Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2007
В темной глубине подвала раздался подозрительный шум. “Слышал? Пора уходить!” — шепнул мне напарник. Мы старались двигаться бесшумно, но из-под ног вырвалась и загремела железная труба. Таиться дальше не имело смысла. Я дважды выстрелил в темноту из пистолета, и мы ринулись к выходу из подвала. Вот и он, но сзади мерещатся звуки погони. Только бы добежать до уличного фонаря, к свету, к людям, и мы будем спасены. В ларце с кладом, что мы уносили, бренчали золотые дублоны…
Любителей вестернов должен разочаровать: пистолет был стартовый, мой напарник — малолетний, золотые дублоны — дореформенная мелочь, а дело происходило на мирном Каменном острове в Петербурге, тогда еще Ленинграде. Как мы там очутились, я и хочу рассказать.
…Воскресные прогулки с мамой в раннем детстве. Собирать букеты разноцветных листьев и набивать карманы желудями нам скоро надоедало, и мама придумала увлекательную игру — поиски пиратских кладов. В пустой спичечный коробок она вкладывала мелкие монетки и прятала его у корней деревьев. Мы с братом искали такие клады со страстью, ревниво следя друг за другом, но под маминым руководством обиженных не оказывалось. Когда коробки кончались, мама бросала монетки прямо на землю, что не портило удовольствия от их поисков.
Я вспомнил об этом через много лет, когда до роли кладоискателей подросли уже мои дети. Незамысловатую игру я постепенно усложнял, старался сделать ее более волнующей и увлекательной. Сокровища — мелкие деньги всех времен и народов, негодные часы, отслужившая свой век бижутерия и красивые разноцветные стеклышки (“драгоценные камни”), а также другие ценимые детьми мелочи складывались в коробки с наклейками в виде черепа и скрещенных костей, иногда с угрожающими записками, сокровище содержало именно те предметы, о которых мечтал очередной кладоискатель. Впрочем, наполнение клада не имело принципиального значения, главный интерес составлял сам процесс поиска. Место, где прятались клады, метилось с помощью мела или угля крестом, под которым их и следовало искать. Не исключалось, что пираты за кладами присматривают, поэтому забирать их приходилось тайно, без свидетелей, среди прохожих могли оказаться переодетые разбойники или их лазутчики. Точно определять потенциальных врагов было не обязательно. Таинственные “они”, которых мы опасались, могли быть не только морскими разбойниками, но также конкурирующей фирмой кладоискателей, в иных случаях даже нежитью. На такие опасные вылазки дети всегда брали с собой игрушечное оружие.
Место вокруг найденного клада тоже было достойно внимания. Пираты любили пировать вблизи спрятанных сокровищ и оставляли там затейливой формы нездешние бутылки с этикеткой “Ром пиратский”. В этой трофейной стеклотаре мы носили на прогулки разные вкусные жидкости, любимые кладоискателями.
По мере взросления детей из ближних садиков клады перемещались в более страшные места — на кладбища и в развалины, их поиски “для настроения” в особых случаях проводились в темноте. Самым взрослым детям иногда подбрасывались рукописные карты (как у Стивенсона), которые надо было понять, сличить с местностью, при помощи компаса выбрать правильное направление и считать шаги до вожделенного места. Летом увлекательным делом был поиск сокровищ в местах “былых морских сражений”. Для этого требовались прогретое солнцем мелководье и желательно маска с трубкой.
Самое трудное в этой игре — незаметно спрятать клад. Особенно сложно иметь дело с робкими детьми, чаще девочками. В непривычной обстановке они не склонны отходить от взрослого ни на шаг, тут без посторонней помощи обойтись трудно. По этой причине мероприятие было лучше готовить заранее, хотя это и занимало лишнее время.
Как мне кажется, лучший возраст для детского кладоискательства — от пяти до десяти лет. Дети перестают верить в подлинность пиратских кладов в очень разном возрасте. Одна из внучек, выросшая на этой игре, оказалась прагматиком и лет с восьми лишь делала вид, что верит моим байкам: поиски кладов превратились для нее в форму получения мелких подарков. Зато страстным кладоискателем оказался ее старший брат. В поисках сокровищ мы обошли с ним весь Каменный остров, богатый в то время развалинами, и Серафимовское кладбище. За время этих блужданий с нами случались и незапланированные приключения: при откапывании клада из старой могилы выскочила раз огромная крыса, в брошенном доме, где жили одичавшие собаки, мы нашли выводок замечательных щенков, а в другой раз — спрятанную байдарку, украденную в ближнем спортивном обществе. Выработался даже особый ритуал выходов “на дело”: внук обязательно надевал мою полевую сумку, загружал в нее фонарь, что-нибудь вкусное для поддержания сил и демонстративно подвешивал к поясу большой складной нож, в конце концов им потерянный. Продолжал искать клады он лет до двенадцати. Мне казалось это чрезмерной инфантильностью, и я открыл ему истину. Мальчик очень огорчился и пенял мне потом: “Зачем ты мне это сказал, ведь было так интересно играть!”
Судьба наградила меня большим числом детей и внуков. Поиски с ними сокровищ слились воедино, память удержала лишь отдельные эпизоды, связанные с редко возникавшими недоразумениями. Хорошо запомнился первый поход на кладбище, так как при этом я пострадал. Клад был спрятан заранее, на поиски мы вышли уже в темноте. Кладоискателей было двое — семилетние мальчик и девочка. Дочка разумно выбрала безопасную позицию у меня на плечах, сын вооружился до зубов и был готов постоять и за себя, и за меня. Под призывы к бдительности и тишине мы в слабом свете фонарика крадучись достигли могилы, где был намалеван искомый знак. Мальчишка обнажил большой нож, по такому случаю ему доверенный, и принялся яростно им копать. Зарытый сундучок с сокровищами уже показался из земли, я потянулся показать его, но возбужденный кладоискатель махнул ножом так неудачно, что мою руку залило кровью. В этот момент в дело вступил старший сын, бывший в заговоре — завыл за ближними могилами дурным голосом. Перед лицом опасности мы схватили клад и бросились бежать, пятная снег кровью. Сидевшая на мне верхом девчонка подгоняла меня ударами кулака по темени, при этом зимняя шапка сползла на глаза, и маневрировать среди могил стало затруднительно. Еще больше мешал разбиравший меня смех, лишь с трудом сдерживаемый. Ребята вернулись домой страшно довольные приключением, а я занялся перевязыванием раненой руки.
Другой памятный случай произошел осенью в Лопухинском саду. Гранитную стенку над прудом украшает там полукруглый грот, где и был спрятан клад. Трудность заключалась в том, что попасть в грот можно было лишь сверху, спускаясь по веревке на небольшую высоту, но над водой. Глубина ее была здесь мелкая, мне по колено, но ребята об этом не знали, в сумрачный день черная вода под ногами казалась им бездонной. Дать детям испытать себя в столь необычном способе передвижения и было моей целью. Первым я спустил вниз десятилетнего внука, который ловко, качнувшись на веревке, попал в грот, а потом принял спущенную сверху семилетнюю внучку. Когда я стал поднимать детей наверх, наша толстая веревка перетерлась о камни и оборвалась. Как на грех, в воду плюхнулась девочка. Жалобное “Ах!”, нарядная юбочка венчиком всплыла вокруг нее, но на мели внучка стала ногами на дно, а мальчик не растерялся: мгновенно выдернул ее из воды и втянул в грот. Испуганная девочка расплакалась и наотрез отказалась иметь дело с предательской веревкой, пусть даже надежно связанной. Я перепугался случившимся больше пострадавшей, но виду не подал. Сверху я хвалил беднягу за доблесть, призывал к новому подвигу и подсмеивался над ней (верный способ разрядить обстановку), но сам готовился лезть в пруд и вброд выносить ребенка на руках. Кончилось дело тем, что смелая девочка переборола себя, встала мальчику на плечи, я низко свесился вниз, благо сердобольный прохожий держал меня за ноги, дотянулся до внучки и за руки вытащил ее наверх. Благополучно завершившееся приключение мы отметили салютом. Честь запуска ракеты (в те времена великого дефицита) была предоставлена пострадавшей внучке, о чем она помнит и гордится этим до сих пор.
Одно лето мы с большой компанией разновозрастных детей жили в пустующем доме в глухой, оставленной жителями деревне. Рядом находились заброшенное кладбище и каменная церковь, изуродованная внутри, но снаружи хорошо сохранившаяся. Грех было не воспользоваться столь выгодным соседством.
Для розыгрыша были выбраны двое детей-ровесников — мальчик и девочка девятилетнего возраста. Оба ребенка отличались самоуверенностью и изображали бесстрашных, поэтому сбить с них гордыню казалось нелишним. Спали мы все вместе на сеновале. Чтобы драматизировать обстановку, в темноте велись тревожные разговоры: таинственные “они” то якобы пугали кого-нибудь из нас, то начинали шуметь на крыше, и все общество замирало, дабы не привлечь их опасного внимания (шум достигался с помощью консервной банки, привязанной к веревке). Детям дали прочувствовать, что кругом “не все чисто”, и стали заманивать в церковь богатым кладом, явно там спрятанным. Как и положено, искать его следовало ночью. Поначалу кладоискатели храбрились, но ближе к сумеркам скисли и согласились идти за сокровищем только в моем сопровождении. Крадучись, часто останавливаясь и прислушиваясь, мы приблизились к темной громаде церкви. Я зажег фонарик, со скрежетом отворил тяжелую дверь, а за ней стоял… скелет! Кладоискатели ударились в паническое бегство; один из них на бегу запнулся, перевернулся через голову и продолжал мчаться дальше, даже не заметив падения. Около дома их ждали веселившиеся зрители, и всей компанией мы пошли знакомиться со скелетом. Он был сделан из отгнившего кладбищенского креста, драпированного простыней, и вырезанного из бумаги черепа. “Скеля” стал общим любимцем и предметом гордости, его перенесли к порогу нашего жилища, где он смущал проходивших мимо старушек. Имя создавшего скелет ваятеля из скромности утаю.
В жизни бывают забавные совпадения. Те двое детей, что убегали от скелета, родили собственных детей, тоже ровесников и тоже мальчика и девочку, а около дачи, где мы проводили с ними каникулы, также имелась разрушенная церковь. Я стал к тому времени много старше и пугать кладоискателей скелетом уже не считал возможным, но случай для испытания детской храбрости не упустил. Внукам было объяснено, что в церкви спрятан заговоренный клад и он достанется только смельчаку, который пойдет искать его в полночь. Разрушенная церковь была отлично известна детям по дневным посещениям. Как и положено, в доме они вели себя очень смело, но в темноте зимней ночи их прыть выдохлась. Идти к церкви в одиночку, без взрослых, дети (как некогда и их родители) отказались.
Следующую попытку добыть в церкви сокровище произвели в ночь на Ивана Купалу, когда зацветает папоротник и клады сами открывают себя фартовым искателям. Конечно, на комфортабельной даче стращать детей таинственными “они” было не так удобно, как их родителей на сеновале в пустой деревне. Для подготовки к подвигу я прочел внукам вслух Гоголя, но страшный “Вий” не произвел на них особого впечатления. Я решил, что современные фильмы ужасов убили классика в воздействии на юные умы. Светлая северная ночь облегчала кладоискателям задачу, но черный зев входа в развалину и безлюдье вокруг казались детям зловещими. В этот раз они пересилили себя и вдвоем, без сопровождающих, зашли в церковь. Я тайком наблюдал за ними, и меня поразило поведение десятилетнего внука, не имевшего в семье и намека на религиозное воспитание: на подходе к церкви он часто крестился и молился вслух, прося у Создателя помощь и защиту. Сперва я подумал, что это пришло к нему из глубины подсознания, но затем переменил мнение: это мое чтение Гоголя не прошло даром, и мальчик востребовал со страха опыт Хомы Брута.
Мне кажется, что поиски кладов — хорошая и небесполезная игра. Для нее требуются только немного фантазии и умение получать удовольствие от совместных с детьми игр. Искать — древнейшее занятие человека, дети предаются ему с охотой и азартом, поиски сокровищ делают для них любую прогулку увлекательной и желанной. Совсем легко придать таким поискам таинственность и элементы воображаемой опасности. Страх — естественное чувство, в дозированных порциях необходимое детям в условиях тепличной городской жизни; не зря они сами выдумывают и пугают друг друга “страшилками”. Поиски кладов, должным образом организованные, развивают воображение, позволяют ребятам оценить собственную смелость и учат побеждать страх. Даже справедливый дележ найденных сокровищ для иных детей может быть поучителен.
Моя мама оказалась хорошим садовником, когда 70 лет назад закопала под деревом спичечный коробок с монетками. Он дал богатые всходы: считая нас с братом, пиратские клады волновали воображение уже трех поколений детей в нашей семье, поиски их стали нашей фирменной игрой. Хочу надеяться, что эстафета на мне не прервется и кто-нибудь из моих внуков или внучек продолжит ее и дальше.