Опубликовано в журнале Нева, номер 6, 2007
Стук сердец, романы и романчики,
Поцелуй у снежного крыльца.
Ах, как сладко засыпали мальчики
Под созвездием Стрельца.
Вспышки слов, упругих словно мячики,
И румянец юного лица.
Ах, как складно присягали мальчики:
За Отчизну — до конца.
Желтые комочки мать-и-мачехи,
Теплая весенняя пыльца.
Ах, как славно уходили мальчики —
Что им капелька свинца?
Их на смерть пославшие обманщики
Не жалели красного словца.
Ах, как страшно умирали мальчики —
Ни веночка, ни венца.
От записки в потайном карманчике
На лице — улыбка гордеца.
Ах, как сладко засыпают мальчики,
Как колотятся сердца.
Снега
Так путано, невнятно, свысока,
Той поступью сонливости и неги
Пустившегося шагом рысака:
Пошел, пошел — и распластался в беге,
И замер, горделив и величав,
Над мостовой, несущейся стремглав,
Так буднично, как будто неземной
Он легкости и в сане снегопада,
И в сбивчивости той не разнобой,
А произвол Божественного лада,
Явился снег, еще не снегопад,
Но медленно в него переходящий,
И бельм пухом с маковок до пят
Покрыл поля, холмы, проселки, чащи,
Запорошил, лишив примет и вех,
Дома, деревья, город, месяц, век,
И, поднимаясь, им упоено,
За здравье всех — на всех лебяжьих купах
Тянуло солнце сумерек вино,
И день светлел, как убывавший кубок,
И кто-то просыпался, изумлен,
И кисть его, касаясь одеяла,
Весь ход былых и будущих времен
В подробностях внезапно повторяла;
И думал он, что явью дышат сны,
Что всякий звук — есть эхо Тишины,
Что жизнь и смерть — не песнь и немота,
А лишь уста, послушные гортани,
Две стороны единого листа
И одного прихода прихожане.
* * *
Золотая, в синих прожилках, осень,
Желтизна тяжелых, как грозди, лет.
Край, где смех немыслим, а страх несносен,
И земля не ближе иных планет,
Где возвысит если, то лишь паденье,
Где уверен шаг, да не ровен след,
Где тиран боится постылой тени,
По пятам крадущейся в кабинет,
Где лакею снится его ливрея,
Где и твой витой оседлав браслет,
Как ручной кузнечик, стрекочет время,
Отмеряя жизни, которых нет.
* * *
Запах хвои, камфары и воска,
Нежный голос, реющий вдали.
И уже готова черная повозка,
И прощаться повели.
Вьюги вой, холодный оклик серафима,
Гул и гомон у ворот.
Ничего, что смерть неотвратима, —
И она пройдет.
Не ищи последнего предела,
Не ропщи, не вхожа мысль твоя
В то, иное, вне души и тела,
Жизни и небытия,
Вне постылой доли двуединой,
Вне всего, чем дышат дух и плоть,
Что томит — и слишком пахнет глиной,
Что хотел перебороть.
Только голос чей-то неизбывный
Все кружит во мгле,
Все поет, поет об этой дивной
Мачехе-земле.