Опубликовано в журнале Нева, номер 3, 2007
Биркемайер В. Оазис человечности 7280/1: Воспоминания немецкого военнопленного / Вилли Биркемайер.— М.: Текст, 2005. 301 с.
Уходят в небытие поколения тех, кто принимал непосредственное участие во Второй мировой войне. Свидетели, очевидцы. Все больше лжи накапливается в учебниках по истории, в исторических трудах, в публицистике. Одни и те же факты, события интерпретируются по-разному, иногда диаметрально противоположно, и не только исследователями или заинтересованными политиками, но и рядовыми участниками. Неоднозначно воспринимают свое прошлое народы. Те же немцы— одни уже более полувека живут в неизбывном покаянии, другие с усталостью от этого покаяния, третьи с чувством незаживающей обиды. Не все русские, украинцы, белорусы, народы бывшего Советского Союза, скажем так, готовы принять создание немецких мемориальных кладбищ на территориях, куда немцы пришли оккупантами, завоевателями. Еще не затянулись раны, оставленные минувшей войной в памяти народов. Не оттого ли так болезненно далось Гюнтеру Грассу признание в том, что он, будучи членом “Гитлерюгенда”, служил в войсках СС? И так неоднозначно было оно воспринято?
Конечно, книга В. Биркемайера, высококлассного специалиста горного дела, не станет сенсацией. Ведь он не нобелевский лауреат, как Гюнтер Грасс, и не папа римский Бенедикт XVI, также бывший гитлерюгендец. Замечание, вероятно, некорректное, но осуждать малолетних немцев за членство в “Гитлерюгенде” можно на тех же основаниях, что и поколения советских детей за членство в пионерской организации. Дети делают то, что диктуют или подсказывают взрослые дяди.
Вилли Биркемайер рос хорошим мальчиком. Он увлекался музыкой и пением, ему нравилось рисовать, он почитал своих родителей, обожал старшего брата. И любил свою родину. Что ж, любовь к родине такое же естественное, присущее здоровым, нормальным людям чувство, как и любовь к родителям. Только родиной Вилли была фашистская Германия. Он с детства слышал выступления горячо любимого фюрера, которые передавали все радиостанции Германии. И ни одного отрезвляющего слова критики по поводу государственного устройства страны, в которой родился. Страстные речи падали на благодатную почву: как всякий обыкновенный подросток, Вилли мечтал о подвигах и славе. Душой и телом он уже чувствовал себя солдатом и — жаждал защитить свою родину, — да что там родину, — всю Европу! — от нашествия большевистских орд. Он, как и миллионы его немецких сверстников, верил, что только арийской расе суждено исполнить миссию преобразования мира в национал-социалистическом духе. В январе 1945 года его зачислили в дивизию СС “Гитлерюгенд”. Ему было шестнадцать лет, и он гордился тем, что надел настоящий серый мундир. Провожая его на фронт, мать, как матери всех национальностей, молила только об одном: “Мальчик, возвращайся живой”.
Его направили в зенитную часть, стоявшую в маленьком городке юго-восточнее Бреслау, теперешнего Вроцлава. В письме к родителям накануне нового года он писал: “Я тверд, как скала, и уверен, что 1945 год принесет нам победу. Я отдам все силы немецкому народу и буду сражаться за лучшее будущее нашего поколения”. Кроме двух офицеров и фельдфебеля, ни одному из воинов зенитной батареи не было еще и семнадцати. Сутки напролет они отражали налеты русских и американских бомбардировщиков, получали награды за сбитые самолеты. А с наступлением тишины юные вояки разбредались по углам и плакали от страха.
Когда русские танки прорвались у соседнего городка и направились к Одеру, началась неразбериха, мимо батареи бежали на запад, домой, бросив оружие, немецкие солдаты. Они смеялись над Вилли, когда он обвинял их в дезертирстве, смеялись над его юношеским максимализмом, над его непоколебимой верой в фюрера. А Вилли не мог себе представить, что “иваны нас победили, нашего фюрера. Весь немецкий народ”.
Что знал он о русских? Что они люди низшего класса. Проклятые большевики, ублюдки, не имевшие никакой культуры. Большевистские недочеловеки. Хуже иванов были только поляки. И вот он попал к в плен к русским недочеловекам.
В. Биркемайер признается, что взяться за перо его побудило желание восстановить истину после того, как он прочел книгу бывшего немецкого военнопленного, попавшую ему в руки в годы “холодной войны”. Речь в ней шла о тех же временах и тех же краях, что стали частью биографии самого Вилли. В интерпретации автора этой книги каждая встречная женщина была потаскухой, начальство и лагерная охрана ненавидели немцев и жаждали крови, питанием побрезговали бы и собаки. Прочитанному В. Биркемайер противопоставляет свой опыт жизни в русском плену, свои воспоминания, свое видение прошлого.
У него цепкая память, сохранившая малейшие подробности прошедшего. В своих воспоминаниях он использовал и дневники, и двадцать страниц, написанные сразу после освобождения из плена, и найденные в бумагах покойной матери письма и открытки, посланные домой из плена. Он очень ярко воспроизводит реалии своей жизни в плену: изнурительный пеший марш, короткие передышки в пересыльных лагерях, быт и работу в лагерях в шахтерском городке Макеевка и Мариуполе, где военнопленные восстанавливали металлургический завод.
Нет, он не приукрашивает действительность. Он помнит и мучительный путь в неизвестность. Ченстохова. Дембица. Перемышль. Киев. Холод. Ночи в сараях, амбарах, на соломе. Звериные битвы за хлеб. Толпу опустившихся, скверно пахнувших, завшивевших людей в грязной, истрепанной военной форме. Непроходящее чувство голода. Русский автомат, смотрящий в затылок. Расстрелы на марше. Отстать, свернуть с пути значило погибнуть. Страх быть убитым был сильнее боли. Первые русские слова: “dawaj, dawaj”, “walenki”, “stoj”. И страшный киевский НКВД, куда попал по подозрению в шпионаже, и карцер, и побои, вызвавшие сотрясение мозга. И унылую лагерную жизнь. И тоску по дому. И отмороженные ноги, чудом спасенные итальянскими докторами от ампутации. Уходя в армию, он весил около семидесяти килограммов, после марша в Киев его вес стал сорок семь килограммов. Поэтому он помнит и каждое яблоко, каждый кусок хлеба, которыми угощали их русские женщины. Еще сильнее, чем эти неожиданные “незаслуженные” блага, поражали приветливые лица русских: медсестра в Ченстохове, принесшая босоногому немцу ботинки, повар, наливающий горячий перловый суп, первую горячую еду за много дней.
Оазисом человечности называет он лагерь № 7280/1 в Мариуполе, где было самоуправление пленных, распределение на работы по цехам по усмотрению назначенных из самих пленных, достаточная, вполне сносная еда, и зимняя одежда, и лазарет, и приличные санитарные условия, и выходные дни на тяжелых работах. Даже развлечения — футбол, кино, самодеятельный театр, где играл на сцене и сам Вилли (вот когда пригодились юношеские увлечения опереттой). Благодарные пленные немцы, уезжая в Германию, сделали подарок начальнику лагеря, пожилому человеку, сумевшему увидеть в немцах не врагов, а обыкновенных людей,— автомобиль, собранный руками пленных из деталей, изготовленных ими же в кузнице.
Он встретил много замечательных людей и не очень хороших как среди немцев, так среди русских, ибо и ныне актуально утверждение: нет плохих или хороших национальностей, а есть плохие или хорошие люди. Для русских, украинцев, евреев симпатичный, уравновешенный, любознательный юный немец, да еще изучающий русский язык, был просто Витька, Maltschik, которого надо подкормить. “Ты немец. Но ты хороший мальчик”, — сказал ему работавший с ним еврей, потерявший в войну семью.
В плену Вилли Биркемайер изведал и первую свою любовь. Отношения с женщинами, с русскими женщинами — это особые романтические и драматические страницы и еще одна школа взросления, которую проходят все юноши. От самых робких встреч, ограничивающихся взглядами, скромными (чаще продовольственными) подношениями от случайных незнакомок, до настоящей любви и даже до любовного треугольника. Любовь заключенного немца и добропорядочной украинской гражданки, служащей металлургического завода, была заведомо обречена. За недозволенные отношения с пленным женщин стригли наголо и отправляли в лагерь. И все-таки молодость брала свое. Только теперь, спустя много лет, снято табу с романов между русскими женщинами и немецкими военнопленными, так же как и с романов советских военных, служивших за границей, с иностранками. Остался в прошлом остракизм, которому подвергалась “недозволенная” любовь Ромео и Джульетт военных и послевоенных лет, разделенных не семейными распрями, а государственными, политическими, идеологическими догматами. Благодаря передаче “Жди меня” спустя десятилетия встречаются разлученные когда-то пары, уже глубокие старики, сумевшие перенести через годы свою любовь друг к другу. Благодаря этой передаче и Вилли Биркемайер сумел найти свою возлюбленную Нину и дочь, которую он впервые увидел, когда ей было уже за пятьдесят.
С глубоким уважением и восхищением пишет он о храбрости и гражданском мужестве русских женщин и о тех, кто помогал влюбленным, рискуя собственной жизнью, благополучием.
Наверное, большинства тех, о ком пишет В. Биркемайер, уже нет в живых. Но по обе стороны границы остались их друзья, знакомые, родственники, для которых эти воспоминания открывают неожиданные страницы биографий их близких.
Воспоминания пленного немца — это очень непосредственный, яркий рассказ о жизни наших отцов и дедов в условиях послевоенной разрухи, рассказ тем более ценный, что те поколения уже уходят. Много ли мог увидеть и понять молодой немец, большую часть времени проводящий на работе? Оказывается, много. Например, в каких условиях трудились русские, рядом с которыми немцы восстанавливали разрушенные города, шахты и заводы, какие душевные драмы пережили они, потеряв в войне своих близких. Он сумел разглядеть, пусть и издалека, и русских заключенных, на лицах которых не было ни единой улыбки, ибо работали они на металлургическом заводе в Мариуполе не по своей воле, отбывая срок только за то, что насильно были угнаны в Германию на принудительные работы. Он пишет и о доносительстве, которое процветало и среди немцев, и среди русских. И о том, что, несмотря на запрет русским любых личных отношений с военнопленными, он нарушался повсеместно, у всех немцев складывались человеческие отношения с русскими. О русском хлебосольстве и великодушии, о сердобольных женщинах и мужчинах, всегда готовых подкормить пленных, и о типовых застольях, участником которых, столь непривычных для немца, ему пришлось побывать.
У него очень меткие, основанные на конкретном опыте размышления о разнице русского и немецкого менталитетов. И тем не менее русские, чемпионы мира по импровизациям, способные находить выход из нестандартных ситуаций, и немцы, с их стремлением организовать, рационализировать любой труд, с успехом совместно решали непростые задачи.
Книга В. Биркемайера далеко выходит за рамки простого бытописания. Она повествует еще и о духовном становлении молодого человека, о трудностях взросления, усугубившегося экстремальными условиями, в которых оказался юный Вилли, о непростых психологических переживаниях и о взаимоотношениях очень разных людей.
По дороге в Россию Вилли постигло крушение идеалов, кардинальная переоценка прежних воззрений. В жестоком столкновении с нелицеприятными фактами он окончательно потерял веру в прошлое и в его “лучших представителей”…
Юный фанатик из “Гитлерюгенда” сумел преодолеть субъективизм (наверное, это было дано не всем его сверстникам): “В плену мы хлебнули сначала немало ужасов. В том числе жестокость и ненависть русских ко всем нам, немецким солдатам, за разрушенные дома, за погибшие семьи. Можно ли упрекнуть их за это?”
Уже более полувека отделяют нас от тех, уже легендарных, времен. Вилли Биркемайер искренен в своих воспоминаниях, в своих чувствах, переживаниях. “Моей книгой я хочу помочь пониманию друг друга. Между нами могут быть добрые отношения, несмотря на то, что долгие годы мы были врагами”, — пишет он. Его книга значима для нынешних и будущих поколений как документ уходящей эпохи, свидетельствующий о том, что, когда умолкают пушки, враждебные чувства между народами преодолимы и можно забыть войну, обрести надежду, перестать ненавидеть друг друга, снова стать людьми.
Елена Зиновьева