Рассказ
Опубликовано в журнале Нева, номер 2, 2007
Лев Юрьевич Альтмарк родился в 1953 году. Прозаик, журналист. Публиковался в российских журналах и коллективных сборниках. Автор нескольких книг прозы. Живет в Израиле.
Несмотря на раннее утро и солнце, с трудом протискивающее свои несмелые лучи сквозь низкие тучи в забранное тонкими ажурными прутьями окно, лицо начальника паспортного стола капитана Северцева было мрачным и усталым.
— Небось к своим намылился? — спросил он Диму вместо приветствия, без интереса разглядывая справку об освобождении.
— Куда — к своим? В Израиль, что ли? — сразу нахмурился Дима.
Капитан Северцев поглядел в окно, но сквозь залапанное стекло ничего видно не было, кроме пыльного дворика и пожилого милиционера, копавшегося в двигателе желто-голубого “уазика”.
— Почему именно в Израиль? Хорошо, если бы туда… А то я вашего брата, бывшего зэка, знаю. Неделю после освобождения попьянствуешь, и слава Б-гу, если снова за решетку не угодишь. Так ведь к своим бандитам подашься. На нормальную-то работу сегодня хрен устроишься, да и твое веселое прошлое не позволит… Ехал бы и в самом деле в Израиль, а? Пускай там с тобой занимаются…
— Выходит, здесь на мне уже крест поставлен? — усмехнулся Дима. — Выживаете?
— Ну, почему крест… — вздохнул Северцев. — Бывают случаи, когда ваш брат за ум берется и становится нормальным человеком. Но, к сожалению, редкие случаи…
— Разберемся. — Дима тоже посмотрел в окно и выдавил сквозь зубы: — В общем, гражданин начальник, выписывайте паспорт, а там видно будет.
Капитан Северцев послушно кивнул:
— А что поделать? Обязан выписать, никуда не денусь. Но учти, брат, на многое не рассчитывай, доверия тебе нет. И не будет. Я не антисемит, мне один хрен — евреи, татары, русские. Только — думай своей стриженой головкой. Понимай, как хочешь…
Сунув новую книжицу паспорта во внутренний карман старенького, пропахшего нафталином тюремного склада пиджачка, Дима подхватил сумку со своим нехитрым скарбом и вышел на улицу.
Хоть каждый из своих восьми лет заключения Дима ждал и почти в деталях представлял, как вернется к матери и сестренке, сразу бежать домой почему-то не хотелось. Конечно, можно не обращать внимания на разговор с капитаном, но неприятный осадок все равно оставался. Паспорта он дождался, и теперь никто не имеет права сказать ему и слова дурного, ведь свой срок он отсидел от доски до доски и вину искупил сполна. Было дело, наглупил по молодости, на первом курсе института, но теперь…
— В гробу я вас всех видел! — сплюнул он и пошел по улице. — Встанем на учет, прикинем, что к чему, а там видно будет, кто свои, а кто чужие…
Вечером после праздничного ужина, когда немногочисленные приглашенные родственники разошлись по домам, а сестренка отправилась спать, мать села около Димы и сказала грустно:
— Что дальше-то делать будешь, сынок?
— Пока не знаю, мама. Работу какую-нибудь подыщу…
— Трудно это сейчас, — вздохнула мать. — Сегодня всем нелегко, а тебе вдвойне будет.
— Что-нибудь придумаю. В институт пойду доучиваться. Двадцать семь лет не конец жизни.
Мать снова вздохнула и пробормотала:
— Ложись спать, а то устал, наверное. Дома и спится иначе…
— Да уж…
Ночью Дима спал чутко, несколько раз просыпался и все никак не мог привыкнуть к тому, что он уже дома, среди тех, кто его любит, а распорядок, к которому он привык за последние годы, канул в вечность и возвращаться к нему больше не придется. А утром проснулся и сказал матери:
— Может быть, мне уехать? Не могу я здесь. И объяснить не могу почему…
— Куда ты поедешь? Мы тебя столько ждали, — ответила мать, но в словах ее почему-то не было грусти, а только какое-то непонятное облегчение. — Побудь хоть немного дома. А там — как знаешь.
— Меня уже посылали в одно место, — невесело усмехнулся Дима, вспомнив капитана из паспортного стола. — В Израиль, к своим…
— Ну, это совсем за тридевять земель, — задумалась мать. — Небось еще дальше, чем там, где ты был. А вообще-то… поезжай. Может, там для тебя сложится как-то иначе. Глядишь, и мы со временем подтянемся…
…Старую белую “Субару”, угнанную утром возле ашкелонского рынка у какого-то торговца-араба, Дима бросил на безлюдной улочке в трущобах Южного Тель-Авива. Все равно кондиционер в машине сломан, а снаружи при сорокаградусной жаре хоть какой-то слабенький, но ветерок. Тем более Дима вовсе не был уверен, что его никто не заметил или не обратил внимания на бешено мчащуюся по южному шоссе машину. Хотя гнаться по большому счету было некому. “Вольво” кривого Ахмета и новый бордовый “Пежо” Нахшона сиротливо пылились на безлюдном пляже на окраине Ашкелона, и у обеих машин больше не было хозяев. Как не было больше хозяев и у Димы…
Началось все год назад после того, когда он снял квартиру у этого самоуверенного Нахшона. Квартира была, конечно, никудышной, в жутком районе, где жили в основном наркоманы и иностранные рабочие. Даже проститутки здесь не селились, потому что клиента сюда никакими коврижками не заманишь. Местная публика запросто ограбит и разденет, хорошо, если не убьет. Правда, и цена за квартиру была соответствующая, но даже этих денег у Димы поначалу не было.
Нахшон, с которым он познакомился в одном из уличных кафе, куда забрел в поисках работы, отлично понимал, в какой ситуации парень. Да и получить с Димы какие-то деньги в обозримом будущем вряд ли представлялось возможным.
— Чем занимаешься? — на всякий случай поинтересовался он, искоса глянув на вены Димы. Но уколов от иголок там не было, и Нахшон успокоился: значит, этот “русский” еще не подсел на наркотики.
— Ищу работу…
— Ищи, — усмехнулся Нахшон. — Но ты-то хоть понимаешь, что должен заплатить за квартиру хотя бы за полгода вперед? Здесь так принято.
— Понимаю. — Дима обреченно развел руками и подумал, что опять придется ночевать на пляже или в парке на скамейке, пока не подвернется какая-то работа, чтобы можно было оплачивать жилье хотя бы помесячно.
На улице он очутился совсем недавно. Пока была работа на трикотажной фабрике, он кое-как сводил концы с концами, а потом фабрика закрылась, его уволили, и наступили черные деньки. Экономить и копить деньги не получалось, а на пособие по безработице особо не разгуляешься. Когда же и пособие перестали платить, хочешь не хочешь, пришлось съезжать с квартиры. Чем заниматься дальше, Дима не представлял. Хорошо, что в здешнем климате можно спокойно переночевать на пляже или в парке, но не всю же жизнь так! Тем более парковые бичи сразу засекли новичка, и пришлось пару раз даже драться за “место под солнцем”. Постоять за себя он мог, но воевать постоянно или вступать в их завшивленное братство, естественно, не хотелось. Оттуда уже не подняться.
— Постой, не уходи. — Нахшон хитро посмотрел на него. — Так и быть, бери ключи от квартиры, вселяйся. С деньгами я могу подождать, но… — он поднял указательный палец, — ты мне их постепенно отработаешь. Я скажу как. Договорились?
Такой удачи Дима не ожидал. Наконец-то нашелся человек, который ему поверил, а здесь, в Израиле, это большая редкость. Теперь у него на какое-то время появится постоянный угол, и все силы он употребит на поиски работы. А то уже болячки на теле начинали появляться от бездомного существования, и запах пошел специфический…
— Что я буду делать? — на всякий случай поинтересовался он.
— Не торопись, — рассмеялся Нахшон, — обживайся пока, приводи себя в порядок. Когда понадобишься, позову…
Первые два дня Дима отсыпался на расшатанной двуспальной кровати — единственной мебели в новообретенной квартире. Потом притащил со свалки столик и два кресла, которые отремонтировал и вымыл. Вскоре квартира приобрела сносный вид, а когда он вычистил старенькую ванну и наладил сливной бачок унитаза, стало вообще замечательно, хоть гостей принимай.
— Что же за работу даст мне Нахшон? — первое время раздумывал он. — С виду человек вроде приличный, хотя кто его знает…
В любом случае отказываться от предложения Нахшона он не собирался. Снова оказаться на улице забытым и никому не нужным не хотелось. Жутко все время находиться в состоянии, когда некуда пойти и не с кем пообщаться. Ведь бездомный человек сразу бросается в глаза, его сторонятся, как прокаженного. Сегодня Дима был почему-то твердо уверен, что ночевки на улице — пройденный этап и такого с ним больше не повторится. Слава Б-гу, он уже насмотрелся на людей, живущих в картонных коробках из-под холодильников, разыскивающих объедки в мусорных баках и навсегда потерявших надежду как-то улучшить свое положение. Такого врагу не пожелаешь.
В какой-то момент Дима даже подумал: если Нахшон потребует совершить какое-то преступление — согласится ли он? Ясного ответа не было, и думать об этом не хотелось, а больше всего не хотелось снова оказаться на улице.
Каждое утро он просыпался на своей скрипучей кровати и выглядывал в окно, из которого виднелась грязная стена напротив, с окнами, наглухо закрытыми жалюзями, в подтеках мутной горячей жижи, стекающей из бойлеров на крыше. И все равно он был рад своему “гнездышку”, потому что сюда всегда можно вернуться, даже если день прошел бесцельно и не удалось добыть ни гроша. Иногда ему, правда, удавалось подработать в соседнем супермаркете, разгружая ящики с овощами и фруктами, и этих денег хватало на еду.
Нахшон появился через неделю, с интересом осмотрел жилище Димы и удовлетворенно цокнул языком:
— Молодец! Вы, русские, умеете из говна конфетки делать!
Потом присел на одно из кресел и закурил ароматную египетскую сигарету.
— Машину водить умеешь?
— Умею, — ответил Дима, догадываясь, что наступило время отрабатывать долги. — Только местных прав у меня нет…
— Ерунда! — отмахнулся Нахшон. — Если не хулиганишь на дороге, никто тебя не остановит.
Он выпустил колечко дыма и замолчал, не сводя взгляда с Димы.
— Может, кофе сделать? — спросил Дима.
— Нет, я не кофе пить пришел. Есть у меня к тебе поручение. Возьмешь мою машину и съездишь в одно местечко за посылкой для меня.
— Далеко?
— В сторону Ашкелона. Два часа туда и обратно.
— Не боишься, что скроюсь и машину уведу?
— Нисколько. Во-первых, полиция тебя максимум через сутки задержит после моего заявления, а в Газу к арабам ты не подашься: тебя туда просто не пропустят. Во-вторых, ты мне свои документы оставишь. На всякий случай.
Дима прошелся по комнате из угла в угол и исподлобья глянул на Нахшона.
— Что хоть в посылке-то? Наркотики, оружие?
— А вот это уже не твое дело. Чем меньше знаешь, тем спокойней спишь…— Нахшон потянулся в кресле. — Да не бойся, никакого криминала. Обыкновенный бизнес.
Дима хотел было спросить, почему тогда Нахшон сам не хочет ехать, а посылает его да еще согласен за это скостить часть долга, но тот его опередил:
— Там левый товар из автономии. Берем оптом, продаем в розницу. По-черному. Понимаешь? Я уже засвечен, а ты — человек новый. Никто и не подумает, что у тебя в машине есть что-то. В крайнем случае, если тебя задержат, отсидишь пару дней в полиции, а потом тебя отпустят. Для тебя, по-моему, это не новинка… Ну как?
Его ответ удовлетворил Диму, и он махнул рукой:
— Когда ехать?
— Прямо сейчас…
В новеньком бордовом “Пежо” пахло шоколадом и тем дурманящим запахом дорогого автомобиля, от которого приятно щекочет в горле и на глаза наворачиваются умильные слезы. Дима осторожно вел машину по узким улочкам и слушал легкое шуршание кондиционера, гнавшего в салон приятную прохладу. У большого синего щита с указанием направления на Ашкелон он остановился.
— Дальше поедешь сам, — сказал Нахшон, вылезая из машины. — В багажнике сверток с деньгами, который передашь арабу по имени Ахмет, и получишь у него коробку. Он уже знает о тебе и ждет.
В нескольких словах он объяснил, как добраться до пустынного пляжа перед въездом в Ашкелон и как узнать Ахмета, а напоследок напутствовал:
— Ну, счастливого пути! Через два часа жду на этом самом месте. Не задерживайся…
Из города Дима выбрался без приключений. Поначалу он никак не мог приспособиться к управлению машиной, ведь до этого он ни разу не водил автомобиль такого класса, но скоро дело пошло на лад. А когда он выехал на шоссе и влился в общий поток, то даже включил приемник. Из динамиков полилась ритмичная музыка, от которой стало легко и весело.
Ничего, убеждал себя Дима, пока не найду какую-нибудь постоянную работу, поработаю на этого самоуверенного индюка Нахшона — ишь, какого начальника сразу стал из себя строить! А может, если все сложится удачно, попрошу его помочь. Здесь без знакомств не найти что-то приличное, а он — жук еще тот, сразу видно. Если уж и с арабами у него гешефты…
Час пролетел незаметно, и Дима без особых проблем добрался до загородного ашкелонского пляжа, где его ждал на сером допотопном “Вольво” смуглый старик по имени Ахмет. Сразу же выяснив, что Дима — “русский”, он почему-то развеселился, похлопал парня по плечу и, быстро выгрузив из багажника своей машины картонную коробку, переложил ее к Диме и забрал сверток, который передал Нахшон. Что-то на прощание выпалил скороговоркой, помахал рукой и быстро укатил.
С минуту Дима глядел ему вслед, потом сел за руль. Ему очень хотелось поплескаться в ласковых морских волнах, накатывающихся на белый пляжный песок, но времени не было, нужно торопиться назад.
— Ничего, не последний раз здесь, — загадал он и посмотрел на ящик. — Лучше проверим, что тут за тайны мадридского двора.
Ящик был заклеен липкой лентой, но Дима незаметно отогнул край картона и разглядел упаковки с дешевыми китайскими приемниками.
— Контрабандисты! — усмехнулся он и забросил ящик в багажник. — Если в этом состоит бизнес Нахшона, то слава Б-гу!
Назад Дима ехал быстро, по уже знакомому шоссе, лихо обгонял машины, и на душе у него было легко и радостно из-за того, что опасения не подтвердились. Его не запрягли возить наркотики или что-то похуже, за что при поимке могут вкатать на полную катушку. И на том спасибо. Обойдемся без криминала. Хватит, он уже им сыт по горло на прежней родине. Ведь ему нужна всего лишь работа, которая давала бы кусок хлеба. Дальше посмотрим, лишь бы на ноги встать. А то даже друзьям в Россию не позвонишь и не похвастаешься чудесной заграничной жизнью. Не плакаться же о своем бездомном и полуголодном существовании в стране, о которой в России до сих пор ходят легенды. Его просто не поймут. Лучше позвонить попозже, когда можно будет честно сказать, что он, в отличие от некоторых других, так и не приспособившихся к новой жизни, все-таки сумел устроиться и, вообще, он человек сильный, не какая-то размазня. А Нахшон — Нахшон обязательно поможет, Дима же ему помогает…
Он ехал, и его радость почему-то то и дело сменялась грустью. Но радости все равно было больше. Впервые за долгие месяцы он не чувствовал себя несчастным и никому не нужным.
— Все в порядке? — то ли спросил, то ли утвердительно кивнул Нахшон, принимая коробку. Покосившись на отогнутый уголок и слегка нахмурившись, он махнул рукой. — Ладно, отдыхай. Об остальном поговорим позже.
Сперва Дима не хотел брать протянутую Нахшоном двадцатку, потом рассудил, что деньги ему не помешают, тем более от этого его долг вряд ли увеличится, а Нахшон не обеднеет.
В соседнем магазинчике впервые за долгое время он позволил купить себе бутылку пива и в прекрасном настроении вернулся домой. Там он уселся ремонтировать телевизор, несколько дней назад найденный на свалке. Телевизор был почти исправный и даже принимал две программы, только яркости и контрастности было маловато.
Заработанной двадцатки хватило на два дня беззаботной жизни, а потом, словно почувствовав, что деньги кончились, явился и сам Нахшон.
— Как настроение? — поинтересовался он, попыхивая своей ароматной сигареткой. — Еще поедешь?
— Без проблем, — улыбнулся Дима и протянул руку за ключами от машины.
За месяц Дима съездил к Ахмету восемь раз и каждый раз привозил от него запечатанные коробки. Раза два или три он еще проверял их содержимое, но каждый раз это были какие-то дешевые китайские побрякушки: приемники, часы, гипсовые раскрашенные статуэтки. Потом ему надоело заглядывать в коробки, тем более он научился ездить довольно быстро и стал выкраивать минут двадцать-тридцать, чтобы поваляться на пляже и искупаться в море.
Каждый раз по возвращении Нахшон выдавал по двадцатке, а про оплату за квартиру пока не заикался.
— Все в порядке, все в порядке, — повторял он в ответ на вопросительные взгляды Димы.
Жизнь постепенно входила в колею. Недели шли за неделями, и у Димы с Нахшоном сложились почти дружеские отношения. Да и с Ахметом он обменивался при встрече уже не стандартным рукопожатием, а приятельским похлопыванием по плечу. Несколько раз Нахшон отправлял Диму без традиционного свертка с деньгами, и араб верил ему на слово — отдавал коробки с товаром так.
Единственное, что немного беспокоило Диму, — это то, что его документы до сих пор были у Нахшона, и отдавать их тот не торопился. Говорить об этом Дима почему-то стеснялся, а потом, когда узнал, что документы при случае можно восстановить в полиции, сославшись на потерю или кражу, и вовсе успокоился.
— Я живу в его квартире, — убеждал он себя, — денег за съем пока не плачу. Езжу на его машине. Естественно, ему нужны какие-то гарантии. Почему он должен верить мне на слово? Я на его месте тридцать три раза подумал бы доверять… бывшему зэку!
Однажды Нахшон явился навеселе. От него пахло водкой, и настроен он был решительно.
— Собирайся, — скомандовал он, — сегодня у меня хорошее настроение, едем отдыхать!
Дима прикинул, что накопленные пятьдесят шекелей, которые у него были, тратить на развлечения хоть и жалко, но никуда не денешься — не отказывать же Нахшону. Хозяин все-таки. Как-нибудь выкручусь, подумал он и стал собираться.
— Да не бойся, — расхохотался Нахшон, — кто приглашает, тот и угощает! Твоя ситуация мне знакома. Все будет хорошо. — Последнее слово он выговорил по-русски, неимоверно коверкая и картавя.
Машину он вел сам, и из динамиков раздавалась все та же приятная ритмичная музыка, которую всегда включал Дима, но сегодня ему было почему-то немного тревожно и слегка ныло в груди. Ехали они недолго и на одной из грязноватых улочек остановились напротив двухэтажного дома, над входной дверью которого переливалась всеми цветами радуги неоновая реклама. На рекламе была изображена пальма, под которой сидел мужчина, пьющий чай, а за спиной его стоял верблюд на фоне бедуинского шатра. И надпись гласила: “Оазис”, а ниже мелкими буквами: “Институт здоровья”.
— Чувствуй себя как дома. — Нахшон припарковал машину и первым направился к дверям заведения.
В публичных домах Дима раньше не был. Он и сейчас с гораздо большим удовольствием посидел бы в каком-нибудь кафе или ресторанчике, а подружку, если бы возникло желание и подвернулась возможность, пригласил бы домой. “Домой” — это слово грело душу и вселяло уверенность.
— Чувствуй себя как дома, — повторил Нахшон, широким жестом предлагая Диме пройти внутрь. — Здесь нас знают и любят. Со мной не пропадешь!
И в самом деле, Нахшона здесь знали, и в большом полутемном салоне, похожем на ресторанный зал, их тотчас усадили за столик, на котором горели свечи. Молчаливый улыбчивый парень принес газированную воду и фрукты.
Разговор Нахшона с парнем Дима не разобрал, потому что с интересом осматривался, и его внимание привлекли девушки, сидевшие на низеньких диванчиках вдоль противоположной стены. Поговорив, Нахшон хлопнул Диму по плечу и сказал:
— Сейчас позовут хозяйку заведения, познакомишься…
— Зачем?
— Пригодится… А потом мы перекусим, выпьем по рюмочке… Ты же выпиваешь?
— Ну…
— Не обманывай, выпиваешь. Все русские выпивают… Впрочем, в этом нет ничего плохого. Вино, говорят, приносит пользу, если — в меру…
Хозяйка заведения Диме не понравилась. Рыхлая, чуть заикающаяся баба с выжженными белыми волосами и лоснящейся смуглой физиономией. Вдобавок ко всему она прекрасно говорила по-русски и поглядывала на Диму с нескрываемым презрением.
— Соня, — представилась она.
— Золотая Ручка? — невольно ухмыльнулся Дима.
— Все вы так, — повысила Соня голос, — хоть бы один выдал что-нибудь пооригинальней.
Она демонстративно отвернулась от Димы и стала разговаривать с Нахшоном.
Домой Дима вернулся глубокой ночью. Засыпающий за рулем Нахшон высадил его за квартал от дома и укатил.
Все прошло гораздо банальней, чем представлялось поначалу. Сперва они выпили водки, которую заказали у Сони, потом Нахшону захотелось шампанского, от которого Дима отказался. А потом Соня потащила их выбирать девиц, но, так как освещение было слабовато и в голове приятно шумело, Дима указал на крайнюю справа. Их тотчас отправили на второй этаж в одну из крохотных комнатенок с большой двуспальной кроватью посередине, вешалкой для одежды, умывальником в углу и низким столиком, на котором стояла ваза с фруктами.
— Ты сколько времени в стране? — спросила девушка, едва дверь за ними закрылась.
— Ты по-русски говоришь? — удивился Дима.
— Здесь все говорят по-русски, — вздохнула девушка. — Ты видел где-нибудь, чтобы местная публика работала в таких борделях?
Это был не вопрос, а утверждение. Девушка откинула простыню и стала раздеваться.
— Как ты сюда попала? — машинально спросил Дима, хотя уже был наслышан о том, как попадают в публичные дома девушки, говорящие по-русски.
— Тебе это интересно?
…Когда Дима спустился вниз, Нахшон сладко посапывал в кресле. Свечи на столе погасили, чтобы ему не мешать, и даже музыку немного приглушили. Посетителей, кроме них, что-то не наблюдалось.
— Просыпайся, пора идти, — потряс его за плечо Дима, — уже поздно.
— Тс-с! — тотчас подскочила Соня. — Не трогай Нахшончика, пускай отдохнет.
Дима сел в уголок и принялся ждать. Садиться за стол рядом со спящим Нахшоном ему не хотелось.
— Ты у него новенький? — кивнула Соня в сторону спящего. — Давно на него работаешь?
Дима решил промолчать, но Соня не отвязывалась:
— Будь проще, парень. И нос не вороти. — Она ухмыльнулась и пристально посмотрела ему в глаза. — Мы ничем не хуже других. И бизнес наш не грязней, чем у остальных… Ты, вижу, в стране совсем недавно, потому такой…
— Какой?
— Брезгливый.
Нахшон во сне заворочался и пробормотал что-то. Соня прикурила сигарету и продолжала:
— Учти, парень, мы с тобой не последний раз встречаемся. Нахшон тебя привел сюда не просто так. Кое-что нам придется вместе делать. Так что ссориться не стоит, лучше дружить…
Дима удивленно посмотрел на нее:
— Что нам придется вместе делать?
— Нахшон не говорил?
— Нет.
— Тогда и я пока не скажу… — Соня отвернулась и пошла к своим девушкам, попыхивая сигаретой.
Через час Нахшона растолкали. Еще полчаса он провел в душе, приводя себя в порядок, а потом они с Димой уехали.
Машину Нахшон вел неуверенно, пару раз проехал светофор на красный свет и при этом матерился по-русски. За пару кварталов от дома он наконец пришел в себя и спросил:
— Все в порядке? Вечеринкой доволен? Девочка не обидела?
— Мне Соня сказала…
— А, проговорилась… Ну, и что она тебе сказала?
— Что я буду работать с ней вместе.
— И все? — Нахшон расхохотался. — И точно — определим тебя к девочкам, будешь обслуживать клиентов! Голубых…
Веселиться от глупых шуток Нахшона Диме не хотелось. Он отвернулся и стал смотреть в окно.
— А если серьезно, — донесся до него голос Нахшона, — то нужно будет и для Сони возить кое-что. Или кое-кого.
— Девочек клиентам?
— Нет, клиенты сами приезжают. Да ты и не знаешь Тель-Авива, чтобы развозить девочек. Для этого есть таксисты.
— А я что буду делать?
— Об этом поговорим позже… Сейчас у меня голова раскалывается.
Несколько дней после этого Нахшон не появлялся. Дима уже подумал, что тот за что-то на него обиделся. Впрочем, это не страшно, ведь с квартиры его не гнали, а значит, все обойдется. На сэкономленные деньги можно худо-бедно продержаться несколько дней, и, пока суд да дело, имеет смысл снова отправиться на поиски работы. Тем более вид у него стал более цивильный, и люди с ним разговаривают куда охотней, чем раньше.
Однако с работой было по-прежнему плохо. Специальности у Димы не было, а на стройку брали только туристов да иностранных рабочих на абсолютно кабальных условиях. Побродив пару дней по раскаленному городу, Дима понял, что найти что-то стоящее не удастся. Может, ближе к осени, когда станет прохладней и все проснутся от летней спячки, что-нибудь прояснится, а пока оставалось только ждать милостей от Нахшона.
— Черт меня за язык дернул поцапаться с этой Соней! — ругал сам себя Дима. — Какое мне дело, кого и куда возить? В конце концов, она права: этот бизнес пускай и не такой чистый, но все же вокруг взрослые люди, и каждый знает, на что идет! Неужели на улице среди бомжей лучше?!
Нахшона он уже ждал как манны небесной и, когда тот наконец появился, обрадовался, как лучшему другу.
— Как дела? — как ни в чем не бывало спросил Нахшон. — За товаром поедешь сегодня.
— Конечно! — Дима протянул руку за ключами от машины, но Нахшон отрицательно покачал головой.
— Это не все. У Ахмета сегодня получишь не коробки, а двух девочек. Ваших, русских. Надеюсь, догадываешься, куда их нужно отвезти? Соня тебя будет ждать.
Нечто подобное Дима предполагал, но выбирать не приходилось, и он молча кивнул.
— Ехать будешь очень аккуратно, чтобы тебя не задержали. Попадешься — всех нас ждут большие неприятности. Это уже не ерундовые передачки. Девочки — нелегалки, без документов. Тут уже не пожалеют, вкатают на полную катушку.
— Понятно…
— Ничего тебе не понятно! — почему-то разозлился Нахшон. — К примеру, что ты будешь делать, если тебя остановит полиция? Что им скажешь?
— Ну, что-нибудь… Мол, иврит плохо знаю и не понимаю, что от меня хотят.
— И ты думаешь, они от тебя отвяжутся? Ведь у тебя тоже документов с собой никаких нет.
— Тогда что — не ехать?
— Поедешь. Но очень осторожно. И учти: попадешься — выкручивайся сам. Я тебя знать не знаю. А машину мою ты угнал, так и заявлю в полиции… Ясно?
Первый раз его не радовала приятная музыка, льющаяся из автомобильных динамиков. Неприятно было не из-за того, что Нахшон вел себя с ним как рабовладелец с последним рабом, и даже не из-за того, что останови его полиция — вместо обжитой квартирки он вполне мог оказаться сегодня же в тюремной камере. Просто после посещения Сониного заведения ему очень не хотелось общаться с публикой из борделя. Не то чтобы он презирал ее или считал себя в чем-то выше, только… не хотел, и все.
Ахмет встретил его, как всегда, радушно, похлопал по спине и даже обнял, а потом жестами пригласил к своей машине.
— Деньги привез? — спросил он и прикинул на ладони вес свертка. — Забирай своих красавиц!
Девушек было двое: одна — высокая стройная шатенка лет восемнадцати, другая — пониже, полная блондинка без определенного возраста, намного старше первой. Вещей у них почти не было — только большой целлофановый пакет на двоих, набитый какими-то тряпками.
— Нравятся? — усмехнулся Ахмет и поманил Диму в сторону. — Передай Нахшону, что их документы он получит, когда рассчитается полностью… И еще. Ты девочек первый раз везешь, будь осторожней. Мало ли что…
Он вернулся к своей машине и грозно скомандовал:
— Пересаживаемся! Ну-ка, быстро!
Девицы вылезли наружу и, щурясь на солнце, неуверенно пошли к Диминому “Пежо”.
— Бай! — Ахмет быстро сел в свою машину и укатил.
Почти всю дорогу они ехали молча, а к концу разговорились. Поначалу девушки молчали, и Димины вопросы оставались без ответа, потом заговорила старшая, а следом за ней и та, что помоложе. Их истории были стандартными: невозможность заработать кусок хлеба на родине, предложения поработать за границей в качестве официантки, горничной или няньки… Впрочем, они не были такими наивными, чтобы не догадаться, в качестве кого будут работать на самом деле. Да и посредники особенно не скрывали. В общем, истории банальные и всем хорошо известные. Единственное, что показалось Диме любопытным, — это то, что сперва их привезли в Египет, где они работали в публичном доме в Александрии, потом в Каире, а сейчас нелегально переправили в Израиль, откуда спустя некоторое время вернут в Египет, а оттуда — уже домой с заработанными деньгами. Блондинка несколько лет назад совершала подобный вояж из Египта в Израиль и обратно, и заработанные деньги позволили прокормить семью в Украине почти два года. Сейчас она отправилась на “заработки” второй раз. Конвейер работал исправно, и сбоев пока не было. Были случаи, когда кого-то ловили, но им пока, слава Б-гу, везло.
Дима через зеркало изредка поглядывал на девушек и думал о своей сестре, которая осталась в России с матерью, хотя очень хотела ехать вместе с ним. Не ждет ли ее судьба этих девушек? Чем черт не шутит? Жизнь там нелегкая, с работой тяжело, а мамины заработки…
После передачи девиц Соне Дима отогнал машину Нахшону и получил свою двадцатку.
— Молодец, — похвалил Нахшон, — твой долг уменьшается. Если хочешь, можем снова отдохнуть вместе. Пиво любишь?
Дима отрицательно покачал головой и отправился домой.
— Денька через два готовься, снова поедешь, — прокричал вдогонку Нахшон. — Новая партия…
После этого Дима ездил за девушками для публичного дома еще три раза. За вещевыми посылками с мелкой контрабандой его уже не посылали. Если говорить честно, первое время он отчаянно трусил, и ему даже снилось, как его останавливает полиция, перекрыв дорогу в поисках террористов, и проверяет документы. А документов у него по-прежнему не было. Он уже всерьез задумывался заказать себе новое удостоверение личности, но до этого руки не доходили. Тем более девушки, которых он перевозил, были вообще нелегалками, и, попадись они полиции, вряд ли что-то ему помогло бы.
Развязка наступила неожиданно. Однажды, когда он подъехал к Сониному заведению с очередными девушками, его внимание привлекли полицейские машины с включенными мигалками, перекрывшие вход в “Оазис”.
Дима и раньше встречал в публичном доме полицейских, но приходили они по одиночке, на короткое время, не афишируя себя. Теперь же, судя по машинам, их было много, и действовали они открыто.
Накрыли бордель, пронеслось у него в голове, что делать? Может, под видом обычного клиента зайти внутрь и попытаться разнюхать, что происходит. Но оставлять девушек одних в машине Нахшон строго-настрого запретил, а как поступать в подобных нестандартных ситуациях, не сказал. И его сотовый телефон, как назло, выключен. С минуту Дима раздумывал, притормозив в десятке метров от полицейских машин, потом медленно проехал по улице, повернул за угол и остановился.
Телефон Нахшона по-прежнему не отвечал. Бросив бесполезный сотовик на сиденье, Дима вытер выступивший пот и поехал к собственному дому. Пока он поселит девиц у себя, а когда все уляжется, Нахшон обязательно даст о себе знать.
Против того, чтобы некоторое время провести у Димы, девушки не возражали. А куда им деваться? Закрыв их дома на ключ и велев не шуметь, Дима снова сел в машину и отправился в “Оазис”. Около заведения полицейских машин уже не было, но двери были заперты, и неоновая вывеска выключена. Побродив вокруг полчаса, Дима вернулся домой.
По-прежнему телефоны не отвечали — ни у Нахшона, ни у Сони. Сварив картошку и достав колбасу из холодильника, Дима позвал девушек ужинать. Наступал вечер, а он все еще не знал, как поступить. Эх, узнать бы, где живет Нахшон!
Ночь Дима решил провести в автомобиле. Дома все равно не было места, да и оставлять машину без присмотра в его квартале небезопасно. Случись что-нибудь с этим новеньким и блестящим, как елочная игрушка, “Пежо”, потом с Нахшоном по гроб жизни не расплатишься.
Поначалу он долго не мог заснуть, хотя сиденья, разложившись, оказались куда удобней его старой кровати с продавленным, не очень чистым матрацем. Видно, сказывались напряжение последних часов и неясная ситуация, в которой оказался он и его “товар”. Под утро он все же заснул, но проспал всего два часа.
А ситуация и в самом деле была аховой. Мало того, что в его квартире находились сейчас нелегалки и деть их было некуда, он и сам оказывался ничем не лучше их — в чужой машине, без документов и даже не в состоянии что-то внятно объяснить, заинтересуйся им какой-нибудь полицейский. А ведь в Тель-Авиве совсем не то, что на трассе — вон их сколько на каждом перекрестке!
Пересчитав деньги в кошельке, Дима вздохнул и отправился в супермаркет покупать хлеб, молоко, йогурты и кофе. Сидящих в взаперти девушек нужно накормить, ведь не зверь же он, чтобы морить их голодом! Когда еще Нахшон объявится?
В полдень наконец раздался звонок от Нахшона. Голос его был, как всегда, самоуверенный и бодрый:
— Все в порядке? Ну, и замечательно. Пару дней девушки поживут у тебя, а потом я их заберу. — Он хохотнул в трубку. — Можешь ими пользоваться. Бесплатно…
— А машина?
— Где ты ее оставил?… Хорошо, сейчас подъеду на такси, выйди на улицу и отдай мне ключи…
И в самом деле, через два дня он забрал девиц, наградив Диму ста шекелями и похлопав по плечу:
— Я знал, что ты парень что надо! Будем работать и дальше…
Со ста шекелями в кармане Дима почувствовал себя совсем уверенно. Впервые за последние полгода он позвонил с уличного автомата матери и сестренке и сообщил, что у него все в порядке, живет он на берегу моря, имеет постоянную работу и, если все будет и дальше так, то можно будет задуматься об их приезде сюда.
Нахшон не появлялся почти неделю. А когда появился, то как ни в чем не бывало сообщил:
— Поедешь снова к Ахмету.
— За девицами?
— Нет. За коробками, как раньше.
— Нет проблем…
Свертка с деньгами на сей раз он не дал, но сказал, что Ахмет нам верит, потому что мы люди честные и его не обманем.
То, что Нахшон говорил уже не о себе, а о них вместе, порадовало Диму. Выходило, что он теперь не просто работник, а как бы даже партнер этого тертого жучка, участвующий в совместном бизнесе и при случае принимающий какие-то решения. Чего, спрашивается, еще желать от жизни? Все-таки здорово, когда тебе доверяют!
— Слушай, брат, — сказал кривой Ахмет после того, как они встретились в условленном месте на берегу пустынного пляжа и присели на камни выкурить по сигарете, — есть у меня к тебе маленькая просьба. Ведь мы с тобой друзья, правда?
— Правда.
— Сделай одолжение, подвези одного нашего парнишку до Тель-Авива, а? Он из Газы, и у него нет разрешения на работу в Израиле. А семья большая, надо как-то кормить.
— Нахшон знает?
— Нахшон не знает, и знать ему не надо.
— Почему?
— Ну… — Ахмет немного замялся и вздохнул. — Он, понимаешь, в боевых частях служил и к таким вещам относится не очень хорошо. Это все-таки не нелегалки из вашей России, а жители территорий. Они, — он махнул рукой куда-то в сторону, будто Дима был соотечественником не Нахшона, а именно его, Ахмета, — в каждом… арабе видят опасность. Ты меня понимаешь? А мы такие же точно люди, как и вы, и хотим жить в мире. Посмотри сам на этого парнишку — какой из него террорист? Он только хочет заработать немного денег.
— А где этот парнишка?
— В моей машине.
Дима оглянулся и только сейчас заметил, что в машине Ахмета сидит на заднем сиденье худой смуглый парень лет восемнадцати. Несмотря на жару, он зябко кутался в теплую зимнюю куртку и исподлобья поглядывал на Ахмета и Диму.
— Что с ним?
— Простудился. — Ахмет прикурил новую сигарету. — Ничего, отлежится немного, и все с ним будет в порядке.
— Где отлежится? — усмехнулся Дима. — Он, как я понимаю, тоже нелегал…
— Пока есть возможность попасть в Тель-Авив, нужно ею воспользоваться. А то закроют Газу, как это нередко бывает, и жди потом… А тут у нас есть места, где его никто не найдет. Почувствует себя лучше, пойдет работать — это тоже все схвачено. На стройку или еще куда-нибудь…
— Вот у вас как… — задумался Дима.
Ему очень не хотелось связываться с такими вещами, с которыми даже Нахшон не хотел иметь дело. Ахмет, словно догадавшись, полез в карман и вытащил две сотенные бумажки.
— Это тебе за работу… Не бойся, тут нет никакого риска. Ты же меня знаешь, я тебя обманывал?
— Знать-то знаю, — тянул Дима, но Ахмет почти насильно всунул ему в руку деньги и сказал:
— Тебе его семья благодарна будет за то, что ты спас ее от голодной смерти. У вас, русских, сердца добрые. Не то что у этих… — он махнул рукой куда-то в сторону и замолчал.
— Даже не знаю… — Дима комкал деньги, не зная, сунуть ли их в карман или вернуть Ахмету. Но тот уже встал с камня и спрятал руки за спину.
— Вот и договорились. Давай переставим тебе коробки для Нахшона, а парень пускай садится на заднее сиденье. Хорошо?
— Где его высадить?
— Он покажет.
В этот вечер Дима благополучно передал машину с товаром Нахшону, получил законную двадцатку и отправился домой. Несколько раз он пытался достать из заднего кармана брюк двести шекелей, полученные от Ахмета, но они почему-то жгли руки. На душе было неспокойно, словно он обманул не столько Нахшона, сколько самого себя. И уже не в радость была эта совершенно невероятная по нынешней ситуации сумма. Просто было какое-то неясное чувство, что он совершил что-то крайне постыдное, о чем никто пока не догадывается и, дай Б-г, чтобы не догадался.
— Больше с Ахметом связываться не буду! — сказал сам себе Дима. — А станет еще упрашивать, скажу, что Нахшон обо всем пронюхал. Похоже, он этого и в самом деле опасается.
Однако от подобного решения легче не становилось. Наоборот, с каждой минутой ему становилось все хуже и хуже. Плюнув в сердцах, он отправился в супермаркет, купил бутылку водки, в одиночку выпил ее дома и завалился спать тяжелым, беспокойным сном.
Почти неделю Нахшон не появлялся и не звонил. За это время Дима немного успокоился и успел даже придумать новые отговорки, если Ахмет станет снова просить отвезти кого-нибудь в Тель-Авив. На двести шекелей он приоделся и приобрел совсем цивилизованный вид, без сожаления выбросив свою старую, порядком истрепавшуюся одежду. А когда деньги закончились, стал ждать звонка Нахшона, и наконец тот позвонил.
— Наша приятельница Соня открыла новое заведение, — жизнерадостно сообщил он, — и ей снова требуются девочки. Завтра утром поедешь к Ахмету… У тебя все нормально?
— Нормально, — ответил Дима, и на душе у него снова стало муторно.
Конечно же, в данной ситуации возить девочек, наверное, безопасней, чем коробки с китайским барахлом. Едва ли Ахмет попытается посадить вместе с нелегалками какого-нибудь араба. Хотя кто знает, что у него на уме?
Утром Дима ждал у перекрестка машину с Нахшоном. Ровно в назначенное время бордовый “Пежо” вывернул из-за угла и притормозил у обочины.
— Ты, смотрю, время зря не терял, — пропел Нахшон, вылезая из-за руля.— Прибарахлился. Откуда деньги-то? Разбогател? Богатый дядюшка из Америки прислал?
— Так, — отмахнулся Дима, — экономил…
Нахшон подозрительно оглядел его с головы до ног и покачал головой:
— Денег у тебя и на еду в обрез, а это все откуда?
— В магазине продукты разгружал, — соврал Дима, — и вообще…
— Ну-ну, — сказал Нахшон с сомнением, но ничего больше не прибавил.
Как обычно, они сели в машину, и до выезда из города за рулем был Нахшон. Включив новости, он стал слушать быструю ивритскую скороговорку диктора, из которой Дима улавливал лишь отдельные фразы, тем не менее все же понял, что речь идет о каком-то теракте, который произошел некоторое время назад в Тель-Авиве.
— Поясни, о чем там говорят, — побледнев, попросил он Нахшона, — а то я не все понимаю…
Дослушав новости до конца, Нахшон объяснил, что час назад в одном из людных кафе в центре араб-самоубийца из Газы взорвал себя, и вместе с ним погибло много людей.
— Молодой? — еще больше побледнев, спросил Дима.
— Кто молодой? — удивился Нахшон.
— Этот араб-самоубийца… Сколько ему лет, сказали?
— Девятнадцать. — Нахшон поглядел на него и нахмурился. — Эй, что с тобой? На тебе лица нет!
— Ничего, — пробормотал Дима и опустил глаза.
— Нет, ты скажи! — Голос Нахшона изменился, и в нем появились какие-то незнакомые тревожные нотки. — В чем дело? Ты что-то знаешь?
— Нет…
— Стоп! Так дело не пойдет. — Нахшон резко притормозил и крепко ухватил Диму за плечо. — Что-то здесь не так. Или ты мне сейчас рассказываешь все, что знаешь, или…
— Я ничего не знаю, — тихо проговорил Дима, но губы у него предательски дрогнули. — Поехали…
Однако так легко отвязаться от Нахшона не удалось.
— Что-то ты крутишь! — Он на мгновение задумался и вдруг выдал: — Признавайся, ты был знаком с этим парнем-самоубийцей?
— С чего ты взял?!
— А зачем спрашивал, сколько ему лет?
— Просто так…
— Нет! Просто так не спрашивают! Рассказывай все начистоту, или мы сейчас едем в полицию, и они уже будут говорить с тобой иначе!
Дима исподлобья посмотрел на Нахшона и не узнал его: это уже не был хитрый и пронырливый делец, лицо его было строгим и суровым, а мелкие смуглые кулачки, поросшие редким черным пухом, плотно сжаты, будто он собирался драться.
И тут Диму прорвало. Запинаясь и путаясь в ивритских словах, он рассказал о том, как Ахмет просил подвезти до Тель-Авива молодого араба, который слез, едва они въехали в город, и тут же исчез в толпе. Вряд ли это тот самый террорист, что взорвался сегодня, ведь прошло несколько дней, и потом Ахмет — разве он может сделать им такую гадость, правда?
Минуту Нахшон переваривал услышанное, потом жестко распорядился:
— Едем вместе, я сам поговорю с Ахметом. А потом будем с тобой разбираться… Черт бы тебя побрал!
Бордовый “Пежо” без усилий обгонял машины, плотным потоком несущиеся на юг по приморскому шоссе. Все так же мягко журчал кондиционер, только приемник был сейчас выключен, и в салоне застыла напряженная тишина. Нахшон управлял машиной уверенно и не глядел на Диму, лишь вдавливал педаль газа до упора и, глубоко затягиваясь, курил одну сигарету за другой.
Дима безразлично глядел на мелькающие за стеклом деревья, и ему тоже хотелось курить, однако при Нахшоне он почему-то стеснялся.
— Ты мне так ничего и не хочешь сказать? — нарушил тишину Нахшон, но Дима только пожал плечами. — Значит, я понимаю, ты наделал проблем, а сам хочешь остаться в стороне?
— Каких проблем?! — тоскливо протянул Дима. — Неужели ты всерьез думаешь, что этого террориста в Тель-Авив привез именно я?
— Может, и не ты, но ты привез араба, у которого нет разрешения находиться здесь. Ты хоть понимаешь, что нарушил закон?
— А ты не нарушаешь закон, когда возишь из Газы китайский хлам и проституток?
От возмущения Нахшон даже ударил кулаком по рулю:
— Ты не видишь разницы? Ты вообще что-нибудь видишь в этой жизни? Знаешь, сколько людей погибло сегодня в теракте? Между прочим, среди них есть и твои соотечественники…
Дима болезненно поморщился и вздохнул:
— Что же ты тогда ждешь? Сдай меня в полицию, зачем везешь к Ахмету? О чем ты будешь с ним говорить?
— Вот и я так думаю, — пробурчал Нахшон, — сдам тебя в полицию, и сиди там, где тебе самое место… Но для начала разберемся с Ахметом.
Как он собирался разбираться с Ахметом, было не совсем понятно, но Диме только сейчас стало по-настоящему плохо. Он до сих пор никак не мог понять, в чем виноват, ведь и в самом же деле не все арабы, в конце концов, террористы! Подозревать же всех поголовно — с ума сойти… В чем, спрашивается, его вина? В том, что он всего лишь подвез парня, которому нужно кормить семью? Правда, сделал он это небескорыстно. Не дай Б-г, Нахшон узнает еще и о двухстах шекелях.
И вдруг ему почудилось, что он на мгновение перенесся в грязноватый кабинет начальника паспортного стола капитана Северцева и глядит не сквозь автомобильное стекло на аккуратные пальмы вдоль дороги, а сквозь ажурные оконные решетки на милицейский двор с желтыми дежурными “уазиками”…
— Ехал бы ты лучше к своим! — почти слово в слово повторил слова капитана Нахшон. — Там тебе самое место…
— Куда — к своим? — снова, как тогда, насупился Дима.
— Будто не знаешь — в Россию.
И тут Диму прорвало:
— К своим? А кто свой? Те, кто там, или ты? Оттуда меня тоже посылали сюда! Выходит, мне уже и места нигде нет? Да? А я, между прочим, человек! Ничего мне ни от кого не нужно — ни жалости, ни помощи… Не хочу! Одного прошу: не трогайте меня, дайте мне жить, надоели мне ваши нравоучения!
— Ишь, чего захотел! — покосился Нахшон. — А когда тебе деньги дают, между прочим, не отказываешься…
— Пошел ты со своими деньгами!
Нахшон резко съехал на обочину и притормозил:
— Все, хватит! Выходи! Убирайся отсюда! Не хочешь, чтобы тебе помогали, не надо. И с квартиры сегодня же выметайся. Документы получишь, когда со мной рассчитаешься…
— Сегодня же уйду! Сколько я тебе должен?
Лицо Нахшона побледнело, губы сжались в узкую полоску, и он выдавил, словно плюнул:
— Свинья ты неблагодарная! Пошел вон, пока я тебя не ударил… Псих!
Дима рывком распахнул дверь и выбрался наружу. После прохлады салона в лицо ударил горячий поток полуденного жара, но он решительно пошел по обочине, не прячась в тень деревьев и ничего не видя перед собой. Он слышал, как в “Пежо” заурчал мотор, но машина не уехала.
— Стой! — донесся голос Нахшона.
— Что тебе? — не оборачиваясь, спросил Дима, но шаги замедлил.
— Если ты мужчина, то сейчас сядешь в машину и мы поедем разбираться с Ахметом. А все остальное решим потом.
— Зачем тебе эти разборки? Тебе и так все ясно…
— Неясно!
Ни слова не говоря, Дима вернулся и сел на заднее сиденье, где совсем недавно сидел молоденький араб, зябко кутавшийся в зимнюю куртку.
Ахмета на условленном месте еще не было, и они, подъехав почти к самой кромке воды, оставили машину и присели на острые ноздреватые камни, выступающие из песка.
— Учти, даже если выяснится, что ты ни в чем не виноват, — прикуривая очередную сигарету, проговорил Нахшон, — все равно уже не будет по-прежнему. Не надейся. С Ахметом я разберусь, а вот с тобой… Такого добра, как ты, везде полно, только свистни… Другого работника найду!
Дима промолчал, только скрипнул зубами. А Нахшон, распаляясь, продолжал дальше:
— Теперь я понимаю, за что вас, русских, нигде не любят. Вам очень нравится быть добренькими, но за чужой счет. Напакостите, а нам расхлебывай…
— Замолчи! — Дима вцепился в камень, на котором сидел, и из-под его ногтей показалась кровь.
— Ишь, обиделся! — Голос Нахшона стал насмешливым и издевательским. — Зачем ты приехал сюда? Думал, здесь для тебя рай будет? Мол, отыщется какой-нибудь сердобольный Нахшон, который станет кормить тебя только за то, что ты такой бедный и несчастный? Только за то, что тебя тоже сделали гражданином нашей страны? Да чем ты лучше тех же самых беспаспортных проституток?
— Еще одно слово…
— Ты мне угрожаешь? — Нахшон вскочил с камня и всплеснул руками. — Мне?! Ой, как страшно!
И тут Дима не выдержал. Отчаянным прыжком он бросился к Нахшону, сбил его с ног и стал изо всех сил молотить кулаками, не разбирая, куда бьет. Поначалу Нахшон пробовал сопротивляться и даже укусил за запястье, но Дима, схватив его за голову, стал бить о камни. Постепенно сопротивление Нахшона ослабло, и, когда Дима опомнился, тот уже не подавал признаков жизни. Перевалившись через неподвижное тело, Дима отполз в сторону и встал на ноги. Не сводя взгляда с Нахшона, он с трудом отдышался и хрипло позвал, сразу забывая об обиде и уже догадываясь, что сделал всего минуту назад:
— Эй, вставай, хватит…
Присев рядом на корточки, он машинально подергал брючину и вдруг, задрав голову, заскулил протяжно, по-волчьи.
— Алло, приятель! — раздался за спиной голос Ахмета. — Что тут происходит?
Моментально собравшись, Дима повернул голову и исподлобья поглядел на араба.
— О, и Нахшон приехал! — обрадовался Ахмет и вдруг осекся: — Что ты с ним сделал? Ты его… убил?!
Молча поднявшись с корточек, Дима медленно шагнул к Ахмету, но тот, неуклюже подпрыгнув, бросился от него, причитая на ходу:
— Я ничего не видел! Я никому не скажу! Не трогай меня!
— Стой! — Желтая стена гнева снова окружила Диму, и он зашипел сквозь зубы: — Это же из-за тебя…
— Не надо! — увязая в песке и задыхаясь, Ахмет быстро ковылял к своему старенькому “Вольво”, и его кривое лицо перекосилось еще больше. — Ой, не могу, сердце…
Он успел добежать до своей машины, распахнул дверь, ввалился внутрь, но захлопнуть уже не сумел. Когда Дима подошел, Ахмет полулежал, свесив ноги на землю, изо рта его вырывался хриплый кашель, а лицо прямо на глазах наливалось кровью. Говорить он уже не мог, только безумно водил глазами из стороны в сторону. Постояв над ним несколько мгновений, Дима бессильно опустился на песок и глухо, без слез заплакал…
До Ашкелона он добрался на попутке. Брать машину Нахшона или бесчувственного, неизвестно живого или нет Ахмета он не посмел. Ему хотелось поскорее исчезнуть отсюда, только бы не видеть сиротливо стоящие друг против друга новенький “Пежо” и старую “Вольво”, распластанное среди камней тело Нахшона и беспомощно торчащие из машины ноги кривого Ахмета.
Терять было больше нечего. Около рынка на глаза ему попалась старая “Субару”, хозяин которой, видимо, забыл поднять стекло. Он забрался в салон, вырвал проводки от зажигания и завел машину без ключа. Пофыркав черными бензиновыми клубами, двигатель нехотя заработал, и Дима, не оглядываясь по сторонам, вырулил на дорогу. Ехать ему было некуда, но он все равно направился в сторону Тель-Авива.
— Едь к своим… — бормотал он, вжимая до упора педаль газа и мертвой хваткой вцепившись в руль. — Еду… к своим… Уже приехал, куда дальше!
В Тель-Авиве он машинально свернул в сторону своей квартиры, с которой час назад его выгнал Нахшон, потом, спохватившись, проехал мимо, пока наконец не понял, что дальше ехать и в самом деле некуда. Тогда он бросил машину и пошел куда-то вперед, не разбирая дороги. И уже почти у самой набережной дорогу ему преградили полосатые пластиковые ленты, за которыми стояло несколько фургонов “скорой помощи”, а впереди мигали тревожными маячками полицейские машины. Повсюду бегали люди, и среди них выделялись бородачи в кипах и веселых желтых накидках поверх белых рубашек, собирающие в прозрачные пакеты кровавые ошметки от тел погибших.
— Ой, сколько людей погибло в теракте! — причитала какая-то женщина. — Нелюди! Что они с нами делают?! Когда это все кончится?!
Некоторое время Дима всматривался поверх голов, но разобрать, что творится за плотной стеной людей, не смог.
— Я бы всех этих террористов и тех, кто им помогает… — бубнил тощий высокий дядька с собачкой на поводке. — Ух, я бы их без суда и следствия!..
Дима отошел от них, но, сделав несколько неуверенных шагов, прислонился к стене дома и медленно сполз на каменные плиты тротуара.
— Человеку плохо! — закричал кто-то, указывая на него пальцем. — Еще одному…
— Мне плохо… — шептал Дима, до боли кусая губы. — Мне плохо… Если бы вы знали, как мне пло…