверхностно. Вот так, часто, поверхностно, ртом. Никаких мыслей в голове, пустота, только дышать! А еще нужно успокоиться, паника может только усугубить ситуацию. Что это? Инфаркт? Или приступ стенокардии? Может, простая невралгия? Никого рядом. И к телефону не подойти. Вообще не пошевелиться, не поменять положение, не встать. Сколько же это продлится? Дышать! Вот так, хотя боль не проходит, но можно смириться с ней и дышать уже чуть глубже. “А что если мне не выкарабкаться? А если это конец? Так неожиданно. Так скоро. И так мучительно, в полном сознании. Нет! Только не паниковать, успокоиться, думать о приятном. О приятном. О чем же? Вчера у нее был день рождения. А если вчерашний день — это последний полноценный день в ее жизни?! Вполне возможно. Утром позвонил Сережа. Звонок с того света. Оля… Оля… Что же он хотел ей сказать? О чем предупредить? Оля… Оля… Ты все делаешь не так! Ты живешь не так!!
Потом позвонила мама. Оля, тебе нужно найти работу. Оля, обещай мне, что сходишь в церковь. Пообещала, но не сходила. Какая же я дрянь! Чем занималась, на что тратила свое время? Полдня примеряла шмотки. Потом носилась по городу, как чумная, за призрачным Ангелом, который летает Бог знает где! Не пошла с подругой в театр. Бегала, носилась, суетилась. Зачем? И вот теперь наказана! Да, и правильно, и поделом мне!”
Боль не отступала, ни пошевелиться, ни поменять положение, ни вздохнуть полной грудью. “Господи, помилуй, Господи, помилуй!” Даже ни одной молитвы не знает! Только бы выкарабкаться! Первое, что сделает, сразу поедет в храм. А еще выучит “Отче наш”. Да! Начнет с этого. Обещала маме, но не сходила в церковь. Работу не ищет. Не делает ничего! Пьет, ест, спит и еще развлекается в Интернете или носится в реале за призрачным красавцем, который ограбил ее, а потом попросту забыл! Она все делает не так! Живет не так! А как жить правильно? Быть может, прислушаться к словам Анны Ахматовой: “Я научилась просто, мудро жить, смотреть на небо и молиться Богу…”? Но что значит — жить просто и мудро? Без суеты и с Богом в душе? Это вовсе не просто.
Боль мало-помалу отступала. Дышать стало легче, и Оля смогла спустить ноги с постели. Потом встала, прошла в ванную, достала из аптечки валокордин. Накапала, выпила. Боже, как хорошо! Можно просто ходить, двигаться. Можно дышать!!! Боль отступила, но состояние “спицы, вонзившейся в сердце”, все еще не проходило, и вообще теперь она знала, что у нее есть сердце, оно давало о себе знать тем, что может болеть или неровно стучать или кровоточить.
Утром позвонила Вере. “Приезжай, нужно обследоваться. Возможно, был приступ стенокардии, но не исключен и микроинфаркт”.
Ходить по поликлиникам, сдавать анализы, делать кардиограммы, сидеть в очередях со старушками? Неужели ее ждет такой удел? Нет! Не пойдет! Будь что будет! Если есть Бог, пусть он решает за нее, что ей делать дальше, жить или умирать. Оказывается, приятно сознавать иногда, что у тебя нет выбора и за тебя его делает кто-то другой.
“Я всего лишь маленькая женщина. Буду послушной для воли Создателя. Сегодняшнее предупреждение и наказание принимаю с покорностью и благодарностью. С сознанием того, что все делаю не так, живу неправильно. Я постараюсь исправиться. Обещаю, как только сяду за руль, моя первая дорога будет к храму! Отдаюсь на твою волю, Боже!” Такой была Олина импровизированная молитва, которую она произнесла перед окном замерзшего окна искренне и от сердца. Но словно услышала со стороны: “Сесть за руль и ехать к храму сможет каждый. Пешком! Пешком нужно пройти!”
— Но пешком — это так далеко! А на улице такой лютый мороз!
В ответ — молчание. Решено! Она пойдет пешком. Если не умрет по дороге, то дойдет, приползет!
Все же этот день и весь следующий провела дома. Лежала, размышляла. А еще нашло вдохновение, и отпечатала почти на одном дыхании целую главу романа. Пусть никто ее не прочтет, но этот разговор с самой собой ей просто необходим. А еще поняла, что такое вдохновение. Это когда пишешь не то, о чем собиралась написать заранее, а нечто совсем другое, словно не твое, словно по заготовленной кем-то матрице. И если ощущаешь внутренний комфорт и удовлетворение от своей работы, если ясно сознаешь, что строчки ложатся правильно, слова встают, как пазлы, — каждый на свое место, вот это и есть вдохновение. Хотя кто знает, как это происходит с другими?
Утром оделась, закуталась: шерстяные колготки, велюровые брюки, сапоги на удобной подошве, мохеровый свитер, пуховик, легкий, теплый. Натянула меховой капюшон, спрятала лицо в пушистый шарф, руки в варежки — отправилась в путь, в Александро-Невскую лавру. Не самый ближний храм к ее дому, но Оля твердо решила, что если пойдет, то именно туда, и прикинула, что дорога по времени должна занять часа полтора, может быть, два.
До “Елизаровской” дошла быстро. Морозный воздух был чист, дышалось легко, сердце стучало ровно. Прошла мимо погребка “Солнечный ангел”, вышла на Обуховскую Оборону.
Идти… и знать, что тебе никуда,
И знать, что ты не существуешь,
Но честно тоскуешь по тем, кто так тебя не любит,
Я… хотела быть просто сильней, а может, мне так казалось,
Но я не осталась… такой, какой была когда-то.
Нет… не верю, что так может быть, и каждый из нас будет плыть
В своем направлении по настроению…
Все больше чувствовалась усталость в ногах, а еще хотелось отвлечься от мыслей, от однообразия дороги. Если б можно было заглянуть в эти магазинчики, что встречаются на пути, то идти было бы легче и веселее. Но Оля продолжала путь, стараясь не смотреть по сторонам. Зачем она идет в лавру? С чем идет? О чем будет просить? Вернуть деньги, кольцо? “Не собирайте благ земных, где и моль, и ржа, и воры промышляют, собирайте блага духовные…” Она будет просто благодарить Бога за благополучие, которым она была окружена, за здоровье, за хлеб насущный. А просить? Работу? Любовь? Работать ей надо, и даже придется, она не отрицает, но не представляет себе где, кем. Любовь? Любить она уже не сможет никого.
Ангел был ловушкой, в которую она попалась. Но он выполнил свою миссию, вернул ее к жизни, и сейчас она предоставлена самой себе, должна сама продолжать карабкаться по жизни, принимать со смирением и как должное все, что подарит или отнимет у нее судьба. Прав был Вадим, когда предупреждал ее о последствиях связи с юным красавцем. И вот сейчас ей предстоит ломка. Нужно переломать себя, приучить к жизни без Ангела. Но кто же посадил ее на этот наркотик? Кто виновен в том, что человек становится наркоманом? Сам наркоман, пожелавший впервые уколоться зельем, или тот, кто предложил ему эту неземную эйфорию? Конечно же, в первую очередь сам наркоман! Ведь ему дан разум! Его вина в том, что у него не хватило воли и мужества отказаться от дозы, хотя о последствиях он знал наверняка и все же принимал сладкий яд, зная, что это грозит ему гибелью.
Ну, а тот, кто подсунул этот яд, разве он не виновен? Разве он не должен нести ответственность за происходящее? Конечно же, ответственность с того, кто предложил эту сладкую отраву, не снимается! Если высший Разум сам посадил нас на сладкий наркотик, подсунул его в тот момент жизни, когда мы были готовы отвергнуть все его земные блага, тогда он должен взять ответственность на себя. Не оставлять нас наедине с собой, а быть рядом, контролируя и подсказывая выход из ситуации. Быть нашим терпеливым лекарем, постепенно снимая нашу зависимость, заменяя ее более легкими средствами, постепенно указывая предназначенный для нас земной путь и наше предназначение. Вот об этом, наверное, и стоит просить: пережить ломку, выйти на свой путь, чтобы выполнить свою миссию.
В лавре шла литургия, все торжественно, красиво, серебрились иконы, пахло ладаном. Пели певчие, импозантные священники в дорогих одеждах совершали обряд. Оля купила одну, но самую дорогую свечу и маленький карманный молитвенник. Дома ей предстоит выучить “Отче наш”. Свечу поставила возле ближайшей к ней иконе Тихвинской Божьей Матери. Прочитала молитву, которая была написана тут же, рядом с иконой, и отправилась бродить по храму, разглядывая иконы, церковную утварь, сам храм. Возле иконы Николая Чудотворца толпились прихожане, даже образовалось нечто вроде небольшой очереди, всем хотелось поставить свечу перед образом.
Оля тоже подошла к лику святого, постояла немного, разглядывая образ, и вдруг начала мысленно просить: “Святой Николай Чудотворец! Прошу тебя, сотвори чудо! Пусть Марк вернется ко мне, пусть он позвонит мне! Мне больше ничего не надо! Пусть мне позвонит мой мальчик!”
Обратно возвращалась на маршрутке. Ноги с непривычки гудели, да и удобная подошва у сапог на проверку оказалась не такой уж удобной. В голове все еще звучало церковное песнопение. Колоритный бас священника: “Миром Господу помолимся!” Как правильно, как мудро! МИРОМ ГОСПОДУ ПОМОЛИМСЯ! Но это всего лишь слова, а на деле Господу молятся только настоящие православные, истинно верующие, которых меньшинство. Но, быть может, благодаря этому меньшинству все остальное большинство держится на плаву, не сознавая, кому они обязаны этим.
А что если и вправду обратиться к Создателю всем МИРОМ?! Вот когда сам по себе отпадет главный вопрос: есть Высший Разум, называемый нами Богом, или нами управляет бездушная природа?!
Один день в году, может быть, накануне Нового года, или в Рождество, или в Пасху, обратиться к Богу всем миром, невзирая на разность религий, вероисповедания, цвета кожи, философий, взглядов, разницы во времени! Да что там один день в году! Один час в году! Всем миром! “Господи! Люди планеты Земля обращаются к тебе с верой, с надеждой, с любовью!” Всего лишь на один час в году остановить работу, остановить конвейеры, торговлю, бесконечный бег повседневной суеты! Миром Господу помолимся! Попросить у него остановить стихийные бедствия! Землетрясения, цунами, ураганы, торнадо, наводнения. Всего на год. Неужели любящий нас Великий Боже не смилостивится?! Не примет великую всеобщую жертву, не услышит голос всех жителей Земли, обращенных к нему? Не может этого быть! И если молитва будет услышана, если хотя бы на год прекратятся природные катаклизмы, не зависящие от маленьких человеков, то можно будет утверждать: есть Великий Господь! Велика сила молитвы! Велика Божья милость к творениям своим! Да и вообще утверждать о реальности любящего нас Высшего Разума! Сколько атеистов поменяют в корне свое мировоззрение!
А спустя год можно будет снова всем миром обратиться к Создателю с молитвой благодарности и просить у Бога уже о чем-то другом. Например, обратиться миром с просьбой помочь вразумить потенциальных преступников, наказывать их при земной жизни, оградить людей от необходимости применять смертную казнь! Отдать весь преступный мир на Волю Божию. Не может быть, чтоб не дрогнуло сердце у потенциальных убийц, насильников, воров!
Оля достала купленный в лавре карманный молитвенник. “Отче наш, сущий на небесах. Да святится Имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя…”
18.
Прошли новогодние праздники. Оля все еще была в состоянии ломки. Она ждала Марка, хотела его близости, нет, пусть не близости, просто видеть его, быть рядом, знать: он есть, он думает о ней. Но телефон молчал, и по электронной почте сообщения приходили, но только не от него. В кафе “Черный кот” ей сказали, что он здесь больше не работает.
Искала его в Интернете, даже не его, а его образ. Красивых мальчиков было немало, но их красота была обычной, простой, земной, она не цепляла Олю, не волновала душу. И что вообще может ее зацепить, удивить, привязать к себе? Ее муж был супермозгом, суперинтеллектом, каких больше нет и не будет! Ее любовник, юный, странный, был обладателем неземной красоты. И то и другое в прошлом. Чего ждать еще?
Сняла со счета последние деньги, их хватит, чтобы прожить года два скромно, без излишеств. Еда, коммунальные услуги, Интернет. Что дальше? Продаст машину, продаст гараж, драгоценности. Для чего? Чтоб медленно тащиться, не нужной никому?
…Идти… и знать, что тебе никуда,
И знать, что ты не существуешь,
Но честно тоскуешь по тем, кто так тебя не любит…
Ангел позвонил, когда Оля уже отчаялась. Его домашний номер высветился на автоответчике. Как долго она этого ждала! Оля так растерялась, что не стала снимать трубку и перезванивать тоже не стала. Что она скажет, о чем с ним вообще можно говорить? Нет, наверное, стоило хотя бы выслушать! Но Марк снова пропал. Глупая, что же она наделала! Прошло три дня, неделя, Марк не звонил. Что за насмешка?
Но все же чудо случилось, Ангел позвонил, как она и просила, и она уже не смеет роптать на святого, который не услышал ее молитву, не внял ее горячей просьбе.
Оля представила себе разговор там, на небесах, между святыми и самим Господом. Наверное, это было приблизительно так.
— Босс, тут какая-то ненормальная просит, чтобы ей красавчик позвонил, который ей чуть ли не во внуки годится.
— А как просит? Быть может, так себе просит, может, сама не знает, чего хочет, чего ей просить.
— Да нет. По-настоящему просит. Пешком к лавре пришла с этой просьбой.
— Хм. Просит, чтоб красавчик позвонил, говоришь, и больше ничего?
— Ага, чтоб позвонил во что бы то ни стало. А он о ней уже и думать забыл, не помнит в упор, кто она такая.
— Ну так чего проще, пусть вспомнит и позвонит ей. У нее же есть определитель, пусть видит, что он ей звонил. Считай, что ты выполнил свою миссию.
— Но боюсь, что под этим звонком она подразумевала нечто более значимое.
— То, что она имела в виду, нас не должно волновать! Просила звонка — пусть получит. Пройти пешком к лавре — это не шутки!
— Босс, вы просто гений! Все ясно! Хотела звонок — получит звонок, ни больше, ни меньше!
Наверное, это было так, думала Оля с усмешкой, и последний шанс, который был ей дан для встречи с Ангелом, упущен ею самой, и винить уже некого. Но можно еще раз пойти в лавру и снова просить святого, принеся с собой большую жертву. Например, три дня полного голода!
Но тут, как это бывало с ней не раз, чужая мысль, вторгшаяся в ее мозг, холодно, язвительно, но ясно и даже с чувством юмора отрезвила ее.
— Глупая! Глупая, тупая, мелочная тетка! Ты хуже старухи из сказки о Золотой Рыбке! Просила корыто! И снова собираешься приносить жертву и просить! И что просить?! Снова то же корыто! Глупая, пустая, тупая старуха! Неужели тебе больше нечего просить у Создателя??!!!
Это было так неожиданно, что Оля рассмеялась.
— Но что же делать, я так хочу его!
— Ну, что ж. Если будешь просить корыто, значит, ты только этого и достойна!
Зима обещала быть лютой. Морозы не ослабевали ни на день. Оля сняла аккумулятор с машины, не ездила никуда, сидела дома за компьютером. И ей не было скучно. Роман продвигался медленно, но Оля уже точно знала, что конец будет счастливым. Главная героиня и ее Солнечный Ангел пройдут через тернии, трудности, предательство близких людей, ложь и лицемерие и поймут наконец, что друг без друга в этом холодном и равнодушном мире им нет пути. Ангел из искусителя и соблазнителя превратится в обычного влюбленного юношу, земного, простого. И роман закончится скандалом по поводу ребенка, которого они решат усыновить. Героиня будет настаивать на мальчике, а Ангел — на девочке. Скандал закончится компромиссом, и они выйдут из детского приюта для сирот с двумя маленькими ангелочками, братом и сестрой. Вот такой хэппи энд!
Оля писала, как ненормальная, так ей хотелось скорее прийти к красивому финалу! Наверное, счастье заразительно, притягательно, потому что в тот же день, когда Олины герои, пройдя через все горести и мучения, обрели наконец долгожданный душевный покой и тихую радость и поняли, что за счастьем не нужно бегать далеко, вот оно, нужно только протянуть к нему руку, в этот самый день, вернее, в этот морозный зимний вечер раздался звонок в Олину дверь.
— Кто?
— Это я, Марк.
Сердце застучало тревожно, неровно. Мысли в панике бросились в разные стороны. “Пускать или нет, открывать дверь или нет?” Решила: откроет, выслушает, но не пустит.
Марк был неузнаваем. Худой, со впалыми щеками, то же черное длинное пальто. Без шапки. Нижняя часть лица спрятана в шарф, глаза закрыты черными очками. Зачем зимой солнцезащитные очки? Оля протянула руку, сняла очки и… ахнула.
Один глаз был сплошным черно-синюшным отеком, второй — в ореоле кроваво-красного месива.
— Господи, что с тобой? Кто тебя так?
Затащила в квартиру, сняла с него пальто, забегала, засуетилась. Аптечка! Бинты, вата, перекись водорода, анальгин. Тут же мысленно ставила диагноз: сотрясение головного мозга, ушибы, гематомы обоих глаз, множественные ссадины и царапины лица, кахексия. Уложила на диван. “Малыш, все будет в порядке, я все сделаю, я вылечу тебя”. Марк не сопротивлялся, молчал, терпел, когда она обрабатывала раны перекисью и йодом, накладывала на глаза повязки со стерильными салфетками, лишь раз попытался притянуть ее к себе, поцеловать опухшими губами, но Оля отстранилась.
— Малыш, потом, тебе нужно поправиться.
— Прости меня, Оля, прости. Я все верну тебе, вот увидишь.
— Молчи, молчи, тебе нельзя разговаривать. Я знаю, ты все вернешь, никогда не сомневалась в этом.
Спал почти целые сутки. Оля сварила куриный бульон, кашу на сгущенном молоке. Марк почти ни к чему не притронулся. Пыталась кормить его с ложки. Упирался, как капризный ребенок.
— Малыш, что же случилось, расскажи, кто тебя?
— Оля, почему люди такие неблагодарные твари?! Я все им отдал, все, что у меня было, а они…
— Люди разные, малыш, зачем же ты выбираешь неблагодарных тварей? А еще знаешь простую истину: поступай с людьми так, как хотел бы, чтоб они поступали с тобой. Возможно, ты кого-нибудь из них обидел, вспомни!
Позвонила Вере, проконсультировалась, чем лечить, что делать. Вера не одобряла Олину мягкотелость, всепрощение, но лечение подтвердила: при сотрясении мозга нужны всего лишь постельный режим, полный покой и анальгин три раза в день. Голос Веры был бодрым, почти жизнерадостным, настроение оптимистичное. Ванечку в ближайшие дни должны были выпустить после суда, под условный срок.
— Оля, вот выйдет он, ни на минуту не оставлю одного! Возьму отпуск, будем в театры, в кино ходить, в музеи. Запишу его на курсы, какие он сам пожелает, а еще в бассейн. Съездим к родственникам.
— Вера, как приятно слышать твой бодрый голос. И вообще, такая светлая полоса в жизни началась! Как немного нам, женщинам, нужно для счастья!
На следующий день Оля вышла на несколько минут в магазин за соком и в аптеку за таблетками. Как было хорошо на душе, тихо, спокойно, словно во всем мире наступила полная гармония. Морозный чистый воздух, ясный солнечный день. Сейчас бы отправиться с Ангелом в Павловск, бродить по парку, держась за руки, кормить белок и синичек с ладоней. А еще кататься на финских санях. Вот поправится, обязательно они съездят и проведут незабываемый день в Павловске, размышляла Оля, складывая в пакет купленные в аптеке витамины, таблетки, мази и глазные капли для Ангела.
Когда возвращалась, доставала из сумочки ключи, увидела приоткрытую дверь квартиры, почувствовала неладное. Сердце упало. Ворвалась в распахнутую дверь. “Марк! Марк!” Его нигде не было. Бросилась к шкафу, где были спрятаны деньги. Денег не было. Шкатулки с драгоценностями не было!
“Марк! За что?! Что я тебе сделала? Почему ты так поступил со мной?! Разве это возможно? Неееееет!!”
19.
В газете было много объявлений насчет работы, но Оля ничего для себя выбрать не могла. Врачом ее никто бы не взял. Продавцом? У нее не было опыта, да и не нравилось ей это. Работать секретарем, делопроизводителем тоже не для нее: нужны знание компьютера, факса, знание иностранных языков, не меньше двух. А главное — возраст! На все должности требовались юные длинноногие красотки. Идти в гувернантки — нет опыта общения с детьми и соответствующих рекомендаций. Вот пойти мыть посуду в баре развлекательного центра она сможет. Работа сменная, несложная. Оля набрала указанный телефон, и ей предложили приехать в центр — поговорить с самим хозяином бара.
Морозным солнечным утром Оля на своей Блошке припарковалась возле бывшего кинотеатра “Планета”. Таких стеклянно-бетонных типовых кинотеатров строилось много в 60–70-е годы уже прошлого столетия. Как же изменился мир! Как изменились город, люди! Поднялась на второй этаж, прошла через просторный зал с большим круглым столом для рулетки посередине. Бар находился в конце зала. Молоденькие девушки за стойкой с интересом рассматривали Олю, которая хоть и была одета нарочито скромно, но в ее походке, движениях чувствовались уверенность и даже едва заметная надменность. Босс был тут же, за стойкой, просматривал какие-то бумаги, делал пометки карандашом.
“Минуту, — небрежно кивнул он Оле, — посидите пока”. И продолжал заниматься бумажными делами.
Оля села за ближайший столик, огляделась. Представила, как вечерами и ночами здесь бывает шумно, играет музыка, крутится рулетка. Дамы в вечерних платьях и мужчины в строгих костюмах сидят за столами, пьют, едят, танцуют. Такое времяпровождение никогда не привлекало Олю, но и не раздражало. Когда-то они с Сережей принимали приглашения на мероприятия, где собиралось самое высокое общество Петербурга, но чаще шумным застольям они предпочитали прогулки по ночному городу вдвоем или домашний ужин при свечах с просмотром нового нашумевшего фильма по видео.
Мыть всю ночь посуду в кухне бара — работа унизительная, грязная, неблагодарная и примитивная, она не требовала инициативы, творчества, ума, но зато и не требовала тесного контакта с сотрудниками, зависимости от них, жесткого подчинения начальству. “Буду молча и добросовестно делать свое дело, как можно меньше общаться с окружающими, — размышляла Оля, — и, честно отработав смену, буду отдыхать дома, ни о чем не думая”.
Босс наконец вышел из-за стойки бара и сел рядом. Это был приятный, высокий, упитанный и холеный мужчина средних лет. “Привык нравиться женскому полу, самоуверенный тип, женатый, но настоящий кобель, у которого все же хватает ума гулять где угодно, но только не на работе”, — сразу оценила его Оля. Босс внимательно посмотрел на нее, и Оля прочитала в его взгляде: “Слишком самоуверенна, изнеженна, работала максимум учительницей начальных классов, критику не воспримет, в ответ на повышенный тон в ее адрес сразу же снимет передник и, не прощаясь, бросит работу и забьет на всех и вся”.
— Итак, работа у нас сменная, сейчас нужна ночная мойщица, с одиннадцати вечера до семи утра. Платим за смену четыреста рублей, деньги по окончании смены отдаем на руки. Запись в трудовой книжке делаем, у нас все официально. Оплачиваем трехнедельный отпуск.
— Меня именно это и устраивает — ночная работа.
— Но неужели вы не нашли себе ничего лучше, чем мыть посуду? На вашем лице написано высшее образование.
— Я бы хотела заняться простой работой, без ответственности и головной боли. Я обязательная, если за что-то берусь, то делаю все добросовестно.
— Не сомневаюсь. Объем работы у нас небольшой, все же это бар, а не ресторан. И посудомоечная машина есть. Выходить в зал, убирать посуду со столов мойщицам запрещается, это делают другие девушки.
— Думаю, я справлюсь.
— Нам не везет с мойщицами, как правило, попадаются пьющие дамы, мучаемся с ними. Летом проще, устраиваются студентки, но сейчас не лето, и мойщиц нам не хватает.
— Я готова приступить. Передник и перчатки мне дадут?
— Давайте сделаем так. Вы еще подумайте, а я вам позвоню в ближайшие дни.
— Хорошо.
Оля встала из-за стола первой, дав понять, что продолжать разговор бессмысленно. И что она ясно сознает: в работе ей вежливо отказано.
Вот так. Она долго решалась, сомневалась, раздумывала, прежде чем приехать сюда и просить работу мойщицы посуды, наконец решилась, а ей вежливо отказали в одну минуту. Конечно же, ей никто не позвонит, а значит, нужно искать что-то другое.
Она вспомнила, что, проезжая по Старо-Невскому проспекту несколько дней назад, увидела на стеклянной двери одного из маленьких бутиков объявление: “Требуется продавщица, зарплата от 9000 рублей”. Может, устроиться продавщицей? Магазинчик маленький, наверняка очень дорогой, народу там всегда мало. Нужно честно отстоять смену на ногах, быть вежливой, уметь найти подход к клиенту, уметь убедить его, что та или иная вещь просто предназначена для него. Оля сможет. Направила машину в сторону Невского.
Припарковалась возле стеклянной двери бутика. Объявление все еще висело на том же месте. Магазинчик и на самом деле оказался маленьким, уютным. В небольшом, ярко освещенном зале две молодые женщины весело, со смехом болтали, как две подруги, не обратив на Олю ни малейшего внимания, хотя она была единственной потенциальной покупательницей.
— Простите, можно вас на минуту? — обратилась к ним Оля.
— Да, слушаю вас, — ответила одна из них.
— Я по поводу объявления, насчет работы.
— Ааа!! Так это объявление нужно давно снять. Нам уже никто не нужен.
Оля, не ответив, вышла.
Все не так просто, как она думала. Если кто-то куда-то требуется, это вовсе не значит, что вакансия существует и тебя готовы принять на работу, даже если ты интеллигентный, добропорядочный и честный работник.
В этот день Оля еще заехала в ресторан “Фортеция” на Петроградской, где мойщицам платили шестьсот–восемьсот рублей за смену, но предупредили, что объем работы очень большой, кроме обычной посуды, нужно мыть и кастрюли, и даже котлы. Оля, не дослушав, поспешила распрощаться.
В кафе “Каньен”, недалеко от дома, платили всего двести пятьдесят рублей за смену, но работать нужно было с одиннадцати утра и до последнего посетителя. К тому же рабочий день начинать с мытья пола во всем зале. Оля была возмущена до глубины души! Стоять весь день на ногах, мыть посуду за двести пятьдесят рублей, это уж слишком! Да еще и пол! За один пол нужно было платить не менее пятиста рублей! Боже мой! Неужели находятся желающие выполнять за гроши этот рабский труд?
Возвращалась домой поздно вечером, в кромешной темноте. Мела метель, печально завывал ветер. Устала так, как будто отработала смену, грузив тяжелые ящики. Устала и Блошка, у которой все время горели фары ближнего света, работала в максимальном режиме печка, да еще магнитола, да еще “дворники”, да еще и бензин был почти на нуле.
Уже недалеко от дома, проезжая мимо остановки, Оля увидела ребенка, мальчика лет десяти, который, размахивая руками и отчаянно жестикулируя, ринулся навстречу ей, чуть ли не бросившись под колеса автомобиля. Резко затормозила, машину на скользкой заснеженной дороге повело в сторону, она ткнулась капотом в небольшой сугроб возле остановки и заглохла. Оля выскочила из машины, кинулась к мальчишке, который продолжал махать руками, словно все еще пытался остановить ее. “Ты чего, ненормальный?! Сумасшедший? Я же могла задавить тебя!”
— Тетенька, не сердитесь. Отвезите нас с папой домой, мы скоро совсем замерзнем, нас никто не хочет брать.
Оля увидела на скамейке остановки сидящего мужчину, по всему виду пьяного, всего в снегу, без шапки, согнувшегося под опасным углом. Казалось, еще немного, и он свалится со скамьи. Посадить к себе в машину это полуживотное, ничего не соображающее пьяное существо?! Невозможно даже представить, но и оставить замерзающего ребенка, который еще, чего доброго, попадет под колеса, Оля тоже не могла. С трудом загрузили пьяного отца на заднее сиденье и поехали на Искровский. Это недалеко, по Ивановской, через Володарский мост в Веселый Поселок. Но бензин был на исходе, и денег у Оли не было. Ну, надо же было такому случиться, что именно ей пришлось везти этого пьяницу! Вот влипла в историю! Мальчик, словно прочитав Олины мысли, шмыгая носом, плаксиво сообщил: “У нас есть деньги, но только дома, я заплачу вам”. — “Да, было бы неплохо, и чем больше — тем лучше”, — мрачно пробормотала Оля. На желтом светофоре, на Тельмана, когда уже хотели тронуться с места, оказалось, что пьяный открыл заднюю дверь, и проезжающая мимо маршрутка чуть не сшибла ее. Водитель микробаса резко затормозил и через опущенное стекло стал кричать на Олю, материться, обзывать ее последними словами.
— Не умеешь водить, сука, так не х… за руль садиться. Следи за дверями, ворона!
— Умеете, вы умеете водить машину, вы все правильно делаете, — в ужасе закричал мальчишка, боясь, что Оля сейчас высадит их, не пожелает везти дальше.
— Смотри за своим папашей, он мог сейчас свалиться под колеса такси, — пробормотала она мрачно, и тронулись дальше.
Папаша между тем, видимо, согревшись и придя в себя, начал наглеть, перегнувшись с заднего сиденья, хватать Олю за руки, за колени. Управлять машиной стало просто невозможно, и Оле пришлось на какое-то время остановиться. Мальчик, измучившийся и уставший от пьяного папаши, почти плача уговаривал его сидеть спокойно и, наверное, не мог поверить в то, что когда-нибудь они наконец будут дома. Подъехали к подъезду, пьяного отца выгрузили и посадили прямо на снег возле двери, а ребенок убежал за деньгами. Вернулся быстро, протянул Оле стошку.
— Мамы дома еще нету, а больше денег я не нашел.
Только Оля собралась тронуться, как пьяный вдруг поднялся и, шатаясь, вот-вот свалится, направился к автомобилю. Включила зажигание, и… резко по газам! Уффф!!! Даже не верится, отделалась! Такое чувство, что соприкоснулась с чем-то грязным, омерзительным, а еще было противно оттого, что мужчина виделся ей не настолько пьяным, каким ему хотелось казаться. Наверное, привык, что с ним возятся и жена, и ребенок.
На ближайшей заправке на заработанную стошку залила пять литров бензина и поспешила назад, домой. Господи, да она, оказывается, просто счастлива! Нет рядом с ней такого вот быдла, пьяного, полуживотного существа. Не нужно ей терпеть его рядом, день за днем, обслуживать его, выслушивать тупые речи, спать с ним, заниматься сексом!!
Вероятно, в трезвом виде это совершенно другой человек, не исключено, что добрый, заботливый, но достаточно одного раза, чтоб увидеть его в таком вот скотском виде и почувствовать к нему отвращение на всю жизнь!
И вообще, как можно жить в Питере, дышать этим воздухом, гулять по этим улицам и быть таким вот потерявшим человеческий облик пьяницей или наркоманом! Оля не понимала. НЕ БУХАЙ! Эту заповедь должно добавить в Писание само человечество, созданное “по образу и подобию”.
Утром снова просматривала газеты, звонила по объявлениям. Теперь ее заинтересовали вакансии водителей категории “В”. Оля считала себя хорошим, опытным водителем, в меру рисковым, с приличным стажем. Вот где она проявит себя! Но сколько ни звонила, везде слышала отказ. Водитель-женщина, да еще и в возрасте за сорок, нигде и никому была не нужна. Объяснений не давали, только однажды спросили, сможет ли она поменять на дороге проколотое колесо или произвести мелкий ремонт авто, конечно же, она ответила: “Нет”, и разговор на этом закончился.
Посидела в Интернете, повалялась перед телевизором на диване и ближе к вечеру неожиданно оделась и поехала кататься по городу в надежде заработать денег извозом.
Куда ехать? Решила, что лучше всего в один из спальных районов, что по соседству: в Веселый Поселок, на правый берег, или в Купчино, по другую сторону Сортировочного моста. Направилась в сторону Володарского моста, и сразу за ним на остановке подобрала парочку — очкастого долговязого парня и девушку, маленькую, вертлявую, по виду студентов, замерзших, но веселых и юношески беззаботных. Отвезла их за двести на Ржевку, сразу же заправилась бензином — и назад, через Косыгина, Заневский, Новочеркасский. Но больше голосующих не попадалось. Кружила по Веселому Поселку: Искровский, Тельмана, Большевиков, Коллонтай, но все бесполезно. Несколько раз ей не везло: голосующих брали у нее прямо из-под носа.
Город погружался в темноту, фонари горели слабым тускло-голубым светом, на остановках толпился народ, замерзая, но упорно ожидая общественного транспорта. Оля уже отчаялась, но вот на Коллонтай еще издали увидела две черные мужские фигуры на середине дороги. Возле них притормозила обогнавшая ее “шестерка”, но лишь на секунду, останавливаться не стала, умчалась дальше. Оля остановилась возле парней: “Куда?” И сразу пожалела, что сделала это. Внешний вид парней был колоритным, уголовно-наркоманским. С такими не общаются порядочные дамы и уж тем более не сажают их к себе в авто в столь поздний час. Но Оля была совсем на мели, и возвращаться домой ни с чем тоже не хотелось.
— Троицкое Поле.
— Триста.
— Нет проблем.
— Деньги сразу. Не сердитесь, всем так говорю.
Парни сели в машину, один рядом, второй на заднее сиденье. Тот, что сидел рядом, был угрюм, замкнут и молчалив, сзади сидел болтливый и добродушный. Оля не прислушивалась к его болтовне, но поневоле резали слух фразы: “Еле ноги от ментов унес, чуть почки не отбили”, “Мы его привязали на ночь в лесу, на следующий день он нам все и выложил”, “Мы ему, суке-падле, весь базар разложили, видим, он не догоняет, ночью сожгли его, └четверку“” и все в таком духе. А спустя время болтливый обратился и к Оле: “Как вас зовут?” Оля ответила и услышала неожиданный вопрос: “Оля, нет ли у вас кого-нить убить не задорого? Сделаем быстро и профессионально”.
— Честно скажу, парни: есть кого убить! Своими руками бы придушила, да ладно, пусть живет, Бог его накажет, да и денег у меня на киллеров нет.
— Да уж были бы деньги, не стали бы таксовать, да еще в такое позднее время.
Район Троицкое Поле всегда пользовался дурной славой из-за преступности, туда раньше даже таксисты не ездили, высаживали пассажиров чуть раньше, но Оля сама себе удивлялась: почему-то не было ни страха, ни волнения, наоборот, спокойствие и полнейшее равнодушие к собственной судьбе.
Угрюмый, тот, что сидел рядом, между тем попросил Олю остановиться возле какого-нибудь магазина, чтобы купить водку. Повернула машину на Седова, там много круглосуточных магазинчиков, недорогих супермаркетов. Болтливый в это время рассказывал, что когда-то, лет восемь тому назад, у него в этом районе была своя процветающая фирма по ремонту квартир.
— Потом задолжал денег, фирму продал, попал в тюрьму и так до сих пор не могу подняться.
Остановились возле “Полушки”, угрюмый вышел, а болтливый продолжал:
— У меня же семья была, и дочка где-то растет, не знаю только где, жена не хочет со мной общаться. Я же на героине тогда был, все из дома подчистую вынес, видимо, до сих пор не может простить. А представляете, год назад в казино пятьдесят тысяч долларов выиграл, но тут же все снова и спустил.
— Ну ты и дурак! Судьба тебе сделала подарок, дала шанс выкарабкаться, вернуть семью, начать все заново, а ты не воспользовался! Вряд ли теперь еще так повезет.
Угрюмого не было долго, болтливый решил пойти за ним в универсам, и вскоре оба вернулись с пакетами, наполненными снедью.
— А это вам, — болтливый протянул Оле огромную желтую грушу.
— Спасибо, мне приятно, мальчики, честное слово.
— И нам с вами было приятно ехать. Услышать человеческую речь и участие.
Кружились какое-то время по лабиринтам раздолбанных и неосвещенных улиц Троицкого Поля (вот уж поистине “улицы разбитых фонарей”), наконец парни попросили припарковаться. Вежливо простились, пожелали удачи.
Видел бы ее сейчас Сережа, что бы сказал?
20.
Роман “Солнечный Ангел” был завершен, и Оля приступила к мемуарам. Это были воспоминания об ее муже, профессоре, академике Сергее Сергеевиче Лопухине. “Пройдет время, — размышляла она, — и наука обязательно вспомнит о нем, его заслугах, и тогда выяснится, что самые подробные и интересные воспоминания о профессоре окажутся написанными его женой”.
Материала было хоть отбавляй: домашний архив, фотографии, скачанные из Интернета статьи, а главное, это воспоминания, которые жили в Оле настолько ярко, что они казались ей ярче и реальнее сегодняшней жизни без него.
А сегодняшняя жизнь была ненормальной, фантастически-бредовой. Не жизнь, а хронический стресс, вялотекущий электрический шок.
Ночью носилась по городу, таксовала, “бомбила”, выражаясь языком водителей. Стабильного заработка не было, денег хватало только на еду и бензин, но ничего другого она придумать для себя не могла. Днем из-за пробок на дорогах заработать было невозможно, поэтому отсыпалась, сидела в Интернете, писала мемуары, знакомилась с юными красавцами, общалась, переписывалась и даже встречалась пару раз. Но это были разовые встречи, которые заканчивались ничем, один не понравился ей, второму — она. Кафе, разговоры за столиком, короткая прогулка на автомобиле по городу, расставание. Прощальное “созвонимся” или “встретимся в инете”.
Где-то она слышала умное изречение, что в юности мы, влюбляясь, сначала отдаем душу, а потом тело, в зрелом возрасте сначала тело, потом душу, а становясь старше, отдаем тело, но душу не отдаем. Это так, и она уже дошла до этой последней стадии своей женской сути, да и отдавать было уже нечего, если бы и хотела.
Юра понравился ей взрослостью, цинизмом, каким-то высокомерно-пренебрежительным отношением к женщине и вообще к жизни. Казалось, она общается со зрелым, умудренным опытом мужчиной, сформировавшейся личностью, а не с двадцатидвухлетним студентом. А еще он завалил ее электронную почту своими фотографиями. Юный, красивый, высокий брюнет, уверенный в своей неотразимости, наглый, нахальный подонок. Оля сразу же окрестила его Элвис Пресли, так он был похож на певца. При первом же общении он предложил реальную встречу и секс. Ответила, что не любит спешить.
“Зря отказываешься, в твоем возрасте и на твоем месте я бы не ломался”.— “Меня все устраивает: и мой возраст, и мое место”, — холодно ответила Оля, и на этом общение прекратилось.
Но через какое-то время они снова столкнулись в инете, и снова завязалась беседа. На этот раз говорили долго, увлекательно, с интересом и любопытством раскрывали друг друга и, расставаясь, обменялись телефонами. Юра позвонил ей на мобильный вечером, когда она “бомбила”, была за рулем, и поговорить не удалось. Второй звонок раздался ночью. Болтали до самого утра, не могли наговориться, как близкие, родные люди. И уже вечером в Интернете Юра заявил ей: “Я влюбился в тебя, Оля, я жить без тебя не могу!”
Напрасно она убеждала юного красавца оставить идею реальной встречи, Юра был неумолим. И после недолгого сопротивления, через неделю после знакомства, Оля с бьющимся сердцем ехала по Приморскому шоссе навстречу своему новому виртуальному поклоннику. Морозы ослабли, дорога была сплошным месивом из мокрого снега и грязи. Блошка из Суперблондинки превратилась в шатенку, но неслась, как на крыльях. Юра встретил ее, как и договорились, на улице Оптиков, сразу за виадуком. Уже издали Оля увидела на обочине одиноко маячившую высокую фигуру в пальто с поднятым воротником и без шапки.
Притормозила. Элвис Пресли (до чего же похож!) сел рядом, и едва она успела рассмотреть его внимательнее и подумать, что выглядит он моложе, чем на снимках: нежный овал лица, розовые щеки (Господи, да я же связалась с младенцем, ему, наверное, нет и двадцати лет, он еще маменькин сыночек!), как этот розовощекий малыш в первую минуту уже стаскивал с нее перчатки, сжимал в объятиях, покрывая поцелуями и лицо, и руки и страстно шепча: “Ты просто супер! Едем ко мне! Я сегодня один”.
Оля слабо отбивалась: “Ты просто сумасшедший! Маньяк! Садист!” — “Есть от чего сойти с ума! Скорее едем ко мне!” С трудом разняли объятия. И вскоре безумие повторилось уже у Юры дома, в его маленькой комнате, обвешанной снимками топмоделей и порнозвезд.
Возвращалась рано утром по пустынным, в седой морозной дымке улицам Питера. Юру оставила сонного — одного на его широкой постели. Уходя, нежно поцеловала в розовую полудетскую щеку, он лишь пробормотал: “Звони” — и уткнулся носом в подушку. “Вот и все, — подумала не без сожаления, — еще одно приключение позади”.
Но через день раздался звонок: “Как ты доехала? Думаю о тебе, вспоминаю. Не могу тебя забыть. Давай встретимся прямо сейчас. Можно я приеду к тебе?”
— Нет, малыш, дождемся выходных, и я приеду. Ты прелесть, мне было хорошо с тобой.
— Оля, я не выдержу до выходных! Приезжай прямо сейчас, в твоей машине так просторно!
Хм, он предлагает ей заняться сексом в машине? Пожалуй, это было бы интересно, такого опыта у Оли не было, но она стояла на своем.
— Время быстро пролетит, малыш, и если до субботы мы не передумаем, то я с удовольствием встречусь с тобой.
В пятницу Юра измучил ее мобильными звонками.
— Мои уезжают, жду тебя!
— Приеду, но не раньше двух ночи.
По пятницам у Оли обычно были самые “урожайные” дни: народ спешил с работы домой, кто-то в клубы, к друзьям, на свидания, и все ловили такси. Это был единственный день на неделе, когда Олю ждал неплохой заработок. Обычно она выезжала в этот день вечером, а возвращалась под утро, падая с ног, с неровно бухающим сердцем и от усталости не могла даже дышать и спать, но все же с чувством удовлетворения и с полной сумочкой смятых бумажек. На эту сумму иногда приходилось сводить концы с концами до следующей пятницы. Но в этот раз Оля решила пожертвовать хорошим заработком ради встречи с красавцем Элвисом Пресли: она выедет на работу пораньше, постарается освободиться уже к двенадцати ночи и успеет за час отдохнуть и привести себя в порядок. Как знать, быть может, это последний красавчик в ее жизни? Страшно подумать, но стрелки ее часов вращаются уже в обратном направлении, время ее женского обаяния стремительно тает, счет идет уже не на годы, а на месяцы. Да что там месяцы! Недели, дни!
— А раньше нельзя? — настаивал неугомонный поклонник.
— Нет, в два часа, или вовсе не приеду.
— Хорошо! Как скажешь. Но можно я попрошу тебя об одном одолжении?
— Что такое?
— Я хочу, чтоб на тебе были юбка, чулки, а нижнего белья не было.
— Ты забыл, что сейчас зима? Я замерзну.
— Ну, сейчас не так уж и холодно, и я знаю, что печка в твоей машине работает исправно.
— Ты заставляешь меня краснеть.
— Ну пожалуйста, сделай это для меня.
— Подумаю.
“Хм… надеть юбку, черные чулки и без трусиков отправиться на свидание к юному красавцу? Почувствовать себя не просто истинной женщиной, но настоящей шлюхой” — такое предложение будоражило Олю. Конечно же, первой мыслью было оскорбиться, надуться, обидеться. Да как он посмел предложить ей это? Ей, взрослой, умной, интеллигентной даме?!
Но Оля рассуждала иначе: “А почему бы и нет? Неужели в каждой женщине, в потаенных глубинах ее души не сидит маленькая развратница? Есть много шлюх, играющих роль добродетельных дам, почему бы мне, добропорядочной даме, не сыграть роль шлюхи?”
Решено! Она так и сделает! Вот “побомбит” некоторое время и поедет навстречу новому приключению. “Не ищи приключений, но и не отказывайся от них”.
“Голосующие” ловили такси чуть ли не на каждом перекрестке. На Ивановской Оля посадила в машину элегантную моложавую даму, которая спешила в центр города, в ресторан “Метрополь” на корпоративный банкет. Ехать было неблизко, и, чтобы завязать разговор, дама спросила Олю (впрочем, этот вопрос ей задавали почти все пассажиры):
— Неужели вы таксуете? И не страшно? Вы отважная женщина!
— А что делать? Нужно как-то выживать. В моем возрасте найти работу почти невозможно.
— Да, понимаю. Везде требуются длинноногие юные красотки. Можно подумать, что если женщина чуть старше, то она не сможет справиться с обязанностями, и даже не берутся в расчет ни опыт, ни исполнительность. Ну, а мужчины достойного, очевидно, нет рядом с вами?
— Мой муж умер, а все, что я вижу вокруг, меня не устраивает.
— Да, вы правы, мужчины вымирают. Кто нас окружает? Безвольные, ленивые, мелочные, инфантильные существа!
— А еще пьяницы и наркоманы.
— Не на кого положиться, не кому довериться. Представляете, возвращалась я с дачи, а машина моя в ремонте была. Решила, поймаю такси или частника на трассе. До города недалеко и по пути, так что некоторые водители за символическую плату везут. Остановился приличный мужчина на иномарке. Ехали, разговаривали по дороге, вижу, он чуть ли не влюбился в меня. Такой восторженный! О свидании просит, планы на будущее строит. Ну, дала ему свой номер телефона. А когда прощаться стали, ради приличия спросила: “Сколько я вам должна?”, так не поверите, пятьдесят рублей с меня за проезд взял!
Обе весело рассмеялись.
В двенадцать ночи Оля была уже дома, вынула из сумочки пачку смятых бумажек (оказалось, неплохо заработала) и стала собираться на встречу с красавцем Элвисом Пресли.
Пышная золотисто-бежевая деревенского покроя юбка чуть за колено с черным кружевным подъюбником, черные ажурные чулки, бежевые узконосые сапожки, черная гипюровая блузка, надетая на голое тело. Подумала и расстегнула две верхние пуговки (остальные Юра расстегнет, медленно, не спеша, одну за одной). Оля мечтательно закрыла глаза. Эх, жаль, что все же ей не двадцать и даже не тридцать пять, но она женщина! И она нравится мужчинам! И так будет всегда! Бросила трусики в сумочку и помчалась навстречу юному красавцу.
Юра ждал ее на том же месте. Все повторилось, как в прошлый раз: поцелуи, объятия, сразу полез под юбку. Оля слабо отбивалась.
— Подожди же, поехали к тебе, я не могу здесь.
— Оля, ко мне не получится. Отца вызвали на работу, а мама без него не поехала на дачу. Не сердись, я узнал об этом полчаса назад, не стал тебе сообщать, боялся, что ты не приедешь.
— Что же делать? Поехали в центр, просто покатаемся.
— Не хочу просто кататься. Поехали куда-нибудь подальше, здесь много темных улочек. Я хочу тебя!
Еле разняли объятия и стали колесить в поиске глухого переулка. Впрочем, место, где они находились, уже само по себе было нелюдимое, пустынное. Одинаковые коробки-дома стояли далеко от дороги, редкие машины проносились на большой скорости, задерживаться в этом безликом пустом месте им не было надобности. С неба посыпался то ли снег, то ли дождь, ветер нудно и тоскливо завывал за пределами салона машины.
Свернули на какую-то нежилую дорогу, по левой стороне которой тянулся высокий, бесконечный бетонный забор, а по правую сторону не было ничего, пустырь с редким кустарником и строительным мусором, занесенным снегом.
Оля припарковалась, и они оба прыгнули на заднее сиденье. Скинул с нее шубку, с силой рванул блузку с плеч, так что пуговицы с треском брызнули в разные стороны, впился губами в грудь так, что Оля ахнула от боли. Но в тот же момент звук затормозившей рядом машины и яркий свет фар, ослепивший их, мигом отрезвил пыл страстных любовников. “Наверное, менты!” — воскликнула Оля и, выдернув ключи из замка зажигания, щелкнула сигнализацией. Двери салона тут же защелкнулись. Сама удивилась своей прыткости. Накинула шубку, поправила прическу. Юра тем временем с досадой застегивал молнию на джинсах, что-то бормотал сквозь зубы, очевидно, ругался.
— Сиди спокойно, малыш. Не волнуйся, мы ничего не нарушили, — успокоила его Оля.
Она не ошиблась: машина, ослепившая их, была милицейской, и через минуту упитанный мужчина с толстыми щеками и сизым носом в теплой милицейской форме, постучав в стекло, громко попросил предъявить документы.
— На каком основании? — возмутилась Оля.
— Вы припарковались в неположенном месте.
— Разве? Покажите нам знак, запрещающий парковку. Я такой не видела. Его нет!
— Вы находитесь в запретной промышленной зоне.
— Я имею право парковаться, где хочу, если нет запрещающего знака.
— Вы в пьяном виде управляли машиной.
— С чего вы взяли! Я не пью вообще!
— Хватит разговаривать, предъявите документы. Чья это машина?
Оля немного опустила стекло, чтобы лучше видеть и слышать того, кто с ней говорит.
— Я покажу вам документы, если вы предъявите мне серьезные обвинения. Что мы нарушили, скажите?
— Вы занимались сексом в городе, на улице, это запрещено законом.
— С чего вы взяли?! Мы всего лишь целовались! Разве нельзя? Малыш, иди ко мне!
Оле вдруг стало весело, она прильнула к красавцу Элвису, который сидел молча, был мрачен, угрюм, и стала целовать его в губы. Пусть менты посмотрят, пусть позавидуют, наверное, они уже не помнят, когда целовали своих жен в губы!
Но Юра, не отвечая взаимностью, цедил сквозь зубы:
— Не надо, перестань, я так не могу! И вообще, почему ты такая упертая, покажи им документы, и они нас отпустят.
— Наивный мальчик, им не нужны наши документы, им деньги нужны, как ты не понимаешь! Есть у тебя деньги? Заплати, они и отстанут.
— Нету. Недавно в универе возникли проблемы, пришлось выложить немалую сумму за то, чтоб не отчислили.
— У меня тоже нет денег. Поэтому будем сидеть молча, пока они не уедут и не оставят нас в покое.
— И что, так до утра придется сидеть? Я уже замерз! И вообще, хочу домой!
Оля откинулась на сиденье, закрыла глаза. “Как же все отвратительно! Зачем она приехала сюда? Одна в окружении противников: с одной стороны милиция, требующая документы. А отдай их им в руки, не вернут, пока не получат немалую сумму или не └пришьют“ несуществующего преступления. С другой стороны ноющий младенец, который, похоже, даже не видит со стороны, как он ничтожен и жалок!”
Время шло, упитанные мужики в форме сотрудников милиции не уезжали. Время от времени подходили, стучали в стекло, грозились надеть наручники и “пришить” статью за неподчинение властям. Юра тут же начинал вдохновенно подвывать им: “Ты совсем неадекватная, не ожидал от тебя. Я уже сомневаюсь, твоя ли машина, есть ли вообще у тебя документы. И надо же мне было в такой блудень попасть!”
Шло время, Оля сидела безучастно, не реагируя ни на представителей закона, ни на постылого любовника, превратившегося, как по мановению волшебной палочки, из мужественного сексапильного мачо в слюнтяя и размазню.
— У меня замерзли ноги. Я спать хочу, мне вставать рано. Отдай им документы.
— Если отдам документы, мы окажемся у них в руках, в полном их распоряжении и вряд ли вообще попадем сегодня домой. Нас имеют право задержать на трое суток для выяснения личности или еще для чего-нибудь. Перестань ныть! Посмотри на меня, я совершенно спокойна!
— Давай я с ними поговорю.
— Сиди, не дергайся. Им надоест ждать — и они уедут. Им нечего нам предъявить.
— Я не могу больше так сидеть и ждать. И чего ждать? Ты ненормальная. На фиг я с тобой связался!
Оля не выдержала. Запахнула плотнее шубку и вышла из нагретой машины в темноту, туман и изморозь. Тут же к ней подошел один из представителей закона.
— Ну, что вы упрямитесь? Давайте документы и, если они в порядке, уедете домой.
— Я покажу документы, но не давая вам в руки. Согласны? И еще: можете держать меня заложницей сколько угодно, но мальчика отпустите, а я никуда не сбегу.
— Что вы говорите, какой еще заложницей! Вот сейчас мы вызовем машину ГИБДД, они вас обвинят в нарушении правил парковки. А без предъявления документов мы вас не отпустим. Ждите, сейчас приедет патрульная служба. Они с вами церемониться не будут, арестуют и вас, и вашу машину.
— Хорошо, будем ждать гаишников, пусть едут.
Оля вернулась на место, включила магнитолу, зябко закуталась в шубку и молча закрыла глаза, давая понять красавчику, что никто ничего от нее не добьется.
— Ну чего, чего ты им сказала?
— Я просила их отпустить тебя, но они ответили, что вызвали службу ГАИ. Держу пари, что никто не приедет. Гаишники с ментами не в ладу, как кошки с собаками.
Шло время, уже брезжил рассвет. Из ментовской машины по очереди, друг за другом представители закона бегали на пустырь, очевидно, по малой нужде. Оля понимала: они уже и сами не рады, что связались с упрямой дамочкой, но сейчас дело упиралось в принцип, и так просто уехать с позором, запятнав честь мундира, они тоже не могли.
Часа через полтора один из ментов постучал в боковое стекло.
— Давайте, я из ваших рук взгляну на ваш паспорт и на водительские права.
Оля вышла, вслед за ней торопливо выскочил и Юра. И уже через минуту они мчались по пустой заснеженной дороге к Юриному дому. Вышел не прощаясь, хлопнул дверцей, Оля только вздохнула с облегчением и, включив погромче магнитолу, направила свою Блошку в сторону центра.
“Улетаю, улетаю за своей душой, за потерянной мечтой вслед за солнцем. Убегаю, убегаю, но вернусь еще, я вернусь, когда земли ночь коснется…”
21.
В конце зимы на город обрушилось настоящее бедствие — небывалые морозы, от которых, казалось, застыло все: дома, деревья, воздух. Город, закутанный, как дымом, в белесую искрящуюся мглу, словно замер. Стужей обжигало лицо, руки, колени, перехватывало дыхание. Автомобилей на дорогах почти не было. Заработки тоже словно заморозились. Напрасно Оля грела свою Блошку каждые четыре часа, без сна и отдыха, напрасно моталась по городу, сжигая дорогое топливо, подвозить было некого.
Вот на остановке одинокая старушка от отчаяния машет клюкой проезжавшим авто. Оля остановилась. Долго ждала, пока пожилая женщина, с трудом втиснув свои непослушные ноги и неуклюжее больное тело, устроится на заднем сиденье. Отвезла ее в какую-то бюрократическую контору для продления пенсионных или инвалидных льгот, денег не взяла.
“Спасибо, доченька”.
Провезла мальчика-студента за тридцать рублей две остановки, женщину с ребенком из школы домой — за пятьдесят. Поколесила еще немного безрезультатно по Веселому Поселку и направилась домой. Проезжая мимо кафе “Солнечный ангел”, увидела строительные леса над входом, здесь шли какие-то ремонтные работы. Золотой таблички с надписью не было.
На Бабушкина, напротив ресторана, на середине дороги, увидела одинокую “голосующую” фигуру молодого человека в парадном костюме, в белой рубашке.
— Куда тебе? Обморозиться решил?
— Да нет, я со свадьбы сбежал.
— Странно, скучная свадьба, что ли?
— Веселая, а я на ней был женихом. Поссорились с невестой, решил сбежать на всю ночь, пусть остынет немного, задумается над своим поведением.
— Ты ненормальный! Лучше сам остынь немного, успокойся и возвращайся к невесте, родственникам и гостям. Они же волноваться будут, тем более что такой мороз, а ты в одном костюмчике! Давай отвезу тебя назад.
— Нет! Я уже решил, вернусь только утром. Как вас зовут?
— Ольга меня зовут, поехали назад, даже денег с тебя не возьму.
— У меня полные карманы денег! Я богатый парень, она еще пожалеет! А ты красивая женщина, Оля! Поехали со мной есть суши.
— Я не ем такую гадость.
— Ну, называй любой ресторан, куда хочешь? У меня полно денег, все прокутим с тобой.
— Мне лестно, конечно, но тебя юная девушка ждет, уже твоя жена, а ты пристаешь к первой встречной, зачем тебе это?!
Отвезла незадачливого жениха в ресторан на Итальянскую улицу, он щедро расплатился, пожелал удачи.
— Может, все-таки останешься со мной?
— А ты, быть может, надумал вернуться?
Возвращалась домой по пустынным улицам Питера, размышляя над печальной участью невесты, которая уже в первую брачную ночь проливает горькие слезы. Что ждет ее в будущем? Променяла бы Оля свое одиночество на совместное проживание с таким вот бесчувственным чурбаном, к тому же далеко не красавцем? Ответ очевиден, хотя от молчащего телефона иногда и звенело в ушах.
Чаще всего звонила мама, и всегда утром.
— Оленька, как ты? Работу нашла? Деньги есть у тебя? Может, приедешь хотя бы ненадолго?
— Мамочка, все в порядке. Приехать пока не смогу, работаю продавщицей в маленьком магазине на Невском проспекте. Сегодня как раз выходной.
— Правда? Ой как хорошо! Услышаны мои молитвы.
— Мамочка, я все время чувствую, как твои молитвы оберегают меня, помогают! Очень чувствую!
— И работа какая хорошая, в самый раз по тебе! Ты же у нас такая общительная, да и модница! Ой, как я рада! Оленька, а попадется тебе человек порядочный, вдовец или разведенный, так ты еще и замуж выйдешь! Ты же еще такая молодая!
— Не волнуйся за меня, мама, меня и так все устраивает.
— Ну не век же тебе одной быть, Оленька.
— Хорошо, мамочка, попадется такой, и как знать…
Звонит изредка и Вера, но у нее одна тема: ее Ванечка, которого выпустили под условный срок, как оказалось, за немалые деньги, а спустя месяц снова посадили в “Кресты” за хранение наркотиков.
В Интернете никто не цеплял. Более того, она стала у всех вызывать раздражение поисками неземной красоты. “Иди к геям, там полно таких”, — отсылали ее.
Зашла на сайт геев, выбрала самого красивого и обратилась к нему: “Как ты относишься к женщинам? Они возбуждают тебя?” Услышала неожиданный ответ: “Я же не извращенец”.
Как неприкаянная, бродила по квартире из угла в угол, кутаясь в теплую шаль. За окном завывала вьюга, и даже не верилось, что уже март.
К концу апреля черновой вариант рукописи о профессоре Лопухине был закончен. Оля была довольна, хотя получалось, что она сильно отошла от первоначального замысла: оказалось, что вместо сухой биографической повести она пишет повесть о первой любви, об уходящей эпохе, о меняющихся на глазах ценностях.
Окружающий мир менялся на Олиных глазах с бешеной скоростью. Свободная, раскованная, холеная молодежь, новое поколение кибер-мобильных акселератов, все чаще страдало хандрой, жаловалось на скуку или увлекалось погоней за удовольствиями, подчас сомнительными и даже рискованными. Стройные, красивые, длинноногие и длинноволосые, они были раскрепощены, чужды предрассудкам прошлого, пропагандировали секс без условностей и без возраста, любовь без страдания и слез, детей из пробирок.
Этот наступающий новый мир, с его новыми веяниями в музыке, искусстве, треками, ремиксами, он-лайнами, мобилами, провайдерами, коннектами, ай би эм, ай пи, ай кью, ви ай пи, эр эн би, ай лав ю, увлекал Олю, гипнотически притягивал, но пугал своей холодностью и равнодушием. Но разве сама она не являлась ярким представителем этого нового мира? Одинокая, холодная, больше всего оберегающая свое личное пространство и свободу. Жаждущая поклонения, но не ищущая любви, она выглядела эксцентрично даже для молодежи. Наверное, ее сердце превратилось в симбиоз системного блока с коробкой передач.
В мае, когда деревья покрылись нежно-зеленой дымкой, раздался телефонный звонок. На автоответчике высветился номер Марка, и Оля с бухающим сердцем схватила трубку, даже прикрыла ее рукой на несколько секунд, чтобы отдышаться и справиться с волнением.
— Алло!
Низкий, чуть хрипловатый женский голос, голос мамы Ангела.
— Алло, я вас слушаю.
— Это Юля? Ой, то есть Оля?
— Да, Оля, а вы мама Марка? Я вас узнала. Что случилось?
— Пропал Марк, уже два месяца его ищем. Я знаю, что его нет у вас, но, может быть, вы хоть что-то знаете?
— Нет, не знаю. Последний раз я видела его после Нового года, в январе. Больше мы не общались.
— Ну, простите, что побеспокоила.
— Не волнуйтесь, он и раньше пропадал. Объявится.
— Так надолго — нет. Мы уже не надеемся найти его живым. Знаете, он же в последнее время, перед тем, как пропасть, у девочки жил на Моховой, в коммунальной квартире. Все так хорошо складывалось. Вот недавно узнали, что ребенок от Марка будет.
— Быть может, другую нашел, знаете: “Черного кобеля не отмоешь добела” или “Как волка ни корми…”
— Ой, нет! У него женщин почти не было. Вы у него были первой, даже его девушка это знает. Рассказывает, что они часто ругались из-за вас, все время он вас в пример приводил.
У Оли перехватило дыхание.
— Мне жаль, но ничем не могу помочь. Нужно в церковь пойти, и, если верить, Марк вернется.
— До свидания. Вот поговорила с вами, почему-то надежда появилась. Бог даст, найдем, живого или мертвого.
Весь день Оля носилась по городу, как чумная, “бомбила” и просто так каталась, лишь бы не быть один на один с собой. Бродила в толпе рынка. Возвращаясь домой, проехала мимо кафе “Солнечный ангел”. Ремонт фасада был уже закончен, и над обновленным входом висела большая вывеска: “Кафе Белла”. Итак, Солнечного Ангела уже нет.
Ночью снова носилась по городу. Вернулась уже под утро.
Не хотелось ни есть, ни спать. И в Интернете сидеть тоже не хотелось. Лежала, стараясь думать о приятном и заснуть. Кольнуло сердце. Остро, ощутимо, всего лишь на мгновение, и тут же отпустило, не успела даже встать и пойти за валидолом.
Странно, ничего не болит, и мыслей в голове нет никаких. Только тело стало каким-то каменным, тяжелым, чужим. Ни руки не поднять, ни ногой не пошевелить. Что это? Как понять?! Вообще сидит она или лежит?! Она вовсе не чувствует своего тела! В каком она положении?! Что с ней?! В голове нарастал шум, как от реактивных двигателей, в ушах — шелест, как от хлопающих крыльев. Странное, непонятное состояние, жуткое и одновременно завораживающее своей новизной и потусторонним неземным ужасом. Что это?!
Внутренний голос, не ее, чужой голос отчетливо и равнодушно произнес: “Ты умираешь, это конец!”
— Как же так? Я не готова! Нет! Я не хочу!!!
Но холодная, не ее собственная, чужая мысль, как это бывало и раньше, упорно сверлила мозг, она одна была хозяйкой путающегося сознания и сбивчиво, но настойчиво твердила свое: “Ты умираешь! Это конец! А если быть точнее, то ты уже мертва! Тебя нет!”
Считанные секунды ускользающего сознания торопили.
“Успетьнужноуспетьночтоуспетьнезнаю Господияготова Простименя всепроститеменя простите Господипомилуй господипомилуй. ГосподипростипомилуйНетнадотак ОтченашсущийнанебесахДасвятится Имя твоедапридетцарствие твоедабудет волятвоя на землиякона небесии оставинам иоставинам оставинам… господикакже дальше… как… оставинам… долгинаши как и мы прощаем должникомнашимихлебнашнасущныйдаждьнамднесьно… невведивоискушениеиизбавинасотлукавогоаминь!”
Открыла глаза. Тишина. И вокруг, и внутри себя. Некоторое время не могла понять, где она, что с ней. Дома! Все в порядке. Ничего не болит. “Надо же! Приснится же такое! Кому рассказать — не поверят!” Еще несколько секунд пришлось разбираться со временем суток. Часы на стене показывали десять. За окном то ли сумерки, то ли рассвет. Вечер! Значит, она проспала весь день?
Почему-то пришли на ум слова из Библии: “Вставай! Бери постель свою и иди!” Нужно вставать и идти.
“Вставай! Бери ключи от машины своей и иди! Дорога ждет тебя!”